CC BY
52УДК 9:930.2
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ВЗГЛЯДЫ Б.Н. ЧИЧЕРИНА В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ НАЧАЛЬНОГО ПЕРИОДА (20-е - начало 40-х гг. XX в.)
А.В. Мерзлякова
Анализируется начальный этап советской историографии рассмотрения государственной концепции выедающегося русского мыслителя Б.Н. Чичерина. Проанализированы концептуальные работы М.Н. Покровского, П. Соловьёва, Н.Л. Рубинштейна, посвященные исследованию творчества российского учёного, и определены тенденции историографического освещения политической доктрины Чичерина последующими поколениями советских историков.
Ключевые слова: революция; марксизм; государство; гегельянство; государственная школа; советская историография; политическая доктрина.
A.V. Merzlyakova. GOVERNMENT'S VISION B.N. CHICHERIN IN THE SOVIET HISTORIOGRAPHY OF THE INITIAL PERIOD (20-40 YEARS. XX V.)
The paper analyzes the initial phase of Soviet history considering the state concept of the outstanding Russian philosopher Boris Chicherin. Conceptual analyzes of M.N. Pokrovsky, P. Solovyov, N.L. Rubinstein, dedicated to the study of creativity of the Russian scientist and the tendencies of the political doctrine of historiographical lighting Chicherin later generations of Soviet historians.
Keywords: revolution; Marxism; the state; Hegelianism; a public school; Soviet historiography; political doctrine.
Революционные события 1917 г. и утверждение советской власти в России привели к радикальному изменению общественно-политической ситуации в стране и новой — классовой (марксистской методологии) оценке исторического процесса. Именно с этих позиций рассматривались воззрения и доктрины представителей российских гуманитарных наук XIX — начала XX вв. Это обусловило отнесение Б.Н. Чичерина к представителям буржуазного лагеря исторической науки и однозначно критическое отношение к взглядам мыслителя.
Одним из первых советских исследователей, обратившихся в 20-е годы XX в. к исследованию концепции государства Б.Н. Чичерина, стал известный советский историк М.Н. Покровский [1].
В сборнике работ Покровского «Марксизм и особенности исторического развития в России» была опубликована статья «Откуда взялась внеклассовая теория развития русского самодержавия» [5, с. 55-91]. Автор выразил несогласие с обвинениями Чичерина в доктринёрстве, которые дал ему Герцен, так как считал, что оценивать взгляды Чичерина необходимо с классовых позиций. «Пером Чичерина, — писал Покровский, — водило вовсе не «доктринёрство», в котором упрекал его Герцен, а здоровый классовый инстинкт помещика, желавшего реформы —
но именно «реформы», т.е. ограбления крестьян, а отнюдь не «падение крепостного права» революционным путём»[5, с. 66].
В работе «Борьба классов и русская историческая литература» автор выдвинул концептуальное утверждение о сущности двух взаимосвязанных понятий — идеологии и историческом произведении. Первая, по мысли историка, «есть отражение действительности в умах людей сквозь призму их интересов, главным образом интересов классовых» [2, с. 280]. «И в этом смысле, — писал Покровский, — всякое историческое произведение есть прежде всего образчик известной идеологии» [2, с. 280]. Анализируя содержание указанных определений, Покровский привел в пример ситуации, когда читатели ссылаются на произведения Чичерина и Ключевского, утверждая, что они содержат исторические факты [2, с. 280]. «А между тем, — отмечал историк, — это не факты ... это вовсе не факты. Это идеология, т.е. отражение фактов — я не знаю, как сказать, — в вогнутом или выпуклом зеркале с чрезвычайно неправильной поверхностью» [2, с. 280].
Таким образом, Покровский изначально задал трудам Чичерина негативный оценочный формат, так как они основывались на реакционной буржуазной идеологии.
В аналогичном методологическом ра-
курсе было рассмотрено философское основание чичеринских воззрений. Покровский изначально давал негативную оценку гегельянской философии, которая, по его мнению, отражала интересы мирового капитала, и из неё априори формулировал отрицательные выводы о взглядах мыслителя, основанных на гегельянстве.
Так, историк отметил, что Б.Н. Чичерин, «был первым и самым популярным из русских гегельянцев. Гегельянская философия — не национально-русское явление, а мировое — отразило в себе интересы промышленного капитала в области понимания истории» [2, с. 303]. При этом исследователь отмечал специфику философских воззрений Чичерина, который был «своеобразным русским гегельянцем, принимавшим Гегеля без революции» [2, с. 305].
Воззрение Чичерина на роль государства в общественной жизни Покровский объяснял двумя факторами. Во-первых, социальным происхождением мыслителя, который был тамбовским помещиком, а во-вторых, социальным статусом — Чичерин являлся профессором государственного права в Московском университете [2, с. 305]. «В этих двух своих ипостасях, — писал Покровский, — он должен бы быть сторонником мирной ликвидации крепостного права. При Александре II трудно было представить себе на кафедре профессора-революционера; ещё труднее было представить себе, чтобы тамбовский помещик желал насильственной ликвидации крепостного права, которая угрожала бы кровавой ликвидации ему самому» [2, с. 305-306].
В работе «Как и кем писалась русская история домарксистов» историк подверг критике теорию «закрепощения сословий», выдвинутую представителями государственной школы [4, с. 233-558].
«Сложилась эта схема, — писал Покровский, — главным образом в школе Соловьева, сам он так отчётливо не ставил ещё вопроса, какие же внешние объективные причины двигали вперёд развитие «государственности» [4, с. 240]. Переход к этой схеме был осуществлён Градовским, Кавелиным и крупнейшим русским гегельянцем Чичериным» [4, С. 233-558]. По мысли Покровского, эта теория совершенно не соответствовала исторической действительности, а причину её популярности среди нескольких поколений историков следовало искать в «классовых пристрастиях представителей буржуазной исторической науки»
[4, с. 233-558]. «Им, — указывал автор, — нужно было доказать, что государство в России не было созданием господствующих классов и орудием угнетения всей остальной массы, а представляло собой общие интересы всего народа, без различия классов. В основе научной теории, таким образом, лежала практическая потребность буржуазии. Университетская наука была для этой последней одним из способов господства над массами» [4, с. 241-242]. Арсенал доказательств, предложенный сторонниками теории «закрепощения сословий», также подвергся критике со стороны Покровского. Например, историк считал неверным интерпретацию Чичериным трактовки Земских Соборов как особой формы круговой поруки [4, с. 242].
Следует отметить, что М.Н. Покровский на общем фоне негативных оценок творчества Чичерина отметил значение государственно-правовых воззрений его для развития политической системы Российской империи в начале XX в. В работе «Двадцатый век. Выпуск 1, 1896-1906 гг.» в главе УШ «Конституционные потуги буржуазии» М.Н. Покровский рассматривал фигуру Б.Н. Чичерина, наряду с Самариным и Милютиным в качестве родоначальников позднейших октябристов, «ибо их задачей было поставить самодержавие на службу капитализма» [3, с. 497]. В работе «Борьба классов и русская историческая литература» историк отмечал, что Б.Н. Чичерин являлся идеологическим предком политической партии «Союз 17 октября» [2, с. 280, 357].
Таким образом, в трудах Покровского государственным воззрениям Чичерина была дана негативная оценка, основанная на классовой методологии, в соответствии с которой Чичерин трактовался как выразитель интересов господствующих капиталистических классов — помещиков и буржуазии. При этом, воззрения Чичерина оценивались в контексте критического освещения взглядов других представителей буржуазной исторической науки — Соловьёва, Кавелина, Ключевского и т.д.
Первым советским опытом персональной историографии взглядов Б.Н. Чичерина стала статья ученика Покровского — П. Соловьева «Философия истории Гегеля на службе русского либерализма. (Историческая концепция Чичерина)», опубликованная в 1927 г. в сборнике «Русская историческая литература в классовом освещении» [7, с. 119-205].
Автор отмечал, что Чичерин воспринял трёхступенчатую схему и идеи Гегеля и применил её к прошлому России для создания собственной исторической концепции. «Если начало и конец схемы, — писал автор, — были готовы до него, то, вставив в неё недостающее среднее звено — «гражданское общество» — Чичерин увязал формулу и дал ей стройное логическое единство и философское обобщение в духе гегелевской философии истории. В этом его новизна и заслуга. Эта же философия позволила ему не просто утверждать, а логически доказать, что «дух русского народа выразился преимущественно в сознании государства» и что «существенное значение нашей истории состоит в развитии государства» [7, с. 166]. Сама идея «гражданского общества», по мысли Соловьева, противостоит третьему звену чичеринской схемы в лице государства «для логического выведения из истории этого последнего» [7, с. 119-205]. Как и Покровский, Соловьев считал Чичерина самым крупным представителем гегельянской философии, который предложил буржуазно-дворянское толкование Гегеля [7, с. 161]. «Революционный дух, — писал историк, — всесокрушающая диалектика Гегеля для него остались книгою за семью печатями, хотя он и употребляет термин — «диалектический». Развитие без диалектики, переворот без революции — вот, собственно, идеалы Чичерина» [7, с. 119-205]. Соловьёв отметил, что мыслитель, отмечая общие тенденции развития России и Запада, однако определил и некоторые различия. Так, в период гражданского общества в России он видит господствующее положение личности, слабость положения сословий и всепоглощающую власть, чего не было на Западе [7, с. 193].
Проблема государственной власти, по мнению Соловьева, являлась основной в воззрениях Чичерина. «Никто ни до него, ни после, — отмечал исследователь, — не подчёркивал так могущества государственной власти, как он. Это был поистине ультрафанатик государственности, как называет его Щапов. Нам ясен смысл ультрафанатизма. Чичерин пытался доказать силу и возможности конкретного государства» [7, с. 194]. Однако в понимании сущности государства, по мнению историка, Чичерин исходил из идеалистического, метафизического понимания сущности государства как абстракции, т. е. абсолютной идеи [7, с. 119-205]. Государство в доктрине Чичерина «это — дух, из
которого исходят все начала русского народа и в нём же выражаются. Степень абстракции прямо пропорциональна степени затушевания истинного понятия о государстве» [7, с. 119-205].
Соловьёв выводил чичеринскую государственную концепцию из идеалистической, гегельянской философии мыслителя, поскольку каждому периоду отечественной истории, предложенному автором, соответствовало определённое идейно-духовное состояние общества. Так, в основе родового общества у него лежал нравственный дух; гражданское общество было основано на частном праве, а в основе государства лежала его идея [7, с. 19-205].
Главным недостатком чичеринской концепции государства автор считал отсутствие упоминаний о материальных и классовых интересах [7, с. 19-205]. Соловьев сделал вывод об утопичности доктрины государства, предложенной Чичериным, так как она абсолютизирует роль монарха, признает его движущей силой и игнорирует классовую сущность государства [7, с. 195].
«С неумолимой категоричностью, — писал историк, — он подчёркивает везде логическую необходимость смены одного исторического состояния другим ... Но выяснения исторической необходимости данного состояния у него нет. Нет указания причин новых явлений, их анализа, оценки и т.д. В тумане Гегеля скрываются все исторические очертания. Поэтому вместо указания причинной связи и необходимости остаются одни голые утверждения в роде того, что «требовалось упрощение разгула личности», «государство должно быть» и т.п., или в лучшем случае выдвигается абстракция «величия России». Взять самое государство. Абсолютно отсутствуют причины его возникновения. Как идея, оно логически выводится из своей противоположности гражданского общества и на этом кончается изучение» [7, с. 196].
Автор сделал вывод о научной несостоятельности государственной формулы Чичерина, которая построена на отвлечённых логических абстракциях, без изучения причинной связи явлений и является, по сути, гегельянской метафизикой [7, с. 19-205].
Таким образом, историк П. Соловьев сформулировал негативную оценку государственных воззрений Б.Н. Чичерина на основе анализа философско-методологического основания учения мыслителя. Критическая позиция П. Соловьева отличается логически
выверенными суждениями, однако следует учитывать, что контраргументы историка также базировались на доктринёрских оценках гегельянства в марксистской историографии. К таковым, например, следует отнести безусловное признание революционного характера гегельянской философии, из которого априори вытекала негативная трактовка чичеринских положений, выступавших за мирную эволюцию общественных отношений посредством целенаправленной правительственной политики. Кроме того, нельзя не обратить внимание на то, что Соловьев не поднимал проблемы анализа исторических фактов и документальных источников в трудах мыслителя и не приводил в качестве опровержения чичеринской схемы российской государственности собственный анализ исторического материала — источников, фактов, явлений. Поэтому спорным представляется утверждение автора о научной несостоятельности учения мыслителя.
В 1941 г. была опубликована монография Н.Л. Рубинштейна «Русская историография», в которой воззрениям Чичерина был посвящен раздел под названием «Государственная школа русской истории» [6, с. 290-312]. Следуя классовой методологии оценки исторических взглядов мыслителя, утвердившейся в советские годы, Рубинштейн отнёс Чичерина к числу правого крыла западников наряду с К.Д. Кавелиным, П.З. Анненковым, С.Ф. Корш, И.С. Тургеневым [6, с. 290]. По мысли историка, это были представители «переживавшей процесс обуржу-азивания части помещичьего класса, и идею буржуазного развития они принимали в меру своих помещичьих интересов... Правое крыло боялось революции, боялось решительной ломки старого и радикальных преобразований России» [6, с. 290-291]. На первом этапе развития школа имела трёх представителей — Кавелина, Чичерина, Соловьёва [6, с. 291]. «В историографической трактовке этого направления, — писал историк, — порой выявляется упрощение и схематизация вопроса. Исходя из общего названия государственной или юридической школы, исследователи не всегда делают различия между тремя её родоначальниками, подводя всех под единую схему» [6, с. 290-312].
Исследователь отмечал, что Чичерин, будучи младшим представителем государственной школы, завершил схему Кавелина, изложил логические итоги школы и замкнул круг государственной теории, выдвинутой западниками [6, с. 292]. Мыслитель, по
мнению Рубинштейна, был главным теоретиком и родоначальником государственной школы [6, с. 301]. Мировоззрение Чичерина, по мнению Рубинштейна, формировалось под влиянием разработки крестьянской реформы в 50-х гг. XIX в., классовой борьбы крестьянства и общественного движения 60-х гг. XIX в. [6, с. 301-302].
Указанные факторы обусловили во взглядах Чичерина «прямое противопоставление народа и государства и в последовательную апологетику последнего. В государстве Чичерин ищет защиту интересов своего класса и разрешение социальных противоречий эпохи — государство превращается им и в основную действующую силу истории» [6, с. 302]. Это краеугольное положение чичеринского учения, являвшееся его отправной точкой, по мысли Рубинштейна, привело государственную теорию «до её логического конца, до конечного разрыва с её исходными положениями органического понимания исторического развития» [6, с. 290-312]. Рубинштейн отмечал формализованный характер схемы развития российской государственности, предложенной Чичериным, в которой каждый из трёх этапов сведён к одной абстракции, представляющей содержание этапа. Так, кровному союзу соответствует кровная связь, гражданскому — вотчинное, частное право, а третьему — публично-правовые отношения. Смена форм осуществляется за счёт развития предшествующего, прямо противоположного начала [6, с. 303].
Все построение русской истории у Чичерина, по мнению Рубинштейна, основано на концептуальном утверждении о том, что государство создаёт общество. «Из этого положения, — писал историк, — Чичерин выводит всё построение русской истории, все объяснение её основных явлений и, наконец, особенность русской истории в её своеобразной западнической интерпретации» [6, с. 304].
Чичерин, по мысли исследователя, превратил «политическую власть в прямого творца исторической жизни. Одна эпоха со всеми присущими явлениями не вытекает из другой, не является её развитием, а становится как бы логическим продолжением и развитием определяющего её содержание политического начала» [6, с. 310]. Таким образом, абсолютизация государственного начала привела Чичерина к упразднению фундаментального начала гегелевской философии — «органического развития, для которого го-
сударство было лишь формой его осуществления» [6, с. 290-312]. В конечном итоге чичеринская формула приводила к карам-зинской интерпретации сущности государства как субъекта исторического процесса [26, с. 310]. Рубинштейн отмечал, что Чичерин, как и Карамзин, объяснял внутренние изменения государства действием внешних сил — варяжского завоевания (вотчинный период), татарского ига (государственная власть), западноевропейской культуры (петровские преобразования) [6, с. 290-312]. «Разрушение органического развития, — писал Рубинштейн, — получает здесь и своё философское выражение: идея причастности заменяется категорией долженствования» [6, с. 311]. Чичерин последовательно разрушил теорию органического закономерного исторического процесса и противопоставил ей теорию цикличности, суть которой определил как попеременную смену либеральных эпох и периодов единовластия [6, с. 290312].
Абсолютизация диалектического понимания исторического процесса в советской историографии предполагала принятие только последовательного, поступательного развития хода исторического процесса. В соответствии с указанным подходом отрицалось иное понимание траектории развития истории. Не случайно изложенные идеи Чичерина о теории цикличности были восприняты сугубо в отрицательном контексте.
Следует отметить, что Рубинштейн, в от-личие от историков М. Покровского и П. Соловьёва, отмечал научную ценность некоторых трудов Н. Чичерина. Так, по мнению историка, сильной с методической точки зрения является статья Чичерина «Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей». В ней учёный на основе юридического подхода анализирует юридические источники и возникающие на их основе правоотношения. «С точки зрения юридического анализа, — писал Рубинштейн, — духовных и договорных грамот князей как исторического источника работа Чичерина сохранила своё значение и в настоящее время» [6, с. 303].
Таким образом, ранний этап советской историографии, посвящённый анализу государственных воззрений Б.Н. Чичерина, несмотря на незначительное количество работ, посвящённых рассматриваемой проблеме, наметило два направления исторического освещения государственной концепции Б.Н. Чичерина.
Первое направление (Н.Л. Рубинштейн) обратилось к исследованию воззрений Чичерина в рамках определения его места среди представителей государственной школы дореволюционной исторической науки. В рамках указанного направления исследовалась не только государственная концепция Чичерина, но и был осуществлён сравнительный анализ теории государства мыслителя с концепциями С.М. Соловьева, К.Д. Кавелина.
Второе направление (П. Соловьёв, М. Покровский) сделало акцент на рассмотрении персональных политических воззрений Чичерина с позиций их философско-мето-дологических и идеологических обоснований. Однако следует отметить, что для оценок Покровского характерным являлось рассмотрение фигуры мыслителя в контексте общей критики представителей буржуазной исторической науки всех дореволюционных школ.
Анализ последующей советской историографии показал, что первое направление будет доминирующим вплоть до конца 60-х гг. XX в.
Список литературы
1. Покровский М.Н. Борьба классов и русская историческая литература // Покровский М.Н. Избранные произведения. Кн. 4. М., 1967. С. 277368; Он же. Как и кем писалась русская история домарксистов // Избранные произведения. Кн. 3. М., 1967. С. 233-558; Он же. Откуда взялась внеклассовая теория развития русского самодержавия // Марксизм и особенности исторического развития России: сб. статей 1922-1925 гг.). Л., 1925. С. С. 55-91; Покровский М.Н. Двадцатый век. Вып. 1. 1896-1906 гг. в труде Русская история в самом сжатом очерке // Избранные произведения. Кн. 3. М., 1967. С. 253-558.
2. Покровский М.Н. Борьба классов и русская историческая литература. С. 280.
3. Покровский М.Н. Двадцатый век. Выпуск 1, 1896-1906 гг. в труде Русская история в самом сжатом очерке. С. 497.
4. Покровский М.Н. Как и кем писалась русская история домарксистов. С. 233-558.
5. Покровский М.Н. Откуда взялась внеклассовая теория развития русского самодержавия // Марксизм и особенности исторического развития России: сб. статей 1922-1925 гг.). Л., 1925. С. 55-91.
6. Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941. С. 290-312.
7. Соловьев П. Философия истории Гегеля на службе русского либерализма // Русская историческая литература в классовом освещении. Т. 1. М., 1927. С. 119-205.
МЕРЗЛЯКОВА Анна Владимировна — соискатель. Российский государственный университет туризма и сервиса. Россия. Чебоксары. E-mail: [email protected]
MERZLYAKOVA, Anna Vladimirovna — Post-graduate Student. Russian University of Tourism and Service. Russia. Moscow. E-mail: [email protected]
УДК 316.663.23
АНАЛИЗ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ К ИЗУЧЕНИЮ АДАПТАЦИИ СТУДЕНЧЕСКОЙ
МОЛОДЕЖИ
А.Н. Осянин
Рассмотрены отечественные и зарубежные теоретические подходы, которые могут быть применены для объяснения феномена социальной адаптации молодежи. Изучены наиболее распространенные интерпретации адаптации, проанализирована сущность каждого из подходов к изучению данного феномена.
Ключевые слова: адаптация; адаптационные ресурсы; молодежь; студенчество; подходы; классификация; концепция.
A.N. Osyanin. AN ANALYSIS OF THEORETICAL APPROACHES TO THE STUDY ADAPTATION OF STUDENTS
Considered domestic and foreign theoretical approaches that can be used to explain the phenomenon of social adaptation of young people. Studied the most common interpretation of adaptation, analyzed the essence of each of the approaches to the study of this phenomenon.
Keywords: adaptation; adaptation resources; youth; students; approaches; classification; concept.
Проблема социальной адаптации личности занимает в социально-гуманитарном знании одно из центральных мест, оставаясь фундаментальным и до сих пор дискутируемым вопросом о взаимодействии человека и социальной среды. В условиях модернизации общества адаптация становится особо значимым массовым процессом.
Как специфическая группа, наиболее активно вовлечена в процесс социальной адаптации молодежь, что обусловлено несколькими причинами. Во-первых, этому способствуют процессы трансформации, которые активно происходят в обществе, во-вторых, особенности включения молодежи в общество — приобретение социального статуса, социальных связей.
Кроме того, процесс адаптации в этом возрасте имеет более важное значение, в отличие от адаптации людей старших возрастных групп, а также специфические особенности, обусловленные принадлежностью к студенческой молодежи. Возраст, в котором находятся студенты, является периодом социализации, когда выстраиваются дружеские отношения и социальные связи [1, с. 100-175].
Процесс адаптации становится наибо-
лее важным в этом возрасте, поскольку вырабатываются ключевые схемы взаимодействия с широким кругом людей, молодой человек приобретает работу, включается в максимальное число социальных связей, которые делают его полноправным членом общества.
Если данный процесс прошел нормально, установились связи и отработаны механизмы взаимодействия, то в дальнейшем эти практики повторяются и в достаточной мере успешно реализуются, в том числе и в более старшем возрасте.
Студенчество — это специфическая социальная общность, особенности которой определяются местом и ролью в системе воспроизводства и развития общества. На наш взгляд, ее специфика обусловлена, во-первых, возрастом и вытекающими из этого физическими, психологическими и социокультурными особенностями. Во-вторых, особым общественным положением, которое предполагает определенные права и обязанности, влияет на уровень притязаний и самосознание молодых людей, обусловливает характер их деятельности. В-третьих, специфика рассматриваемой социальной общности связана со стремлением получить
