CC BY
179
«Глобализация и её влияние на социально-политическое развитие современной России»
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ГЕОПОЛИТИКА РОССИИ
А.И. Костин,
профессор кафедры сравнительной политологии факультета политологии МГУ имени М.В.Ломоносова, доктор философских наук, профессор А.Н. Бороздин,
профессор кафедры социологии и политологии Московского Университета МВД России, кандидат философских наук, доцент
Аннотация. Статья посвящена анализу сущности и форм проявления процесса глобализации, идущего в современном мире, исследованию соотношения понятий: «глобализация», «мондиализм», «интернационализация», «асимметричная взаимозависимость», «неоколониализм» и др. Особое внимание уделено проблеме геополитической ситуации в современном мире и задачам российской геополитики в области международных отношений в условиях глобализации.
Ключевые слова: глобализация, Мондиализм, интернационализация, антиглобализм, неоколониализм, геополитика, конфликт.
GLOBALIZATION AND GEOPOLITICS OF RUSSIA
A.I. Kostin,
Professor of the Department of Comparative Political science of the Faculty of Political Science at Lomonosov Moscow State University,
Doctor of Philosophy, Professor A.N. Borozdin,
Professor of the Department of Sociology and Political Science at the Moscow University of Russian Ministry of Internal Affairs,
PhD in Philosophy, docent
Annotation. The article analyzes the nature and forms of manifestation of globalization, taking place in the modern world, the study of correlation of concepts, "globalization", "mondializm", "internationalization", "asymmetric interdependence", "neo-colonialism", etc. Special attention is paid to the problem of the geopolitical situation in the modern world and the challenges of russian geopolitics in sphere of international relations in the context of globalization.
Keywords: globalization, Mondialism, internationalization, antiglobalism, neo-colonialism, geopolitics, conflict.
«Глобализация и её влияние на социально-политическое развитие современной России»
Понятие «глобализация» употребляется в научной литературе уже несколько десятилетий. Как правило, им обозначается процесс обострения всего комплекса глобальных проблем и нарастания планетарной взаимозависимости различных стран и регионов мира. Однако его политическая актуализация связана с периодом 1990-х годов, когда США и их союзники стали претендовать на безусловное доминирование в мировых делах, подтверждая это не только в экономической сфере, но и путем осуществления «гуманитарных операций», военно-полицейских акций и т.п.
Стратегия «силового глобализма» в экономической, политической, информационной сферах все чаще стала обозначаться термином «глобализация» [1]. Такое понимание «глобализации» приводит к неоправданному сужению содержания этого понятия, сведению его к одной или некоторым сферам, к одной из возможных исторических форм и, в конце концов к терминологической путанице. Трудности усугубляются политическим звучанием проблемы, стоящими за ней масштабными интересами как материального, так и идеологического характера.
Сторонники глобализации приветствуют этот процесс, несущий человечеству невиданное доселе благоденствие: повышение уровня и качества жизни, новые рабочие места, широкий и свободный доступ к информации, улучшение взаимопонимания между различными культурами и цивилизациями. Они фиксируют постепенное стирание государственных, национальных и культурных границ на пути свободного движения товаров и людей, капиталов и идей, сглаживание социальных противоречий, наконец, обеспечение всеобщего мира и безопасности.
Противники нынешней формы глобализации предпочитают говорить о «мондиализме», «мировом заговоре» и даже о наступлении порядка, в котором не останется места для человека, его национальной, культурной и личной самобытности, духовных идеалов [2].
Оппонентов достаточно много, и действуют они весьма активно. Многие встречи и заседания Международного валютного фонда, Всемирного банка, Всемирной торговой организации сопровождаются массовыми демонстрациями протеста. Но основные оппоненты такой глобализации принадлежат к общественным, политическим и научным кругам стран, которые не получают ощутимого улучшения от этого процесса.
Действительно, усиливается социальная дифференциация в обществе, углубляется социально-экономический разрыв между развитыми государствами и развивающимися странами, растет политическое влияние транснациональных корпораций в ущерб интересам национальных государств, подвергается эрозии международное право и т.д.
Таким образом, явление, именуемое «глобализацией», порождает весьма сложный узел противоречий. Понятие «глобализация» достаточно многозначно и может употребляться в различных смыслах.
Следует отметить, что далеко не все считают необходимым использовать понятие «глобализация» вместо прежнего «интернационализация». Например, Дж. К. Гэлбрейт выступал против термина «глобализация», предпочитая понятие интернационализма. В XXI в., по его мнению, между странами будут устанавливаться более тесные связи в области экономики, культуры, искусства, науки и т.д., что поможет снизить риск возникновения неконтролируемого национализма, имевшего место в XX в [3].
Интернационализация — это понятие, характеризующее конкретно-исторический процесс нарастания взаимосвязи и взаимозависимости многих сфер жизнедеятельности общества различных стран, народов и регионов, который особенно активно начал развиваться в эпоху индустриальной революции и становления капитализма.
В ходе индустриальной революции она привела к формированию единого мирового хозяйства, интеграции промышленного и финансового капитала, углублению и развитию международного разделения труда. Интернационализация фиксирует появление развитой тенденции международного взаимодействия и взаимопроникновения хозяйственных, экономических и торговых интересов, связей и отношений, которая в конце XIX — начале XX в. приобретает интенсивный и целенаправленный характер.
Интернационализация — это процесс интенсификации международных связей и обменов. Глобализация характеризует качественное изменение его, перерастание и становление весьма противоречивого, но целостного (интегрального) мира, в рамках которого отдельные общества, страны и регионы все более приобретают черты частей единого целого. В известном смысле глобализация еще не стала всеохватывающим процессом и явлением. Большинству стран и регионов необходимо еще пройти стадию модернизации своих государств [4].
Лидерам глобализации придется считаться с нарастающим сопротивлением антиглобалистских сил и с таким наследием предшествующей стадии интернационализации, которое одни исследователи называют «асимметричной взаимозависимостью», другие — неоколониализмом.
Следует различать такие понятия, как «глобализация» и «исторические формы глобализации». Вести борьбу против глобализации как объективного процесса, нового этапа становления системной целостности мира представляется бессмысленным и бесперспективным занятием. Но можно и нужно добиваться, чтобы он шел в таких политических
«Глобализация и её влияние на социально-политическое развитие современной России»
и иных формах и такими темпами, которые бы отвечали интересам большинства населения Земли. Корректировка в этом смысле нынешнего процесса глобализации требуется весьма значительная.
В понятии «глобализация» обычно фиксируется усиливающаяся «взаимозависимость» мира. Глобальный характер природной зависимости человечества связан с внутренней имманентной активностью природы и существовал всегда. Возрастание социоприродной и интерсоциальной взаимозависимости различных обществ является существенной (но не единственной!) характеристикой процесса глобализации.
Стремительно и непредсказуемо меняющийся современный мир вызывает противоречивые суждения исследователей. Одни видят в нем торжество либерально-демократической модели, веря в перспективу глобального мирового порядка, другие — знак надвигающейся угрозы этому порядку, предугадывают планетарные экологические, со-циоэкономические катастрофы и потенциальную вероятность «схватки цивилизаций». Увеличение численности населения и миграционные процессы, проблемы ограниченности ресурсов и охраны окружающей среды — эти и другие глобальные проблемы и факторы предопределяют острые коллизии на международной арене.
Капиталистическое мировое хозяйство в течение более чем 400 лет показывало эффективность в разрешении своих краткосрочных и среднесрочных проблем. Более того, оно и сейчас демонстрирует способность сделать в настоящем и ближайшем будущем еще больше. Но сами эти решения проблем создали такие изменения в его глубинной структуре, которые со временем устранят эту способность делать постоянные и необходимые приспособления. Система устраняет свои степени свободы. Именно поэтому среди примеров эффективности капиталистической цивилизации, как считают сторонники мир-системного подхода, повсюду видны признаки нездоровья и культурного пессимизма. Это отражает и бесчисленное множество антисистемных движений, которые набирают силу и нередко выходят из-под контроля.
Для последствий глобализации характерно нарастание противоречивости всех процессов. Каждая реально действующая тенденция наталкивается на контртенденцию, и вся глобально-социальная целостность приобретает все больше вид хаоса, нагромождения самых разных тенденций, принципов, начал и т.д. Подобная противоречивость, взаимосвязанная с дифференциацией социальных субъектов, становится все большей внутри каждого общества, а социальное поведение людей все менее опосредовано макроэкономическими факторами и социе-тальными культурными эталонами.
Уже к началу XXI века бедные составляли треть
человечества, причем в городах они часто образуют большинство населения, что создает серьезную угрозу для политических режимов многих стран. В возрастном отношении бедность становится все более молодой, часто превращается в резервную армию мафии и терроризма. Весьма острые политические противоречия и напряженность в развивающихся странах порождаются растущей нехваткой некоторых редких ресурсов. В различных регионах мира растет число этнических, религиозных и националистических конфликтов.
Геополитическая ситуация в этом контексте характеризуется рядом противоречий, обострение которых угрожает будущему планеты. К ним следует отнести в том числе противоречия: между бедными и богатыми обществами; между мирами, в которых доминируют различные религиозные конфессии (например, мусульманский мир и Запад); между традиционными и нетрадиционными (конформистскими и неконформистскими) обществами; между эгалитарными обществами и обществами, в которых царит неравенство; между светскими и религиозными государствами; между ведущими развитыми странами и всеми остальными и т.д. Увеличение потенциала противоречивости и конфликтности приводит к растущей политической и социальной нестабильности в мире. Для поглощения бедности необходимо, чтобы ускорение экономического роста сопровождалось более равномерным распределением его результатов. Между тем все происходит таким образом, что результатами все более «открытого роста» пользуются богатые слои населения и преуспевающие предприятия, все дальше удаляющиеся от основной массы населения. Беднеющее население все более не имеет другого выбора, кроме развития «теневого сектора», которое сочетается с расширением организованной преступности и усилением господства мафии. Проявления индивидуального насилия или терроризма нередко выражают акты отчаяния весьма многочисленных групп населения.
Менее развитые страны втягиваются в мирохозяйственные связи по весьма жестким правилам игры. Им отводится роль поставщиков сырья и производителей экотехнологичных товаров. Такая кооперация осложняет возможности их самостоятельного и эффективного развития, загоняет в состояние постоянно воспроизводящейся слаборазвитости, усиливает социальное расслоение. В этих условиях стихийный механизм саморегуляции глобальных тенденций необходимо дополнить их эффективной корректировкой как на национальном уровне, так и на международном, на уровне глобальных государственных и негосударственных взаимодействий.
Среди ожидаемых трудностей называют следующие: проблема непреодолимого упадка государственных структур, утративших доверие насе-
«Глобализация и её влияние на социально-политическое развитие современной России»
ления; требования радикально изменить систему общемирового распределения в связи с лозунгом глобальной демократизации; проблема массовых миграций населения с бедного Юга на богатый Север, которую «надо поощрять», если исходить из лозунга прав человека, и т.д. Предстоящие десятилетия в этом контексте будут весьма насыщены политическими баталиями.
Вместе с тем продолжение игнорирования растущей роли этих государств может привести к возникновению нового мирового порядка, обозначаемый некоторыми исследователями термином «мир без Запада» [5]. Ими выделяются две основные категории стран: «Запад» и быстро развивающиеся страны. К «Западу» относятся страны (члены ОЭСР), характеризующиеся приверженностью к демократии и рыночной экономике; к другой группе причисляют страны, обладающие крупной, развивающейся экономикой — Китай, Индия, Россия, Бразилия и др. Несмотря на различия в уровне развития демократии, объеме ВВП, размерах государства, колониальном прошлом и союзнических связях, быстро развивающиеся страны демонстрируют во многих случаях взаимное согласие. В зарождающейся модели быстро развивающиеся страны активно углубляют взаимные связи на фоне бурного развития их экономики. Эта модель не вписывается в современную теорию международных отношений, предлагающую две возможные стратегии поведения растущих держав: либо бороться против существующего порядка, либо приспособиться к нему.
Сейчас многие развивающиеся страны выбирают для себя различные модели контролируемого государством капитализма, что становится еще более актуальным на фоне экономического кризиса. Власть в этом зарождающемся мировом порядке имеет своим источником владение ресурсами (энергетическими, товарными, благоприятным географическим положением), а не только знание или другие нематериальные факторы производства. В результате торговые правила и нормы будут меняться и соответствовать возникающему порядку, который нередко называют «ресурсным национализмом».
Нарастающая стратегическая неопределенность усложняет политический процесс, требует формирования инновационного политического лидерства. Субъекты, акторы и участники глобального политического процесса учатся действовать в изменяющихся и слабо предсказуемых обстоятельствах [6]. Инновационное политическое лидерство предполагает: во-первых, формирования инновационного подхода, то есть внедрение новых способов мышления и действий в условиях отсутствия информации или в условиях непредсказуемости; во-вторых, необходимо формирование инновационной политической культуры лидеров в условиях, когда все политические ресурсы сокращены и стеснены. В условиях стратегической неопределенности гло-
№ 8/2013
бальное политическое лидерство не может не быть инновационным. России с её колоссальными ресурсными возможностями необходимо учитывать эти обстоятельства [7].
К важнейшим ресурсам российской геополитики следует отнести возможности возрастания роли её энергетической политики в международных отношениях. Эффективная энергетическая политика России может стать фактором расширения ее геополитического влияния. К перспективным направлениям такой политики экспертами относятся: 1) энергетическая интеграция на постсоветском пространстве в рамках Евразийского союза; 2) наращивание добычи углеводородов и внедрение инноваций в традиционной энергетике, и развитие альтернативных источников энергии, повышение энергоэффективности, внедрение энергосберегающих технологий, строительство новой энергетической инфраструктуры в Сибири и на Дальнем Востоке; 3) развитие энергетических проектов в Арктике и создание инфраструктуры Северного морского пути как альтернативной трансрегиональной торговой магистрали; 4) укрепление позиций России на энергетическом пространстве Центрально-Азиатского региона; 5) развитие сотрудничества в переработке, сбыте, транспортировке углеводородов между Россией и Европейским союзом; 6) диверсификация поставок энергоресурсов в страны Азиатско-Тихоокеанского региона, а также наращивание сотрудничества в энергетическом секторе с Ираном [8].
Современная российская геополитика должна учитывать поиски обновленной идеологии в области международных отношений. Они связаны с концепцией «мягкой силы», которую в начале 1990-х годов ввел в научный оборот гарвардский профессор Джозеф Най. На сегодняшний день «мягкая сила» является устоявшимся термином в теории международных отношений. Три базовые основы «мягкой силы» таковы: внешняя политика (легитимная и авторитетная), политические ценности (коррелирующие с внешней и внутренней политикой), а также культура (ее компоненты, привлекательные для других народов). Появления концепции «мягкой силы» надо рассматривать как ответ на вызовы со стороны качественных структурных изменений международной среды, порождаемых идеологическим кризисом в сочетании с феноменальным развитием информационных технологий, интенсификацией публичной дипломатии, гуманитарного обмена, трансляции унифицированных культурных стандартов [9]. Эта теория стала закономерной реакцией на нивелирование статуса США как глобального гегемона и формирование полновесной многополярности в результате «подъема остального мира». Парадигма «мягкой силы» задала одно из магистральных на-
«Глобализация и её влияние на социально-политическое развитие современной России»
правлений для исследования внешнеполитического влияния государств с точки зрения идеологии. Дефицит обновленных идеологических парадигм испытывают не только США. Они не менее востребованы среди конкурирующих полюсов трансформирующейся миросистемы. Сопоставимость по критерию идейного влияния в международных отношениях становится все более актуальным методологическим инструментом. В определенном смысле можно говорить о существовании «рынка идей», где в условиях конкуренции подобно экономическому рынку развиваются и соперничают стратегии «мягкой силы». При этом государство-источник «мягкой силы» должно быть способно к формированию предпочтений других граждан. Показательно также, что значительный объём работ, в последнее время появившихся в англоязычной политологии, посвящен анализу китайской «мягкой силы». Помимо этого, появляются предпосылки для анализа новой идеологии, складывающейся на платформе трансконтинентального концепта БРИКС, представляющего страны, где проживает 43% населения планеты. «Мягкая сила» БРИКС заявляет о себе как о площадке альтернативных ценностей, которые пересматривают модель американо- и евроцентричной глобализации, не справляющуюся, прежде всего, с мировыми экономическими проблемами.
Что касается России, то она все ещё испытывает трудности с репрезентацией ценностей, смыслов и идеалов внешней политики. С одной стороны, у нашей страны сохранилось большинство из необходимых компонентов «мягкой силы». Это признают даже скептически настроенные зарубежные исследователи. Родерик Лайн, известный английский дипломат и политолог, один из авторов докладов для Трехсторонней комиссии, замечает, что у России есть множество инструментов «мягкой силы», включая энергетическую и инвестиционную составляющие, а также развитую сеть культурных, лингвистических, персональных коммуникаций с ее соседями. Однако предстоит большая работа, чтобы убедить мир в том, что они будут использоваться на добровольной, а не принудительной основе [10]. Показательно, что ккуль-турная составляющая российской «мягкой силы» по меньшей мере, не уступает США. События последних лет показывают, что Россия способна выдвигать собственные инициативы, способные конструировать (по крайней мере, на уровне дипломатической идеологии) формирующийся миропорядок. Разработка Договора о Европейской безопасности, обновленная концепция постсоветской интеграции (Евразийский союз), активно-кооперационная позиция в БРИКС, «Группе двадцати», ШОС, ЕврАзЭС свидетельствуют о способности страны задавать направления дискуссий по актуальной проблематике, мыслить
глобальными категориями. В частности, на саммите БРИКС (Нью-Дели 2012) на платформе многосторонней дипломатии подтверждены такие инициативы, как реформа ООН, изменение МВФ (вопросы системы квот и управления), вновь подчеркнута принципиальная необходимость регулятивного надзора за международной финансовой системой [11]. Кроме того активность по периметру мировой политики не только соответствует стратегии многостороннего прагматизма, но и способствует повышению внешнеполитического статуса в целом, положительно сказываясь на формировании более безопасных моделей международного порядка. С другой стороны, реализация полноценных несиловых стратегий на основе «мягкой силы» остается в области желаемого. Эффективная модель «мягкой силы» предполагает активную публичную поддержку официальной дипломатии, прежде всего через так называемый «третий» некоммерческий сектор, который в России пока развит недостаточно. Джозеф Най в свое время заметил, что пропаганда является контрпродуктивным фактором для «мягкой силы», так как она возникает там, где ощущается нехватка правдивости и достоверности. Соответственно, качественная публичная дипломатия и пропаганда должны находиться на большом расстоянии друг от друга [12]. Успех несиловых, идеологически позитивных стратегий, как правило, связан с внешнеполитической презентацией гибких и универсальных доктрин, основанных на привлекательных политических, экономических, социокультурных идеях. Другой аспект связан с растущим дефицитом доверия внешней международной среды как следствием непрозрачного процесса принятия решений и критически высокой персонификации политики. Политические элиты и крупный бизнес связаны в «неформальные сети», практически непроницаемые для гражданского контроля. Здесь мы имеем дело с международной тенденцией, которая, к сожалению, закрепляется и в России отчасти благодаря возросшему уровню транснационализации правящих элит. Другая опасная симптоматика заключается в том, что сверхприбыли от операций в финансовых, инвестиционных, информационно-коммуникационных и других отраслях — «локомотивах глобализации», делятся среди членов советов директоров нескольких десятков крупнейших корпораций. Политические следствия очевидны: эти структуры, используя свой прерогативный доступ к элитарным уровням политических систем, все более активно влияют на процесс принятия решений в ведущих столицах мира. Закрепляется тенденция «закрытия» процесса принятия ключевых политических решений с одновременным сплетением многоячеистой сети «полулегитимной» и теневой власти, подотчетной узкому кругу лиц и организаций. Вместе эти две
««Глобализация и её влияние на социально-политическое развитие современной России»
тенденции необходимо идентифицировать как наиболее опасные противоречия глобализации, способные разрушить модель «общественного договора» и даже спровоцировать распад существующих структур мировой политики [13]. В целом, ограничение функциональности российской «мягкой силы» не только способствует формированию нечеткого, размытого образа страны за рубежом, но и коррелируют с девальвацией российских позиций в международных рейтингах, оценивающих политическую и инвестиционную привлекательность для международного бизнеса. Кроме того, как показывают результаты исследования российских ученых ИМЭМО РАН, существует прямая зависимость между имиджем страны в рамках международной системы и её инвестиционной привлекательностью [14].
Тактические аспекты безопасности России в условиях глобализации и «неустойчивого» миропорядка следует реализовывать, придерживаясь активного прагматичного подхода. Прагматика облегчает предсказуемость действий партнеров-оппонентов на международной арене. Одновременно она способствует переговорам и компромиссам при понимании того, что каждая из сторон преследует достижимые цели, реально обеспеченные и вытекающие из стратегических государственных интересов.
Ключевые аспекты стратегии можно описать как ответы на конкретные угрозы для России. Цели геополитической стратегии многостороннего прагматизма имеют глобальное и региональное измерение [15]. На планетарном уровне чрезвычайно важно обеспечить безопасность развития человечества путем кооперации с максимально большим количеством стран с целью ограничения расползания оружия массового поражения, борьбы с международным терроризмом и преступностью. Не менее значимо и создание будущих правовых механизмов, обеспечивающих такое сотрудничество.
На региональном уровне необходимо прежде всего прагматично осуществлять политику наращивания российского влияния в зонах постсоветского пространства. Для России государства СНГ остаются первоочередным внешнеполитическим приоритетом. Это диктуют в том числе показатели нашего экономического и военно-силового потенциала, наращивание которого крайне важно в существующих международных условиях. Надо усилить наши системные ресурсы. С этой точки зрения важно блокировать пантюркистские региональные концепты. По отношению к Китаю необходимо нивелировать демографический дисбаланс, прежде всего путем проведения пронаталистской и специализированной иммиграционной политики.
При благоприятных тенденциях, которые пока не сформированы, Россия могла бы непосредствен-
но включиться в систему европейского баланса сил. Геополитическая стратегия России тесно связана с ее внутренней политикой. Страна до сих пор имеет серьезные трудности в процессе постсоветской трансформации. Стоит чрезвычайной важности задача укрепления экономического и военно-силового потенциалов, во многом детерминирующих достижение национальных геополитических целей. И это необходимо осуществить в условиях нестабильности геополитической структуры современного мира. Сразу после распада двухполюсного мира разные вариации деструктивности сменяют друг друга свыше двух десятилетий. Ныне Россия уже не один из двух полюсов, но по-прежнему огромное евразийское государство. Государство, непосредственно граничащее с Европой, Дальним Востоком и мусульманским миром и занимающее уникальное место в планетарном пространстве. Роль России как политического и экономического моста между Западом и Востоком, как мировой державы должна постоянно укрепляться.
1 В научных исследованиях использовался в этом контексте термин "глобализм". См.: Панарин А. С. Искушение глобализмом. М., 2001
2 См.: Мартин Г.-П., Шуманн X. Западня глобализации: Атака на процветание и демократию. М., 2001.
3 Galbraith G. К. Challenges of the new millennium // Finance and development. 1999. Vol. 36, № 4.
4 См.:Владимиров А.А., Зеленов П.А., Степанов Е.И. Современная глобализация: состояние и перспективы. М., 2010.
5 A world without the West? Empirical patterns and theoretical implications // Chinese j. of intern, politics. — Oxford, 2009. — Vol. 2, N 4. — P. 525-544.
6 См.: Leadership and Global Governance. United Nations University. Tokyo, New York. 1999.
7 См.: Костин А.И. Миропорядок и глобальная политика / Россия в глобальном мире: институты и стратегии политического взаимодействия. М., 2012.
8 См.: Багиров А.Т. Глобальная энергетическая безопасность: вызовы современности и роль России. М., 2008; Вутянова Я.В. Энергетическое присутствие России в Азиатско-Тихоокеанском регионе.//Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование: политика, экономика, право. 2012, №5; Коко-шин А.А. Проблемы международной энергетической беэопас-ности и политика России. М., 2005 и др.
9 См.: Костин А.И., Изотов В.С. Последствия мирового кризиса: политологический анализ взаимозависимых рисков // Вестн. моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2012, № 4.
10 International Affairs. №1 (88) 2012. P.188.
11 Делийская декларация БРИКС — http://news.kremlin.ru/ref_ notes/1189
12 Nye J. Public Diplomacy and Soft Power // The Annals of the American Science Academy of Political and Social, March 2008 P.101
13 См.: Костин А.И., Изотов В.С. , там же.
14 Данилин И., Джус И., Соловьев Э. Политические риски иностранных инвестиций в РФ. М. ИМЭМО РАН. 2010.
15 См.: Костин А.И. Экополитология и глобалистика. М., 2005.
