CC BY
34
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2012. № 3
Н.С. Федоркин, докт. филос. наук, проф., зав. кафедрой политологии и социологии политических процессов социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова*
ГОСУДАРСТВО КАК ФАКТОР СТАНОВЛЕНИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В ПЕРЕХОДНЫХ СТРАНАХ
В статье выявлены некоторые уроки Великих реформ для современного этапа российской модернизации, раскрыты лидирующая роль государства в процессе демократизации стран транзитного типа, проблемы и специфические черты формирования гражданской культуры в современной России.
Ключевые слова: гражданское общество, гражданские и политические права, политическая система, механизм властвования, политические партии, группы интересов, гражданская политическая культура, политико-культурный генотип, правящая элита, бюрократия, политическое поведение и участие, модернизация.
Author analyzes the lessons of the Great Reforms for the modern stage of Russian modernization process, leading role of the state in the process of democratization in transit countries, problems and specific characteristics of the civil culture development in contemporary Russia.
Key words: civil society, civil and political rights, political system, mechanisms of power, political power, interest groups, civil political culture, political-cultural genotype, ruling elite, bureaucracy, political behavior, modernization.
Цель любой политической системы — обеспечить условия ее стабильного, устойчивого функционирования и развития. Индикаторами такого процесса функционирования политической системы являются ее способность относительно бесконфликтно, избегая кризисов, обеспечивать себя ресурсами, регулировать отношения между властью и обществом и внутри власти, энергично и эффективно реагировать на внутри- и внешнеполитические процессы, создавать, размещать и распределять в обществе ресурсы и ценности, системой средств и методов символизировать (демонстрировать) свою мощь, постоянно поддерживая легитимность, баланс отношений власти и общества. Подобная идеальная модель функционирования политической системы реально может быть реализована в странах с развитым гражданским обществом, там, где гражданское общество находится с государством в более или менее паритетных отношениях, где доминирующим типом политической
* Федоркин Николай Семенович, e-mail: [email protected]
культуры является гражданская политическая культура участия1. Но даже и в развитых, или, как часто говорят, в "старых демократиях" этот механизм властного общения намного сложнее, и государство здесь часто выполняет поддерживающую, регулирующую роль в функционировании гражданского общества2.
Индикаторами отклонения от заданных параметров выступают характеристики отдельных структурных микропроцессов культуры участия: волеизъявлений граждан в ходе формирования институтов законодательной и исполнительной власти, артикуляции и агрегирования интересов граждан, разработки и реализации законов, осуществления контроля гражданского общества за институтами власти — это далеко не полный набор переменных, характеризующих состояние "здоровья" системы в целом и ее отдельных составляющих. Очевидно, что степень баланса взаимодействия конкретной политической системы и гражданского общества во многом определяется уровнем экономического, социокультурного и политического развития страны, целой системой факторов, связанных с историческими особенностями, географическим и геополитическим положением страны, ее размерами, климатом, этнической структурой, типом политической системы и государственного устройства.
В странах транзитного типа, в том числе и в посткоммунистических странах, вставших на путь либеральной модернизации, лидирующая роль государства в демократическом преобразовании обусловлена самой природой социально-политического механизма функционирования демократической социально-политической системы, которую здесь только еще предстоит создать. Реально эта роль проявляется, во-первых, в создании законодательной базы, регулирующей отношения в сфере взаимодействия государства и формирующегося гражданского общества, институализации прав человека и гражданина, закрепления этих позиций в международных институтах по защите прав и свобод граждан. Во-вторых,
1 Существуют различные подходы в понимании дефиниции гражданского общества. Рассматривая его в контексте механизма властвования в политической системе, автор определяет гражданское общество как совокупность социальных отношений и институтов, функционирующих относительно независимо от политической власти и способных через систему институтов опосредования (политических партий, групп интересов, групп давления) оказывать влияние на процесс принятия либо не принятия тех или иных политических решений. Сфера этих отношений ограничивается преимущественно "горизонтальными связями" различного рода самоорганизующихся ассоциаций, но при этом в процессе взаимодействия гражданского общества и государства между ними возникает силовое поле отношений, формирующее специфический механизм взаимодействия власти и общества.
2 См.: Ховард М.М. Слабость гражданского общества в посткоммунистической Европе. М., 2009. С. 30—31, 54 и др.
в исполнении государством важнейших функций гаранта декларируемых в конституциях и в иных законодательных нормах прав и свобод граждан, в культивировании в обществе ценностей права, привитии гражданам "вкуса" к ним, к следованию его нормам. В-третьих, в формировании условий для развития своей собственной социальной базы и социальной базы гражданского общества — среднего класса. В-четвертых, в оказании государством реальной поддержки в укреплении зарождающихся институтов гражданского общества и иных демократических институтов. В-пятых, в формировании у населения правовой и политической культуры, в создании реальных условий для активного, включенного и рационального участия граждан в общественной жизни страны. Словом, лидирующая роль государства в транзитных процессах проявляется в ходе трансформаций и развития социально-политических институтов, политико-культурных и правовых ценностей, политического поведения индивидов.
Однако утверждение демократии в переходных странах не сводится к простой "конституционной инженерии" и торгу в кругах элит. "Подлинная демократия — не механизм, который достаточно завести, чтобы он работал автоматически. Ее дееспособность зависит от народа"3. Такая демократия представляет собой скорее результат длительного перехода, вставших на этот путь народов, чем простое приложение готового и реализованного проекта в западной версии к условиям различных по уровню своего развития и возможностям осуществления социальной модернизации стран, исторически оказавшихся на этом неизбежном, по сути, пути. Исторический опыт развития теорий модернизации за последние более чем полвека убедительно доказал, что далеко не все страны, даже при самых благоприятных возможностях, в состоянии осуществить ее. Требуются, по крайней мере, четыре необходимых условия, составляющих, к примеру, экономическую основу социальной модернизации. К ним можно отнести наличие значительных природных ресурсов, человеческих ресурсов, технологий, накоплений. Отсутствие этой основы для модернизации уже сразу может отсечь значительную часть развивающихся стран, которые по объективным основаниям вряд ли когда-либо вообще сумеют войти в группу развитых стран современного мира.
Но даже при наличии этих оснований для социальной модернизации, которые в определенной ситуации могут обеспечить экономический рост, создать предпосылки для модернизации всей социально-политической системы, ее успешная реализация вполне
3 См.: Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия. Последовательность человеческого развития. М., 2011. С. 11.
может быть поставлена под вопрос. И этим вопросом является культура данного общества в широком смысле этого понятия4 и тип политической культуры в частности. Уже цитируемый Р. Ингл-харт еще в 90-е гг. прошлого века отмечал, что "культура народа не может быть изменена в одночасье. Можно поменять правителей и законы, но на изменение базисных установок, определяющих своеобразие культуры нации, уйдут долгие годы. Даже при революционных преобразованиях вероятнее всего то, что их отдаленные во времени последствия будут значительно отличаться от того, что хотелось бы видеть революционерам, и что существенные элементы прежней модели общества сохранятся"5. Чтобы демократия стала зрелой, эффективной, полагает автор, необходимо нечто большее, чем институциональная структура и демократический настрой элит. Она становится результатом действия более масштабных эмансипационных сил, неразрывно связанных с человеческим развитием, с распространением ценностей самовыражения, которые и ведут к установлению демократического строя. Она прочно укореняется "в общий синдром человеческого развития, связывающий модернизацию с растущим значением самовыражения в массовом сознании, а также ценности самовыражения с демократией"6.
4 Например, Б.С. Старостин выделяет четыре предпосылки, или уровня, культуры, в совокупности влияющих на возможности и ход процессов модернизации в развивающихся странах. К ним он относит: технологический и управленческий уровни культуры, уровни политической и цивилизационной культуры (см. подробнее: Старостин Б.С. Проблема модернизации: история и современность // Модернизация и национальная культура: Мат-лы теорет. семинара. М., 1995. С. 8—23). Хотя следует отметить, что глобализация, например, способствует развитию офшорного капитала и возникновению динамичных экономик в небольших государствах даже с авторитарными политическими режимами. Это вступает в противоречие с классическими теориями модернизации в ее либеральной версии и тем самым выводит проблему теорий модернизации в методологическую плоскость, что составляет уже самостоятельную тему исследования.
5 Цит. по: Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998. С. 195.
6 См.: Инглхарт Р., Вельцель К. Указ. соч. С. 333. Р. Инглхарт относит себя к сторонникам теории "эмансипационной демократии", в синтезе охватывающей процессы модернизации, культурных изменений и демократизации. В эпоху промышленной революции осуществляется переход от традиционных ценностей к секулярно-рациональным, вследствие чего власть и авторитет стали утрачивать сакральный характер. На постиндустриальном этапе модернизации в культурной сфере начинает преобладать, по мнению автора, иной сдвиг — ценности выживания первоначального этапа модернизации замещаются ценностями самовыражения. Распространение ценностей самовыражения превращает процесс модернизации в процесс человеческого развития, повышающего степень индивидуальной свободы и расширяющего спектр выбора. Таким образом, осуществляется "гуманистическая" трансформация модернизационного процесса.
Обращение к многоаспектному творчеству Р. Инглхарта в плане рассматриваемой проблемы имеет оправданный и частично дискуссионный контекст. Он является сторонником тех авторов, которые ставят под сомнение доминирующую роль политических элит в переходных процессах к демократии, хотя и не отрицает ее в целом, отдавая приоритет "эмансипационным социальным силам", пробужденных ценностями самовыражения и поэтому способных воздействовать на политическое поведение элит7. В случае, когда в обществе "широко распространены ценности самовыражения", иными словами, когда в обществе присутствуют социальные группы с активистским типом политической культуры, "духом гражданственности", тогда естественно можно ожидать "давления на элиты" со стороны пусть даже, добавим, слабо либо среднеразвитого гражданского общества. И тогда действительно ценности самовыражения определенных социальных групп могут "подпитывать массовую оппозицию авторитаризму", а "ценности выживания", напротив, ограничивать ее масштабы. Словом, если в обществе формируются, в терминологии автора, ценности самовыражения, то они возникают не только у основной массы населения, но и у элит. Если, например, преобладающий тип политической культуры масс становится более враждебным по отношению к коррупции, авторитаризму, то те же черты приобретает и культура элит. Таким образом, концептуальная модель автора демонстрирует определенную последовательность в становлении эффективной демократии, отправной точкой которой «является социально-экономическое развитие, затем возникают ценности самовыражения, затем "порядочность" в поведении элит и, наконец, формируется эффективная демократия»8.
Как всякая "модель", данная точка зрения, на наш взгляд, отличается определенной узостью подхода, схематизмом в понимании реальных политических процессов в переходных, да и не только в переходных, странах в историческом, страноведческом и политико-ситуативном аспектах. Этот взгляд чем-то напоминает, например, известную полемику В. Ленина и Г. Плеханова по поводу возможности применения марксизма к условиям российской действительности конца XIX — начала ХХ в. Как известно, ортодоксальный марксизм Г. Плеханова оказался несостоятельным в объяснении возможного развития оппозиционного процесса в России, хотя и верным с точки зрения догмы, "модели". В России победил не ортодоксальный марксизм Г. Плеханова, а ленинизм, учитывавший и догму, и необходимость ее "творческого развития", и специфику российского политического процесса, и специфику конкретных
7 Там же. С. 315 и др.
8 Там же. С. 323.
политических ситуаций. В. Ленин был прагматиком, действовал как реальный политик, мог при необходимости идти против течения, а Г. Плеханов в этом вопросе довольствовался ролью политического доктринера. В отличие от Г. Плеханова В. Ленин руководствовался пониманием политики как искусства возможного, предвидя и обосновывая возможные варианты развития политического процесса в калейдоскопе его меняющихся фаз и этапов.
В неразвернутом виде на этом частном примере мы видим и ту огромную потенциальную роль политического лидерства и политической элиты — положительную и негативную, — какую они могут играть и на этапе борьбы за демократические преобразования страны, и на этапах, когда элита, обладая реальной государственной властью, осуществляет свои проекты социальной и политической модернизации. В рассматриваемом контексте политическая история России дает нам концептуальное представление о роли государства, политических элит и общества в драматических процессах демократизации страны на разных ее исторических этапах развития вплоть до наших дней, т.е. на доиндустриальном (XIX в.), индустриальном (XX в.) и постиндустриальном (современная Россия).
Для всех этих этапов характерной особенностью попыток социальной и политической модернизации России является то, что все ее проекты зарождались "сверху", имея свои особенные причины, цели и задачи, идеологическое обоснование и последствия. А исторические особенности развития страны во многом определяли общность проблем и сложностей перехода страны к современной эффективной демократии, с которыми ей уже приходилось встречаться и ранее.
Первый системный проект социально-экономической модернизации страны, Великие реформы 60—70-х гг. XIX в.9, хотя и являлся в известном смысле продолжением реформ Екатерины II и ее внука Александра I, но реально был следствием кризиса политического режима Николая I, остро проявившегося в ходе неудачной для России Крымской войны (1853—1856). Это была эпоха, когда власть и слабое российское общество в равной мере осознавали кризисный характер сложившейся ситуации и неизбежность коренных преобразований николаевской социально-политической системы. Власть инициировала реформы, разработала их концепцию как систему взаимосвязанных реформ, призванных обновить образ России, придать ей импульс развития с целью перевода в класс передовых стран того времени. По существу это был осознанный отход власти от изжившей себя в предшествующей эпохе изоляционистской политической идеологии, выраженной в известной триаде "православие, самодержавие, народность".
9 Подробнее см.: Федоркин Н.С. У истоков гражданской свободы в России. К юбилею первого системного проекта модернизации страны // Пространство и время. 2011. № 4 (6). С. 23—31.
Отмена крепостного права составляла фундамент всех остальных реформ — местного (земского) и городского самоуправления, судебной системы, системы образования (университетского, начального и среднего), военной, финансовой систем. Концепция реформ рассматривалась властью как дальнейшее формирование в стране после реформ Екатерины II, гражданского строя, наделение вслед за дворянским сословием (1785) личными, гражданскими свободами огромной массы российского крестьянства — крепостного и государственного. Власть исходила из тех принципов, что гражданские свободы неприкосновенности личности, имущества и прав гражданских отношений могут быть постепенно обеспечены и в условиях абсолютизма.
Эти реформы в целом по своему характеру и содержанию для России действительно были великими и либеральными. Изменение статуса крестьян с необходимостью вело к изменению местного самоуправления, системы судов и судопроизводства. В 1861 г. было введено волостное и сельское крестьянское самоуправление с выборными от крестьян должностными лицами. Принципы выборности и всесословности легли в основу формирования губернских и уездных земских учреждений (1864), городского самоуправления (1870). Новая судебная система России после реформ оказалась одной из лучших в Европе. Суд был бессословным, состязательным, гласным с адвокатурой, с выборностью мирового суда, с судом присяжных, представленными различными социальными группами с большим участием крестьянства. Реформы потенциально создавали условия для формирования социальных лифтов горизонтальной и вертикальной мобильности наиболее активной части населения, что в целом вело в перспективе к изменениям социальной структуры общества. Использование властью гласности в качестве одного из важнейших механизмов подготовки и осуществления реформ активизировало деятельность общественных сил. Если говорить об истоках гражданского общества в России, то бесспорно можно утверждать, что его слабые ростки зародились именно в эту эпоху, хотя они и "прорастали" в основном в границах дворянского сословия, имевшего к этому времени и гражданские права, и относительную возможность пользоваться "свободой мнений". В формировании основ гражданского строя начиная с эпохи Екатерины II дворянству отводилась особая роль носителя ценностей "среднего рода людей" Запада. Этой установки на укрепление роли дворянского сословия последовательно придерживался и царь-реформатор Александр II.
Однако в целом либеральная концепция реформ, одобренная верховной властью, в ее последовательной реализации объективно должна была вступить в противоречие с монархическими убеждениями их архитектора. Император безусловно был глубоко убеж-
денным монархистом, полагая, что и российский народ и "высшие классы" не приобрели еще той степени образованности, которая необходима для представительного правления. В силу "прирожденного чувства" российский народ, как утверждал император, видит в монархической власти посланника Бога, отеческого и всевластного господина, наделенного абсолютной властью. Начиная со второй половины 60-х гг. XIX в. в его реальной политике реформ все в большей мере просматривались консервативные элементы, формирующие механизм их торможения, что восстанавливало против этой политики радикальную левую интеллигенцию, либеральную бюрократию и либеральную часть дворянства, нарождающиеся социальные группы "среднего рода людей" — реальных представителей формирующегося среднего класса. Выбрав путь гражданского развития страны, император не "мог подняться до осознания уже имевших место в политической истории Западной Европы примеров того, что гражданские реформы пусть медленно, но с необходимостью ведут к изменениям и политической системы, в противном случае она в обязательном порядке вступает в эпоху конфликтных и кризисных процессов. На завершающем этапе политической истории российского самодержавия это противоречие политического поведения царя-реформатора в прогрессирующей форме получит свое развитие в политическом поведении последних двух императоров — Александра III и его сына Николая II, уверенно, хотя и неосознанно, формировавших условия и среду исторической драмы страны 1917 г.
Первый из них, Александр III, после убийства своего отца 1 марта 1881 г., вопреки мнению большинства членов Совета министров и некоторых членов семьи, возьмет путь на свертывание реформ, реанимацию дискредитировавшей себя еще в 1840-е гг. политической идеологии "официальной народности"10, ослабление
10 Среди столпов новой волны консерватизма, пропагандировавших идеологию "православия, самодержавия, народности", особо следует выделить К. Победоносцева, М. Каткова, К. Леонтьева, кн. В. Мещерского, ренегата, быв. идеолога "Народной воли", Л. Тихомирова. Близкий друг императора, редактор консервативной газеты "Гражданин" (1872—1914) князь В. Мещерский в конце 80-х гг. XIX в. проповедовал, например, розги как самый результативный механизм, способный обеспечить покорность подданных: "Прекрати сечь, исчезнет власть. Как нужна соль русскому человеку, как нужен черный хлеб русскому мужику — так ему нужны розги. И если без соли пропадет человек, — рассуждал титулованный аристократ, — так без розог пропадет народ" (цит. по: Еременко М.В. Царствование Александра III. М., 2008. С. 38). Напомним, что до 1904 г. (что трудно даже представить) волостные суды в России могли приговорить свободного гражданина (правда, фактически скорее подданного), члена крестьянской общины, не достигшего 60-летнего возраста, к "патриархальной порке", телесному наказанию. По этому поводу еще в 1898 г. Витте обращался уже к новому императору, Николаю II, с просьбой об отмене этого права волостного суда, поскольку "розги... оскорбляют в человеке Бога", а заодно он напомнил императору, что это противоречит "общему правово-
демократических тенденций и усиление роли дворянского сословия. Будут урезаны права земств и городского самоуправления, упразднены мировые суды, университетские автономии и свободы, ограничен доступ к образованию женщин. Во внутренней политике произойдет всплеск поощряемого властью великодержавного шовинизма. Политику своего отца продолжит и последний российский император Николай II, который последовательно, до своего отречения от власти, будет охранять устои самодержавия, "как охранял его незабвенный покойный родитель". Все изменения политической системы в России и трудный путь ее превращения в начале ХХ в. в конституционную монархию станут следствием острой борьбы набиравшего силу, хотя и достаточно слабого по вполне объективным причинам, формирующегося гражданского общества.
Брошенное реформаторами 60—70-х гг. XIX в. "семя реформ", даже с учетом их половинчатого и противоречивого характера, даст ожидаемые всходы в конце XIX в., когда Россия прочно встанет на путь капиталистического развития. В стране успешно развивались мелкий и средний бизнес, промышленные компании, акционерные общества, банки, быстрыми темпами страна покрывалась железнодорожной сетью, формировался реальный средний класс со своими ценностями, потребностями и интересами. По темпам роста промышленного производства Россия значительно опережала многие европейские страны, а накануне Первой мировой войны она займет пятое место в мире по объему промышленного производства, оставаясь при этом аграрной страной с низким уровнем образования населения и отсталыми технологиями.
Ориентация политического режима на усиление традиционных основ управления империей и стремление "подморозить" страну сверху вступали в острое противоречие с реальными процессами социально-экономического развития страны, быстроменяющейся структурой общества, потребностями новых социальных групп. На рубеже ХГХ—ХХ вв. Россия объективно подошла к необходимости системной модернизации, потребность которой плохо осознавалась новым императором и большинством правящей политической элиты. В должной мере к ней не было готово и российское общество со своей удивительно слабой школой политического опыта и воспитания, с которыми оно вошло в новый XX в. Именно в эту переходную эпоху ярко проявятся те черты российской политической культуры и политического поведения, которые вполне можно
му сознанию и общим правовым нормам" страны (цит. по: Леонтович В.В. История либерализма в России 1762—1914. М., 1995. С. 214—215). Какие уж здесь демократические традиции нашей политической истории, которые по историческим меркам не вышли еще из младенческого возраста...
отнести к специфическим феноменам отечественного политико-культурного генотипа, с трудом преодолеваемого в политическом процессе и современной России.
"Свободолюбивая российская интеллигенция" XIX в., внесшая огромный и бесспорный вклад в историю борьбы с самодержавием, как известно, принципиально отказывалась от политической свободы и конституционного государства, политики, обосновывая этот тезис убежденностью в возможности непосредственного перехода России к социалистическому строю, минуя среднюю стадию европейского развития — стадию буржуазного государства. В разных контекстах этот тезис развивался славянофилами и А. Герценым, либералами и консерваторами и естественно народниками. "Как Кавелин возражал против конституционных проектов, потому что в его время (в 60-е гг. XIX. — Н.Ф.) народное представительство в России оказалось бы дворянским, так Михайловский отвергал конституционное государство (в 70-е гг. — Н.Ф.) как буржуазное". И тот и другой, как заметит далее один из авторов известного сборника "Вехи", обращали внимание на социальную природу конституционного государства, "хотя сущность его именно в том, что оно прежде всего правовое государство"11, которое может быть и "дворянским", и "буржуазным" на разных этапах своего пути к зрелой демократии.
Идея "самобытности" российского пути развития с ее идеализацией в различных интерпретациях "народного быта", доведенная до абсурда, станет тупиковой в развитии общественной борьбы, длившейся на протяжении почти всего XIX в. Переход в истории этой традиции к пониманию, что всякая социальная борьба есть борьба политическая, что политические свободы (политические права) и борьба за них являются гарантией сохранения и упрочения свобод гражданских, условием формирования в стране гражданского, демократического общества, в протестном движении станет очевидным только с обращением в конце XIX в. к марксизму и различным версиям его толкования российскими социал-демократами и "новыми" либералами. Поэтому в революционный для России XX в. оппозиционные силы (либералы, социал-демократы, в том числе большевики, эсеры и др.) войдут с минимальным опытом понима-
11 Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990. С. 111. В середине XIX в. А.И. Герцен писал о том, что правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, стала для него определенной школой. Полное неравенство перед судом убило в русском человеке "всякое уважение к законности". Какого бы звания ни был россиянин, он всюду нарушает закон, где это можно сделать безнаказанно. И совершенно также поступает правительство. "Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства" — афоризм шефа тайной канцелярии Николая I графа А^. Бенкендорфа — лучшая демонстрация природы традиции российского правового нигилизма, в том числе и его живучести в наше время.
ния сути правовых порядков, их значения и возможностей в демократическом преобразовании страны. Правовой беспредел бюрократического политического режима самодержавия будет противостоять правовому нигилизму значительной части оппозиционных сил, который к тому же будет дополняться еще и максимализмом оппозиции, ее неумением пользоваться искусством политики компромисса, сочетать в парламентской деятельности свои возможности с политическими и иными реалиями, действуя по принципу "все или ничего"12.
Да по-иному и не могло быть. В обществе сохранялись еще стереотипы патриархального сознания, политической культуры подданнического типа. Опыт политического участия граждан был ничтожно мал, и политический режим делал все необходимое, чтобы ограничить формирование условий и среды для активного и тем более включенного и рационально осмысленного участия граждан в общественной жизни страны. В думский период начала ХХ в. избирательное законодательство в руках власти, как и в современной России, станет инструментом, сдерживающим развитие демократического процесса. Начиная с реформ местного самоуправления (1864) и включая думский период развития российской демократии (1906— 1917) все выборы в России в местные органы власти и в Государственную думу были невсеобщими, неравными, непрямыми, с множеством цензовых и иных ограничений. Так, в думский период активным избирательным правом в России пользовались всего лишь около 15% населения страны13.
Первыми и единственными в дореволюционной России демократическими выборами станут только выборы в Учредительное собрание 12 ноября 1917 г. В основе их организации лежали принципы всеобщего, равного, прямого избирательного права при тайном голосовании. Впервые в России избирательные права получили женщины и военнослужащие. Были отменены цензы: имущественный, оседлости, грамотности, по национальному и религиозному
12 В западной традиции процесс перехода к демократическим формам правления осуществлялся естественно, на правовой основе, постепенно. В Англии, например, после прихода к власти в результате "Славной революции" 1688 г. первого буржуазного короля Вильгельма Оранского, власть которого ограничивалась рядом "конституционных актов", политическая форма правления представляла собой дуалистическую конституционную монархию. Потребуется еще более 100 лет и целая группа промежуточных демократических реформ, прежде чем политическая система Англии приобретет черты нынешней, по-своему классической парламентской монархии. Подобный путь к демократии пройдут Франция, США и другие страны. Россия не обладала ни одной из характеристик западной традиции движения к демократии, но зато как с одной, так и с другой стороны субъектов политического процесса демонстрировала жесткость и непримиримость политических позиций. Путь был один — к революции!
13 См.: ЛазаревскийН.И. Русское государственное право. Т. 1. СПб., 1913. С. 480.
признакам. Выборы проходили по пропорциональной избирательной системе. Их результаты показали реальный расклад политических сил в стране14. За скупыми цифрами результатов выборов уже можно было предвидеть и трудные пути движения России к демократии, где % населения составляло крестьянство. Судьба первого в России демократически созданного учредительного политического института страны хрестоматийно известна. Он просуществует один день — 5 января 1918 г. На следующий день ВЦИК издаст Декрет о роспуске Учредительного собрания.
С установлением советской политической системы почти на весь оставшийся XX в. актуальность развития реальных демократических институтов, в том числе и формирования выборных институтов власти, окажется невостребованной. Постепенно в стране (к концу 20-х гг. XX в.) сложится тоталитарная политическая система. Как конкретное воплощение на практике конституционных порядков реальный политический режим страны будет разительно отличаться от его формальных конституционных норм15.
Тем не менее советская власть за удивительно короткий срок осуществит индустриальную модернизацию страны, создаст многоотраслевую современную промышленность, науку, доступную и качественную систему образования, обеспечит развитие условий для неограниченных возможностей горизонтальной и вертикальной социальной мобильности граждан, утверждения социального оптимизма и того феномена, который в идеологических клише получит название "морально-политического единства" народа. Все это и многое другое, что является отдельной темой исследования, обеспечит победу Советскому Союзу в Великой Отечественной
14 Были избраны 707 депутатов. Из них: 370 (52,3%) — эсэры, 175 (24,8%) — большевики, 40 (5,7%) — левые эсэры, 16 (2,3%) — меньшевики, 17 (2,4%) — конституционные демократы, 2 (0,3%) — народные социалисты, 87 (12,2%) — представители национальных партий и организаций.
15 Советская политическая система в своем развитии приобретет те черты, которые характеризовали ее в последней Конституции 1977 г. Органами государственной власти являлась система Советов народных депутатов всех уровней. Их формирование осуществлялось на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании. Провозглашались политические свободы — слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций. Была возможность создания "общественных организаций", правда, лишь для "активного участия в социалистическом строительстве" и под неусыпным контролем государства. Реально же "руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций" являлась КПСС. Советы, по существу, были декоративными органами, в стране официально действовала цензура, политические свободы существовали лишь в тексте Конституции, реально все находилось под строгим контролем репрессивных органов. Выборы были безальтернативными, осуществлялись по разнарядке сверху и по существу не были ни тайными, ни свободными, ни подконтрольными обществу. Поэтому советские выборы можно назвать "выборами без выбора".
войне, беспрецедентное по срокам восстановление народного хозяйства после нее, прорыв в космос, создание ядерного потенциала, превращение страны в великую мировую державу.
Обратной стороной этих успехов будут и огромные жертвы народа, порожденные прежде всего самой сложившейся в стране тоталитарной политической системой, оказавшейся неспособной в своем развитии к внутренней трансформации в политический режим демократического типа. Xарактерными признаками ее политического режима станут: идеологизация всей жизни общества, господство одной политической партии с фактическим приданием ей государственных функций (партия-государство), монополия власти на все средства массовой информации, навязывание обществу идеологемы "вождизма", использование репрессивного аппарата для подавления инакомыслия и малейших признаков оппозиции, установление системы всеобщего контроля над поведением людей. Факторов объективного и субъективного характера, подорвавших устои сложившейся советской административной политической системы, было много. Однако процесс ее внутреннего разложения и "вырождения" был заложен в ней самой. Ее взрыв должен был произойти, речь могла идти только о времени. Это случилось в 1980-е гг.
Путь российского транзита от тоталитаризма к авторитаризму в рамках советской политической системы и от авторитаризма к демократии начиная с перестройки и до настоящего времени был и остается сложным и противоречивым. Конечно, за годы российских реформ в стране произошли системные изменения не только по формальному признаку "конституционной инженерии". В Конституции РФ 1993 г. принцип разделения властей, свобода слова, печати, совести, собраний, ассоциаций, многопартийность, политический плюрализм, свободные альтернативные выборы и другие права человека и гражданина рассматривались как высшая ценность, соблюдение и защита которых объявлялись обязанностью государства. Даже специфически российский вариант принципа разделения властей Основного Закона РФ, наделявший президентскую власть практически авторитарными полномочиями, первоначально не мешал развитию процессов формирования в стране основ гражданского общества и правового государства16. "Лихие 90-е" были не только эпохой перехода страны к рыночной экономике, но и временем формирования демократических основ государства, развития многопартийности, становления федеративных отношений, изменения социальной структуры общества и вместе
16 Динамику российской избирательной системы см. подробнее: Иванченко А.В., Любарев А.Е. Российские выборы от перестройки до суверенной демократии. М., 2006.
с ним институционализации социальных групп, которые постепенно утверждались в экономическом и политическом пространстве как его доминирующие субъекты.
Приватизация в той форме, как она происходила в России, способствовала «не столько укреплению, сколько "размыванию" социальной базы реформ, и усиливала массовые ощущения, что они проводятся прежде всего в интересах элитных групп»17. Эти группы структурировались из представителей бывшей партийно-комсомольской номенклатуры, работников торгово-распределительной сети, криминальных группировок, инициативных рабочих и служащих, руководителей госпредприятий и учреждений. Они составят основу класса российских предпринимателей, который постепенно от приватизации собственности перейдет к "приватизации" власти: либо непосредственно участвуя в ней, либо формируя в законодательных органах власти всех уровней мощные лоббистские группировки, либо создавая даже политическую партию, какой, собственно, и явилась впоследствии "партия власти", "Единая Россия"18.
При этом на протяжении всех 1990-х гг. правящая элита меньше всего беспокоилась о создании социальной базы нового социально ориентированного Российского государства — среднего класса. Проведенные в рамках разработки Государственной концепции поддержки малого бизнеса социологические исследования показали, что основными препятствиями на пути его развития выступали и продолжают выступать несовершенство системы налогообложения (60,1% респондентов), высокий уровень коррупции (32,2%), высокие ставки при получении кредита (50%), ставки арендной платы и многое другое. По разным оценкам, численность среднего класса в социальной структуре российского общества в начале нового века не превышала 18—22% трудового насе-
17 Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации: мифы и реальность (социологический анализ) 1992—2002. М., 2003. С. 65. См. также: Двадцать лет реформ глазами россиян: опыт многолетних социологических замеров / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, В.В. Петухова. М., 2011; Левашов В.К. Социо-политическая динамика российского общества 2000—2006. М., 2007.
18 Например, в 1999 г. компания ЛУКОЙЛ финансировала избирательные кампании нескольких политических партий ("Отечество — Вся Россия", "Наш дом Россия", "Единство", "СПС", а также поддержала 90 одномандатников, более 60 из которых получили депутатские мандаты (см.: Перегудов С.П. Корпорации, общество, государство. Эволюция взаимоотношений. М., 2003. С. 202—208). В ГД РФ созыва 2003—2007 гг., по данным газеты "Ведомости", не менее "300 избранных депутатов из 450 являлись либо владельцами крупных и средних бизнесов, либо делегированными в парламент GR-менеджерами корпораций, либо профессиональными лоббистами, либо просто должниками инвесторов, купивших им место в списке или кампанию в одномандатном округе" (см.: Дума по разнарядке // Ведомости. 2003. 30 дек.). А в целом в Федеральном собрании РФ этого созыва работали 32 долларовых миллиардера (500 миллиардеров // Финанс. 2007. 12—18 февр. № 6).
ления, сконцентрированного в основном в крупных мегаполисах. В его состав включается и такая специфическая и объемная для страны социальная группа, как российское чиновничество. По данным на начало 2007 г., эта часть в среднем классе составляла 54%19.
Фактически реальные представители среднего класса в 1990-е гг., да и позднее, полагались на собственную активность, в которой и видели единственное условие жизненного успеха. Для этой, трудно зарождающейся социальной группы безусловен приоритет ценностей демократии, индивидуальной свободы, уже сравнительно высокий интерес к политике, ее потенциал гражданственности очень высок. В стратификационном аспекте эта группа вписывалась в основном в молодежную страту. Однако на рубеже веков голос среднего класса практически не был слышен ни в общественной, ни в политической жизни страны. К примеру, в Государственной Думе созыва 2003—2007 гг. представительство малого и среднего бизнеса составляло всего 1,58%20. Поэтому, скажем, М.К. Горшков на рубеже веков совершенно точно определил место среднего класса в общественной жизни страны, признав его наличие, но и одновременно определив его как "молчаливое меньшинство"21. Сделать его голос слышимым — это, с одной стороны, создать фактор формирования гражданского общества, а с другой — решить его реальную проблему. Одновременно это и задача для решения ее совместными усилиями государства и общества. В лице правящей политической элиты государство в решении этой задачи явно отставало, концентрируя свое внимание на совершенно иных аспектах реформирования политической системы страны.
Уже начиная со второй половины 1990-х гг. в организации избирательного процесса страны станут проявляться такие моменты, которые в последующем приобретут черты устоявшейся и вполне осознанной властью тенденции. В правоприменительной практике организации избирательного процесса стали очевидными тенденции ограничения избирательных прав граждан, возведения в норму как неформального института "административного ресурса", бюрократического пути формирования партийных структур "сверху" и использования его в качестве инструмента влияния на избирательный процесс. Попасть, например, в избирательный "список Ю.М. Лужкова" либо любого другого мэра или губернатора на местном уровне не без оснований считалось гарантией получения
19 Новый средний // Ведомости. 2007. 2 февр.
20 См.: Гаман-Голутвина О. Государственная дума ФС РФ 1993—2003 гг.: эволюция персонального состава // Власть. 2006. № 4. С. 30.
21 Горшков М.К. Некоторые методологические аспекты анализа среднего класса в России // Социол. исследования. 2000. № 3. С. 10—12.
депутатского мандата. Эти "списки" публиковались открыто в средствах массовой информации.
Такая тенденция получит свое закрепление и в целом ряде институциональных изменений в избирательной системе с четким запретительным контекстом. В эпоху президентства В.В. Путина будут введены ограничения на проведение общероссийского референдума, ужесточены требования к политическим партиям, введена пропорциональная избирательная система, отменены выборы глав субъектов РФ, институт избирательных блоков, независимые общественные наблюдения на выборах, графа "против всех" в избирательном бюллетене, повышен заградительный барьер. Все это будет дополнено ужесточением правоприменительной практики избирательных комиссий и судов, которые будут ограничивать конкуренцию на выборах путем недопуска к выборам популярных кандидатов и партий, снятия их с выборов. В избирательном процессе этот специфический ресурс для будущих претендентов станет важнейшим после финансового. В отечественной литературе направленность этих трансформаций в избирательной системе справедливо получит название "бюрократических контрреформ"22.
Именно в это время в стране станет отчетливо проявляться усиление взаимного отчуждения власти и общества. При внешне приобретаемых политической системой черт стабильности усиливался процесс формирования в обществе типа политической культуры "наблюдателей"23 с вполне определенной его мотивацией. Мониторинг социополитической динамики российского общества с 1994 г. показывал прогрессирующий рост числа граждан, осознающих, что они не могут влиять на политические процессы в стране. Если в 1994 г. этого мнения придерживались 47% респондентов, то к 2006 г. этот показатель вырос уже до 72%. По нарастающей укреплялось мнение граждан и в том, что "людям у власти нет никакого дела до простых людей". В 1994 г. этого мнения придерживалось 66% респондентов, а в 2006 г. — уже 80%. В ответе на вопрос о том, "Насколько сегодня значительны противоречия и неприязнь в современном российском обществе?", верхние позиции занимали противоречия между народом и властью (62%), бедными и богатыми (72%), низшими и высшими классами (63%)24.
22 См.: ИванченкоА.В., ЛюбаревА.Е. Указ. соч. С. 154, 188. Мы солидарны с этой точкой зрения. В это время появится и термин "управляемая демократия", можно сказать "управляемая бюрократией демократия".
23 Политическая культура "наблюдателей" относится к категории фрагменти-рованных культур, "для которых характерно отсутствие прочного общественного согласия о путях дальнейшего развития общества, отчужденность массы населения от власти и заметные различия в политических ориентациях возрастных когорт или поколений" (см.: Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Указ. соч. С. 193—196).
24 См.: Левашов В.К. Указ. соч. С. 486—487.
В эпоху президентства В.В. Путина и сформировавшегося "тандема" сложилась и современная политическая система страны с доминирующей политической партией "Единая Россия". В ней руководство (правящая элита) и управление (бюрократия) стали дополнять друг друга, внутренне интегрироваться, придавая ей содержательные черты бывшей советской политической системы. А проведенные контрреформы избирательной системы, которая во многом определяет сущность реального механизма властных отношений в стране, стали придавать Российскому государству черты элитистской государственности. Что в свою очередь фактически освобождало власть от контроля со стороны общества и этим способствовало дальнейшей бюрократизации политического режима, развитию правового нигилизма и как следствие этого — укоренению в стране системной, в том числе и политической, коррупции.
Сказанное было очевидным для высших эшелонов власти. К примеру, на заседании Правительства 6 апреля 2006 г. в то время первый заместитель Председателя Правительства РФ Д.А. Медведев назовет коррупцию главной проблемой российского общества. Бывший министр экономического развития Г.О. Греф проиллюстрирует знание механизма связи деловой и политической коррупции на примере российской нефтянки. Президент РФ. В.В. Путин самым опасным в политической коррупции назвал то, что она поразила судебную и правоохранительные сферы. Лидер верхней палаты ФС РФ даже приравняет политическую коррупцию к "государственной измене". Председатель Конституционного Суда с горечью признает, что "мздоимство в судах стало одним из самых мощных рынков коррупции в России. Судебная коррупция, — заметил В.Д. Зорькин, — встроена в различные коррупционные сети, действующие на разных уровнях власти: например, в сети по развалу уголовных дел и по перехвату чужого бизнеса"25. "Басманное правосудие", "самый басманный суд" — эти термины политической публицистики стали крылатыми выражениями российского транзита на рубеже веков. Но где же политическая воля правящей элиты, где конкретная "диктатура закона", обещанная на рубеже веков новым российским президентом, которая должна была выступать не только карающим мечом, но и воспитательным средством уважения к закону, привития гражданам правового сознания как кон-
25 См.: Зорькин В.Д. Мздоимство в судах стало одним из самых мощных коррупционных рынков // Известия. 2004. 25 окт.; Миронов С. Россияне достойны лучшего... // Аргументы и факты. 2007. № 48. С. 6; Скобликов П.А. Актуальные проблемы борьбы с коррупцией и организованной преступностью в современной России. М., 2007. С. 6; Федоркин Н.С. Политическая культура и коррупция: грани совместимости // Политическая культура современной России: состояние, проблемы, пути трансформации: Мат-лы круглого стола / Под ред. Н.С. Федоркина, Н.В. Карповой. М., 2009. С. 42—54.
ституционной нормы? Где конкретные результаты преодоления этих недугов российской государственности на пути к демократии? Этих результатов почти не было. Правящая элита деликатно обходила и продолжает обходить самые острые и самые болезненные вопросы формирования и становления демократической государственности в стране и ее социальной базы — развитого гражданского общества.
Следует ли говорить о том, какую огромную разрушительную силу для государства имеет коррупция в системе политических институтов власти и особенно в системе правоохранительных и судебных органов. Правовой нигилизм и политическая коррупция разлагают механизм государственного управления страны, подрывают доверие народа к институтам политической системы, разрушают имидж власти внутри страны и не в лучшем свете формируют образ России в международных отношениях.
В общественном мнении не без основания сложилось убеждение в том, что российское чиновничество практически не подчиняется законам26. По нашему мнению, именно в этом контексте следует рассматривать "рокировку власти" 24 сентября 2011 г. Именно она явилась истоком последующих событий, связанных с активизацией еще слабого, но все-таки "подросшего" и одновременно недооцененного властью реального гражданского общества, и самих политических элит, неоднозначно воспринявших экзотическую "рокировку". Общество в этом процессе и в форме "размена власти" увидело посягательство на гражданское достоинство, права человека и гражданина. Первые лица государства превратили ее в разменную монету и продекларировали "городу и миру", что они решили это еще четыре года тому назад. Общество догадывалось о возможности таких договоренностей, но оно не было готово
26 По результатам опроса Левада-центра, в 2011 г. 63% респондентов отметили, что деятельность высших чиновников страны направлена на обеспечение собственных интересов и 85% респондентов считают, что чиновники сегодня практически не подчиняются законам (Независимая газета. 2012. 25 янв.). В этой связи уместно вспомнить выводы авторов работы "Власть, коррупция, честность" А.А. Рогоу и Г.Д. Лассуэлла. Склонность к честности или к коррупции они связывали с престижем и моралью анализируемого института власти. Если руководство института не служит моральным образцом, связанные с ним люди или его служащие могут добровольно поддаться или не оказать особого сопротивления коррупционному соблазну. Если представители института коллективно не проводят в жизнь моральные нормы, склонность отдельного человека к коррупции усиливается. Институты с высоким и растущим престижем и моралью привлекут больше амбициозных людей, думающих о карьере, чем людей нечестных, заинтересованных в содействии личному благосостоянию. Институты, утрачивающие власть или престиж, больше привлекут коррумпированных, заботящихся о своем богатстве людей, чем заинтересованных в успешной карьере (см.: Рогоу А.А., Лассуэлл Г.Д. Власть, коррупция и честность. М., 2005. С. 81—82).
к такой форме их публичной презентации. Эта форма прямо не нарушала букву закона, но ниспровергала его дух, ибо носителем суверенитета и единственным источником власти в РФ в соответствии с ее Конституцией является ее многонациональный народ.
Последовавший после выборов в Государственную думу РФ всплеск политической активности в форме протестного движения "За честные выборы" по всей стране продемонстрировал власти изменения в политическом сознании определенной части российского общества и его готовность к активным действиям за свои гражданские и политические права. Эта проблема приобрела характер "повестки дня" и в президентской кампании начала 2012 г. Какова была реакция властей на этот во многом неожиданный для нее всплеск гражданской активности? Пакет законопроектов по совершенствованию институтов избирательной и в целом политической системы страны! Власть запоздала в реформах — и получает то, что получает! Таков механизм функционирования и развития любых социально-политических систем. Таков механизм оценки эффективности политической власти, политического лидерства, в том числе и лидирующей роли государства как универсального политического института в формировании своей социальной опоры.
В контексте нашей темы события между 24 сентября 2011 г. и, условно, 5 марта 2012 г. открывают новую страницу в политической истории современной России, когда гражданское общество от проблем зарождения естественным путем становится на путь институционализации. Это действительно важный момент в развитии политического процесса современной России, который требует особого осмысления в продолжении темы в следующей статье.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
500 миллиардеров // Финанс. 2007. 12—18 февр. № 6.
Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990.
Гаман-Голутвина О. Государственная Дума ФС РФ 1993—2003 гг.: эволюция персонального состава // Власть. 2006. № 4.
Горшков М.К. Некоторые методологические аспекты анализа среднего класса в России // Социол. исследования. 2000. № 3.
Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации: мифы и реальность (социологический анализ) 1992—2002. М., 2003.
Двадцать лет реформ глазами россиян: опыт многолетних социологических замеров / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, В.В. Петухова. М., 2011.
Дума по разнарядке // Ведомости. 2003. 30 дек.
Еременко М.В. Царствование Александра III. М., 2008.
Зорькин В.Д. Мздоимство в судах стало одним из самых мощных коррупционных рынков // Известия. 2004. 25 окт.
Иванченко А.В., Любарев А.Е. Российские выборы от перестройки до суверенной демократии. М., 2006.
Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия. Последовательность человеческого развития. М., 2011.
Лазаревский Н.И. Русское государственное право. Т. 1. СПб., 1913.
Левашов В.К. Социополитическая динамика российского общества 2000—2006. М., 2007.
Леонтович В.В. История либерализма в России 1762—1914. М., 1995.
Миронов С. Россияне достойны лучшего... // Аргументы и факты. 2007. № 48.
Независимая газета. 2012. 25 янв.
Новый средний // Ведомости. 2007. 2 февр.
Перегудов С.П. Корпорации, общество, государство. Эволюция взаимоотношений. М., 2003.
Рогоу А.А., Лассуэлл Г.Д. Власть, коррупция и честность. М., 2005.
Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998.
Скобликов П.А. Актуальные проблемы борьбы с коррупцией и организованной преступностью в современной России. М., 2007.
Старостин Б.С. Проблема модернизации: история и современность // Модернизация и национальная культура: Мат-лы теоретич. семинара. М., 1995.
Федоркин Н.С. Политическая культура и коррупция: грани совместимости // Политическая культура современной России: состояние, проблемы, пути трансформации: Мат-лы круглого стола / Под ред. Н.С. Федор-кина, Н.В. Карповой. М., 2009.
Федоркин Н.С. У истоков гражданской свободы в России. К юбилею первого системного проекта модернизации страны // Пространство и время. 2011. № 4(6).
Ховард М.М. Слабость гражданского общества в посткоммунистической Европе. М., 2009.
