CC BY
47
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 22 (276).
Философия. Социология. Культурология. Вып. 27. С. 98-100.
К. Е. Резвушкин
ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ВЕРБАЛЬНОГО ЗНАКА:
К ПОЛЕМИКЕ М. Л. ГАСПАРОВА С М. М. БАХТИНЫМ
В статье делается попытка истолкования полемики М. Л. Гаспарова с М. М. Бахтиным о критериях интерпретации художественных текстов с точки зрения восприятия знака преимущественно как вербального либо графического.
Ключевые слова: интерпретация, художественный текст, вербальный знак, графический знак.
Односторонняя полемика филолога М. Л. Гаспарова с философом М. М. Бахтиным, начавшаяся после смерти последнего1, обострила вопрос о границах строгости в гуманитарных науках, о возможной (или должной) интерпретации - академической или художественной - произведений тех авторов. которых уже нельзя отнести к числу наших современников. Предметом методологических расхождений явился акцент Бахтина на «творческом» характере интерпретативных процедур. Поскольку (пост)структурализм. провозгласивший склоняемую ныне на разные лады «смерть автора». расширил пределы интерпретации текста до бесконечности. гаспаровское напоминание 2004 года об интерпретативных пределах в русле методологической и культурной ответственности (в смысле трансляции адекватно, то есть аутентично понятого вербального культурного наследия) представляется очень своевременным. Так, например, Н. С. Автономова полагает, что наследие М. Л. Гаспарова (наряду с наследием Бахтина и других крупных филологов XX века), будучи введённым в контекст философских эпистемологических споров, касающихся методологии гуманитарных наук, послужит его немалому обогащению2.
Основные пункты своих расхождений с М. М. Бахтиным М. Л. Гаспаров эксплицировал двояким образом: во-первых, через оппозицию «исследование/творчество», где по возможности «объективное» исследование противопоставляется субъективистскому творчеству. Второй аспект расхождения носил в известной мере психологический оттенок: эгоцентризму «творческого» интерпретатора противопоставляется смирение исследователя.
Таким образом, философский или, скорее, герменевтический подход М. М. Бахтина вы-
звал возражения М. Л. Гаспарова, полагавшего, что философию как творчество следует выносить за пределы собственно научного исследования. Другими словами, с его точки зрения, исследователь должен твёрдо стоять на позициях познавательного идеала классической науки, ориентированной на жесткое противопоставление объекта и субъекта научного исследования. При этом он сумел непротиворечивым (как мы увидим ниже) образом соединить эту ценностную установку с традицией экзегезы.
Мы попытаемся показать ещё один аспект эпистемологического расхождения М. Л. Га-спарова и М. М. Бахтина, обычно оставляемый комментаторами (в силу их преимущественно литературоведческой, а не философской ориентации) в тени3. Речь пойдёт об отношении к вербальному знаку как к устному или как к письменному - именно этот аспект, на наш взгляд, может оказаться узловым для понимания данной проблемы. Для этого мы используем понятия ‘вербальный знак’ и ‘графический знак’, первое из которых обозначает устно-мыслимый аспект знака, второе - его графический (непосредственно репрезентативный) аспект. Из их различения могут вытекать далеко идущие следствия.
С гаспаровским представлением о тексте может быть соотнесено понятие графического знака. Текст для М. Л. Гаспарова с его академическим подходом филолога-классика предстаёт в первую очередь как письменный текст, как материально зафиксированный объект. В этом тексте мы уже ничего не можем изменить, нам он дан объективно. Единственный допустимый вид «сотворческого» вмешательства в случае, если текст поврежден, - попытка восстановить его там, где это возможно, и настолько строго, настолько это возможно, с использованием отработан-
Гносеологический аспект вербального знака..
99
ных текстологических методик. Исследователь может (и обязан, если рассматривать гуманитарные науки в русле традиции Просвещения) сопроводить текст текстологическим (справочным, поясняющим) аппаратом, комментарием. Однако в комментарии этом остаётся только то, что можно с точностью извлечь из «материи» текста и из установленных биографических данных автора; там, где это необходимо, делаются пояснения насчёт степени предположительности тех или иных фактов, раскрывается история их интерпретации в комментаторской традиции соответствующего текста (если последняя присутствует).
Все методы и меры, которые, согласно данной парадигме, должны быть применяемы к тексту, по существу воспроизводят экзегетическую традицию, которая отличается непременной сакрализацией письменного слова (вспомним ставший уже общим местом тот факт, что, согласно Ветхому Завету, тексты заповедей передаются Богом Моисею в их материально зафиксированной форме). Отсюда же - и «смирение» исследователя перед текстом, и необходимость его аутентичной трансляции. Таким образом, эксплицируется (вполне возможно, либо неосознаваемая самим М. Л. Гаспаровым, либо умалчиваемая в силу известного витгенштейновского принципа) теологическая «подкладка» его методологических постулатов. Причём интересно, что М. Л. Гаспаров, отрицая «философию» в рамках «исследования», восходя в своей аргументации к основам гуманитарных наук, мыслимых вне этих наук, опирается на диалог Платона «Федр» и известные слова Сократа насчёт неизменной однозначности раз и навсегда записанных слов3. Заметим также, что если М. Л. Гаспарова отчасти справедливо можно упрекнуть в следовании критериям научности XVII века (т. е., фактически, канонам классической рациональности), то позиция М. М. Бахтина может быть воспринята в русле постнеклассических критериев рацио-нальности4.
В свою очередь, понятие вербального (устно-мыслимого) знака может быть соотнесено с бахтинским представлением о диалоге. Такой диалог характеризуется свободным и смелым вчувствованием в равноправного, присутствующего здесь и сейчас собеседника, приятием его образа мыслей и возможностью тут же отозваться на них. Этому всемерно
способствует возможность учёта участниками диалога невербального контекста реплик друг друга. М. М. Бахтин, фактически, переносит модель устной речи на письменные (древние) тексты, где автор как бы становится нашим живым собеседником, у которого мы как бы «уточняем», «переспрашиваем» контекст. Терминологическая практика применения понятия ‘дискурс’ высвечивает академический контекст методологических установок М. Л. Гаспарова, описанных нами выше, и одновременно радикальный характер соответствующих установок М. М. Бахтина: понятие ‘дискурс’ применяется исключительно к современным и никогда к древним текстам именно из-за невозможности знать живой контекст последних. «Недоверию к слову» гаспаровской классической рациональности предпочитается любовно-доверительное отношение: «Только для любви раскрывается абсолютная непотребимость предмета <...> Любовь не говорит о предмете в его отсутствие, а говорит о нём с ним самим. Слово-насилие предполагает отсутствующий или безмолвствующий предмет, не слышащий и не отвечающий, оно не обращается к нему и не требует его согласия, оно заочно»5.
Таким образом, мы можем с известной долей условности отметить, что М. М. Бахтин с характерной для его философско-диалогического подхода к тексту и его автору как собеседникам эмоциональной вовлечённостью воспринимал знак преимущественно как вербальный, тогда как М. Л. Гаспаров с его декларируемым академическим беспристрастием воспринимал знак как письменный, графический. Подытоживая различие в гносеологических последствиях преимущественной ориентации на «вербальный» (устно-мыслимый) либо на графический аспект знака, приведём высказывание М. Маклюэна: «Овладение фонетическим алфавитом переносит человека из волшебного мира акустики в беспристрастный мир зрения»6.
Примечания
1 См.: Гаспаров, М. Л. : 1) М. М. Бахтин в русской культуре XX века / М. Л. Гаспаров // Гаспаров, М. Л. Избр. тр. : в 3 т. Т. 2 / М. Л. Гаспаров. М., 1997. С. 494-496; 2) История литературы как творчество и исследование : случай Бахтина // Русская литература XX-XXI веков : проблемы теории и методологии
изучения : материалы Междунар. науч. конф. 10-11 нояб. 2004 г. М., 2004. С. 8-10.
2 См.: Автономова, Н. С. Открытая структура : Якобсон-Бахтин-Лотман-Гаспаров / Н. С. Автономова. М. : РОССПЭН, 2009. С. 11-12.
3 См.: Эмерсон, К. Двадцать пять лет спустя : Гаспаров о Бахтин / К. Эмерсон // Вопр. лит. 2006. № 2. иЯЬ: http://magazines.russ.ru/vo-р1^/2006/2/ет2.Мт1
4 См., например: Швырев, В. С. Рациональность как ценность культуры. Традиция и со-
временность / В. С. Швырев. М. : Прогресс-Традиция, 2003.С. 163.
5 Бахтин, М. М. [Риторика, в меру своей лживости...] / М. М. Бахтин // Бахтин, М. М. Автор и герой : (К философским основам гуманитарных наук) / М. М. Бахтин. СПб. : Academia, 2000. С. 235.
6 Маклюэн, М. Галактика Гуттенберга : Становление человека печатающего / М. Маклю-эн. М. : Академ. проект, 2005. С. 48.
