CC BY
19ПРОБЛЕМЫ МИРОВОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА
УДК 821(411) - 2.09Ген. «04/14»
Э. Р. Тулуп
ГЕРОИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ШОТЛАНДСКОЙ ПОЭЗИИ ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ.
Введение. Цель и задачи работы. Настоящая публикация входит в серию работ автора, посвященных героическим мотивам в средневековой шотландской поэзии ХШ-ХУ вв. Завершает этот этап «великая триада» поэтов: Джон Барбур (ок. 1320-1395), Вильям Дунбар (?1460-?1520) [см. наши работы о нем: 5; 13] и сэр Роберт Генрисон (?1420-?1480). Своеобразие Роберта Генрисона (далее сокр. Р.Г.), чье творчество и биография освещаются в данном сообщении, состоит в том, что, на первый взгляд, всякая героика и в литературных, и в житейских трудах Р.Г. отсутствует. Мы, однако, позволили себе выдвинуть иную гипотезу. Самый известный баснописец и поэт-нарра-тор Шотландии ХУ в., «шотландский Чосер» (так его звали уже ближайшие поколения потомков), - Р.Г. не мог избегнуть проблемы: кого считать героем своего порубежного времени и как этот героизм оценивать и изображать?
Проверка выдвинутой гипотезы и составляет цель нашей работы. Задачи её таковы. 1) Выявить составляющие героической модели поведения в произведениях Р.Г.; 2) систематизировать биографические сведения о Р.Г., накопленные современной шотландистикой, и соотнести их с текстами поэта (басенными, пасторальными или смешанных жанровых типов); 3) определить соотношение традиционно-
го/новаторского в авторских вариациях героических мотивов позднего шотландского Средневековья и предРенессанса.
Актуальность данной темы видится нам в сочетании её универсальности (героика, так или иначе, присутствует в истории, литературе и культуре любой страны и любой эпохи), но и - одновременно - её яркой историко-национальной конкретики. Переломный период, в который творил Р.Г., даёт богатую почву для такого «сдвоенного» подхода. Новизна работы состоит в том, что в ней впервые: 1) вводится в отечественную филологию новый перевод одного из програмных произведений Р.Г. и литературный комментарий к другим; 2) анализируется их а) жанровая, б) концептуальная и в) религиозно-этическая специфика; 3) она связывается не только с литературной биографией автора, но и с его этико-духовными императивами.
В работе применены историко-биографический, поэтологический (в т.ч. поэтонимный), жанрологический и, отчасти, концептуальный методы анализа. Текстовой базой нашего сообщения послужили стихотворения Р.Г., представленные в авторитетных англоязычных и переводных антологиях [8; 27], общим объемом около 2.000 строк.
Степень изученности проблемы. Историко-биографический анализ. О жизни и творчестве Р.Г. достоверно известно немногое. Род его был старинным дворянским родом. Однако к XV в. Генрисо-ны сильно обеднели и вынуждены были зарабатывать на жизнь не военной или придворной службой, а ремеслами «третьего сословия», - прежде всего, юристикой. Вторым способом обеспечить своё существование (особенно для младших сыновей) была духовная карьера: постриг в монахи и/или посвящение в священнослужители. Поскольку сам Р.Г. стал и монахом, и священником, и юристом, ученые сделали соответствующие выводы о его первоначальном семейном и финансовом положении [1; 2; 24].
Вместе с тем, такой путь позволял также получать неплохое образование. Косвенно об этом свидетельствуют два (не вполне пока документированных, но все же достаточно обоснованных) факта. Первый факт: Р.Г. имел частную практику: вел дела по семейным и имущественным искам (как «белый монах», живущий «в миру»). И второй факт: он преподавал в школе для городских детей при Дун-фермлинском монастыре (аббатстве) [2]. Блестящее владение сти-
1 'l ''
№ 24(81) ВРЛр
хотворной техникой, осведомлённость в античной традиции, богатство подробностей из жизни дворянства, духовенства и горожан, вместе с точной юридической терминологией, частыми латинизмами и галлицизмами, наряду с редкостно широким и разностильным шотландским языком, характерные для поэзии Р.Г., - подтверждают изложенные выше гипотезы о его биографии [4; 18; 21]. Все эти гипотезы, однако, продолжают уточняться.
Поэтонимический анализ. Материалы для таких уточнений можно извлечь также из топонимов, антропонимов и других поэтони-мов, какие дают нам сами художественные тексты Р.Г. Так, античными поэтонимами насыщена его поэма «Завещание Крессиды» (The Testament of Cresseid). Это и пленница Агамемнона Крессида (Хри-сеида), и троянский царевич Троил (Troylus), и сама Троя (Troy), и царь Аргоса Диомед (Diomeid), и прорицатель Калхас (Калхант) (Calchas), и многочисленные теонимы: Венера (Venus), Купидон (Cupido), Сатурн (Saturn), Марс (Mars), Юпитер (Juppiter), Феб (Phebus) и др. [27, p. 85-107]). Выбор этих имён и форм их написания говорит о том, что автор, вероятно, был знаком с греческим оригиналом Гомеровой «Илиады». Однако в целом античную мифологию и литературу он изучал, скорее всего, по средневековым латинским и/или старофранцузским учебникам-компиляториям.
Пастораль «Робен и Макина» (Robene and Makyne) [27, p. 107111] и образец животного эпоса, «Повесть об Овце и Псе» (The Tale of the Sheep and the Dog) [27, p. 111-115], опираются на поэтонимы другого типа: на рустицизмы (типичные крестьянские имена) в первом случае, и на зоонимы во втором. Причем зоонимы Р.Г. черпает из уже хорошо разработанной жанровой традиции античных басен и средневековых бестиариев. Здесь и судья, магистр Волк (Maister Wolf), и судебный пристав Ворон (Shir Raven), и писец Лис (the Fox), и адвокаты двух сторон, Ястреб (the Gled) и Гриф (the Graip), и истец Пёс (the Dog), и ответчица Овца (the Sheep). Необычны в этом репертуаре Р.Г. лишь два момента: 1) орнитонимы Ястреб и Гриф, и 2) сюжетные роли персонажей. Негативные роли отданы птицам-хищникам и животным-хищникам; этот принцип аллегоризации как раз вполне тра-диционен. Овца как невинная жертва - также персонаж достаточно устойчивый. Но в басенной и бестиарной традициях Овце противо-
стоит обычно не Пёс, а Волк или Лис: персонаж-агрессор или персо-наж-трикстер. Вместе с тем, именно в британской культурной традиции собака (пёс) меньше развил символико-аллегорические черты друга и спутника человека, больше - черты охотника и/или охранника [9, с. 52, 82, 270 и др.].
Оригинальны также орнитонимные клички-шотландизмы (gled, graip, букв. «скользящий» (для Ястреба) и «хватающий» (для Грифа) [27, p. 112, footnotes]). Наконец, в высшей степени самобытна та скрупулёзность, с какой Р.Г. воссоздает мельчайшие детали судебных процедур своего времени. Это, конечно, усиливает комический гротеск его произведений, зато ослабляет их аллегоричность, «сдвигая» жанр басни к жанру бестиария. Все эти стилистико-сюжетные и жанровые особенности служат лишним доказательством правильности биографических гипотез относительно Р.Г. (см. выше).
Могло ли, однако, такое бытописание стать источником героических, а не комических мотивов? На этот вопрос отвечают, по нашему мнению, програмные вещи Р.Г.: элегия-проповедь «Монастырская прогулка» (The Abbey Walk) [8, с. 90-92; 27, p. 83-85] и бестиа-рий-басня-новелла в стихах «Повесть о мышке-селянке и мышке-горожанке» (The Taill of the Uponlandis Mous and the Burges Mous) [27, p. 115-123].
В первом тексте (далее сокр. «Прогулка») концепт героического связан с другими этическими концептами христианства: смирением (послушанием) и благодарностью. Каждую строфу этой маленькой поэмы (или большого стихотворения) сопровождает рефрен «Смирись и Бога возблагодари» ("Obey and thank thy God of all"). Героизм смиренного послушания состоит, по Р.Г., в следующем. Там, где «мирское» сознание склонно видеть лишь превратности фортуны ("When fortoun list will frae thee fall"), лишь скоротечность всех земных благ, которые «с лёгким ветром улетят» ("as the wind will wend away"), -там сознание верующего различает "the great provisioun of God" (в переводе: «попеченье, то есть порученье от Господа»), и отсюда -непобедимость даже внешне побежденного: "Sae it cum nocht throu thy defalt" (в переводе: «Ничто тебе чинить не сможет кривды, / Никто тебя не в силах одолеть»). Чтобы конкретизировать и эмоционально насытить этот лейтмотивный тезис, поэт с каждой новой строфой
' 1* 'Ч'
№ 24(81) ВРЛр
нагнетает новые и новые беды, способные сломить человека. Это потеря власти, свиты («своего» окружения) и богатства (строфа 2), телесной красоты и физического здоровья (строфы 3, 4), самогО своего социального статуса (строфа 5). Соответственно, с каждой новой строфой всё более ободряющим, но и более императивным становится рефрен.
Духовный смысл его вполне каноничен: слабость человеческих сил лишь оттеняет силу Бога; видимая заброшенность и одиночество человека перед ударами судьбы подчеркивает невидимую, но неустанную Божественную заботу о нём. (Ср. рассуждения Ап. Павла о слабости человека как о его силе «в Боге», Римл. V, 1). Однако перед нами текст в жанре не только проповеди или «душеспасительной беседы». Это взволнованный диалог двух личностей рассказчика и слушателя. Недаром надпись на монастырской стене (рефрен текста) не безлично иллюстрируется, а заново и лично передумыва-ется, лично переживается героем-рассказчиком. В этом проявляется, на наш взгляд, новая, ренессансная составляющая «Прогулки». Она, однако, ещё находится в гармонии со средневековым христианским мирочувствием. Так что в жанровом плане (и с учётом «парадоксальной этики» «Прогулки»), быть может, наиболее адекватное жанровое определение этого текста - «монастырская элегия».
Еще ярче парадокс героического выступает в повести о двух мышках (далее сокр. «Повесть», см. Приложение). Формально -жанровая модель здесь представляет «длинную басню», басню-«ис-торию» ^аШ). В персонажном отношении героиня-«селянка» воплощает позднесредневековый тип бодрого, неунывающего аскета, а героиня-«горожанка» - раннеренессансный тип ловкача-трикстера. Этим «Повесть» Р.Г. сближается с ренессансным жанром новеллы. Что ещё важней: за тремя разными жанровыми моделями (басня, повесть, новелла) проступают и разные модели героического жизне-поведения.
По-своему героичны обе - и мышь-горожанка, и мышь-крестьянка. (Как ни забавно это звучит применительно к двум крошечным басенным персонажам). Обе временами смертельно рискуют сами или подвергаются смертельной опасности извне. От обеих жизнь требует смекалки и упорства. Но одной героине все эти качества, не
обеспечивая социального и физического комфорта, приносят всё же радость и «мир с миром». Дискомфорт (и даже драматизм) этого внешнего мира «умягчают» и «делают на диво добрым» ("mak <.. .> tender and wonder gude") дружба, взаимная преданность, вера и благодарное приятие ("merry cheer") жизни как дара. Наоборот, у другой героини личная отвага и смекалка «обслуживают» только утилитарные гедонистические цели. Оттого и сама она становится нетерпимой, презрительной, свысока смотрит и на мир вообще, и особенно на мир простолюдинов. В итоге, после трудных испытаний, при развязке басенно-новелистического сюжета, одна сестра остаётся «в мире и покое» ("in quiet and ease"), а другая теряет свою единственную привязанность - «единоутробную» сестру ("I and ye lay baith within ane wame"). Героизм кроткой веры и здорового аскетизма (не фанатизма!) оказывается привлекательней героизма как самоуверенного «захвата» жизненной территории и жадного «уворовыванья» житейских удовольствий.
Заключение. Перспективы исследования. Проделанный анализ жанрово-концептуального своеобразия нескольких основных произведений (major poems) Р.Г. позволяет подвести предварительные итоги и очертить перспективы изучения его творчества в контексте проблемы героического. Результаты нашего анализа таковы.
1. Героическое и героизм в поэзии Р.Г. составляют сложный концепт. В нем соединились «низкое» и «высокое», личностное и коллективное, средневековое и ренессансное, «мирское» и духовное начала.
2. Это соединение зачастую приводит Р.Г. к «поэтике парадокса» (в христианской терминологии - к поэтике антиномии). Свои религиозные убеждения и нравственные принципы Р. Генрисон-поэт демонстрирует и отстаивает методом от противного: добро - показывая плоды зла, веру - изображая религиозный индиффентизм, справедливость - через эпизоды, рисующие «мирскую» несправедливость.
3. Поэтика парадокса даёт Р. Генрисону возможность предоставить слово персонажам из самых разных сословий, с противоположными моральными устоями, различными взглядами на жизнь и ценностными ориентирами. «Божественная» истина, согласно Р.Г., не отметает, а проверяет каждую «личную» человеческую истину, включая её в сюжеты самоиспытания, самореализации и, т.о., самоидентификации.
4. От исследователя такая поэтика требует дополнительной конкретизации концепта «героизм» через смежные концепты, актуальные именно для данного автора. Для Р. Генрисона это прежде всего концепты «гордость/смирение», «радость/уныние», «неволя/свобода», «дар/благодарность». В этом мы видим перспективы изучения героических мотивов в творчестве Р. Генрисона.
Сэр Ричард Генрисон (?1420 - ?1485) ПОВЕСТЬ О МЫШКЕ-СЕЛЯНКЕ И МЫШКЕ-ГОРОЖАНКЕ
Пер. со скотса (шотландского) Марины Новиковой.
Сей сказ Эзоп поведал нам сначала: Как жили мышки - сёстры и подружки. Постарше, - в городке себе живАла, Помладше - за горами в деревушке, В конце её, - от всяческой ловушки Спасаясь в поле: нищий так от палки Спасается благодаря смекалке.
Случалось ей не раз зимой злодейской Дневать голодной, ночевать холодной, Второй жилось, как братии гильдейской, От податей и мыт почти свободной: Гуляй, бери (хватало бы сноровки) В буфете сыр и ветчину в кладовке.
Так живучи, не бОса и не гола, Она однажды вспомнила крестьянку. У старшей даже сердце закололо: Проведать надо бедную селянку! И обувь сняв, с гостинцем, спозаранку Пошла она кружлять путём предлинным Ища меньшую по холмам-долинам.
Приложение
Прошла и чащи, и лесные пущи, По мхам зыбучим, зарослям колючим, К деревне вышла - закричала пуще: «- Сестра, я здесь! С подарком наилучшим! Пошли хоть писк! По голосу мы учим Родимых узнавать: своя ли мышь ли?..» «- Пи-и!» - слышат обе - и навстречу вышли.
Господня милость - лицезреть картинку, Как свиделись сестрицы дорогие! Друг дружке обе падают в обнимку, Целуют очи, держатся за выи, Смеются, плачут, гладят с головы - и До кончика хвоста; и понемножку Стихая, в норку входят, ножка в ножку.
ПризнАюсь вам: нора была отменна -Из папороти, листьев и осоки; Два валуна ей подпирали стены, А вход был ни широкий, ни высокий. Вползли они впотьмах, обтёрши бОки: Внутри-то нет ни свешницы, ни плошки -Не любят света мышки-осторожки.
Устроились; меньшая шурх в кладовку; Несёт орешков горстку и грибочек. Похожа ль эта снедь на голодовку Скорей, чем на кутёж купецких дочек? -Судить не мне, я вам тут не наводчик. «- Сестра, - ей городская мышь спесиво, -Что? - это весь и харч твой, и подлива?»
«- А чем же плох он?» - «Тьфу такой стыдобе!» -
«Своё ругать, сестрица,- больше срама.
В единой вырастали мы утробе;
Единая нас выкормила мама.
Я не богачка? Так и ты не дама.
Живу я без подливок и заедков?
Зато сословье чту своё и предков».
«- Прости, сестра, но не сочти за шутку: Я не приемлю всё, что грубо, твёрдо. Привычна нежность моему желудку, Ведь он питается не хуже лорда. Горох, орехи? - корм такого сорта, Во-первых, скучен; во-вторых, зубочкам Опасен; в-третьих, вздутие кишёчкам».
«- Сестра, не бойся», - ей в ответ вторая. И ты привыкнешь к моему покою: Он прост, но тёпл; и снедь моя простая, -Они твои. Останешься со мною -Благословенны станут они вдвое. А умягчим мы их взаимной службой, Сердечностью, и кротостью, и дружбой.
От поварских стараний что за сладость, Когда хозяин зол иль смотрит хмуро? Ним стол на пользу, а застолье в радость, Коль рядом благородная натура, А дружество милей филе из кура; Вкусней грибки сухие и орешки, Чем сотни блюд под кислые усмешки».
Но сестрины резоны и причины Мышь-горожанку не подвигли к песням. С трудом расправя мрачные морщины, Напущенные пиром этим пресным, Она сестре насмешливо: «- Ну, здесь им: Закускам лёгким, вместе с речью веской, И место - у зверушки деревенской.
Бросай нору, пойдём ко мне в палаты. Там и объедки - что твои припаски: СтрастнАя Пятница моя богата Едой куда поболей твоей Пасхи; Притом же и живу я без опаски: Ни мышеловок, ни собак во злобе». «- Изволь, сестра», - и побежали обе.
Через сосняк, через овсы густые,
Через запруду и мосток скрипучий...
Мышь старшая ступала впереди; ей
След в след меньшАя, - так, на всякий случай.
Спешили ночью; спали днём под кучей
Листвы, - и так, под жаворонка пенье,
Пришли на зорьке в город в нетерпенье.
Неподалёку - дом; видать снаружи -Зажиточный. Вошла мышь городская, Не молвя «- Бог на помощь!» никому же, Мышь сельскую по сходцам увлекая. Тут им открылась диво-кладовая, И погреб винный, и буфет старинный, Где пахнет сыр и веет дух ветчинный.
Здесь бочки пива, там винА бутыли; Являют пОлки вялень и копчёнку... Сестрицы лоб едва перекрестили, Умылись чуть, - и кушать вперегонку Баранину, говядину, печёнку! Вот разве что водицу, а не водку Вливают в переполненную глотку.
Довольная, задравшая носишко, Следит сестра за младшею сестрою: Поймёт ли деревенское умишко Различье меж усадьбой и норою? «- Я поняла, но не пойму (не скрою): А сколько может счастье твоё длиться?» -«- Вовеки!» - «Будь же счастлива, сестрица».
Приносит та второе развлеченье: Каштаны в масле и мяско с подливой; Потом и третье - белое печенье, Насыпанное грудой горделивой, И булочки (с изюмом, не со сливой!), И наконец - у барышни в постельке Украденный кусочек карамельки.
Наелись так, что больше нету мОчи; Запели славословье во весь голос. Ан говорят недаром: день-то к ночи! Удача их на промах напоролось... Сидят они, усеяв крошкой пол весь. Вдруг - ключник в двЕри, звякая ключами, И что он видит? - догадайтесь сами.
Какая тут умывка и утирка! Сигнули кто куда и кто проворней. У городской в полу сыскалась дырка; Она туда - и спряталась, как вор, в ней. А сельской доля выпала позорней: Дыр нет; деваться некуда; со страху Упала - и лежит, подобно праху.
Но ключник занят мыслями иными, Презрел такие мелкие потери; Искать мышей, охотиться за ними Не стал - и вышел, распахнувши двери. А мышь, ухОда этого тетери Дождавшись и отделавшись лишь риском, Сестру зовёт: «- Ты где? Озвись хоть писком!»
Увы! - пластом лежит меньшАя мышка. Тело-то с нею, да сипит насквОзь дых; Колотится отчаянно сердчишко; Трясутся непрестанно спинка-хвостик: То скорчит, то растянет во весь рост их. Прежалостно слезу она пускает, А старшая, найдя её, ласкает:
«- Ты всё лежишь? Вставай, моя родная! Поди покушай: мИнули тревоги». А младшая, рыдая и стеная: «- Не кушать бы - собрать бы руки-ноги! Нет, лучше пост сорокадневный, строгий, Гриб да водица, боб и чечевица, Чем ужасы - пиры твои, сестрица».
И всё же та утешила подружку; Берут они опять питья и пищи; Но только-только осушили кружку, Как тут и Тиб, огромнейший котище! Мурлычет: «- Бог на помощь!». Горожанка В дыру быстрее, чем матрос на рею, А Тиб-игрун селянку хвать за шею!
И - мять её, и - тискать, и - кидать, ах! -То вверх, то вниз, на зад и на лопатки; То даст уйти, то снова жмёт в объятьях; Мигнул: «- В порядке?» - и затеял прятки: Она в мешок, а он её за пятки, Пока, измучась на ауто-да-фЕ том, Мышь заползла меж стенкой и буфетом.
Прижалась, притаилась, дабы коготь
Кошачий не достал её оттуда.
Но Тиб ушёл, не ставши больше трогать
Беднягу. Той не верится: о, чудо!
Она свободна!.. Вышла из-под спуда
И говорит, полумертва, но рада:
«- Прощай, сестра! Твоих мне блюд не надо.
За царское спасибо угощенье. Хорош обед, да горькая приправа. Пускай другим он сладость и прельщенье, Но как по мне - оскомина-отрава. Уволь: по гроб сыта я, ей же право! Благословенны дыры будь и щели: Мы в них - и то укрылись еле-еле.
Домой иду - туда, отколь я родом. Сюда не сунусь ни к добру, ни к худу!». Простилась - и пустилась скорым ходом, Весёлая, в родимую страну ту. А как уж мчалась через мост, запруду, Да по овсам, да по лесам сосновым, -Не опишу вам ни пером, ни словом.
Одно скажу: дошла-таки до норки. В ней сушь и тишь, хоть норка невеличка; Зато полнО в кладовке и каморке: Горох, орешки, ржица и пшеничка. Захочешь - съешь да Бога возвеличь-ка В тепле и мире, благостно и мило... Ну, а к сестре мышь больше не ходила.
Список использованных источников
1. Алексеев М.П. Генрисон / М.П. Алексеев // История английской литературы. - М.Л. : Изд-во Акад. наук СССР, 1943-1958. - Т.1. Вып. 1. - 382 с. - Часть I. Литература раннего Средневековья. -Отдел IV. Литература XV в. - Глава 2. Шотландская поэзия XV в. -С.199-218.
2. Алексеев М.П. Литература средневековой Англии и Шотландии: Учебн. пособие для филол. спец-тей. ун-тов / Предисл. и комм. Н.Д. Левина / М.П. Алексеев. - М. : Высш. школа, 1984. - 351с., ил.
- С. 271-276.
3. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика / М.Л. Гаспаров. - М. : Наука, 1984. - 319 с.
- С. 206-214.
4. Лггература захщноевропейського Середньовiччя / Ред. Н.О. Висоцька. — Вшниця : Нова книга, 2003. - 464 с. - С. 6-20.
5. Новикова М.А., Тулуп Э.Р. Вильям Дунбар: лирическая драматургия и её мифоритуальные истоки / М.А. Новикова, Э.Р. Тулуп / / Ивденний архiв. Фшол. науки: Зб. наук. праць / Наук. ред. Мшуков О.В. та ш. - Херсон : Вид-во ХДУ, 2012. - Випуск LV. - С. 66-73.
6. Новикова М.А., Тулуп Э.Р. Героические женщины-святые в истории и литературе Шотландии (эпоха Средневековья) / М.А. Новикова, Э.Р. Тулуп // В оправдание филологии: Сб. статей в честь юбилея проф. В.В.Федорова: Гл. ред. В.М. Калинкин. - Донецк : Изд-во Донецк. нац. ун-та, 2011. - С. 80-87.
7. Новикова М.А., Тулуп Э.Р. Героические мотивы Средневековья: люди Церкви / М.А. Новикова, Э.Р. Тулуп // Культура народов
Причерноморья. - Симферополь : Изд-во Таврическ. нац. ун-та, 2011.
- Вып. 211. - С. 145-149.
8. Новикова М. А. (сост., пер., комм.). Шотландии кровавая луна: Антология шотландской поэзии (с ХШ-го века до века ХХ-го). / [Текст]. - Симферополь : СОНАТ; Крымский Архив, 2007. - 320 с.
9. Рум А.Р.У., Колесников Л.В., Пасечник Г.А. и др. Великобритания: Лингвострановедческий словарь. Под ред.. Е.Ф. Рогова. / А.Р.У. Рум, Л.В. Колесников, Г.А. Пасечник и др. (авт.), Е.Ф. Рогов (ред.). - М. : Рус. яз., 1978. - 480 с.
10. Рыбакин А. И. Словарь английских личных имен / А. И. Ры-бакин. - М. : Рус. яз., 1989. - 224 с.
11. Рыбакин А. И. Словарь английских фамилий / А. И. Рыба-кин. - М. : Рус. яз., 1986. - 576 с.
12. Скотт Т. Предисловие: Пер. М. Новиковой / Т. Скотт, М. Новикова (пер.) // Шотландии кровавая луна, - С. 68-69.
13. Тулуп Э Р. Вильям Дунбар и его поэзия: героические и антигероические мотивы / Э.Р. Тулуп // Культура народов Причерноморья. - Симферополь : Изд-во Таврическ. нац. ун-та, 2012. - Вып. 229.
- С. 186-190.
14. Тулуп Э Р. Женские персонажи в англо-шотландских балладах ХШ-ХУШ вв. / Э.Р. Тулуп // ProЫematyczne aspekty i rozwiazaшa we wspуiczesnej пайсе: Мат-лы Междунар. науч.-практ. конф. - Краков, 2012. - Вып. 3. - С. 25-27.
15. Тулуп Э.Р. Концепт «героизм» в раннесредневековой западноевропейской литературе: основная характеристика / Э.Р. Тулуп // Спецпроект: аналiз наукових дослщжень: Мат-ли VII Мiжнар. наук.-практ. конф.: У 7 т. - Дншропетровськ : Бша К.О., 2012. - Т. 4: Мис-тецтвознавство та культуролопя. Фшолопчш науки. - 108 с. - С. 5557.
16. Тулуп Э.Р. Маловивчеш питання бюграфп та творчосп Роберта Генрюона (шотландське Середньовiччя) / Э.Р. Тулуп // Науко-во-дослщна робота молодих учених: стан, проблеми, перспективи: Мат-ли I Всеукр. наук.-практ. штернет-конф. - Херсон : Вид-во ХДУ, 2012.
- С. 318-321.
17. Тулуп Э.Р. Проблемы биографии и творчества Роберта Ген-рисона в критическом освещении / Э.Р. Тулуп // Вюник Харювськ.
нац. ун-ту. - Харюв : Константа, 2012. - CepiH: Фшолопя. № 994. Вип. 64. - С. 264-269.
18. Шалагшов Б. Б. Зарубiжна лггература вiд античностi до початку XIX столптя. - К. : Академiя, 2004. - 360 с. - С. 120-149.
19. Шаповалова М.С., Рубанова Г.Л., Моторний В.А. Iсторiя за-руб1жно! лiтератури: Середш вiки та Вiдродження / М. С. Шаповалова, Г. Л. Рубанова, В. А. Моторний. - Львiв : Вища школа, 1982. -440 с. - С. 234-235.
20. Henryson, Robert / Robert Henryson // The British Encyclopedia Illustrated /With an Introduction by Cyril Norwood, M.A., D. Litt/ Prepared under general editorship of J.M. Parrish, M.A. Oxon, John R. Crossland, et al. - Vol. 5. - Lnd.: Odhams Press Ltd, 1965. - P. 481.
21. Jack R.D.S. The Italian Influence on Scottish Literature / R.D.S. Jack. - Edinburgh, 1972. - P. 8-14.
22. Lyall R.J. Henryson's Molal Fabillis and the Stein-^wel Tradition / R.J. Lyall // Forum for Modern Language Studies. - XXXVIII. - No 4. -October 2002. - P. 362-382.
23. Lyall R.J. Henryson and Boccaccio: A Problem in the Study of Sources / R.J. Lyall // Anglia. - 1981. - №99. - P. 38-59.
24. MacQueen J. Neoplatonism and Orphism in Fifteenth-Century Scotland: The Evidence of Henryson's "New Orpheus" / J. MacQueen // Scottish Studies. - 1979. - №20. - P. 69-89.
25. Rowland, Beryl. The Scottish poets: Henryson and Dunbar / Beryl Rowland // Poetry in English: An Anthology. - N.Y., Oxford: Oxford University Press, 1987. - The Middle Ages. - [By Beryl Rowland, York University]. - P. 115.
26. Ruthledge, Thomas. Robert Henryson's Orpheus and Eurydice: A Northern Humanism? / Thomas Ruthledge // Forum for Modern Language Studies. - XXXVIII. - No 4. - October 2002. - P. 396-412.
27. Scott, Tom (Ph.D.). Introduction / Tom Scott // The Penguin book of Scottish Verse. Introduced and edited by Tom Scott. - Lnd.: Cox & Wyman Ltd, 1976. - 519 p.
