CC BY
62
ведомством и его местными органами всей полноты ответственности в данной сфере.
Мнения финансовых и плановых ведомств, привлеченных к обсуждению проектов реорганизации охранного дела, оказались диаметрально противоположными . Наркомат финансов РСФСР поддержал сторону Наркомпроса, в то время как Государственная плановая комиссия при СНК РСФСР в целом одобрила проект создания Комитета по делам охраны исторических памятников при СНК РСФСР либо увеличения штатной численности отдела охраны памятников Управления до 10 - 12 человек [3. Ф. А-259. Оп. 2. Д. 754. Л. 21].
Итоги дискуссий должны были быть рассмотрены в середине июня 1941 г на заседании Бюро СНК РСФСР, однако начавшаяся Великая Отечественная война поставила перед музейными работниками, архитекторами, историками, реставраторами иные задачи. Первоочередными вопросами по сохранению архитектурного и культурно-исторического наследия страны стали спасение и эвакуация уникальных музейных коллекций и собраний, консервация памятников.
1. Бюллетень Наркомпроса РСФСР
2. В помощь работнику музея: законы, распоряжения, разъяснения по музейному строительству. М., 1936.
3. Государственный архив Российской Федерации.
4. Гражданская война и военная интервенция в СССР: энциклопедия. М., 1983.
5. Козлов А.А. Правовое регулирование охраны памятников истории и культуры в 1917 - 1941 гг.: дис. ... канд. юрид. наук. М., 1990.
6. Медведь А.Н. Музеефикация памятников археологии в России: прошлое и настоящее. М., 2004.
7. Национальный архив Республики Татарстан.
8. Положение о Междуведомственном комитете по охране памятников революции, искусства и культуры при Президиуме ВЦИК. Постановление ВЦИКот 20.08.1932 г. // СУ РСФСР 1932. № 69. Ст. 309.
9. Российская музейная энциклопедия. М., 2001. Т. 1.
10. Сборник постановлений по музейному строительству РСФСР. 1934 - 1934 гг. М., 1934.
11. Сборник указов РСФСР
УДК 94(470.4)
И.В. Черказъянова,
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, Санкт-Петербургский филиал Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН
ГОСУДАРСТВЕННАЯ РЕГЛАМЕНТАЦИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ШКОЛ НЕМЕЦКИХ КОЛОНИСТОВ в первой половине XIX века
В 1830-е гг были предприняты первые шаги по государственной регламентации образования колонистов. Она шла по двум направлениям. Одно направление касалось формальной стороны - открытия и устройства традиционных школ; другое было связано с содержательной стороной обучения и языком преподавания. Если организация народной школы являлась делом общества и церкви, то учреждение и контроль над училищами, специально создаваемыми для распространения среди колонистов русского языка (так называемых центральных училищ), находились в руках государственных структур.
Первым законом, регулировавшим школьное образование немцев, стало Положение «О правилах школьного и катехизического учения в колониях саратовских иностранных поселенцев» от 5 марта 1840 г [6. Т. 15. № 13233]. Фактически правила закрепили существовавшую традицию образования и организации школ. Закон определял обязанности духовенства, учителей и родителей. Пасторы и патеры обязаны были посещать школы в колониях, в которых проживали сами, еженедельно, а в других колониях - один раз в две недели. Обязанностью родителей было определять в школу детей, достигших семилетнего возраста. Учитель должен был вести именной список всех детей, обязанных посещать школу и делать перекличку как после утренних часов, так и после вечерних, а также после занятий по катехизису. Список отсутствующих передавался сельскому начальству которое штрафовало родителей (по 3 коп. за каждый пропуск). При отсутствии денег штраф отрабатывался на общественных работах (полдня за пропуск). Правилами устанавливались уважительные причины отсутствия: болезнь ученика, смерть в семье, необходимость ухаживать за больным, ненастная погода.
Существовавшие на протяжении многих десятилетий начальные школы в немецких колониях оставались вне поля зрения Министерства просвещения. Колонистские школы долгое время находились в ведении Министерства государственных имуществ (МГИ) и церковного управления.
Кроме того, состояние управленческого аппарата учебных округов не позволяло вести надлежащий контроль над всеми учебными заведениями, действовавшими на их территории. До 1835 г. все попечители учебных округов находились в Петербурге, а вопросы контроля на местах были поручены университетским профессорам, которые обязаны были проводить так называемые визитации - поездки по округу. Во время одной из визитаций в 1815 г профессор Казанского университета И.Ф. Эрдман «обнаружил» школы в немецких колониях на Волге. Доклад о состоянии школ был представлен попечителю, а затем и министру просвещения. Эрдман отметил недостатки обучения и внес предложения по их устранению: начать подготовку учителей, перевести школы под руководство священников, увеличить продолжительность учебного года, повысить жалование учителям [1. С. 32 - 33].
С 1843 г. по требованию Министерства просвещения попечительные органы иностранных колонистов стали подавать сведения о немецких сельских школах, что еще не означало установления контроля над школами со стороны Министерства просвещения.
Предпосылки для организации центральных училищ и начального распространения русского языка в колониях возникли в начале XIX в. Стремление государства повысить благосостояние колоний путем «приохочива-ния» колонистов к новым видам занятий и улучшения способов ведения хозяйства отразилось в «Инструкции для внутреннего распорядка и управления новороссийскими иностранными колониями» (16 мая 1801 г.) [6. Т. 26. № 19873]. § 2 ст. 1 предписывал колонистам лютеранского и католического исповедания по прошествии льготных лет содержать на свои средства пасторов и шульмейстеров. 7 июля 1803 г. инструкция была дополнена новыми положениями: в § 15 говорилось о необходимости содержать в колониях обученных писарей, поскольку служебная переписка с приказами была «худой и невразумительной» [6. Т. 27. № 20841]. На протяжении последующих 70 лет дополненная инструкция служила руководством для колонистов.
Среди причин, не позволявших достичь желаемого состояния колоний, главный судья Конторы опекунства новороссийских колонистов С.Х. Контениус, участвовавший в разработке инструкции и дополнения к ней, называл «худое повиновение» колонистов сельскому начальству Из-за отсутствия немецких писцов невозможно было вручную размножить документ, поэтому главный судья обратился в Экспедицию государственного хозяйства МВД с просьбой напечатать 50 экземпляров на русском и немецком языках. Русский вариант предназначался для русских смотрителей колоний и писцов, а немецкий предполагалось разослать в каждую деревню. 18 сентября 1803 г. управляющий Экспедицией государственного хозяйства К.И. Таблиц известил Новороссийскую контору о том, что рапорт Контениуса от 2 апреля 1803 г. заслушан. Экспедиция обязала руководителя конторы взять на себя заботу по организации обучения русскому языку маль-чиков-сирот и по подготовке их для дальнейшей работы писарями. Предписывалось направить несколько человек в народные училища с содержанием кандидатов на мирские средства, а со временем предполагалось использовать знания этих учеников для обуче-
ния русскому языку и других детей [7. Ф. 383. Оп. 29. Д. 199. Л. 7об. - 8об., 31 - 32].
Предложение об обучении сирот было инициативой самого управляющего Таблица, которое он сформулировал еще в августе 1802 г после инспекции саратовских колоний [7. Ф. 383. Оп. 29. Д. 1045. Л. 1]. Идея нашла применение как на юге России, так и в Поволжье. Известно, что в начале 1800-х гг. в народных училищах Екатеринослава на средства колонистов обучались мальчики из Иозефстальской колонии Г. Кейнгарт и Ф. Еворский [5. С. 99, 206]. 11 февраля 1804 г. в Саратовское народное училище было принято 10 подростков в возрасте 12 - 15 лет из числа осиротевших детей, которых отобрала Саратовская контора опекунства по одному из каждого колонистского округа. О важности этого события свидетельствует тот факт, что успехи юношей проверял лично саратовский гражданский губернатор Беляков, побывавший в училище 30 июня 1806 г. [7. Ф. 383. Оп. 29. Д. 1023. Л. 1 - 3]. За два года обучения юноши, при поступлении не умевшие даже говорить по-русски, научились письму и чтению на русском языке, основам арифметики. Юноши, окончившие курс в декабре 1808 г., поступили писарями в приказы.
Объективная необходимость усовершенствования управления колониями создала предпосылки для по -явления должностей писарей из числа колонистов, знающих русский язык. Инициатива государства по подготовке писарей положила начало обучению немецких детей из поволжских и южных колоний в государственных учебных заведениях, а затем способствовала появлению и специальных учебных заведений для обучения колонистов русскому языку.
Идея создания в Поволжье специальных школ для обучения немцев русскому языку принадлежала Ф.Л. Пе-реверзеву, исполнявшему обязанности саратовского губернатора в 1831 - 1835 гг. При ревизии вверенной ему губернии он посетил колонии иностранных поселенцев. Во всеподданнейшем докладе он описал цветущее состояние поселков, при этом особо отметил незнание населением русского языка и законов России, стремление жителей избегать всяческих контактов с русским. Губернатор предложил: «Для отвращения происходящих от сего неудобств вменить колонистам в обязанность обучать в школах детей своих русскому языку и не знающих оного в шульмейстеры не определять» [3. Ф. 89. Оп. 1. Д. 325. Л. 5]. Предложение поступило на рассмотрение министра внутренних дел, а потом в Комитет министров. Положение Комитета министров от 7 ноября 1833 г было утверждено императором.
Закон предусматривал учреждение в саратовских колониях двух училищ по 25 учеников в каждом. Обучение должно было продолжаться 6 лет. Для содержания училищ был введен специальный общественный сбор в размере 6,5 коп. с ревизской души в год. 30 августа 1834 г. с торжественными молебнами были открыты Лесно-Карамышское и Екатериненштадтское училища. Изначально училища предназначались лишь для подготовки учителей, но устроить выпускников сразу по окончании учебы на должность учителя было очень сложно из-за отсутствия вакансий. Кроме того, в окружных и сельских приказах не хватало писарей. Поэтому выпускники центральных училищ в Поволжье в основ-
ном использовались не в школах, а на должностях писарей. К 1856 г насчитывалось107 выпускников, из них 74 человек занимали должности помощников писарей и лишь 11 человек стали учителями [7. Ф. 383. Оп. 20. Д. 27730. Л. 265]. Писарские должности были более престижными, поскольку давали возможность дальнейшего служебного роста. Поэтому основная часть выпускников шла на работу в приказы. Желающих заняться учительским трудом было мало, из-за того что в крестьянских семьях предпочитали приобщать сыновей к сельскому хозяйству и торговле и не спешили отдавать детей на обучение в центральные училища. Поэтому на начальном этапе учителями становились главным образом дети-сироты, обучавшиеся за счет общества и обязанные прослужить в должности учителя определенное время.
В 1858 г. оба училища, в Екатериненштадте (Самарская губерния) и Лесном Карамыше (Саратовская губерния), объединились в одно - Екатериненштадтское. Проект нового училища был утвержден 27 июня 1858 г, открытие состоялось в декабре того же года. Закрытию одного из училищ способствовала слабая материальная база обоих учебных заведений и несовершенство их в учебном отношении. В соответствии с инструкцией от 29 октября 1859 г училище в Екатериненштадте предназначалось для подготовки знающих русский язык учителей сельских приходских школ в колониях Самарской и Саратовской губерний и распространения знания русского языка между колонистами. На учебу принимались юноши в возрасте 14 - 16 лет. Каждая губерния могла иметь 25 стипендиатов, число «своекоштных» учеников не ограничивалось. Для содержания вводился специальный мирской сбор по 5 коп. с ревизской души обеих губерний, что в сумме составляло 6803 руб. 33 коп. В течение учебного года проводилось 520 часов занятий на русском языке, 102 часа - на немецком. По штату было положено три учителя (русского языка, немецкого языка, закона Божьего и пения) с жалованием по 350 руб. каждому На места учителей назначались выпускники университетов; одному из них поручались обязанности заведующего. Однако требования к образовательному цензу преподавателей на практике не выполнялись.
Возрастающие потребности в учителях и других специалистах заставили колонистов Саратовской губернии поставить вопрос об открытии самостоятельного центрального училища. 5 августа 1866 г было утверждено Положение о Лесно-Карамышском центральном русском училище. Оно было рассчитано примерно на 150 учащихся; в нем имелись приготовительный и два основных класса. Внутренняя организация этого училища определялась Положением и программой Екате-риненштадтского училища.
Проблема трудоустройства выпускников, возникшая вскоре после открытия центральных училищ, с годами становилась все острее. Многие выпускники находили более оплачиваемую работу, шли в торговлю, но не в школу Существовало противоречие между ведомственной подчиненностью центральных училищ и начальных школ. Центральные училища учреждались государством в лице МГИ, а назначение учителя в сельскую школу зависело от пасторов, подчинявшихся Генеральной консистории, входившей в структуру МВД. Пасторы вы-
бирали на место учителя уважаемых людей, так как учитель был в одном лице и преподавателем, и кистером (помощником пастора), а выпускники училища были слишком молоды, чтобы соответствовать этим требованиям. С другой стороны, назначенный пастором учитель далеко не всегда владел русским языком и не мог его преподавать. Но чтобы ввести специальный предмет русского языка в начальных школах, требовалось изменить штаты школ и программу преподавания, которая оставалась неизменной с 1840 г Третьей заинтересованной стороной в вопросах школы и учителя было само население, которое несло бремя денежных расходов на содержание и центрального училища, и начальной школы. Население не могло и не хотело выделять дополнительные деньги на содержание учителя русского языка, покупку русских учебников. Колонисты избегали новых расходов, а принудить их к сбору новых средств Саратовская контора не могла, так как власти беспокоились о своевременном погашении колонистами государственного долга.
Таким образом, учреждение центральных училищ в Поволжье повлекло за собой целый ряд проблем обустройства и подчинения начальных школ, содержания их учебной программы. Все очевидней становилась проблема зависимости учителя от пастора и населения. Государство, учредившее центральные училища, не могло решить вопрос трудоустройства выпускников, поэтому не достигалась и поставленная цель - внедрение русского языка в колониях.
На юге России при организации подобных училищ был использован опыт Поволжья. 20 июня 1835 г по указанию Екатеринославской конторы опекунства смотритель колоний 2-го округа Х.Г Пелех направил Моло-чанскому меннонитскому окружному приказу предписание об открытии одной или, если население признает возможным, больше школ для обучения русскому языку. Школы должны были размещаться в крупном населенном пункте, в центре компактно расположенных колоний. Первыми были открыты училища в самых больших меннонитских колониях - Гальбштадте (Бер-дянский уезд, 1835) и Хортице (Екатеринославский уезд, 1842). 18 июля 1846 г. было учреждено училище в При-шибе (Мелитопольский уезд). Именно эти училища позже стали основными центрами по подготовке учителей для начальной школы юга России.
23 октября 1842 г. было утверждено Положение об училище в колонии Сарата в Бессарабии (Саратское, или Вернеровское, училище) [6. Т. 17. № 16117]. Училище предназначалось для обучения мальчиков 14 -16 лет, предпочтительно сирот, профессиям сельского учителя, писаря, землемера и архитектора. Обучение длилось четыре года. Предусматривалось изучение русской и немецкой грамматик, перевод с русского на немецкий язык и обратно. Важнейшей задачей училища, как и других центральных училищ, было распространение русского языка в бессарабских колониях. Обучавшиеся за казенный счет юноши обязаны были прослужить 10 лет в должности учителя или писаря. Училище содержалось на капиталы, завещанные Х.Ф. Вернером и С.Х. Контениусом.
В течение 1844 - 1883 гг. училище выпустило 188 человек. В отличие от Поволжья выпускники Саратского училища на протяжении всего времени в основном вы-
бирали учительские вакансии (116 человек, или 61,7%); 25 человек (13,3%) стали писарями и чиновниками; 21 человек (11,2%) - сельскими хозяевами и купцами. 12 человек получили высшее образование. Среди выпускников были известные деятели, такие как К. Виль-гем - редактор и издатель газеты «Odessaer Zeitung» («Одессаер Цайтунг»), Ф.И. Кнауэр - индолог профессор университета св. Владимира. Предпочтения в выборе профессии выпускников Саратского училища можно объяснить состоянием начального образования, которое в целом было организовано лучше, чем в саратовских колониях, и большей потребностью в образованных учителях.
Вслед за учреждением первых училищ Попечительный комитет разработал меры по распространению русского языка и 5 марта 1842 г. подал соответствующую записку в МГИ. Предлагалось преподавать русский язык наравне с немецким в сельских школах. Для достижения цели нужны были учителя, поэтому необходимо было дополнительно открыть училища в Херсонской губернии для жителей Либентальского, Березанского и Глюкстальского округов: в Гросс-Либентале -для лютеран; в Ландау - для католиков [7. Ф. 383. Оп. 16. Д. 20049. Л. 1 - 1 об.]. Однако дело затормозилось из-за нехватки учителей. Училище в Гросс-Либентале открылось только в 1869 г. При этом был использован опыт, Положение и программа Екатериненштадтского училища Саратовской губернии.
Меннониты в силу своей зажиточности и лояльного отношения к властям, а также понимания стратегической роли русского языка в развитии экономики их поселений более активно открывали центральные учи -лища. Молочанские колонисты предложили ограничиться одним училищем, для которого они готовы были содержать учителя, но средств на строительство здания у них не было из-за неурожаев. Колонии одесского водворения отказались даже нанять учителя, только меннониты Молочанского округа выразили готовность открыть четвертое училище в Тигервайде, а затем и пятое, а также содержать учителей русского языка с жалованием от 500 до 600 руб. [7. Ф. 383. Оп. 1. Д. 404. Л. 11 - 13].
В 1885 г. в России уже существовало 14 центральных училищ, в том числе в Херсонской губернии - 3, Бессарабской - 2, Таврической - 5, Екатеринославской - 2, Саратовской - 1, Самарской - 1 [7. Ф. 733. Оп. 230. Д. 85. Л. 2]. Специального общего закона, регулировавшего деятельность центральных училищ, не было, существовали лишь Положения по отдельным училищам.
Организация центральных училищ в немецких колониях была частью политики по созданию волостных школ, которые готовили служащих низшей квалификации (писарей, землемеров и т.п.). Впервые они возникли в 1830-е гг В системе МГИ школы писарей, обучающихся русскому языку, были введены и для татарского населения Таврической губернии. Само приобщение к русскому языку низовых служащих было типичной имперской практикой кадровой русификации. Реализация планов распространения русского языка с использованием центральных училищ на деле оказалась сложнее из-за различия интересов государства, церкви и населения. Новый тип учебных заведений, созданный и контролируемый государством, выявил проблемы начальной шко-
лы, взаимосвязи двух типов школ. Отношение населения к центральным училищам стало своеобразным маркером лояльности к государственному языку
Регламентация образовательных процессов колонистов исходила главным образом от Министерства государственных имуществ и церковных структур. Министерство народного просвещения не могло воздействовать на не подведомственные ему школы, однако опосредованное влияние все же имело место. Подписанный министром просвещения А.С. Норовым циркуляр попечителям учебных округов от 11 мая 1855 г запрещал выдачу свидетельств на право начального обучения всем иностранцам, за исключением родившихся в России или уже известных своей благонадежностью. Это распоряжение заставило МГИ обратить внимание на проблемы в подведомственных ему учебных заведениях. Выяснилось, что среди учителей немецких колоний тоже были иностранные подданные. В 1856 г в поволжских колониях из 123 учителей 3 были иностранцами. В Новороссии и Бессарабии работало 202 педагога, в том числе 30 иностранцев [7. Ф. 383. Оп. 11. Д. 10664. Л. 49об.]. Педагоги-иностранцы были и в болгарских колониях. Попечительный комитет о колонистах Южного края России в декабре 1855 г. в докладе для МГИ объяснял ситуацию тем, что иностранцев невозможно заменить другими педагогами, а те, кто работает, заняли должности до выхода министерского циркуляра [7. Ф. 383. Оп. 16. Д. 20049. Л. 12].
Устав о колониях иностранцев в России 1857 г (Колонистский устав) обобщил законоположения в отношении иностранных колонистов, принятые в империи в последней трети XVIII - первой половине XIX вв. [8. С. 1 -100]. Шестой раздел определял основные положения, связанные со статусом церковных и внутренних заведений колоний. Специального раздела о школах не было, но были включены ранее принятые законы, касающиеся вопросов образования. Так, в примечании к ст. 17 речь шла о Саратском училище [8. С. 6]. Ст. 230 определяла мирские денежные повинности, часть которых шла на содержание шульмейстеров. В ст. 232 и приложении к ней говорилось о содержании и устройстве двух центральных училищ в саратовских колониях (эти условия были зафиксированы еще 7 ноября 1833 г.). Правила 5 марта 1840 г. «О школьном и катехизическом учении» были помещены в качестве приложения к ст. 387 об обязанностях духовенства преподавать малолетним основы христианского учения. Включение в Колонистский устав законодательных актов, утвержденных еще в конце XVIII - начале XIX вв., свидетельствует о том, что правовая база жизни колоний практически не развивалась в течение полувека. К началу 1860-х гг единственным общим законом для школ оставались Правила 1840 г
Анализ политики властей по отношению к вопросам школьного образования немецких колонистов показывает, что она не имела культурно-языковой направленности, а степень влияния государственных структур на традиционную школу была минимальной. Правила о катехизическом учении 1840 г. были разработаны на основе школьной и церковной традиции, закрепили существовавшие отношения между общиной и церковью и не могли еще претендовать на главенствующую роль государства в школьном вопросе колонистов.
Н.П. Малиновский в свое время пришел к выводу о том, что «в то время идея использования школы в целях русификации не являлась руководящей».
Мероприятия, направленные на организацию центральных училищ, были вызваны необходимостью усовершенствовать управление колониями. Подобные училища открывались не только в немецких колониях, но и у болгар, крымских татар. Распространение русского языка среди населения посредством этих учебных заведений не было самоцелью, а на практике вообще оказалось малодостижимой задачей.
В дореформенный период, по мнению А. Каппеле-ра, в России крайне редки были случаи ассимиляции значительного числа людей другим этносом. Русификации, германизации и подобным процессам подвергались небольшие группы населения, проживавшие в мощном иноязычном и инокультурном окружении, либо представители сельского населения, попадавшие в города [4. С. 114]. Это подтверждают исследования других ученых. Так, например, об ассимиляционных процессах среди этнических меньшинств в условиях городской среды писала Н.В. Юхнева [9; 10]. Вопрос «разне-мечивания» Петербурга в середине XIX в. на примере
отдельных семей исследовал А.К. Гаврилов [2]. С учетом вышеизложенного вряд ли можно говорить о целенаправленной политике русификации немецкого населения в первой половине XIX в.
1. Вашкау Н.Э. Школа в немецких колониях Поволжья. Волгоград, 1998.
2. Гаврилов А.К. Петербург в судьбе Генриха Шлимана. СПб., 2006.
3. Государственный архив Одесской области.
4. Каппелер А. Россия - многонациональная империя. М., 2000.
5. Контора опекунства новороссийских иностранных поселенцев. Т. 1: Аннотированная опись дел 1781 - 1818 гг. Днепропетровск; Киев, 1997.
6. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ).
7. Российский государственный исторический архив.
8. Свод законов Российской империи. 1857. Т. 12.Ч. 2.
9. Юхнёва Н.В. Немцы в многонациональном Петербурге // Немцы в России: люди и судьбы. СПб., 1998.
10. Юхнёва Н.В. Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Вторая половина XIX - начало ХХ вв. Л., 1984.
УДК 94(47)
ПРЕОБРАЗОВАНИЕ КОЛХОЗОВ В СОВХОЗЫ в 1950 - 1960-е годы
О.В. Шлыкова,
ассистент кафедры истории, культурологии и политологии, СГАУ им. Н.И. Вавилова
Сентябрьский (1953 г.) Пленум ЦК КПСС, вскрыв причины отставания сельскохозяйственного производства, разработал широкую программу мер по его подъему. Одним из направлений стало преобразование экономически слабых колхозов в совхозы. Создание совхозов на колхозной базе требовало от государства больших финансовых вложений. Преобразование колхозов в совхозы начало осуществляться с осени 1954 г [1. С. 144]. В целом, за 1954 - 1981 гг в совхозы было преобразовано 27 859 колхозов, что составляло 30,6% от их общего числа на 1 января 1954 г. Однако темпы преобразований были неравномерными. Если за первые три года в статус совхозов было переведено 1430 колхозов, то в одном только 1957 г -5729, а в 1960 - 1961 гг. - 7974. Всего за 1957 - 1961 гг в совхозный сектор перешло 17 011 хозяйств, что составило 78,4% общего числа колхозов, преобразованных на первом этапе. Впоследствии количество реорганизаций значительно уменьшилось [5. С. 5]. Одновременно с этим для вновь организованных совхозов была увеличена численность работников на 2400 тыс. человек с годовым фондом заработной платы 16 390 млн руб. [2. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 9207. Л. 480].
В 1958 - 1961 гг. в специализированные совхозы было преобразовано большое количество пригородных колхозов, в том числе и экономически сильных, с целью увеличения производства овощей, картофеля, молочных продуктов и улучшения снабжения ими городского населения, удельный вес которого в стране неуклонно возрастал. Такая задача была поставлена на XX съезде КПСС [3. С. 144].
В эти же годы преобразованию подверглись некоторые колхозы, задолжавшие государству большие суммы за технику приобретенную ими в ходе реорганизации машинно-тракторных станций, а также ряд слабых хозяйств, возглавлявшихся тридцатитысячниками, поскольку их отставание так и не было преодолено.
Немаловажным фактором была и позиция самих колхозников, нередко активно выступавших за переход в государственный сектор, так как он обеспечивал им гарантированную оплату труда, пенсию и другие социальные
