CC BY
71
УДК 327.88
Дудин Павел Николаевич Pavel Dudin
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА МЭНЦЗЯНА И ЕЕ ПРАВОВОЕ ЗАКРЕПЛЕНИЕ
STATE ECONOMIC POLICY OF MENGJIANG AND ITS LEGAL CONFIRMATION
im
Рассматриваются основные направления и механизмы реализации государственной экономической политики японских оккупационных сил на занятых ими территориях Северо-Восточного Китая. Регион обладал обширными пастбищами и богатыми источниками производства продукции животноводства, поэтому Япония, ощущая острую потребность в стратегических военных ресурсах, используя местные власти и систему государственного регулирования в качестве инструмента, проводила политику контроля экономики страны, пытаясь претворить в жизнь свою стратегию «Война кормит войну». Одним из ключевых ресурсов была овечья шерсть, поставки которой обеспечивали до 90 % потребности Японии в этом товаре. Второе место занимали скот, продукты животноводства и, прежде всего — зерно. Лошади, верблюды, крупный рогатый скот подвергались селекции, предпринимались меры по улучшению их качества и повышению численности. На третьем месте стояли полезные ископаемые: уголь, руда и другие, которые шли на оснащение японской армии и производство оружия.
В связи с этим, были приняты специальные законы и подзаконные акты, которые ставили экономику Мэнцзяна под жесткий контроль оккупационных сил и создавали систему государственных учреждений, реализующих экономическую политику. Оккупанты контролировали экспорт и импорт товаров, ввели правило обязательного лицензирования. Одним из наиболее эффективных инструментов контроля была система регулирования цены товара, когда та или иная продукция закупалась у производителя по заниженной стоимости, а реализовыва-лась — по завышенной. В результате подобных мер Япония получила мощный прирост ресурсов, а население Мэцнзяна нищало и голодало
This article discusses the basic directions and mechanisms for implementing the government's economic policy of the Japanese occupying forces in the occupied territories of the North-East China. The region had extensive pastures and rich sources of livestock production, so Japan, feeling an urgent need for strategic military resources used local authorities and the system of state regulation as a tool, pursuing a policy of control of the economy, trying to implement its strategy of «war feeds war». One of the key resources was wool and Mengjiang provided up to 90 % of the Japanese demand in it. The second place took livestock production, and especially growing grain. Horses, camels, cattle were selected. And some measures were taken to improve the quality and increase the number of them. The third place took minerals: coal, ore, and other materials that were supplying the Japanese military and arms production. In this regard, special laws and regulations were adopted, and they put the economy of Mengjiang under strict control of the occupying forces and created a system of state institutions implementing economic policy. The occupants controlled export and import of goods, and they established the rule of compulsory licensing. One of the most effective tools for control of the regulation system was the price of goods, when one or the other products were purchased from the manufacturer at a lower cost, but it was implemented - at an inflated. As a result of such measures, Japan received a strong increase of resources, and the population of Mengjiang became impoverished and starved
Ключевые слова: Внутренняя Монголия, Мэнц- Key words: Inner Mongolia, Mengjiang, economic зян, экономическая политика, закон, экономи- policy, law, economic resources ческие ресурсы
На современном этапе для отечественной науки возникает потребность в крупномасштабных исследованиях особенностей государственных, политических и правовых систем ведущих стран мира, с которыми взаимодействует Россия и, прежде всего, это касается Китая, выступающего в качестве экономического и военного партнера, государства с многовековой историей дипломатических отношений, на приграничном пространстве которого в ХХ в. происходили бурные процессы го-сударствостроительства. В ряде случаев это сопровождалось формированием собственной системы органов власти или отдельных публично-властных институтов. Для успешного существования и развития обоих стран сегодня необходимо иметь верное представление об их государственном и политическом развитии, включая и один из самых драматических периодов истории Китая — период японской оккупации, когда северо-восточные районы были превращены в экономический придаток Японии, а в границах занятого пространства создавались государствоподобные образования, служащие эффективным инструментом освоения ресурсов и природных богатств. Исходя из этого, цель данной статьи состоит в анализе государственной экономической политики, посредством которой японские оккупационные силы претворяли в жизнь план по установлению контроля над всей Юго-Восточной Азией.
Материалов, посвященных изучению и описанию процессов становления государственности у монгольских народов достаточно, однако работ, изучающих предметно государственную экономическую политику Мэнцзяна и Внутренней Монголии и ее правовое закрепление, практически нет. Отдельную категорию источников составляют воспоминания участников тех событий. Зарубежная печать выпускает материал, автором которого является Сэцэн
Захчид (Сэцэнбат, кит. имя — Юй Баохэн), опубликовавший материал на английском, японском, а позднее — и на китайском языках [7, 12, 13]. Авторы, последовательно и предметно работающие с материалом по Мэнцзяну, — Цзин Хай [29], Ци Чжанмин [30], Дин Сяочжэ [17], Баоинь Чаокэт [15] и др. Важно отметить, что и тогда, и сейчас данной проблематикой занимались преимущественно либо университеты Внутренней Монголии, либо центральные учреждения Пекина, Тяньцзиня и некоторые другие крупные научные центры.
В череде современных ученых следует выделить Сун Цунъе, который в своих работах [22, 23, 24, 25], используя значительный объем архивного материала, статистических данных, приводя сведения, содержащиеся в монгольской и китайской прессе 1930-1940-х гг., подробно раскрывает вопросы права и правового регулирования общественных отношений в Мэ-нцзяне, преимущественно касающихся вопросов экономики и торговли.
Зарубежная литература этого периода выходит под грифом ведущих мировых учебных центров: Оксфорда, Кембрижда, Токийских университетов, куда некоторое время назад устремился поток эмигрантов из Внутренней Монголии. В своих трудах Уильям Бизли [2], Паркс Кобл [5], Эдвин Мойз [8], Сара Кросби Мэллори Пэйн [11], Марк Элиот [6], Цинь Юянь [31 и другие [1, 3, 9] не изучают именно Мэнц-зян — в большинстве книг он упоминается при описании событий на Севере Китая или во Внутренней Монголии на фоне японской оккупации. Тем не менее, даже этот мизерный объем материала позволяет дополнить имеющиеся данные.
Экономическую сторону монгольских событий в ходе общего исследования опиумного рынка в Китае изучают Тимоти Брук и Боб Тадаши Вакабаяши [4]. В работе использован материал японских ар-
хивов, опубликованный в 1970-1980-е гг., контекстно освещается нормативная база оборота опиума на Севере страны, создаваемая оккупационными силами.
Среди трудов монгольских авторов подобных работ практически нет, можно отметить единственный полноценный труд Д. Зоригта «Дэ Ван» [32].
Вне зависимости от возросшего объема научного материала, который освещает события во Внутренней Монголии в первой половине ХХ в., комплексных работ собственно по Мэнцзяну, его правовой системе, развитию государственности и попыток получения государственного суверенитета до настоящего времени нет. Представленные труды имеют иной предмет изучения, фрагментарны и зачастую конъюнктурны, что говорит о необходимости изучения этого вопроса.
Центральная часть Внутренней Монголии, известная в дальнейшем под названием Мэнцзян, всегда являлась предметом особого интереса Японии, который выразился в попытке создания в середине 1930-х гг. независимого Монгольского государства. Северо-Восток Китая выступал в качестве арены монопольной продажи товаров и источника природных богатств, таких как уголь, железо и продукции животноводства, являющейся важным стратегическим военным ресурсом.
Целью Японии было создание единой японско-монгольской экономической системы, главенствующую роль в которой играли японский капитал и японская техника, привлекаемые для разработки необходимых ресурсов, а оккупационные силы осуществляли полный контроль над экономикой со стороны государственного аппарата страны, управляемой с участием местной политической элиты, подконтрольной оккупантам. Только путем четкой и жесткой экономической политики можно было получить необходимое для разработки природных ресурсов оборудование.
Несмотря на богатые запасы полезных ископаемых, промышленность Мэнцзяна была слаборазвита. В основном, на деньги, вырученные от продажи сырья, покупались
необходимые товары — еда, одежда, стройматериалы и т.д. В данной ситуации, без контроля над материальными ресурсами, в том числе и над ввозимой продукцией, обеспечить наличие производственных мощностей, необходимых для разработки природных богатств Мэнцзяна, было невозможно. Этой цели и служила японская политика по принятию нормативных правовых актов — законов и распоряжений, которые стали документальной базой для создания работающей как часы системы.
Японцы называли этот район одним из флангов сферы взаимного процветания Восточной Азии [18; С. 251]. Поэтому придерживались «принципа соответствия соответствию», полностью подчиняя экономику оккупированных северокитайских территорий требованиям японской военной экономики. Превратив данный регион в места сбыта японского демпингового товара, захватив рынок, имея в распоряжении богатые и практически неисчерпаемые источники продовольствия, японские власти, на всех этапах от добычи и производства до сбыта и потребления, придерживались в равной мере строгого контроля в выбранном политическим курсе.
Важным стратегическим военным ресурсом выступала шерсть. Япония испытывала острую потребность в ней, в связи с чем первое направление государственной экономической политики сводилось к улучшению и увеличению поголовья овец и получению овечьей шерсти. Ежегодная потребность Японии в шерсти для военных и гражданских нужд оценивалась более чем в 50 тыс. т. Свыше 90 % шерсти импортировалось. К примеру, в 1936 г. импортировано 80531,8 т шерсти [15; С. 4]. По мере развития агрессивной войны рост потребности в военных одеялах и амуниции из шерсти становился всё больше, шерсть стала важным ресурсом для воюющей Японии. Согласно имеющимся данным, в то время поголовье овец составляло 3 млн 955 тыс. овец [15; С. 11], в среднем каждая овца давала 0,75 кг шерсти, таким образом, ежегодное производство шерсти составляло 3 тыс. т. Однако и эти объемы не
могли удовлетворить потребность Японии. Поэтому было принято решение превратить Мэнцзян в базу по производству шерсти и предпринять меры по улучшению и увеличению поголовья овец.
Для реализации этого плана предпринимался ряд правовых мер, призванных улучшить животноводство и увеличить объемы производства шерсти. В марте 1938 г. правительство Мэнцзяна, подчиняясь указаниям японцев, приняло «Пятилетний план развития производства» (позже преобразованный в «Трёхлетний план развития производства»), пошаговый план развития животноводства, добычи полезных ископаемых, производства сельхозпродукции и развития других сфер экономики. Он был разработан Мэнцзянским Комитетом по развитию Восточной Азии и представлял собой комплексный документ, затрагивав-
о О О
ший вопросы развития 8 отраслей народного хозяйства.
Согласно этому плану, 8 октября 1938 г. [15; С. 3] был опубликован документ, предметно регулирующий вопрос развития животноводческих ресурсов Мэнцзя-на — «Основные тезисы животноводческой политики Мэнцзяна» (далее по тексту — «Тезисы...»), который ознаменовал собой начало системного подхода в вопросе развития животноводства.
«Тезисы.» представляли собой документ, содержащий официальную позицию японских оккупационных сил от имени монгольских правительственных органов, направленную на развитие и захват богатых животноводческих ресурсов. В них подчёркивалась особая важность животноводческой отрасли экономики государства для производства и оборонной промышленности. На базе усиления её развития основной упор в работе делался на улучшение и увеличение производства лошадей и овец.
25 октября 1938 г. решением Объединённого Совета автономных аймаков Внутренней Монголии, взяв за основу «Тезисы...», был опубликован Закон «Об ограничении вывоза шерсти» и соответствующее постановление «Об исполнении Закона «Об ограничении вывоза шерсти»»
[15; С. 4], которые создали систему административного лицензирования при вывозе шерсти. Поэтому лицо, намеревающееся заняться экспортом шерсти, было обязано подать в Объединённый Совет заявление о разрешении на вывоз, в котором указывались: наименование товара, стоимость, экспортёр, подающий заявление и получатель товара, адрес проживания либо юридический адрес, маршрут вывоза товара и прочая необходимая информация. Этими мерами было положено начало системе контроля над вывозом шерсти и продукции из шерсти за пределы страны.
После объединения Мэнцзяна, Чанани и Цзиньбэя данный закон был упразднен. Когда были приняты Закон «О контроле над торговлей» и Закон «О контроле над товарами», они ещё более ужесточили меры контроля вывоза шерсти.
Для удовлетворения потребности в животноводческих ресурсах воюющей Японии правительство Мэнцзяна взяло под контроль вопросы улучшения и увеличения численности домашнего скота. Для начала предстояло улучшить и увеличить численность лошадей как стратегического ресурса, необходимого для военных нужд и развития промышленности Японии и оккупированных ей территорий. Согласно имеющимся данным, в конце 1930-х гг. общее поголовье лошадей в районе Мэн-цзян составляло 400.500 тыс. голов [15; С. 3]. После того, как Япония начала широкомасштабную агрессию, резко возросла потребность в лошадях для армии, а также для развития добывающей промышленности в Японии и на подконтрольных территориях, Центральных и Восточных регионов Китая. Японцы знали, что монгольская порода лошадей отличается кротким нравом, подходящим ростом, а также хорошо переносит голод, холод, болезни и дальние переходы, являясь настоящей находкой для военных. Поэтому в «Тезисах.» особо выделялось, что «необходимо сделать упор на разведение лошадей» [15; С. 4]. В рамках воплощения этой политики в жизнь предполагалось превратить Мэнцзян в базу по разведению и поставке лошадей, а также
предпринять ряд мер по улучшению и увеличению их количества. Следуя выбранному курсу, Министерство промышленности опубликовало «План увеличения поголовья лошадей в Мэнцзяне» [15; С. 5], в котором основной упор делался на разведении небольших лошадей, пригодных для военных нужд. Также определялось, что селекция и улучшение должны производиться на основе местных пород лошадей без привлечения иностранных пород.
Проектом предполагалось:
1) направить из Японии учёных, занимающихся селекцией;
2) создать государственные площадки по разведению лошадей, животноводческие опытные станции, конезаводы в каждом уезде ( конезавод являлся более крупной единицей, нежели площадки по разведению лошадей), управления коневодства (в каждом хошуне организовать крупные коневодческие хозяйства, которые напрямую управлялись канцеляриями аймаков), площадки по селекции лошадей и прочие организации;
3) использовать только хорошо себя зарекомендовавшие местные породы лошадей, разводимые местным монгольским населением;
4) производить отделами развития животноводства аймаков закупку у местного населения жеребят;
5) ввести регистрацию в сфере селекционной работы;
6) усилить контроль над ввозом и вывозом пород лошадей;
7) взять под контроль содержание пастбищ;
8) распространить ветеринарные знания и технологии на сферу разведения лошадей;
9) под руководством правительства проводить мероприятия по лечению и профилактике болезней лошадей и заготовке кормов на зиму;
10) поощрять создание колодцев, выращивание кормовых культур и заготовку сена;
11) осуществить меры по уменьшению числа волков и сохранению поголовья лошадей в зимний период.
1 октября 1939 г. было издано Распоряжение № 11 «О контроле общественных пастбищ», в соответствии с положения -ми которого организации, занимающиеся использованием пастбищ, должны были утверждаться только решением Государственного Административного Юаня [26; С. 50]. С этого времени правительственные учреждения осуществляли полное управление всеми процессами в области животноводства.
В 1941 г. был принят «Пятилетний план улучшения ситуации в сфере разведения домашнего скота», в котором более подробно описывались меры по увеличению производства шерсти. 20 октября 1941 г., при совместном финансировании Автономного Правительства Объединённых Монгольских Аймаков и Восточноазиатской ассоциации овцеводов, в городе Чжанцзякоу было создано юридическое лицо — Ассоциация овцеводов Монголии, а на местах созданы племенные станции разведения овец. Проводилась селекция путём завоза из Японии курдючной овцы либо отбора местных пород с наиболее высокой производительностью шерсти, кроме того предпринят целый ряд мер вспомогательного характера. Ответственность за разведение курдючной овцы возлагалась на отделы развития животноводства при администрациях аймаков, а также на племенные станции, которые должны были заниматься закупкой у населения ягнят. В то же время были даны указания контролировать селекцию всем органам власти в хошунах. Показательны в этом плане воспоминания заместителя председателя правительства Мэнцзяна, главнокомандующего Монгольской армией Ли Шоусиня: «После вторжения японских войск в Индию среди японских солдат разразились тропические болезни, в то же время среди солдат Хоугунской дивизии, которая переместилась из Датуна в провинцию Гуанси, также от болезней умерло более тысячи человек. Японцы провели исследования и пришли к выводу, что для лечения и профилактики болезней очень полезна конина, поэтому в уезде Чжанбэй была построена современная скотобойня. После
лошадей табунами сгоняли туда и делали консервы из конины. В результате в аймаке Симэн и в южной части провинции Чахар почти не осталось лошадей» [23; С. 14].
Относительно улучшения других видов домашнего скота также были разработаны планы улучшения и увеличения поголовья в соответствии с реально сложившейся ситуацией в каждой местности. К примеру, в вопросе улучшения и увеличения поголовья коров и быков предпочтение отдавалось мясным и тягловым породам. Проводились работы по улучшению местных пород скота с параллельным привлечением иностранных пород с целью улучшения их характеристик. В сфере разведения верблюдов также предпочтение отдавалось породам, использовавшимся военными для перевозки грузов.
В сфере экспорта домашнего скота были определены организации, уполномоченные заниматься этим видом деятельности. Согласно «Основным тезисам развития животноводства в Мэнцзяне», необходимо было осуществлять контроль над экспортом основных видов скота, особенно за вывозом племенного скота. Кроме запрещения вывоза домашнего скота, не достигшего определённого возраста, также была введена система лицензирования экспорта скота.
10 июня 1939 г. Объединённый Совет принял Закон № 22 «Об ограничении вывоза скота», в котором говорилось: «лица, занимающиеся вывозом за пределы Мэнц-зяна лошадей, баранов, коз, верблюдов и коров, должны получить лицензию начальника Главного комитета Объединённого Совета Мэнцзяна. Не достигшие двенадцатилетнего возраста кобылы и не достигшие семилетнего возраста овцы не должны вывозиться за пределы Мэнцзяна, однако кобылы возрастом более 10 лет и овцы возрастом более 5 лет могут беспрепятственно вывозиться в государство Маньчжоу-Го... Нарушение данного закона карается каторжными работами сроком на один год либо штрафом в размере 2 тыс. юаней. Также данное наказание распространяется на лиц, покушавшихся на совершение преступления. Весь домашний скот наруши-
телей конфискуется.» [23; С. 11]. После принятия Закона «О контроле над товарами» данные нормы не нашли в нем своего закрепления и были упразднены. 10 октября 1939 г., взяв за основу Закон «Об ограничении вывоза скота», был принят Закон № 4 «Об ограничении вывоза домашнего скота» и «Основные меры по выполнению Закона «Об ограничении вывоза скота», благодаря которым меры по контролю вывоза скота нашли своё конкретное правовое закрепление и воплощение. Менялся контролирующий орган. Вместо Министерства животноводства за лицензирование теперь отвечало Управление животноводства.
Закон также гласил: «лица, занимающиеся вывозом за пределы Мэнцзяна лошадей, овец, козлов, верблюдов, коров, мулов, ослов и свиней, должны подавать в письменном виде заявление на получение разрешения вывоза скота, в котором в обязательном порядке указывается тип скота, количество, цена и возраст, место выпаса скота, место и способ покупки скота, место вывоза и способ транспортировки, маршрут, адрес и наименование покупателя, профессия, имя и фамилия и прочая информация». После этого на заявлении ставил свою резолюцию начальник Управления животноводства. Изменилась степень тяжести наказания за нарушение действующего законодательства, теперь нарушителю грозило до одного года тюремных работ и штраф в 500 юаней [23; С. 15].
После утверждения заявитель получал лицензию на экспорт, которую он передавал ближайшим органам экономического контроля либо сотруднику Управления животноводства соответствующего аймака, затем при транспортировке скота по железной дороге к сопроводительным документам необходимо было показать данную лицензию.
22 января и 6 мая 1940 г. Закон подвергся изменениям, в него включили пункты об ограничении вывоза ослов, мулов и свиней. 17 сентября 1940 г. новые поправки значительно увеличили меру наказания. В новой редакции закона нарушитель подвергался тюремным работам на срок до
трёх лет и штрафу в размере 5 тыс. юаней, а домашний скот нарушителя закона либо лица, посягнувшего на нарушение закона, подлежал конфискации. Если домашний скот полностью или частично не мог быть конфискован, то выплачивал штраф в размере стоимости домашнего скота [23; С. 9]. Таким образом, контроль над вывозом скота ещё более ужесточался.
Из приведённых данных видно, что ограничениям по вывозу подвергались, в основном, сельхозпродукция, продукция животноводства. Используя местные власти, Япония контролировала материальные ресурсы данного региона. Главной целью контроля являлось получение неограниченного гарантированного доступа к ресурсам, а также обеспечение ввоза материальных ресурсов для разработки захваченных природных ископаемых и накопления финансовых фондов.
В сфере сбыта Япония проводила политику «Снабжения — раздачи зерном», это снабжение шло по порядку: специальные потребности, стандартные и гражданские (потребности населения). Естественно, в первую очередь, обеспечивалось удовлетворение специальных и стандартных потребностей. Расходы на население ограничивались.
Сотрудники спецслужб, шпионы, военные, полицейские, пользуясь своей властью, забирали муку в магазинах по официально установленной цене, а потом перепродавали по ценам черного рынка, зарабатывая до 100 % прибыли. На складе «Фуечана» было 80 тыс. цзиней зерна и описанным ранее способом было изъято 2/3 этого количества, что принесло компании огромные убытки.
Японские империалисты, кроме того, что закупали у населения продовольствие по низкой цене, зачастую отбирали бесплатно для военных нужд. К примеру, 14 июня 1940 г. утверждено постановление Министерства гражданских дел № 10 «Административно-правовые нормы для общественного зернохранилища» [27; С. 96, 100, 101, 142].
На случай голода и заботы о неимущих гражданах уже имеющиеся городские зер-
нохранилища, уездные, районные, волостные зернохранилища в равной степени решено переименовать в общественные. Принудить население запасаться продовольствием. Представители Министерства гражданских дел должны были собрать определенное количество продовольствия в городах и уездах, градоначальники и уездные начальники несли ответственность за сбор с населения в должном количестве запасов продовольствия для общественного хранилища; при необходимости собрать налоги в форме наличных денег. По существу, это была своеобразная форма сбора продовольствия с населения в пользу военного провианта.
Из воспоминаний Чжачисчина ( на тот момент председателя торгово-промышленной палаты аймака Шилин-Гол): «Аймак Симэн в то время вывозил скот в Маньчжоу-Го и там обменивал его на зерно. Однако из-за разницы между фактической стоимостью скота и официальной закупочной цены скота в Маньчжурию мы несли большие убытки. Причина была в том, что цена, по которой Маньчжурия покупала скот, импортируемый из восточных сомонов аймака Симэн, была намного ниже цены, по которой покупался скот в самой Маньчжурии, а покупать зерно по такой низкой цене невыгодно. Про такую форму торговли маньчжурская сторона говорила, что она заботиться о монголах, а на самом деле это была эксплуатация животноводов. На неоднократные обращения Чжачисчина маньчжурский представитель и японские чиновники правительства Монголии говорили, что Монголия должна «оказывать должное содействие в войне в Великой восточной Азии и это не тот вопрос, в котором можно торговаться» [23; С. 16].
Заботясь о контроле над материальными ресурсами, японская сторона, с одной стороны, вывозила полезные ископаемые и продукцию животноводства, а с другой — максимально ограничивала ввоз товаров, необходимых для жизни, ввозя, в основном, материалы, необходимые для разработки полезных ископаемых, что привело к большому дефициту товаров повседневно-
го спроса. В декабре 1943 г. специальный представитель сомона Мэнци провинции Чахар У Хутянь отправил председателю Монгольско-тибетского комитета телеграмму: «В городе Чжанцзякоу после летних каникул из-за нехватки продовольствия были распущены все ученики и учителя средних школ. В сомоне Тумот жизнь населения полностью под контролем японских оккупантов. В 1944-1945 г. людям не хватало еды и одежды, невозможно было купить ни спичек, ни соли, люди вынуждены были собирать солёную землю и добывать из неё соль. Люди вынуждены, как в XVII вв., добывать огонь посредством огнива, чтобы приготовить еду. Мужчины и женщины, старые и молодые ходят ободранные и грязные, все худые и с жёлтыми лицами» [23: С. 16].
В условиях острого дефицита товаров первой необходимости японцы ввели систему распределения товаров. Люди, которым выдавались товары, подразделялись на три категории «особые», «важные» и «народ». Сначала удовлетворялись нужды «особой» и «важной» категории получателей и только потом — «народа». Всё это сильно ограничивало возможности простого народа по покупке необходимых товаров: при распределении продовольствия выдавали каждому человеку в месяц по 7,5 цзиней муки, а потом сократили норму до 6 цзиней. В г. Юйцзюй для проживающих в десятикилометровой зоне, исходя из количества людей в семье, разрешалось покупать только однодневную норму продовольствия, а в тридцатикилометровой зоне — только трёхдневную норму продовольствия [23; С. 17].
Председатель правительства Мэнцзя-на Дэ Ван Дэмчигдонров вспоминал: «Рис, мука и лучшие продукты уходили японским военным и японцам, местным жителям доставались порченые и некачественные продукты» [23; С. 17].
В столице Мэнцзяна г. Чжанцзякоу снабжение товарами повседневного спроса было ещё хуже, чем в остальных городах.
Чжанцзякоу катастрофически не хватало продуктов питания и других товаров первой необходимости. Согласно нормам выдачи, введённым японцами, вне зависимости от количества человек в семье, в трёхдневный паёк входила одна маленькая коробка спичек и немного масла для лампы, народ постоянно голодал. Подобная политика приводила к тому, что процветал чёрный рынок, на котором можно было приобрести все необходимое по ценам, в несколько раз превышающим их реальную стоимость.
Вследствие потребности японского военного командования в ресурсах Мэн-цзян превратился в главного поставщика стратегически важных товаров. Оставшись без поддержки из-за рубежа, Япония стремилась развивать свою военную промышленность с использованием возможностей, которые открывались посредством контроля над Маньчжурией и Внутренней Монголией. Развитие этих регионов стало приоритетным. По аналогии с ресурсами для тяжёлой промышленности, для Японии возникла необходимость смены поставщиков шерсти из стран, не входивших в зону обращения японской йены, на поставщиков, входящих в эту зону. Таким образом, значимость Мэнцзяна для военной политик Японии определялось тем, что во время войны он стал одним из главных поставщиков военных ресурсов.
Базовым комплексным документом, определяющим экономическую политику оккупационных сил, являлся принятый в 1938 г. «Трёхлетний план развития производства», а приоритетными направлениями стали овечья шерсть, скотоводство и продукция животноводства, зерно и добыча полезных ископаемых, с которой было связано развитие тяжелой промышленности и импорт-экспорт товаров, обеспечивающих ее, что было сделано в кратчайшие сроки и обеспечило успех японской военной кампании как в войне с Китаем, так и на всем пространстве Юго-Восточной Азии.
Литература_
1. Atwood Chr. Inner Mongolian Nationalism in the 1920s: A Survey of Documentary Information. Twentieth-Century China 25 (2): 75-113. April 2000.
2. Beasley, W. G. Japanese imperialism 18941945. Oxford: Oxford University Press, 1987.
3. Black C. E., Dupree L., West E.E., Naby E. The Modernization of Inner Asia. M. E. Sharpe, 1991.
4. Brook, Timothy; Wakabayashi, Bob Tadashi. Opium Regimes. China, Britain and Japan, 18391952. University of California Press, 2000.
5. Coble, Parks M. Facing Japan: Chinese Politics and Japanese Imperialism, 1931 — 1937. Cambridge, MA and London: Harvard University Press, 1991.
6. Elliott, Mark C. The Limits of Tartary: Manchuria in Imperial and National Geographies. The Journal of Asian Studies. Vol. 59, No. 3, Aug., 2000.
7. Hyer P., Sechin Jagchid. A Mongolian living Buddha: biography of the Kanjurwa Khutughtu. SUNY Press, 1983.
8. Moise, Edwin E. Modern China: A History. London and New York: Longman, 1986.
9. Narangoa L., Cribb, R. B. Imperial Japan and national identities in Asia, 1895-1945. Nordic Institute of Asian Studies monograph series. Routledge, 2003.
10. Negotiations aid Mongol Autonomy // The New York Times. November 06, 1933.
11. Paine, S. C. M. The Wars for Asia, 19111949. Cambridge University Press, 2012.
12. Sechin Jagchid. Prince Gungsangnorbu: Forerunner of Inner Mongolian Modernization, Zentralasiatische Studien, 1979.
13. Sechin Jagchid. The Last Mongol Prince: The Life and Times of Demchugdongrob, 1902-1966. Bell-ingham, Washington: Center for East Asian Studies, Western Washington University, 1999.
14. Self-rule sought by Inner Mongolia // The New York Times. October 16, 1933.
15. Баоинь Чаокэт. Политика контроля псевдорежима Мэнцзяна в отношении ресурсов: иссле-
_References
1. Atwood Chr. Inner Mongolian Nationalism in the 1920s: A Survey of Documentary Information [Inner Mongolian Nationalism in the 1920s: A Survey of Documentary Information]. Twentieth-Century China 25 (2): 75-113. April 2000.
2. Beasley W. G. Japanese imperialism 1894-1945 [Japanese imperialism 1894-1945]. Oxford: Oxford University Press, 1987.
3. Black C.E., Dupree L., West E.E., Naby E. The Modernization of Inner Asia [The Modernization of Inner Asia]. M. E. Sharpe, 1991.
4. Brook, Timothy; Wakabayashi, Bob Tadashi. Opium Regimes [Opium Regimes]. China, Britain and Japan, 1839-1952. University of California Press, 2000.
5. Coble, Parks M. Facing Japan: Chinese Politics and Japanese Imperialism, 1931 — 1937 [Facing Japan: Chinese Politics and Japanese Imperialism, 1931 — 1937]. Cambridge, MA and London: Harvard University Press, 1991.
6. Elliott, Mark C. The Journal of Asian Studies (The Journal of Asian Studies). Vol. 59, no. 3, Aug., 2000.
7. Hyer P., Sechin Jagchid. A Mongolian living Buddha: biography of the Kanjurwa Khutughtu [A Mongolian living Buddha: biography of the Kanjurwa Khutughtu]. SUNY Press, 1983.
8. Moise, Edwin E. Modern China: A History [Modern China: A History]. London and New York: Longman, 1986.
9. Narangoa L., Cribb, R.B. Imperial Japan and national identities in Asia, 1895-1945. Nordic Institute of Asian Studies monograph series [Imperial Japan and national identities in Asia, 1895-1945. Nordic Institute of Asian Studies monograph series]. Routledge, 2003.
10. Negotiations aid Mongol Autonomy (Negotiations aid Mongol Autonomy): The New York Times. November 06, 1933.
11. Paine, S. C. M. The Wars for Asia, 19111949 [The Wars for Asia, 1911-1949]. Cambridge University Press, 2012.
12. Sechin Jagchid. Prince Gungsangnorbu: Forerunner of Inner Mongolian Modernization [Prince Gungsangnorbu: Forerunner of Inner Mongolian Modernization], Zentralasiatische Studien, 1979.
13. Sechin Jagchid. The Last Mongol Prince: The Life and Times of Demchugdongrob, 19021966 [The Last Mongol Prince: The Life and Times of Demchugdongrob, 1902-1966]. Bellingham, Washington: Center for East Asian Studies, Western Washington University, 1999.
14. Self-rule sought by Inner Mongolia (Self-rule sought by Inner Mongolia): The New York Times. October 16, 1933.
15. Baoin Chaoket. Zhurnal Universiteta Vnu-trenney Mongolii (gumanitarnye i sotsialnye nauki)
дование государственной политики в области животноводства // Журнал Университета Внутренней Монголии (гуманитарные и социальные науки).
2001. № 5. (^.шшятлшжшшшшш
т-.-шт^шття. йш-А^Ш (хх
2001. 5).
16. Дин Сяочжэ. Избранные материалы об истории открытия общественных школ и Обществе японской дружбы / Ин-т истории и культуры Университета Внутренней Монголии, г. Хух-Хото // Журнал Университета Внутренней Монголии (гуманитарные и социальные науки). 2007. № 5.
Я, ЙШ-, ЙШ-А^^Ш
^Ш), 2007. №5).
17. Дин Сяочжэ. Так называемый «отец-основатель» Мэнцзяна — псевдорежим Мэнцзяна и глава корпуса японских советников Каниа Акирацуги // Журнал социальных исследований. 2011. Март. (
тШ, ятшжшт^я'-шжшма^ш
2011 ¥£3$).
18. Накамура. Экономика Мэнцзяна (Японское издание). Издательство Югуан, 1941. — глава 11. (Ф^тштжт^т (нхш)
1941¥Ш,£11)
19. Обзор собрания монгольского законодательства: сб. документов Управления по делам аймаков Автономного Монгольского Объединенного Правительства «Обзор собрания Монгольского законодательства». Т. 1 (положения основных законов). Издание Управления науки Мэнцзяна. — Чжанцзя-коу, 1940.
). ша:
ЖЬ, 1940).
20. Обзор собрания монгольского законодательства: сб. документов Управления по делам аймаков Автономного Монгольского Объединенного Правительства «Обзор собрания монгольского законодательства». Т. 2 / Издание Управления науки Мэнцзяна. — Чжанцзякоу, 1941. (Ш — Ш.'а^т
ж
йшттш. ш-я&шж: ШЖЬШ^
£ЖЬ, 1941).
21. Рэн Циий. Антикоммунистическая деятельность режима и ее культурные аспекты в Мэ-нцзяне / Гуманитарный институт Университета Внутренней Монголии, г. Хух-Хото // Журнал Университета Внутренней Монголии (гуманитарные и социальные науки). 2008. № 1. ШЖЖШ.
ЙШ-А^^Ш (пткшш).
2008. №1).
22. Сун Цунъе. Предварительные исследования уголовно-процессуального законодательства псевдорежима в Мэнцзяне / Ин-т монголоведения Университета Внутренней Монголии, г. Хух-Хото // Журнал Университета Внутренней Монголии (гуманитарные и социальные науки). 2010. № 2. (ЖМ
(Journal of Inner Mongolia University (Humanities and social sciences), 2001, no. 5.
16. Dean Syaochzhe. Zhurnal Universiteta Vnu-trenney Mongolii (gumanitarnye i sotsialnye nauki) (Journal of Inner Mongolia University (Humanities and social sciences), 2007, no. 5.
17. Dean Syaochzhe. Zhurnal sotsialnyh issledo-vaniy (Journal of social research), 2011. March.
18. Nakamura. Ekonomika Mjenczjana [Economy of Mengjiang]. Publisher Yuguan, 1941. Chapter 11.
19. Obzor sobraniya mongolskogo zakonodatel-stva: sb. dokumentov Upravleniya po delam aymakov Avtonomnogo Mongolskogo Obedinennogo Pravitel-stva «Obzor sobraniya Mongolskogo zakonodatelstva» (Review of the meeting of the Mongolian legislation: Sat. documents of the office of the Joint Mongolian aimaks of autonomous government «Review Meeting of the Mongolian law»). Vol. 1 (basic laws' provisions). Publication of the Office of Science Mengjiang. Zhangjiakou 1940.
20. Obzor sobraniya mongolskogo zakonodatelstva: sb. dokumentov Upravleniya po delam aymakov Avtonomnogo Mongolskogo Obedinennogo Pravitel-stva «Obzor sobraniya mongolskogo zakonodatelstva» (Review of the meeting of the Mongolian legislation: Sat. documents of the office of the Joint Mongolian ai-maks of autonomous government «Review Meeting of the Mongolian law»). Vol. 2. Issue Management Science Mengjiang. Zhangjiakou 1941
21. Ren Tsiy. Zhurnal Universiteta Vnutrenney Mongolii (gumanitarnye i sotsialnye nauki) (Journal of Inner Mongolia University (Humanities and social sciences), 2008, no. 1.
22. Zhurnal Universiteta Vnutrenney Mongolii (gumanitarnye i sotsialnye nauki) (Journal of Inner Mongolia University (Humanities and social sciences), 2010, no. 2.
№. шжжшштъжж. йш^А^Ш* йшяфШЪ, ЙШЯА^Ш (щщ±
2010¥2Я).
23. Сун Цунъе. Характеристика правового регулирования экономических ресурсов Мэнцзяна.
2011.
24. Сун Цунъе. Характеристика правовой системы псевдорежима в Мэнцзяне / Факультет политики и права Педагогического университета Баотоу // Иньшан: академический журнал (социальные науки). 2010. № 23 (5), Май. $ШЖ
РЯШ^ТУ 2010^05
$23 (5)).
25. Сун Цунъе. Японская политика в Мэнцзяне по управлению торговлей // Исторический сборник. 2008. № 3. «Н^ЙШЖЖШХНИ
26. Управление делами Объединённого Монгольского автономного правительства. Собрание законов Монголии (первый том «Индустрия»). Чжанцзякоу. Главный научный институт Мэнцзяна. 1940. {Ш-^Ш.^й^ШШй.^Ш.Ш^А-^ШШ
1940
27. Фудао Юэчэн (ред.). Ежегодник Мэнцзяна (японское издание). Информационное агентство Мэнцзяна. 1941
Ш),ШШШШ\Ш, 1941¥).
28. Цай Хунюань. Интеграция республиканского законодательства. Ч. 65. — Хэфэй: Изд-во Ху-аньшан, 1999. £ №: 1999).
29. Цзин Хай. Политическая власть в Мэнцзя-не. Собрание комментариев к новой истории Внутренней Монголии. — Хух-Хото: Народное изд-во Внутренней Монголии, 1986. Ш
ЖЖШХ. Ш-Ш). ПШШ.ЙШ
1986).
30. Ци Чжанмин. Участие японских вооруженных сил в создании Мэцнзяна. Научные исследования сопротивления японским захватчикам. 2002. (
Ш&2002Ч2Ш).
31. Цинь Юянь. Основополагающие документы о конфликтах с участием японских сухопутных и военно-морских сил. 2-е изд. — Токио: Изд. объединение высших учебных заведений, 2005. (Ш^Р
ШШ
32. Зоригт Доржийн. Дэ Ван. — Улаанбатаар: Адмон, 2011.
23. Song Tsune. Harakteristika pravovogo reg-ulirovaniya ekonomicheskih resursov Mjenczjana [Characteristics of the legal regulation of Mengjiang economic resources]. 2011.
24. Song Tsune. Inshan: akademicheskiy zhur-nal (sotsialnye nauki) (Inshan: Academic Journal (Social sciences), 2010, no. 23 (5), May.
25. Song Tsune. Istoricheskiy sbornik (Historical collection of articles), 2008, no. 3.
26. Upravlenie delami Obedinyonnogo Mongol-skogo avtonomnogo pravitelstva. Sobranie zakonov Mongolii (pervy tom «Industriya») (Management of the affairs of the Joint Mongolian Autonomous Government. Collection of Mongolian laws (the first volume of «Industry»): Zhangjiakou. Chief Mengjiang Research Institute. 1940.
27. Fouda Yuechen (eds.). Ezhegodnik Mjenczjana [Yearbook of Mengjiang]. Mengjiang news agency. 1941.
28. Tsai Hunyuan. Integratsiya respublikansk-ogo zakonodatelstva [Integration of republican legislation]. Ch 65 - Hefei Univ Huanshan, 1999.
29. Ching Hai. Politicheskaya vlast v Mjencz-jane. Sobranie kommentariev k novoy istorii Vnutren-ney Mongolii [Political power in Mengjiang. Collection of comments on a new history of Inner Mongolia]. Ho-hhot: People's Publishing House in Inner Mongolia, 1986.
30. Qi Chzhanmin. Uchastie yaponskih vooru-zhennyh sil v sozdanii Mjecnzjana [Participation of Japanese forces in creating Metsnzyan]: Research of resistance against Japan invaders, 2002.
31. Qin Yuyan. Osnovopolagayushhie dokumen-ty o konfliktah s uchastiem yaponskih suhoputnyh i voenno-morskih sil [Background documents on the conflicts involving the Japanese land and naval forces]. Tokyo Univ. association of higher education institutions, 2005.
32. Zorigt Dorzhijn. Dje Van. — Ulaanbataar: Admon [De Van. — Ulaanbataar: Admin], 2011.
Коротко об авторе_
Дудин П.Н., канд. полит. наук, доцент каф. «Международное право и международные отношения», юридический факультет, Бурятский государственный университет, г. Улан-Удэ, Россия dudin2pavel@gmail.com
Научные интересы: государство, государственность, международные отношения, международное признание, Внутренняя Мон-голия, право, политическая и правовая мысль русской эмиграции, религиозные нормы, гражданское общество, права человека
_Briefly about the author
P. Dudin, candidate of political sciences, associate professor, International Law and International Relations department, Law faculty, Buryat State University, Ulan-Ude, Russia
Scientific interests: state, statehood, international relations, international recognition, Inner Mongolia, law, political and legal thought of the Russian emigration, religious norms, civil society, human rights
