CC BY
0ПОЛИТОЛОГИЯ
Джомарт АЛИЕВ
ГИБРИДНАЯ ВОЙНА -НОВЫЙ СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
Аннотация
В статье предпринята попытка провести критический анализ существующих в отечественной гуманитарной науке подходов к относительно новому социокультурному феномену - гибридной войне. Сущность рассматриваемого в статье феномена свидетельствует о том, что применяемые в современном межгосударственном противостоянии формы гибридного воздействия оказывают негативное влияние на мировоззрение граждан. Это создает условия, при которых характер противостояния между государствами выходит на качественно иной уровень - гибридного конфликта. Противоборствующие стороны в своем выборе средств воздействия на противника применяют новые технологии, которые ориентированы, прежде всего, на социокультурную сферу. Проведенный в статье анализ современного социокультурного феномена гибридной войны дает основание предполагать, что в качестве наиболее вероятных объектов воздействия противник определяет ценностную сферу конкретного социального образования (народ, население, сообщества), этнокультурные и этнорелигиозные предпочтения граждан.
Использование понятия «гибридная война» на протяжении последних лет стало вполне обыденным, что свидетельствует об акту-
альности этого социокультурного явления. Попытки осмыслить его значение для современности предполагают комплексный теоретико-
АЛИЕВ Джомарт Фазылович - кандидат экономических наук, первый проректор, заведующий кафедрой методов и технологий современной пропаганды и контрпропаганды Российского государственного социального университета, Россия, Москва, email: alievdf@rgsu.net, AuthorlD: 1168750.
Ключевые слова: гибридная война, социокультурные феномены, социокультурная идентичность, война культур.
DOI: 10.48137/23116412_2024_3_4
методологический подход разных областей научных знаний. На наш взгляд, именно в этом и кроется существенная проблема в понимании этого социокультурного феномена. Отсутствие верифицированного понятия приводит к тому, что разные авторы понимают под гибридной войной зачастую совершенно различные по форме и содержанию явления и процессы [1, 2]. Условно такого рода разночтения можно определить как рассмотрение данного феномена в широком смысле - межгосударственные противостояния (глобальные или локальные) и узком - конкретные формы противодействия в государственных и межгосударственных отношениях [3].
Новый толчок к актуализации изучения феномена гибридной войны получил с началом СВО. Для большинства специалистов и лиц, интересующихся такого рода явлением, стало понятным, что развитие военной науки и техники в современных условиях не может являться залогом достижения желаемого результата. Для многих сейчас стало вполне очевидным, что с развитием новых (гибридных) форм и видов военных действий, техническое превосходство может рассматриваться лишь как один из элементов, определяющих характер противостояния. В основе превосходства над противником в гибридной войне лежит не столько (вернее не только) умение стратегически мыслить при реализации военных действий, сколько комплексное применение нестандартных решений, военного и
невоенного характера. Например, такого рода факторами могут выступать социокультурные и ментальные особенности представителей противоборствующих сторон.
Изменение социально-политической обстановки в последний год-полтора, привело к актуализации исследований, направленных на понимание сущности рассматриваемого феномена. Отсюда и существующее представление о том, что данная проблематика может рассматриваться как «относительно новая» [4] в контексте современных научных исследований не только спорно, но и не продуктивно. Конечно, мы можем согласиться с мнением тех авторов, которые считают, что в сравнении с зарубежными разработками масштабы российской науки в этом направлении значительно скромнее. На наш взгляд, это можно объяснить тем, что отдельными исследователями гибридная война воспринимается как некое популистское понятие и, следовательно, не имеющее конкретного содержания [5, 6]. Объективная оценка зарубежных исследований в этой области позволяет констатировать, что социокультурная составляющая этого явления определена несколько абстрактно. Наибольшее внимание уделяется тактическим, а не идеологическим вопросам [7, 8]. Отсюда, создается впечатление, что существующий в современной литературе методологический подход строится на принципах, что гибридная война детерминирована особенностью цивилизационного развития кон-
кретного государственного образования. Таким образом, актуализируется система ценностей, разделяемая основной массой населения страны, что ставит под удар в первую очередь сознание граждан, создавая тем самым угрозу национальной безопасности государства.
Если исходить из того, что особенностью гибридных войн является воздействие на мировоззрение граждан государства-противника (либо иной противоборствующей стороны), то механизм ее реализации лежит в сфере социокультурных основ такого государственного образования. Тогда мы можем констатировать, что социокультурная сфера должна рассматриваться как наиболее вероятный (уязвимый) объект потенциального удара различных видов гибридного воздействия. Здесь, на наш взгляд, необходимо иметь в виду, что гибридная война, как правило, носит компенсаторный характер. За счет наличия совершенно разных компонентов государство может компенсировать свои слабые стороны в тех сферах, в которых оно сильнее. Ранее, в период ведения конвенциональных войн, такая форма «защиты», была попросту невозможна. Если у государства не было необходимого количества вооружения, вероятность победы над противником была крайне мала. В современных условиях, даже подвергаясь атакам в одной из своих слабых сфер (например, в области образования), страна может контратаковать государство-агрессора с точки зрения одной из своих силь-
ных сфер (например, экономической), постепенно «латая дыры» в слабых местах.
Очевидно, что в условиях гибридного противостояния тактика ведения боевых действий традиционной (конвенциональной) войны претерпевает существенные изменения. Выше мы уже обращали внимание на то значение, которое имеет для этого развитие современной научной мысли. Теперь набор средств для ведения военных действий стал более технологичным. Примером могут служить применение ВКС России в совокупности с силами специальных операций в Сирии, где техническое превосходство позволило достичь желаемого результата с наименьшими людскими потерями [9]. В качестве же примера применения форм гибридной войны отдельные авторы предлагают рассматривать тактику США, использующих так называемые цветные революции [10, 11, 12, 13]. На наш взгляд, такого рода экстраполяция не совсем удачна. Рассмотрение цветных революций в контексте гибридных войн специалистами различных отраслей знаний не достигает поставленной цели, так как рассматривается как нечто новое в средствах межгосударственного противостояния.
Так отдельные авторы, ссылаясь на опыт послевоенного периода Второй мировой войны, предлагают рассматривать гибридизацию военного противостояния в контексте «развития давнего противостояния западного и русского мира» [14]. Действия условного Запада в
отношении нашей страны (цивилизации) развивались поэтапно: холодная война - информационная война - гибридная война, последняя из которых, в сущности, представляет собой «компилированный опыт прошлых лет» [14]. Полагаем, что в данной концепции есть рациональное зерно. Технологии ведения прямых и не прямых военных (любых враждебных) действий в современном мире существенно расширили спектр применяемых возможных (необходимых) средств. В частности, активное использование интернет-ресурсов позволяет государству-агрессору действовать на чужой территории1 [15]. Здесь наиболее активно используются социальные сети для разжигания конфликтов на почве политического, экономического, социального и этно-религиозного различия населения. Главным признаком сетевого противоборства в гибридной войне выступает синтетическое единство акторов [16].
Активное применение новых коммуникативных средств и технологий позволяет в качестве основного признака гибридных войн определить их интегративный2 характер [17]. Специалисты отмечают, что рассматриваемый феномен интегрирует «сразу несколько увязанных в единый замысел направ-
лений борьбы: военное, информационное, экономическое, политическое» [18]. Из приведенной цитаты видно, что интегрирующим элементом всех вышеперечисленных объектов воздействия выступает социокультурный аспект. Логика такого концептуального подхода позволяет определять не только цели такой войны, но и видеть аналитическую основу в механизме целеполагания, лежащего в основании выбираемых средств борьбы (воздействия).
Еще в советский период в отечественной науке сложилось представление о характере (в зависимости от их целей) войн: «справедливые и несправедливые, прогрессивные и реакционные» [19, с. 282]. Такого рода классификация была детерминирована ролью войны как средства, влияющего на эффективность (прогрессивность) государственного строительства (эволюционный подход). Сейчас такой методологический подход рассматривается как своеобразный анахронизм [20]. В тоже время, современная военная доктрина Китая содержит такого рода классификацию как основу военной стратегии [21]. В отличие от наших специалистов китайские коллеги хорошо понимают, что ход любого военного противостояния является непредсказуемым и, следуя диалектическому подходу, определяют
1 В литературе такой вид воздействия на противника определяется как «концепции дистанционных боевых действий» (Remote Warfare). (См.: Тиханычев О. В. Гибридные войны: новое слово в военном искусстве или хорошо забытое старое? // Вопросы безопасности. 2020. № 1. С. 30-43.)
2 В справочнике Military Balance гибридная война (англ. hybrid warfare) трактуется как «интегрированная кампания». (См.: The Military Balance-2015. Editor's Introduction // https ://www. iiss.org/en/publications/military%20balance/issues/the-military-balance-2015-5ea6/mb2015-00b-foreword-eff4).
возможное изменение характера войны - справедливую в несправедливую и наоборот. Причем характер таких изменений может быть обусловлен интересами не только непосредственных участников конфликта, но и иных бенефициаров [22]. Таким образом, оценка гибридных войн, по сути, должна определяться не столько ее первоначальными целями, сколько ее реальными результатами. Уже очевидно, что ее основными последствиями будут не столько реальная гибель населения проигравшей стороны, сколько разрушение системы культурных ценностей этого общества и государства.
Если исходить из общепринятых формальных признаков, то справедливость войны определяется обороняющейся стороной - нападающая, соответственно, ведет несправедливую (осуществляет агрессию) [23]. Для оценки характера гибридного противостояния определить нападающую и обороняющуюся стороны крайне затруднительно до тех пор, пока оно не перейдет в открытое противостояние. Как правило, этот критерий основывается на наличии так называемой горячей фазы войны - реальном применении вооруженных сил как предпосылке «масштабных изменений по формированию мирового порядка» [24]. Итогом, то есть конечным результатом гибридной войны будет такое
мироустройство, которое будет «соответствовать модели выживания мировой транснациональной элиты» [24].
Такой итог противостояния существенно отличается от общепринятого представления о победе в войне. По мнению Н. Ф. Низовце-вой и Н. В. Гришанина, победа в гибридной войне будет «абсолютно необратимой, то есть исторически неоспариваемой ввиду отсутствия оспаривающей стороны вследствие ее ухода с исторической арены» [25]. Вероятность такого исхода объясняется тем, что данный вид военного противостояния, хотя и имеет внешний источник, в то же время, его последствия будут определяться от имени представителей побежденного государства. У побежденной стороны будет существовать стойкое убеждение в том, что это их собственный выбор, который априори не может подвергаться сомнению [26]. Безусловно, такого рода сценарий разделяют не все исследователи, прежде всего потому, что гибридность как форма «преодоления эссенциалистского понимания этничности и идентичности» формирует ряд трудностей с точки зрения определения своего содержания3 [27]. Существующая на сегодняшний день неоднородность современного мира может, в сущности, нивелировать отдельные
3 В традиционной социологии выделяются три основных способа употребления этого понятия:
1) культура как содержание или продукт, «набор культурных атрибутов или артефактов какой-то местности или группы»; 2) культура как процесс или механизм, как мировоззрение или «запас» компонентов, из которых рождаются культурные формы и продукты; 3) культура как форма или структура, как «паттернированные способы знания и делания». (См.: Anthias F. New hybridities, old concepts: the limits of «culture» // Ethnic and racial studies. L., 2001. Vol. 24. N 4. P. 619-641).
методы ведения гибридных войн. Особенно это характерно для государств и регионов с полиэтничным составом населения, где принадлежность лица к конкретному государственному образованию лежит в основе признаков идентификации его индивида. Российская Федерация может служить здесь классическим примером, где этнорелигиозные различия уходят на второй план в условиях внешней угрозы государства. По этому поводу в литературе высказывалось суждение, что гибридная война, «в определенном смысле, это культурная война или война культур» [28].
В этой связи отечественные исследователи обращают особое внимание, что в качестве объектов гибридных методов воздействия притворствующая сторона определяет ментальность отдельных этнорелигиозных сообществ. Агрессор наносит удар по естественным или мнимым различиям в мировоззренческой сфере населения посредством специфических методов манипулирования сознанием. По мнению В. А. Романовой, это не составляет трудностей в виду того, что «современное общество находится в большой зависимости от информационно-телекоммуникационных систем, и этот факт не может быть не учтен при разработке технологий воздействия на сознание людей путем манипуляций» [29]. Проведенный А. А. Коноплевой с соавторами анализ концептуальных положений гибридной войны в социокультурной сфере позволил установить наиболее вероятные цели, которые
агрессор может определять в качестве приоритетных:
- изменение мировоззрения населения противника;
- подрыв авторитета правящей власти;
- распространение чувства разочарования в своем народе, его традициях, укладе, истории [26].
В этой связи довольно интересное исследование провела А. М. Сосновская, которая проанализировала применение манипулятив-ных технологий гибридной войны на Украине посредством ложных идеологем, внедряемых через средства массовых коммуникаций [30]. Автор данного исследования в качестве объекта определила «символические формы и значения, конструирующие реальность данного конфликта для аудитории». В основание дискурсивного анализа ею была взята работа Дж. Томпсона, посвященная идеологии как стратегической деятельности средств массовой информации [31, с. 56-66].
Текстовое содержание анализа событий, происходящих на Украине после 2014 года, связанных с разрушением мировозренческих установок населения представляются в виде многолетнего конфликта двух народов и их культурного наследия. В фокусе такого подхода прослеживается концентрация внимания на содержательной стороне этнокультурного конфликта, на основе чего происходит мобилизация смыслов, определяющих характер сосуществования двух государственных образований. Уровень противоречий определяет и степень управляемости
населением этой территории, укрепляя властные полномочия местных «элит» и образующихся вокруг них сообществ. Отсюда анализ специфической идеологии (в данном контексте исключительно русофобской) предполагает формирование смыслов, определяющих доминантность властных отношений. Дж. Томпсон предлагает в этих отношениях выделять, прежде всего, их классовый (в смысле неравенства и эксплуатации) характер. Это позволяет акторам дифференцировать населения на различные группы по половому, этническому признакам, а также принужденности к контурному государственному образованию [31, с. 60].
В то же время в оценке характера «многовекового конфликта» прослеживается и прагматический подход. Идеологи предлагают выносить за скобки экономические отношения, которые приносят прибыль их государству и наносят урон противнику. Парадоксальность такого подхода определяется тем, что это происходит на фоне гиперболизации геополитических и социокультурных противоречий, представляемых как неразрешимых. Более того, если изначально такого рода противоречия выглядели, мягко говоря, не убедительно, то по прошествии определенного времени они стали приобретать характер общеизвестной истины. Для современного украинского обывателя война культур не только является очевидным фактом, но и предполагает (допускает) ее переход в прямое военное столкновение с сопредельным государством -гибридный конфликт [32].
А. М. Сосновская предлагает рассматривать выбранный текст не как иллюстрацию конфликтности межгосударственных отношений двух стран, а как один из элементов геостратегических противоречий более высокого уровня. Она предлагает проводить анализ посредством символического конструктивизма, где тексты, иллюстрирующие эти противоречия, не только предлагают репрезентации происходящего, но прежде всего, направлены на формирование совершенно иной реальности. П. Бергер и Т. Лукман характеризуют такого рода явление как способность символических форм оказывать влияние на «процесс конституирования социальных отношений как таковых» [33, с. 14]. Его результатом являются геостратегические противоречия Россия - НАТО, представляемые как конфликтные отношения между Россией и Украиной [30].
Такой анализ существенно расширяет представление о гибридной войне как форме разрешения геостратегических противоречий социокультурными средствами. Современность определяет для нашей страны целый спектр гибридных форм воздействия, которые непосредственно решают задачи разрушения российской социокультурной идентичности. Особенно это стало проявляться в условиях резко изменившейся социально-политической ситуации вокруг нашей страны после начала СВО. Степень и характер воздействия на мировоззрение российских граждан приобрел более конкретизированный
характер, тем самым усиливая механизмы его эффективности. Социокультурное пространство стало объектом «гибридных ударов», которые привели к «частичному разрушению основ общественной жизни и ценностных ориентаций, что позволяет интервенту наиболее надежным образом закрепить свое геополитическое влияние» [34]. Фактически произошла аналогичная ситуация как на Украине, только с отрицательным значением. Там это элементы консолидации общества, а в нашей стране наоборот - десантирование от государства.
Подводя итог, необходимо констатировать, что в современном восприятии гибридная война представляет собой относительно новый феномен социокультурного проти-
востояния различных государственных образований. Условно их можно определить как некие цивилиза-ционные противоречия. Отсюда и акцентуализация воздействия противоборствующих сторон на социокультурной составляющей как основы формирования государства и общества. Сложность в восприятии (принятии) населением такого противостояния обусловлено тем, что в общественном сознании это ассоциируется с советским прошлым -борьбой двух систем (холодная война). Системный социализм воспринимался как основа противоречий между фактическим Западом и условным Востоком. Однако современная ситуация показала, что характер этих противоречий значительно глубже и разнообразнее.
Список литературы
1. Иващенко М. А. К вопросу о понятии и признаках гибридной войны // Российский следователь. 2021. № 12. С. 39-41.
2. Колесников Д. И. Гибридная война как понятие и явление // Социально-политические науки. 2019. № 6. С. 124-127.
3. Дмитриев Д. В. Репрезентация концепта «Гибридная война» в издании «Новая газета» // Русский язык в славянской межкультурной коммуникации: Сборник научных трудов по итогам международной научной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения доктора филологических наук, профессора К.А. Войловой, Москва, 1 марта 2018 года / Отв. ред. О.В. Шаталова. М.: Московский государственный областной университет. 2018. С. 81-85.
4. Бугорская Е. Н. «Гибридная война» как новый тип войны в 21 веке // Актуальные проблемы международных отношений в условиях формирования мультиполярного мира: сборник научных статей 8-й Международной научно-практической конференции, Курск, 14 декабря 2019 года. Курск: Юго-Западный государственный университет. 2019. С. 88-90.
5. Першин Ю. Ю. Гибридная война: много шума из ничего // Вопросы безопасности. 2019. № 4. С. 78-109.
6. Першин Ю. Ю. «Гибридная война» как интеллектуальная провокация // Ученые записки Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского. Философия. Политология. Культурология. 2015. Т. 1 (67). № 1. С. 80-88.
7. Glenn R W. Thoughts on "Hybrid" Conflict // Small Wars Journal. 2009. March 02 // http://small warsjournal.com/jrnl/art/thoughts-on-hybrid-conflict (дата обращения: 05.07.2023).
8. Hoffman F. G. Conflict in the 21st century. The rise of hybrid wars. Arlington: Potomac Institute for Policy Studies. 2007. 72 p.
9. Неклесса А. И. Небесный Вавилон. Гибридный мир и сирийская комбинаторика // Полис. Политические исследования. 2016. № 3. С. 92-107.
10. Манойло А. В. Роль цветных революций в современных гибридных войнах // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2015. № 8(63). С. 13-18.
11. Манойло А. В. Цветные революции в контексте гибридных войн // Право и политика. 2015. № 10. С. 1400-1405.
12. Карякин В. В. Геополитика постмодерна: восприятие гибридных войн и цветных революций в общественном сознании // Гражданин. Выборы. Власть. 2019. № 3(13). С. 68-78.
13. Матвеева А. М. Гибридные войны и цветные революции в геополитике постмодерна // Локус: люди, общество, культуры, смыслы. 2019. № 4. С. 96-111.
14. Домнин В. Н. Брендинг - обоюдоострое оружие современной гибридной войны // Брендинг как коммуникативная технология XXI века: материалы III Всероссийской научно-практической конференции, Санкт-Петербург, 1-3 марта 2017 года. СПб.: Санкт-Петербургский государственный экономический университет. 2017. С. 11-14.
15. Тиханычев О. В. Гибридные войны: новое слово в военном искусстве или хорошо забытое старое? // Вопросы безопасности. 2020. № 1. С. 30-43.
16. Григорьев В. Р. Социальные сети - инструмент сетевого противоборства в гибридной войне // Информация и безопасность. 2018. Т. 21. № 4. С. 586-593.
17. The Military Balance-2015. Editor's Introduction // https:// www.iiss.org/en/publications/military%20balance/issues/the-military-balance-2015-5ea6/mb2015-00b-foreword-eff4 (дата обращения: 15.05.2024).
18. Филимонов Г. «Гибридная война»: интерпретации и реальность // Свободная мысль. 2017. № 3(1663). С. 17-24.
19. Большая советская энциклопедия: в 30 т. / гл. ред. А. М. Прохоров. Изд-е 3-е. М.: Советская энциклопедия. 1971. Т. 5. Вешин -Газли. 640 с.
20. Томас Д. Доктрина справедливой войны: реликт прошлого или актуальность? // Философские науки. 2020. Т. 63. № 11. С. 7-38.
21. Захарян М. А. Военная доктрина Китая // Мировая экономика в XXI веке: глобальные вызовы и перспективы развития: материалы научной конференции бакалавров, магистров и аспирантов Института мировой экономики и бизнеса и кафедры международных экономических отношений, Москва, 2 декабря 2014 года. М.: Российский университет дружбы народов. 2015. С. 155-160.
22. Каменнов П. Б. О военной политике и военной доктрине Китая // Проблемы Дальнего Востока. 2014. № 5. С. 126-148.
23. Шашкин П. А. Концепция справедливой войны в контексте формирования национальной этики ведения военных действий // Экономические стратегии. 2016. Т. 18. № 4(138). С. 52-63.
24. Муравых А. И. Горячая фаза мировой войны // Вопросы политологии. 2023. Т. 13. № 3(91). С. 1128-1135.
25. Низовцева Н. Ф. Гибридная война как геополитический тренд // Научные труды Северо-Западного института управления РАНХиГС. 2016. Т. 7. № 3(25). С. 76-85.
26. Коноплева А. А. Гибридная война как современный социокультурный феномен // Манускрипт. 2018. № 7(93). С. 86-89.
27. Anthias F. New hybridities, old concepts: the limits of «culture» // Ethnie and racial studies. L. 2001. Vol. 24. N 4. P. 619-641.
28. Золотухин В. М. К вопросу о природе и сущности гибридной войны в современном мире: философско-культурологический аспект // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. 2017. № 41-1. С. 99-104.
29. Романова В. А. Информационная составляющая гибридных войн современности // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. 2015. № 2. С. 293-299.
30. Сосновская А. М. Идеология и массовые коммуникации: гибридная война на Украине // Научные труды Северо-Западного института управления РАНХиГС. 2016. Т. 7. № 3(25). С. 134-142.
31. Thompson J. В. Ideology and Modern Culture. Critical Social Theory in the Era of Mass Communication. Oxford: Polity Press. 1990.
32. Карулин А. А. Гибридные конфликты как новый феномен международных отношений на примере конфликта на востоке Украины // Россия в глобальном мире: новые вызовы и возможности: Сборник работ X международной студенческой научной конференции, Санкт-Петербург, 24-26 марта 2022 года. СПб.: «Скифия-принт». 2023. С. 79-91.
33. Бергер П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / Пер. Е.Д. Руткевича. М.: Медиум. 1995. 323 с.
34. Кочетков В. В. Культурное измерение гибридных войн // Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 2015. № 4. С. 263-267.
ALIEV Dzhomart F. - PhD in Economics, First Vice-Rector, Head of the Department of Methods and Technologies of Modern Propaganda and Counter-Propaganda of the Russian State Social University, Moscow, Russia, email: alievdf@rgsu.net.
Keywords: hybrid warfare, socio-cultural phenomenon, socio-cultural identity, the war of cultures.
HYBRID WARFARE IS A NEW SOCIO-CULTURAL PHENOMENON
Annotation
The article attempts to conduct a critical analysis of existing approaches in Russian humanities to a relatively new socio-cultural phenomenon - hybrid warfare. The essence of the phenomenon considered in the article indicates that the forms of hybrid influence used in modern interstate confrontation have a negative impact on the worldview of citizens. This creates conditions under which the nature of the confrontation between states reaches a qualitatively different level - a hybrid conflict. The warring parties, in their choice of means of influencing the enemy, use new technologies that are primarily focused on the socio-cultural sphere. The analysis of the modern socio-cultural phenomenon of hybrid warfare conducted in the article suggests that the enemy determines the value sphere of a particular social education (people, population, communities), ethno-cultural and ethno-religious preferences of citizens as the most likely objects of influence.
References
1. Ivashchenko M. A. On the question of the concept and signs of hybrid warfare // Russian investigator. 2021. No. l2. pp. 39-41.
2. Kolesnikov D. I. Hybrid war as a concept and phenomenon // Socio-political sciences. 2019. No. 6. pp. 124-127.
3. Dmitriev D. V. Representation of the concept of "Hybrid war" in the publication Novaya Gazeta // Russian language in Slavic intercultural communication: A collection of scientific papers on the results of the international scientific conference dedicated to the 75th
anniversary of the birth of Doctor of Philology, Professor K.A. Voilova, Moscow, March 1, 2018 / Rev. ed. by O.V. Shatalov. M.: Moscow State Regional University. 2018. pp. 81-85.
4. Bugorskaya E. N. "Hybrid war" as a new type of war in the 21st century // Actual problems of international relations in the context of the formation of a multipolar world: collection of scientific articles of the 8th International Scientific and Practical Conference, Kursk, December 14, 2019. Kursk: Southwestern State University. 2019. pp. 88-90.
5. Pershin Yu. Yu. Hybrid war: much ado about nothing // Security issues. 2019. No. 4. pp. 78-109.
6. Pershin Yu. Yu. "Hybrid war" as an intellectual provocation // Scientific note of the V.I. Vernadsky Crimean Federal University. Philosophy. Political science. Cultural studies. 2015. Vol. 1 (67). No. 1. pp. 80-88.
7. Glenn R W. Thoughts on "Hybrid" Conflict // Small Wars Journal. 2009. March 02 // http://small warsjournal.com/jrnl/art/thoughts-on-hybrid-conflict (date of access: 07/05/2023).
8. Hoffman F. G. Conflict in the 21st century. The rise of hybrid wars. Arlington: Potomac Institute for Policy Studies. 2007. 72 p.
9. Nekless A. I. Heavenly Babylon. Hybrid world and Syrian combinatorics // Polis. Political research. 2016. No. 3. pp. 92-107.
10. Manoilo A.V. The role of color revolutions in modern hybrid wars // Science and education: economy and economics; entrepreneurship; law and management. 2015. No. 8(63). pp. 13-18.
11. Manoilo A.V. Color revolutions in the context of hybrid wars // Law and politics. 2015. No. 10. pp. 1400-1405.
12. Karyakin V. V. Postmodern geopolitics: perception of hybrid wars and color revolutions in public consciousness // Citizen. Elections. Power. 2019. No. 3(13). pp. 68-78.
13. Matveeva A.M. Hybrid wars and color revolutions in postmodern geopolitics // Locus: people, society, cultures, meanings. 2019. No. 4. pp. 96-111.
14. Domnin V. N. Branding - a double-edged weapon of modern hybrid warfare // Branding as a communicative technology of the XXI century: materials of the III All-Russian Scientific and practical conference, St. Petersburg, March 1-3, 2017. St. Petersburg: St. Petersburg State University of Economics. 2017. pp. 11-14.
15. Tikhanychev O. V. Hybrid wars: a new word in the art of war or a well-forgotten old one? // Security issues. 2020. No. 1. pp. 30-43.
16. Grigoriev V. R. Social networks - a tool of network confrontation in a hybrid war // Information and security. 2018. Vol. 21. No. 4. pp. 586-593.
17. The Military Balance-2015. Editor's Introduction // https:// www.iiss.org/en/publications/military%20balance/issues/the-military-balance-2015-5ea6/mb2015-00b-foreword-eff4 (accessed: 15.05.2024).
18. Filimonov G. "Hybrid war": interpretations and reality // Free Thought. 2017. No. 3(1663). pp. 17-24.
19. The Great Soviet Encyclopedia: in 30 volumes / Chief editor A.M. Prokhorov. Ed. 3-E. M.: The Soviet Encyclopedia. 1971. Vol. 5. Veshin - Gazli. 640 pp.
20. Thomas D. The doctrine of just war: a relic of the past or relevance? // Philosophical sciences. 2020. Vol. 63. No. 11. pp. 7-38.
21. Zakharyan M. A. China's military doctrine // World economy in the XXI century: global challenges and development prospects: materials of the scientific conference of bachelors, masters and postgraduates of the Institute of World Economy and Business and the Department of International Economic Relations, Moscow, December 2, 2014. Moscow: Peoples' Friendship University of Russia.
2015. pp. 155-160.
22. Kamennov P. B. On military policy and military doctrine of China // Problems of the Far East. 2014. No. 5. pp. 126-148.
23. Shashkin P. A. The concept of a just war in the context of the formation of national ethics of warfare // Economic strategies. 2016. Vol. 18. No. 4(138). pp. 52-63.
24. Muravykh A. I. The hot phase of the World War // Questions of political science. 2023. Vol. 13. No. 3(91). pp. 1128-1135.
25. Nizovtseva N. F. Hybrid war as a geopolitical trend // Scientific papers of the Northwestern Institute of Management of the RANEPA.
2016. Vol. 7. No. 3(25). pp. 76-85.
26. Konopleva A. A. Hybrid war as a modern socio-cultural phenomenon // Manuscript. 2018. No. 7(93). pp. 86-89.
27. Anthias F. New hybridities, old concepts: the limits of "culture" // Ethnic and racial studies. L. 2001. Vol. 24. N 4. P. 619-641.
28. Zolotukhin V. M. On the nature and essence of hybrid warfare in the modern world: philosophical and cultural aspect // Bulletin of the Kemerovo State University of Culture and Arts. 2017. No. 41-1. pp.99-104.
29. Romanova V. A. The information component of modern hybrid wars // State and municipal administration. The scientific notes of SKAGGS. 2015. No. 2. pp. 293-299.
30. Sosnovskaya A.M. Ideology and mass communications: hybrid war in Ukraine // Scientific proceedings of the Northwestern Institute of Management of the Russian Academy of Sciences. 2016. Vol. 7. No. 3(25). pp. 134-142.
31. Thompson J. V. Ideology and Modern Culture. Critical Social Theory in the Era of Mass Communication. Oxford: Polity Press. 1990.
32. Karulin A. A. Hybrid conflicts as a new phenomenon of international relations on the example of the conflict in eastern Ukraine // Russia in the global world: new challenges and opportunities: Collection of works of the X International Student Scientific Conference, St. Petersburg, March 24-26, 2022. St. Petersburg: "Scythia-print". 2023. pp. 79-91.
33. Berger P. Social construction of reality. A treatise on the sociology of knowledge / Per. E.D. Rutkevich. M.: Medium. 1995. 323 p.
34. Kochetkov V. V. The cultural dimension of hybrid wars // Bulletin of the Moscow University. Series 18. Sociology and Political Science. 2015. No. 4. pp. 263-267.
