CC BY
16
Философия. Культурология
222 Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского . Серия Социальные науки, 2007, № 3 (8), с. 222-
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ КАК КОНЦЕПТ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
© 2007 г. А.А. Тарасов
Волго-Вятская академия госслужбы alantar@bk.ru
Поступила в редакцию 07.06.2007
За кажущейся фрагментарностью современных тенденций и явлений скрывается единство нашей эпохи, фундаментальность и беспрецедентность которой лишь скрывает глобализм с его поверхностной трактовкой глобализации. С социально-философской точки зрения глобализация предстает как некий третий вектор в противостоянии методологического индивидуализма и методологического коллективизма. Петля общественной истории сделала глубокий изгиб, и «реализм» перешагнул через «номинализм», вернувшись в форме «гиперуниверсализма» открытого гражданского общества, в котором господствуют технологические отношения. Перед нами предельная форма «общественного реализма» - псевдореализм, «социальный концептуализм». Вместо целенаправленного процесса, обладающего идеальным развитием, перед нами -порождающие модели, концепты и прототипы. Гиперуниверсальность. Самозамкнутость и самозамыкание. В этом и единство современности.
Современная эпоха ассоциируется в обыденном сознании с расцветом плюрализма, фрагментарности и осколочности. Везде куски и нагромождения бессвязных явлений и образов. Важную роль в формировании такого рода представлений играет доминирующая в наше время идеология постмодернизма. Повсюду этот способ философствования сеет зерна деконструкции привычных оснований и ориентиров человеческого и общественного бытия, зерна детерриториализации и децентрации. В этой своей ипостаси постмодернизм воспринимается как отражение массового сознания или как фактор его формирования. Массовая философия. Но как таковая она отражает лишь то, что лежит на поверхности. Это относится в том числе к «обыденной» фрагментарности современного мира. Однако данная точка зрения представляется несколько вульгарной, поскольку в своей сущности, внутренне нынешняя эпоха является необычайно
целостной. Эта целостность заключается в пугающей фатальности постсовременности, которую не могут скрыть никакие попытки дезавуирования и теоретического обмана.
В этой неизбежности заключается цельность и единство судьбы всех людей на планете Земля, и для кого-то неожиданно, а для кого-то предсказуемо, и даже преднамеренно,
постмодернистский хаос фрагментарных осколков смыслов и логических схем обретает несколько примитивную упорядоченность, навязывающую себя всем остальным современным сообществам под именем глобализации. Но это еще не сама
глобализация, но лишь глобализм. С точки
зрения содержания в глобализме выражается победа западной, в особенности американской культуры над всеми остальными, а вовсе не формирование сплава этносов, культур и политических институтов с заимствованием в каждом лучшего и включением его в общую целостность.
Вслед за глобализмом глобализация всегда слишком соблазнительно предстает как поверхностный процесс. Это касается любой сферы общества, будь то экономика, политика или любая другая. Действительно, при первом взгляде на глобализацию она предстает как усиление взаимосвязей между людьми разных стран, этносов и культур, ведущее к формированию из населения земного шара единого человечества. В качестве примеров приводят технологии, коммуникационно связывающие людей по всему миру, деятельность транснациональных корпораций, на которые работают люди всех стран и национальностей, вездесущая реклама которых преследует человека любой расы на любом континенте. Везде то же самое едят, надевают, пьют, поют, везде Диснейленд и Макдоналдс.
Однако масштабность и сила того процесса, который обозначается термином «глобализация», как раз и заключается в его способности приводить к поверхности все, к чему он имеет хоть какое-нибудь отношение. При этом остается непонятным: либо а) глобализация вызывает «опустошение» и десубстанциализацию социальных отношений, либо б) вещи действительно «изгладились» и дискурс
глобализации лишь описывает и отображает это. Но истина как всегда посередине, и приведенные нами варианты решения вышеобозначенной
дилеммы есть всего-навсего две стороны одного и того же процесса.
Но попытаемся лучше разобраться в данном вопросе и для этого вспомним, что в социологии еще с конца XIX века, с зарождения этой науки, сосуществуют две тенденции, сравнимые с реализмом и номинализмом в средневековой философии. Согласно одной из них, представленной теориями Э. Дюркгейма, К. Маркса, «индивид возникает из общества, а не общество из индивидов» [1, с. 320], то есть общество существует как первичная инстанция целого, через которую осуществляются, которой санкционируются любые
индивидуальные представления и поступки его членов. Это «социальный реализм», «универсализм», «методологический
коллективизм». Согласно второй тенденции, основоположником которой может считаться М. Вебер, «ни общество в целом, ни те или иные формы коллективности не должны рассматриваться в качестве субъектов действия; таковыми могут быть только отдельные индивиды» [2, с. 13]. Это «социальный
номинализм», «сингуляризм»,
«методологический индивидуализм». Таким образом, средневековый вопрос о бытии общих понятий (универсалий) конкретизируется здесь в форме вопроса о бытии социума: является ли общество реальным субъектом исторического действия или же только условным исследовательским конструктом?
В 60-е годы XX столетия эта абстрактнонаучная проблема получила новое звучание в идеологии «новых левых». Вот как, например, Г. Маркузе обрисовывает полное господство над сознанием современного человека социальной инстанции, не допускающее никакого критического, диалектического преодоления: «Возникает модель одномерного мышления и поведения, в которой идеи, побуждения и цели, трансцендирующие по своему содержанию утвердившийся универсум дискурса и поступка, либо отторгаются, либо приводятся в соответствие с терминами этого универсума, вписываются в рациональность данной системы и ее количественных измерений» [3, с. 31].
Глобализм есть выражение того, что в обществе победил «универсализм», а вместе с ним и Э. Дюркгейм, и К. Маркс. Они оказались правы, но не напрямую. Петля общественной истории сделала глубокий изгиб, когда «реализм» перешагнул через «номинализм» и вернулся в форме «гиперуниверсализма» открытого гражданского общества, все члены
которого - разумные эгоисты, а главный механизм их взаимосвязи - эквивалентный обмен услугами. Индивиды атомизируются настолько, что превращаются в своей совокупности в безликую и инертную массу, когда между ними нет никакого различия, но лишь «различание». Единственное, что их объединяет, - технологии. Это уже предельное и беспрецедентное состояние общества (как правило, оно обозначается термином «цивилизация» в отличие от «культуры», обозначающей традиционное общество), когда все вопросы решаются технологически (социо-и психотехника, сексуальные технологии, техника общения и т.п.). Такое общество лучше называть Техносом. Глобализм - это универсальный технологизм.
В условиях, когда «реализм», вернее, псевдореализм социальных симулякров становится фактором тоталитарного господства, для критически настроенных социологов, каким был, например, Ж. Бодрийяр, неизбежным оказывается воинствующий «номинализм». Реализм же трансформируется, как мы отметили выше, в псевдореализм, или условно обозначим эту промежуточную точку зрения как «социальный концептуализм».
Современность поставила нас перед лицом проблемы: ни этнический, ни политический, ни экономический, ни какой другой дискурсы классиков, как кажется, уже не пригодны для
описания положения вещей в
глобализирующемся мире. Это происходит вовсе не потому, что глобализация не касается экономики, политики и морали. Просто классическое рассмотрение этих форм
социального апеллирует к
субстанционалистскому восприятию, для которого глобализация предстает своеобразным «слепым пятном».
В постмодернистской философии глобализация обретается на уровне чистых акциденций, форм-без-содержания или пустых оболочек. За одной такой формой или
оболочкой следует не некая сущность, но лишь другая такая оболочка - форма, которая, в свою очередь, не соотносится более ни с чем, кроме еще одной оболочки-формы. Именно эта бесконечная череда оболочек-форм и составляет онтологию глобализирующегося мира, указывая нам на то, что глобализирующийся мир - это мир виртуализирующийся. Или, как сказал бы Ж. Бодрийяр, - мир, в котором господствует порядок симулякров. «В конце концов мир возгоняется сначала в знаки (чего-то), а потом в
ничего не означающие «пустые знаки», «не-знаки» [4, с. 26].
Часто постмодерн называют лабораторным состоянием современной культуры. Этим хотят подчеркнуть незавершенность и
фрагментарность происходящего, его неактуализированность, непроявленность,
виртуальное состояние. Но интуитивно здесь схватывается, как кажется, идея лабораторного состояния мира в целом. Мир - это уже не просто мастерская, но лаборатория, или полигон, на котором различные, в том числе подпольные, лаборатории проводят
эксперименты, реализуют разработанные модели, воплощают концепты.
В свете этого глобализация представляет собой нормативно-теоретическую парадигму со своей логикой, которая при своей реализации вырабатывает и «выбрасывает» в мир модели новой рациональности. При этом она проникает в самые глубины социальных структур, превращая их в носителей «новых» смыслов, подменяя их ценности и цели своими. Новые глобальные реалии радикально видоизменяют даже наиболее консервативные и устойчивые структуры социального сознания и поведения, такие как традиции, обычаи, привычки и пр. По своему характеру это напоминает механизм развертывания вирусных процессов. Тем более что отказ от «старого» идет быстро, решительно, зримо. Причем всякое «новое» обладает, по мнению его сторонников, заведомым преимуществом, поскольку оно «глобальное». Все «новое» изначально проектируется как «глобальное», а все «глобальное» концептуализируется как «новое» и «прогрессивное». Из этого в принципе следует, что «глобальное» приобретает статус высшей нормативной ценности. Оно становится гиперуниверсальным. А его механизмом становятся социальные технологии.
Действительно, ныне прогресс существует лишь в области техник и технологий, к которым, собственно, все общество в целом постепенно и сводится. Бодрийяр определяет прогресс как необратимую тенденцию, которая ведет к тому, чтобы лишить человеческое тело и разум, как индивидуальный, так и общественный, если таковой существует, их защитных свойств, дабы переместить их в технически-технологическую область
искусственного существования. Точно так же, как, будучи лишенным страстей и болезней, человек неизбежно становится уязвимым для психологии, терапии и медицины, человек и общество становятся уязвимыми для науки и
социальных технологий, будучи лишены культуры, выступающей в качестве иммунной системы человечества. Социальная система, как и биологическое тело, теряет свою естественную защиту по мере ее подделки и замены.
Для «социального концептуализма»
общество представляет собой «черный ящик», который управляется отныне программной матрицей. Общество - это и есть в его логике матрица, или код, который нам недоступен. Мы, люди, лишь «читаем» его, мы -звукоснимающие устройства и ретрансляторы, медиаторы и акторы. А настоящее - оно -общество, «свое чужое», холодное и
технологичное.
Кодированные сходства и несходства - так выглядит кибернетизированный общественный обмен. Код и информация - вот отныне основа единства и структурности мира, общества и культуры. Информационного общества. Как информация предстает в виде повтора информации или же как информация иного типа, так и общественные технологии выступают продолжением других технологий (и не только общественных), их развитием и признаком прогресса. Общество в целом ассоциируется отныне как особого рода контроль, признающийся универсальным свойством нашего мира. Гиперуниверсальность. Самозамкнутость и самозамыкание. В этом и единство.
Бодрийяр называет современные
общественные отношения кибернетическим неокапитализмом, ориентированным на абсолютный контроль. В качестве объекта критики для французского философа выступает завороженность биологическими и
биохимическими явлениями, существующая в социологической науке еще с первых ее шагов, начиная с органицизма (биосоциологизма) Г. Спенсера, и вновь доминирующая в современных концепциях с наступлением эры генетики и молекулярной биологии. Далее он пишет: «Здесь перед нами вновь бредовая иллюзия восстановления единства мира, подведенного под один принцип... Ведь программа, которая здесь имеется в виду, не имеет отношения к генетике, это программа социально-историческая. В биохимии гипостазируется идеал общественного строя, управляемого чем-то вроде генетического кода или макромолекулярного исчисления, чьими операциональными контурами пронизано все тело общества» [5, с. 129].
Тенденция к субстанциализации науки, техники и технологии отражается в отмеченных нами методологических спорах сторонников методологического индивидуализма и методологического коллективизма.
Превалирует установка на то, что в познании и практической деятельности надо исходить из целого, а не из элементов, из общего, а не из индивида. Начиная с самонадеянного рационализма и Просвещения, замкнутая система рациональной дедукции связана с утопией. Так что, пожалуй, Ж. Бодрийяр скорее всего прав. «Человека заставляют жить в блаженстве, выстроенном из геометрических идиллий, регламентированных восторгов, тысячи омерзительных чудес, которое может представить зрелище совершенного мира, мира готовых конструкций» [5, с. 153].
«Социальный концептуализм» неразрывно связан с технокибернетикой, которая обретает в нем свою «естественную философию». Диалектической эволюции больше нет, а жизнь регламентируется телеономическим принципом: цель не полагается в итоге (итога вообще нет, как нет и причинной обусловленности), а наличествует изначально зафиксированная в коде. Перед нами предельная форма «общественного реализма» - псевдореализм, «социальный концептуализм». Практически исторически он означает замену социального контроля через ценность (для традиционного общества) и цель (для нетрадиционного общества) социальным контролем через предвидение, преформирование, симуляцию, опережающее программирование, не детерминированную, а регулируемую кодом мутацию. Вместо целенаправленного процесса, обладающего идеальным развитием, перед нами - порождающие модели, концепты и прототипы.
Нельзя не согласиться с К. Мангеймом, когда он утверждает, что нет ничего более потустороннего, чем рациональная замкнутая система, нет ничего, что при известных обстоятельствах таило бы в себе такую иррациональную мощь, как строго ограниченные своими рамками умозрительные технологические построения [6, с. 13]. Слиться воедино, стать единым глобальным целым, разве это не было одним из главных мечтаний человечества? Это не просто утопия, но королева всех социальных утопий! Не дай Бог, если она осуществится.
1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М.: Прогресс-Универс, 1993.
2. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.
3. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: Изд-во АСТ, 2003.
4. Кутырев В.А. Философия постмодернизма.
Н. Новгород: Изд-во Нижегородского
госуниверситета, 2005.
5. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, КДУ, 2006.
Список литературы
The article shows homogeneity of modernity, hidden behind seeming and simulating fragmentation of our lives. Ideology of globalism with its surface point of view just covers that homogeneity from realizing. Social philosophy provides a useful starting point when it describes globalization as a third line in the opposition of methodological individualism and methodological collectivism. During the contemporaneity social history exposed to reversion: «social realism» strode through «social nominalism» and got back in form of «hyper universalism» of open civil society with dominating and all-closed technological social relations. This is pseudo realism, «social conceptualism». Here are originative models, concepts and prototypes in our world. This is hyper universalism. This is self-reserving and selfshorting. This is the basis of modern homogeneity.
6. MaHrenM K. Hgeonorna u yronnfl. M.: Teppa, 1997.
