CC BY
44
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2007. № 1
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
К столетию российского парламентаризма О.В. Гаман-Голутвина
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА ФЕДЕРАЛЬНОГО СОБРАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ 1993-2003 гг.: ЭВОЛЮЦИЯ ПЕРСОНАЛЬНОГО СОСТАВА
Для понимания современной российской парламентской традиции несомненный интерес представляют результаты масштабного проекта "Парламентское представительство в Европе. 1848—2005 гг.", в орбиту которого было вовлечено более 20 европейских стран. Предметом исследования стало парламентское представительство на национальном уровне в процессе полуторавековой эволюции. Автор настоящей статьи возглавляла российскую часть проекта, поддержанного Российским гуманитарным научным фондом. В центре нашего внимания было изучение особенностей российского парламентаризма в целом и депутатского корпуса Государственной Думы Федерального Собрания РФ в 1993—2003 гг. в частности.
Одним из ключевых концептуальных результатов изучения эволюции парламентского представительства в странах Западной Европы стал вывод о том, что ведущей тенденцией этой эволюции явилась профессионализация парламентской деятельности1. >
Профессионализация парламентария — многомерное понятие, включающее различные интерпретации и измерения. Технологический аспект предполагает способность депутатов к осознанию, артикулированию и агрегированию интересов избирателей; владение навыками законотворческой деятельности и широким спектром методов политического взаимодействия; эффективными технологиями политического маркетинга, политического менеджмента и политической коммуникации; обретение навыков публичной политической деятельности. Институциональный аспект характеризует роль парламента в качестве институционального канала рекрутирования общенациональной политической элиты. Метафизический смысл профессионализации парламента как связующего механизма общества и власти касается качества
1 Best ff., Cotta M. Parliamentary Representation in Europe 1848—2000. Legislative Recruitment and Careers in Eleven European Countries. Oxford, 2000.
его функционирования как инструмента реализации национально-государственных интересов страны, отличающихся от корпоративно-партикулярных интересов представленных в парламенте групп и самих депутатов.
Обращаясь к российским реалиям, можно отметить, что один из важнейших выводов общеевропейского исследования — о противоречивой логике соотношения процессов демократизации и профессионализации — в полной мере находит подтверждение в российской политической практике с поправкой на более позднее формирование институтов парламентаризма в России. Первый законодательный и представительный орган — Государственная Дума России — был учрежден несколькими десятилетиями позже большинства европейских парламентов и несколькими столетиями позже старейшего — английского — парламента. Причины более позднего учреждения парламента в России обусловлены неблагоприятными условиями эволюции государственности, которые определяли невостребованность системы разделения властей и затрудняли формирование представительного правления. Поэтому первый российский парламент возник в России только в начале XX в. Однако идеи Манифеста 17 октября 1905 г. опирались не только на зарубежный политический опыт, но и на исторические прецеденты представительного правления в России и на соответствующую отечественную интеллектуальную традицию.
Российский парламент на протяжении своей истории претерпел сложную эволюцию, в рамках которой естественным образом вьщеля-ются три основные вехи: начало XX в. (1906—1917 гг.); советский период; современный этап, начало которому было положено принятием Конституции 1993 г.
Важнейшими результатами эволюции российского парламентаризма в XX в., аналогичными парламентской эволюции в европейских странах, стали становление публичной политики в качестве сферы профессиональной деятельности и формирование корпуса профессиональных политиков, т.е. тех, кто, как писал М. Вебер, живет для политики и за счет политики2.
Профессионализация парламентской деятельности, интерпретируемая как нелинейный, сопряженный с противоречиями и возвратным движением процесс, стала ведущей тенденцией развития российского парламентаризма в XX в.
Наибольшего успеха депутаты добились на технологическом направлении профессионализации. Они научились сосуществовать и взаимодействовать с исполнительной и судебной властями, СМИ, инсти-
2 См.: Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избр. произв. М., 1990.
тутами гражданского общества; обрели опыт законотворческой деятельности, взаимодействия различных парламентских фракций и сотрудничества с верхней палатой парламента. Особое значение имеет опыт межпартийного взаимодействия в процессе формирования и функционирования Думы. Весьма впечатляющи достижения депутатов в качестве участников политического рынка. Большинство из них в совершенстве овладели методами политического маркетинга, менеджмента и политической коммуникации; обрели навыки публичной политической деятельности.
Динамика профессионализации Думы в институциональном аспекте (как канала рекрутирования лиц, реально принимающих решения) нестабильна. На протяжении 1990—1993 и 1995—1999 гг. парламент наращивал свое влияние в качестве канала рекрутирования элиты, в том числе делегируя парламентариев в состав исполнительной власти, которая в соответствии с Конституцией РФ имеет доминирующее влияние при принятии решений. Однако начиная с 1999 г., наметилась тенденция к снижению роли Государственной Думы как канала продвижения в высшие эшелоны власти. Суть этой тенденции состоит не только в том, что ушедшие в отставку правительственные чиновники пополняют ряды парламентариев, но и в обретении исполнительной властью влияния на формирование парламента.
Еще более скромны успехи профессионализма депутатов в метафизическом аспекте. Зачастую в законотворческой деятельности Думы весьма влиятельны партикулярные, корпоративные, личные интересы депутатов по сравнению с общегосударственными.
В целом же в историческом масштабе главной составляющей процесса профессионализации российских депутатов является то, что современный парламент впервые в российской истории стал одним из институциональных каналов рекрутирования и ротации общенациональной политической элиты. Это означает, что парламентарии обрели статус полноправных представителей элиты в непосредственном смысле понятия — как членов сообщества лиц, реально участвующих в принятии важнейших стратегических решений общенационального масштаба. Обретение статуса полноправного участника политического управления, несмотря на все трудности и неоднозначный характер эволюции российского общенационального парламентаризма, при всех известных издержках, несомненно, является основным позитивным итогом его столетнего развития.
Для понимания сути современного этапа развития российского парламентаризма определенное значение имеет анализ различных качественных и количественных характеристик депутатского корпуса Государственной Думы первого (1993—1995 гг.), второго (1995—1999 гг.), третьего (1999—2003 гг.) и четвертого (2003—2007 гг.) созывов. Сопоставление этих характеристик с характеристиками персонального со-
става ведущих парламентов Западной Европы позволяет лучше понять закономерности и особенности эволюции российского парламентаризма в конце XX — начале XXI в.
Остановимся более подробно на конкретных характеристиках депутатов Государственной Думы ФС РФ всех четырех постсоветских созывов.
Возраст. Применительно к созывам Государственной Думы ФС РФ 1993—2003 гг. обращает на себя внимание тот факт, что от созыва к созыву средний возраст депутатов Думы повышается, но незначительно: с 45,2 до 47,2 лет — всего на 2 года. Одна из причин подобного явления — фактор переизбрания членов Думы. При этом траектория изменения среднего возраста новичков повторяет динамику изменения среднего возраста депутатов. Так, разница в возрасте новичков между 1993 и 2003 г. составляет 1,8 года, что свидетельствует об определенной стабильности пика политической карьеры парламентариев.
Данный показатель примерно соответствует или немного ниже аналогичной характеристики других европейских парламентов.
При этом, как и следовало ожидать, самые пожилые депутаты состоят во фракции КПРФ. С первого созыва в 1993 г. до четвертого в 2003 г. средний возраст коммунистов увеличился почти на 7 лет. Резкий скачок повышения возраста коммунистов в четвертом созыве объясняется не столько общей тенденцией старения партии, сколько резким снижением представительства КПРФ в Думе. Уменьшение вдвое численности фракции КПРФ в рамках четвертого созыва привело к тому, что в нем осталось ядро партийной элиты КПРФ — старшей возрастной группы.
Самые молодые депутаты — во фракции ЛДПР. Их средний возраст в четвертом созыве — 40,4 лет. Возраст новичков в ЛДПР — 40,3 лет, что на 5,3 года меньше, чем в среднем по четвертому созыву. Именно здесь был зафиксирован самый низкий средний возраст в пуле депутатов всех созывов — 39,1 лет в 1999 г., а также самый низкий возраст новичков — 36 лет в том же 1999 г.
Применительно к "партиям власти" наблюдается тенденция к повышению возраста их членов (с 45,6 до 48,6 лет). На наш взгляд, это объясняется тем, что укрепление позиций "партий власти" достигается за счет кооптации в ее ряды значимых статусных фигур, состоявшихся в сфере своей профессиональной деятельности. Это лидеры политических организаций, региональные руководители, администраторы высшего и среднего ранга, крупные бизнесмены, топ-менеджеры крупных корпораций, лидеры общественного мнения, деятели культуры, спорта, шоу-бизнеса и т.п.
Гендерный профиль. Изменение тендерного профиля большинства европейских парламентов — наиболее заметная тенденция динамики депутатского корпуса европейских стран: начиная с 70-х годов, на-
6 ВМУ, политические науки, № 1 81
блюдался устойчивый рост представительства женщин при значительной межстрано вой разнице. Лидером процесса были страны Скандинавии, на втором месте — Голландия. К середине 80-х годов разница между двумя полюсами (Норвегия и Великобритания) достигла 30%. В 90-х годах эта разница стала сокращаться.
Что касается отечественных реалий, то практика применения квотного принципа представительства женщин, использовавшегося в советский период, обеспечивала присутствие трети женщин в составе депутатского корпуса СССР. Отмена этого принципа в постсоветской России привела, как и повсеместно в странах Восточной Европы, к значительному снижению удельного веса женщин-парламентариев: с 13,3% в 1993 г. до 10% в 2003 г. При этом отмечается неровный характер кривой падения: к 1999 г. удельный вес женщин упал в 2 раза — с 13,3 до 6,7%, а затем вырос на треть в 2003 г., достигнув 10%. Не в последнюю очередь это вызвано высоким удельным весом женщин во фракции "Единая Россия" четвертого созыва (25%).
10-процентный уровень представительства женщин в Думе близок к соответствующему показателю во Франции. Так, в течение последних 50 лет женщины составляли 53% населения Франции, тогда как их участие в Национальном собрании, Франции в этот период не превышало 10%. Можно привести и другие примеры. В бундестаге Германии, например, благодаря квотному принципу, введения которого добились депутаты социал-демократы, женщины составляют 30%. В парламентах Скандинавских стран (например, в Швеции) доля женщин достигает почти половины депутатского корпуса (согласно итогам выборов 2002 г. — 45,3%).
В целом женщины недостаточно представлены в большинстве европейских парламентов, хотя несоответствие удельного веса в социальной структуре общества и парламента не столь существенно, как во Франции.
Образование. Обращает на себя внимание высокий уровень образования депутатов Думы — практически 100% имеют высшее образование (за исключением 4-х человек в четвертом созыве), причем уровень образования неуклонно возрастал с 93,4% в 1993 г. до 98,2% в 2003 г. Практически общий уровень высшего образования несколько отличает российских депутатов от депутатов ряда европейских парламентов, в которых удельный вес обладателей университетских дипломов составляет 80—90%3.
3 В сравнительном аспекте Скандинавские страны, особенно Норвегия, отличаются от остальной Европы меньшей значимостью университетского образования для политической карьеры (до недавнего времени так было и в Финляндии, и в Дании). Что касается профиля образования, то Скандинавские страны также отличаются от других меньшей значимостью юридического образования (Best H., Cotta M. Op. cit. P. 505-506).
В первой половине XX в. показатель динамики образования в европейских странах падал в связи с активным вхождением в состав национальных легислатур представителей низших слоев, обладавших невысокими образовательными показателями.
У многих депутатов Государственной Думы 2—3 высших образования, ученые степени и звания. Так, 37,8% депутатского корпуса всех четырех созывов имели ученую степень. Из них в среднем по всем четырем созывам у 22,5% депутатов была ученая степень по юридическим наукам; у 10,1% — по техническим и естественно-научным наукам; у 22,5% — по гуманитарным, социологическим и экономическим наукам.
В сравнительном плане представляет интерес профиль образования депутатов Думы. Наиболее весома доля депутатов с техническим и естественно-научным образованием — в среднем по созывам 45,5%. Немногим уступает этому показателю удельный вес обладателей дипломов по гуманитарным, социологическим и экономическим наукам — 43,8%. Доля специалистов с юридическим образованием составляла 10,7%. Причем этот показатель постоянно снижался с 13,2% в 1993 г. до 10,1% в 2003 г.
Следует отметить, что некоторое снижение доли лиц с юридическим образованием в пользу гуманитарных, экономических и государственно-управленческих специальностей отмечается во многих европейских парламентах. Например, в Германии юридический профиль образования вытесняется экономическим, административным, гуманитарным, социологическим, техническим, что расценивается экспертами как изменение характера государственной службы, которая постепенно трансформируется в сферу классического управления. В бундестаге доля лиц с юридическим образованием снизилась с 29% в 1976 г. до 19% в 1998 г.
Этническая и конфессиональная принадлежность как параметры депутатского корпуса является сложным объектом исследования. Здесь мы ориентировались на самоидентификацию депутатов, хотя и этот принцип не является безусловным: если одни депутаты демонстрируют религиозность, следуя политической моде, то другие, действительно религиозные члены Государственной Думы порой предпочитают это не афишировать.
Согласно полученным данным, наблюдается некоторое снижение доли русских, традиционно составляющих большинство депутатского корпуса. Так, их удельный вес среди депутатов снизился с 81,4% в 1993 г. до 72,2% в 2003 г. Стабилен удельный вес русских во фракции КПРФ (в среднем по созывам 85%). Среди депутатов из провластных фракций удельный вес русских упал на 14,2 %: с 82,4% в 1993 г. до 68,2% в 2003 г.
Весьма примечательно, что в ЛДПР, выступавшей на выборах 2003 г. под лозунгом "Мы за бедных, мы за русских", представительство русских также снизилось. По ряду созывов это снижение даже более заметно, чем в центристских фракциях: с 92,3% в 1995 г. до 69,4% в 2003 г. Снижение удельного веса русских во многом обусловлено ростом представительства титульных национальностей республик Российской Федерации в рамках депутатского корпуса.
Что касается религиозности депутатского корпуса, то можно констатировать нерелигиозный характер Думы. Среди 1823 депутатов всех четырех созывов в качестве верующих самоидентифицировали себя всего 48 человек. Это заметно отличает современную Думу не только от ее предшественницы 1906—1917 гг. (в ней были представлены не только верующие, но и священнослужители. В первой Думе было 16 священников, во второй — 20, в третьей и четвертой — уже 49), но и от многих европейских парламентов. Например, в парламентах Испании, Италии, Германии, Польши и ряда других стран представлены не только верующие и священнослужители, но и партии, названия которых указывают на их конфессиональную аффилиацию.
Социально-профессиональный состав Думы. Обращает на себя внимание высокий удельный вес трех категорий — представителей госсектора в целом, военных (в рамках госсектора) и той категории, которая в рамках данного исследования была определена как "управленцы и предприниматели".
Количество представителей госсектора в Думе во всех четырех созывах весьма значительно. Например, в рамках созыва 2003—2007 гг. —их около половины. Это близко к тому, что характерно для бундестага Германии, в котором доля депутатов от госсектора составляла в середине 90-х годов 50% (по ряду фракций данный показатель был еще выше: во фракции социал-демократов он составлял 64%, зеленых — 66%, Партии демократического социализма — 50%).
Если обратиться к динамике изменений, то в Думе наблюдается тенденция к сокращению доли представителей госсектора. Например, представительство всех отраслей госсектора снизилось с 60% в 1993 г. до 50,6% в 2003 г. Вдвое упала в составе депутатов доля госслужащих высшего эшелона — с 13,3 % в 1993 г. до 6,1% в 2003 г. Учитывая тот факт, что большинство школ и вузов в Российской Федерации являются государственными, в эту же тенденцию вписывается заметное сокращение преподавательского сектора. Удельный вес учителей и преподавателей вузов снизился с 9,6% в 1993 г. до 4,9% в 2003 г., или в 1,9 раза. Но в целом представительство госсектора весьма основательно — около половины депутатов. Во многом высокий удельный вес госсектора в депутатском корпусе является следствием традиционно активной роли Российского государства в политике и экономике страны, а снижение его в течение последних 10 лет — результат роста
удельного веса частного сектора в экономике России и высокого уровня его политической активности в стране.
Общеевропейская тенденция имеет иную направленность: в течение последних трех десятилетий удельный вес представителей госсектора, составлявший примерно треть в середине XX в., возрастал, приблизившись в ряде стран к 50%. Во второй половине XX в. это представительство в национальных парламентах значительно расширилось в ходе создания и по мере укрепления позиций разраставшейся бюрократии welfare states, нуждавшейся в политическом представительстве4. Сегодня аффилиация с общественным и государственным секторами является преимуществом в парламентской конкуренции5. Тенденцию к растущему этатизму политического класса эксперты рассматривают также в качестве проявления трансформации ряда европейских политических партий в пользу их сближения с государством, что может быть расценено как проявление активного участия государства в области политики и экономики ряда европейских стран.
Весьма симптоматичной для социального представительства в Думе России выглядит существенное снижение числа "синих воротничков" — в 1993—2003 гг. в 12 раз (хотя траектория снижения не была регулярной: во втором созыве 1995—1999 гг. доля этой категория даже возросла по отношению к предшествующему созыву). Таким образом, значительные социальные слои оказываются представленными непропорционально их доле в составе населения. (В европейских странах в первой половине XX в. удельный вес парламентариев из среды "синих воротничков" активно возрастал во всех странах, достигнув пика между 1920 и 1940 г. После Второй мировой войны на смену этой тенденции пришло усиление представительства госсектора.)
Уровень представительства добывающих отраслей промышленности и сельского хозяйства в Думе 1993—2003 гг. колебался от 7—8% в первом и втором созывах до 5% в четвертом созыве 2003—2007 гг. Аналогичные или даже более низкие показатели наблюдаются в европейских парламентах (в палате общин Великобритании после 1976 г. эти отрасли вообще не были представлены среди депутатов). В Скандинавских странах удельный вес выходцев из первичного сектора значительно выше, что обусловлено активной политической мобилизацией этого сектора и политическим влиянием аграрных партий6.
Обращает на себя внимание более низкий уровень представителей юридических специальностей. Если в составе европейских национальных легислатур насчитывается 7—8% практикующих юристов, то в Думе доля юристов весьма мала, причем она сокращается в течение
4 Ibid. Р. 517-518.
5 Ibid. Р. 503-504.
6 Ibid. Р. 506.
всех четырех созывов: от 4,3 % в 1993 г. до 1,8% в 2003 г. Подобная ситуация наблюдается в среде судей и прокуроров, включая работников независимых судебных органов — с 1,9% в 1993 г. до 0,4% в 2003 г. Вряд ли это полезно для дела, ведь законотворческая деятельность Думы является для нее профильной.
Вместе с тем необходимо отметить, что утверждение госсектора в качестве важнейшего игрока на парламентской сцене после Второй мировой войны определило упадок в большинстве европейских парламентов свободных политических предпринимателей, персонифицируемых прежде всего практикующими юристами. Удельный вес представителей юридических специальностей снизился даже в парламентах, традиционно бывших их оплотом7.
Примерно на одинаковом уровне среди депутатов держится представительство всех категорий партийных функционеров и функционеров общественных организаций: 10,7% в 1993 г. и 9% в 2003 г. (среднеевропейский показатель по журналистам упал с 9,6% в 1993 г. до 4,1 % в 2003 г., или в 2,3 раза). Вероятно, это обусловлено снижением общественного авторитета работников печати вследствие высокой степени их ангажированности и отражает осознание избирателями недостаточной самостоятельности СМИ как института гражданского общества. Кроме того, это свидетельствует об упадке роли политической журналистики по сравнению с концом 80-х — началом 90-х годов XX в.8
Наиболее значимой является позитивная динамика по двум категориям — военные и управленцы различного уровня и предприниматели. Доля военных в Думе возросла с 3,9% в 1993г. до 11,1% в 2003 г., т.е. в 2,8 раза. Рост представительства менеджмента и бизнеса не столь впечатляющ: доля менеджеров и предпринимателей увеличилась в 1,5 раза: с 28,8% в 1993 г. до 44,4% в 2003 г. Представители этой категории составляют 46% всех депутатов.
Среди европейских стран высокий удельный вес менеджеров и предпринимателей был зафиксирован в 90-е годы в Великобритании (30—35%) и в конце 90-х (25%) во Франции. В других странах среднеевропейский показатель скромнее — около 12%.
В этой связи можно отметить весьма интересную тенденцию последнего времени. Известно, что в результате выборов 2003 г. вне стен парламента остались основные партии, традиционно рассматривавшиеся в качестве политически близких бизнесу — Союз правых сил и в меньшей степени "Яблоко". Логично было бы ожидать, что удельный вес предпринимателей упадет. Однако этого не произошло. Усиление присутствия бизнеса в Думе стабильно нарастало от созыва к
7 1Ы(!.Р. 522.
8 См.: Вебер М. Указ. соч.
созыву (28,8% в 1993 г.; 36% в 1995 г.; 43,6% в 1999 г. и 44,14% в 2003 г.).
Вытеснение за переделы парламента политических партий, в той или иной степени аффилированных с представительством интересов бизнеса, не привело к снижению участия крупного бизнеса в Думе. Вместе с тем представительство среднего и малого бизнеса здесь крайне незначительно — 0,22% в 1993 г. и 1,58% в 2003 г. Это примерно соответствует среднеевропейским показателям. Что касается управленцев, то их высокий удельный вес может быть интерпретирован как обусловленный определенной инерцией общественного мнения, традиционно лояльного к факту присутствия руководителей в органах законодательной власти9.
Говоря о возросшем участии предпринимателей в Думе, следует иметь в виду, что десятилетие 1993—2003 гг., в котором было избрано четыре состава Государственной Думы, стало периодом не только интенсивного формирования институтов рыночной экономики в России, но и создания юридической базы ее функционирования. Заинтересованность крупных экономических структур в позитивных результатах законодательной деятельности в этой области привела представителей многих из них в стены Думы. В этой связи анализ законодательной деятельности нижней палаты Федерального Собрания показывает, что в течение 1994—2000 гг. правовая база рыночной экономики применительно ко всем ее ключевым сферам была создана. Заметную роль в данном процессе сыграли представители доминирующих субъектов рыночной экономики — крупные экономические структуры.
Кроме того, активное участие представителей крупного бизнеса в высшем законодательном органе Российской Федерации обусловлено решающей ролью парламента в принятии законов и распределении бюджетных средств, что превращает ее в сферу внимания корпоративного лоббизма. В отличие от органов исполнительной власти здесь наблюдается отчетливая тенденция к непосредственному представительству отдельных корпораций. Налицо рост прямого участия ряда крупнейших корпораций в процессе выборов в Думу, когда они фактически стали выступать в роли своего рода электоральных машин10.
9 В этом контексте представляют интерес данные о составе Съезда народных депутатов СССР 1989 г. и Съезда народных депутатов РСФСР 1989 г. Несмотря на значительное обновление депутатского корпуса в эти годы, удельный вес представителей управленцев остался чрезвычайно высоким: среди российских депутатов, избранных в 1990 г., — 78,2%, даже выше, чем в депутатском корпусе СССР, избранном в 1989 г. (66%). В то же время доля рабочих в составе Съезда народных депутатов СССР составила 21,2%, а в составе Съезда народных депутатов РСФСР — 5,9%; доля работников умственного труда была соответственно 10,8 и 13, 2% (см.: Шейнис В. Взлет и падение парламента. Т. 1. М., 2005).
10 См.: Перегудов С. Общество. Корпорации. Государство. М., 2003.
Сопоставление динамики роста представительства бизнесменов и военных в Думе позволяет рассмотреть вопрос о том, кто обладает политическим приоритетом в современной России — военные ("силовики") или крупный бизнес? Тезис о доминировании милитократии ("силовики") в России на региональном и федеральном уровнях в течение последних лет получил широкое распространение. Действительно, вхождение бывших или действующих военных в структуры гражданского управления продолжается, в том числе в Думу. Однако анализ характера голосований бывших военных не обнаруживает однозначной зависимости их политических ориентаций от предшествующей политической биографии — пришедшие во власть военные далеко не всегда являются лоббистами военно-промышленного комплекса. Более того, нередко депутаты с боевой биографией оказываются ставленниками финансово-промышленных групп, использующих символический капитал "силовиков" в лоббистских целях.
Следующей важной характеристикой высшего законодательного органа является соотношение в ней различных политических сил, прежде всего соотношение влияния различных политических партий. Европейские политические партии на протяжении всего XX в. были доминирующим субъектом парламентского рекрутинга в своих странах. Их роль в формировании национального парламента рассматривается экспертами в качестве важного показателя профессионализации парламентариев. Именно партии выполняли и продолжают выполнять до настоящего времени роль социального лифта, возносящего своих участников к вершинам парламентского Олимпа. Например, в 1998 г. 48% членов бундестага занимали ключевые позиции в своих партиях. Именно партийная карьера — главный механизм рекрутирования чле-
Близкими к приведенным данным оказались результаты другого масштабного исследования, реализованного под руководством автора этих строк, — проекта "Самые влиятельные люди России. Политические и экономические элиты российских регионов". Его целью было изучение состава наиболее влиятельных групп в политических и экономических элитах в 66 из 89 составляющих Российскую Федерацию субъектов. Было выявлено, что наиболее значимой тенденцией обновления корпуса глав регионов и региональных парламентов служит массовое вхождение представителей бизнеса в органы региональной законодательной и исполнительной власти субъектов Российской Федерации. Так, представители бизнеса составляют в настоящее время от одной до двух третей состава Законодательных собраний в субъектах Российской Федерации. Активное вхождение в региональную политику представителей крупного бизнеса способствовало формированию новой социальной категории. В рамках проекта "Самые влиятельные люди России..." данная общественная группа была определена как "универсалы", т.е. лица, обладающие влиянием и в региональной политике, и в региональной экономике. Таким образом, высокий удельный вес бизнеса в Думе и региональных парламентах показывает, что процесс сближения политической и экономической власти продолжается (См.: Самые влиятельные люди России. Политические и экономические элиты российских регионов / Отв. ред. О. Гаман-Голугвина. М., 2004).
нов парламентов Германии, Великобритании, Франции, Италии, Австрии и других европейских стран.
Особенностью российской многопартийности как субъекта парламентского рекрутинга является то, что начиная с первого созыва в 1993 г., во всех созывах Думы были представлены партийные образования, традиционно определяемые экспертами как "партии власти". В качестве такой партии, опирающейся на политическую и организационную поддержку государства (вследствие центристской политической ориентации в рамках партийного спектра России эти фракции определяют также как центристские), в разное время выступали "Выбор России" и ПРЕСС в 1993г.; НДР и ДВР в 1995г.; "Единство" в 1999 г. и "Единая Россия" в 2003 г.
Феномен успеха "партий власти" обусловлен как российской традицией доминирования исполнительной власти в России, так и отчасти общемировой тенденцией к укреплению влияния исполнительной власти. Генезис и сущностные особенности этих партий определены поддержкой государства.
Анализ соотношения политических сил в Думе обнаруживает несколько тенденций. Наиболее заметная среди них — рост присутствия и влияния "партий власти". Если в 1993 г. их доля составляла 16,2% и 14,3% в 1995 г., то к 1999 г. она выросла до 32,4%, а в 2003 г. — до 67,3%. В результате выборов 2003 г. "Единая Россия" сформировала самую многочисленную и влиятельную фракцию. В настоящее время она имеет практически 2/3 голосов Думы. Члены "Единой России" возглавили все 29 парламентских комитетов. Учитывая поддержку депутатов из других партий и депутатов-одномандатников, "Единая Россия" обладает конституционным большинством (306 голосов).
Другая тенденция — заметное снижение присутствия коммунистов в Думе четвертого созыва. На выборах 2003 г. коммунисты потерпели ощутимое поражение, потеряв 15% мест по сравнению с предыдущим созывом. В то же время победы добились ЛДПР и блок "Родина", выступившие под национал-патриотическими лозунгами, успешно использовав мобилизационные возможности своих лидеров и информационные ресурсы федеральных СМИ. Партии либерального направления — СПС и "Яблоко" — оказались вне Думы.
Таким образом, в результате последних выборов соотношение политических сил в рамках нижней палаты Федерального Собрания Российской Федерации изменилось. Во-первых, большинство обрели центристы. Во-вторых, вдвое уменьшилось представительство левой оппозиции. В-третьих, впервые в парламент вошли политические силы национал-патриотической ориентации. Вне Думы впервые оказались партии либерального направления. Отмеченные тенденции характеризуют существенное изменение политического профиля законодательного органа, который из оппонента исполнительной власти
превратился в ее сторонника, причем в масштабе конституционного большинства.
Связь депутатов с регионами — еще одна важная характеристика депутатского корпуса и весьма существенная составляющая работы европейских парламентариев. Значительная часть (40% и выше) депутатов национальных легислатур имела избирательный или управленческий опыт на региональном или локальном уровне до избрания в национальный парламент. Другим важным фактором избрания является опыт партийной деятельности. Как правило, около 30% депутатов (в парламентах Германии, Франции, Италии 50—70%; в некоторых странах до 80%) занимали лидирующие позиции в своих партиях на локальном или национальном уровне до первого избрания в национальный парламент.
Что касается Думы, то косвенным свидетельством относительно слабой связи многих депутатов с регионами является характерный для всех четырех созывов высокий удельный вес депутатов, у которых не совпадает место рождения, избрания и проживания (например, таких депутатов в первом созыве было 31,5%, а в четвертом — 27,7%). Между тем совпадение места избрания и проживания остается доминирующим фактором связи с регионом.
Анализ партийных связей с регионами показывает, что наиболее ярко выраженной партией-космополитом является ЛДПР. Не случайно устойчивой тенденцией ее участия в выборах служит сочетание успеха по партийным спискам с крайне низкой результативностью в одномандатных округах.
В блоке "Родина" депутатов, избранных от территорий проживания или рождения, в 2 раза меньше, чем тех, кто избирался от "чужой" территории. Во многом это обусловлено быстрыми темпами создания партии и ее продвижения в электоральном пространстве, что достигалось с помощью привлечения в свой состав известных в масштабе страны фигур, слабо связанных с регионами.
Противоположностью ЛДПР можно считать группу внепартийных депутатов, для которых характерна наиболее прочная биографическая связь с регионами. Основой их электорального успеха является региональный лоббизм. Применительно к четвертому созыву 2003— 2007 гг. доля независимых депутатов сократилась вследствие инкорпорации значительной их части в ряды "Единой России". В целом можно зафиксировать сокращение числа "региональных лоббистов" в Думе четвертого созыва, которое следует рассматривать в качестве одного из проявлений укрепления позиций федеральной власти.
КПРФ отличается в целом сбалансированным количеством депутатов, связанных и не связанных с регионами.
Анализ связей "партии власти" с регионами показывает, что в ее рядах наибольшим было число депутатов, слабо связанных с региона-
ми в 1999 г., когда в качестве партии власти выступило "Единство". Конец 90-х годов XX в. известен как период острейшего кризиса президентской власти. Поэтому активно создававшееся движение "Единство" кооптировало в свои ряды людей с разным политическим опытом. В результате удельный вес депутатов, никак не связанных с регионами, превышал 35%. В 2003 г. укрепившая свои позиции "партия власти" — уже в формате "Единой России" — сделала ставку на кандидатов из регионов. Об этом свидетельствует удвоение (с 14,4% в 1999 г. до 30,1% в 2003 г.) числа депутатов, имеющих тесную связь с регионами.
Степень и характер преемственности парламентского корпуса, а также специфика политического опыта — параметры, имеющие важное значение для понимания особенностей профессионализации российских депутатов.
Средний уровень обновления в национальных легислатурах европейских стран составляет около 20—30%. Шансы инкумбентов быть переизбранными, как правило, благоприятны: значительная часть парламентариев сохраняет мандаты в течение трех и более сроков, приобретая, таким образом, важный опыт, который помогает сохранить мандат11.
Вот типичный портрет европейского парламентария: профессиональный политик, вышедший из средних слоев; имеет среднее или высшее образование и значительный политический опыт с вероятностью продолжения парламентской карьеры. Политическое представительство стало профессией, в рамках которой оказывается востребованным нечто большее, чем зеркальное отражение характеристик представляемой общности для того, чтобы быть избранным и действовать как представитель.
Анализ динамики обновления состава Думы выявляет следующую тенденцию. Прежде всего это стабильное снижение процента впервые избранных депутатов: с 66,5 % во втором созыве до 50,6 % — в четвертом. Так, в четвертом созыве работали 28 депутатов, которые были избраны в Думу 4 раза — в 1993 г., 1995 г., 1999 г. и 2003 г. Трижды избирались 50 депутатов, дважды — 144, а 228 депутатов заняли места в Думе впервые. При этом со второго созыва происходит естественное снижение числа переизбранных без перерывов депутатов, а число избранных с перерывом на 3 срока и более возрастает.
Данная тенденция означает формирование "ядра" депутатского корпуса — пула профессиональных парламентариев, которые с незначительными изменениями переходят в каждый новый созыв.
При этом наиболее устойчива преемственность во фракции КПРФ. Например, удельный вес депутатов, избранных на 3 срока,
11 Best H., Cotta M. Op. cit. P. 505.
составил 63,8%. Применительно к "партии власти" данный показатель почти вдвое ниже — 35,1%. Это закономерно, так как значительное численное разрастание центристской фракции в Думе привело к тому, что помимо "старожилов" фракция пополнилась новыми лицами. Поскольку "партии власти" от созыва к созыву меняли организационную форму, степень обновления центристских фракций была высока. Так, в 1999 г. она составила 81,3%, когда в Думу пришла новая команда, которая на следующих выборах в 2003 г. обновилась лишь частично. В результате "Единая Россия" имеет наибольшее количество депутатов, чьи биографии не связаны с советским политическим опытом. Следовательно, значительная часть центристских фракций Думы пополнялась за счет лиц, не участвовавших ранее в профессиональной политике и рассматривающих парламентскую карьеру в качестве инструмента для укрепления позиций в основной сфере деятельности, прежде всего в бизнесе и государственном управлении.
Что касается значения и качества политического опыта, определяющих успешное избрание, то следует различать политический опыт советского и постсоветского периода.
Если говорить о влиянии советского политического опыта, то приоритетную роль здесь играет фактор политического лидерства — опыт в работе партийных, общественных и профсоюзных организаций советского периода. В среднем по всем четырем созывам он составил 30%. (Приоритет этого фактора является характерной особенностью и европейских парламентов. В конце 90-х годов его значение приближалось к 40%.) Далее следует — с различиями по четырем созывам — фактор местного регионального опыта, который составлял в Думе в среднем 25%. (Это ниже среднеевропейского уровня, который, как правило, превышал 50%.) Опыт парламентской работы является третьим по значимости. Так, средний показатель по всем четырем созывам составляет 17,7%. В динамике он падает с 21,4% в 1995 г. до 19,3% в 2003 г. Наименее существенными для избрания депутатов являются номенклатурный опыт (15,5%) и опыт работы в правительстве советского периода (6,6%).
В целом же наблюдается снижение влияния всех факторов традиционных форм советского политического опыта в качестве условия успеха на парламентских выборах.
Среди параметров политического опыта постсоветского периода важнейшим электорально значимым критерием является парламентский опыт депутатов! (как отмечалось выше, около половины депутатов четвертого созыва обладают подобным опытом). Далее следует фактор политического лидерства (30%). На третьем месте — значение регионального опыта. Почти в 2 раза в течение десятилетия уменьшилось влияние опыта работы в управленческих структурах постсоветско-
го периода, что весьма логично, учитывая управленческую неэффективность данных структур. Значение этого фактора снизилось почти в 2 раза: с 9,3% в 1993 г. до 5,1% в 2003 г.
Проведенный анализ дает, на наш взгляд, основание говорить о снижении значения личностных характеристик парламентариев по сравнению со значением роли организационных качеств кандидатов и качества их политической поддержки. Это находит подтверждение и в исследовании "Самые влиятельные люди России...", которое показало устойчивость данной тенденции по сравнению с поддержкой влиятельных административных или финансовых структур.
Таким образом, отличительной особенностью современного российского парламентаризма является высокий темп изменения состава и политических ориентаций его участников. Это определено сложно-составной повесткой российского транзита, когда решались задачи не только политической трансформации (как это было в странах Латинской Америки и Южной Европы), но и создания институтов рыночной экономики, в которых менялась социальная структура общества. Данное обстоятельство наложило отпечаток как на состав, так и на особенности функционирования российского парламента. Если изучение парламентского рекрутинга в других странах, в том числе в странах с длительной парламентской традицией, обнаруживает сосуществование различных уровней, моделей и стилей репрезентации12, то было бы логично ожидать весьма противоречивых и неоднозначных тенденций в процессах рекрутирования и ротации российской парламентской элиты.
121Ыс1. Р. 494.
