ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012
УДК 101.1.23: 174
Н. Г. ЗЕНЕЦ
Омская государственная медицинская академия
ГЕРМЕНЕВТИКА
СУБЪЕКТА ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ
Введение такого понятия, как «субъект философствования» в философский обиход, в необходимостью предполагает его прояснение. Представленный в работе опыт герменевтики субъекта философствования является попыткой выявления смыслов, задающих данному субъекту особый бытийный статус, а также понять бытие философии как процесс сталкивания многообразных форм субъекта философствования.
Ключевые слова: субъект философствования, человек, герменевтика, смысл, бытие, философия.
Само понятие «субъект философствования» оказалось возможным благодаря переосмыслению классического понятия «субъект» как альтернативы «объекту» в процессе познания. Преодоление трансцендентальности субъекта привело к тому, что субъекту вновь стали возвращаться жизненные черты. Как пишет И. В. Кузин: «Вопрос теперь ставится иначе: возможно ли в трансцендентальном субъекте обнаружить жизненные черты, что бы он не представлял собой «остекленелость души» [1].
Большую роль в возвращении «жизненности» субъекту сыграла «философия жизни». Именно с Ф. Ницше начинается неклассическое понимание субъекта — это уже не гносеологический субъект, обеспечивающий истинность и объективность познания, и не способность, или активность, отделенная от живого человека, скорее, по Ф. Ницше, это тотальная неразрывность мира и человеческой жизни. Г. Зиммель писал «жизнь есть непрестанная борьба против любой завершенности и формальной засты-лости» [2].
Наиболее радикально переосмыслил идею субъекта М. Хайдеггер. Он считал, что человек, избавившись от каких-либо предопределенностей, все-таки определяется экзистенциальным бытием. Так как он призван «исполнить истину бытия». Человек, по Хайдеггеру, оказавшись в экзистенциальных ситуациях, где ему открывается истина бытия, «призван заботиться о себе подлинном», а это означает, что человек обладает особой активностью — заботой о себе подлинном. Именно этот род активности характеризует его как субъекта философствования.
Особый вклад в появление понятия «субъект философствования» внесли структуралисты. М. Фуко, исследуя «дискурсы власти», попытался прояснить: «Если с трансцендентальным субъектом покончено, то из какого источника может взяться сопротивление?» [3].
В итоге, введенное М. Фуко понятие «сопротивления власти» явилось основанием для возрождения субъекта, обладающего силой сопротивления любой власти. Субъект появляется только в момент сопротивления. Поэтому пишет М. Фуко: «борьба за субъективность принимает вид права на несходство и вариативность, право на преображение». Безусловно, «воскресший субъект» принципиально отличается от классического трансцендентального. Трансцендентальный субъект олицетворял собой всеобщность познавательных форм, а субъект у М. Фуко
олицетворяет собой активность — сопротивление всякой власти, и эта активность исключительно каждый раз своя, личная. Главное понятие, которым оперирует М. Фуко, это «субъективация», так он называет процесс, посредством которого складывается субъект из заданных возможностей организации некого сознания. Субъект у Фуко как «властвующее, так и подчиненное (отданное во власть) лицо. Поэтому субъект по Фуко это, с одной стороны, обосновывающий, подчиняющий, а с другой — подчиненный специальным формам, делающим возможным конституирование самого субъекта». «Меня интересует способ, — писал М. Фуко, — каким субъект складывается активно через практики самости» [4]. Вслед за Фуко, можно сказать, что, в отличие от «субъекта власти», «субъект философствования» конституируется особой практикой, связанной с сопротивлением человека животности, косности, не-подлинности в самом себе. Эта практика и есть практика философствования, которая обретает смысл заботы «о себе подлинном, о себе мыслящем».
Однако здесь возникает главное противоречие: субъективация «субъекта философствования» — это субъективация не нейтрального индивида, который «отчеканивается» в качестве той или иной практики, человек изначально является «человеком философствующим», для которого «забота о себе подлинном» — это возможность открыть себя как подлинного, открыть свое присутствие в мире в качестве человека. Поэтому субъект, философствования, это, прежде всего, «человек философствующий», сознательно осуществляющий ««практику себя» — заботу о себе мыслящем, о себе подлинном, главным, принципом, субъективности здесь служит «сопротивление». У Фуко субъект обнаруживает себя благодаря сопротивлению любой власти. Субъект философствования обнаруживает себя благодаря сопротивлению присущей человеку «животности», «косности», не подлинности.
Субъект философствования на разных исторических этапах развития философии являет себя в разных формах, что создает проблему его обнаружения, так как трудно понять, имеем ли мы дело с философией или с чем-то иным. «Забота о себе подлинном» как особая человеческая практика появилась ещё в античной Греции, и первыми, кто ее осуществлял, были «мудрецы». «Первых философов называли мудрецами, среди них был и Фалес Милетский» (Аристотель).
Считалось, что мудрец — это тот, кто уже обладает мудростью. София — мудрость есть полнота и определенность истины и знания. «Она приобретает значение идеала, трансцендентной нормы и выступает как знание сверхчувственного знания» [5].
«Хотя они мыслят, разъясняют, передают свои мысли, творят величайшую ясность, они — словно посвященные...Только тот, кто сам становится посвященным, может понимать и следовать понятому» [6].
Философами Пифагор называет «любящих мудрость», тех кто неудержимо стремиться к мудрости, испытывает нехватку подлинности своего бытия. Философ — это тот, кто однажды оказался в «просвете бытия», осознал «зазор» между истиной и не истиной, подлинностью и не подлинностью, и потому не в силах отказаться от истины бытия. Он сознательно заботится о себе подлинном.
В средние века, в Западной Европе, в христианской философской традиции философ становится апологетом христианства. «Философствование в вере» — это особая забота о себе подлинном, когда разум вынужден смириться с верой, стать ее апологетом. Здесь философ как субъект философствования осуществляет «терапию души», чтобы она оставалась живой, а следовательно, могла воспринимать «слово божье» ни как застывшую истину, а как живую творческую силу, способную пробудить человека.
Только с появлением науки философия вновь возвращает свое авторитетное место, но теперь как «наука наук». Забота о себе подлинном здесь обретает несколько иной смысл. Субъект философствования теперь проявляет, прежде всего, «заботу о себе мыслящем» — заботу о своем уме. «Картезианское cogito — это не платоновское «эротическое» стремление к мудрости, это и не христианское «попечение о душе», это «открытие себя мыслящим и забота о себе мыслящем».
Для И. Канта истинный философ — это философ, чья забота о себе подлинном становится заботой о «своем разуме», как «законодателе» истины. И. Кант противопоставляет истинного философа «филодоксу», который заботится не о подлинном назначении своего разума, а о «виртуозности» своего ума.
Для Гегеля субъект философствования — это философ, проявляющий особую творческую активность на поприще общего дела философии. Истинный философ выступает некой всеобщей формой окончательного освобождения от мнимого философствования.
Под мнимыми философами понимаются все те философы, кто не достигает всеобщего знания, а значит, и истины. «Забота о себе подлинном» здесь обретает форму «заботы об истине вообще», а истиной для данной эпохи стало всеобщее знание, лишенное всякой субъективности, иначе говоря, «просвещенное» забвение живого, конкретного человека и выдвижения на первый план идей: государство, история, общество.
Двадцатый век принципиально изменил субъекта философского мыслетворчества. Не случайно Ф. Ницше заметил, что в XX веке «нарождается новый «род философов»: я отваживаюсь окрестить их небезопасным именем...эти философы будущего хотели бы по праву, а может быть и без всякого права, называться искусителями. Это имя само напоследок есть только покушение и, если угодно, искушение» [7]. Сегодня философ не вопрошает о себе подлинном, так как столкнулся с проблемой утраты
подлинности бытия человека вообще. «Современную ситуацию в абстрактно-схематичном ключе можно определить как тотальную утрату самой необходимости отсыла к какой бы то ни было подлинности вообще» [8]. Поэтому актуальным становится либо занять особое место в социально-ангажированным духовном пространстве либо разобраться в себе, своих индивидуальных экзистенциальных переживаниях. Иными словами, заняться поиском смысла своего существования.
Вообще, в современной философской литературе за понятием «философ» закрепилось представление, что это тот, кто выполняет определенную функцию — представляет философию в социуме, а также он ее и продуцирует, осуществляет. Иными словами, философ вместо «преображающего себя изнутри» превращается в обладающего набором внешних знаний, являясь «специалистом» в области философии.
Само понятие специалист применительно к философии свидетельствует о глубоком знании в какой-то одной «философской области», направлении. Но можно ли утверждать, что углубленное изучение какого-либо раздела, области, направления философии — это своеобразная форма заботы о себе подлинном?
Если учесть современную ситуацию, когда философ специалист становится виртуозно владеющим каким-либо методом исследования или знатоком одной области знания, он волей-неволей превратился в пусть определенно важный, но «винтик» чего-то общего. «...Ныне, — как отмечает В. Подорога специалист в области философии — это специалист по владению особым методом, а также специалист по пиару и знаток власти, так как выбор метода — это акт политический» [9]. Можно сказать, будучи специалистом, философ — это «философовед» (термин Ф. Ницше), отвечающий за свою область знания. Но субъект ли он в том смысле, который только и способен сохранить человека как человека философствующего?
Здесь важно то, что сохраняется ли в специалисте «человек философствующий», имеют ли место в его деятельности акты философствования, или иначе сохраняет ли он в себе страстное стремление — заботу о себе подлинном? Именно от этого будет зависеть, обнаруживает ли себя специалист-философ субъектом философствования.
Как правило, специалист осуществляет себя в профессиональной сфере. Философ «профессионал» — это человек, имеющий «философскую» профессию (это преподаватель философии, имеющий профессиональные знания, в области философии, владеющий методами философствования и преподавания философии. Профессионал представляет философию в социуме. Ведь он официально представляет «лицо философии». «Философия как профессия, — пишет В. Е. Семенков, — предполагает профессионализацию такого социального навыка, как чтение текстов. Занятие философией предполагает постоянное чтение текстов тех или иных философов, сравнение и сопоставление их. Производство философского знания, как правило, опосредовано апелляцией к философской классике, для философского суждения важно учитывать, что по тому или иному поводу сказал тот или иной философ, уже признанный философским сообществом как авторитет» [10]. Первым философом-профессионалом уже можно считать Аристотеля, создавшего систему философского знания и открывшего традицию ра-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012
122
боты с текстами предыдущих мыслителей. «До этого Греция пела, говорила, слушала, но читала мало. Большие библиотеки появляются лишь при Птолемее. Аристотель один из первых в Греции стал много читать» [11]. Можно сказать, что аристотелевская традиция в некотором смысле и есть первая традиция профессиональной философии, так как Платон однозначно предпочитал устный диалог, задавание вопросов и умение на них живо отвечать. «Поэтому противостояние Платона и Аристотеля имело не только концептуальный характер, они задавали принципиально разные стратегии философского развития, и стратегия, предложенная Аристотелем, — развитие философии через систематическое толкование книг — взяла верх, показав свою большую эффективность. Поэтому именно Аристотель может рассматриваться как первый в истории философии философ-профессионал» [10, с. 48].
Профессиональный философ считает, что вместе в его точкой зрения, всегда есть и иные точки зрения, поэтому профессионал всегда аргументирует свою позицию. Профессионализм историчен. Еще Гегель указывал, что каждая эпоха узнает себя в своей философии, ибо последняя тождественна духу эпохи.
Компетенция исследователя-профессионала должна строиться на тех основаниях знания, которые признаются и являются авторитетными на данный исторический момент. Это дает право занять философии определенное место в культуре и социуме. И не просто место. «Сегодня, — как пишет В. По-дорога, — речь идет о реальной борьбе за власть над распределением каких-то важных для научного сообщества или группы ресурсов, доступ к средствам массовой информации и т.п. Исследовательские программы пронизаны этими интересами, которые вряд ли могут иметь отношение к поискам исти-ны»[9, с. 78].
Философ-профессионал не может оставаться вне этих социальных рамок, от этого зависит его признание в обществе. «Сегодня стала проблемой профессиональная идентификация в таких областях, как поэзия, философия, наука, потому что эти идентичности стали ценностно нагруженными. Категории «философ», «поэт», «ученый» — для обыденного сознания выступают великими воспитателями, и их невозможно прилагать ко всем, кто имеет соответствующее образование и соответствующий диплом. Но когда и внутри того же философского сообщества происходит подобная ситуация, то это уже признак профессиональной инфантильности. Когда страшно именовать себя философом, лучше сказать, что работаешь преподавателем фило-софии»[10, с. 54]. И действительно, как отмечает А. А. Гусейнов, «не всякий профессионал, имеющий за плечами философский факультет престижного университета, может сказать о себе «Я — философ» и будет прав, так как образование и даже общественное признание еще не дают основание встать рядом с Платоном, Декартом, Кантом и др.» [12]. Интуитивно понимается, что, кроме блестящего образования, знания, должно быть еще нечто, что не дается никаким научением. Не случайно Ницше сказал о философах: «Подлинные философы суть повелители и законодатели, они говорят: Так должно быть! Они-то и определяют «куда» и «зачем» человека» [7, с. 335].
Ф. Ницше, деля философов на философов и фи-лософоведов[12, там же], как бы желал отделить подлинных и неподлинных. Именно профессионализм таит в себе возможность «маски»: будучи предста-
вителем научного сообщества, философ рискует потерять себя ведь научное сообщество — это особая сфера жизни, а значит, и игры масок, где «призвание заменяется «принуждением», а скорее условной «признательностью», где поиск истины — это поиск компромисса, здесь можно срастись с маской, а значит — умереть как субъект философствования. «Каждый сам творец своих масок. Как только пассивно примеряется чужая маска, начинается смешение с ней, растворение в маске, потеря себя, наконец, человек становится живым мертвецом и гибнет»[1, с. 179—180]. Именно маске противостоит «призванность», она не нуждается в маске, в ее открытости есть утверждение истины». Быть философом — это судьба (М. К. Мамардашвили). Когда случается акт философствования, философ в качестве субъекта может дать возможность исполниться себе и своему творению, а может поддаться напору «маски». Получается, что «маске» противостоит «призвание». Но что в таком случае есть «призвание», которое следует отличить от «признания»?
Заметим, что для автора «Так говорил Заратустра» было неважно, является он профессионалом в области философии или нет. Е. Косилова отмечает, что «философствование не связано с профессиональным философствованием, часто истинными философами являются дети, так что, по сути говоря, чтобы быть настоящим философом, совершенно не обязательно иметь диплом» [13]. Попробуем прокомментировать мысль, высказанную нашим соотечественником М. Мамардашвили, что «философия — это не профессия, а призвание» [14]. Какой смысл в данном случае вкладывается в понятие «призвание»? Когда нами утверждается, что субъект философствования — это философ, главной субъектной характеристикой которого является «забота о себе подлинном», то может показаться, что философы только и заботятся о себе. Однако забота эта далеко не эгоистическая, если речь идет о призвании.
Философ по призванию, прежде всего, отказывается «от любви к себе в философии» ради любви к самой философии как открывающей ему его подлинность. В своей «заботе о себе подлинном» философ «разделяет, берет на себя беспокойство или тревогу других людей» [15]. А это налагает на философа особую ответственность. «Философ, помнящий о своей ответственности, должен сотрудничать с глубинными силами жизни, к тому же с постоянным ощущением своей недостаточности, слабости, никогда он не должен позволять себе слыть оракулом» [15, там же]. Призванность философа — это ответ на «зов бытия» (Хайдеггер), призванный слышит зов бытия и откликается на него в акте философствования, и не важно, кто он — поэт, художник, ученый или дипломированный преподаватель философии, он оказывается «призванным бытием». И эта призванность открывает его в социуме, в пространстве культуры как субъекта философствования, осуществляющего заботу о себе подлинном.
Субъект философствования проявляется в разных формах, но только «призвание» позволяет философу, будь он специалист-профессионал или не профессионал, встать вровень с Платоном, Декартом, Кантом или Ницше и т.д., если ему удалось исполниться, быть, осуществиться, ответить на «зов бытия» своей жизнью и мыслью.
Библиографический список
1. Кузин, И. В. Философия в маске жизни / И. В. Кузин //
Философия и будущее цивилизации : тезисы докладов и выступлений VI Российского философского конгресса. В 3 т. — М., 2005. - Т. 3. - С. 622.
2. Зиммель, Г. Понятие и трагедия культуры / Г. Зиммель // Избранное в 2 т. — Т. 1. — М., 1996. — С. 145.
3. Фуко, М. Воля к истине. По ту сторону знания / М. Фуко. — М., 1996. — С. 196.
4. Фуко, М. Этика заботы о себе как практика свободы / М. Фуко // Вестник гуманитарной академии. Сер. «Философия». — 2007. — № 1. — С. 256.
5. Мазаева, О. Г. Философия. Об этимологическом основании превратностей ее судьбы / О. Г. Мазаева // На пути к новой рациональности. Методология науки. Вып. IV. Методология дополнительности: синтез рациональных и внерацио-нальных методов и приемов исследования. — Томск, 2003. — С. 32.
6. Ясперс, К. Введение / К. Ясперс // Всемирная история философии. — СПб., 2000. — С. 182— 189.
7. Ницше, Ф. По ту сторону добра и зла / Ф. Ницше // Соч. в 2-х т. — М., 1980. — Т. 2. — С. 400 — 401.
8. Морева, Л. Введение в постмодернистическую ситуацию и некоторые выводы из нее. Репетиция / Л. Морева // Язык и текст. Онтология и рефлексия. — СПб., 1992. — С. 335.
9. Философия и литература: проблемы взаимных отношений (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. — 2009. — № 9. — С. 77 — 78.
10. Семенков, В. Е. Об оптимальных условиях производства и трансляции философского знания / В. Е. Семенков //
«Кредо» : теоретический журнал. — СПб., 2007. — № 1(49). — С. 46 — 47.
11. Доватур, А. Платон об Аристотеле / А. Доватур // Вопросы античной литературы и классической философии. — М., 1966. — С. 140.
12. Гусейнов, А. А. О философах и профессорах философии (беседа с членом-корреспондентом РАН А. А. Гусейновым) / А. А. Гусейнов // Вопросы философии. — 1998.— № 3.— С. 138— 140.
13. Косилова, Л. Философия: призвание или профессия.
[Электронный ресурс]. — URL: http://sbiblio.com/biblio/
archive/kosilova_filosofija/ (дата обращения 20.06.2012).
14. Мамардашвили, М. Проблемы сознания и философское призвание / М. Мамардашвили // Как я понимаю философию. — М., 1990— С. 141 — 156.
15. Марсель, Г. В защиту трагической мудрости / Г. Марсель // Путь в философию. Антология. — М., 2001.— С. 243.
ЗЕНЕЦ Нина Геннадьевна, кандидат философских наук, доцент (Россия), доцент кафедры философии с курсом истории Отечества.
Адрес для переписки: e-mail: df_zenec@mail.ru
Статья поступила в редакцию 21.06.2012 г.
© Н. Г. Зенец
УДК 1303 Е. В. КУЗНЕЦОВА
Набережночелнинский филиал «Университет управления «ТИСБИ»
ИДЕНТИЧНОСТЬ СУБЪЕКТА:
ТИПОЛОГИЯ ВИДОВ
Автор статьи рассматривает проблему идентичности субъекта со стороны различных подходов отечественных и зарубежных исследователей. Она выделяет разнообразные виды идентичности в зависимости от того или иного общественноисторического этапа существования человечества. Автор приходит к выводу, что для наиболее точного самоопределения современному субъекту необходимо сочетать все формы идентификации.
Ключевые слова: идентичность субъекта, глобализация, трансцендентальная идентичность, виды идентичности, коммуникация.
Немало исследований процесса идентификации личности происходит на стыке ряда наук: философии, социологии, психологии, антропологии, этнографии, культурологии. И это не случайно, так как каждая из вышеперечисленных наук имеет свои парадигмальные установки и методологические принципы, что позволяет изучить различные составляющие процесса идентификации с различных позиций. Чем больше исследователей взаимодействуют друг с другом, тем более полным становится рассмотрение этой проблемы, ведь идентичность — это также результат многочисленных взаимодействий на культурном, этническом, лингвистическом и других уровнях. И мы в своей работе постараемся представить разнообразные подходы к проблеме самоидентификации личности, а также выделить виды идентичности.
Но прежде всего попытаемся методологически дифференцировать понятия «идентичность» и «идентификация». Отметим, что различия между ними носит не сущностный характер, а семантический и практический, так как за ними подразумевается одна и та же феноменологическая реальность. Как правило, первое — результат, второе — процесс.
В зависимости от социокультурных условий на разных исторических этапах существования человека мы выделяем следующие типы идентичности (табл. 1), сформированные и доминирующие в ту или иную историческую эпоху.
Этническая идентичность — один из основополагающих видов идентичности субъекта. Это обусловлено тем, что этническая идентичность означает взаимосвязь субъекта со своими кровными узами, «корнями», что лежит, безусловно, в основе
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ