CC BY
267
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2013. № 4
М.А. Марусенко,
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой романской филологии Санкт-Петербургского государственного университета;
e-mail: mamikhail@yandex.ru
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЯЗЫКИ1
В статье рассматриваются языковые аспекты глобализации и её влияние на статус и функционирование национальных языков, даётся анализ языковой политики европейских государств в новой социолингвистической ситуации, а также распространения английского языка в условиях интернационализации научных исследований, профессиональной жизни и потребления.
Ключевые слова: глобализация, политкорректный дискурс, смерть языка, возрождение языка, билингвизм, мультилингвизм, смена языка, языковая политика, интернационализация знаний.
Mikhail A. Marusenko, Dr. Sc. (Philology), Professor, Head of Department of Romance Philology, St.-Petersburg State University, Russia; e-mail: mamikhail@yandex.ru
Globalization and National Languages
The article is devoted to linguistic aspects of globalization and its influence on the status and functioning of national languages. It provides an analysis of language policies of European states in today's socio-linguistic situation, and investigates further spreading of the English language as a result of internationalization of scientific research, professional life and consumption.
Key words: Globalization, politically correct discourse, death of language, re-birth of language, bilingualism, multilingualism, language shift, language policy, knowledge internationalization.
Мировая система языков в эпоху глобализации подвергается существенным изменениям, которые, несомненно, должны определять планирование, формы и содержание подготовки переводчиков.
Термин глобализация (здесь и далее курсив мой. — М.М.) обозначает два понятия, которые часто смешиваются друг с другом. Первое — действительная глобализация — «есть осуществляющийся в реальности процесс навязывания всем странам и государствам мира западного экономического, политического, культурного, технологического и информационного кода» [Дугин, 2007]. Эта глобализация осуществляется странами, в которых проживает золотой миллиард, направлена на укрепление их господства и представляет собой форму нового колониализма. Народы и государства утрачивают при этом свой суверенитет и либо встраиваются в глобальную
1 Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 13-04-00210.
мировую систему, либо становятся отверженными, странами-париями, осью зла.
Во Франции параллельно с термином globalisation употребляется термин mondialisation, за которым французы без особого успеха пытаются закрепить значение, меньшее по объёму, чем у глобализации: «глобализация в области культуры». Оба термина являются неологизмами: в девятом издании "Dictionnaire de l'Académie française" появились статьи mondialiser — étendre à l'ensemble du monde и mondialisation — le fait de se répandre dans le monde entier, de concerner toute l'humanité, но отсутствуют статьи globaliser и globalisation. В словаре "Trésor de la langue française" фигурируют оба слова: globalisation — philosophie, psychologie, fait de percevoir, de concevoir quelque chose ou quelqu'un comme un tout и mondialisation — action, fait de donner une dimension mondiale à quelque chose, зафиксированные в 1946 г. и в 1964 г соответственно, но они входят в структуру статей, посвящённых глаголам.
Хотя эти термины являются неологизмами, понятия, которые они обозначают, и сами связи между разными континентами нашей планеты отнюдь не новы. Торговый обмен в мире существует с тех пор, когда появились города и государства; вспомним Римскую империю, Средиземноморье в XVI в., Ганзейский союз и т.п. Одним из непризнанных агентов глобализации в XIV и XV вв. была китайская династия Мин, огромные флоты которой бороздили весь Индийский океан, доходя до южной оконечности Африки. Историки писали об этом задолго до того, как глобализацией стали интересоваться общественное мнение и СМИ: Ф. Бродель в 1960-е гг. сформулировал понятие мировой экономики (économie-monde) [Braudel, 1967].
Второе понятие — потенциальная глобализация — чисто теоретический проект, поддерживаемый гуманитарными кругами развитых стран. Она предполагает развитие диалога культур и цивилизаций после разрушения прежней двуполярной модели, причём она предполагает не навязывание Западом своей ценностной модели всем остальным странам, а интенсивный обмен опытом и диалог разных субъектов.
Гуманитарная глобализация подразумевает многообразие социально-экономических систем, требует ядерного разоружения всех стран, включая США, допускает возможность создания нескольких ядерных полюсов и может быть названа многополярной, в отличие от первой — однополярной. Многополярная глобализация представляет собой чисто теоретический проект гуманитарной интеллигенции и подается как альтернатива действительной глобализации [Дугин, 2007].
Процессы, которые обычно ассоциируются с глобализацией, оказывают самое прямое влияние на использование, владение и сохранение языков. Прямо или косвенно глобализация подвергает многие языки опасности исчезновения из-за увеличивающегося влияния главных международных языков и внедрения новых технологий. Международные языки регулярно вытесняют региональные и миноритарные языки, в первую очередь из сферы образования и труда.
Политкорректный дискурс в отношении языков концентрируется на двух вопросах: первый расписывает преимущества языкового разнообразия и второй оплакивает смерть языков. Однако с точки зрения здравого смысла гибель любого языка, также как и гибель любой культуры, запрограммированы во времени. Тот же здравый смысл говорит о том, что в повседневной жизни языковое разнообразие скорее представляет собой дорогостоящую и труднопреодолимую помеху, чем показатель богатства и гармонии. Стоит напомнить, что в мифе о Вавилонской башне увеличение количества языков было наказанием человечества, а не наградой.
Европейские государства осознали неотложность этой проблемы под давлением двух очевидных факторов: во-первых, стоимость мирового рынка образовательных услуг составляет более 150 млрд евро, во-вторых, США привлекают больше иностранных студентов, чем все европейские государства, вместе взятые (около 1 млн). Страны, принимающие на обучение иностранных студентов, имеют возможность оставлять у себя некоторых из них, как правило, лучших; в то же время, «страны-экспортеры» несут тяжелые потери из-за утечки мозгов.
Европейский союз уже в 2004 г. понял необходимость выйти в вопросе академической мобильности за географические рамки Европы и открыл программу Erasmus для студентов из неевропейских стран. Когда Франция, например, по инициативе министра национального образования К. Аллегра попыталась в 2006 г. сформировать политику, направленную на привлечение лучших студентов из франкоязычных африканских стран (Закон об избирательной иммиграции), оказалось, что они уже учатся в американских, канадских, австралийских или южно-африканских университетах2.
В подавляющем большинстве европейских документов об академической мобильности языковой вопрос обходят молчанием. В Пражском коммюнике, принятом в 2001 г. и посвящённом развитию мобильности, языковая проблема также не упоминается, хотя языковое разнообразие является главным препятствием на
2 Франция занимает третье место в мире по численности иностранных студентов, далеко отставая от США и Великобритании.
пути к этой мобильности, существующие системы образования не способствуют её решению. Распространение программы Erasmus на весь мир свидетельствовало только о желании ЕС позиционировать себя на мировом рынке образовательных услуг и не дало никаких практических результатов.
Во Франции создание агентства Edufrance, призванного обеспечить эффективный университетский и научный маркетинг, позволило изучить происхождение, структуру и предпочтения иностранных студентов. Исходной политической целью было явное желание уменьшить численность африканских студентов, которые традиционно составляли большинство иностранных студентов во Франции, и увеличить численность студентов из богатых стран или из стран с развивающимися экономиками. Однако большинство этих студентов составляют девушки (американки, японки и т.д.), приехавшие во Францию изучать филологические дисциплины, мотивация которых очень отличается от мотивации студентов-химиков или математиков [Chaudenson, 2006].
При оценке реальной эффективности обучения студентов, участвующих в европейских программах мобильности, доминирует желание игнорировать или скрывать последствия языкового разнообразия. В качестве положительного результата приводится увеличение количества иностранных студентов, но оценка эффективности этих программ производится только по результатам их обучения в направляющем университете. Опыт французских университетов показывает, что иностранных иноязычных студентов практически невозможно оценивать по тем же критериям, которые применяются для французских студентов. Большинство иностранных студентов имеют языковые компетенции, не позволяющие им слушать лекции, не говоря уж о том, чтобы выполнять письменные экзаменационные задания.
В значительной степени такая ситуация сложилась из-за отношения органов руководства образованием к национальному языку образования, зафиксированному в Законе об использовании французского языка (1994). В 2002 г. был создан Национальный совет по приёму иностранных студентов, который подготовил документ, содержащий пятьдесят мер для улучшения приёма иностранных студентов [Cohen, 2001]. В этом обширном документе говорится о необходимости смягчить условия приёма кандидатов в отношении французского языка: вместо того, чтобы ставить знание французского языка в качестве предварительного условия приёма, рекомендуется развивать различные формы подготовки до начала или в ходе занятий. В нём содержится также рекомендация о поощрении вузов, вводящих обучение на иностранном языке, в частности на английском, для того чтобы преодолеть языковое препятствие
для привлечения иностранных студентов. Параллельно рекомендуется развивать франкофонию, используя приезд иностранных студентов во Францию для повышения их уровня владения французским языком.
Проблема использования европейских языков в политической и административной сферах также всячески замалчивается по вполне очевидным причинам. Номинально Европейский союз представляет собой уникальный пример поддержки языкового разнообразия и соблюдения равенства языков: официальными и рабочими языками ЕС являются все официальные языки государств-членов. Попытки поставить эту проблему на обсуждение всегда наталкивались на сопротивление, а иногда дело доходило до дипломатических скандалов, как это случилось в 1999 г., когда во время президентства Финляндии в ЕС произошёл конфликт между Финляндией и Германией, которую поддерала Австрия, по вопросу использования немецкого языка в качестве рабочего языка на неформальных заседаниях Совета министров.
Самым кричащим парадоксом в языковом режиме ЕС является место немецкого языка, совершенно не соответствующее ни численности его носителей от рождения (более 90 млн.), ни самому большому числу государств, в которых он является официальным (Германия, Австрия, Бельгия, Люксембург, Италия). Это снижение статуса немецкого языка, являющееся последствием Второй мировой войны, существует не только в ЕС: немецкий не является официальным языком ООН, где он с 1974 г. имеет статус языка документации, причём переводы производятся за счёт самих германоязычных государств; он также не является официальным языком НАТО. Носители немецкого языка все хуже переносят эту ситуацию, принимая во внимание политический и экономический вес Германии и её влияние в Центральной и Восточной Европе. Глобальные позиции немецкого языка более сильны, чем позиции французского языка, и почти достигают уровня английского языка (за исключением Албании, Болгарии, Македонии и Румынии) [Concise Encyclopedia..., 2001].
С другой стороны, глобализация потенциально способствует возрождению языков и восстановлению их использования в обществе благодаря следующим факторам:
— установлению связей между организациями, занимающимися защитой языков под угрозой;
— появлению информационных и коммуникационных средств, позволяющих документирование языков, традиционных знаний и культурных практик;
— наличию независимых источников поддержки языковых сообществ;
— появлению благоприятных возможностей для проявления международной солидарности для возрождения языков, находящихся в опасности.
В результате, под влиянием процессов, связанных с глобализацией, создалась новая социолингвистическая ситуация, по крайней мере, в наиболее экономически и технологически развитых странах. Эта ситуация должна изучаться и анализироваться, для того чтобы человечество могло контролировать её последствия и прогнозировать её развитие.
Языковые последствия этих процессов вызываются к жизни стремительным ростом транснационализации экономики и развитием информационно-коммуникационных технологий (ИКТ). Расширение границ традиционных рынков породило потребность в изучении новых иностранных языков, необходимых для переговоров с новыми поставщиками сырья и потенциальными покупателями. Национальные фирмы поглощаются транснациональными корпорациями и переносят производство на новые территории, где их персонал (высококвалифицированные рабочие, средний и высший менеджмент) должен повседневно пользоваться языками, на которых они не говорили в своей традиционной среде. Таким образом, экономические факторы влекут за собой изменения в языковых компетенциях, необходимых для трудовой деятельности, а далее «рабочие языки» начинают оказывать сильное влияние на стабильность или забвение языков, которыми пользуются различные группы людей.
Развитие ИКТ, прежде всего Интернета, открыло доступ к веб-контенту и контактам с людьми, удалёнными на тысячи километров и говорящими на языках, использующих совершенно другие коды. Спутниковое радио и телевидение позволяет принимать передачи на языках, которые люди обычно не используют в своих традиционных сообществах.
Эти изменения вызывают перемены в политической организации общества, особенно на континентальном уровне. В Европе процесс финансовой, политической и культурной интеграции зашел так далеко, что возник целый ряд проблем в обеспечении свободной коммуникации между большими группами людей, говорящих на разных языках.
Традиционные сферы коммуникации между людьми также переживают значительный рост, хотя до последнего времени они могли сохранять свой исторический статус и поддерживать на индивидуальном и социальном уровнях определённый функциональный монолингвизм.
Однако развитие экономических и технологических контактов между людьми способствует появлению нового важного явления —
массового билингвизма и функционального мультилингвизма. Их развитие — это ответ на языковой спрос в новой социолингвистической ситуации и на то, что всё большее количество людей обладает множественными языковыми компетенциями. Новым параметром этого процесса является то, что знание более чем одного языка или их использование для общения с разными партнерами и в разных функциях стало повседневной практикой членов больших языковых сообществ внутри их собственных стран [Bastardas, 2002, p. 2].
Расширение языковых контактов и потребность больших групп людей в использовании нескольких языков породили у некоторых их членов ощущение опасности и защитные реакции, ранее свойственные миноритарным группам, не имеющим официального и социального признания. Это ощущение присутствует у социальных групп, не подвергающихся политическому давлению, но находящихся в зависимости от превратностей мировой экономики, технологий и СМИ, ощущающих себя в положении классических миноритарных групп.
Однако в мире отсутствует политическая структура глобального международного уровня, способная обсуждать эту проблему в полном объёме, поэтому каждая организация и индивид решают свои проблемы коммуникации с окружающим миром по-своему. Английский язык, благодаря экономическому и технологическому весу англоязычных стран, а также их политическому доминированию в течение двух последних веков, считается наиболее подходящим для решения настоящих и будущих коммуникативных проблем современного общества.
Экспоненциальный рост использования английского языка, часто не имеющий никаких оснований, кроме снобизма или желания продемонстрировать свою современность, провоцирует поляризацию социальных настроений: с одной стороны, люди протестуют против навязывания изучения и использования этого языка, считающегося «империалистическим языком», а с другой — элиты используют его в повседневной практике и передают своим детям в надежде, что он обеспечит им финансовые и символические преимущества. Это может привести к смене языка (language shift) в определённых привилегированных социальных слоях, которым затем станут подражать более широкие социальные группы.
Однако расширение языковых контактов может обходиться и без английского языка, особенно за пределами западного мира, где параллельно с региональной экономической интеграцией возникают региональные гегемонические языки. Так, в Африке использование суахили вышло за рамки его традиционных границ, в Южной Америке испанский язык уже интерферирует с автохтонными языками, арабский язык также используется в очень широ-
ком географическом ареале, а в Азии китайский язык уверенно занимает место международного языка.
Глобализация сопровождается также миграцией больших групп людей из одного языкового ареала в другой. Последствия таких передвижений могут быть опасными как для языков мигрантов, так и для языков принимающих сообществ. Некоторые социокультурные системы уже до такой степени перегружены, а их равновесие до такой степени неустойчиво, что оно может быть нарушено прибытием новых групп мигрантов. Новые мигранты могут выбрать копирование языковой практики носителей доминирующего мажоритарного языка, а не имитацию языкового кода подавляемой принимающей группы или группы, имеющей статус меньшинства в этой стране. Очевидно, что такое поведение способствует ещё большей миноритаризации данной языковой группы и возникновению межгрупповой напряженности [Ibid., p. 3].
Подобное поведение может быть объяснено с позиций аристотелевой логики, которая основывается на принципе исключения третьего применительно к физическим объектам. Эта точка зрения автоматически распространяется на человеческие отношения и предполагает, что если у государства или группы людей есть один язык, у них не может быть другого. Но на практике это условие выполняется далеко не всегда: люди могут владеть несколькими языками, организовывать их использование по своему усмотрению и формировать разные категории идентичности внутри одного общества.
Англоязычные страны и отдельные англофоны от рождения пользуются этой ситуацией и, в зависимости от социально-экономических условий, многие люди начинают имитировать языковое поведение англофонов, выбирая английский в качестве своего первого языка и передают его своим детям в этом же качестве. В данном случае продукты речевой деятельности на английском языке сразу становятся «международными», в то время как продукты на других языках обречены на ограниченное распространение. Экспорт знаний на английском языке и то, что продукты, созданные на этом языке, составляют значительную долю мирового рынка, даёт огромные экономические преимущества группе англоязычных стран, прежде всего США и Великобритании.
Поэтому государства, терпящие убытки от такого доминирования, и международные организации, стремящиеся к справедливой мировой организации языков на основе разнообразия и субсиди-арности, должны строить свою работу в рамках новой этики, основанной на экологическом подходе к социолингвистическим ситуациям, учитывающем все факторы, определяющие нынешнюю ситуацию и ее возможную эволюцию [Ibid., p. 10—11].
Движения языков пока что носят загадочный характер и могут лишь апостериорно описываться исторической лингвистикой, но существует искушение попытаться объяснить настоящее и заглянуть в будущее. Неясно, применима ли к языкам концепция устойчивого развития, сформулированная американцами? Существуют ли законы, которые управляют движением языков в мире? Ответ на эти вопросы может быть найден при решении трех проблем: проблемы языка как инструмента власти, проблемы эффективности языка и проблемы распространения языка [Broglie, 2005].
Из истории известен один общий закон: развитие языка зависит от политической, демографической, военной и экономической мощи народа, который говорит на нём.
Участь великих языков связана с участью империй. Так, латынь победила этрусский и заменила греческий в то время, когда власть Рима распространилась за пределы латинского мира. И наоборот, латынь ослабевала по мере упадка Римской империи, породив неолатинские (романские) языки и, в конце концов, перешла в разряд мёртвых языков.
Несколько веков спустя, преодолев жесткую конкуренцию с испанским и итальянским языками, французский утвердился как главный европейский язык. Как раз тогда Франция стала самым населенным, самым централизованным, самым богатым и самым авторитетным государством, имеющим самую мощную армию и военный флот.
Именно как инструмент прославления королевского величия в XVII в. формировался классический французский язык. Основание Французской академии явилось итогом работы французских писателей, грамматистов и юристов по укреплению королевской власти.
За пределами европейского континента распространению европейских языков способствовала колонизация. Английский язык получил большее распространение, чем французский, потому что английские колонии по всему миру превращались в Новые Англии, тогда как Новая Франция в Северной Америке в XVIII в. была стерта с лица земли [Марусенко, 2007]. В XIX в. Франция создала вторую колониальную империю, которая поддерживала ее языковое присутствие в разных частях света, как это происходило с английским, испанским и португальским языками, в отличие от немецкого, итальянского и японского.
Нынешнее положение языков в мировой системе еще в большей степени определяется отношениями силы.
Одна супердержава доминирует в мире во всех отношениях: как в военном, так и в экономическом, финансовом и дипломатическом. Один язык занимает доминирующие позиции в междуна-
родных отношениях, в транспортных перевозках, в военных организациях, в международных финансах, рекламе и т.д. Этот язык несёт с собой свои идеалы, своих героев, свое мировоззрение, свой образ жизни, одним словом то, что называется неоколониализмом.
Доминирование одного языка является результатом политической воли. Оно никогда не устанавливается ни само по себе, ни в силу его особых достоинств. Все мировые державы имеют свою языковую политику, причём те, которые проводят её наиболее скрытно, ведут её наиболее решительным образом. Самым ярким примером сознательной языковой политики являются США, которые проводят её через органы федеральной власти, правительственные агентства, частные фонды, университеты и большой бизнес, который всегда связан с правительством.
История глобального распространения английского языка проходит через ключевые даты: основание Джеймстоуновской колонии, первого постоянного английского поселения в Северной Ам ерике в 1607 г., победа генерала Роберта Клайва в битве при Плейси в Бенгале в 1757 г., положившая начало господству британской ост-индской компании, создание первой исправительной колонии в Австралии в 1788 г., основание британского сеттльмента в Сингапуре в 1819 г. и «коронной» колонии в Гонконге в 1842 г., формальное начало британского правления в Нигерии в 1861 г., организация радиостанции BBC в 1922 г. и ООН в 1945 г., запуск компанией AT&T первого коммерческого спутника связи в 1962 г. К этому перечню необходимо ещё добавить несколько волн англомании, прокатившихся по Европе в XVIII в. [Hitchings, 2011, p. 57].
Средствами пропаганды, давления и обольщения, которые использует языковой империализм, являются современные ИКТ и СМИ. Идея о lingua franca, который навязывает своё универсальное использование ради блага и прогресса человечества, унаследована от Римской империи, и она хорошо укоренилась в умах как покорителей, так и покорённых.
Однако экономические законы имеют разные последствия для языков. Так, научные исследования и высокие технологии способствуют использованию единого языка. Однако в организации производства, в управлении человеческими ресурсами он используется гораздо меньше. Совсем по-другому обстоит дело в международной торговле: благодаря языковому разнообразию транснациональные корпорации расширяют рынки сбыта своих товаров, делая из него не препятствие, но дополнительный козырь, который позволяет им производить локализацию продукции и торговых сетей применительно к разным рынкам, чего не в состоянии делать предприятия меньшего размера.
США уделяют огромное влияние индустрии языка, опираясь на обширный рынок продукции на английском языке и на динамизм своих предприятий, всегда имеющих государственную поддержку. Они вкладывают деньги в разработку многочисленных приложений не только на английском языке, но и на многих других языках, которые позволяют им захватывать чужие рынки. По необходимости в этом процессе им помогают азиатские гиганты: Япония, Корея и Китай, которые не имеют прямого доступа к мировым языковым ресурсам из-за особенностей своих языков [Broglie, 2005].
Хотя глобализация сама по себе не новое явление, именно в наше время, благодаря коммуникационным технологиям, она приобрела особый размах. Как справедливо заметил Ж.-М. Клин-кенберг: «Этот процесс привёл к тому, что теперь все производители и потребители товаров находятся в прямом контакте друг с другом, как если бы они находились в одном торговом центре или на одном рынке на одной площади. Такая ситуация стимулирует конкуренцию..., но она также обостряет языковую конкуренцию, потому что умножая контакты с экономическими субъектами, параллельно умножают контакты между их языками» [КЛпкепЪещ, 2001, р. 85-86].
В XXI в. мир все более идентифицируется с гигантским рынком, развитие которого ведёт к появлению новой фазы мировой экономической экспансии: разработка, производство, сбыт и услуги крупных предприятий охватывают всю планету. Глобализация бизнеса создаёт потребность в людях, способных решать проблемы сбыта на местных рынках. Это дало основание П. Бурдье считать язык товаром и элементом человеческого капитала [ВоигШеи, 1998]. Именно этими понятиями руководствуются учащиеся, выбирая для изучения иностранный язык с максимальной экономической ценностью. Таким образом, на рынке символических товаров каждый язык имеет свою относительную стоимость, потому что рынок признает разную стоимость за стандартными и местными языками, а также за одним и тем же языком при переходе с одного рынка на другой. Однако глобализация несёт в себе опасность появления монокультуры, угрожающей экосистемам и разрушительной для национальных идентичностей.
В течение четырёх веков (с XVII в. по первую половину XX в.) глобализация определялась экспансией европейских государств, в первую очередь, Великобритании, Франции и Испании. Агентами этой глобализации были или сами государства, или контролируемые ими компании. На протяжении двух или трех веков глобализация развивалась благодаря торговле пряностями, контролируемой мамелюками-черкесами в Египте, которые получали основной доход от налогов за транзит пряностей, и Венецианской республи-
кой, имевшей практически монополию на торговлю ими в Европе. Именно по этой причине Португалия и Генуэзская республика были вынуждены искать другой путь в Индию, огибая Африку с Юга или направляясь на Запад.
В 1980-е гг. характер и интенсивность глобализации изменились: обмен резко увеличился в объёме и стал затрагивать не только товары, но и культурные символы, интеллектуальную жизнь и судьбы простых людей: никогда в мировой истории не было таких интенсивных миграционных потоков. Основными агентами глобализации сегодня являются не государства, а промышленные и финансовые транснациональные корпорации, частные интересы которых стали определять пути развития человечества [Rambaldi, 2011].
С экономической точки зрения такая глобализация подразумевает повсеместное внедрение либеральной модели экономики, радикального монетаризма и финансизма. С политической точки зрения она утверждает необходимость либерально-демократического устройства, главенство идеологии прав человека, развитие гражданского общества и т.д. В стратегическом отношении такая глобализация подразумевает прямой контроль США и их союзников (страны НАТО) над всей планетой. Целью этого процесса является переход от системы суверенных государств к единому мировому государству во главе с мировым правительством, т.е. современный Запад, один из полюсов прежней двуполярной системы, одержавший победу в холодной войне, сохраняет за собой положение главной мировой силы.
Еще в 1997 г. М. Олбрайт, государственный секретарь при президенте Б. Клинтоне, заявила: «Одна из главных целей нашего правительства — обеспечить, чтобы экономические интересы США могли быть распространены на весь мир». М. Тэтчер, выступая в США, сказала: «В XXI в. доминирующая власть принадлежит Америке, доминирующим языком является английский, доминирующая экономическая модель — англосаксонский капитализм». Д. Роткопф, генеральный директор консультативной фирмы Kissinger Associates, в опубликованной в 1997 г. книге "Praise of Cultural Imperialism" высказался еще более прямо: «Экономический и политический интерес Соединенных Штатов заключается в том, чтобы следить за тем, что если мир примет единый язык, этим языком был бы английский; если он примет единые стандарты в области телекоммуникаций, надежности и качества, чтобы эти стандарты были американскими; если разные части мира будут объединены при помощи радио, телевидения и музыки, чтобы эти программы были американскими; если он выработает единые ценности, чтобы американцы могли узнавать в них себя» [цит. по: ASLM, 2007].
В этой борьбе языку отводится заметная роль: навязать свой язык — значит навязать свое видение мира.
В эпоху глобализации в языковой политике доминируют три основных философских принципа.
Первым является философия ассимиляции. Так, в США осуществляется политика ассимиляции людей, приехавших в качестве иммигрантов и говоривших на своих родных языках, но быстро изучающих английский и ассимилирующихся в англоязычную культуру, даже если они сохраняют некоторые обычаи своих народов. До последнего времени ассимиляционный подход являлся главным принципом языковой политики в США и Германии [Ма-русенко, 2013, с. 46-62].
Вторым является философия плюрализма или билингвизма. Примером плюралистского подхода является, прежде всего, Канада, особенно Квебек, где официальными языками являются английский и французский.
Третьим является философия конфедерации. Наиболее типичным примером является языковая политика Швейцарии, где имеются четко выделяемые языковые регионы: так, в Лугано говорят по-итальянски, в Лозанне и Женеве — по-французски, в Цюрихе — по-немецки.
В реальной жизни редко можно провести чёткую границу между этими тремя философиями, и, за исключением ассимиляционного подхода, каждая из них совмещает элементы плюрализма и конфедерации.
Сегодня больше половины человечества говорит всего на 11 языках из более чем 7000 живых языков3: мандаринском китайском, английском, испанском, хинди, французском, бенгальском, португальском, русском, немецком, японском и арабском. В период с XV в. на земном шаре исчезли от 4000 до 9000 языков, а, по подсчетам некоторых лингвистов, к началу XXII в. на Земле останется только 10% от числа оставшихся языков [БеШитеаи, 2011].
Языковые последствия глобализации обычно исследовались с точки зрения коммуникативных потребностей, порождаемых многообразными процессами интернационализации. У этой точки зрения есть существенный недостаток — отношение к языкам как к барьерам, мешающим глобальной торговле. Соответственно главной задачей считался поиск путей преодоления этих барьеров.
Однако языки — это не просто инструмент для обеспечения коммуникации, они имеют социальные функции и обеспечивают равновесие в тех сообществах, которые говорят на них или используют их.
3 17-е издание онлайнового справочника Ethnologue (http://www.ethnologue. com/), доступ к которому открыт 31 марта 2013 г., насчитывает 7105 живых языков.
Глобализация оказывает отрицательное влияние на социальные функции языков, причем наибольший урон наносится национальным языкам. Особо подверженными опасности оказываются три сферы использования языков: производство и распространение знаний, производственная деятельность, повседневное общение.
Национальные языки и интернационализация знаний
Языковая ситуация в сфере научных исследований и возникающие в связи с этим политические проблемы уже достаточно полно описаны [Марусенко, 2011, с. 371—386]. Однако проблемы использования языков в науке усугубляются под влиянием глобализации и стремятся распространиться не только на все виды языковых практик научных кругов, но и на распространение знаний в обществе.
Основная проблема заключается в том, что под давлением мощи американской науки и экономики происходит интернационализация (эвфемизм, используемый вместо более точного термина — американизация) большинства научных дисциплин. Эта интернационализация длится уже несколько десятилетий и опирается на американскую гегемонию во всех аспектах обработки научной информации: издании, хранении и распространении, к которым частично подключены, например в сфере издательской деятельности, другие англоязычные страны.
Так, из примерно 100 000 научных периодических изданий, публикуемых в мире, 50% издаются на английском языке. Ядро самых авторитетных научных журналов, включающее около 4000 изданий, более чем на 80% контролируется американскими и английскими издательствами, а те журналы, которые еще остаются независимыми, сами стремятся попасть под их контроль. Все они почти полностью издаются на английском языке. В немногих независимых изданиях статьи на английском языке занимают все больше места. Для примера, в 1988 г. публикации на французском языке составляли 7% от мирового объёма научной продукции и 5% её ядра [Gonfland, 1990].
В научных журналах, входящих в это ядро, публикуется лишь небольшая часть научной продукции, создаваемой в мире, но именно эти публикации цитируются чаще всего. Именно эти журналы, прежде всего, индексируются в банках данных, создаваемых для сбора и хранения научной информации. Самое большое количество наиболее авторитетных банков данных, например, Science Citation Index (SCI), поддерживаемый Институтом научной информации в Филадельфии, также находится в США. Более 90% информации, содержащейся в американских банках научных дан-
ных, извлекается из статей, написанных на английском языке и опубликованных в англоязычных журналах [Truchot, 1996].
В банках данных, создаваемых в Европе, ссылки на работы, опубликованные на английском языке, также составляют большинство, а доля других языков немногим больше, чем в США. Так, французская база по точным наукам PASCAL, созданная в Национальном центре научных исследований CNRS, содержит 81% ссылок на статьи на английском языке. В период с 1978 по 1988 г. доля ссылок на французском языке уменьшилась с 12 до 8%, на немецком — с 8,5 до 4%, на русском — с 12 до 4,5%. В то же время число ссылок на английском языке увеличилось с 62 до 81%.
Именно поэтому в 1989 г. Пастеровский институт, обнаружив, что только каждая пятая статья, публикуемая в его всемирно известном журнале "Les Annales", реферируется Институтом научной информации, и что он стал обычным региональным изданием, счёл целесообразным не только создать международную редколлегию, но и дать журналу английское название и публиковать статьи на английском языке.
Научно-исследовательская деятельность опирается на три типа языковых практик: публикацию результатов исследований, доступ к информации и общение на конференциях, конгрессах и других массовых мероприятиях.
В сфере публикации результатов интернационализация ведёт к усилению использования английского языка даже в тех случаях, когда американская наука оказывается вовсе не при чём. Дело в том, что большинство национальных научных обществ, являющихся учредителями журналов, объединяются в наднациональные научные организации, например европейского масштаба. В большинстве случаев европеизации научная информация, которая распространялась на национальных языках, начинает распространяться на английском языке. Некоторые из европейских научных обществ формально имеют несколько официальных языков, но как только контроль над изданиями переходит к англоязычным издательствам, использование всех других языков, за исключением английского, очень быстро сокращается. Так, в 1975 г. во Франции 83% статей по химии публиковались на французском языке, в 1980 г. их доля сократилась до 55%, в 1990 г. — до 30, а в 2010 г. — всего до 7%. Естественно, оставшиеся 93% составляли статьи, опубликованные французскими исследователями на английском языке.
В сфере доступа к научной информации имеет место аналогичная ситуация: опрос исследователей, работающих в Страсбурге, показал, что 82% информационных источников, которыми они пользуются, — на английском языке, 16% — на французском,
4% — на других языках, хотя эти цифры имеют тенденцию к варьированию в зависимости от специальности.
Еще сильнее эта тенденция проявляется в сфере научного общения: 95% французских учёных общаются по-английски на конференциях, проходящих за границей, но и на международных конференциях, проводимых во Франции, 76% из них также говорят по-английски.
Во многих странах подготовка учёных уже обходится без национального языка. Так, в Германии разрешено публиковать диссертации как на немецком, так и на английском языках. Требование использовать национальные языки, которое еще десяток лет тому назад было обязательным, сегодня рассматривается как анахронизм; к тому же многие молодые учёные затрудняются формулировать свои мысли на родном языке, потому что они учились на английском, пользуются источниками информации на английском, а также английской терминологией.
В любом случае, когда речь идёт об интернациональных научно-исследовательских проектах, вся документация должна вестись по-английски. Все научно-исследовательские программы Европейского союза осуществляются на английском языке, начиная с конкурсной документации и кончая отчетами.
Особую проблему представляет распространение научных знаний, выходящее далеко за пределы общения между учёными. С одной стороны, знания передаются на всех уровнях системы образования, с другой — они используются во многих секторах экономики и бизнеса. Очень широкие круги специалистов нуждаются в специальных журналах, газетах, брошюрах и аудиовизуальных продуктах, рассчитанных на разных потребителей.
Очень важно, чтобы национальное научное, техническое и бизнес-сообщество имело доступ к достижениям науки на своем родном языке. Однако задача распространения на национальном языке знания, полученного на иностранном языке, является труднодостижимой; для этого необходимо наличие интерфейсов. Для создания таких интерфейсов требуется достаточное количество вторичных публикаций, т.е. обзорных и популярных статей, написанных учёными, а также динамичное терминологическое обеспечение, позволяющее в больших объёмах переносить новые понятия из одного языка в другой. Даже когда такие интерфейсы существуют, остается проблема интерференции с английским языком, а также временные задержки из-за необходимости адаптирования информации.
Не все европейские национальные языки пригодны для распространения знаний среди своих носителей, либо потому что на этих языках не существовало оригинального научного дискурса, либо потому что на них нет или недостаточно интерфейсов. При-
мером такого языка может служить нидерландский: нидерландские учёные сразу перешли на английский, отказавшись от терминологического строительства. Следствием этого стал перевод на английский язык всей системы высшего образования. В 1988 г. министр образования Нидерландов даже внёс предложение об официальном утверждении английского языка в качестве языка высшего образования, и хотя это предложение не прошло, оно де-факто реализовано в нидерландских университетах.
Интернационализация профессиональной жизни
Интернационализация профессиональной жизни является быстро развивающимся процессом. Причинами интернационализации являются переход контроля к иностранной фирме, слияние с иностранным предприятием, привлечение иностранных капиталов, подписание соглашений о техническом (передача технологий) или промышленном (совместное производство) сотрудничестве.
Языковые последствия такой интернационализации ощущаются на всех уровнях функционирования предприятия (руководства и менеджмента, внедрения инноваций, производства и сбыта). На мультинациональных предприятиях устное общение (совещания, встречи, видеоконференции и т.д.) происходит между сотрудниками, говорящими на разных языках. Письменное общение (приказы, записки, техническая документация и т.д.) также осуществляется разноязычными сотрудниками; кроме того, документы циркулируют между разными странами, центральными офисами и филиалами и напрямую между локализованными производствами.
Постоянная модернизация и внедрение инноваций увеличивают потребность в языках у сотрудников на всех уровнях производства. Язык становится не только инструментом управления, но и непосредственно производственным инструментом, используемым на рабочих местах.
Каждое предприятие по-своему решает эти проблемы. Некоторые пытаются использовать перевод, другие выбирают для общения внутри фирмы какой-нибудь общеупотребительный язык: либо язык страны, где размещено производство, либо язык страны, в которой находится головной офис. Однако практически во всех случаях в качестве языка-посредника используется английский — как для внутренней, так и для внешней коммуникации предприятия.
Необходимо, однако, различать, с одной стороны, типы использования английского языка на различных уровнях организации предприятия и, с другой стороны, его использование в качестве единого языка-посредника, который часто именуется языком предприятия (company language).
На уровне дирекции и менеджмента использование английского языка обусловлено либо присутствием иностранных руководителей в стране локализации предприятия, которые интегрируются в его структуру при помощи языка-посредника, либо потребностью в коммуникации с центральным офисом, расположенным в англоязычной стране. В последнем случае английский язык обеспечивает языковой контакт между штаб-квартирой и филиалами или локализованными предприятиями. Кроме того, часто менеджмент использует английский язык ещё и потому, что он вынужден использовать нелокализованные версии программных продуктов.
На уровне внедрения инноваций, где происходит встреча научно-исследовательских разработок и проектирования, языковые практики в целом те же, что и в науке. Там широко используются результаты научных исследований, написанные по-английски. Соответственно, наблюдается тенденция использовать английский язык для составления проектно-конструкторской и даже пользовательской документации.
На уровне производства использование английского языка переходит с предыдущего уровня: документы, составленные на английском, передаются в цеха без языковой адаптации. Поэтому предприятия, специализированные в передовых технологиях, на которых работает больше инженеров и техников, чем рабочих, обычно находятся среди самых англизированных. Кроме того, английский используется благодаря наличию импортного оборудования, инструкции которого не переводятся на местный язык.
Те службы, которые занимаются экспортом продукции и изучением международных рынков, обычно используют несколько языков, потому что для проникновения на новый рынок необходимо знание используемого на нем языка, однако английский, почти во всех случаях, является главным из этих языков.
Самой продвинутой формой внедрения английского языка является придание ему статуса языка предприятия. Это означает, что его использование становится обязательным для всех видов коммуникации, как письменных, так и устных, и распространяется на всех сотрудников независимо от их родного языка. Впервые такая языковая политика предприятий была реализована на предприятиях стран Северной Европы, которые в силу их глубокой интернационализации считали, что национальные языки тех стран, в которых находились предприятия, уже не соответствуют уровню их развития. Так, автомобильные заводы Volvo уже в 1975 г. ввели английский в качестве языка предприятия. Их примеру последовали телекоммуникационная фирма Ericson и авиакомпания S4S, затем нидерландская фирма Philips и т.д. Таким образом, эти предприятия на своей территории вводят особый языковой режим, отличный
от языкового режима страны, в которой они расположены, т.е. фактически пользуются экстерриториальностью.
В противоположность предприятиям, перешедшим на английский как внутренний язык предприятия, существуют фирмы, сохранившие свою культурную и языковую специфику, поддерживающие его использование на определённом уровне и даже внедряющие его в свою стратегию международного развития.
Примером такого предприятия является немецкая фирма Siemens AG, на которой работают больше 400 000 человек, половина из которых — в Германии. Немецкий является основным языком, используемым для коммуникации между головной фирмой и филиалами, разбросанными по всему миру и производящими продукцию приблизительно в двадцати технических отраслях. Фирма известна высокими требованиями к знанию немецкого языка иностранцами, принимаемыми на работу. Для них в Мюнхене создана специальная языковая школа — Sprachenschule. Но одна техническая отрасль — телекоммуникационное оборудование — представляет исключение: в общении с английскими партнёрами и филиалами во Франции и Италии в качестве языка-посредника используется английский язык.
Интернационализация потребления
Сегодня интернационализация вторгается в повседневную жизнь каждого человека. Её языковые последствия особенно характерно проявляются в двух сферах: в бытовом потреблении и в производстве аудиовизуального контента, а также в его распространении при помощи кинематографа и телевидения.
Язык играет важнейшую роль в продвижении товаров или услуг к потребителям или пользователям. Это относится как к наименованию товара, так и к его использованию (надписи, таблички, инструкции и т.д.).
В недалёком ещё прошлом товары широкого потребления подвергались языковой обработке, адаптированной к национальному рынку, и, прежде всего, использовали национальный язык. Использование других языков объясняется двумя главными причинами: либо иностранным происхождением товара, либо желанием использовать благоприятные коннотации, способные увеличить его продажи (таким языком во всем мире, чаще всего, является английский).
При создании нового товара встаёт вопрос о его названии: если товар предназначен для международного рынка, чаще всего он получает английское наименование. Так, японская фирма Sony разработала электронный девайс, получивший международное назва-
ние walkman, хотя в некоторых местах и на других языках он получил другие названия, например, французское baladeur. Считается, что английское наименование гарантирует успех продаж нового товара: так, японские фирмы называют свои автомобили Xonda Civic и Nissan Sunny; французская фирма Renault назвала свою модель Twingo, хотя потребители скорее свяжут это название с английскими словами twin и go, чем с французским dingo, на что надеялся производитель, намекая на экстравагантный внешний вид этой модели.
Что касается товаросопроводительной документации, общей практикой стало приложение документов на нескольких языках, но надписи на самом изделии делаются на английском. Так, применительно к радиоэлектронной технике, весь мир должен освоить такие термины, как: power, stop, eject, record, play, rewind, fast-wind, pause, open, close, volume, previous, next, search, scan и др.
Интернационализация медиакультуры
Интернационализация в области медиакультуры имеет одновременно технический, экономический и культурный характер. Она носит технический характер, потому что современные технические средства (Интернет, спутниковое телевидение) позволяют распространять медиакультурный контент практически по всему миру. Она является экономической, потому что распространением этого контента занимаются транснациональные промышленные и торговые корпорации. И, наконец, она является культурной, потому что культурные продукты предназначаются не для отдельных национальных рынков, а для мирового рынка. Излишне уточнять, что во всех этих сферах существует доминирование США и что интернационализация совершается в пользу их культурной индустрии.
В производстве и распространении медиакультуры проблема использования языков имеет несколько аспектов.
С момента своего возникновения кинематограф, радио и телевидение были нацелены, в основном, на национальную аудиторию. Они оказывали значительное влияние на национальные языки, обеспечивая им проникновение во все слои общества и распространяя культуру, с которой народы соответствующих стран могли самоидентифицироваться.
Некоторые национальные аудиовизуальные продукты получали международное распространение, например, французские, итальянские, советские и др. кинофильмы, но всё равно они представляли какую-то одну культуру. Их языковое влияние было очень ограниченным, поскольку фильмы и телевизионные программы,
как правило, дублировались, а оригинальные версии предназначались для избранной публики.
После Второй мировой войны доминирование американской медиакультуры стало быстро нарастать, в немалой степени благодаря соглашениям, навязанным европейским странам в обмен на американскую помощь. Тем не менее, эта культура оставалась американской, а её успех объяснялся притягательностью США и их образа жизни. Влияние этого доминирования на языки было уже значительным: во-первых, они принесли с собой английский словарь для аудиовизуальных искусств, во-вторых, доля американской медиакультуры на национальных рынках постоянно возрастала, выдавливая национальные культуры из своих собственных национальных ареалов и сокращая их креативные возможности.
Сегодня наряду с американской медиакультурой существует синтетическая интернациональная медиакультура, базирующаяся не на национальных культурных референциях, а на нескольких элементарных концептах: насилии, экзотике, ужасах, фантастике, сексе и т.д. Их отражение в аудиовизуальном продукте должно быть легко понятно каждому человеку, независимо от его культуры.
Эта форма интернационализации оказывает разрушающее влияние на языки. Всё богатство средств коммуникации сводится к самым простым формам, а изображение, часто компьютерное, главенствует над языком.
Использование национальных языков сокращается как шагреневая кожа: в Европе только Франция сохраняет долю французских фильмов на уровне 30%, в то время как в Германии немецкие фильмы составляют 10% наименований, но они занимают всего 2% проката. В других европейских странах доля национальных кинофильмов колеблется между 10 и 3%.
В то же время, американские кинофильмы занимают более 90% немецкого рынка, более 80% в Бельгии, Италии и Испании, более 60% во Франции. Широкое распространение делает американский английский доминирующим языком культуры, предназначенной для мирового рынка. Страны с большим населением (Германия, Франция, Испания) могут вкладывать значительные средства в дублирование фильмов, в то время как другие страны (Бельгия, Португалия, Нидерланды, скандинавские страны) вынуждены довольствоваться субтитрами, которые есть не что иное, как резюме реплик героев, и привыкают к этому редуцированному варианту английского языка.
Однако использование английского в медиакультуре объясняется не только засилием американской аудиовизуальной продукции. Многие продюсеры и режиссёры считают, что национальная культура и язык являются препятствием для международного рас-
пространения их продукции. Из-за этого всё большее количество медиапродуктов делаются по международным стандартом, определяемым и навязываемым американской медиаиндустрией. Их языком является, естественно, английский.
В заключение необходимо отметить, что описанные выше тренды будут определять динамику эволюции мировой системы языков в течение достаточно протяжённого периода, пока она не достигнет точки бифуркации, в которой роль языка международного общения будет подхвачена другим языком, например китайским.
Список литературы
Дугин А. Геополитика постмодерна. Времена новых империй. Очерки геополитики XXI века. СПб.: Амфора, 2007. 382 с. Марусенко М.А. Франкофония Северной Америки. Т. 1. СПб.: Изд-во
СПбГУ, 2007. 355 с. Марусенко М.А. Языковая политика Франции. СПб.: Изд. дом СПбГУ, 2011. 624 с.
Марусенко М.А. Внутренний языковой империализм США: от «плавильного котла» к «салатнице» // США — Канада: экономика, политика, культура. 2013. № 10. С. 46-62. ASLM 2007. Aspects socio-linguistiques de la mondialisation. [Электронный
ресурс]. Режим доступа: http://www.esperanto-sat.info/article288.html Bastardas, А. World Language Policy in the Era of Globalization: Diversity and Intercommunication from the Perspective of 'Complexity'. Text of the plenary speech given at the World Congress on Language Policies (Barcelona, 16-20 April, 2002). [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: // www6.gencat.net/llengcat/noves/hm02estiu/metodologia/a_bastardas.pdf Bourdieu, P. Ce que parler veut dire: l'économie des échanges linguistiques. Paris, 1982. 24 p.
Braudel, F. Civilisation matérielle, économie et capitalisme (xve—xviiie siècle).
T. 1. Paris: Armand Colin, 1967. 544 p. Broglie, G. de. La langue française et la mondialisation. 2005. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: // www.cercle-richelieu-senghor.org/index. php?option =com_content&view=article&id=171 Chaudenson, R. Mondialisation: les langues en Europe et le cas frarnais // Mondes francophones.com: revue mondiale des francophonies, 2006. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://mondesfrancophones. com/espaces/frances/mondialisation Cohen, E. Un plan d'actions pour améliorer l'accueil des étudiants étrangers en France. 2001. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: // etranger. sgencfdt.free.fr/txt/accetudetr.pdf Concise Encyclopedia of Sociolinguistics / Ed. by R. Mesthrie. Amsterdam, 2001. 1060 p.
Delhumeau, H. Language and Globalization. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://hdelhumeau.wordpress.com/2011/07/22/language-and-globalization
Gonfland, D. Les langues de la communication scientifique. Quelles langues
pour la science? Paris, 1990. 234 p. Hitchings, H. The Language Wars: A History of Proper English. Oxford, 2011. 408 p.
Klinkenberg, J.-M. La langue et le citoyen. Paris, 2001. 180 p. Rambaldi, N. De la mondialisation а la globalisation. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://nouvellelanguefrancaise.hautetfort.com/archive/2011/ 01/29/de-la-mondialisation-a-la-globalisation.htm Truchot, Cl. L'internationalisation et les langues. Effets et enjeux linguistiques de la mondialisation des échanges // Langue nationale et mondialisation: enjeux et défis pour le français: Actes du Séminaire. Trève, 1996. P. 99—116.
