CC BY
224
УДК 316.42
Понарина Наталья Николаевна Ponarina Natalya Nikolayevna
кандидат педагогических наук, доцент кафедры социальной работы Армавирского института социального образования, филиала Российского государственного социального университета [email protected]
Candidate of Pedagogic, associate professor of a chair of social work, Armavir Institute of Social Education, affiliate of
Russian State Social University [email protected]
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: GLOBALIZATION:
ПРОБЛЕМА ВЛИЯНИЯ PROBLEM OF INFLUENCE
НА КУЛЬТУРНУЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ ON CULTURAL IDENTITY
Аннотация:
В статье анализируется роль глобализации в условиях влияния на нее процессов мира по отношению к национальной и культурной идентичности; идентичность рассматривается в общих чертах человеческого общества и культурного воздействия глобализации на формальном уровне культурного опыта.
Ключевые слова:
продукт глобализации, гомогенизация, культурное отличие, стремление к глобальности, разрушение идентичностей, модернити, глобальный культурный поток.
The summary:
The article analyzes the role of globalization in terms of influence on her peace processes in relation to national and cultural identity. Identity in general terms of human society and cultural impact of globalization on the formal level of cultural experience.
Keywords:
product of globalization, homogenization, cultural difference, e pursuit of global, destruction of identities, modernity, global cultural flow.
Наиболее значимым следствием глобализации культуры является переструктури-рование идентичностей. Глобализация способствует размыванию сакральных ценностей, лежащих в основе этнокультурных идентичностей, создавая гомогенный прагматизиро-ванный и рационализированный контекст, лишенный сакрального измерения, чем провоцирует актуализацию протестных движений в защиту этнокультурной идентичности. В то же время благодаря глобализации происходит структурное усложнение и содержательное обогащение идентичностей, их гибридизация, в результате чего идентичность становится многослойной, соединяя в единой структуре этнокультурный и глобальный уровни.
Как правило, глобализация культуры связывалась с разрушением культурных идентичностей, которые стали жертвой ускоряющегося распространения гомогенизированной потребительской культуры Запада. Этот взгляд разделяется как некоторыми исследователями, так и антиглобалистами, которые видят в глобализации расширение западного культурного империализма, утверждающими, что глобализированный капитализм способен навязать свою культурную продукцию всему миру [1], и потому объявляют «джихад против макдональдизации» [2]. Напротив, Д. Томлинсон [3] утверждает, что культурная идентичность, если ее правильно интерпретировать, является в гораздо большей степени продуктом глобализации, чем ее жертвой.
Какова аргументация, лежащая в основе утверждения, что глобализация разрушает идентичности? Когда-то, до эры глобализации, существовали локальные, автономные, вполне определенные и прочные связи между географическим местом и культурным опытом. Эти связи составляли «культурную идентичность» индивида и сообщества. Идентичность представляла собой нечто, что у людей просто «существовало» в их жизни -наследие, традиционное долгое пребывание в данном месте, ощущение неразрывной связи с прошлым. Идентичность, как и язык, была не просто выражением культурной при-
надлежности - она была своего рода коллективным достоянием локальных сообществ. Но оказалось, что идентичность хрупка, она нуждается в защите. В многообразии и дискретности мира глобализация затопила различные культуры, разрушая стабильные локальные сообщества, приводя к перемещению народов, принося движимую рынком гомогенизацию культурного опыта, стирая тем самым различия между культурами, которые составляли наши идентичности. Хотя считается, что глобализация предполагает общий процесс утраты культурного отличия, некоторые культуры и традиции перенесли этот процесс лучше, другие хуже.
В литературе, посвященной анализу идентичности, нетрудно найти несогласие авторов с мнением, что идентичность является жертвой глобализации. Например, М. Ка-стельс посвятил целый том своего знаменитого анализа «Информационной эпохи» постулату, что «наш мир и наша жизнь формируются противоборствующими процессами развития глобализации и идентичности». Согласно Кастельсу, основная особенность неприятия власти глобализации заключается в «широкой и мощной демонстрации коллективной идентичности... проявляющейся в культурном своеобразии и контроле народа над своей жизнью и окружающей средой» [4]. Здесь идентичность видится не как нежный цветок под пятой глобализации, а как сила локальной культуры, которая оказывает сопротивление - пусть даже неорганизованное и порой политически реакционное - центробежной силе капиталистической глобализации.
Этот взгляд на «силу идентичности» может разделять любой из тех, кто наблюдает за стремительным ростом социальных движений в защиту позиций идентичности (движения за права женщин, религиозные, этнические, национальные движения). Влияние глобализации становится вопросом взаимодействия институционально-технологического фактора как стимула к глобальности, с «локализирующими» силами, выступающими в качестве противовеса. Стремление к «глобальности» сочетает в себе логику капиталистической экспансии с быстрым развитием средств массовой коммуникации. Но этому стремлению противостоят различные процессы и практики, отражающие различные степени «локальности», такие как движения в защиту культурной идентичности, локальные потребительские предпочтения.
Эта более сложная формула ясно показывает, что культурная идентичность едва ли станет легкой добычей глобализации. Идентичность - это не просто некая хрупкая общественно-духовная общность, а важное измерение институционализированной социальной жизни в обществе модернити. Особенно в доминантной форме национальной идентичности это измерение является продуктом целенаправленного конструирования и поддержания культуры через регулирующие и социализирующие институты государства -закон, систему образования и средства массовой информации. Таким образом, детерри-ториализирующая сила глобализации встречает сопротивление в форме того, что М. Биллиг [5] назвал «банальным национализмом» - постоянное, рутинизированное утверждение своей национальной принадлежности, особенно в средствах массовой информации, которое спонсируется развитыми национальными государствами.
Конечно, нельзя отрицать того, что глобализация в разной степени ставит под угрозу способность национальных государств поддерживать эксклюзивность своей идентичности, а также способность независимо управлять своей экономикой на глобальном рынке. Например, сложности и напряженность в отношениях, обусловленные многоэтническим составом обществ и вызванные глобальными народными движениями - постоянная черта всех современных национальных государств - создают проблемы в придании нациям XXI века последовательной и понятной идентичности.
Дж. Томлинсон утверждает, что глобализация фактически размножает идентичности, а не уничтожает их. В этом отношении он несколько отступает от позиции Кастельса, определяя идентичность как своего рода автономный культурный процесс, идущий от масс и направленный против глобализации. Кастельс не видит довольно убедительной внутренней логической связи между процессом глобализации и институционализированным конструированием идентичностей. Проще говоря, глобализация является глобализацией модернити, а модернити предвестником идентичности.
Принято считать, что формирование идентичности является общей чертой человеческого опыта. Кастельс, похоже, принимает эту точку зрения, когда пишет: «Идентичность - это источник смысла и опыта для людей» [6]. Но хотя верно то, что конструирование смысла через культурные практики - это человеческая универсалия, из этого не следует, что она обязательно предполагает конструирование идентичности. Эта этноцентрическая позиция недавно повергалась критике со стороны как антропологов, так и культурологов. Например, Д. Морли, комментируя проведенное Р. Раузом исследование миграции мексиканских рабочих в США, отмечает, что эти люди «уезжали из мира, в котором... идентичность не была востребована, в мир, где их вынуждали принять определенную форму индивидуальности и идентичности как члена коллектива или «сообщества». что совершенно не соответствовало их пониманию своего положения и потребностей» [7].
Понимание того, что мы называем «идентичностью», может разниться, но один определенный, современный способ социальной организации - и даже регулирования -культурного опыта дает нам повод усомниться в справедливости утверждения, что глобализация неизбежно разрушает идентичность.
К глобализации необходимо подходить как к более сложному процессу, чем это принято считать, - разумеется, в полемике с представителями антиглобалистского движения, для которых глобализация представляется как глобализация капитализма, в культурном аспекте достигаемая с помощью контролируемых Западом средств массовой информации. Эта более сложная многомерная концепция, согласно которой глобализация рассматривается как процесс, протекающий одновременно и взаимозависимо в экономической, коммуникационной, политической и культурной сферах человеческой жизни, в академических кругах воспринимается как относительно бесспорная. Однако некоторые считают, что глобализация предполагает не просто навязанное распространение западного образа жизни, но также распространение всего набора институциональных особенностей культуры модернити.
Модернити - сложное и оспариваемое понятие, но в данном контексте оно означает прежде всего отделение социальных и культурных практик от локальной специфики и их институционализацию и регулирование во времени и пространстве [8]. Примерами такой институционализации могут служить организация и управление социальной территорией (национальное государство, урбанизм), или управление практиками производства и потребления (индустриализация, капиталистическая экономика).
Но модернити институционализирует и регулирует также культурные практики, включая те, которые в нашем представлении обеспечивают привязанность и принадлежность к данной территории или сообществу. Такое представление о принадлежности -это то, что мы называем «культурной идентичностью» - индивидуальность и специфические, обычно политически обусловленные различия: гендерные, классовые, религиозные, расовые, этнические, национальные. Конечно, некоторые из этих различий существовали до эпохи модернити, некоторые, как национальность, - специфически современные понятия. Однако сила модернити заключается не только в сущности этих категорий принадлежности, но и в самом факте их институционализации и регулирования. В современных
обществах мы живем внутри структур, определяющих опыт существования в четко установленных границах. Мы живем жизнью своего гендера, своей национальности и т. д., которые являются нашей институционализированной общностью. То, что могло быть неопределенным, случайным и невыраженным ощущением принадлежности, становится структурно интегрированным в совокупность идентичностей, каждая из которых способна повлиять на наше материальное и психологическое благополучие. Именно это имеет в виду Томлинсон, говоря, что модернити является предвестником идентичности.
Поскольку глобализация способствует распространению институциональных принципов модернити на все культуры, она создает «идентичность» там, где ее не существовало. В этом заключается наиболее значимое культурное воздействие глобализации, воздействие, ощущаемое на формальном уровне культурного опыта. В более узком смысле это воздействие можно рассматривать как «культурный империализм», поскольку современная институционализация культурной общности была впервые произведена на Западе. Но, что более интересно, этот процесс можно рассматривать как часть культурного комплекса, то есть глобальной модернити.
Этот «комплекс» можно исследовать исходя из «детерриториализирующего» характера процесса глобализации - его способности уменьшать значимость социогеографиче-ской локальности, сводя ее к обычному потоку культурного опыта. А. Аппадураи рассматривает глобализацию как детерриториализацию - утрату привязки социальных процессов к физическому пространству [9], в которой формируется «глобальный культурный поток», распадающийся на пять культурно-символических пространств-потоков: этнопростран-ство образуется потоком туристов, иммигрантов, беженцев, гастарбайтеров; технопространство - потоком технологий; финанспространство - потоком капиталов; медиапространство - потоком образов; идеопространство - потоком идеологем. Эти текучие, нестабильные пространства являются «строительными блоками» тех «воображаемых миров», в которых люди взаимодействуют, и взаимодействие это носит характер символических обменов. Суть данной идеи не в том, что глобализация разрушает локальности, приводя повсюду к культурному единообразию, а в том, что культурный опыт различными способами «уводится» из его традиционной «стоянки» в определенных локальностях. Можно понять это, представив, что места, где мы живем, все сильнее подвергаются связующему воздействию глобализации.
Более яркие примеры проникновения глобализации в локальные культуры можно наблюдать в области коммуникационных технологий - телевидении, мобильной телефонии, Интернете - или в трансформации локальных привычек в еде в «интернациональные» [10]. В этих примерах мы видим изменения в нашем привычном образе культурного существования, затрагивающие саму суть нашего локального жизненного мира. Телевидение приносит нам новости о конфликтах в отдаленных уголках мира, «экзотические» привычки смешиваются с нашими собственными, мы начинаем сознавать, что наше здоровье и безопасность могут быть поставлены под угрозу глобальными событиями. Но к этому можно добавить еще один пример детерриториализации - проникновение в культурную жизнь институционально-современной формы идентичности.
Начиная с XVIII века национальная идентичность была наиболее успешным для того времени инструментом объединения нации. Тот факт, что сегодня практически все 6миллиардное население планеты заявляет о своей национальной идентичности, сам по себе свидетельствует о силе глобализации в эпоху модернити. Из этого следует, что нациям и национальной идентичности неминуемый коллапс не угрожает. Но динамика и сложность глобализации такова, что эта форма идентичности не может быть устойчивой бесконечно. Сама динамика утверждения национальной идентичности как мощной куль-
турно-политической силы в эпоху модернити, возможно, раскрывает сейчас некоторые из загадок нашей привязанности к «национальному дому». Зерно истины в утверждении, что глобализация угрожает национальной идентичности, в том, что количественный рост позиций идентичности может подорвать доминирование национальной идентичности.
Большинство примеров такого рода угрозы указывает на разрушительный характер этого процесса: насилие и хаос, возникающие при столкновении этнических и религиозных групп с национальным государством, в частности в бывшей Югославии и бывшем Советском Союзе. Крушение коммунистической системы часто интерпретируется с поли-тически-экономических позиций как результат поступенчатого изменения в глобальном наступлении капитализма. Возрастающая мощь и интеграция глобального капиталистического рынка сделали невозможным выживание экономик восточного блока вне мировой экономической системы.
Однако вспыхнувшие затем конфликты в Хорватии, Боснии, Косово и на территории бывшего СССР нельзя, по здравому рассуждению, рассматривать как следствие процесса, имеющего исключительно политико-экономический характер. В этом контексте глобализация означала для этих стран не возможность вхождения в глобальную рыночную систему, а повод для развязывания конфликтов на этнической/национальной почве, которые прежде искусственно сдерживались коммунистическим режимом. Быстрая дезинтеграция югославской федерации показала глубокие различия в культурных и религиозных идентичностях в этой стране, где проживали сербы, хорваты, боснийцы, этнические албанцы, христиане и мусульмане, и это быстро привело к «новым войнам» эры глобализации. В чем-то схожая ситуации была и на территории бывшего СССР. Проанализировав эти войны, М. Кальдор утверждает, что они ведутся, следуя порочной, партикуляристской «политике утверждения идентичности», при проведении которой «движения объединяются на основе этнической, расовой и религиозной идентичности с целью захвата государственной власти» [11].
Есть, конечно, проекты культурной «ретерриториализации» - заявление прав на территорию и требования ее возврата, которые необязательно претендуют на государственную власть. Это, например, движения групп коренного населения за права на землю в Австралии, США и Канаде в последние годы. Хотя в этих примерах притязания на идентичность неразрывно связаны с требованиями политического и экономического равноправия, есть свидетельства того, что речь идет о предъявлении права на этническую «родину», понятие, сосуществующее и совместимое с понятием национальной идентичности.
Ссылки:
References (transliterated):
1. Lull J. Media, Communication, Culture: A Global Approach. Cambridge, 2000; Shepard, B. and Hayduk, R. (eds) From ACT UP to the WTO: Urban Protest and Community Building in the Era of Globalization. London, 2002; Tomlinson, J. Cultural Imperialism: A Critical Introduction. London, 1991.
2. Barber B. Jihad versus McWorld: How Globalism and Tribalism Are Reshaping the World. New York: Tarmans Bokk, 1995.
3. Tomlinson J. Proximity Politics // Information, Communication and Society. 2000. № 3 (3). P/ 402-414.
4. Castells M. The Power of Identity, vol. II of The Information Age: Economy, Society and Culture. Oxford, 1997. P. 2.
1. Lull J. Media, Communication, Culture: A Global Approach. Cambridge, 2000; Shepard, B. and Hayduk, R. (eds) From ACT UP to the WTO: Urban Protest and Community Building in the Era of Globalization. London, 2002; Tomlinson, J. Cultural Imperialism: A Critical Introduction. London, 1991.
2. Barber B. Jihad versus McWorld: How Globalism and Tribalism Are Reshaping the World. New York: Tarmans Bokk, 1995.
3. Tomlinson J. Proximity Politics // Information, Communication and Society. 2000. № 3 (3). P/ 402-414.
4. Castells M. The Power of Identity, vol. II of The Information Age: Economy, Society and Culture. Oxford, 1997. P. 2.
5. Billig M. Banal Nationalism. London, 1995.
6. Castells M. The Power of Identity, vol. II of The Information Age: Economy, Society and Culture. Oxford, 1997. P. 6.
7. Morley D. Home Territories: Media, Mobility and Identity. London, 2000. P. 43.
8. Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, 1990.
9. Appadurai A. Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy // Global Culture. Ed. by M. Featherstone. London, 1990. P. 301.
10. Cm.: Tomlinson J. Globalization and Culture. Cambridge, 1999.
11. Kaldor M. New and Old Wars. Cambridge, 1999. P. 76.
5. Billig M. Banal Nationalism. London, 1995.
6. Castells M. The Power of Identity, vol. II of The
Information Age: Economy, Society and Culture. Oxford, 1997. P. 6.
7. Morley D. Home Territories: Media, Mobility and Identity. London, 2000. P. 43.
8. Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, 1990.
9. Appadurai A. Disjuncture and Difference in the
Global Cultural Economy // Global Culture. Ed. by
M. Featherstone. London, 1990. P. 301.
10. See: Tomlinson J. Globalization and Culture. Cambridge, 1999.
11. Kaldor M. New and Old Wars. Cambridge, 1999. P. 76.
