CC BY
66
••• Известия ДГПУ, №2, 2009
УДК 82.09
«ГОГОЛЕВСКОЕ» В АСПЕКТЕ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА Х1Х-ХХ ВЕКОВ
© 2009 Геллер Э.С.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье рассматривается преемственность творческого метода в идиостилях русских писателей XIX-XX веков. Это особенно интересно с позиции трансформации его в творчестве таких разных по своим лингвистическим, философским, психолингвистическим, эстетическим установкам литераторов.
The article deals with continuity of the creative method in Russian writers’ idiostyles in the 19-20th centuries. It is particularly interesting from the view-point of its transformations in creative works of so different men of letters by their linguistic, philosophical, psycholinguistic, aesthetic attitudes.
Ключевые слова: галерея типических характеров, принципы творческого метода, идиостили Писемского, Островского, Грина, гоголевская нота, черты времени.
Keywords: gallery of typical characters, principles of the creative method, Pisemsky’s, Ostrovsky’s, Grin’s idiostyles, Gogol’s note, time patterns.
Значение Н. В. Гоголя далеко выходит за пределы его времени. Тургенев и Островский, Писемский и Салтыков-Щедрин, Некрасов и Гончаров, Короленко и Грин и многие другие русские писатели шли путем, проложенным Г оголем, создавали великую русскую литературу, проникнутую передовыми гуманными идеями. Широкое воздействие Гоголя на все последующее развитие русской литературы отнюдь не ограничивается отдельными мотивами или
художественными приемами,
усвоенными и продолженными рядом писателей: кровными узами связаны
лингвистичекие и эстетико-
стилистические особенности их творчества с гоголевской поэтикой.
Для русской драматургии и литературы XIX века комедии Гоголя имели огромное значение. А. Н. Островский и А. Ф. Писемский усвоили принципы гоголевского реализма, обогатили их, создали обширную и разнообразную галерею типических характеров.
Произведения Гоголя и в нашу эпоху сохраняют свою силу, художественное значение и находят свое отражение в творчестве А. Грина - такого непохожего на многих писателей XX века.
Примитивность, пошлость
большинства героев раннего Писемского бросаются в глаза. Вот один из героев «Боярщины» - Задор-Мановский.
Внешне это «атлет в сажень почти ростом с огромной курчавой головой», силач. «Впрочем, багровый, изжелта, цвет лица, - добавляет повествователь,
- тусклые, оловянные глаза и осиплый голос ясно давали знать, что не в неге и не совсем скромно провел он первую молодость...». Буквально на следующей же странице Писемский вводит нас во «внутренний мир» этого героя: он грубо допрашивает жену о том, что она сделала за день, и тут же попрекает ее, что «в два месяца какие-нибудь вышел пуд крупчатки», что она бесприданница. Другой персонаж того же романа, Иван Александрович Гуликов, до того ничтожен и подл, что читателю это ясно после первого же его появления на
страницах повести. Откровенный пошляк, хвастун и мот Михаил Николаевич Масуров («Тюфяк») - это образцовый представитель
провинциальной среды:
«Масуров имел курчавые волосы, здоровое, смазливое лицо и довольно красивые усы. Его шелковый казакин, его трубка в зубах очень шли к его наружности: во фраке или сюртуке он был бы, кажется, гораздо хуже... Много ел и много говорил Михайло Николаевич. Он рассказывал шурину довольно странные по себе вещи; так, например, он говорил, что в турецкую компанию какой-то янычар с дьявольскими усами отрубил у него у правой ноги икру; так что все петербургские врачи против него к черту не годятся, пришили ему эту икру, и не его собственную, которая второпях была затеряна, а икру мертвого солдата» («Тюфяк»: 228, 234),
- таковы все эти герои Писемского. Писемский обильно населил этими полулюдьми свои повести, рассказы и комедии не ради того, чтобы еще раз посмеяться над непросвещенными провинциальными помещиками. Это ведь делали и самые откровенные апологеты крепостничества - для того чтобы в сравнении с обитателями помещичьего захолустья еще раз ярче вырисовывались достоинства и доблести «просвещенного» дворянина. Мы отчетливо видим, что в разработке взятой им темы он был непосредственным учеником Гоголя.
Для Г оголя этот принцип стал основой изображения дворянской жизни. Гоголь все время ревниво следит за тем, чтобы читатель не принял его образы за отражение только провинциальной жизни. Стремясь предостеречь читателя от этой ошибки, он «подсказывает» ему, насколько глубока типичность отраженных явлений. Кажется, что только в дремучей провинциальной глуши может сложиться
«индивидуальность», подобная
дубинноголовой Коробочке. Однако Гоголь сейчас же спешит отвести это ошибочное мнение: «... иной и
почтенный, и государственный далее человек, а на деле выходит совершенная Коробочка. Как зарубил себе в голову, то уж ничем его не пересилишь; сколько не представляй ему доводов, ясных как день, все отскакивает от него, как
резиновый мяч от стены» («Мертвые души»: 128).
Гоголь делает своего рода вертикальный разрез социального явления и таким образом вскрывает его сущность. Взяты люди, обитающие в двух крайних ярусах дворянского общества - на самой вершине и в самом низу. Но их поведение и там и тут в основе одинаково. В «Повести о капитане Копейкине» рассказчик-почтмейстер и его слушатели вполне согласны с поведением генерал-аншефа. То, что произошло в Петербурге, вполне могло произойти в губернском городе N. Вернее, что каждый день творится в губернском городе, сплошь и рядом случается и в Петербурге. Сущность одна и та же. Этот в совершенстве разработанный Гоголем метод твердо был усвоен Писемским.
Задор-Мановские и Туликовы, Масуровы и Перепетуи Петровны - это, так сказать, нижний этаж или даже полуподвал дворянского общества.
Последователь Гоголя, Писемский, подобно другим передовым писателям 40-50-х годов, судил дворянство не с точки зрения отвлеченных норм разума, просвещения и т.д., а по его отношению к народу. Критика Писемского была тем более острой и беспощадной, что, по его убеждению, народ, несмотря на века крепостного рабства, в духовном отношении стоял неизмеримо выше дворянства. Именно в народе он видел воплощение лучших качеств нации.
Почти в каждом произведении Писемский отчетливо дает понять, как и чем «вознаграждают» помещики крестьян за их труды. Следуя своей манере всегда сохранять некую объективность и беспристрастность, он нигде особо не подчеркивает фактов жесткого отношения дворян к крепостным, упоминая о них как о самых заурядных, обычных явлениях, но тем более гнетущее впечатление производят эти факты.
Низменные интересы и страсти господствуют в этом обществе лежебок, сплетников, хвастунов, фанфаронов и развратников. Поэтому так низок уровень умственного развития этих людей, так примитивны и грубо циничны их чувства. В своей статье о втором томе «Мертвых душ» Писемский отмечает, что главный порок героев Гоголя заключается даже не
в отсутствии образования и не в предрассудочных понятиях, а в чем-то посерьезнее [6. С. 81-91].
Речь идет, стало быть, о социальной вымороченности, о хламе, как говорил Щедрин, который тормозит развитие жизни. Этой характеристикой гоголевских героев Писемский определил и сущность подавляющего большинства героев своих произведений рассматриваемого периода. Они прочно срослись с крепостнической почвой и будут крепко держаться за нее до тех пор, пока она не разрушится окончательно.
Вместе с нею они обречены. Но не трагедию в этом процессе умирания целого класса видит Писемский, а грубый, пошлый и порою страшный фарс. Силу образов Гоголя Писемский расценивает с точки зрения их верности действительной жизни. Все творчество писателя костромского периода содействовало той великой борьбе против дворянской идеологии, которую вели в 50-е годы прошлого столетия революционные демократы.
Опровергали разглагольствования о том, будто Писемский является одним из зачинателей литературы, свободной от влияния Гоголя, и критики 40-х годов, то есть критики Белинского, что он якобы «наносит смертельный удар старой повествовательной рутине, явно увлекавшей русское искусство к узкой, дидактической и во что бы то ни стало мизантропической деятельности».
Чернышевский характеризовал
Писемского как одного из самых решительных последователей Гоголя [5. С. 33-37].
Своей подчеркнутой установкой на «натуральность» изображения, своей устремленностью к «физиологии» быта и нравов, своим, наконец, критическим элементом (образы Задор-Мановского, Эльчанинова) «Боярщина» Писемского обнаруживает связь с литературной школой Гоголя.
Гоголевская нота естественности, правды, иронического внимания к прозе жизни взята автором с самого начала повествования с характеристики Боярщины - местечка «притоманного», охотно посещаемого и владимирским «плутом» - разносчиком, и ...
заседателем земского суда, и
исправником ... [Там же].
Во многих комедиях и драмах Островского с большой художественной силой изображены крушение
дворянства, нарождение капитализма; в них («Картина семейного счастья» (1847), «Свои люди сочтемся» (1850) драматург выступил как последователь «гоголевского направления» в
литературе и решительный сторонник школы русского критического реализма. Определяя место и значение Островского в истории русской литературы, Н. Огарев отмечал: «Форма, в которой работал Гоголь, была широка и наиболее доступна и действовала сильнее; не говоря уже об огромности таланта, смех является самым мощным и каждому понятным деятелем». Гоголь создал «целую школу последователей» [6].
В комедии «Свои люди - сочтемся» (первоначальное название «Банкрут») Островский подверг беспощадной критике самые устои жизни русского купечества: «Вот она жизнъ-то;
истинно сказано: суета сует и
всяческая суета. Чорт знает, и сам не разберешь, чего хочется. Вот бы и закусил чего-нибудь, да обед испортишь; а и так-то сидеть, одурь возьмет. Али, чайком бы, что ль, побаловать
(молчание). Вот так-то и все: жил, жил человек, да вдруг и помер - так все прахом и пойдет. Ох, господи, господи! (Зевает и смотрит по углам)». («Свои люди - сочтемся»: 51).
Бесспорно то влияние, которое оказал Гоголь и своим «Ревизором» на
утверждение и развитие критического направления драматургии, прежде всего Островского. Подобные случаи из пьес Гоголя и Островского не раз имели место в русской жизни того времени.
Мы видим, что Островский является прямым последователем едкой сатиры Гоголя.
«Мне кажется, - писал в своем дневнике в Ново-петровской крепости Т. Г. Шевченко, - это для нашего времени и для нашего среднего сословия необходима сатира, только сатира умная, благородная. Такая, например, как «Свои люди - сочтемся» Островского и «Ревизор» Гоголя. Шевченко отмечал далее: «Нужна ловкая, меткая, верная, а главное - не карикатурная (сатира), скорей драматический сарказм, нежели насмешка» [3. С. 55-57].
Под влиянием прогрессивного «гоголевского направления» была написана Островским и комедия «Бедная невеста» (1852). И в этой пьесе тема бедности и богатства, власти денег сохраняет для писателя важнейшее значение.
Автор встречен всеми как человек совершенно новый в литературе и немедленно всеми признан писателем необычайно талантливым, лучшим после Гоголя представителем драматического искусства в русской литературе.
Все драматические коллизии и катастрофы в пьесах Островского происходят вследствие столкновения двух партий - старших и младших, богатых и бедных, своевольных и безответных. Ясно, что развязка подобных столкновений, по самому существу, дела должна иметь довольно крутой характер.
Не сравнивая значение Островского со значением Гоголя, можно заметить, что в комедиях Островского, под влиянием каких бы то теорий они не писались, всегда можно найти черты глубоко верные и яркие, доказывающие, что сознание жизненной правды никогда не покидало художника и не допускало его искажать действительность в угоду теории [3. С. 92-96. Т. 3].
Между «Ревизором» Гоголя и комедией Островского «Свои люди -сочтемся» не было той непроходимой бездны, которая, например, отделяла «Мертвые души» от лучших
литературных произведений, написанных на Руси после поэмы Гоголя. Интрига комедии Островского - совершенство и по замыслу, и по исполнению. Она истинна, проста, всеми сторонами соприкасается с действительной жизнью, без усилия принимает в себя несколько комических и характерных эпизодов, обнимает собою значительнейшие моменты в быте русского торгового класса, ни на один миг не замедляется в своем течении, вполне захватывает собой внимание читателя [1]. Сюжеты Грина определялись временем. При всей экзотичности и причудливости узоров художественной ткани произведений писателя во многих из них явственно ощущается дух его, - и в этом также чувствуется связь с творческой манерой
Н. В. Гоголя.
Черты времени иной раз так приметно, так подчеркнуто
выписываются Грином, что у него, признанного фантаста и романтика, они кажутся даже неожиданными. В начале рассказа «Возвращенный ад» есть, например, такой эпизод: к известному журналисту Галену Марку, одиноко сидевшему на палубе парохода,
подходит с явно враждебными намерениями некий партийный лидер, «Человек с тройным подбородком, начесанными на низкий лоб волосами, одетый мешковато и грубо, но с претензией на щегольство, выраженное огромным галстуком ... »
(«Возвращенный ад»: 109).
После такой портретной
характеристики уже догадываешься, какую примерно партию представляет сей лидер.
У Н. В. Гоголя также описание портрета персонажа весьма своеобразно окрашено юмором. Портретная
характеристика строится таким образом, чтобы с помощью подбора и
организации слов придать портрету определенное сходство с образом жизни героя: «... Чиновник нельзя сказать
чтобы очень замечательный, низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид слеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица что называется геморроидальным... Что ж делать! виноват петербургский климат. Что касается до чина (ибо у нас прежде всего нужно объявить чин), то он был то, что называют вечный титулярный советник ...» («Шинель»: 122). Гоголь уточняет чин.
Грин тоже считал нужным сказать об этой партии поточнее: «Я видел, что этот человек хочет ссоры, - читаем мы, - и знал - почему. В последнем номере «Метеора» была напечатана моя статья, изобличающая
деятельность партии Осеннего Месяца» («Возвращенный ад»: 109).
В «Бегущей по волнам» героиня -фантастическая Фрези Грант - и реальная девушка Дэзи, как заметил писатель в своем романе, - «... Два желтых платья, две «Бегущие по волнам» и два человека в одном!» Между фантастическим и реальным миром Грина связь видна слегка: «Она была на
воде, невдалеке, с правой стороны, и ее медленно относило волной. Она отступала, полуоборотясь ко мне, и, приподняв руку, всматривалась, как если бы уходила от постели уснувшего человека, опасаясь разбудить его неосторожным движением», - гордый, «совершенно чистый, как алая утренняя струя, полный благородного веселья и царственности» цвет. Таков цвет мечты, которую Грин задумал подарить людям. Мечта эта не просто ждет, она спорит, борется с бескрылой человеческой косностью и в этой борьбе становится реальной.
А. Грин умел вторгать
фантастическое в реальное, что отмечаем и у Гоголя в его «Носе» или «Портрете». В «Носе» Гоголя произошло невероятное событие - бегство носа майора Ковалева и превращение его в статского советника: «... перед
подъездом остановилась карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице. Каков же был ужас и вместе изумление Ковалева, когда он узнал, что
это был собственный его нос!.. По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считался в ранге статского советника» («Нос»: 47). Эта «несообразность», но, как, смеясь, уверяет писатель, «во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете; редко, но бывают» [9].
Гоголевские методы разоблачения фальши и лицемерия официальноправительственной риторики дают толчок развитию стилей обличительного языка, нашедшего воплощение в творчестве представленных выше Островского, Писемского. Что же касается Грина, то его творчество не выбивается (как считают некоторые лингвисты) из традиций русской литературы, из традиций творческой манеры Гоголя, в аспекте его удивительного умения смешивать в единое целое бытовые и сказочное.
Тонкая лукавинка, изрядная доля литературной шутки, веселая
мистификация, ирония, мистика и буффонада - это тоже от Гоголя.
Примечания
1. Гончаров И.А. Собрание сочинений в 6 т. Т. 6. М., 1959-60. 2. Грин А.С. Собр. соч. в 6 т. М. : Правда, 1965. 3. Добролюбов А.М. Собр. соч. в 9 т. Т.2, 3. М.-Л., 1964. 4. Мысляков В.А. Белинский в творческом самоопределении А. Ф. Писемского // Русская литература. 1994. №4. С.33-57. 5. Мысляков В.А. Писемский о Гоголе // Русская литература. 1992. №4. С. 81-91. 6. Островский А. Н. Собр. соч. в 2 т. М. : Искусство, 1979. 7. Писемский А.Ф. Собр. соч. в 3 т. Т.1. М. : Гослитиздат, 1956. 8. Тарасов Е.Ф. Язык и культура // Язык. Культура. Этнос. М., 1994.
Статья поступила в редакцию 02.04.2009 г.
