CC BY
113
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ОТРАСЛЕЙ ПРАВА
А. А. Энгельгардт*
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ РОССИИ (ИСТОРИКО-ПРАВОВЫЕ ОЧЕРКИ И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ СОВРЕМЕННОСТИ)
Аннотация. Разумеется, любое уголовно-правовое исследование проблематики ответственности за государственные преступления ввиду ее связи с политикой и управлением возможно только исходя из соответствующего социально-исторического контекста. Вместе с тем очевидно, что оно должно опираться на конкретизированный правовой анализ. Собственно, это и определяет интерес к монографическому исследованию «Государственные преступления в уголовном праве России в ХХ веке», вышедшему в издательстве «Проспект» в форме историко-правовых очерков. Достаточно сказать, что авторы осуществили диахронное сравнительно-правовое исследование, охватывающее два исторических массива: генезис и эволюцию институтов власти в России; генезис и эволюцию уголовно-правового обеспечения ее функционирования. Но, возможно, более важно то, что обобщенная в исследовании правовая информация дает возможность оценки на ее основе ряда значимых для действующего уголовного законодательства положений и гипотез. Прежде всего, положив эту информацию в основание оценки качественной особости государственных преступлений, признать, что предметное содержание круга благ, составляющих объект их уголовно-правовой охраны, настолько расплывчато, что делает понятие государственных преступлений условным. Далее, проиллюстрировать опасность характерного больше для советского времени, но сохранившегося до настоящего момента символического понимания факта совершения, соответственно — значения установления и применения ответственности за государственные преступления. Наконец, очерки расширяют информационную базу затронутой в порядке постановки вопроса проблематики определенности запретов государственных преступлений. Сказанное в статье характеризует, в частности, трудности обеспечения определенности уголовного закона в случае использования законодателем: а) кратких формулировок (при отсутствии возможности
© Энгельгардт А. А., 2015
* А. А. Энгельгардт — кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и криминалистики факультета права Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» [aengelgardt@hse.ru]
101000, Россия, г. Москва, ул. Мясницкая, д. 20
раскрыть их содержание с позиций конституционного права); б) понятий, несущих идеологический (политизированный) заряд; в) составов, расширяющих пределы деяния на предварительную преступную деятельность или закрепляющих в качестве самостоятельного преступления действия пособника.
Ключевые слова: уголовное право России в ХХ веке, государственные преступления, уголовная ответственность, символическое понимание ответственности за государственные преступления, определенность запретов государственных преступлений.
DOI: 10.17803/1729-5920.2015.108.11.056-064
В издательстве «Проспект» в форме исто-рико-правовых очерков вышла в свет монография, продолжающая исследование ответственности за государственные преступления в уголовном праве России1. Работа охватывает почти вековой период истории уголовного законодательства, обеспечивающего безопасность власти: с 1917 года до середины 90-х годов ХХ века.
Период, полагаю, выбран не случайно. Уникальной, не имеющей аналогов в мировой законодательной практике называет историю российского уголовного законодательства ХХ века М. А. Кауфман. За относительно короткий срок несколько уголовных кодексов (уложений), существенно изменяясь, сменили один другой, следуя за сменой политических, экономических и идеологических формаций2. В силу этих обстоятельств появился громадный материал, который нуждается в обобщении, осмыслении и систематизации.
Следует отметить основные достоинства работы. Несмотря на небольшой объем, она весьма информативна. Вниманию представлено сочетающее теоретические и практические начала изложение вопросов уголовной ответственности за государственные преступления с опорой на нормативные источники и доктрину. Вопросы рассмотрены досконально и тщательно, поэтому ни по объему, ни по содержанию историко-правовые очерки не станут «легкой прогулкой» даже для профессионального читателя-юриста. Высокое качество анализа не в последнюю очередь обеспечивается выбранным авторами подходом к исследуемому объекту. В очерках, затрагивающих актуальные и сложные проблемы, вызывающие острые теоретические споры, неизменно подчеркиваются социальные основания уголовного права, его зависимость от условий общественного развития и обществен-
1 Агузаров Т. К., Грачева Ю. В., Чучаев А. И. Государственные преступления в уголовном праве России в ХХ веке. М. : Проспект, 2015.
2 Кауфман М. А. Пробелы в уголовном праве и судейское усмотрение. М. : Юрлитинформ, 2009. С. 156.
ного сознания. Поэтому в целом тон авторов — спокойный и объективный.
Что определяет актуальность данного исследования? Хотелось бы высказать, не будучи связанным форматом рецензии, некоторые соображения по этому поводу. Цели очерков, в принципе, являются характерными для ис-торико-правовых работ. В качестве их предмета уголовное право — постоянно меняющийся исторически обусловленный продукт. Он тем более интересен, что уголовно-правовые институты России ХХ века имеют аналоги в действующем уголовном законодательстве, пусть, как правило, и существенно отличающиеся с позиции профессиональной оценки специалиста. Но основное состоит в том, что авторы работы, реализуя свой замысел, сумели уделить внимание как актуальным общим вопросам теории и практики российского уголовного права, так и его конкретным юридико-техническим положениям.
Авторы выделили сферу, тесно связанную с политикой и управлением, — область социального развития, где, если можно так выразиться, существует постоянный спрос на уголовное право. Мониторинг правового регулирования таких областей в историческом разрезе позволяет более точно представить возможные проблемы принятия и реализации уголовного закона как специфического инструмента защиты конституционного строя и обеспечения социального мира.
В повседневной жизни общества уголовное право оценивается по многим критериям. Нет смысла приводить их здесь, перечень критериев все равно будет неполным. Однако несомненно, что уголовная ответственность за государственные преступления часто является одним из них. Исторические примеры, в частности, позволяют понять, что позитивны далеко не все законодательные решения об уголовной ответственности за государственные преступления. Некоторые из них могут превратиться в символы популистской деятельности государства, в худшем случае — в орудия политических репрессий.
И в современных условиях вопросы уголовной ответственности за государственные преступления — это проблема, по ряду направлений которой позиции выявляются политизированной Ретроспективный анализ, по справедливому замечанию авторов очерков, позволяет выявить влияние соответствующего обстоятельства как на становление и развитие учения о государственных преступлениях, так и на характеристики самих деяний. В итоге — обеспечить научную основу совершенствования уголовно-правового регулирования социальных явлений.
Существует и второй фактор, определяющий актуальность историко-правового изучения государственных преступлений. Исторический анализ состояния законодательства и практики уголовной ответственности за государственные преступления — это также прекрасный повод исследовать язык уголовного закона и те технические приемы, которые были использованы законодателем в построении соответствующих норм, например применение определенных видов составов преступлений, технику описания их признаков в контексте начала определенности уголовного закона.
Следующий ниже анализ и является прежде всего попыткой вывести из исследования некоторые теоретически и практически значимые правовые гипотезы и оценки.
1. В соответствии с обыкновениями отечественной юриспруденции уголовно-правовое исследование самостоятельного института предполагает установление его понятия и критериев выделения (становления). В целом можно считать полезным, что авторы очерков не отступили от традиции, затронув вопросы о понятии государственных преступлений и составе нормативно-правовых предписаний данной группы. Это всегда интересная для юристов тема, тем более что группа государственных преступлений нормативно выделяется в большинстве уголовно-правовых систем4. Появилась возможность оценить государственные преступления на протяжении исследуемого периода в качестве реального нормативного образования, образующего в своей основе цельную структуру, порожденную определенными свойствами (суверенитет, государственная власть), функциями и устройством государства как субъекта и объекта права5.
3 См.: Кузнецова Н. Ф. Проблемы квалификации преступлений : лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений» / науч. ред. и предисл. акад. В. Н. Кудрявцева. М. : Городец, 2007. С. 319—330.
4 Додонов В. Н., Капинус О. С., Щерба С. П. Сравнительное уголовное право. Особенная часть : монография / под общ. и науч. ред. С. П. Щербы. М. : Юрлитинформ, 2010. С. 393—397.
5 См.: Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб.:
Для обеспечения полноты анализа при исследовании закона авторы очерков далеко не всегда давали оценку обоснованности отнесения тех или иных конкретных деяний к государственным преступлениям. Вместе с тем показано, что, как и в современном законодательстве, в уголовном праве России ХХ века единство норм специфической группы государственных преступлений выводилось из критерия объекта преступления и потребностей защиты основных конституционных ценностей. Однако система охраняемых отношений в законе была определена крайне абстрактно. Достаточно познакомиться с названиями и содержанием соответствующих разделов (глав) анализируемых кодексов. Во всех кодифицированных актах ХХ века данная группа преступлений имела различный состав, включая не только традиционные опасные деяния против государственной власти (измена Родине, шпионаж и т.п.), но и различные преступления против порядка управления, правосудия и другие. Главы о государственных преступлениях всегда подразделялись на две части: контрреволюционные и особо опасные преступления против порядка управления (в УК РСФСР 1960 г. — особо опасные и иные государственные преступления).
Тем самым очерки показывают основания для оценки понятия «государственные преступления» как условного. В крайней форме это обстоятельство было отмечено Н. В. Крыленко на 2-й сессии 3-го созыва ЦИК СССР. Указанный термин, по его мнению, «неясный, настолько неясный, что вот и здесь сейчас один товарищ доказывал, что конокрадство есть государственное преступление и что поэтому меры за конокрадство нужно не только нормировать в государственном порядке, но и применять высшую меру репрессий, как за государственное преступление...»6. Еще нагляднее непроявленность объекта охраны показало выделение в 1958 году в составе рассматриваемой группы категории «иные государственные преступления» (разд. 2 гл. 1 Особенной части УК РСФСР 1960 года), не имевших единого родового объекта или субъекта, различных по материальному содержанию, но сведенных воедино исходя из критерия важности их охраны единым комплексом норм.
Говоря конкретнее, уголовное законодательство России ХХ века так и не определилось с набором правовых благ (возможно, это только основы конституционного строя и безопасности государства, быть может, это
Юридический центр-Пресс, 2004. С. 421 и след.
6 Цит. по: Агузаров Т. К., Грачева Ю. В., Чучаев А. И. Указ. соч. С. 69.
также основы его территориального устройства и общественной безопасности), образующих объекты государственных преступлений.
Отмеченный вывод может вызвать оценку как не имеющий практического значения, как отражающий устаревшие подходы или всего лишь различие представлений о государственных преступлениях. Однако понятие «государственные преступления» под влиянием различных факторов продолжает изменяться. Законодатель, в частности, активно реагирует на то, что в современном обществе — как в России, так и за рубежом — фиксируется изменение проявлений и рост опасности терроризма и экстремизма7. Что является объектом указанных посягательств? Уголовно-правовая доктрина не может дать рациональные рекомендации о месте новых запретов в системе действующих, игнорируя историко-право-вые исследования, подтверждающие, что формирование любого запрета следует начинать с характеристики охраняемого правового блага.
2. Уголовное право выступает как социальное явление, имеющее рациональные основания и следствия. В то же время, отмечал А. Э. Жалинский, по природе вещей оно одновременно воспринимается всеми адресатами и как выраженный в правовой форме символ — послание государства о своих целях, политике, защищаемых ценностях. Легитимный характер целеполаганию и реализации (интенсивности воздействия) этого послания придают традиционно декларируемые начала законности, экономии репрессии и справедливости, эффективно работающие ограничениями карательного воздействия8.
Признание уголовным правом высшей социальной ценностью государства (во всех УК РСФСР государство и его безопасность объявлялись важнейшим объектом уголовно-правовой охраны, а государственные преступления ставились на первое место в структуре Особенной части) ослабляет указанные начала.
7 Нельзя пройти и мимо сообщений о том, что представители фракции КПРФ предложили Государственной Думе вернуть уголовное наказание за «вредительство». В партии считают, что это позволит бороться с рейдерс-кими захватами (?) и неэффективными реформами (?) (см.: URL:http://top.rbc.ru/politics/20/07/2015/ (дата обращения: 20.07.2015)).
8 Жалинский А. Э. Уголовное право между символическим и рациональным // Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. М. : Проспект, 2008. С. 44—51.
В толковом словаре Института лингвистических исследований РАН «символ» определяется как то, что служит условным знаком какого-либо понятия, явления, идеи, в частности обозначением какой-либо единицы, величины, принятое в науке, а «символичный» — как имеющий скрытый смысл, знаменующий собой что-либо (см.: Современный толковый словарь русского языка / гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб. : Норинт, 2006. С. 740).
Право, по свидетельству авторов очерков, иногда превращается в символ самых острых форм правового «принуждения личности к правомерному поведению». Сразу привлекает внимание пример о практиковавшемся в некодифицированном уголовном законодательстве первых лет советской власти отнесении общеуголовных преступлений к контрреволюционным деяниям. Понять ситуацию, складывавшуюся в первые годы советской власти, вероятно, можно, отмечается в рецензируемой работе, однако теоретически оправдывать вряд ли допустимо. В данном случае виновный нес ответственность за деяние, карательное воздействие за которое обусловливалось признанием преступления контрреволюционным9. Авторы не без оснований напоминают в этой связи о возрождении в УК РСФСР 1926 года идущего от Французской революции понятия «враг народа». Признание действий врагов народа преступными покоилось на положениях ст. 7 УК о лицах, «представляющих опасность по своей связи с преступной средой».
Изменения в социальной жизни российского общества существенно скорректировали символическое значение уголовного закона. Основной Закон России закрепил концепцию правопонимания, согласно которой высшей ценностью правовой защиты считается человек. Это важный шаг и в оптимизации символической составляющей действия уголовного права. Однако получает ли это понимание реальное воплощение? Система всегда больше озабочена не человеком, а собой. Наглядный пример подобного подхода — дело Светланы Давыдовой, многодетной матери из города Вязьмы Смоленской области. По информационным сообщениям, весной 2014 года, услышав в маршрутке некий разговор, женщина передала в украинское посольство «важные сведения»: солдаты из местного гарнизона перебрасываются на территорию соседней страны. До суда дело не дошло, но поражает и промежуточный финал этой «государственной измены» (ст. 275 УК РФ — преступление, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до 20 лет). Давыдова, младшему ребенку которой было менее полугода, провела несколько месяцев в изоляторе временного содержания в Москве, куда была доставлена для проведения процессуальных действий по уголовному делу10. К этому делу было привлечено вни-
9 Агузаров Т. К., Грачева Ю. В., Чучаев А. И. Указ. соч. С. 21.
10 Ростовский М. Многодетная мать из Вязьмы —
страшная угроза России. Это даже не смешно [Электрон-
ный ресурс] // URL: http://www.mk.ru/social/2015/01/30/ mnogodetnaya-mat-iz-vyazmy-strashnaya-ugroza-rossii-eto-
мание граждан и России и, вероятно, других стран. По ходу событий, в том числе в СМИ, ставились разные вопросы: не попала ли Давыдова под дамоклов меч непредсказуемого обвинения, чем объясняется столь жесткая правовая реакция на ее поведение, как это связано с нынешним состоянием российского общества?
Это, может быть, нетипичный пример. Но он показывает, что характерное для советского времени символическое понимание совершения государственного преступления, значение норм об уголовной ответственности за эти преступления (даже после их технико-юридического и содержательного изменения) пусть менее очевидно, чем в кодексах ХХ века, но продолжает оставаться измеримым феноменом в России.
3. К числу положительных свойств истори-ко-правовых очерков следует отнести представление ими такого объема информации о регулировании ответственности за государственные преступления, который позволяет затронуть принципиальную проблематику начала определенности (предсказуемости) уголовного закона. В российских источниках начало определенности уголовного закона как важнейшее свойство права фиксировать (формализовать) необходимые признаки ситуаций, обеспечивая тем самым предсказуемость правоприменения, связывается прежде всего с принципом: Nullum crimen sine lege certa11. Рассматривается названное начало и в более широких контекстах, например в связи с исследованием проблем качества и конкретизации уголовных законов12.
Представляется необходимым предпослать анализу определенности, соотносясь с предписаниями уголовного закона России ХХ века о государственных преступлениях, следующие положения. Как и авторы очерков, попытаемся, насколько это возможно, уйти от нередко весьма политизированной окраски рассмат-
риваемых составов в литературе недавнего прошлого13. Учитывая представленный в очерках период, используем в качестве исходной посылки тезис о том, что «реальное состояние этого начала никогда не бывает полностью удовлетворительным и ухудшается при прочих равных условиях на этапах социальных перемен и трансформации правовой системы»14. Вряд ли в связи с этим заслуживает рассмотрения состояние определенности уголовно-правовой охраны власти по законодательству Временного правительства и некодифициро-ванному советскому законодательству.
Разумеется, обращение к проблематике определенности (недостаточной определенности) норм уголовного законодательства России ХХ века порождает вопрос о ее признаках и критериях. В юридико-техническом плане начало определенности предписаний об уголовной ответственности зависит прежде всего от четкого выражения воли законодателя составом преступления. Тут важно понимание, что и состав в целом как определенный набор признаков, и каждый его признак, и язык их выражения — это средства обозначения, распознания и различения преступлений. Например, признак, описывающий причиненный преступлением вред охраняемым законом интересам государства, исключает все деяния, которые такой вред не причинили15.
Хотя на основе текста, посвященного преимущественно анализу уголовного законодательства, цели и возможности оценки начала определенности не могут не носить ограниченный характер, попробуем в порядке постановки вопроса в контексте данного в очерках толкования государственных преступлений в уголовном праве России в ХХ веке выделить ряд актуальных аспектов проблемы, требующих более глубокого обсуждения.
dazhe-ne-smeshno.html (дата обращения: 28.06.2015). Символичны интернет-комментарии: «Подумаешь, многодетная мать! Больше печалиться не о чем», «Поступок ее аморален и непатриотичен. В некоторые другие времена с ней бы иначе и моментально разобрались».
11 Другой подход см.: Уголовное право России. Общая часть. Том 1 : Учение о преступлении : учебник для вузов / под ред. Н. Ф. Кузнецовой и И. М. Тяжковой. М. : Зерцало-М, 2002. С. 66—67.
12 Лопашенко Н. А. Конкретизация как прием законодательной техники в уголовном законодательстве: необходимое зло или недостижимое благо? // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики : материалы международного симпозиума 27—28 сентября 2007 г. / под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород : Нижегородская академия МВД России, 2008. С. 883—884.
13 Даже в 70-е годы ХХ века определение измены Родине (ст. 64 УК РСФСР 1960 года) акцентировало внимание на том, что «это измена политической и социальной среде, к которой человек принадлежит. Она представляет собой посягательство на единство гражданина с этой средой, противоестественный разрыв с нею, глубоко отрицательный социальный факт. Это предательство народа, строящего коммунистическое общество, непосредственная помощь империалистической реакции, поджигателям войны, злейшим врагам прогрессивного человечества, готовым развязать агрессивную войну против СССР и других стран социалистического содружества» (Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Л. : ЛГУ,1973. Т. 3. С. 116).
14 Жалинский А. Э. Уголовно-экономическое право: проблематика определенности закона (российские и немецкие взгляды) // Избранные труды. Т. 2. Уголовное право / отв. ред. О. Л. Дубовик. М. : Издательский дом ВШЭ, 2015. С. 325—326.
15 Уголовное право : учебник : в 3 т. / под общ. ред.
А. Э. Жалинского. М. : Городец, 2010. Т. 1. Общая часть. С. 360.
А. Известна мысль о ценности качества краткости законодателя16. Этим качеством обладали многие понятия и формулировки норм Особенной части уголовных кодексов РСФСР о государственных преступлениях. В частности, ст. 63 УК РСФСР 1922 года, устанавливавшая ответственность за так называемую экономическую контрреволюцию, ст. 74 «Нарушение равноправия граждан по признаку расы, национальности или отношении к религии» УК РСФСР 1960 года. Для описания параметров отдельных форм этих деяний законодатель использовал лаконичные, никак не конкретизировавшие способ и обстоятельства совершения посягательства и в результате характеризующиеся не до конца определенными признаками формулировки: «подрыв торговли и транспорта» (ст. 63), «прямое или косвенное ограничение прав». Конечно, можно предположить, что краткие формулировки использовались потому, что описание материальной стороны деяния дескриптивными признаками виделось невозможным. Можно рассуждать иначе: задачи конкретизировать не было, таковы были глубинные требования установленного правопорядка. Или они были связаны с недостаточно внимательным отношением к тексту закона. Все это требует специального анализа. К сожалению, объем исследования позволяет высказать лишь предположение, что краткость в описании признаков составов государственных преступлений при отсутствии возможности раскрыть содержание таких формулировок с позиций конституционного права17 следует рассматривать как явление скорее негативное.
Б. Собственно, это не требовало новых доказательств, но в контексте рассмотрения специальной проблемы отметим, что очерки демонстрируют немало свидетельств неоднократного использования в описании государственных преступлений в законодательстве России ХХ века понятий с политизированным (морально-политическим) содержанием. Более того, их применение как выразительно и информационно насыщенных средств отражения того или иного признака состава прес-
тупления, определяющих его понимание, казалось криминалистам тех лет объективно необходимым18.
Сейчас такая практика рассматривается по преимуществу как негативная. Так, оценивая ст. 64 УК РСФСР 1960 года, судья Конституционного Суда РФ Л. А. Кононов отметил, что уже само наименование преступления «измена Родине» представляется скорее морально-политической оценкой, что вместо правового понятия «выезд за границу» употреблено негативно-оценочное «бегство». Использование таких положений вместе с не поддающимися формализованному анализу понятиями «ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности» создавало, по мнению судьи, опасность использования статьи в целях ограничения политических и других конституционных прав граждан19. В уголовном законодательстве демократического общества политическая мотивация не может быть криминализирована, считал В. В. Лунеев20. Это общая оценка.
Но здесь есть по меньшей мере еще одно соображение. Материалы очерков позволяют также увидеть, что значения понятий, несущих идеологический заряд, весьма изменчивы. То информационное содержание, которое ранее образовывало для правоприменителя смысл понятий, например, контрреволюционной цели, подрывной пропаганды, в новой социальной реальности меняется. Возможные последствия, не согласующиеся с началом определенности, — изменение оценки сходных фактических обстоятельств, непредсказуемость судебной практики. Суду принадлежит область права, решение политических вопросов — дело политиков21.
В. В литературе можно встретить утверждения о большей определенности материальных составов преступлений, поскольку увеличение числа признаков состава за счет указания пос-
16 Иеринг Р. Юридическая техника. М. : Статут, 2008.С. 62.
17 Детально регламентируя многие, даже частные вопросы организации и деятельности государства и его органов, Конституция в то же время содержит общие и не отличающиеся формальной определенностью положения, которые формулируют лишь некоторые наиболее важные начала правового регулирования общественных отношений (см.: Эбзеев Б. С. Конституция Российской Федерации: конкретизация и актуализация ее норм как условие и гарантия осуществления прав и обязанностей человека и гражданина // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики. С. 598).
18 См.: Агузаров Т. К., Грачева Ю. В., Чучаев А. И. Указ. соч. С. 29, 71—72, 86 и др.
19 Постановление Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 г. № 17-П «По делу о проверке конституционности ряда положений пункта "А" статьи 64 Уголовного кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В. А. Смирнова». Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации А. Л. Кононова // СЗ РФ. 1996. № 1. Ст. 54 ; Кауфман М. А. Указ. соч. С. 163.
20 Лунеев В. В. «Политическая преступность» // Государство и право. 1994. № 7. С. 108.
21 Mirtille Delmas-Marty Raisonner la raison d'Elat. Vers une Europe des droits de l'nomme. Paris : Presses Univer-
sitaires de France. 1989. P. 49 (Мирей Дельмас-Марти.
Размышления над смыслом государственного интереса. На пути к Европе прав человека. Париж : Университетское издательство Франции, 1989. С. 49).
ледствий: а) влечет, хотя и не обязательно, повышение определенности состава как основания ответственности; б) сужает его пределы22. Данный же в очерках анализ составов государственных преступлений показывает, что для их исполнения, как правило, было достаточно выполнить определенный поведенческий акт. Сущностные или чисто формальные причины имело неуказание законодателем последствий?
Корректным выглядит объяснение, учитывающее обе причины: 1) опасность государственных преступлений для существования или неприкосновенности соответствующего им объекта (политическая система и безопасность государства), как правило, нормативно адекватно отражается уже в указании факта совершения определенного деяния и цели действий субъекта. Тем более что идентифицирующие государственные преступления понятия «измена», «шпионаж», «вредительство» и др. характеризуют механизм деяния, проявляющийся прежде всего в наборе поведенческих актов; 2) определить какие-либо параметры вредных изменений, вызываемых совершением государственных преступлений, крайне затруднительно. Например, как справедливо замечает Ю. Е. Пудовочкин, практически невозможно описать последствия государственной измены особо — как отделенный результат23.
Наряду с применением формальных составов для отражения опасности именно действий (бездействия) законодатель может расширить пределы деяния на предварительную преступную деятельность или закрепить в качестве самостоятельного преступления факт участия в преступлении пособника. Вот несколько почерпнутых из очерков примеров, подтверждающих использование данного приема в регулировании ответственности за государственные преступления в России в ХХ веке: уголовные кодексы соответствующего периода предусматривали ответственность за организационную деятельность, направленную на совершение государственных преступлений (ст. 58.11 УК РСФСР 1926 г., ст. 72 УК РСФСР 1960 г.); статья 68 УК РСФСР 1922 г. устанавливали ответственность за укрывательство и пособничество всякого рода контрреволюционным преступлениям, не связанные с непосредственным совершением означенных преступлений или при неосведомленности об их конечных целях.
Названные нормы не выдержали проверку временем. Однако учитывать их, в т.ч. их
доктринальную оценку, как аргументы в современных исследованиях, очевидно, необ-ходимо24. В данном случае нет возможности дать содержательную характеристику позиций исследователей, приложивших немалые усилия по выявлению содержания и правовой ценности этих специфических норм. Но крайне важным по указанной причине было увидеть в очерках, что, как правило, в результате анализа констатировалась недостаточная определенность соответствующих предписаний уголовного закона. В частности, по вопросу о самостоятельной криминализации отдельных видов соучастия потому, что не прояснялось их соотношение (соответствие) с нормами Общей части уголовного права. Г. Ма-гульяно, например, писал: «Не являются ли эти статьи излишними и не возвращаются ли они еще раз к положениям о соучастии? Недоумение это рассеивается, если в них видеть постановления не о соучастии в оконченном деянии, а о стадиях преступной деятельности» 25.
Интерес к правовому регулированию ответственности за государственные преступления в уголовном праве России огромен. И рецензируемую работу можно оценить как весьма серьезное и интересное исследование этой проблемы. Хочется поэтому надеяться, что представленная книга привлечет внимание широкого круга юристов. Высказанные в ней положения приглашают к обсуждению вопросов, стоящих перед современным уголовным правом РФ: каковы действительные задачи уголовной ответственности за государственные преступления, достигнуты ли здесь необходимые состояния его формы и содержания, оптимально ли используются возможности? Исследование проблем государственных преступлений исчерпано быть не может и должно проводиться постоянно, отражая изменения самой преступности, уголовной политики и уголовного законодательства, определямые развитием социальных процессов в стране и в мире.
22 Уголовное право : учебник. Т. 1. С. 398.
23 Пудовочкин Ю. Е. Учение о составе преступления : учеб. пособие. М. : Юрлитинформ, 2009. С. 97.
24 Сохранение актуальности данной проблемы, приобретение ею практического значения подтверждается несколькими фактами. Во-первых, возвращением в действующее уголовное законодательство нормы об ответственности за посредничество во взяточничестве (ст. 291.1 УК РФ). Характерно, что и здесь оценки далеко не единодушны, неоднократно менялись, причем кардинальным образом (см.: Талан М., Тарханов И. Посредничество во взяточничестве в уголовном праве России // Уголовное право. 2013. № 5. С. 105—107. Во-вторых, во многих случаях законодатель связывает ответственность с достижением фактических результатов, характерных для предварительной преступной деятельности (например ст. 205.4, 209, 210 УК РФ).
25 См.: Агузаров Т. К., Грачева Ю. В., Чучаев А. И. Указ. соч. С. 42—43, 86.
Библиография:
1. Агузаров Т. К., Грачева Ю. В., Чучаев А. И. Государственные преступления в уголовном праве России в ХХ веке. — М. : Проспект, 2015.
2. Додонов В. Н., Капинус О. С., Щерба С. П. Сравнительное уголовное право. Особенная часть : монография / под общ. и науч. ред. С. П. Щербы. — М. : Юрлитинформ, 2010.
3. Жалинский А. Э. Уголовное право между символическим и рациональным // Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. — М. : Проспект, 2008.
4. Жалинский А. Э. Уголовно-экономическое право: проблематика определенности закона (российские и немецкие взгляды) // Избранные труды. Т. 2. Уголовное право / отв. ред. О. Л. Дубовик.— М. : Издательский дом ВШЭ, 2015.
5. Еллинек Г. Общее учение о государстве. — СПб. : Юридический центр-Пресс, 2004.
6. Иеринг Р. Юридическая техника. — М. : Статут, 2008.
7. Кауфман М. А. Пробелы в уголовном праве и судейское усмотрение. — М. : Юрлитинформ, 2009.
8. Кузнецова Н. Ф. Проблемы квалификации преступлений : лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений» / науч. ред. и предисл. акад. В. Н. Кудрявцева. — М. : Городец, 2007.
9. Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Т. 3. — Л. : ЛГУ, 1973.
10. Лопашенко Н. А. Конкретизация как прием законодательной техники в уголовном законодательстве: необходимое зло или недостижимое благо? // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики : материалы международного симпозиума 27—28 сентября 2007 г. / под ред. В. М. Баранова. — Н. Новгород : Нижегородская академия МВД России, 2008.
11. Лунеев В. В. Политическая преступность // Государство и право. — 1994. — № 7.
12. Пудовочкин Ю. Е. Учение о составе преступления : учебное пособие. — М. : Юрлитинформ, 2009.
13. Талан М., Тарханов И. Посредничество во взяточничестве в уголовном праве России // Уголовное право. — 2013. — № 5.
14. Уголовное право России. Общая часть. Том 1 : Учение о преступлении : учебник для вузов / под ред. Н. Ф. Кузнецовой и И. М. Тяжковой. — М. : Зерцало-М, 2002.
15. Уголовное право : учебник : в 3 т. Т. 1. Общая часть / под общ. ред. А. Э. Жалинского.— М. : Городец, 2010.
16. Эбзеев Б. С. Конституция Российской Федерации: конкретизация и актуализация ее норм как условие и гарантия осуществления прав и обязанностей человека и гражданина // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики : материалы международного симпозиума 27—28 сентября 2007 г. / под ред. В. М. Баранова.— Н. Новгород : Нижегородская академия МВД России, 2008.
17. Mirtille Delmas-Marty Raisonner la raison d'Elat. Vers une Europe des droits de l'nomme. — Paris: Presses Universitaires de France, 1989.
Материал поступил в редакцию 20 июля 2015 г.
STATE CRIMES IN CRIMINAL LAW OF RUSSIA (HISTORICAL LEGAL ESSAYS AND THEIR MEANING FOR MODERN ERA)
Engelgardt Artur Avgustovich — Ph.D. in Law, Associate Professor of the Department of criminal law and criminalistics of the Law Faculty of the National Research University "High School of Economics" [aengelgardt@hse.ru]
101000, Russia, Moscow, ul. Myasnitskaya, 20
Review: It is obvious that any criminal research of the problems of responsibility for state crimes due to their connection with politics and governance is possible only on social historical basis. However, it is also obvious that such a research must be based on concretized legal analysis. Actually, this predetermines the interest to the monograph research "State Crimes in Criminal Law of Russia in XX Century"
published by the Publishing House "Prospect" in the form of historical legal essays. Suffice it to say, the author carried out a diachronic comparative legal research covering two historical key concepts, namely, genesis and evolution of the state power in Russia; genesis and evolution of criminal law maintenance of its functioning. However, and what is more important, information summarized during the research allows to assess a number of considerations and hypothesis that are significant for effective criminal legislation. First, having put this information in the basis of assessment of a specific character of state crimes, we recognize that the subject matter of the amenities that constitute the object of their criminal law protection is so ambiguous that the definition of state crimes becomes provisional. Then, we demonstrate the existence of more typical for the soviet time, but preserved until now symbolic understanding of the fact of committing a crime, and consequently, the meaning of establishing and imposing responsibility for state crimes. Finally, the essays widen the data used in order to define the problems of certainty of state crimes prohibition. In particular, the article analyzes the problems of providing the certainty of a criminal statute when a lawmaker applies a) scarce wordings (when it is impossible to disclose their content from the perspective of the constitutional law); b) notions bearing ideological (politicized) features; c) elements of a crime that widen the limits of an act for preliminary criminal activity or establish as an independent crime actions of an accomplice. Keywords: criminal law of Russia in XX century, criminal responsibility, symbolic understanding of liability for state crimes, certainty of state crimes prohibition.
Bibliography:
1. Aguzarov, T.K., Gracheva, Y.V., Chuchaev, A.I. State crime in criminal law of Russia in XX century. — M.: Prospect. — 2015.
2. Dodonov, V.N., Kapinus, O.S., Scherba, S.P. Comperative criminal law. Special part: Monogrph / Edited by (under the general and scientific editorship of) Scherba, S.P.- M.: Yurlitinform. 2010.
3. Zhalinskiy, A.E. Criminal law between symbolic and rational //Criminal law in anticipation of changes: theoretical instrumental analysis. — M.: Prospect, — 2008.
4. Zhalinskiy, A.E. Criminal economic law: problems of certainty of the law (Russian and German approaches) / Selected Works. V.2. Criminal law/edited by Dubovik, O.L.. — M.: Izdatelskiy dom Visshey Shkoly Ekono-miki. — 2015.
5. Ellinek, G. General theory of the state. — SPb.: Yuridicheskiy Tsentr Press. — 2004.
6. Ihering, R. Legal techniques . — M.: Statut. — 2008.
7. Kaufman, M.A. Lacunae in criminal law and judicial discretion. — M.: Yurlitinform, —2009.
8. Kuznetsova, N.F. The problems of crime classification: Lectures on the special course H. 4>. "Introduction to crime classification"/ under the scientific editorship and preface by Academician Kudriavtsev, V.N. — M.: Gorodets, — 2007.
9. The Course of Soviet Criminal Law. Special Part. V. 3 — L.: LGU. — 1973.
10. Lopashenko, N.A. Specification as the method of legislative technique in criminal legislation: is it a necessary evil or unattainable benefit? //Specification of legislation as the technical theoretical method of law-making, law-interpreting and law-enforcement practice: Proceedings of International Symposium of September 27-28, 2007./edited by Baranova V.M. — Nizhniy Novgorod: Nizhegorodskaya akademiia MVD Rossii. — 2008.
11. Luneev, V.V. "Political Criminality"//State and Law. — 1994. N. — 7.
12. Pudovochkin, Y.E. The theory of the elements of the crime. Study guide. — M.: Yurlitinform. — 2009.
13. Talan, M., Tarhanov, I. Bribery facilitation in criminal law of Russia//Criminal law. — 2013. N. 5.
14. Criminal law of Russia. General part. Volume 1: Theory of crime. Textbook for high law schools /edited by Kuznetsova, N.F., Tiazhkova,. M.: Zertsalo-M. — 2002. P.
15. Criminal Law: Textbook: In 3 volumes. V. 1. General part/edited by Zhalinskiy, A.E. — M.: Gorodets. — 2010.
16. Ebzeev, B.S. The Constitution of the Russian Federation: Concretization and actualization of its norms as a condition and safeguard of rights and obligations of man and citizen / Specification of legislation as the technical theoretical method of law-making, law-interpreting and law-enforcement practice: Proceedings of International Symposium of September 27-28, 2007. Proceedings of International Symposium of September 27-28, 2007/edited by Baranova V.M..- Nizhniy Novgorod: Nizhegorodskaya akademiia MVD Rossii. — 2008..
17. MirtilleDelmas — Marty Raisonnerlaraisond' Elat. Vers une Europe des droits de l'nomme. — Paris: Presses Universitairesde France. 1989.
