Научная статья на тему 'Город как виртуальный феномен'

Город как виртуальный феномен Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1791
303
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
город / урбанизация / виртуальность / виртуализация / повседневность / образ / ландшафт
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Город как виртуальный феномен»

УДК 167.7.

ГОРОД КАК ВИРТУАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН

В. Г. Туркина

Статья посвящена исследованию города как виртуального феномена, поскольку современный город, а тем более, мегаполис, оказывается той средой, в которой социальная и культурная виртуализация достигают максимума, проявляют себя с особой силой, интенсивно влияют на действительность.

Белгородский государственный институт культуры и искусств

Ключевые слова: город, урбанизация, виртуальность, виртуализация, повседневность, образ, ландшафт.

В XX веке бурная урбанизация привела к тому, что значительная часть населения планеты проживает в больших городах и их скоплениях - мегаполисах. Не вызывает сомнения тот факт, что современный город, а тем более, мегаполис, оказывается той средой, в которой социальная и культурная виртуализация достигают максимума, проявляют себя с особой силой, интенсивно влияют на действительность. В самом деле, именно город традиционно оказывался одновременно генетически исходным пунктом, средоточием и вместилищем всех достижений техники, всех социокультурных и цивилизационных инноваций. В частности, мы показали, что именно в городской сфере наиболее заметно проявляют себя самые «зримые» виртуальные феномены, связанные с успехами компьютерных технологий, созданием инфотехносреды, глобального киберпространства и виртосферы.

Однако, говоря о виртуализации городской жизни в целом и жизни мегаполисов в частности, нельзя ограничиться только исследованием влияния на человеческую деятельность технически творимых виртуальных феноменов. Следует выделить и проанализировать множество виртуальных реальностей, связанных с существованием культуры, мифа, религий, науки, искусств, рекламы. Имеет смысл, вслед за Ж. Бодрийяром, говорить о существовании множества симуляций или симуляционных технологий, о множестве виртуальных пространств и их влиянии на жизнь современного города.

Нет сомнения в том, что любой город как социо-территориальное образование есть, по выражению М.С. Кагана, специфическая форма бытия национальной культуры1. Говоря о городе, мы представляем его как создаваемый людьми способ повседневных практик их совместного существования, поведенческих традиций, установок и мотиваций, совместной деятельности. Любой город есть плод этой деятельности, т.е. по сути искусственное творение, «вторая природа», культурное образование. Он предстает перед взором не как застывшая совокупность предметов, вещей, символов, а как непрерывный процесс превращений, взаимодействий вышеупомянутых предметов, вещей, символов с окружающей средой и человеком.

Значимость обычных вещей, из которых складывается жизненный мир обитателей города, выражает и демонстрирует комплекс идей, установки, ценности и порядок повседневной жизни. Город в этой связи выступает как сложное целостное единство материальных, духовных, художественных форм деятельности горожан. Петербург воспринимается нами как пространство, в котором все фантастическое, таинственное является закономерным, неизбежным, постоянно повторяющимся, а следовательно, повседневным фактом существования и самого города, и тех, кто в нем находится. Эти процессы в свою очередь превращаются в событие материальных, духовных, художественных объектов, артефактов, продолжающих свое существование и развитие после ухода их создателей.

Городская повседневность порождает множественные латентные смыслы, представленные в пространственно-архитектурном, историческом, мифологическом, этимо-

1 Каган М.С. Град Петров в истории русской культуры. СПб., 2006. С. 14.

логическом, литературном, фольклорном, языковом кодах, которые, на наш взгляд есть основа единого виртуального пространства города, поскольку являясь виртуальными по определению, позволяют ввести представление о полионтичности, онтологической мно-гоуровневости городской жизни. Тексты города, в частности, архитектурные, и тексты о городе, метаописания, планы, геральдика, топонимика, визуальные материалы повседневности (продукты рекламы, средств массовой информации, PR-технологий), экспозиции музеев создают своеобразное семиотическое поле, конституирующее особую городскую виртуальную реальность.

Виртуальная реальность любого города определяется его метафизикой. Говоря о метафизике города, имеют в виду именно то «фоновое знание», в котором, по определению Т.П. Фокиной, и сосредоточены все многочисленные смыслы городской повседневности, городского мифа, городской истории, виртуальные по определению. Город как обжитое место неизбежно предполагает существование своей собственной мифологии, хотя сегодня наступает время, когда традиционный миф вытесняется неомифами. Метафизика города как раз и подразумевает попытки «усилием мысли и чувства, усилием духа разгадать, что именно составляет или представляет собой базовые онтологические ценности данного места и как они манифестируются»2. Мы полагаем, что символическое пространство города, в первую очередь, связано с определенным образом и ландшафтом.

Образ города как виртуальный феномен. Находясь в семиотическом поле города, возможно оперировать представлениями о его образе и даже «душе». Городская среда продуцирует символические формы, которые репрезентируют в материальнопространственных, визуальных объектах и поведенческих стратегиях многообразие чувств и представлений различных поколений тех, кто жил и живет в городе и тех, кто приезжает сюда. Это, в свою очередь, открывает возможность формирования персонифицированной среды обитания для любого, кто, так или иначе, оказывается связанным с городом. Образ города - это виртуальный феномен, представляющий собой совокупность всех символических форм и кодов, чувств, ощущений воспринимающих его субъектов, и влияющий на динамику и развитие реального города.

Зачастую образ города лучше постигается не столько его жителем, сколько гостем города, совершающим каждодневное путешествие по улицам. Визуальные стратегии подразумевают под собой пешее исследование - путешествие. Как утверждают исследователи, путешествие - это экспертиза ландшафта перемещающимся в нем индивидом. Целью такой экспертизы является постижение ландшафта, то есть создание все того же образа памяти. С точки зрения познавательных процессов создание образов памяти есть акт мышления, он понимается как освоение мыслимого.

Образ города, ощущение города возникают в результате освоения пластических динамик - пространственных, зрительных, требующих своего прочтения, понимания, то есть впечатлений от архитектуры и природных ландшафтов. Окрашенность городу придает вся атмосфера, складывающаяся вокруг него. Она неотделима от общего состояния того, что сегодня мы назвали бы средой - призрачного света, дрожащего туманного воздуха, растворяющего тени, пустынного простора реки, карнавальной суеты проспекта и т.п. Одним словом, образ города складывается из всей суммы особенностей места, создающих необходимый эмоциональный контекст. Их эстетическая выразительность связана с определением объемной формы в пространстве и потом переживанием ее пространственного развития. И здесь архитектурные образы наиболее наглядно представляют динамику протекания этих процессов, связанных с мировоззрением человека, с эстетическими принципами той или иной эпохи. Объекты визуальной культуры подчас акцентируют внимание на наглядных изменениях в средней обыденной жизни человека: ее насыщении материализованными и символическими идеалами, построении мира, окружающего человека, по законам гармонического единства целого и частей.

Человек воспринимает образ даже незнакомого города не «как он есть», непосредственно, а в рефлексивном зеркале художественной формы. И это понятно, поскольку образ - продукт нашего сознания, реагирующего на видимую действительность, и потому он всегда в большей или меньшей степени и «образ памяти». Чем больше мы видели «о городе», чем лучше в художественном отношении те изображения городской сре-

2 Фокина Т.П. Саратов: Повторение и различие. Обнинск, 2005. С. 97.

ды, что попадались нам на глаза, тем в большей степени мы оказываемся зависимы от «образа памяти» - и тогда, когда опознаем его в видимой действительности, и тогда, когда вынуждены резко перестроить заранее накопленное представление.

Постепенно узнавая город, проникаясь им, человек складывает некоторый целостный образ из мозаики отдельных впечатлений. В тех случаях, когда образ города, видимый архитектором профессионально, и образ, создающийся в сознании горожан, совпадают или почти совпадают, мы имеем дело с наиболее совершенными примерами градостроительной композиции.

Слово «композиция», как известно, приложимо только к произведению искусства. Значит, для того чтобы говорить о композиции города, необходимо уметь увидеть в нем произведение искусства. Композиция города проявляется прежде всего через силуэт -границу между «телом» города и беспредельностью неба, природы, «видов». Силуэт обладает для нас серьезным значением в силу фундаментальных особенностей человеческой психики. Вертикальные объемы активно участвуют в создании визуального облика города, выстраиваясь перпендикулярными доминантами, сочетаясь с горизонтальными линиями водно-зеленого пояса. Вертикали вносят в систему города порядок, акцентируя наиболее существенные композиции, комплексы, подчеркивая направления векторов улиц и проспектов.

У движения в городе своя особая семантика, потому что в дело вмешивается человеческая психика. Прямой как стрела путь мимо совершенно одинаковых зданий считывается как более длинный сравнительно с зигзагообразным движением в меняющемся окружении, если даже пройденный путь во втором случае длиннее в метрах или шагах. Еще короче кажется путь, если что-то — яркая витрина, афиша или внезапно открывшийся вид — расчленяет его на несколько относительно небольших отрезков. Но если таких отрезков очень много, если наш путь пролегает через занимательное окружение, то за счет напряжения всех чувств, путь словно резко удлиняется. Ведь человек, двигаясь по заданному маршруту, за некоторый отрезок времени получает огромное количество зрительных впечатлений. Архитектурные памятники, здания, монументы задают ритм движущимся людским потокам, воздействуя на них и через декоративность архитектурных элементов, и интерьерность их пространственного расположения, которую Ю.М. Лотман в свое время определил как театральность3.

В том же Петербурге границей между зрителем и сценой, рампой выступает главная героиня города - Нева. Именно она выступает важнейшим пространственным организатором всего городского архитектурного ландшафта. Можно сказать, что Нева является наиболее эффективно воспринимаемой пространственной и ландшафтноархитектурной, интерьерной доминантой, кульминационным узлом. Знаменитые мосты Петербурга превратились в необходимейший компонент стилистики города, его образа. Они связывают воедино Природу и Разум, землю и воду, создавая визуальный и духовный образ Петербурга как единого целого, где отдельные части сосуществуют, связанные единой диалогической основой. При этом создан уникальный композиционный, ансамблевый стиль барочных, классических, ампирных сюжетов, подчеркнутых современными средствами прямых транспортных магистралей, огнями уличного освещения и дизайнерской подсветки зданий4.

Огромное значение для формирования образа города имеет такое визуальное приобретение как реклама с ее деметрианской мифологемой. С помощью рекламы наше сознание потребляет знаковую сущность предмета, объекта вместо реального функционального свойства: Адмиралтейство, Петропавловка - шпиль, Исаакий - купол, Петергоф -фонтаны и т.д. Узнаваемость визуально растиражированных достопримечательностей обеспечивает простоту восприятия образов и создания мифов объектов. Рекламные приспособления - щиты, баннеры, растяжки, становятся, таким образом, важным составляющим ориентиром культурного пространства города. Визуальное содержание рекламы направлено на активизацию пространственного творческого воображения. Оно же продуцирует создание образа.

3 Лотман Ю.М. Город и время./ Петербургские чтения по теории, истории и философии культуры. СПб., 1993. Вып. 1. стр. 84-92.

4 См. об этом: Иконников А.В. Архитектура города: Эстетические проблемы композиции. М., 1972; Лисаевич И. Петербург: Архитектурный портрет. 1703-2003. СПб., 2002; Острой О.С. Город многоликий. СПб., 2000.

Таким образом, город существует в двух ипостасях: как действительно существующий, как реальность, воплощенная в камне, в формате овеществленных пространственных решений, и как предмет рефлексии в пространстве мышления, субъектом которой становятся те, кто осваивает город и выстраивает его культурный ландшафт у себя в представлении, памяти.

Образ города обладает особой «потенциальной» составляющей, которую можно определить как «виртуальный образ». Актуализация этого образа есть обретение «чувственной формы» Образы, поскольку они лишены пространственности, временности и качественности, принципиально не событийны, онтологически ущербны, бестелесны, т.е. виртуальны. Любой город представлен своим виртуальным образом не менее, чем своей актуализацией, реальным воплощением. Любой город не менее то, что о нем думают, чем то, чем он является на самом деле.

Помимо образа города, можно говорить и о личности города с привлечением физиологического, «физиогномического», градоведческого, семиотического, метафизического описаний. Можно говорить и о «зримых» и «метафизических» ликах Города, например, Петербурга, Москвы или Саратова5.

Виртуализация городского ландшафта. Процессы виртуализации городской жизни прямым образом связаны с изменением городских ландшафтов. В рамках современной философии можно говорить о «ландшафтологии», которую мы обнаруживаем в интеллектуальных построениях представителей различных направлений и школ. Основные задачи ландшафтологии - выявление ландшафтных условий возникновения той или иной культуры, религии, литературы, поиски скрытой в тексте какого-либо автора метафизики «топоса» (Шварцвальд в философии Хайдеггера, например).

В настоящее время не вызывает сомнения, что существует прямая связь между мировоззрением и ландшафтами, которые являются средой обитания того или иного народа, на нее указывал еще Ф. Энгельс в небольшой работе «Ландшафты», написанной и опубликованной летом 1840 года. Так, например, характер древнегреческого ландшафта был основой эллинской религии и культуры. Рейнская долина, где горы, сливающиеся с горизонтом, соседствуют с зеленью полей и виноградников, облитых золотом солнца, оказывается, на взгляд Энгельса, «воплощенным христианством»6.

Одним из самых выдающихся ландшафтологов XX века, безусловно, можно признать П. Флоренского. С.С.Хоружий интерпретирует его творчество как своеобразную «мифологему Эдема» - утраченного и вновь обретенного. Спустя много лет Флоренский писал: «мои позднейшие религиозно-философские убеждения вышли не из философских книг, которых я, за редкими исключениями, читал всегда мало и притом весьма неохотно, а из детских наблюдений и, может быть, более всего - из характера привычного мне пейзажа. Эти напластования горных пород и отдельности, эти слои почвы, постепенно меняющиеся, пронизанные корнями, этот слой дерновины, их покрывающий, кусты и деревья над ними — я узнал о них не из геологических атласов, а из разрезов и обнажений в природе, к которым привык, как к родным. Я привык видеть корни вещей. Эта привычка зрения потом проросла все мышление и определила основной характер его -стремление двигаться по вертикали и малую заинтересованность в горизонтали»7. Интерпретация ландшафтов в творчестве Флоренского представляет собой своеобразную «конкретно-метафизическую геологию», имеющую дело и с реальными ландшафтами, и с их «ноуменальными» измерениями - в том смысле, который придает терминам «феномен» и «ноумен» сам Флоренский. Фундаментальные для мыслителя реальности обретают воплощение во вполне реальном ландшафте, а отрыв от них - в годах скитания и смерти. «Геология», таким образом, обретает экзистенциальное измерение.

Более поздние ландшафтологические концепции, начиная, по крайней мере, со шпенглеровского «Заката Европы», обозначают дальнейшие горизонты философского

5 Спивак Д.Л. Метафизика Петербурга. СПб., 2003; Метафизика Петербурга (Петерб. чтения по теории, истории и философии культуры; Вып. 1) СПб., 1993. Кузнецов П. Метафизика и практика Петербурга // Звезда, 2002, №8.

6 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 41. С. 74.

7 Флоренский П.А. Столп и утверждение Истины / Флоренский П.А Сочинения. Т.1 (1). М., 1990. С. 295-296.

осмысления мира с точки зрения его природы. Эстетика ландшафта предполагает сюжеты этики, символики, логики, семиотики, герменевтики ландшафта. Видение культуры в ландшафте не полно без ландшафтно-ориентированных субкультур. Последние, как и любые субкультуры достаточно многочисленны и разноориентированны.

Вследствие этого ландшафт, объединяя, одновременно выступает и как культурный дифференциатор, становясь феноменом культуры по мере накопления в нем совокупности неэнтропийных черт - признаков освоенности, структурированности, осмысленности. Накопление признаков освоенности происходит постепенно, но, в конце концов возникает такой момент, когда сумма изменений, произведенных человеком в ландшафте, далеко превышает утилитарные нужды «полезности» и удобства: созданный избыток энергии и информации переходит в новое качество, создавая метафизику ландшафта, которая впоследствии приобретает самодовлеющее непреходящее значение и задает дальнейший вектор развития рукотворной природы. Метафизика ландшафта и есть его «дух», «образ», состоящий из множества символов, запечатленных в искусстве, живописи, народном фольклоре8.

Метафизичность городского ландшафта порождает целый ряд кодов и символов.9 Если рукотворный ландшафт есть произведение культуры, а культура, как известно, создает различные коды, в том числе, коды предметно-пространственной среды, то, следовательно, она порождает и особый «ландшафтный» код. Таким образом, ландшафт оказывается сущностно связанным с полем культурных смыслов и кодов, рождает особое виртуальное пространство. Любой ландшафт имеет виртуальную составляющую, а ландшафт современного города - особенно заметную и ощущаемую.

Известно, что изначально город как специфическая форма освоения социогеогра-фического пространства воспринимался как часть природных ансамблей, а городской ландшафт, хотя и отделял природное от рукотворного, от Постава, был органично вписан в естественную среду, в окружающую его природу. Городские пейзажи были продолжениями природных пейзажей, направления улиц задавались линиями водоемов, природного рельефа, естественными границами города. В основании первой, механистической, парадигмы города лежала идея сквозной иерархической регуляции ландшафта, которая пронизывает все сферы жизни человека и общества. Социальная организация ландшафтов города структурировалась посредством определенных доминант - специальных и специфических мест, фиксирующих основные элементы жизненного пространства, а их композиция складывалась из той смысловой и эмоциональной нагрузки, которой они номинированы.

Культурный ландшафт как среда обитания являлся социально обозначенным и сконструированным посредством занесения социальных реальностей в физический мир, выступая способом присвоения, социальной организации и структурирования пространства обитания одновременно. В этом аспекте он предстает как социальное пространство, выражающее формы существования различных пространственно-временных отношений -«хронотопов», в рамках которых реализовались совершенно различные модели освоения, в свою очередь вызывали к жизни и разные его типы. Хронотопы разных эпох в разных странах обнаруживают известную параллель: силовой подход к социуму оборачивается силовым подходом к природе. Освоение пространства выражается в его покорении, захвате, «застолблении». При этом возникает столь характерная классическая организация пространства с сакральным «ухоженным» центром и эксплуатируемой, разваленной периферией. Традиционно ландшафты больших городов определялись существованием продуманной и веками выверенной структуры, строгим порядком, увеличивающимся с возрастом города.

Однако в конце XX века топологическая структура больших городов существенно изменилась. На фоне стремительной динамики большого города, его бурной экспансии вширь и ввысь возникло и прогрессировало разрушение общего порядка городской жиз-

8Арманд Д. Л. Наука о ландшафте. М., 1975; Каганский В.Л. Портрет культуры в ландшафте // Архитектура СССР, 1989, №5. Каганский В. Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001.

9 Гурин С.П. Образ города в культуре: метафизические и мистические аспекты / Города региона: культурно-символическое наследие как гуманитарный ресурс будущего / Материалы международной научно-практической конференции. Саратов.: Изд-во СГУ, 2003. С. 10-11.

ни. Город уже больше не вписан в природный ансамбль и очень часто противоречит ему, природа более не вбирает в себя огромный город, который просто «не помещается» в ней, а отступает и даже исчезает под его натиском. Рациональная организация городского пространства, позволяющая «характеризовать индивида как индивида, и упорядочивать данную множественность», отступает под натиском соображений прагматизма: строят не там, где должно, а там, где есть место, архитектурные объекты больше не привязываются к природному ландшафту и оказываются в эстетическом противоречии с уже существующими. Пейзаж как фиксированная инфраструктура уходит в прошлое, становится постоянно меняющимся, мобильным с преобладанием в нем демонтируемых структур. В результате исчезают многовековые симметрии и порядки, возникают хаотические образования и сложные сети. Упорядоченное «пересеченное пространство» уступает место беспорядочному и гладкому.

В результате границы города становятся негладкими, условными, строгая структура разрушается, заменяется постоянно меняющейся, очертания города, его периметр из правильной фигуры превращается в неправильную. В мегаполисах, как это произошло, например, в Нью-Йорке, единственный общий центр, заменяется несколькими «фокусами». В подобных городах отсутствуют привилегированные места власти и закона. Возникает образ города-лабиринта, города-муравейника. Беспорядок становится таким значительным, что в некоторых латиноамериканских городах отсутствуют даже номера домов. Многоступенчатая перспектива, отсутствие обязательного горизонта, привычного преобладания горизонталей меняет привычное представление о городе.

Современный город позволяет себе и нетрадиционные одежды, яркие краски, смешение стилей и цветов, украшая себя разноликой рекламой, временными постройками и многочисленными транспортными сетями. Следует отметить, что в последние годы наружная реклама в городе стала очень популярной. По степени воздействия на потребителя она уступает только интернет-рекламе, привлекает большое количество зрителей и по эффективности сравнима с телевидением. Реклама интегрируется в архитектуру улиц и площадей без определенных законов, как правило, хаотично. Крайне редко плакат соответствует параметрам цвета, формы, стиля окружающего ландшафта. Свойство рекламных конструкций быть не только средством убеждения, но и архитектурными единицами часто игнорируется по разным причинам. Вот почему Париж - город-образ, город-легенда, категорически не приемлет наружной рекламы как явления, оказывающего негативное воздействие на восприятие его веками сложившегося облика. Не позволяют рекламного вторжения и в старинных городах Германии и других стран Европы. Здесь о дополнительных архитектурных единицах не может идти и речи - это инородные тела, и какова бы ни была их эстетическая ценность, она не дотянется до уровня исторического великолепия, приносящего достаточно средств в городскую казну, чтобы позволить себе отказ от наружной рекламы.

Город, постоянно переодевающийся в рекламные плакаты, быстро меняющий свой архитектурный образ, расширяющий свои границы и вбирающий в себя более мелкие города со своими лицами и стилями, оказывается изменчивым, преходящим, меняющим облик и неопределенным. Происходит становление и экспансия ризоматиче-ской структуры10, нечеткой и неопределенной, постоянно меняющейся, мобильной, динамичной, иногда мгновенной.

Все это обусловливает инфляцию общепринятых норм, регулирующих процесс видения, понимания и оценки действительности. Стремительно несущаяся действительность подобна мельканию кадров кинофильма, и житель большого города вынужден проделывать значительную работу по сборке целостного образа из различных деталей. Это иная

10 «Ризома» - специфическое понятие постмодернистского дискурса. Оно было заимствовано Ж. Делезом и Ф. Гваттари из ботаники, где означало определенное строение корневой системы, характеризующейся отсутствием центрального стержневого корня и состоящей из множества хаотически переплетающихся, периодически отмирающих и регенерирующих, непредсказуемых в своем развитии побегов. Разработанная во 2 томе главного совместного труда французских философов «Капитализм и шизофрения», вышедшем под названием «Тысяча поверхностей» (1980), а также в предваряющей его появление небольшой работе под заглавием «Ризома» (1976), эта категория получила широкое распространение и стала одной из важнейших в постструктурализме. В самом широком смысле «ризома» может служить образом постмодернистского мира, в котором отсутствует централизация, упорядоченность и симметрия.

реальность, отличная от существующей действительности, выхваченная из нее фрагментами. Крушение прежних границ осмысленного и неосмысленного, очевидного и неочевидного обостряет фантазию, а отсутствие общего идеологического или зрительного горизонта увеличивает значимость контекста. Вещи и события уже не оцениваются общим масштабом; однозначные способы видения и понимания уступают место разнообразию моды и вкуса. Жесткие моральные оценки, внедренные в научный, художественный и политический дискурсы, преодолеваются постмодернистским эстетизмом гетерогенности.

Город разгружает мысль и перегружает зрение: становится меньше мест интеллектуального общения и больше витрин, рекламы, зрелищ. Подобно тому, как городская жизнь таит массу неожиданностей, вызывает столкновение разных стилей поведения и жизни, так и сознание индивида формируется на отношениях контраста, воспринимает экзотическое, необычное, взрывающее привычные представления. Поле видимого и понимаемого, прежде не вызывавшее сомнений в своей достоверности, превращается в гигантскую кулису, за которой может скрываться все что угодно. Релятивизм, гетерогенность, случайность отныне становятся характеристиками стиля мышления современного горожанина Они возникают на уровне повседневности и затрагивают не только интеллект, но и телесно-чувственные структуры.

В пространстве города-лабиринта, города-ловушки городская жизнь превращается в игру, в условность, а привносящие ее новые структуры повседневности обладают не только достоинствами широты, плюрализма, признания разнородности, но и недостатками релятивизма, неупорядоченности, несоизмеримости и непонимания. Если ранее угроза деперсонализации исходила от репрессивного порядка, то теперь исходит от бес-субстанциальности бытия. Если прежде уверенность шла от почвы к идеям и ценностям, то пустота, вызванная ростом гетерогенности пространства города, лишает человека онтологической укорененности. Распространение шизофрении, как прежде неврозов, является ярким тому свидетельством.

Динамичное, быстрое изменение современного городского ландшафта, его хаотичность, отсутствие строгой иерархии, текучесть, мгновенность, неопределенность - несомненные признаки его значительной виртуализации. Виртуализация современного городского ландшафта напрямую связана и с хаотичностью застройки, с отсутствием единого городского архитектурного ансамбля, с созданием нетрадиционных, постмодернистских объектов архитектуры, с экспансией транспортных сетей, с быстрой сменой продуктов и образов городской рекламы и достигает максимума в мегаполисах.

Виртуализация городской повседневности. В больших городах возникают особые условия жизни людей: отчужденность от природы, скученность, теснота, сокращение жизненного пространства, изменение времени жизни. С непрерывными и быстрыми метаморфозами пространства повседневности связан вызывающий растерянность, кажущийся нигилистическим отказ от классических идеалов и ценностей.

История делает очередной виток, и в отличие от мононационального города средневековья или Нового времени современный большой город становится очередным Вавилоном, где хаотически связываются чуждые прежде этнокультуры, языки, нравы, обычаи. Здесь можно встретить выходцев из разных стран, носителей огромного количества языков и культур, приверженцев всевозможных религий. Большой город - это место интенсивного этнического контакта, а иногда и противостояния, место существование эклектичных этносоциальных образований, отторгающих природу как чуждую и даже враждебную среду, которые Л. Гумилев назвал «химерами». Лица с множественным этническим самосознанием, практически потерявшие национальную идентичность, «хи-мероиды», отторгают и традиционную культуру, не умея создать свою.

Выжить в мегаполисе непросто: в больших городах крайне низкая граница психологической устойчивости, высокий риск возникновения невротических расстройств; отрыв от родных и привычного уклада жизни вызывает коммуникативное голодание. Скорость и хаотичность городской жизни образуют агрессивную среду, в ее условиях непросто достичь социального порядка и контроля, который спонтанно осуществлялся исторически в семье, племени, клане. Процесс урбанизации нарушает механизм передачи от поколения к поколению коллективного знания, традиций, обычаев, через соблюдение которых каждый народ воспроизводит себя, свою культуру, характер, психологию.

В этих условиях общественное сознание становится неустойчивым, картина окружающего мира теряет целостность, ориентированность, законченность, становится неадекватной действительности - налицо явная виртуализация. На процесс виртуализации общественного сознания влияют коллективные страхи, которых так много в большом городе. Это страхи, связанные с катастрофами, в том числе и экологическими; опасения потери работы, статуса, места в жизни; террористические угрозы, обострившиеся после Нью-Йоркского теракта и чеченских кампаний. Очереди, агрессивный транспорт, автомобильные пробки, отсутствие традиционного человеческого общения, ненормальный для среднего человека темп жизни в большом городе приводит к развитию неврозов, фобий, латентных психических заболеваний, способствующих виртуализации личного и общественного сознания.

С мегаполисом связано и жесткое разрушение житейских идеалов. Изначально современный большой город для многих является особым местом, куда следует стремиться, «мнимым», идеальным городом, почти небесным градом, пределом, где должны осуществиться мечты, стремления и желания. Огромное количество людей ежегодно прибывает сюда в поисках лучшей жизни. В наши дни мегаполис становится центром нового мифа, новейшей утопией, островом мнимого счастья. Представления и мечты стремящихся туда образуют виртуальное пространство города, в котором каждого ждет удача, богатство и счастье.

В условиях отрыва от своих корней жители современного мегаполиса стремятся оградить себя от агрессивного воздействия среды через свою систему ритуалов - повторяющихся заданных действий, носящих «обрядовый» смысл. Еще Берн в своих классических работах отмечал, что большая часть людей очень тяжело переживает неструктурированные промежутки времени. Так, например, заключенные гораздо легче переносят свою изоляцию от общества, когда они сами придумывают себе расписание, то есть четко в определенное время читают, рисуют, делают физические упражнения и т.д.

В необъятном хаосе мегаполиса механизмом самоопределения городских жителей выступают ритуалы. У каждого города существует свое виртуальное пространство из мифов, идей, веяний, течений, и в этом пространстве каждый выделяет свою собственную реальность, а через нее пытается осознать себя. В этом смысле ритуалы представляют собой особые нематериальные объекты, которые структурируют реальную жизнь горожан. Такие ритуалы многолики: посещение ночных клубов, поход по магазинам, азартные игры, участие в определенной субкультуре или следование определенной религиозной традиции.

Виртуализация повседневности современного мегаполиса находится в зависимости от массмедийных средств: телевидение, журналы, Интернет создают идеальные образы для норм и стереотипов поведения, которые, получив достаточное распространение, начинают материализоваться. Противовесом городской агрессии, интеллектуальному и духовному голоду выступают виртуальные «заменители счастья», сулящие экстатическое приобретение: походы по магазинам, культовые развлечения. Помешательство на покупках - это, конечно, крайний пример, но он отображает вектор всеобщей тенденции. Ярким подтверждением нашей идеи выступает недавно вышедший на широкий экран художественный фильм «Шопоголики».

В экономической теории есть положение, графически выраженное кривой Энгеля: с ростом доходов увеличиваются траты на товары, относящиеся к предметам роскоши. При переходе в новый социальный класс (в связи с повышением, получением более выгодной должности) прежде всего, копируется именно модель потребления, характерная для представителей данного класса. Ритуалистика подобной модели сверхпропагандиру-ется современными СМИ. Обязательными и очень популярными стали публикации и передачи об образе жизни знаменитостей: называются машины, драгоценности, одежда, с непременным указанием марки и цены. Как утверждает международная статистика, Россия в настоящее время находится на первом месте в мире по зависимости от брендов. Бренд, упаковка, ярлык, марка становятся более значимыми и гораздо более дорогостоящими, чем сами вещи. В десятки раз переплачивая за ярлык, горожанин покупает маленькую толику мнимого счастья.

В экстремальных условиях городской жизни люди структурируют свою жизнь стереотипными ритуальными действиями в попытке противостоять агрессивному воздейст-

вию среды. Культ статуса, высшей целью которого является стремление «попасть туда», «стать как они», насчитывает огромное количество последователей. Статусные игры становятся сакральными ритуалами для многих горожан, определяют деление на своих и чужих. Горожанин оказывается в плену множественных симуляций, из которых, как правило, не может выйти самостоятельно.

Все сказанное означает, что городская повседневность имеет существенную виртуальную составляющую. Помимо реальных, повседневных, вполне материальных отношений горожане вступают в постоянные виртуальные взаимодействия друг с другом, с городской средой, со смысловыми пространствами города в целом и отдельных его частей, с продуктами рекламы и масс-медиа. Виртуальные, несубстратные, невоплощенные взаимодействия, как и полагается виртуальным объектам, воздействуют на городскую реальность, на жизни и личности отдельных горожан, преображая и, как правило, усложняя их.

Сложность городской повседневности, проживания в городе, во многом связаны именно с виртуальными объектами, наполняющими и перенаполняющими пространство городской повседневности. Она становится полионтичной, многоуровневой, чрезвычайно сложной для человеческого восприятия, перенапрягающей человеческую психику, не помещающейся в последней. С одной стороны, виртуальные объекты связывают городскую повседневность, пространство города в единую неповторимую структуру, способствующую формированию образа города, отличающую данный город от всех других. С другой стороны, в больших городах человек подвергается виртуальной агрессии, с трудом адаптируется в сложном полионтичном пространстве, испытывает значительные психологические перегрузки.

Осознание того факта, что виртуальность действенна, что она влияет на поведение людей, и в первую очередь горожан должно оказаться чрезвычайно важным для специалистов в психологии, педагогике, медицине.

1. Каган М.С. Град Петров в истории русской культуры. СПб., 2006.

2. Фокина Т.П. Саратов: Повторение и различие. Обнинск, 2005.

3. Лотман Ю.М. Город и время./ Петербургские чтения по теории, истории и философии культуры. СПб., 1993. Вып. 1. стр. 84-92.

4. Иконников А.В. Архитектура города: Эстетические проблемы композиции. М., 1972.

5. Лисаевич И. Петербург: Архитектурный портрет. 1703-2003. СПб., 2002.

6. Острой О.С. Город многоликий. СПб., 2000.

7. Спивак Д.Л. Метафизика Петербурга. СПб., 2003.

8. Метафизика Петербурга (Петерб. чтения по теории, истории и философии культуры; Вып. 1) СПб., 1993.

9. Кузнецов П. Метафизика и практика Петербурга // Звезда, 2002, №8.

10. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 41.

11. Флоренский П.А. Столп и утверждение Истины / Флоренский П.А. Сочинения. Т. 1 (1). М., 1990.

12. Арманд Д. Л. Наука о ландшафте. М., 1975; Каганский В.Л. Портрет культуры в ландшафте / / Архитектура СССР, 1989, №5.

13. Каганский В. Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001.

14. Гурин С.П. Образ города в культуре: метафизические и мистические аспекты / Города региона: культурно-символическое наследие как гуманитарный ресурс будущего / Материалы международной научно-практической конференции. Саратов.: Изд-во СГУ, 2003. С. 10-11.

Список литературы

CITY AS A VIRUAL PHENOMENON

Belgorod state institute of culture and arts

V. G. Turkina

The article investigates the city as a virtual phenomenon since the contemporary city and, moreover, megapolis is a milieu where social and cultural virtualizations reaches their extreme levels, represent themselves with a specific intensity and actively influence on the reality.

Key words: city, urbanization, virtuality, virtualization, everyday life, image, landscape.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.