CC BY
84Ткаченко А.А.
д.э.н., профессор, Финансовый университет при Правительстве РФ
orcid.org: 0000-0002-8828-1761
Researcher ID: Q-9323-2016
Scopus Author ID: 7102706121
ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКИЕ ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ КАК ПОНЯТИЕ И РЕАЛЬНОСТЬ
Ключевые слова: геостратегия, геополитика, геоэкономика, геостратегические территории, демографическая динамика, Дальний Восток, суммарный коэффициент рождаемости.
Keywords: geostrategy, geopolitics, geoeconomics, geostrategic territories, demographic dynamics, Russian Far East, total fertility rate.
Большинство специалистов в области геостратегических исследований едины в том, что термин «геостратегия» и наука под таким названием мыслимы только в современный период, т.е. период становления и усиления глобализации. Это научное направление изучает взаимодействие истории, географии, политики и стратегии для разработки аналитических выводов и рекомендаций для проведения соответствующей политики - геополитики.
Принятая в 2019 г. Стратегия пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года ввела в официальный и научный оборот российского поля новое понятие «геостратегическая территория». С.В. Куньщиков и Н.А. Москалев так отмечают введение этого термина: «Появляется необычное понятие геостратегической территории РФ, которое ранее не встречалось в других документах»1. Можно также отметить, что появление этого официального термина в России вызвало нарастающий, особенно в 2021 г., поток публикаций, в которых развитие геостратегических территорий связывают с существующими десятилетиями проблемами социально-экономического развития страны: от бедности населения этих территорий до сельскохозяйственного производства на них. И если динамика численности населения таких территорий действительно играет существенную роль, определяя в том числе их геоэкономическую значимость, то бедность населения и тем более уровень сельскохозяйственного производства зависят от совсем других факторов и характеристик, напрямую несвязанных с геостратегическим положением. Необходимо остановиться на соотношении ряда терминов и понятий, существующих в связке «гео».
История термина «геополитика», его возникновения в рамках политической географии подробно описана в работе Хайнца Брилла, который назвал своё исследование попыткой систематизации2. В этой работе также даны дефиниции политической географии и геополитики.
Поскольку геополитика создаёт центробежные, а геоэкономика - центростремительные силы3, по отношению к геостратегическим территориям российское государство должно применять критерии развития, включая и программы развития (национальные проекты)4, в подавляющем числе, основанные на геоэкономическом подходе. Этот же принцип должен проводиться в политике по отношению к партнерам по ЕАЭС, может быть с несколько повышенным вниманием к геополитическим мерам, но в очень ограниченных масштабах. Различные концепции геоэкономики по отношению к политике этих стран рассмотрены в одной из работ М. Вигелля5.
Геостратегия, которая в принципе должна определять вычленение геостратегических территорий и особость их задач по сравнению с другими территориями страны, основывается на геополитических, географических, исторических и геоэкономических факторах6, при этом большое значение имеет взаимодействие между ними, прежде всего
1 Куньщиков С.В. Геостратегические территории РФ: геополитический аспект стратегии пространственного развития Российской федерации / С.В. Куньщиков, Н.А. Москалев // Материалы XXII Международной конференции памяти профессора Л.Н. Когана «Культура, личность, общество в современном мире: методология, опыт эмпирического исследования». - Екатеринбург: УрФУ, 2019. - С. 1289.
2 Brill H. Political Geography, Geopolitics, Geostrategy: an Attempt at Systematization // Strategic Studies. 1985. - Vol. 8, N 2. -P. 86-98.
3 Wigell M., Vihma A. Geopolitics versus geoeconomics: the case of Russia's geostrategy and its effects on the EU // International Affairs. 2016. - Vol. 92, N 3. - P. 605-627. - https://doi.org/10.1111/1468-2346.12600
4 Одним из важнейших вопросов стратегии развития является рост человеческого капитала территорий и страны в целом (см.: Ткаченко А. Концепция человеческого капитала и национальная стратегия развития // Проблемы теории и практики управления. - М., 2017. - № 5. - С. 94-105), включая геостратегические территории.
5 Wigell M. Conceptualizing regional powers' geoeconomic strategies: neo-imperialism, neo-mercantilism, hegemony, and liberal institutionalism // Asia Europe Journal. 2016. - Vol. 14, N 2. - Р. 135-151. DOI 10.1007/s10308-015-0442-x
6 Мы не называем экологический фактор, во-первых, потому что он по сути своего воздействия на человечество является геофактором, во-вторых, его учет должен присутствовать во всех аспектах человеческой жизнедеятельности XXI века.
геополитики и геоэкономики1, хотя у последних разная стратегическая природа. М. Вигель и А. Вихма2 подчеркивают, что геоэкономика занимается продвижением геостратегических целей, а не взаимовыгодными торговыми отношениями различных стран. В соответствии с этим пониманием геоэкономику они определяют как «геостратегическое использование экономической мощи» [там же, с. 606]. М. Вигелль дал совместно с С. Шолвином ещё одно, более позднее определение геоэкономики в работе «Геоэкономика как концепция и практика в международных отношениях»3. Казалось бы, что именно этот подход должен использоваться российским государством при проведении федеральной политики, прежде всего макроэкономической, приоритетного развития регионов Дальнего Востока, поставленного как цель государственной политики. Но о таком речь не только не идет, но более всего удивляет отсутствие объяснений о взаимоотношении политики приоритетного развития одних территорий и политики «выравнивания» для ликвидации отсталости других. Тем более, что в макроэкономической политике российского государства так до сих пор и не решен вопрос определения остающихся на грани депрессивности регионов, требующих особой федеральной программы помощи4. Для геостратегических территорий необходимо предопределять настройку взаимоотношений с приграничными регионами соседних государств, которые проводят свою геополитику. Так, Китай инвестирует и торгует с близлежащими регионами России, но делит их на две совокупности - для целей торговли и для целей прямых инвестиций5.
Геостратегия, основываясь на географических и исторических факторах, должна, как представляется, формироваться на основе прогнозов и прогностического видения будущего, в данном случае регионов-субъектов Федерации, но при этом учитывая и особенности территорий (районов), входящих в тот или иной субъект, которые могут «требовать» иного геостратегического подхода6. Видим ли мы это в действительности - в российской практике, которая должна, по мнению разработчиков Стратегии пространственного развития, учитывать разработанное ими деление российских регионов-субъектов? Назвать классификацией это выделение ряда территорий и деление их на группы невозможно. Во-первых, само произведенное выделение геостратегических регионов очевидно не связано с видением общей картины пространственного развития России, которому посвящена Стратегия - 2025 и которая впервые ввела само понятие геостратегических территорий в практику российского управления. Во-вторых, термин отсутствует в законе, который определяет стратегическое планирование в России и роль прогностического механизма в региональной политике. Закон принят в 2014 г.7, а Стратегия пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года - в 2019 г. При этом в ней прямо сказано, что стратегия разработана в соответствии с Федеральным законом «О стратегическом планировании в РФ». Поэтому введение нового понятия (термина) в действующее поле управления, в том числе пространственным развитием, требует его точной трактовки (определения) в правовом акте, где оно бы не носило столь размытого характера и могло использоваться в планировании и управлении. Пока этого не видно. О.Б. Иванов и Е.М. Бухвальд отмечают отсутствие наполненности реальным экономико-правовым содержанием статуса геостратегических территорий8, что подтверждает наш вывод об отсутствии в геостратегическом подходе авторов Стратегии - 2025 геоэкономической составляющей.
Если институциональный орган определил, что регион является геостратегическим, то в планировании и прогнозировании развития этой территории должно быть указано обеспечение не только военных или политических активов, что наиболее рельефно в обсуждении этого нововведения представителями российского экспертного сообщества, но и активов экономических и демографических, которые имеют, как представляется, не меньшее значение для геостратегического веса региона. Забегая вперед можно констатировать, что и разработчики Стратегии - 2025 это осознают, и сведения о каждом субъекте имеют населенческие и хозяйственные характеристики, но это не используется в дальнейшем для классификации регионов. Если мы определили, что регион является геостратегическим, то в планировании и прогнозировании развития этой территории должно быть указано обеспечение не только экономических и демографических активов, но и активов, имеющих военное или политическое значение. Именно поэтому для определения экономических активов региона и траектории их экономического развития огромное значение имеет соблюдение принципа бюджетного федерализма, важность которого в практике управления выделенными георегионами не просматривается.
В Стратегии - 2025 как официальном документе даётся определение «геостратегических территорий как территорий, имеющих существенное значение для обеспечения территориальной целостности страны и безопасности госу-
1 М. Вигель и А. Вихма говорят о концептуальной путанице, когда слишком широкий подход к понятию геоэкономики приближает её к экономической географии.
2 Op. cit.
3 Scholvin S., Wigell M. Geo-economics as concept and practice in international relations. Working Paper 102. - Helsinki: Finnish Institute of International Affairs, 2018. - 15 р. ISBN 978-951-769-564-0.
4 Ткаченко А.А. Критерии депрессивности регионов // Вестник Московского университета. Серия 5: География. 1996. - № 4. -С. 66-72.
5 Малкина М.Ю., Овчинников В.Н., Горбунова М.Л. Взаимодействие Китая с российскими регионами в сфере прямых инвестиций и во внешней торговле // Terra Economicus. 2017. - Т: 15, № 2. - С. 106. DOI: 10.23683/2073-6606-2017-15-2-93-108
6 Недоучет это важного, как нам кажется, положения проявляется и в отнесении в Стратегии - 2025 республик Северного Кавказа и регионов-субъектов Дальнего Востока к одному типу стратегических территорий из двух намеченных в этом документе типов, чего, разумеется, недостаточно, если учитывать геоэкономические различия территорий России.
Федеральный закон «О стратегическом планировании в Российской Федерации» от 28.06.2014 № 172-ФЗ.
8 Иванов О.Б., Бухвальд Е.М. Геостратегические территории и «точки роста» в стратегировании пространственного развития Российской Федерации // ЭТАП: экономическая теория, анализ, практика. 2019. - № 4. - С. 9. DOI: 10.24411/2071-6435-201910098
дарства», при этом отмечаются их специфические условия жизни и ведения хозяйственной деятельности. Такая абстрактно-обтекаемая формулировка (под этим мы понимаем хотя бы определение в виде качественного признака - слова «существенное», которое в данном случае носит умозрительный характер) позволяет относить к этим территориям субъекты РФ по различным основаниям, которые (основания) могут пересекаться, дублироваться и даже относиться к разным логическим рядам. Кроме того, выделение, с одной стороны, специфичности природно-географического аспекта (фактора), а с другой, экономико-управленческого ведет к усложнению критериев выделения этих таксономических единиц. Эта сложность становится серьезным препятствием в виде подводного камня и приводит к неудовлетворительному, на наш взгляд, отбору территорий, возведенных в ранг геостратегических. Например, приложение 4 к Стратегии - 2025, как и всю стратегию, можно считать государственным документом, т.е. официальной позицией исполнительной власти. Поскольку документ одобрен распоряжением федерального правительства, его можно считать официальной трактовкой, которой должны пользоваться органы государственной власти, и на которую могут ориентироваться органы местной (муниципальной) власти. Но при этом документ сразу делит геостратегические территории на две группы, отличающиеся дополнительным определением: приоритетные геостратегические территории (29 регионов) и приграничные геостратегические территории (22) (далее - геотерритории).
Первая подгруппа приоритетных геотерриторий выделяется на географо-политической основе (эксклавного положения); вторая и третья подгруппы - на основе географического положения, но с изъятиями: к ним отнесены регионы Северного Кавказа1, за исключением Краснодарского края и Адыгеи и регионы Дальнего Востока, но не в его географической строгой трактовке, а, скажем так, управленческой, т.е. включены все субъекты «нового» Дальневосточного федерального округа, а не расположенные на Дальнем Востоке, как записано в Стратегии - 2025. Выделение четвертой подгруппы геотерриторий - Арктическая зона РФ - произведено в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 2 мая 2014 г. № 296 «О сухопутных территориях Арктической зоны Российской Федерации».
Вторая группа приграничных геостратегические территорий также разделена на 4 подгруппы с еще менее понятным обоснованием. Под «менее» мы имеем в виду «колеблющиеся» признаки. Одна подгруппа выделяется на основе границы с Европейским Союзом (1 регион-субъект), другая - со странами другого интеграционного объединения -Евразийского союза (12). Далее выделена менее определенная подгруппа - пограничная просто с другими странами (7) и последняя подгруппа, где присутствуют все 3 критерия предыдущих подгрупп - ЕС, ЕАЭС, другие страны (2 геотерритории). С точки зрения геополитики это членение представляется странным, а с точки зрения экономики (экономических связей с зарубежными странами) - просто необъяснимым.
В определении критериев выделения георегионов в Арктике авторы также пошли простейшим путем, сославшись на указ о сухопутных территориях Арктической зоны России. Но почему геоположение Мурманской области определяется её отнесением к Арктике, а не наличием границы со страной НАТО (Норвегия) и со страной, входящей в ЕС (Финляндия)? Тот же вопрос относится к Чукотке, классифицированной как геотерритория Арктического пояса, которая также относится к этому статусу еще по двум критериям, которыми пользуются авторы: автономный округ является пограничной территорией с США и входит в Дальневосточный регион.
Выделение регионов Арктической зоны оставляет за пределами те субъекты Дальнего Востока, которые также входят в Арктику: чем в данном случае надо руководствоваться и почему макрорегион Дальнего Востока важнее с геостратегической позиции, чем положение этих же субъектов как приграничных территорий или территорий Арктики? С точки зрения безопасности, о которой речь идет в определении геотерритории, как раз должно быть наоборот, и пограничное расположение должно быть основным критерием выделения, конечно, не считая проблемной границу с государством - членом Союза двух государств, иначе подрывается само понятие союза. Отнесение 60% всех субъектов Федерации к георегионам также свидетельствует о невозможности учета их преимуществ в каких-то особых программах пространственного развития, даже в программах развития транспортной инфраструктуры.
Плохая субординированность критериев, которые используют авторы Стратегии - 2025, связана, по нашему мнению, прежде всего с тем, что не принимается во внимание взаимозависимость геополитических и геоэкономических факторов, из которой также следует приоритетность задач, решаемых в определённый период, и комплекс этих задач, которые могут относиться к текущему периоду или иметь долгосрочный характер.
Обратимся к макрорегиону - Дальнему Востоку с большим вниманием, так как большинство его территорий одновременно входит по принятым в Стратегии - 2025 разным критериям в понятие «геостратегических»: они граничат с зарубежными государствами, полностью или по районам входят в Арктическую зону, выделены как регионы приоритетного развития в национальных проектах. Более того - находятся под пристальным вниманием федеральных органов законодательной и исполнительной власти. Так, на совещании в Совете Федерации обсуждалась «Концепция демографической политики Дальнего Востока на период до 2025 года», принятая в 2017 г.2 Концепция для Дальнего Востока была утверждена до его расширения за счет включения Республики Бурятия и Забайкальского края, но в конце 2019 г. принята в новой редакции. Это единственная концепция регионального («окружного») характер, принятая на федеральном уровне, не говоря уже о том, что план реализации федеральной «Концепции демографической политики РФ до 2025 года» был утвержден в 2021 г., хотя концепция принята президентским указом еще в 2007 г.3 К демографическим проблемам это макрорегиона в связи с его геостратегическим положением уже обращались специали-
1 Малкина М.Ю., Овчинников В.Н., Горбунова М.Л. Взаимодействие Китая с российскими регионами в сфере прямых инвестиций и во внешней торговле // Terra Economicus. 2017. - Т: 15, № 2. - С. 93-108. DOI: 10.23683/2073-6606-2017-15-2-93-108
2
Распоряжение Правительства Российской Федерации от 20 июня 2017 года № 1298-р.
Предыдущий план реализации был принят в 2016 г., т.е. через 10 лет после принятия концепции.
сты-демографы1. К этой теме «демография - геополитика» обращаются и исследователи других стран, анализируя проблему «в контексте демографии как геостратегической категории»2.
Определение «Дальневосточный макрорегион представляет собой конгломерат пространственных образований» можно рассматривать как вполне точную характеристику этого приоритетного в российской практике управления географического района. По этой причине авторы видят экономические районы мезо- и микроуровня как обладающие системной природой, так и не обладающие подобными свойствами. Но кроме этих обстоятельств, которые «следует иметь в виду при разработке стратегий развития Дальнего Востока» [там же, с. 182], необходимо учитывать потенциальную роль и место этого макрорегиона в глобальной экономике, без чего невозможно проведение эффективной геоэкономической политики в эпоху усиления глобализации4.
Совсем недавно политика российского правительства предусматривала создание особой экономической зоны на территории г. Владивостока, а далее последовательное распространение этого режима на «различные»5 территории Дальнего Востока. Владивостокская зона в конце 2017 г. была ликвидирована (через три года после её создания) постановлением правительства6, так как в течение трех лет с даты её создания не было заключено ни одного соглашения об осуществлении деятельности. Как могло произойти, что географическая точка пересечения интересов российской экономики и экономик Азиатско-Тихоокеанского региона, в том числе с крупнейшими развивающимися экономиками мира - Индией и Китаем, не дала за три года существования этой зоны соглашений с заинтересованными странами, остается за скобками предположений, но свидетельствует о более чем противоречивом сочетании геополитики и геоэкономики по отношению к этому приоритетному макрорегиону. Поэтому оценку Владивостока как центра международного экономического сотрудничества7 можно считать неумеренным оптимизмом авторов. Такой оптимистический взгляд не учитывает российских реалий и провалов внешнеэкономической политики как раз в этом геостратегическом регионе.
В рамках обсуждения уже названной Концепции демографической политики макрорегиона на совещании в Совете Федерации отмечалось, что наряду с высокой смертностью и одним их самых низких среди округов показателей ожидаемой продолжительности жизни8, в Дальневосточном округе «сохраняется высокий уровень рождаемости»9. Во-первых, малоэффективно сравнивать средний уровень рождаемости по округу при разбросе показателей от 1,51 в Магаданской области (суммарный коэффициент рождаемости,
СКР10), что не отличается от среднего показателя по России, до 1,97 в Сахалинской области. Во-вторых, средний по округу показатель 1,7 никак не может быть назван высоким, хотя этот уровень являлся целью национального проекта «Демография», но не вошел в новые, скорректированные национальные цели развития до 2030 года. Кроме того, и это самое главное, что отсутствовало в демографической характеристике Дальневосточного макрорегиона, - во всех без исключения субъектах этой геостратегической подгруппы наблюдается устойчивая тенденция снижения уровня рождаемости как в регионе с самыми низкими показателями (той же Магаданской области), так и в республиках, где совсем недавно уровень рождаемости обеспечивал естественное воспроизводство населения (Саха (Якутия) и Бурятия), что в России является большой редкостью. Еще в 2015 г., первом году ухудшения геоэкономической ситуации из-за геополитических изменений, в 6 регионах Дальнего Востока СКР был выше 2 (табл. 1), в том числе в двух республиках и автономном округе он даже обеспечивал простое воспроизводство населения (2,1 и выше).
Подчеркнем, что в концепциях любой политики, не только демографической11, в геостратегических регионах необходимо обращать внимание на существенную разницу между показателями городского и сельского населения, между обеспеченностью города и села здравоохранительными учреждениями и т. д. и т. п. Например, сельское население Бурятии, Якутии, Забайкальского края, Магаданской области, Чукотского автономного округа сохраняет уровень рождаемости, обеспечивающий расширенное естественное воспроизводство населения (сельское население Якутии
1 Симагин Ю.А. Демографические проблемы геостратегических территорий Дальнего Востока России / Ю.А. Симагин, Д. Д. Муртузалиева // Народонаселение. - М., 2020. - Т. 23, № 4. - С. 153-160. D01:10.19181/population.2020.23.4.14
2 Vukas S. State of Israel and the so-called demographic bomb // Nova Prisutnost. 2012. - Vol. 10, N 2. - Р. 263-278.
См.: Демьяненко А.Н., Прокапало О.М., Украинский В.Н. Дальний Восток: экономический макрорегион или геостратегическая территория? // Россия: тенденции и перспективы развития. Ежегодник / ИНИОН РАН, Отдел научного сотрудничества; отв. ред. В.И. Герасимов. - М., 2019. - Вып. 14, ч. 2. - С. 180-183.
4 Ткаченко А. А. Глобализация: феномен, развитие и новая эпоха // Российский внешнеэкономический вестник. 2021. - № 10. -С. 7-21. DOI: 10.24412/2072-8042-2021-10-7-21
5 Автор закавычивает это понятие из правительственной концепции, поскольку его смысл представляется не совсем ясным, а потому позволяющим субъективную трактовку.
6 Постановление Правительства РФ от 6.12.2017 № 1477 «О досрочном прекращении существования особой экономической зоны промышленно-производственного типа на территории г. Владивостока».
7 Куньщиков С.В. Геостратегические территории РФ: геополитический аспект стратегии пространственного развития Российской федерации / С.В. Куньщиков, Н.А. Москалев // Материалы XXII Международной конференции памяти профессора Л.Н. Когана «Культура, личность, общество в современном мире: методология, опыт эмпирического исследования». - Екатеринбург: УрФУ, 2019. - С. 1292.
8 Стоит заметить, что эти проблемы существовали и отмечались и четверть века назад м.: Ткаченко А. А. Выходит ли Россия из демографического кризиса? // Социально-политический журнал. 1996. - № 5. - С. 36-41.
9 https://www.interfax.ru/russia/822414.
10 Число родившихся детей в расчете на одну женщину.
11 Подробнее демографические характеристики Дальнего Востока рассмотрены в работе Макар С.В., Ярашева А.В., Симагин Ю.А. Пространственное развитие Дальнего Востока России: демографические и социально-экономические факторы // Народонаселение. - М., 2021. - Т. 24, № 1. - С. 117-130. DOI: 10.19181/population.2021.24.1.11
имело СКР 2,59, Магаданской области - 2,79 и Чукотки - 5,42), что не только заметно выше среднероссийского (1,74), но и свидетельствует о качественно ином репродуктивном поведении сельских семей в этих регионах.
Таблица 1
Суммарный коэффициент рождаемости в регионах Дальнего Востока
Регионы Суммарный коэффициент рождаемости Общий коэффициент естественного прироста
2015 г. 2016 г. 2017 г. 2018 г. 2019 г. 2020 г. 2015 г. 2020 г.
Магаданская область 1.66 1.6 1.6 1.51 1.42 1.51 0 -3.1
Приморский край 1.76 1.74 1.6 1.58 1.49 1.52 -0.8 -5.7
Амурская область 1.84 1.82 1.71 1.65 1.53 1.54 -0.6 -2.2
Хабаровский край 1.85 1.78 1.64 1.6 1.59 1.59 0.9 -4.9
Камчатский край 1.89 1.89 1.78 1.65 1.65 1.68 1.7 -0.2
Еврейская автономная область 2.02 1.99 1.81 1.85 1.73 1.71 -1,4 -1.9
Забайкальский край 2.06 1.98 1.87 1.82 1.74 1.75 2.5 -1.7
Чукотский автономный округ 2.1 2.11 2.08 2.02 1.68 1.76 3.9 1.5
Республика Саха (Якутия) 2.19 2.09 1.93 1.85 1.82 1.86 8.5 5.9
Республика Бурятия 2.28 2.24 2.06 2.04 1.89 1.95 5.9 1
Сахалинская область 2.02 2.16 2.03 1.95 1.95 1.97 0.4 -0.3
РФ 1.78 1.76 1.62 1.58 1.5 1.5 0,2 -4.7
Источник: Росстат: https://fedstat.ru/indicator/34147
Включая в ранг геостратегических территорий Забайкальский край и Республику Бурятия, авторы Стратегии -2025 не обратили внимание на возможность долговременных последствий. Такие последствия могут быть связаны с административно-политическим и территориально-административным делением. Прибайкальские территории, с одной стороны, выделяются исключительным для сибирского и дальневосточного пространства географическим и транспортным положением, а с другой стороны, могут рассматриваться как геостратегическая и геополитическая база. Объединение Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа в 2008 году хотя и сохранило для автономии положение административно-территориальной единицы с особым статусом, но он определяется уставом края, а не федеральным законом1. Соседняя с «новым» краем геостратегическая территория названа по имени той же титульной нации, что и бывшая автономия - бурятов, доля которых составляет в республике около 30%, а в крае после объединения - около 7% (до объединения в автономном округе составляла 63% в 2002 г.2, перепись населения 2010 г. данные по бывшей автономии уже не давала). Проблемы территорий, которые в разные периоды обладали различным особым региональным статусом3, но имеют общие исторические, этнические и демографические характеристики в ареале этнических территорий4, рассмотрены в статье5, ещё раз свидетельствующей о более чем важном месте этно-национального фактора в геополитике, успех которой возможен лишь при учёте (встраивании) этнофактора в геоэкономическую политику.
Наиболее сложный вопрос относится, как представляется, к проблеме планирования социально-экономического развития, программирования этого развития, государственного и муниципального стратегического управления и бюджетной политики, регламентированных соответствующим законом. Если к геостратегической территории отнесена лишь часть субъекта Федерации (это четвертая арктическая подгруппа), то как осуществлять эти процедуры по отношения к ним в отрыве от субъекта-региона, неотъемлемой частью которого они являются. Предложена ли новая стратегия такого развития, новый механизм планирования или процедуры бюджетного федерализма, ведь все георегионы являются субъектами федеративного государства? Ответ на этот риторический вопрос не требуется, но возникает другой, вполне закономерный: почему в РФ принимается немало концепций и законов, которые плохо согласуются с уже существующими?
Кроме того, при таком «зональном» подходе к выделению георегионов отсутствует статистическая база для анализа и прогнозирования специфики их развития, например, важнейших демографических и миграционных показателей, которые «теряются» даже при так называемом объединении регионов-субъектов, данные по которым после слияния становятся усредненными и так называемый особый статус Агинского Бурятского округа как административно-территориальной единицы Забайкальского края не предотвратил потери статистических данных по всем важнейшим социально-демографическим показателям, которые имел этот автономный округ, являясь субъектом Федерации.
Развитие ряда регионов Восточной Сибири и Дальнего Востока ориентируется на геоэкономическую ценность энергетических продуктов, которые идут на экспорт в страны Азии. Но это - ценность в рамках уходящей индустриальной эпохи, которая будет потеряна как энергоисточник в очень значительной мере, если не полностью, в новой
1 Хотя и в соответствии с законодательством Российской Федерации.
2
Рассчитано по: Национальный состав и владение языками, гражданство. - М.: Статистика России, 2004. - С. 111. (Итоги Всероссийский переписи населения 2002 г.: В 14 т. - Т. 4, кн. 1).
3
Достаточно обратиться к истории преобразований Бурят-Монгольской АССР.
4 Территория компактного расселения этноса может быть меньше территории особого статуса.
5 Ejup A., Ramadani I. Regional differentiation and the geopolitical and transboundary position of the Presheva Valley // Miscellanea Geographica. 2016. - Vol. 20, N 4. - Р. 22-28. DOI: 10.1515/mgrsd-2016-0024
климатической экономике1, хотя сохранится как ценность стратегических товаров, которые могут быть использованы не как энергетические ресурсы.
Тезис о размытости термина георегионов и показанные противоречия в их выделении приводят и к неверным трактовкам многих исследователей этой проблемы, особенно не экономистов. Так, исследователи из Уральского федерального университета приходят к выводу о том, что геостратегические территории РФ - это территории, которые жизненно важны для страны, но имеют ряд проблем, а потому необходимо развивать их и уделять им особое внима-ние2. Напрашивается ряд вопросов: а какую территорию любой представитель любого уровня власти осмелится назвать не жизненно важной, или какие территории в России не надо развивать из-за отсутствия проблем?
Пока в соответствии с указом 2020 года приоритетный порядок бюджетных ассигнований предусматривается только на реализацию определенных этим указом национальных целей3, приоритетное развитие каких-либо регионов в них не входит.
1 Ткаченко А.А. Пространственное развитие России: евразийский азимут // Экономика. Налоги. Право. 2021. - Т. 14, № 6. -С. 26. Б01: 10.26794/1999- 2021-14-6-20-28
2 Куньщиков С.В. Геостратегические территории РФ: геополитический аспект стратегии пространственного развития Российской федерации / С.В. Куньщиков, Н.А. Москалев // Материалы XXII Международной конференции памяти профессора Л.Н. Когана «Культура, личность, общество в современном мире: методология, опыт эмпирического исследования». - Екатеринбург: УрФУ, 2019. - С. 1294.
Указ Президента РФ от 21.07.2020 № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года».
