РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ХХ-ХХ1 ВЕКОВ
КРОНЕБЕРГЕР М.А.
(Кемеровский государственный университет, Кемерово, Россия)
УДК 821.161.1-1(Есенин С. А.)
ГЕРОИ-РАЗБОЙНИКИ И ПОЭТИКА «РАЗБОЙНИЧЬИХ СЮЖЕТОВ» В ТВОРЧЕСТВЕ С.А. ЕСЕНИНА: ОТ ЛИРИЧЕСКИХ СТИХОТВОРЕНИЙ ДО ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ
Аннотация. В статье рассмотрены образы героев-разбойников и парадигма «разбойничьих сюжетов» в творчестве С. А. Есенина. Анализ стихотворений «Разбойник» (1915), «Песня старика разбойника» (1911-1912) позволяет утверждать, что в первый период творчества поэт с опорой на фольклорную традицию обращается к образу разбойника-удальца. Далее, в произведениях «В том краю, где желтая крапива» (1915), «О, Русь, взмахни крылами...» (1917), «Хулиган» (1919) этот тип трансформируется в образ поэта-хулигана, бросающего вызов традиционному миропорядку. Кроме того, можно выделить и третий тип героя-разбойника, обусловленный соединением драматического и эпического начал: Хлопуша в поэме «Пугачев» (1921) представляет собой образ романтизированного стихийного бунтаря, близкого настроениям самого автора. Поэтика «разбойничьих сюжетов» исследуется в связи с особенностями хронотопа разбойничьих сюжетов и фольклорной символикой в структуре произведений, концептами «свобода» и «воля» как основополагающих мировоззренческих представлений, сложившихся в народной культуре (А. Вежбицкая). Их трансформация приводит к смене жанра в форме лирических стихотворений и драматической поэмы. На основе анализа и интерпретации делается вывод о развитии творческого интереса Есенина к феномену разбойничества и смене авторской точки зрения в ее оценках.
Ключевые слова: разбойники; литературные сюжеты; лирические жанры; стихотворение; драматические поэмы; поэтическое творчество; русская поэзия; русские поэты.
Драфт: молодая наука
Понятие разбойничий сюжет выделилось в эпоху романтизма, поскольку данный период ознаменовался продвижением культа ценности свободы и сильной личности, противопоставленной обществу. Особую популярность он получил в русской литературе, что связано с ментальными особенностями: мироощущение русского человека четко прослеживается в стремлении к безграничному простору и в утверждении этой ценности в жизни. Отметим, что применительно к мотивам «свобода» и «воля» мы будем использовать понятие «концепт», связывающий и языковую семантику, и художественное наполнение. А. Вежбицкая определяла концепт как «объект идеального мира, имеющий имя и отражающий определенные культурно-обусловленные представления человека о мире действительном» [Вежбицкая 2001: 31]. В частности, в концепт «свобода» А. Вежбицкая включает значения: отсутствие «ограничений» или «стеснений», «легкость» и «непринужденность», стихийность, отсутствие «дисциплины» в политической сфере [Вежбицкая 1999: 454-458]. Она отмечает и ментальное наполнение этого концепта в русском языке, содержащееся в слове воля как смелое, дерзкое существование вне законов. По мнению А. Вежбицкой, воля имеет особую русскую семантику: 1) она связана с пространственной характеристикой, это «пространственная свобода», 2) «жизнь не в заключении», 3) «жизнь по желанию», 4) «мечта о том, чтобы бежать оттуда, где тебя удерживают против твоей воли» [Вежбицкая 1999: 461-464]. Именно эти концепты являются важными составляющими разбойничьего сюжета в русской литературе. В частности, одним из первых проецирует данный сюжет на национальную почву А. С. Пушкин.
В ХХ веке интерес к разбойничьей теме вновь возрастает, что связано с предреволюционными и революционными событиями. В частности, в это время С. А. Есенин создает колоритные образы бунтовщиков. В нашу задачу входит рассмотреть типологию есенинских героев-разбойников и поэтику разбойничьих сюжетов в связи со сменой авторской позиции, которая приводила, к тому же, к смене жанровых форм воплощения темы: от лирических стихотворений до драматической поэмы.
Уже в начале творческого пути С. А. Есенин обращается к персонажам из национальной среды: в стихотворениях «Разбойник», «Песня старика разбойника» центральный герой - лихой разбойник, чье существование неотделимо от утверждения ценности свободы. Это герой, связанный с народом и гармонично вписанный в русский уклад жизни.
© Кронебергер М. А., 2018
Неслучайным становится то, что лирические тексты, в буквальном смысле, пронизаны фольклорными художественными образами.
Наиболее ярко фольклорное начало реализуется в стихотворении «Разбойник» (1915): хорей, которым написано произведение, связан с традицией народной песни, неслучайно лирический герой исполняет залихватскую песню, близкую частушке. В ее структуре и художественном наполнении прослеживается главная ценность для лирического субъекта - свобода как отсутствие каких-либо ограничений. Данный мотив реализуется и в хронотопе: лирический герой появляется в открытом природном пространстве среди косогоров и перелесиц, он - «ухват» (как себя называет сам), «рыцарь с большой дороги».
Свобода и воля для лирического героя - ценностные ориентиры, можно даже сказать, культуроспецифичные для русского человека. В таком контексте неслучайным оказывается то, что есенинский текст в буквальном смысле насыщен фольклорными образами и формулами, как например, «стухнут звезды», «стихнет песня», а также врывающейся в текст с первого слова стихией народной речи: перелесицы, косогор, кистень, - лексика, характерная для крестьян, создает атмосферу народного уклада жизни. В таком случае задор, с которым герой обкрадывает людей, ловкость и искусность его цепких рук открывает читателю разбойника из народа, выражающего себя через русскую бойкую песню.
В «Песне старика разбойника» (1911-1912) Есенин рисует иной образ героя-удальца, причем авторская точка зрения на героя и его «опасный промысел» дана уже в названии: первое слово указывает на жанр, в соответствии с которым будет выстроен ход лирического переживания, вторая лексема - на возраст и, как следствие, на жизненный путь лирического героя, третья - на социальную роль. Таким образом, автор уже в заглавии определяет место лирического героя в жизни: он сначала старик, а уже потом разбойник.
Действительно, в первой строке стихотворения появляются образы «угасшей молодости» и увядшей красоты, символизирующие безвозвратно ушедшую юность героя, его прошлое, противопоставленное настоящему, в котором удаль и сила его покинули. С тоской вспоминая о том, как в былые времена он «пятерых сшибал дубиной», в настоящем он горько «плачется судьбиной»: на смену проворству, веселью пришли хилость и старость; все, что было смыслом жизни, теперь превратилось лишь в воспоминание. В таком отношении переживания героя, строящиеся по принципу антитезы прошлого и настоящего, усиливающиеся лексическими повторами и анафорами, добавляют
Драфт: молодая наука
монологу элегическую тональность. Это не просто открытие внутреннего мира героя, его оценка своего существования с выходом на утраченные иллюзии, это тоска по молодости.
Формой выражения эмоций, чувств героя является жанр песни, обусловливающий установку на мелодичность: ямб, которым написано стихотворение, - песенный метр, определяющий лирический настрой. Кроме того, песня издавна считается одним из основных способов самовыражения: своими корнями она уходит глубоко в фольклор. Но не только песенное начало является ярким фольклорным элементом, но и появляющиеся образы дубины, судьбы, сплетаемые в рифму лирическим субъектом так, что рождается ощущение их взаимосвязанности: сейчас, в старости, судьба для героя обернулась злосчастной дубиной. В результате - потеря силы для него равносильна медленной смерти. Ко всему прочему такие устойчивые, закрепившиеся в сознании сочетания, как «тоска сосет», «грусть сердце точит», дисгармония, основанная на невозможности вернуться к лихому разбою: имея старое тело, лирический герой продолжает жаждать свободы, утверждает ценности, отражающие его укоренённость в народной стихии.
Можно сделать вывод, что герой-разбойник ранней лирики Есенина близок к народу, он не мыслит жизни вне воли. Более того, он -воплощение самобытной русской стихии: неслучайно художественный мир произведений проникнут фольклорными мотивами.
Первая Мировая и Гражданская война, революция и ее последствия, - те исторические события и процессы, которые породили создание нового типа героя-бунтаря. На смену фольклорному персонажу приходит разбойник-поэт.
В стихотворении «В том краю, где желтая крапива...» (1915 г.) лирический герой, наблюдая за ссыльными каторжниками, влюбляется в их печальные взоры, вдохновляясь их страданием и горькой судьбой: стать убийцами и ворами им предназначено свыше. Люди становятся преступниками по воле рока, поэтому в есенинском тексте они сохраняют человечность: через подчеркивание простоты сердец, смирения, с которым они, избранные, идут на испытание в кандалах, заявлена романтическая установка, обусловливающая элегическую тональность, которой проникнуто стихотворение. Примечательно, что, говоря о ссыльных, лирический герой подчеркивает, что они, несмотря на преступление, сохранили свою человечность. Это выражено не только на лексико-семантическом, но и синтаксическом уровне: лирический герой видит идущих по дороге «людей», затем только дополняя, что это «люди в кандалах» [Есенин, т. 1: 68].
Драфт: молодая наука
Как уже было отмечено выше, каторжники преступают закон, потому что на то есть не их собственное желание, а предназначение свыше, именно поэтому они сохраняют сердца «простыми» и чистыми, а лирический субъект и вовсе оправдывает их: он понимает, что на месте ссыльных может оказаться каждый, в том числе и он сам. Лелея мечту о «чистоте сердца», герой понимает, что если и ему предназначено судьбой стать преступником, он станет им: «Но и я кого-нибудь зарежу под осенний свист...». Воспламененное сердце чуткого героя уже рисует картины, как он в будущем может смириться так же, как и ссыльные: в данном случае примечателен хронотоп, поскольку лирический герой шел бы той же дорогой в Сибирь, по тому же песку.
Но в этом принятии судьбы (даже если это судьба разбойника) кроется жизнеутверждение: представляя себя с распрямленной грудью и улыбкой, лирический герой понимает, что он может быть одним из избранных, кому досталось высокое предназначение «полюбить тоску». А прожитый путь «языком залижет непогода».
Избранность лирического героя, заключающаяся в его особой миссии, показана и в стихотворении «О Русь, взмахни крылами...» (1917), в котором лирический герой-поэт является носителем новых творческих установок. Так, стихотворение построено на композиционном контрасте, влекущем за собой и противопоставление на уровне художественных образов. С одной стороны, текст насыщен исконно русской лексикой, словами из народно-поэтической речи, как например, «крепь» «златая», «ряднина», «краюха», «молва» [Есенин, т. 1: 109] и т. д. Немаловажно и использование автором в стихотворении словарного пласта из религиозной сферы, определяющего и образы системы персонажей. Так, например, Алексей Кольцов облачен в «золотую ряднину» (символ принадлежности к духовному чину), в его руках - «краюха хлеба», а «уста» напоминают вишневый сок (такие детали внешности отсылают к событию Причастия, где именно хлеб и вино символизирует Плоть и Кровь Спасителя). Более того, небо над героем «возвездило пастушеский рожок»: в Евангелии Христа называют «пастухом», ведущим за собой «стадо», то есть людей; в данном случае Есенин подчеркивает избранность героя, который проповедует крестьянские поэтические идеалы в мир. Отметим в таком случае развитие в произведении темы судьбы, которая «накладывает» на героев определенный образец поведения. В частности, можно говорить о том, что Кольцов воплощает в себе образ пророка: возвестителем патриархальных идеалов ему было определено стать свыше. Кроме того, для изображения «брата» лирический герой также использует сакральную
лексику («пасха», «монастырские врата», «смиренный» и др.): Клюев, как и Кольцов, являются проповедниками крестьянского быта и уклада жизни.
На контрасте строится образ лирического героя: кудрявый, веселый, «разбойный я», - герой о себе говорит в сниженном контексте. И это не случайно: «новокрестьянские поэты» Клюев и Кольцов с патриархальным мировоззрением на судьбу деревни и России противопоставлены лирическому герою, поднимающемуся из-за взгорья. Такой не только художественный, но и композиционный контраст дает понимание того, что на место патриархальной Руси и ее певцов приходит новый поэт - лирический герой, который уже ведет тайный спор с Богом, бросает нож в небо, сшибает камнем месяц. Бросая вызов Богу (Который, кстати, написан со строчной буквы - бог), лирический субъект предстает разрушителем норм, причем не только религиозных и этических, но еще и поэтических. Примечательно, что он ведет за собой кольцо (других поэтов): в данном случае лексема является аллюзией на образ Кольцова (на основе их фонетической близости), что определяет и смысловую наполняемость текста: Кольцов уходит в прошлое вместе с патриархальной деревней и Россией, на смену ему приходит лирический герой, ведущий за собой «незримый рой других».
В таком случае, разбой лирического героя - это бунт против традиционных ценностей, с которыми связаны ушедшие в прошлое «смердящие сны и думы». Он, как и кольцо идущих за ним других поэтов, является частью великой рати: бойким стихом, словообразованием, книготворчеством он воплощает в себе проповедника уже качественно иного мира. Чтобы Россия «взмахнула крылами», ей нужны новые идеалы, новые имена, способные воспеть «иную степь».
Разбойника-хулигана рисует Есенин в одноименном стихотворении («Хулиган», 1919), которое можно условно разделить на 3 части: заявление лирического героя о своем стремлении к дебоширству, параллелизм безудержного ветра и бесшабашного героя, хулиганство в стихах.
Так, о родстве природной стихии и героя говорится уже в первом четверостишии: для лирического субъекта ветер не гонит облака, не раскачивает деревья, а плюется охапками листьев. Вдохновленный хулиганским порывом и ощущающий близость своих устремлений к бунтарской свободе, он уподобляется резвому шквалу.
Любовь лирического героя к буре, полночи, способной зажечь «луны кувшин», тяга к таинственной «черной жути» и «кипяченой рати черемух» разворачивается во второй части произведения. При-
Драфт: молодая наука
родный мир, завораживающий героя своими чудесными, тайными, хулиганскими законами, воодушевляет героя, пробуждая в нем поэтически дар. Будучи по природе степным конокрадом, он близок стихии, поэтому воспевает ее, пронизывая каждый свой стих «звериной грустью». Кроме того, как безумный ветер производит хаос в природной среде, так и лирический герой хочет стоять с кистенем в руках, бросая вызов обществу и существующему миропорядку. Разбойник и хам, он воспевает Деревянную Русь с ее степями, синими чащами, сумерками, «лижущими следы человеческих ног» [Есенин, т. 1.: 306], «молоком берез» и рыжим стадом: бушевание природных сил и безграничные просторы наполняют героя вольнолюбивыми порывами.
Однако в последних двух стихах лирический герой открывается читателю в новой ипостаси: разбой как буйное существование вне социальных законов и абсолютное уподобление природе реализован в ином качестве. «Увядшая» голова героя и песенный плен в буквальном смысле осуждают его «вертеть жернова поэм» на каторге чувств. Но «поэт» для героя не что иное, как кличка, не способная стереть его бунтарский дух, именно поэтому в своих песнях он остается хулиганом. А проводя интертекстуальную связь со стихотворением «В том краю.», можно обнаружить вновь появляющийся образ каторги, олицетворяющий теперь предназначение быть поэтом.
Таким образом, в стихах 1915-1919 гг. появляется новое содержание образа разбойника: на смену фольклорному разбойнику приходит герой-поэт, испытывающий внутренние коллизии, бросающий вызов традиционному миропорядку. Неслучайно возникают оппозиции чистоты - греха, святости - богоборчества, темноты - света и т.д. Будучи порывистой, стихийной личностью, способной совершить неожиданный поступок, он является одним из немногих, кто может повлиять на ход времени.
Образ героя-разбойника появляется у Есенина не только в лирике, но и в лиро-эпосе, в частности, поэме «Пугачев» (1921 г.). Это уже новый виток в развитии «разбойничьего сюжета». Смена жанровой формы (в данном случае это драматическая поэма, предполагающая соединение драматического и эпического начала) влияет и на раскрытие образа героя-разбойника, поскольку жанр - это выражение авторского взгляда на мир. Теперь раскрытие разбойничьей темы будет выражаться в остром конфликте, монологах героя, диалогах персонажей, в слове которых и показано развитие сюжета. Отдельно отметим, что реализацию образа героя-разбойника в данном произведении мы рассмотрим на примере Хлопуши, поскольку, в отличие от остальных
персонажей, именно этот герой является разбойником, как с авторской точки зрения, так и во взгляде на него остальных героев.
С образом Хлопуши-разбойника связан один из основных мотивов произведения - мотив свободы. Неслучайно монолог героя начинается со слов: «Сумасшедшая, бешеная кровавая муть! // Что ты? Смерть? Иль исцеление калекам?» [Есенин: 495]. Сумасшедший бунт, погружающий жизнь в стихию хаоса, близок ему самому: озлобленный бродяга, он «несет душу» в лагерь Пугачева, так как чувствует, что именно тут, в духе свободной вольницы, он найдет прибежище. Примечательно, что до этого он сидел в остроге: кандалы, сковывающие его в течение десяти лет, муки, которые он претерпел, превратившись в «теплое мясо», - все это было в прошлом, но теперь он вырвался на волю, и вся энергия «местью вскормленного бунтовщика» сливается со стихией мятежа.
Стихийность героя проявляется и на уровне речи: его монологи насыщены восклицательными и вопросительными предложениями, в которых находят отражение и лексические повторы, градация и анафоры, («Приведите, приведите меня к нему.», «Я хочу видеть этого человека» «Все равно ведь, все равно ведь, все равно ведь», «Но ведь все ж у вас нет артиллерии? Но ведь все ж у вас пороху нет?»). Эти приемы создают особый ритмический рисунок, передающий эмоциональное напряжение выходящего из себя героя: его слово, становящееся возгласом и криком, - отражение внутренней сущности.
Сильно в герое природное начало. Он напитывается «рассветным молоком оренбургской зари», исцеляется от коровьего вымени. Отметим, именно это и определяет стихийность героя. Зарубин сравнивает глаза Хлопуши с «беспокойными цепными кобелями»: персонажи видят эту звериную сущность, поэтому они хотят сделать «подозрительного» и «странного» Хлопушу командиром конницы. В нем они замечают предводителя, такого же, как и Пугачев, чувствуют истинного разбойника. Более того, неслучайным оказывается и то, что свой монолог в главе «Уральский каторжник» начинает Хлопуша со слова «сумасшедшая»: этот эпитет применительно к восстанию, передает и его сущность, он безумен, необуздан.
К тому же, сам бунтовщик уподобляет себя животному, что выражено в поговорках и метафорических высказываниях: «Не сожрешь -так сожрут тебя», «Завтра ж ночью я выбегу волком // человеческое мясо грызть», поскольку в самом бунте как социальном явлении он видит нечто, близкое себе. Будучи по природе хищником, Хлопуша понимает: пугачевцам не взять Оренбург даже «с сотней лихих полководцев»,
только ему это под силу, поскольку он представляет собой антропо-морфицированный вариант проявления народной стихии.
Как следует из вышесказанного, Хлопуша является не только во взгляде остальных персонажей, но и с авторской точки зрения настоящим разбойником. Безусловно, это личность харизматичная, сильная, более того, близкая устремлениям самого Есенина и даже романтизированная в его одиночестве, в вызове, который он бросает. Дополняют образ и хронотоп дороги, с которым связано открытое пространство, захваченный героем, этой все подчиняющей себе стихии, город Оренбург; и фольклорные формулы (он «три дня и три ночи» искал умёт, «три дня и три ночи блуждал по тропам»), служащие свидетельством того, что Хлопуша - герой из народной среды.
Таким образом, разбойник поэмы «Пугачев» - это антропоморфи-цированный вариант проявления народной стихии, подчиняющей себе города, энергией мятежника захватывающий территории России. Это герой «из народа», в душе которого живут связи с природными силами. Язык персонажа также отражает его внутреннюю сущность: ритмика и синтаксис указывают, что слово Хлопуши больше похоже на крик.
Подытоживая наблюдения над развитием разбойничьего сюжета и типологией героев-разбойников в творчестве С. А. Есенина, необходимо отметить движение лирики с присущими ей мотивами свободы, фольклорными мотивами и образами от фольклорного разбойника и поэта-хулигана к исторической теме в финале. Там герой-разбойник -личность стихийная, воплощающая в себе стихию бунта в целом, во многом близкая самому автору. Биографические изменения, перемена в мироощущении и социокультурная среда повлекли за собой развитие взглядов поэта, как следствие, это личностное движение, а также вариации жанровых форм (лирические стихотворения, переходящие в песни, и драматическая поэма) обусловили и модификацию типов героев-разбойников в творчестве С.А. Есенина.
ЛИТЕРАТУРА
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - 288 с.
Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. -М: Языки русской культуры, 1999. - 780 с.
Есенин С. А. Полн. собр. соч.: в 7-ми томах. - М.: Наука - Голос, 1998. - Т. 1, 3. Все цитаты приведены по этому изданию.
Драфт: молодая наука
Сергей Есенин. Стихотворения. Поэмы. Повести. Рассказы / под ред. Н. Розмана. - М.: Издательство «Э», 2016. - 736 с.
REFERENCES
Vezhbitskaya A. Ponimanie kul'tur cherez posredstvo klyuchevykh slov. - M.: Yazyki slavyanskoy kul'tury, 2001. - 288 s.
Vezhbitskaya A. Semanticheskie universalii i opisanie yazykov. - M: Yazyki russkoy kul'tury, 1999. - 780 s.
Esenin S. A. Poln. sobr. soch.: v 7-mi tomakh. - M.: Nauka - Golos, 1998. - T. 1, 3. Vse tsitaty privedeny po etomu izdaniyu.
Sergey Esenin. Stikhotvoreniya. Poemy. Povesti. Rasskazy / pod red. N. Rozmana. - M.: Izdatel'stvo «Е», 2016. - 736 s.
Науч. руководитель: Налегач Н.В., д.ф.н., проф.