CC BY
139
Глобальные горизонты прав человека,
культуры и идентичности
УДК 342.1
В. А. Ачкасов
«ГЛОБАЛЬНЫЕ ГОРОДА» ПЕРЕД ВЫЗОВАМИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
В условиях глобализации мегаполисы обретают огромную геоэкономическую мощь, концентрируя львиную долю штаб-квартир ТНК, формируя пространство культуры и образования, точки интенсивного экономического роста, создавая новые организационные и логистические сети. Именно эти обстоятельства привели к появлению концепций «мирового города» (Д. Фридманн) и «глобального города» (С. Сассен). Однако далеко не все исследователи-урбанисты разделяли социальный оптимизм и радикальный экономический редукционизм приверженцев концептов «глобального/мирового города». Многие из них увидели те проблемы, перед которыми оказались на рубеже тысячелетий мегагорода.
Ключевые слова: глобализация, «мировые города», «глобальные города», мультикуль-турализм, социальный конфликт, территориальное национальное государство, иммиграция, ксенофобия.
На рубеже тысячелетий, в контексте воздействия мощных глобальных сил, перемещающих поверх национальных границ финансы, технологии, капитал, трудовые ресурсы в постоянно растущих масштабах, именно крупнейшие города мира становятся главной ареной радикальных экономических и социальных изменений. Именно сюда направляются потоки новых транснациональных мигрантов, именно в них будет жить все большая часть населения планеты, именно в городах возникают и со всей остротой проявляются многие социально-экономические и политические проблемы современности. В то же время мегаполисы обретают огромную геоэкономическую мощь, концентрируя львиную долю штаб-квартир ТНК, формируя пространство культуры и образования, точки интенсивного экономического роста, создания новых организационных и логистических сетей (см.: Слука, 2008).
На этом основании все чаще формулируется вывод о том, что «глобальные города» становятся своеобразными лабораториями будущего цивилизацион-ного развития и потому способны показать пути дальнейшего развития человечества. «Потеря власти на национальном уровне, — прогнозирует Саския Сассен, — делает возможным образование новых форм власти и политики на субнациональном уровне. Более того, в то время как национальное государство "дает трещину", открываются возможности новой политической географии, рассматривающей трансграничные связи субнациональных пространств. Глобальные города являются ключевыми объектами этой новой географии. Воз-
© В. А. Ачкасов, 2013
можно, мы присутствуем при формировании нового вида транснациональной политики, которая локализуется в этих городах». Она же отмечает «сетевой характер» экономических, политических, культурных, социальных и криминальных взаимодействий между глобальными городами (Сассен, 2007, с. 23, 25).
Французский исследователь А. Ралле так иллюстрирует этот процесс на примере французской столицы: положение Парижа зависит теперь не только от его отношений с так называемой «французской пустыней», но и от его принадлежности к сети городов мирового масштаба и значимости, включающей Лондон, Нью-Йорк, Франкфурт-на-Майне, Токио и др. В результате меняется образ поляризации пространства, и неравномерный рост в том или ином регионе объясняется не столько господством одного полюса над зависимыми территориями, сколько динамикой отношений данного полюса с другими полюсами того же ранга (Яэ!-!е^ 1997). Функции управления и контроля над экономикой все в большей мере ассоциируются с небольшой группой мегагородов, где сосредоточены высококвалифицированные профессионалы, связанные с мировыми финансовыми рынками. Лондон, Нью-Йорк, Франкфурт-на-Майне и Токио усиливали свой контроль над международными финансовыми рынками на протяжении последней четверти ХХ в. Таким образом, «глобальность» города определяется его местом и деятельностью в рамках сети, которая связывает его с другими глобальными городами. «Глобальный город — это не место, а процесс, — утверждает М. Ка-стельс, — процесс, посредством которого центры производства и потребления развитых услуг и местного общества, играющие при них вспомогательную роль, связываются в глобальные сети на основе информационных потоков, одновременно обрывая связи с районами, удаленными от промышленного центра» (Ка-стельс, 2001). В результате этого все более стратифицируется иерархия городов, районов метрополий и регионов в мировом масштабе, а сами глобальные города рассматриваются безотносительно факта их принадлежности к тому или иному национальному государству, поскольку эффективность их функционирования определется исключительно местом и ролью в сети, простирающейся по всему миру.
Поэтому сегодня от того, насколько «конкурентоспособен» тот или иной город, зависит его место в мировой иерархии городов. На ее вершине — «мировые» (Д. Фридманн), или «глобальные» (С. Сассен), города. Они, являясь, прежде всего, «высококонцентрированными командными пунктами в организации мировой экономики», устанавливают рамки, в которых действуют другие города и регионы. Впрочем, глобальная сеть мировых городов является «динамичной иерархией, ранги и вход в которую в принципе открыты: в той степени, в которой города могут привлекать инвестиции и захватывать все больше командных и контрольных функций в мировой экономике, их статус в городской иерархии повышается» (Быстрова и др., 2008, с. 115-116). Так, Пекин в кратчайшие сроки вошел в семерку крупнейших городов мира.
Еще в 1995 г. Д. Фридманн сформулировал пять парадигмальных признаков «мирового города»:
1) «мировые города» выступают организационными узлами глобальной экономической системы;
2) существует пространство аккумуляции глобального капитала, но по масштабам оно меньше, чем весь мир целиком;
3) «мировые города» представляют собой крупные урбанизированные пространства интенсивного экономического и социального взаимодействия;
4) «мировые города» могут быть помещены в иерархию, причем их положение будет, прежде всего, определяться теми экономическими ресурсами, которыми они располагают;
5) управляющая страта «мировых городов» представляет собой новый социальный класс, который может быть назван «транснациональным капиталистическим классом» (РпЬтапп, 1995, р. 25-26).
Начиная с 1950 г. численность людей в мире возрастала на 1млрд каждые 12-14 лет. И если не произойдет каких-либо катаклизмов, процесс этот будет продолжаться, по меньшей мере, до 2025 г., отмечает Дж. Стайнбрунер. Однако в этом процессе имеются два тревожных обстоятельства. Во-первых, более 97% роста населения приходится на слои с самыми низкими доходами и уровнем благосостояния (и в Европе, и в США прирост населения обеспечивают именно иммигранты); во-вторых, это население все больше концентрируется в крупных городах (Стайнбрунер, 2002, с. 72-73). Неудержимый рост мегаполисов приобрел в последнее время взрывной характер. Если в 1950 г. две трети населения мира составляли сельские жители, то к 2025 г., по прогнозам, две трети населения мира будут жить в городах. Число городов с населением в один и более миллионов человек увеличилось с 11 в 1900 г. до 105 в 1990 г. Ожидается, что к 2015 г. их число достигнет 248 (Рубл, 1999, с. 12). В ноябре 2008 г., впервые в мировой истории, горожан стало больше, чем сельских жителей. В городах сейчас проживают 3,3 млрд человек. К 2030 г. это число может удвоиться.
Рост мегаполисов ведет и к ряду негативных последствий: быстрый рост населения ведет к росту застойной безработицы, который неизбежно сопровождается ростом социального неравенства, территориальное «расползание» имеет следствием опережающий рост потребления энергетических ресурсов и снижение экономической эффективности города как единого организма. Зачастую транспортная инфраструктура отстает в развитии, уровень комфорта городской среды снижается, в целом ухудшается качество жизни. Мегаполисы начинают проигрывать главную битву — за качественные человеческие ресурсы. И как следствие, могут проиграть в борьбе за лидерские позиции в мировой экономической конкуренции. Перекладывание центральными правительствами обязательств перед обществом на муниципальные органы власти, болезненные процессы постиндустриальной экономической реструктуризации втягивают города и регионы в жесткую борьбу за рабочие места, прибыль и процветание. В результате неравенство в городах продолжает нарастать, а следовательно, усиливается иерархичность социальных групп городов, что служит питательной базой не только для роста преступности, но и для возникновения различных социальных протестных движений, в том числе под знаменами религиозного и этнического фундаментализма.
Крупнейшие города мира представляют собой место, куда направлены практически все миграционные потоки, где большое число людей живет в тесном
контакте друг с другом и в тесной взаимосвязи между собой и где возникает большинство социальных проблем и социальных конфликтов. В течение всей истории человечества городское население, имевшее самое разное происхождение, училось жить вместе или, во всяком случае, сосуществовать в рамках общей экономической и политической институциональной системы. Это удавалось различным группам с разной степенью успеха. Пространственная концентрация была источником как социальных стрессов, так и социальных инноваций, т. е. одновременно и силой, и слабостью современного большого города. Всегда имеющиеся в крупнейших городах мира возможности повышения социального статуса притягивают массы людей и в то же время становятся причиной разрастания числа уязвимых групп населения и накопления потенциала социального недовольства и протеста. Так, по данным Б. Рубла, более 500 миллионов городских жителей во всем мире живут в неподобающих условиях или вообще не имеют жилья (Там же, с. 15). Американский исследователь Дж. Голдстоун даже выделил ряд факторов, воздействующих на возникновение политических конфликтов в мегаполисах: а) несоизмеримое с темпами экономического роста увеличение городского населения; б) увеличение числа выпускников высших учебных заведений в условиях ограниченного доступа/конкуренции за высокие статусные и социальные позиции; в) непропорционально высокое количество лиц от 15 до 25 лет по отношению к численности взрослого населения в условиях слабости политических институтов; г) миграция населения из регионов с несхожей этнической или политической идентичностью (Goldstone, 2002, р. 14).
Интеграция иммигрантов осуществляется в основном на местном / городском уровне и, следовательно, интеграционная политика в идеале должна формироваться «снизу вверх», быть ближе к человеку и проводиться в жизнь при активном участии различных местных структур. Одновременно ресурсы, необходимые для осуществления политики интеграции, постоянно сокращаются. Поэтому конфликты, вызревающие в мегаполисах, — это как бы концентрированное выражение конфликтов всего общества.
Сегодня именно мегаполисы оказались перед лицом серьезных изменений в социальной, этнической, демографической и поселенческой структурах, а также в самом стиле жизни, прежде всего, в связи с большим притоком иммигрантов из бедных стран мировой периферии, не адаптированных к новой для них социальной и культурной реальности. Так, в Лондоне иммигранты уже составляют 55% населения британской столицы; по оценкам, население трех крупнейших городов Нидерландов к 2020 г. будет также наполовину состоять из лиц не западного происхождения, большинство которых составят мусульмане. Если в 1960 г. только 7,3% населения Брюсселя были иностранцы, то в настоящее время проживающих в столице Бельгии иностранцев 56,5%. Значительная часть этих иностранцев — мусульмане. В Вене уже сейчас каждый пятый — номинальный мусульманин, в миллионном Кёльне — уже 120 тыс. мусульман (см.: Примакова, 2013, с. 52 и след.).
В результате в европейских мегаполисах появляются преимущественно мусульманские жилые районы, как правило, это районы «социального бедствия»: так, например, в ФРГ в Берлине это Кройцберг и Веддинг, в Гамбурге — Ал-
тона и Вильгельмсбург, в Кёльне — Мюльхайм и Ниппес. Это замкнутые этнические анклавы со своими неписаными законами, которые нередко расходятся с местными законами и Конституцией. В таких районах можно жить, не зная языка принимающей страны: к услугам населения свои магазины, рестораны, парикмахерские, банки, т. е. параллельный мир этнического бизнеса, который может брать под контроль экономическую жизнь не только этнических анклавов, но и регионов. Причем обеспечить «дисперсное расселение» мигрантов практически уже невозможно. Мусульманская община в Германии, насчитывающая сегодня, по разным оценкам, от 3,8 до 4,3 млн членов, т. е. примерно 5% населения страны, хорошо организованна (Апанович, 2010, с. 320). Центром притяжения в таких районах все чаще становятся мечети, которых в ФРГ уже более 200. Причем мечеть занимает центральное место — как в религиозной, так и общественной жизни мусульман. Это не только помещение для молитв и религиозных служб, но и центр общественной жизни мусульманской общины района. Здесь семьи отмечают важные события своей жизни — свадьбы, похороны, обрезания мальчиков. На базе мечети создается сеть солидарности: за счет получаемых пожертвований оказывается материальная поддержка бедным, работают школы ислама. Однако здесь же зачастую дают наставление пастве имамы — «проповедники ненависти» по отношению к европейцам — христианам и иудеям. Это отражается на социализации детей, особенно если большинство учеников в школе — дети иммигрантов. В результате, как свидетельствует турецкая женщина-педагог, работающая в одной из таких немецких школ, «с некоторого времени турецкие и арабские школьники начали говорить о немцах как о врагах. Иностранные семьи самоизолируются, и мы ничего не можем сделать» (см.: Погорельская, 2008, с. 160).
В то же время в крупнейших городах формируются и так называемые «обособленные кварталы». «В отличие от гетто и трущобных районов, где обитает, главным образом, малоимущее население (и иммигранты. — примеч. В. А.), в "обособленные кварталы" заселяются группы лиц с достаточно высоким уровнем доходов. Как правило, это происходит из соображений личной безопасности и стремления к сознательной "эксклюзивизации", индивидуализации, — отмечает Й. Штадельбауэр. — "Обособленные кварталы" обязательно имеют внешние ограждения, контроль посетителей на входе, часто в них располагаются "свои" виды услуг.. Нынешние "обособленные кварталы" — это эксклюзивные социальные пространства, они обостряют процесс фрагментации города» (Штадельбауэр, 2007, с. 71).
При этом наиболее быстрым и радикальным изменениям, как уже отмечено, подвергаются самые крупные и развитые города стран Запада. Крупнейшие мегаполисы мира становятся все более и более фрагментированными городскими сообществами, вынужденными искать некий общий язык, поскольку ни одна из составляющих их групп не способна добиться устойчивого доминирования. «Традиционные представления о месте проживания и устоявшихся сообществах рассыпаются в прах в условиях небывалого роста городских метрополий, мгновенной коммуникации и стремительных перемещений людей» (Рубл, 2005, с. 105). В последние годы исследователи постоянно отмечают в современных
крупнейших городах повышение степени социального неравенства, обострение культурных и этнических конфликтов, усиление политической нестабильности и накопление потенциала насилия. В результате усиления неравномерности развития современных мегаполисов возникает, как уже отмечено, социально и культурно фрагментированное пространство внутри его территории. Известный западный исследователь С. Сассен, которая ввела в научный оборот понятие «глобальный город», пишет: «Глобальный город появился как пространство, на которое предъявляют свои права, во-первых, глобальный капитал, использующий глобальные города в качестве "организационного продукта", а во-вторых, "обделенные" слои городского населения, часто не менее интернационализированные, чем капитал... очевидно, что они становятся ареной множества противоречий и конфликтов» (Сассен, 2007, с. 24).
Ниже приведены причины такого рода противоречий и конфликтов, известных и исследователям, и политикам.
• Интернационализация капитала.
• Растущая международная транснациональная иммиграция.
• Сокращение деятельности публичного сектора в городах и ресурсов, необходимых для выполнения обязательств перед городским сообществом. «Если социальный конфликт, возникший из-за городских ресурсов, плодит конфликты снизу, — отмечает, в частности, Б. Рубл, — то перекладывание ответственности правительствами стран на свои составные элементы (часто осуществляемое без перераспределения соответствующих ресурсов) означает, что общество не имеет возможности эффективно реагировать на все возрастающие требования» (Рубл, 1999, с. 13).
• Реструктуризация рынка труда в связи с технологическим развитием, формирующейся системой международного разделения труда и региональной экономической интеграцией.
• Фактическая неспособность социального государства гарантировать своим гражданам прежний уровень благосостояния, однако его обещание привилегированного статуса для своих в какой-степени реализуется и становится основой институциональной дискриминации мигрантов.
Модель развития, связанного с этими явлениями, свидетельствует о диспропорции между увеличением населения и экономическим ростом — последний концентрируется на вершине экономического спектра. В низших слоях общества, которые во все больших масштабах также становятся транснациональными, в течение последних 20 лет налицо абсолютное падение жизненного уровня (в том числе в США и Европе). «В современных городах социальные группы вынуждены с большей осторожностью подходить к поискам собственной ниши и отстаивать свои интересы лишь в тех областях, от которых зависит их выживание или благополучие. Городская жизнь порой становится вынужденным вместилищем соперничающих друг с другом частных интересов», — считает Б. Рубл (2005, с. 106). В связи с этим «по-новому формулируется вопрос о власти и неравенстве с учетом того, что именно в глобальных городах возрастают «ножницы» между высокообеспеченными и обделенными слоями на-
селения и городскими территориями» (Сассен, 2007, с. 25). Перед западными обществами вновь остро встают фундаментальные вопросы социальной справедливости. Относительная депривация мигрантов, дискриминация по расовым и религиозным основаниям, растущая напряженность в отношениях между «своими» и «чужими» и слабые и неэффективные городские институты власти зачастую становятся причиной беспорядков и насилия. Дальнейшее следование этой модели в течение неопределенного времени может создать серьезную угрозу поддержанию базового консенсуса, необходимого для жизнедеятельности любого сообщества. «Во всех городских беспорядках на Западе (от Лос-Анджелеса до Сен-Дени и Брэдфорда), — отмечает О. Руа, — проявляются одни и те же характерные черты: маргинальность одновременно по экономическому статусу и этническому критерию, связанному с цветом кожи (чернокожие, латиноамериканцы, арабы)» (Руа, 2005, с. 11).
«Для того чтобы эту угрозу предотвратить, необходимо повернуть вспять процесс обнищания массовых слоев населения. Однако здесь, в свою очередь, таятся свои проблемы... Для того чтобы всеобъемлющее улучшение было достигнуто, валовой экономический продукт должен вырасти примерно в 5 раз за 50 лет. Валовое производство энергии необходимо увеличить примерно в 3 раза, а производство продуктов удвоить. Но, чтобы избежать потенциально катастрофических последствий для глобального климата (т. е. не увеличивать выброс углекислоты в атмосферу), нужно перевести энергетику с преобладающего использования ископаемого топлива (ныне более 70%) на не ископаемое (довести до тех же 70%). Однако сегодня нет каких-либо институциональных структур и мотивов, способных организовать этот переход. Последствия же могут быть очень широкими» (см.: Стайнбрунер, 2002, с. 72-73).
Кроме того, мегаполисы различаются по тому признаку, который канадские социологи М. Полиз и Р. Стрен назвали «социальной устойчивостью городов», т. е. политикой и институтами, обеспечивающими интеграцию различных групп и культур в соответствии с принципами разума и справедливости, иначе говоря, которые обладают разным запасом «социального капитала разнообразия» (см.: Рубл, 2005, с. 105). Так, с разной степенью остроты стоят вопросы интеграции массового потока мигрантов, имеющих различное этническое, расовое, языковое, конфессиональное, культурное и экономическое происхождение в крупных портовых городах, которые были основаны на объединении своего «пестрого» населения на основе прагматического плюрализма (Амстердам, Нью-Йорк, Гамбург, Роттердам, Санкт-Петербург и др.), и в городах, изначально «разделенных» по лингвистическому, расовому, этническому принципу (Брюссель, Монреаль, Вашингтон, Барселона и др.). Как правило, менее остро стоят эти проблемы в городах «иммигрантских государств» (США, Канада, Австралия), чем городах государств Западной Европы.
По мнению ряда критиков, доминирующая еще недавно в странах Запада политика мультикультурализма «подрывает либеральную политику редистрибу-ции» (перераспределения) и достижения большей социальной справедливости, а это, в свою очередь, «затрудняет движение к более широкому внедрению основ эгалитарной политики» равенства прав и социальной справедливости, пре-
жде всего, тем, что «уводит политический курс в сторону от перспективы достижения целей глобальной справедливости» (Barry, 2001, р. 325), тем более что на практике, в большинстве случаев, осуществлялась не политика мультикультура-лизма, а политика «множественного монокультурализма». В рамках либерального мультикультурализма, считает Славой Жижек, постоянно осуществлялась «культурализация политики». «Политические различия — различия, обусловленные политическим неравенством или экономической эксплуатацией — натурализуются и нейтрализуются в различиях «культурных»; значит, это нечто такое, чего нельзя преодолеть, что присуще разным «образам жизни». К ним можно только «относиться толерантно» ... Причина культурализации — отступление, крах непосредственно политических методов решений, таких как «государство всеобщего благосостояния» или разнообразные социалистические проекты» (Жижек, 2010, с. 110). Как следствие, мультикультурализм на практике зачастую оборачивается этнонационализмом, а различия — борьбой за основанные на нём привилегии и не универсальные нормы. Поощряя и даже спонсируя бюджетными деньгами развитие различий, используемых в дальнейшем «этническими предпринимателями» в борьбе за статус, власть и ресурсы, государство/ центральные власти закладывают огромный конфликтогенный потенциал между представителями разных народов, которые, по декларативным заявлениям политических элит, должны консолидироваться в единую политическую нацию посредством формируемой единой надэтнической политической идентичности (см.: Мартьянов, 2011, с. 41-42). Местом реализации этого конфликтного потенциала неизбежно становятся «глобальные города».
Таким образом, заключает С. Сассен, «глобальные города по всему миру — это пространство, где многосложный процесс глобализации приобретает конкретные, локализованные формы. Эти локализованные формы в значительной степени и есть то, что мы называем глобализацией. Крупный город настоящего появился как стратегическое пространство для разворачивания целого ряда новых видов деятельности — политической, экономической, "культурной", субъективной. Это пространство, где формируются новые правовые отношения как "власть и доход имущих", так и "обделенных" слоев населения, где они материализуются и приобретают конфликтные формы» (Сассен, 2007, с. 25).
Однако мировой экономический кризис, начавшийся в 2008 г., показал главную слабость концепций «глобальных городов», которые будто бы существуют вне и независимо от национальных государств. Сегодня уже ясно, что известие, о смерти государства-нации явно преувеличено. Как пишет известный шведский социолог Йоран Терборн, «на исходе нынешней волны глобализации национальное государство обладает большим объемом экономических ресурсов, чем до ее наступления. Разумеется, организацию, которая в состоянии расходовать 40-50% национального дохода, можно игнорировать только лишь на свой страх и риск. А в современных условиях государство однозначно способно действовать на больших расстояниях, контролируя всю территорию страны. Именно неоспоримая экономическая мощь государств объясняет, почему они оказались единственными игроками на мировых рынках, достаточно сильными, чтобы попытаться привести в порядок экономику, пришедшую в состояние
полной неразберихи и хаоса в результате мирового финансового кризиса» (Тер-борн, 2013, с. 33-34). Глобальность «глобальных городов» никуда не исчезает, но требует понимания ее природы и определения перспектив, что, в свою очередь, предполагает включение концепта «глобального города» в более широкий исследовательский контекст.
Литература
Апанович М. Ю. Приводит ли миграция к столкновению ценностей? // Вестник МГИМО (У). 2010. № 4 (Apanovich M. Yu. Does migration leads to a clash of values? // Bulletin of the MGIMO (U). 2010. N 4).
Быстрова А. С., Дука А. В., Колесник Н. В., Невский А. В., Тев Д. Б. Российские региональные элиты: инновационный потенциал в контексте глобализации // Глобализация в российском обществе: сб. науч. трудов / отв. ред. И. И. Елисеева. СПб., 2008. С. 99-242 (Bystrova A. S., Duca A. V., Kolesnik N. V., Nevsky A. V., Tev D. B. Russian regional elites: the innovative potential in the context of globalization in Globalization in Russian society: collected scientific articles / ed. by I. I. Eliseeva. St. Petersburg, 2008. Р. 99-242).
Жижек С. О насилии. М., 2010. 184 c. (Zhizhek S. About violence. M., 2010. 184 p.).
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2001 // http:// polbu.ru/kastels_informepoch/ch50_all.html (Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Moscow, 2001 // http://polbu.ru/kastels_informepoch/ch50_all.html).
Мартьянов B. C. Конфликт идентичностей в политическом проекте Модерна: мультикуль-турализм или ассимиляция? // Идентичность как предмет политического анализа / под ред. И. С. Семененко. М., 2011. 299 с. (Martyanov V. S. Conflict of identities in the political project of Modernity: multiculturalism or assimilation? // Identity as a subject of political analysis / ed. by I. S. Se-menenko. Moscow, 2011. 299 р.).
Погорельская С. В. Мусульмане Германии: специфика интеграции // Актуальные проблемы Европы: сб. науч. тр. М., ИНИОН, 2008. № 1. С. 146-176: Мусульмане в Европе: существуют ли пределы интеграции? / ред.-сост. Т. С. Кондратьева, И. С. Новоженова (Pogorelskaya S. V. Muslims of Germany: the specifics of integration // Actual problems of Europe: collected scientific articles. Moscow, INION, 2008. N 1. P. 146-176: Muslims in Europe: are there limits to integration? / ed. by T. S. Kondratyeva, I. S. Novozhenova).
Примакова Н. С. Влияние экономического кризиса на миграционные процессы в странах Европейского союза // Актуальные проблемы Европы: научный журнал. М.: РАН ИНИОН, 2013. № 4. С. 39-79: Иммиграционные процессы в Европе в условиях экономического кризиса / ред.-сост. вып. Т. С. Кондратьева, И. С. Новоженова (Primakova N. S. Impact of the economic crisis on migration processes in the countries of the European Union // Actual problems of Europe: academic journal. Moscow: INION RAS, 2013. N 4. P. 39-79: The Immigration process in Europe in the conditions of economic crisis / ed. by. T. S. Kondratyeva, I. S. Novozhenova).
Руа О. Генералы городских окраин // Совершенно секретно. 2005. Декабрь. № 12 (199). С. 11 (Rua O. Generals of the city suburbs // Top secret. 2005. December. N 12 (199). Р. 11).
РублБ.A. Город, миграция и международная безопасность в XXI веке // Миграция и урбанизация в СНГ и Балтии в 90-е годы / под ред. Ж. А. Зайончковской. М., 1999 (Ruble B. A. City, migration and international security in the XXI century // Migration and urbanization in the CIS and Baltic States in the 90s / ed. by Zh. A. Zaychonkovskaya. M, 1999).
Рубл Б. А. Социальный капитал разнообразия: К вопросу о креативности разделенных городов // «Толерантность и интолерантность в современном обществе». Материалы международной научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 27-29 апреля 2005 г. / под ред. И. Л. Первовой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005 (Ruble B. A. Social capital diversity: The problem of divided cities' creativity // «Tolerance and intolerance in modern society». Materials of the international scientific-practical conference. St. Petersburg, April 27-29, 2005 / ed. by I. L. Pervova. St. Petersburg: Publishing house of St. Petersburg State University, 2005).
ПОЛИТЭКС. 2013. Том 9. № 4
Сассен С. Глобальный город: введение понятия // Глобальный город: теория и реальность / под ред. H.A. Слуки. М., 2007. 243 с. (Sassen S. The Global City: the introduction of the concept // Global city: theory and reality / ed. by N. A. Sluka. Moscow, 2007. 243 р.).
Слука Н. A. Глобальные города // Эксперт. 2008. № 15. С. 68-74 (Sluka N. A. The Global Cities // Expert. 2008. N 15. Р. 68-74).
Стайнбрунер Дж. Глобализация и преобразования в области международной безопасности // США. Канада: Экономика. Политика. Культура. М., 2002. № 8. С. 71-74. (Steinbruner J. Globalization and the changes in the international security // The USA. Canada: Economics. Politics. Culture. Moscow, 2002, N 8. Р. 71-74).
Терборн Й. Как понять города: современный кризис и идея городов без государств // Журнал социологии и социальной антропологии. 2013. T.XVI. № 1. С. 20-40 (Therborn J. How to understand the cities: the current crisis and the idea of states without cities // The Journal of sociology and social anthropology. 2013. Vol.XVI. N 1. Р. 20-40).
Штадельбауэр Й. Мегагорода как конфликтные пространства // Глобальный город: теория и реальность / под ред. Н. А. Слуки. М., 2007 (Stadelbauer J. Megacities as a conflict space // Global city: theory and reality / ed. by N. A. Sluka. Moscow, 2007).
BarryB. Culture and Equality: An Egalitarian Critique of Multiculturalism. Cambridge, M.A., 2001.
Fridmann J. Where we stand: a decade of world city research // World cities in a world-system / eds P. L. Knox, P. J. Taylor. Cambridge, 1995.
Goldstone J. A. Population and Security: How Demographic Change Can Lead to Violent Conflict // Journal of International Affairs. 2002. Vol. 56. N 1.
Rallet A. Development local et globalization // Sciences humanies. Paris, 1997. N 906. P. 36.
ЛОЛМШЖС 2013. Том 9. № 4
