CC BY
29
ции национальной политики России. Законодательное закрепление статуса «съезда общин (или народов)» серьезно улучшило бы ситуацию в сфере межэтнических отношений, борьбы с коррупцией и терроризмом в СКФО. На такие форумы можно было бы выносить наиболее актуальные проблемы, имеющие огромное значение для местных парламентов, исполнительной власти, органов местного самоуправления и бизнеса. В начале 1990-х годов в ряде республик СКФО наблюдалось бурное возрождение традиционных гражданских институтов. Дагестан и КБР имеют определенный опыт в преодолении конфликтных ситуаций (события 1992— 1993 гг.), опирающийся на традиционные и современные демократические институты. Такой институт мог бы стать мощным фактором стабилизации и консолидации общества и придать позитивный импульс процессу развития гражданского общества в регионе. Таким образом, можно выстроить цельную систему проектов, которая позволит решить важные государственные задачи. Ключ к решению проблем региона в указанном контексте надо искать главным образом во внеэкономической плоскости, не требующей масштабных затрат. Вышеперечисленные подходы требуют минимального финансирования, и они укладываются в методы бесструктурного управления процессами в регионе. На СК необходимо совершить прорыв, осуществление которого требует нового методологического подхода, учитывающего все многообразие факторов и условий, провоцирующих нестабильность в регионе.
«Центральная Азия и Кавказ», Лулео, Т. 13, вып. 2, 2010 г., с. 130-156.
Сабина Гарашова,
кандидат политических наук, (Бакинский государственный университет) ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СТРАТЕГИИ США В КАСПИЙСКОМ РЕГИОНЕ
Каспийский регион в течение всего постсоветского периода привлекал внимание ведущих мировых и региональных держав. Это обусловлено не только сосредоточенными здесь запасами углеводородов, но и геополитической спецификой региона. Его расположение в Евразии, политическая структура, а также элементы связи с окружающими державами не могут не влиять на его геостратегическую значимость в эпоху после окончания «холодной
войны». Отмеченные факторы легли в основу многовекторного геополитического соперничества, развернувшегося вокруг Каспия с концом биполярности и продолжающегося по сей день. Соединенные Штаты в их статусе единственной сверхдержавы не могли остаться в стороне от геополитической борьбы в одном из важнейших регионов постбиполярной Евразии. В чем специфика их заинтересованности и соответствующей активности, какие механизмы активнее всего используются на этом направлении - на эти и ряд других вопросов мы попытаемся ответить.
Наступившее столетие характеризуется усилившимся вниманием мировых и региональных держав к акватории Каспийского моря и прикаспийским территориям. Одним из наиболее явных глобальных трендов, способствующих этому, было истощение мировых запасов нефти и газа. В этих условиях их интернационализация в только недавно освободившемся от советского контроля Каспийском регионе превратилась в приоритетную цель стратегии энергозависимых стран Запада на постсоветском пространстве. Наряду с этим заинтересованность в доминировании в регионе не скрывает и РФ, для которой контроль над регионом рассматривается скорее как возможность монополизировать все потоки углеводородов, идущие в Европу из постсоветского пространства. Региональная политика других держав - Турции, Ирана и КНР -также достаточно мотивирована интересами доступа к нефтегазовым богатствам Каспия.
Каспийский нефтегазоносный регион - это Каспийское море и прилегающие к нему территории Азербайджана, России, Казахстана, Туркменистана и Ирана. По мнению некоторых российских аналитиков, на долю Каспийского моря приходится 15-20 млрд. т, т.е. почти 10% мировых запасов нефти. В настоящее время нефтяные ресурсы наиболее активно разрабатывают в регионе Казахстан (лидер и по объему добычи, и по доказанным запасам) и Азербайджан, тогда как в разработке газовых месторождений лидирует Туркменистан.
Анализируя «нефтегазовую геополитику» в регионе после окончания «холодной войны», можно выделить наиболее активные государства и те специфические интересы, которые преимущественно определяли их активность в отношении региональных углеводородных ресурсов. Главной целью Азербайджана, Казахстана и Туркменистана было решение их экономических проблем за счет экспорта залегающих в их секторах моря углеводородов, а для Европейского союза и КНР - расширение круга внешних источников
энергоснабжения за счет импорта каспийской нефти и газа. Для России и США этот вопрос изначально был значительно более политизирован.
Москва и Вашингтон смотрели на Каспий скорее как на возможность решить свои геополитические проблемы в Евразии. Что касается Москвы, то для нее с начала 2000-х годов монополизация нефтегазового потенциала региона заняла прочное место в арсенале средств повышения своего геополитического статуса. Вашингтон же рассматривал диверсификацию системы трубопроводов на постсоветском пространстве как средство создания более широких и стабильных внешних источников энергоснабжения для своих союзников в Европе, а также предотвращения возможности реставрации здесь имперской системы, в перспективе, выражаясь словами Зб. Бжезинского, «способной бросить вызов ведущей роли Америки».
Имея в Каспийском регионе как экономические, так и геополитические интересы, Россия на протяжении всего постсоветского периода оставалась здесь ключевым игроком, и в ее региональной активности явно читалось стремление как можно сильнее ограничить доступ нерегиональных держав к Каспию. В начале и в середине 1990-х годов ввиду слабости центральной власти и отсутствия четкой стратегической линии в отношении Каспия действия России здесь в основном либо были ответом на инициативы прикаспийских соседей по СНГ, либо подчинялись интересам национальных нефтедобывающих компаний («ЛУКойл», «ЮКОС» и др.), далеко не всегда совпадавшим с государственными. Приход к власти В. Путина существенно изменил ситуацию. С 2000-х годов активность Кремля концентрировалась преимущественно на стремлении контролировать как можно больший объем экспортируемых прикаспийскими государствами углеводородов. В частности, предполагалось сделать «Газпром» монополистом в транспортировке газа из Центральной Азии как в западном, так и в восточном направлениях, а также как можно более расширить участие российских корпораций в проектах добычи каспийской нефти и газа, главным образом в казахстанском секторе Каспия.
Интерес Турции к развитию трубопроводной системы, связывающей Каспийский регион с пространством ЕС через ее территорию (проекты Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД), Баку-Тбилиси-Эрзерум, «Набукко»), был мотивирован не только доходами, которые она получала бы от транзита этих ресурсов, но и политическими дивидендами от ее превращения в важнейший распредели-
тельный энергетический узел в Евразии, что, наряду с прочим, могло использоваться Анкарой в решении затянувшегося вопроса о членстве Турции в ЕС.
Иран, пожалуй, менее всех был заинтересован в освоении западными компаниями углеводородных ресурсов Каспия. Во-первых, в условиях незатихающей напряженности в ирано-американских отношениях Тегеран должен был опасаться, что вслед за западными корпорациями у его северных границ могут появиться элементы военно-политического влияния США и их союзников по НАТО. Во-вторых, с точки зрения нефтегазовых доходов главной для Тегерана является зона Персидского залива, ибо именно здесь расположены его наиболее крупные и разрабатываемые месторождения нефти и газа.
Соответственно, региональная политика Ирана в постсоветский период ориентировалась на создание благоприятных условий для обеспечения безопасности своих северных границ посредством развития отношений с кавказскими и центральноазиатскими государствами, а также со своими историческими конкурентами в регионе - Россией и Турцией. Напряженность в отношениях с США заставляла Тегеран искать пути сближения прежде всего с Россией, как наиболее перспективным противовесом расширению американского влияния в Евразии. Более того, иранские власти смотрели на РФ как на основного поставщика военной техники и технологий. Помимо этого для реализации своих «нефтегазовых» интересов Иран стремится максимально использовать свое выгодное с геополитической точки зрения положение и развить свой транзитный потенциал. Речь в первую очередь идет о возможностях транзита каспийских углеводородов к Персидскому заливу, а также в Южную Азию.
Казахстан обладает наиболее ощутимыми запасами нефти среди прикаспийских новых независимых государств (ННГ). Главный маршрут транспортировки этой нефти проходит по российской территории (нефтепровод Каспийского трубопроводного консорциума и нефтепровод Атырау-Самара). Отметим также, что Россия и Казахстан стали первыми прикаспийскими государствами, которые полностью урегулировали вопросы разделения морского дна, что, несомненно, способствовало региональной стабильности и инвестиционной привлекательности каспийских нефтяных проектов. Вместе с тем данная ситуация ограничивала самостоятельность Казахстана, так как Россия в зависимости от своих интересов может в одностороннем порядке регулировать
объемы перекачиваемой по своей территории нефти. В условиях, когда Казахстан является конкурентом России на мировых энергетических рынках, указанный рычаг давления может активно применяться. Понимая это, Астана с конца 1990-х годов стремилась диверсифицировать маршруты нефтеэкспорта как в западном (через морской порт Актау: нефтепровод БТД), так и в восточном (нефтепровод Атасу-Алашанькоу) и южном направлениях (рассматривается возможность транспортировки казахстанской нефти из Актау в иранский порт Нека). Такая диверсификация уменьшает зависимость Казахстана от российских нефтепроводов и предоставляет Астане большие возможности для политического маневра. При этом Казахстан обосновывает выбор маршрутов транспортировки своей нефти долгосрочными экономическими и политическими интересами с учетом текущей обстановки в других прикаспийских странах.
Туркменистан, занимая третье среди прикаспийских стран место по запасам жидких и газообразных углеводородов и не имея свободного доступа к мировому рынку, крайне заинтересован в развитии широкой сети экспортных маршрутов. Главный маршрут транспортировки туркменского газа проходит по российской территории, и, как и в случае с соседним Казахстаном, Ашхабад стремится по возможности диверсифицировать маршруты газоэкспорта. В 2009 г. был открыт газопровод для поставок туркменского газа в Китай (Туркменистан-Узбекистан-Казахстан-КНР). Кроме того, Туркменистан проявлял заинтересованность в транспортировке энергосырья по территории Ирана. Диверсификация в западном направлении для Ашхабада затрудняется отсутствием транскаспийского газопровода и напряженностью в отношениях с Азербайджаном по поводу спорных месторождений на Каспии.
Азербайджан, проводя активную внешнюю политику, широко использует нефтяной фактор для поддержания тесных отношений с ведущими государствами Запада. Страна также использует свои возможности для транспортировки каспийской нефти в обход России. После обретения в конце 1991 г. независимости Азербайджан оказался в центре так называемого «геополитического треугольника» пересекающихся и порой сталкивающихся интересов России, Ирана и Турции. В начале 1990-х годов высшее руководство страны находилось перед выбором внешнеполитической ориентации: необходимо было выбрать какой-либо один из этих соперничающих центров силы. В конечном счете была выбрана прозапад-
ная стратегия с упором на тесное взаимодействие с Турцией и ведущими державами Запада.
В последнее время Азербайджан столкнулся с новыми тенденциями развития геополитической ситуации в регионе Каспийского моря: заметным сближением позиций своего главного союзника - США с недавним соперником - Россией. Это привело Баку к необходимости искать новые пути налаживания взаимовыгодного экономического сотрудничества с Москвой, в том числе и в нефтегазовой сфере. В то же время, как отмечает в своей книге «Каспийская нефть Азербайджана» президент И. Алиев, «можно даже предположить, что в перспективе Азербайджан сможет играть роль посредника во взаимоотношениях между крупными державами. Расположение республики на стыке нескольких крупнейших геополитических и геоэкономических структур позволяет "дружить со всеми и примирять всех со всеми", выступить инициатором сближения Запада с Востоком».
Список акторов, заинтересованных в развитии энергетических и транспортно-коммуникационных проектов в Каспийском регионе, можно расширить за счет государств, ориентированных преимущественно на извлечение дивидендов из транспортировки каспийских энергоресурсов по своей территории. Речь здесь идет о Грузии, Украине, а также о ряде стран Центральной и Восточной Европы - Румынии, Болгарии (с 2007 г. члены ЕС), Греции. Наличие нефтегазовых ресурсов - не единственное, что определяет важность Каспийского региона. Очень важно и его расположение на границе между Европой и Азией - на перекрестке перспективных межконтинентальных транспортных коммуникаций. Контроль над этим пространством предоставлял соответствующей державе важные преимущества в геополитической конкуренции, начавшейся в Евразии с крахом СССР. Для США связанные с этим факторы сыграли не менее важную роль, чем, собственно, возможности доступа к каспийским углеводородам.
В создавшихся после распада СССР и образования ННГ геополитических условиях активное присутствие в регионе «подразумевало бы, что Соединенные Штаты должны вступить в соперничество с другими игроками, надеющимися набрать очки в регионе, прежде всего с Турцией, Ираном и Саудовской Аравией. Не говоря уже о Европейском союзе и Китае, которые пытались проводить в этом регионе свою политику». Начиная с середины 1990-х годов США пытаются установить контроль над основными транспортными и энергетическими объектами в Каспийском регионе (проект
ТРАСЕКА, нефтепровод БТД, а в перспективе и газопровод «На-букко»), выстроить геополитическую линию Балканы-Кавказ-Центральная Азия. Лейтмотивом внешней политики США на евразийском пространстве становится идея Бжезинского о «Евразийских Балканах», в основе которой лежат два императива: поддерживать существующий там «геополитический плюрализм» и не допустить доминирования России во всем Каспийском регионе. Не ускользают от пристального внимания Вашингтона и сохраняющиеся на Кавказе очаги конфликтов - в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии, на Северном Кавказе, а также активизация Турции и Ирана в регионе.
Как известно, с 1997 г. Каспийский регион объявлен зоной американских национальных интересов. Планы США по освоению Каспия вписываются в американскую национальную энергетическую стратегию, которая предусматривает установление контроля над основными районами нефтедобычи в мире, официально именуемого «контролем над глобальным энергетическим равновесием». Геополитические интересы в Прикаспии при этом также существенны для США, чему способствует и географическое положение региона, в частности его сопредельность с главными геополитическими конкурентами США в Евразии - РФ, КНР и ИРИ.
Основными составляющими политики США в Каспийском регионе являются: укрепление государственности и независимости стран региона, идущих по пути развития рыночной демократии, и ослабление их связей с Россией; расширение коммерческих возможностей для США; разрешение региональных конфликтов, в том числе путем укрепления политических, экономических и военных связей между новыми странами регион; формирование спецподразделений и сил охраны энергетических транспортных коммуникаций, протянувшихся от Каспия в западном направлении; укрепление энергетической независимости США за счет каспийских энергоносителей, а также снижение зависимости государств региона от России за счет обеспечения гарантированного свободного потока каспийской нефти и природного газа на мировые рынки. Особое внимание уделяется наращиванию военно-политического и военно-технического сотрудничества США и НАТО с государствами региона. В контексте известных событий в Южной Осетии в августе 2008 г. особенно интенсивный характер такое сотрудничество приобрело с Грузией.
В плане нефтегазовых ресурсов Каспийский регион рассматривается Соединенными Штатами скорее как резервный бассейн углеводородов стратегического значения. Вашингтон заинтересован не столько в добыче, сколько в установлении своего контроля над нефтяными богатствами региона. В своей региональной политике США используют широкий спектр путей и методов. С 1996 г. Вашингтон провел большую работу по вовлечению в орбиту своего влияния Азербайджана, Грузии, Казахстана и Туркменистана, а также Армении, вокруг которой с 2008 г. усилилось американо-российское соперничество.
Значимость региона за последние два десятка лет для США настолько выросла, что проблемы Каспия оказались выделены американской администрацией в отдельное направление внешней политики. В 1999 г., еще при администрации Б. Клинтона, в Анкаре был открыт Каспийский финансовый центр (КФЦ) для оказания помощи в финансировании нефтяных и газовых проектов в Турции, на Южном Кавказе и в Центральной Азии, а также для максимального увеличения американского коммерческого участия в разрабатываемых проектах. Центр стал для Вашингтона удобным механизмом проникновения в регион, влияния на отдельные его страны и создания плацдарма на будущее.
Важнейшее место в стратегии США в Каспийском регионе занимает создание разветвленной архитектуры трубопроводов. Причем новые маршруты не должны были проходить по российской и иранской территориям. В качестве моста для выхода каспийской нефти на западные рынки мыслилась именно Турция. В этой связи основная ставка была сделана на нефтепровод БТД. Формируя систему трубопроводов по вектору «Каспийский регион-Турция-Европа», США рассчитывали добиться определенных геополитических преимуществ, среди которых - переориентация кавказских и центральноазиатских ННГ на Запад, усиление консолидации европейских союзников по НАТО и Турции, ужесточение изоляции Ирана, а также возможность ограничить доступ КНР к региону, в частности к его углеводородным ресурсам. Вашингтон заинтересован также в как можно большей интернационализации транспортно-коммуникационных проектов в Каспийском регионе: участие широкого круга стран, в основном западных, не только целесообразно экономически, но и позволяет придать вопросу международную актуальность.
В реализации данной стратегии США помимо своих традиционных союзников (Турция, Израиль, страны ЕС) полагались и
на некоторые региональные ННГ. В частности, в различное время ставка делалась на Грузию, Азербайджан, Узбекистан, Казахстан. На сегодня достаточно убедительным представляется предположение, что усилия Вашингтона по созданию и развитию консоли-дационного вектора ГУ(У)АМ были связаны прежде всего именно с американскими геополитическими интересами в Каспийском регионе. Наряду с этим США не оставляют попыток оторвать от Кремля его наиболее близкого военно-политического союзника в регионе - Армению. И процесс армяно-турецкой нормализации, активизировавшийся с 2008 г., должен был послужить этому.
Ввиду сохраняющейся напряженности в отношениях США с Ираном Вашингтон не поддерживал энерготранспортные проекты с участием Тегерана, включая маршрут транспортировки углеводородов к Персидскому заливу через иранскую территорию. А ведь этот маршрут считается одним из наиболее выгодных с экономической точки зрения, и ряд американских нефтяных корпораций настаивают именно на данном векторе диверсификации энергокоммуникаций в Каспийском регионе. По всей видимости, в глазах Вашингтона экономическая целесообразность в этом вопросе еще долго будет отступать перед соображениями американской геополитики, ибо говорить о нормализации американо-иранских отношений пока не приходится, и ставка на изоляцию Тегерана, в том числе от трансрегиональных нефтегазовых проектов, останется в инструментарии стратегии Вашингтона в Каспийском регионе.
* * *
Каспийский регион как место сосредоточения значительных углеводородных ресурсов и как пространство, важное с точки зрения геополитического противоборства в Евразии, развернувшегося с окончанием биполярности, - оба этих фактора должны учитываться в оценке текущего значения региона для внешних акторов. Анализируя политику США по отношению к Каспийскому региону в постсоветский период, можно выявить ее очевидную связь с обоими упомянутыми факторами. При этом геополитический фактор остается преобладающим, вопросы доступа к региональным углеводородам продолжают рассматриваться Вашингтоном преимущественно сквозь призму геополитических процессов в Евразии. Российско-грузинский конфликт 2008 г., «перезагрузка» в американо-российских отношениях с приходом в Белый дом ад-
министрации Б. Обамы, рост исламских тенденций в Турции и возможность ее отдаления от геополитики Запада, нерешенность вопросов энергетической безопасности американских союзников в Европе, а также очередной виток напряженности в отношениях США с Ираном, по всей видимости, означают, что в обозримом будущем активность США в Каспийском регионе будет расти. При этом с учетом динамичности геополитических и геоэкономических процессов в регионе и вокруг него можно ожидать и определенных тактических корректировок американской стратегии в отношении региона.
«Кавказ и глобализация», Баку, 2010 г., Т. 4, вып. 3-4, с. 33-40.
Диана Боровик,
журналист(Украина) НЕФТЯНАЯ МОНАРХИЯ КАСПИЯ
Клан Алиевых называют не иначе как «нефтяная монархия Каспия». Гейдар Алиев, бывший председатель КГБ Азербайджанской ССР, а затем бессменный президент суверенного Азербайджана на протяжении многих лет после развала СССР. Его сын, Ильхам Алиев - любитель посорить деньгами в московских казино, стал в 2003 г. настоящим престолонаследником своего отца.
Гейдар Алиев являлся человеком-эпохой, уникальным олицетворением всего того, что XX в. успел сосредоточить в созданном им же демографическом понятии - «азербайджанец». Профессиональный чекист, Гейдар Алиев всегда отличался особым умением вовремя подстраховаться, благодаря чему ему и удавалось каждый раз выходить сухим из всепоглощающего водоворота революционных перемен. Более того, именно он и стал «отцом азербайджанской нации».
Гейдар Алиев родился 10 мая 1923 г. в семье железнодорожного рабочего в Нахичевани. В дальнейшем с этим автономным регионом Азербайджана, отделенным от остальной части страны территорией Армении, будет связано возвращение Алиева в большую постсоветскую политику. Но вначале он сделал головокружительную карьеру от рядового оперуполномоченного НКВД до председателя КГБ Азербайджанской ССР, в 1969 г. став первым секретарем ЦК КП Азербайджана. Алиев побывал на самом верху советской номенклатуры. С его именем связывают экономический
