CC BY
61
K.S. Mokin
The City as a [Con]Text of Dramatic Art Ethnicity
Research focus and methodology of research of social borders of ethnic communities in a poly-cultural urban community, as an independent phenomenon in conditions of globalization are proposed. The key factors influencing the construction and transformation of ethnic borders in urban space are identified.
Key-words and word-combinations: the social organization of a city, ethnicity, social conflict, social networks, adaptation, integration.
Предлагаются исследовательский фокус и методология исследования социальных границ этнических сообществ в поликультурном городском сообществе как самостоятельного феномена в условиях глобализации. Определяются ключевые факторыы влияющие на конструирование и трансформацию этнических границ в городском пространстве.
Ключевые слова и словосочетания: социальная организация города, этничность, социальный конфликт, социальные сети, адаптация, интеграция.
УДК 39(572)
ББК 63.5(3)
К.С. Мокин
ГОРОД КАК [КОН]ТЕКСТ
ДРАМАТУРГИИ
ЭТНИЧНОСТИ*
последние два десятилетия этничность становится одной из существенных переменных социума, определяющих социокультурную картину современности. Это заставило ученых по-новому переосмыслить характерологические признаки современности, в которой «живет» и регенерирует этничность во всем ее многообразии и сложности.
Следует исходить из понимания того, что реальность, в которой живет человечество, реальность конкретного общества - это «человеческий продукт или, точнее, непрерывное человеческое производство. И в своем генезисе (социальный как результат прошлой человеческой деятельности), и в своем настоящем (социальный порядок существует постольку, постольку человек продолжает его создавать в своей деятельности) -это человеческий продукт» [1, с. 88-89]. С этой позиции социальные институты, хотя и воспринимаются людьми как объективные (как дюргеймовские факты), в действительности во многом являются созданной человеком, сконструированной реальностью. Истоки такого порядка находятся в типизации совершаемых действий - как наших собственных, так и других акторов.
Играя свои роли, в том числе и социально-этнические, индивиды становятся участниками социального мира: общество «входит» в
* Статья написана в рамках гранта Российского гуманитарного научного фонда № 10-03-00063 «Социальные границы полиэтнической организации в современном городе: формирование и трансформация».
них через роли и, тем самым, обосновывает для них свою реальность. При таком подходе социальная реальность не существует сама по себе, а может и должна быть представлена как конкретная реальность индивидов, живущих в конкретном обществе [2, с. 120]. Таким образом, фокус исследовательского интереса в качественном исследовании этничности следует ориентировать на микропроцессы, практики повседневной жизни, анализируемые как единственная социальная реальность, в которой проявляется и «существует» этничность.
Предлагается сделать акцент на изучении социального (этнического) с точки зрения индивида, совместно с другими действующего на жизненной сцене, определяющего ситуацию, конструирующего социальные роли и играющего их. Определение ситуации в качестве «этнической» здесь означает наделение элементов этой ситуации - людей, событий, явлений - индивидуальными смыслами, в соответствии с которыми индивиды одновременно действуют в рамках той или иной роли, очерченной этническими границами и этнической идентификацией, и конструируют ее правила и нормы заново. Именно поэтому в центре интереса социологии этничности (в рамках качественной парадигмы) «всегда находится индивидуальное: индивидуальное сознание во всей его противоречивости и немыслимом сочетании смыслов и индивидуальное поведение во всей сложности поворотов и изгибов» [2, с. 120-121].
Таким образом, понимая, что этничность как социальный феномен проявляется лишь в повседневных практиках, процедурах верификации на индивидуально-личностном уровне, можно полагать, что изучение подобных феноменов возможно лишь с использованием методов качественной социологии. При этом в условиях глокализации, когда тесно переплетаются тенденции глобализации и региональные особенности различных социальных процессов, необходимо исследовать, на наш взгляд, не просто проявления этнической идентификации, этнических границ, а тесную взаимосвязь их с факторами, им «сопутствующими» - миграционными процессами, процессами адаптации и интеграции ино-культурных групп в «тело» городского сообщества.
Предлагается рассматривать исследовательский фокус и методологию исследования социальных границ этнических сообществ в поликультурном городском сообществе как самостоятельный феномен в условиях глобализации и как ключевой фактор, определяющий этнокультурную картину конкретного городского социума. Соответственно, основной предмет исследования - факторы, влияющие на формирование социальных (этнических) границ между миграционными сообществами и принимающим населением; их характеристики, включая стратегии и механизмы формирования и трансформации этнических границ в современном городе; механизмы интеграции этнических миграционных сообществ в социально-экономические и социально-культурные поля поликультурных городов.
Результаты эмпирических исследований, официальные статистические данные показывают, что, с одной стороны, именно города являются «центрами притяжений» современных миграционных потоков (по причинам более высоких зарплат, относительно широкого выбора альтернатив занятости); с другой - сами города, обладающие собственным уникальным социально-культурным контекстом, влияют на формы и интенсивность межэтнического взаимодействия.
Изучение влияния города (как социального контекста) и процессов формирования социальных (этнических) границ в современных социокультурных и экономических условиях города в настоящее время существенно ограничено. По нашему мнению, можно восполнить существующий пробел научного знания, представив эмпирические и аналитические материалы, обеспечивающие научную дискуссию о влиянии городского контекста (как фоновой или ситуативной характеристики) на процесс создания и трансформации социальных границ и их маркеров (включая вопросы конструирования маркеров и их динамического преобразования в процессе интеграции и натурализации) между принимающим населением и этническими миграционными сообществами, недавно прибывшими на исследуемую территорию.
Для целей исследования представляется целесообразным использование концептов этнических границ, разработанных в середине XX столетия. В частности, категория этнических границ в зарубежных социальных науках появилась благодаря работам Ф. Барта «Традиционные и новые проблемы в анализе этнично-сти» и «Этнические группы и границы». Для упрощения анализа этничности и этнических границ ученый выделял три интерпретативных уровня: микроуровень, средний уровень и макроуровень [3, с. 20]. На каждом уровне проявляются свои действующие лица, цели, интересы, направления процесса конструирования этнических границ.
Микроуровень - это уровень формирования и последующего опыта идентичности; главные действующие лица - личности, вступающие в межличностные отношения. Здесь отдельным индивидом организуются и [ре]конструиру-ются этнические границы, определяющие позиции индивида в системе отношений «свой - чужой», возникают возможные влияния. На микроуровне «вычерчиваются» индивидуальные стратегии адаптации и интеграции индивида к инокультурному окружению.
Основным в изучении этничности и этнических границ, по Ф. Барту, является средний уровень, где в качестве главных действующих лиц выступают этнические группы (понятие «этническая группа» используется в том же смысле, что и «социальная группа»). Здесь создаются маркеры, всевозможные стереотипы; большую роль приобретают этнические предприниматели и лидеры. На среднем уровне происходит процесс принятия коллективного решения; высвечиваются и проявляются этнические границы; происходит конструирование и мобилизация этнических групп; зарождаются и развиваются всевозможные этнические конфликты. Именно средний уровень считается уровнем собственно межэтнических отношений.
Наконец, последний уровень интерпретации - макроуровень (уровень государственной и международной политики). Главные действующие лица здесь -это режимы и противостоящие им группы. Этничность, этническая идентичность и этнические границы приобретают политический, идеологический оттенок и становятся орудием в руках различных политических сил. Имея непосредственный доступ к ресурсам и социально значимой информации, режимы стремятся контролировать этнические группы и направлять идентичность в нужное им русло, в некоторых случаях создавая особую идентичность - гражданскую.
Таким образом, главное в концепции Ф. Барта - это подход к исследованию этнических групп и культурного многообразия с точки зрения их организационного качества; перенос акцента с эмпирических характеристик этничности на исследование ее в функциональном значении - как формы социальной организации культурных различий. Ученый полагал, что этническая группа создается системой представлений человека посредством самокатегоризации и отнесением других к соответствующим этническим группам. В социальном смысле эти механизмы представлены системой социальных предписаний.
В работе под «этническими границами» понимаются социальные границы, определяющие этнокультурную группу, которую они в себе заключают в поле этнокультурного взаимодействия; под «этническим мигрантом» - индивид, использующий свою этнокультурную идентичность как социальный ресурс (капитал) для активизации существующих социально-этнических сетей, обеспечивающих максимально эффективное (с его точки зрения) территориальное перемещение и адаптацию к существующим на территории приема социальнокультурным условиям.
В городе, в условиях урбанизации и высокой интенсивности контактов, этническая граница канализирует социальную жизнь. Ей соответствует довольно сложная организация поведения и социальных отношений, формирующих континуум позиций включения / исключения этнических миграционных сообществ в принимающее сообщество. Основной гипотезой является допущение, что к сохранению этнической границы прямое отношение имеют ситуации социальных контактов между людьми различных культур: этнические группы сохраняют себя как значимые единицы лишь постольку, поскольку существует маркированное отличие в поведении, то есть поскольку существуют постоянные культурные различия. При этом устойчивое межэтническое взаимодействие предполагает следующее структурирование взаимоотношений: набор предписаний, регулирующих ситуации контакта и обеспечивающих взаимодействие в определенных секторах или областях; набор запретов на социальные ситуации, исключающие взаимодействие в других секторах и, таким образом, ограждающие этнокультурные группы от конфронтаций и модификаций.
Опираясь на опыт предыдущих исследований, можно утверждать, что взаимодействия и этнические различия на макроуровне соответствуют системе ролевых ограничений на микроуровне. Общим для этих систем является принцип: этническая идентичность предполагает серию ограничений на типы ролей, которые может играть индивид, и партнеров, которых он может выбрать для разных типов взаимодействий. Здесь важно отметить, что и само понятие «идентичность» в данном контексте выступает как инструментальная, аналитическая категория. Для выполнения аналитической функции она требует следующих оговорок: во-первых, «идентичность» - это отношение, а не свойство; во-вторых, этническая идентичность - одна из идентификационных возможностей индивида, проявляющаяся в определенных условиях [4, с. 61-115].
Актуализация этнокультурной идентичности и ее [репрезентация - это стремление индивида заявить о себе или той социальной общности, с которой он себя отождествляет. Идентичность в данном случае базируется на совокуп-
ности символов, идей, привычек (идущих от традиций), имеющих этническую природу. Использование этнических презентаций и самопрезентаций (не только инокультурных мигрантов, но и доминирующего культурного большинства) позволяет их носителям создавать «значимый мир», выводя его за рамки частной жизни и встраивая в городской порядок [5, с. 101].
Жизнь в городском социуме представляет собой сложную систему отношений с этничностью - они могут быть и визуализированными, и вербальными, и когнитивными. Житель города постоянно - посредством СМИ, рекламы, потребляемых услуг и товаров - включен в межкультурные обмены. Современный город из «города-поселения» превратился в «культурный перекресток». В города пришла мода на «инаковость» и ее публичную демонстрацию.
Можно аналитически выделить три уровня / формы демонстративного проявления этнической идентичности.
Первый уровень - личностный; основан на поддержании этнических традиций, направленных на подчеркивание самоидентификации как формы специфического видения окружающего мира и своей позиции в этом мире. Этот уровень зиждется на «фольклорной» традиции; сведении этнической репрезентации к народному творчеству, обычаям, национальным и / или религиозным праздникам, а в ряде случаев - к коммерциализации этничности.
В рамках этого уровня объяснимо проведение многочисленных праздников и фестивалей, создание разного рода Домов национальностей. Показательным примером здесь может служить создание в Саратове Национальной деревни в качестве места, где свободно могут реализовывать свои национально-культурные потребности представители разных национальностей, проживающих в городе. Предполагалось, что подобные объекты будут своего рода площадкой для меж-культурных контактов и открытого диалога большинства с меньшинствами. Но, к сожалению, этого не произошло - они по сути лишь выполняют функции легитимации этнических элит, сотрудничающих с городскими или региональными властями; служат местом для проведения разного рода мероприятий, семинаров, круглых столов, не имеющих серьезного резонанса ни среди населения, ни среди самой власти.
Коммерциализация этничности проявляется в создании и продаже разного рода этнических украшений или в своей крайней форме - форме «народных гуляний». При этом весьма важным представляется то, что большинство населения, как и большинство представителей инокультурных меньшинств, довольствуются театрализованностью представления, возможностью «воспользоваться услугой» по формальному поддержанию обычаев, что создает ощущение (часто -внешнее) исторической преемственности.
Второй уровень связан с [ре]конструированием этничности. Данный процесс проявляется как реакция на растущий универсализм мира и ориентирован на выделение себя, своей индивидуальности, следование моде. Конструирование этнической идентичности на этом уровне начинается с осознания, что этническая принадлежность и связанные с ней смыслы имеют определенный специфический капитал, который может быть использован в качестве инструмента в саморазвитии, карьерном росте, продвижении в бизнесе.
Этническая еда, одежда, манеры поведения в отношении «других» становятся средствами достижения социальных, часто гедонистических, а не этнических целей. Здесь ярко проявляется феномен «этнического предпринимателя» - личности, использующей свою этническую идентичность и мобилизующей этнич-ность других как ресурс для достижения каких-либо собственных (редко -групповых) целей (политических, экономических, социальных).
[Реконструирование этнической идентичности может принимать форму дрейфа - через отказ от жестких канонов этничности для целей непротиворечивого существования в городском социуме. Такой механизм представляется чрезвычайно важным, поскольку направлен на осознание общих / общественных интересов и формирует специфическую кросс-культурную ткань городского общежития.
Третий уровень - институционализации этничности - связан с привнесением моральных норм и требований, заложенных этнической традицией, в различные социальные практики, касающиеся взаимоотношений с другими людьми. В самом общем виде содержание любого социального института состоит в «определенном наборе целесообразно ориентированных стандартов поведения определенных лиц в определенных ситуациях» [6]. Все эти стандарты, нормы и образцы поведения интериоризируются индивидом в ходе социализации и инкультурации в процессе усвоения элементов культуры как одной из характеристик этничности.
Важнейшей формой институционализации этничности в современных по-ликультурных городах являются общины диаспоры. Диаспора, несмотря на сложности ее определения как феномена, - это относительно четко структурированное сообщество, обладающее рядом признаков. Во-первых, она обладает групповой (диаспорной) идентичностью, занимающей промежуточное звено между идентичностью, основанной на культуре страны исхода, и культурой принимающей стороны. Важной особенностью диаспорной идентичности является ее устойчивая воспроизводимость [7, с. 106-116]. Во-вторых, диаспора характеризуется развитой системой социальных и экономических связей, включая трансферты информационных ресурсов, социального капитала, человеческих ресурсов [8, с. 255-291]. В-третьих, сохраняются отношения со страной исхода - главным источником укрепления и поддержания идентичности, основой коллективного «мифа о возвращении»; при этом, как правило, происходит лоббирование интересов «своей» нации и поддержка реализуемых «на родине» политических и экономических проектов [9, с. 160].
Для нас принципиально, что диаспора (община диаспоры) способна генерировать диаспорную идентичность, которая при определенных условиях может конкурировать с индокринирующей гражданской (надэтнической) идентичностью.
Следует отметить, что диаспора (община диаспоры) не всегда является этническим анклавом. Организационная структура ее построена на сетевых принципах, что значительно снижает возможность анклавизации и выстраивания жесткой иерархии в целом [10, с. 45]. Однако в ряде случаев отдельные общины, замкнутые территориально или в силу причин поселенные обособленно,
могут представлять собой анклавные поселения. Однако если эта самосегреги-рованная община входит в сетевую структуру диаспоры, то диаспора будет стимулировать у членов общины увеличение горизонтальной социальной и территориальной мобильности, что может привести к разрушению территориально изолированного анклава. В свою очередь, анклав способен выживать за счет притока новых мигрантов, новых членов общины, которые, попадая в него, оказываются в «своей» идентичности, где можно говорить на родном языке, не прилагая больших усилий к социальной адаптации к новым условиям жизни. Таким образом снижается интеграционный потенциал мигранта.
В контексте иммигрантского мышления этническая община с ее социальными и культурными структурами нужна не столько для «вживания» в принимающее сообщество, сколько для отчуждения, изоляции, создания атмосферы «своего дома», где можно побыть со своими. Общинной изоляции часто способствует и официальная политика, нацеленная на максимально быстрое растворение мигрантов в местной среде, их превращение в местных жителей, пусть и не первого сорта.
В целом этнические группы на территории городов не являются ни структурированными, ни хорошо организованными сообществами. Так, в г. Саратове действует более 30 общин, землячеств и культурных ассоциаций. Они слабо взаимодействуют друг с другом, либо это взаимодействие основано на этническом предпринимательстве - извлечении выгоды от построения политических и экономических отношений с властью. Отмечается нацеленность на получение различного рода грантов, финансовой и организационной поддержки для проведения этнокультурных мероприятий, фестивалей. К взаимодействию лидеров общин побуждает преимущественно власть - на разного рода официальных публичных мероприятиях (круглых столах, переговорных площадках) или в случае возникновения межэтнических конфликтных ситуаций.
По разным оценкам, реальное участие в деятельности общин принимают не более 10% представителей этнокультурных меньшинств, но, как правило, это самые активные и заинтересованные люди, способные обеспечить при необходимости этническую мобилизацию, обладающие авторитетом и влиянием. Примерно 25-30% вообще не поддерживают никаких структурированных «общинных» отношений. Основная масса этнокультурного меньшинства не выделяется никакими особенностями: люди выстраивают хорошие, часто приятельские или дружеские отношения, пытаются налаживать рабочие контакты.
В среде этнокультурного меньшинства помимо таких интегрирующих факторов, как разделяемая большинством идентичность, действуют еще и дестабилизирующие, негативные факторы - клановость, борьба за символические властные ресурсы лидерства. Старожилы - те, кто прожили в городе более десяти лет) и освоили нормы и правила городской жизни - часто неприязненно относятся к вновь приехавшим. Этническая элита, интеллигенция старается дистанцироваться от своих «немного странных и чудаковатых», по городским меркам, сородичей. Особенно это относится к гастарбайтерам - тем, кто приехал в город ненадолго и в принципе не видит необходимости в социальной адаптации и интеграции в жизнь города. Интересы такого «временно пребыва-
ющего» предельно инструментальны и направлены лишь на решение задачи зарабатывания денег и минимизации потенциальных негативных последствий нахождения в инокультурном городском окружении.
Неоднозначность трактовки понятия «диаспора», ее расплывчатость позволяют вслед за Дж. Армстронгом, который ввел понятие «диаспора пролетариата» [11, с. 393-408], ввести инструментальный термин «гастарбайтерская диаспора».
Итак, в городах, особенно крупных, сложилась «гастарбайтерская диаспора» со своими структурными и функциональными отношениями, системой рекрутинга в странах исхода, специфическими «культурными центрами», местами решения проблем. Если в гастарбайтерскую общину прибывает семья, которая в дальнейшем переориентируется на длительное или постоянное проживание в данном городе, то существует вероятность ассимиляции детей сегодняшних трудовых мигрантов. Сами же бывшие гастарбайтеры в дальнейшем могут стать активистами этнической общины. При этом, как отметила О. Вен-дина, «не стоит забывать, что диаспора - это продукт элит, а не нижних страт мигрантских сообществ» [5, с. 120].
Другим значимым фактором является трудность вхождения в городской социум. Городской стиль жизни, его темп, высокая атомированность, краткость и локальность контактов отделяют «горожан» от «не-горожан». Особенно это сказывается в отношении мигрантов, прибывших из сельских районов и подвергающих рурализации свою публичную социальную жизнь. Такое давление рождает ответную реакцию и усиленное желание этнического самоутверждения и социальной сатисфакции.
В современных городах, полиэтничных, достаточно социально и территориально структурированных, наблюдается соотнесенность этничности с социальными институтами и экономическими нишами, что также способствует формированию общин диаспор и, как следствие, презентации новых маркеров этнических границ. Расселение новых волн мигрантов тесно связано с их социальным статусом и занимаемой трудовой нишей.
Высокий спрос на услуги внешней по отношению к мигранту среды, низкий коммуникационный потенциал мигрантов, наличие жестко зафиксированных в социально-коммуникативном пространстве точек взаимодействия с принимающей средой формируют вокруг мигрантского сообщества структуру обслуживания и удовлетворения потребностей его членов. Такая неофициальная структура включает в себя представителей местного населения, занимающихся социально значимыми услугами. На наш взгляд, эта структура прагматической мигрантской культуры может прослеживаться на следующих уровнях: пространственная инфраструктура (жилье, топографические условия существования и коммунициро-вания); социально-экономическая инфраструктура (система купли-продажи разрешительных услуг, денежных отношений, в том числе и трансфертов с территорией исхода (родиной), условий найма на работу); социально-культурная инфраструктура (система воспроизводства обычаев и традиций, схемы включения / исключения из сообщества). Безусловно, эти уровни тесно переплетены, взаимосвязаны и являются лишь инструментальными категориями, обеспечивающими более глубокий анализ феномена прагматической культуры.
В рамках концепции пространственной инфраструктуры необходимо отметить, что рынок «жилья для мигрантов» в настоящее время интенсивно формируется. Лица, проживавшие временно или сезонно, рекомендуют это жилье знакомым и дают гарантии за вновь прибывающих хозяевам жилья, от которых они съезжают. Это удобно всем: чаще всего собственник жилья не регистрирует приезжих и тем самым не платит налогов, максимизируя свою прибыль. Решающую роль при этом играют следующие факторы: территориальная расположенность жилья по отношению к месту работы, цена за жилье, специфические требования (наличие помещения под склад, гараж).
Здесь важно следующее: жилье и место работы выступают главными контрапунктами пространственной среды недавнего мигранта. Для «обычного» горожанина жилье является очагом частной жизни, и он, как правило, оценивает свою статусную позицию в городском социуме по критериям - где, в каком районе и в каком доме он живет. Мигрант воспринимает жилье более функционально: для него это не статусная (символическая) категория, а лишь место для отправления своих личных потребностей. В силу того, что чаще всего жилье и работа у мигранта располагаются практически вплотную друг к другу, можно наблюдать эффект рурализации, то есть распространения на «городской» образ жизни (деление «приватное - публичное») продуктов «сельской» культуры, в том числе моделей поведения, ценностей, соответствующих практик. Этот феномен при дополнительном исследовании, на наш взгляд, позволяет понять сущностные характеристики поведения мигрантов - например, на рынке, рядом с которым он проживает. В его сознании не происходит разделения на публичное и приватное пространство. Он воспроизводит свои повседневные приватные практики в публичном пространстве, часто не подозревая о наличии иных альтернатив поведения.
Несмотря на то, что множество социальных «полюсов бедности и богатства» активно формируются в современном городском пространстве и постепенно обретают в каждом городе свою территориальную привязку и этническую окраску, реальные этнические кварталы (как формы массового поселения одной этнокультурной группы) в Саратове и Балакове пока отсутствуют.
Появлению таких форм поселения мигрантов препятствует несколько факторов.
Во-первых, города имеют доминирующую многоэтажную застройку, при этом рынок недвижимости характеризуется высокими ценами. Невысокий уровень доходов и низкая мобильность горожан не позволяют стимулировать активное перемещение жителей города в соответствии с социальным проектом «каждый имеет право жить с себе подобными» (по уровню дохода, стилю жизни).
Во-вторых, в большинстве своем сохранилась советская «перемешанность» жителей, оформленная еще при заселении многоэтажных домов по распределению от предприятий и организаций, что препятствует быстрому изменению этнического состава населения района или микрорайона.
В-третьих, группы мигрантов, инокультурных меньшинств не являются социально гомогенными и не обладают достаточной внутригрупповой солидарностью для образования ареалов компактного проживания.
В-четвертых, большинство этнических групп все-таки стремятся в той или иной степени к интеграции в городское сообщество, пусть и с сугубо прагматическими целями. Они не испытывают потребности в компактном проживании. В ряде случаев анклавность и стремление к обособленности проживания резко сужает интенсивность социально-экономических связей с другими подобными мигрантами и другими агентами экономического рынка, снижая адаптивный (в экономическом смысле) потенциал.
Ключевым элементом, формирующим и преображающим социальные границы между этническим меньшинством и остальными жителями города, является социально-культурная инфраструктура. Основной «линией разлома», создающей представления о прагматической культуре, являются маркеры границ между «законсервированной» этнокультурной идентичностью и идентификационными процессами извне, формирующими «диаспорную» (общинную) идентичность. На наш взгляд, наиболее яркими маркерами, фиксирующими процессы самосегрегации (трансформации идентичности в сторону общиннос-ти) можно считать дискурсивные и недискурсивные (телесные, материальносимволические).
К дискурсивным маркерам относятся доминирующие в общине ценности, взгляды, убеждения, ориентации, а также способы их [вос]производства. Анализ интервью с членами общины позволил вычленить устойчивые представления о необходимости соблюдать предельно большие социально-культурные дистанции - «для безопасности». Нахождение общины в условиях инокультурно-го и иноязычного окружения стимулирует мифы об угрозе ассимиляции и потере собственной этнокультурной идентичности.
Любая реальная или воображаемая ситуация угрозы влечет за собой активизацию системы защиты и «блокирования» внешнего воздействия, в том числе информационного. Результатом является высокая настороженность, избирательность [вос]принятия информации, высокий уровень сплоченности вокруг лидеров, окрашенность любой информации в этноцентричные тона. Все это подтверждает тезис Дж. Комароффа о вечно присутствующем этническом сознании, которое оживляется и проявляется в ситуациях опасности и угрозы [12, с. 40].
Недискурсивные маркеры границы прагматической культуры миграционного сообщества складываются из атрибутов, артефактов повседневной жизни, воспроизводящих «привычный» уклад жизнедеятельности. К подобным маркерам относятся картины, фотографии с «родины», находящиеся на самых видных местах, изображения национальных героев, поэтов, используемые как «атрибуты узнаваемости». На наш взгляд, сюда можно включить и распределение домашних ролей, принципы домохозяйствования, особенности национальной кухни, ритуалы коллективного принятия пищи, принципы рассаживания за столом.
Дискурсивные и недискурсивные маркеры тесно переплетены и взаимодо-полняют целостную картину.
Изложенное позволяет сформулировать ряд ключевых выводов.
Во-первых, необходимо признать, что рост культурного многообразия современных городов есть свершившийся факт. В условиях депопуляции населения единственным источником восполнения экономически активного населения
является миграция, при которой степень этнокультурного разнообразия как сопутствующий феномен миграции будет лишь возрастать. Миграционные потоки дифференцированы этнокультурно, различаются по направлению и структуре. Однако большая часть мигрантов ориентируются на проживание и поиск «лучшей жизни» в городах, поскольку именно там более широк диапазон возможных мест занятости, повседневных приспособленческих стратегий. Именно города превращаются в «перекресток культур», стимулируя не только интегративные тренды, но и противоречивую состязательность культур.
Во-вторых, современная этнокультурная политика городов (если таковая имеется) строится под влиянием устойчивых страхов перед этнокультурным многообразием (чиновники муниципалитетов просто не знают, что с этим делать) и под воздействием устаревших советских представлений об этничнос-ти как объективной данности (примордионализм во всех его проявлениях). В этих условиях управленческие решения могут иметь очень далекие последствия, одним из которых при этом станут усилия по жесткому закреплению границ этнокультурного многообразия и самобытности разного рода культур. Побочным эффектом этого будет являться [вос]производство этнических элит и фиксация этнокультурных различий по существующим линиям разлома (имущественным, образовательным, месту жительства, доступу к ресурсам власти), которые, в свою очередь, будут формировать платформу для этнического самоутверждения (этноцентризма и этницизма). Фиксация этнических границ в городах, усиленных имущественным расслоением и условиями жизни (территориальной сегрегацией), приведет к ослаблению общегородской идентичности и интеграционного потенциала городской культуры (как кросс-культурного триггера), снижению уровня консолидации населения города.
В-третьих, существующие условия взаимодействия «большинства» с миграционными этнокультурными меньшинствами в крупных городах области потенциально враждебны. Данный фактор серьезно влияет на восприятие социальной реальности, особенно у подавляющего числа лиц, принимающих решения. Важно донести до населения, что этнические группы меньшинств не представляют угрозы для большинства. Ассимилирующая роль городской культуры как раз заключается в том, что вырабатываются и интериоризируются такие практики взаимодействия и коммуникации, которые фактически стирают значимость «этнокультурных ролей», заменяя их боле функциональными ролями граждан, жителей, покупателей и продавцов, соседей по подъезду. При этом остается возможность параллельного существования архаичного образа жизни в приватном пространстве. Формула культурного плюрализма в современном городе означает не только то, что «много всего и разного», но и то, что «все - вместе».
Современная культура городского общежития является мощнейшим «плавильным котлом», перерабатывающим не только культуры меньшинств, но и заставляющих большинство видоизменять свое отношение к культурному многообразию. Она приводит «к общему знаменателю», принимая многообразие как данность, и способствуя выстраиванию новых стратегий коммуникации и взаимодействия в полиэтничном сообществе.
Библиографический список
1. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.
2. Готлиб А. С. Введение в социологическое исследование: качественный и количественный методы. Методология. Исследовательские практики. М., 2005.
3. Barth F. Enduring and Emerging Issues in the Analysis of Ethnicity // The Anthropology of Ethnicity. Beyond «Ethnic Groups and Boundaries» / Eds H. Vermeulen, C. Govers. Amsterdam, 1994.
4. Брубейкер P., Купер Ф. За пределами «идентичности» // Ab Imperio. 2002. № 3.
5. Вендина О.И. Культурное многообразие и «побочные» эффекты этнокультурной политики // Иммигранты в Москве / Институт Кенана; под ред. Ж.А. Зайнчковской. М., 2009.
6. Социология / под ред. Г.В. Осипова. М., 1995.
7. Ashkenazi A. Identitftsbewahrung, Acculturation und die Enttauschung in der Diaspora // Dabag M., Platt K. (Hg.) Identitat in der Freme. Bochum, 1993.
8. Safran W. Comparing diasporas: A review Essay // Diaspora. 1999. № 8 (3).
9. Тишков В. Увлечение диаспорой. О политических смыслах диаспорального дискурса // Диаспора. 2003. № 2.
10. Мокин К.С. Стратегии адаптации этнических миграционных сообществ в поликультур-ной среде. Саратов, 2007.
11. Armstrong J. Mobilized and Proletarian Diasporas // American Political Science Review. 1976. № 2. Vol. 70.
12. Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самосознания в конце XX века // Этничность и власть в полиэтнических государствах / отв. ред. В.А. Тишков. М., 1994.
Ya.S. Grinchenko Old Believe Culture of the Lower Volga Region: Mechanisms of Stability and Prospects of Development
The problems of the intergenerational transmission of culture of Old Believers from the Lower Volga Region are considered. The author takes into account data of the author's research expeditions and analyses the means of preservation and inheriting of the religious culture.
Key words and word-combinations: Old Believe, self-identity, favoritism within a group.
Рассматриваются проблемы меж-поколенной трансляции культуры старообрядцев Нижнего Поволжья. Опираясь на полевые материалы, автор анализирует способы сохранения и наследования конфессиональной культуры.
Ключевые слова и словосочетания: старообрядчество, самоидентичность, внутригрупповой фаворитизм.
УДК 008(471.45)
ББК 87.715
Я.С. Гринченко
КУЛЬТУРА СТАРООБРЯДЦЕВ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ: МЕХАНИЗМЫ УСТОЙЧИВОСТИ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
^Сарообрядчество сегодня рассматривается как уникальное культурно-религиозное движение, сохраняющее «дониконовские», а значит, древнерусские по своей природе и содержанию традиции. Исследователи считают его одним из проявлений «слома средневекового сознания и формирования человека нового времени» в условиях России, а
