CC BY
65
На одном из научных собраний в Московском государственном университете мне передали книгу «Как искали и добывали радий» (М.: ГЕОС, 2002. 390 с.), представляющую собой сборник статей-воспоминаний двадцати четырех ветеранов атомной промышленности, с трогательной дарственной надписью и подписями авторов, со многими из которых я знаком. Большинство из них работают или работали во ВНИИ химической технологии, когда-то сверхсекретном институте, решавшем все сырьевые проблемы атомной промышленности, а сейчас успешно занимающемся технологическими разработками для всего минерального комплекса. Наш институт издавна плодотворно сотрудничает с ВНИИхимтехнологии.
История советского атомного проекта в последние годы освещается достаточно ярко, ее детальнейшему исследованию посвящены сотни книг и бесчисленное множество статей. В них анализируются главным образом физические, технические, технологические, политические, военные аспекты, но вот геологическая сторона проекта, история поисков урана и создания его сырьевой базы по-прежнему остается туманной и загадочной. Только в одной из книг талантливого писателя и самого активного научного журналиста Владимира Губарева, значительная часть творчества которого посвящена атомному проекту, я нашел небольшую главу «Где же брать уран?» с рассекреченными материалами о поисках и добыче урана (Мечта о Вселенной. М.: ИКЦ «Академкнига», 2002. С. 166—170).
Подаренный мне сборник, пожалуй, первая книга о труде геологов-уранщиков, написанная самими участниками сырьевого обеспечения атомного проекта. Я сразу же прочитал ее с захватывающим интересом и волнением. Те события, о которых пишут уранщики, я хорошо знал, был даже участником некоторых из них. Знал многих людей, хорошо знакомы те места, где искали урановые и другие месторождения. Да и мне самому пришлось в 50-х годах поработать на урановый проект. Вспомнил, что когда-то в свободное время я даже набросал небольшой очерк об этом периоде деятельности, и под влиянием воспоминаний уранщиков мне захотелось познакомить с ним наших читателей.
В пятидесятые годы вся страна штурмовала, в полном смысле этого слова, атомную проблему. Кто-то «прямо» работал на нее, кто-то косвенно, а весь народ, даже не ведая того, вкладывал деньги, получая по остаточному принципу не зарплату, а микрозарплату. Геологи решали атомную проблему поисками месторождений радиоактивного сырья, в первую очередь урановых. Во всех районах работали мощные, хорошо обеспеченные специализированные экспедиции по поискам и разведке урановых месторождений, глубоко засекреченные, с ничего не говорящими названиями. Экспедиция в Ташкенте, покрывающая своими исследованиями всю Среднюю Азию, называлась, например, Краснохолмской, работающая на Урале — Зеленогорсюй и тому подобное.
А потом обязали заняться поисками радиоактивного сырья все геологические организации, все партии и отряды, независимо от их специализации, направления основных работ. Эти дополнительные работы назывались массовыми поисками. Просуществовали они более тридцати лет и обеспечили урановым сырьем нашу страну на долгую перспективу. И не могли не обеспечить. В любой маршрут в любом районе с геологами шел радиометрист с постоянно включенным радиометром, стенки любой горной выработки тщательно прослушивались зондом с гейгеровским счетчиком, документировались, в каждой скважине обязательно проводился гамма-каротаж. Сведения о любой обнаруженной радиоактивной аномалии, в три раза превышающей ес-
тественный фон, немедленно передавались в специализированную экспедицию, оператору тут же выплачивалась премия, проводилась проверка аномалии специалистами.
Впрочем, через массовые поиски решали урановую проблему и американцы, но способ их проведения был несколько иной: ориентированный не столько на профессионалов, сколько на любителей. Было выпущено огромное количество очень дешевых радиометров и объявлены весьма крупные премии за открытие месторождений. Была спровоцирована настоящая «урановая лихорадка». Только в 1955 году по полям, лесам и горам Америки бродили с гейгеровскими системами более десяти тысяч искателей счастья — от школьников до почтенных граждан. И
На картине заслуженного художника РСФСР С. Торлопова «Искатели» крайний слева — радиометрист, обязательный участник геологической маршрутной группы 50—70-х годов 20-го века.
открывали, причем не только месторождения, но и новые типы минерализации, ставшие впоследствии главными источниками радиоактивного сырья. Считалось, например, что уран нужно искать в пегматитах, гидротермальных жилах, а любители не знали этого и искали где придется. И, к удивлению геологов, находили фантастически крупные месторождения в осадочных толщах среди сланцев или фосфоритов, в углеводородах, в породах с органическими остатками.
В Советском Союзе массовые поиски были не менее массовыми, но не любительскими, а профессиональными. Профессионалов же не было. В институтах и техникумах мы, конечно, изучали урановые минералы, но об их пользе даже не слышали и об особенности поисков представления не имели, не говоря уже об устройстве радиометров. Поэтому спешно было организовано множество курсов, на которых доучивали геологов и геофизиков.
В конце 1958 года жестко обязали вести поиски и нашу партию, ведущую детальную разведку Шорсуйского серного месторождения и поиски серы в Ферганской долине, потребовав при этом направить на обучение одного из техников.
Начальник партии О. Жиренов вместе с главным геологом начали нас, коллекторов и техников-геологов, уговаривать заняться геофизикой. Энтузиазма это не вызывало, так как надо было надолго отрываться от основного дела, от дома, да и работа будущая не казалась особенно привлекательной. К тому же каждый понимал, что в реальности произойдет не смена характера, а удвоение работы: надо будет вести и геологическую документацию, и радиометрические измерения.
В конце концов уломали меня. Я «клюнул» на небольшое повышение зарплаты, поскольку уже два года у меня были все те же первоначально назначенные 620 руб., а жена получала 680 руб. Разница невелика, но она как-то не давала мне покоя, смущала, даже оскорбляла. К тому же новая должность «техника-геофизика» звучала несколь-
ко солиднее, чем «коллектор». Да и поучиться на курсах было любопытно, тем более что путевка была в Киев.
И вот с выпиской из приказа № 92 по Шорсуйской геолого-разведочной партии от 4 ноября 1958 г. «Юшкина Николая Павловича, техника-геофизика партии, с 5.11.58 г. командировать в г. Ташкент для направления на 3 -месячные курсы геофизиков в город Киев с прибытием к месту 13 ноября с. г.» я появился у начальства в экспедиции «Химгеолнеруд». Здесь оказалось, что в Киев ехать не надо, а курсы, причем не трехмесячные, а всего десятидневные, можно пройти в Ташкенте при специализированной партии треста «Узбекцветметраз-ведка».
Курсы были довольно напряженными. Много лекций, практических занятий, как в лабораториях, так и на полигонах. Лекции читали вузовские преподаватели. Минералогию урана давала, например, известный профессор Ю. М. Голубкова* . Из курса геологии урановых месторождений, который вел Заболотный, мы узнали не только много нового, но и необычного. Меня, например, поразило, что одними из крупнейших источников урана являются прикаспийские месторождения, где уран концентрируется в рыбных остатках, содержащихся в глинах. Содержание невысокое, но когда отмучивают глину, остаются одни ураноносные рыбные кости, а это уже довольно богатый концентрат. Совершенно по-новому предстало и значение хорошо известных рудных районов. Оказалось, что давно разрабатываются урановые месторождения в тех районах, где мы работаем — в Табошаре, Майлису, Карама-заре действуют гигантские урановые рудники, построены города. А мне знакомы эти рудные узлы по литературе тридцатых годов.
Мы знали, что урановые минералы радиоактивны, опасны, даже смертельно опасны. Ходили даже слухи, что в урановых рудниках работают только заключенные-смертники. На занятиях по технике безопасности, которые обычно
никто не любит, мы узнали много неожиданного.
Вспоминаются некоторые истины, «вдалбливаемые» нам преподавателем (это был Г. Д. Гольдштейн), старавшимся упростить материал сколь можно, так как среди нас было много практиков, физическую теорию не изучавших:
— Зарубите себе; гамма-луч — это не проститутка, он не виляет, а режет прямо, как луч солнца. Так что любой предмет на его пути — это защита, и старайтесь, по возможности, работать хоть под какой-то защитой. Даже за фанеркой. Зарисуйте быстренько жилу, а уж штриховку и записи делайте где-нибудь за углом. Потом можно вернуться в забой и проверить, уточнить...
— Не паникуйте особенно. Умеренная радиация не очень-то и страшна. Вот в Финляндии, например, натуральный фон восемьдесят микрорентген в час. В семь раз выше нашего! Для нас это — аномалия. А финны — самый рослый и самый крепкий народ. Или: самые высокие люди мира — патагонцы, а живут они в условиях очень высокой природной радиации.
—Радиация — это как шампанское. Кому-то она только кровь веселит, а кому-то бьет в голову или в другие органы. К тому же какую дозу принял...
— Больше всего бойтесь радиоактивной пыли. Попадет радиоактивная пылинка на кожу или, еще хуже, в легкие или желудок, застрянет. И доза, может, не велика, даже радиометром пылинку не обнаружить. Но она, как атомный реактор, работает непрерывно и на ближайшей клетке может вызвать необратимые изменения. Не стесняйтесь ходить в респираторе, и мочалочкой после шахты в душе энергичнее шустрите.
Эти наставления пятьдесят восьмого года, когда радиобиология-то только зарождалась, я особенно оценил в дни чернобыльской катастрофы. Именно радиоактивная пыль, «горячие» частички графита тогда стали главной опасностью. Даже через год не выпускалась хорошая фотопленка: ультрадисперс-ные частицы проникали через фильтры, попадали на эмульсию, засвечивали ее, создавая вуаль.
С большим интересом я знакомился с радиометрическими приборами. Курс радиометрической аппаратуры вел В. А. Румянцев. В геологии мы пользовались
Техник-геофизик Н. Юшкин. 1957 г.
* Юлию Михайловну тепло вспоминает и заслуженный геолог РФ Б. Н. Хоментовский, один из авторов мемуарной книги.
традиционной механической и оптической аппаратурой, а это — электронные приборы, интересные датчики, счетчики. Приборы хорошие, надежные, только вот батареи тяжелые.
Учились эталонировать, искали спрятанные инструктором во дворе источники.
Вдруг с удивлением обнаружил, что самый интенсивный источник — мои наручные часы со светящимся циферблатом. Где-то около ста двадцати микрорентген в час. Но только со стороны стрелок, а тыльная сторона не радиоактивна. Спросил преподавателя. Он объяснил, что в фосфор, для стимуляции люминесценции, добавляется ра-
диоактивное вещество, и на ночь лучше часы снимать, так как во сне на них и голову ненароком положить можно или рука с часами под боком окажется. Но именно ночью эти часы мне и были нужны. Цифры и стрелки так ярко светились, что время можно было определить мгновенно, чуть продрав глаза.
Часы эти мне подарила мать где-то в пятьдесят третьем или пятьдесят четвертом году. Это была награда ей от колхоза за ударный труд. Назывались они «Москва». В продаже я их не видел. Я использовал эти часы в радиометрической работе как эталон. Несколько раз терял, но потом легко находил с помощью радиометра. Окончательно потерял лет через десять, в тайге. И место примерно знал, где уронил, но не нашел. Видимо, упали циферблатом вниз, радиометр не засекал.
Из книги уранщиков узнал, что не я один столкнулся с этим феноменом. Развеселил, например, эпизод, рассказанный А. А. Дерягиным, искавшим уран на Тибете: «Тибет по урану не раскрылся. Был, однако, эпизод, по поводу которого мы часто ухмылялись. На одном из маршрутов, как только он начался, неожиданно на высокой ноте устойчиво заработала радиометрическая установка. Повторные замеры картины не изменили. Мы уже готовились к поздравлениям по поводу открытия крупного урановорудного объекта, и до конца не разобравшись в тот день в ситуации, позволили себе в ужин отметить удачу. На другой день наземная провер-
ка радиометрами (УР-4) аномалий не зафиксировала.
Оказалось, что причиной случившегося явились швейцарские часы «Яо1ех>, которые накануне мы все купили на рынке в Лхасе. Циферблаты этих часов были маркированы мезоторием!» (с. 340).
Очень понравилась эманационная съемка, которой нас учил В. Н. Балашев. Эманометр — очень простой прибор, представляющий комбинацию электрометра и насоса, он измеряет концентрацию радона. Забиваешь трубку в землю, насосом, похожим на велосипедный, делаешь несколько всасываний почвенного воздуха, заполняешь им камеру и отсчитываешь показания. Оказывается, что радоновый фон очень неравномерен. Над проницаемыми породами он выше, чем над плотными. Четко фиксируется зона тектонических на-
рушений, которые как бы «дышат» радоном. К сожалению, эманационная съемка не получила развития, эманометр я видел тогда на курсах первый и последний раз, а она могла бы серьезно помочь в расшифровке структур сложных рудных полей.
По окончании курсов я получил на складе спецпартии полевой радиометр РП-1 и вернулся с ним в Шорсу. Потом у меня собрался целый парк разных радиометров: от очень сложных, чувствительных, позволяющих отдельно измерять альфа-, бета-, гамма-излучение, до сверхпортативных, чуть больше спичечного коробка, сигнализирующих об интенсивности радиационного поля лишь частотой щелчков в телефоне.
Очень интересным был скважинный каротажный радиометр. Маленькая легкая лебедка со стометровым кабелем, с наплечными ремнями и наспинной кожаной прокладкой — ее можно носить и как рюкзак, на спине. Длинный сигарообразный зонд со сменными счетчиками. Переносной пульт с суммирующими индикаторами. Мы с рабочим Исаковым носили этот агрегат в маршруты и исследовали все старые и новые скважины, которые попадались на пути. Называли его ЮИ-2И, что расшифровывалось как «Юшкин, Исаков — два ишака».
Как я и предполагал, радиометрическую работу пришлось совмещать с геологической. Нагрузка увеличилась значительно, но и качество геологической документации улучшилось, так как появился источник дополнительной информации.
Первые же дни работы с радиометром показали, что каждый стратиграфический горизонт, поскольку он имеет определенный литологический состав, характеризуется и определенным уровнем радиоактивности. Радиоактивность глин, мергелей повыше — пятнадцать— двадцать микрорентген в час, известняков, доломитов пониже — шесть—двенадцать. Границы слоев можно прослеживать под наносами.
Появились и радиоактивные аномалии.
Первую аномалию я засек в верхней части мергелей сузакского яруса палеогена, почти у границы с алайскими известняками. Слой мощностью сантиметров в двадцать—пятьдесят выделялся в три-четыре раза повышенным уровнем радиации и прослеживался он непрерывно. Его можно было засекать
Исследование керна скважин. Крайняя слева — главный геолог партии Н. А. Яковлева, крайний справа — техник-геофизик Н. Юшкин. 1958 г.
даже под осыпями, правда, не очень мощными.
Тщательно изучили этот радиоактивный горизонт, вскрыв его серией канав. Выяснилось, что радиоактивность связана с мелкими черными шариками диаметром в два-пять миллиметров, которые представляют собой фосфоритовые конкреции. Радиоактивный горизонт оказался фосфоритоносным. Мы потом его тщательно исследовали, правда, концентрации и урана, и фосфора оказались невелики.
Второй тип радиоактивных аномалий был связан с долинами некоторых сухих логов — саев, разрезающих поставленные на «голову» пласты красных неогеновых глин. Рыхлые наносы в русле этих саев местами давали такую «бешеную» радиоактивность, что не верилось в показания прибора. Но радиоактивной была только верхняя просоленная корочка, на глубине уже в несколько сантиметров радиоактивность затухала. Мы, в конце концов, разобрались, что это радиевый тип минерализации так называемого инфляционного происхождения. Под действием жаркого среднеазиатского солнца поверхность глинистых наносов буквально раскаляется. Это вызывает усиленный подъем почвенных растворов к поверхности и мгновенное их испарение. Формируется довольно крепкая, хотя и тонкая соляная корочка, в которой вместе с другими солями могут концентрироваться и соли радия. Концентрации очень высокие, хотя практического значения такие аномалии не имеют. Правда, в подобных наносах может по тому же инсоляционному механизму накапливаться селитра. Ее даже добывали в тридцатых годах.
Самыми неожиданными для всех нас оказались не очень интенсивные, в шестьдесят—сто микрорентген в час, но резкие, контрастные аномалии в некоторых участках сероносных тел. Мы «засекли» их во время подземной съемки, причем на нескольких горизонтах рудника. Радиоактивным оказался параге-нетичный серо-голубой целестин, более поздней, второй генерации. Ранний же белый, или бесцветный, целестин не содержал радиоактивных элементов. Радиоактивность голубого целестина обусловлена высоким, раз в тридцать превышающим норму, содержанием радия, да и содержание урана на порядок выше, чем в белом целестине. Я назвал голубой целестин радиоцелести-
ном, сколько можно детально его изучил, обнаружив целый ряд интересных явлений, например своеобразное расщепление кристаллов.
Были обнаружены аномалии радиевого типа и в сероносных конгломератах, где радий адсорбировался из сероотлагающих растворов глинистым цементом.
Впрочем, за выявленную радиоактивную аномалию, характеризующуюся не менее чем тройным превышением естественного фона, некоторое время платили премии в двадцать пять рублей. Платили сразу же, до детального изучения, независимо от ее перспективности. Надо было лишь с кем-то из техников составить акт и утвердить его у главного геолога. Этими премиями я время от времени осуществлял финансовое обеспечение наших вечеринок. Узнавал у начальства, сколько рублей запланировано на этот месяц под премии, брал радиометр, документировал с кем-нибудь из ребят требуемое количество аномалий, которых мог найти сколько угодно, прослеживая, например, фосфоритовый пласт, сдавал акты и получал в кассе некоторую, в общем-то, не очень большую, но для одной гулянки вполне достаточную сумму.
Мы не нашли промышленных урановых месторождений, но двухлетняя работа с радиометром не была напрасной. Она помогла раскрыть целый ряд новых особенностей формирования Шорсуйского серного месторождения, выявить необычные минералы, такие,
как радиоцелестин. А когда секретность немного ослабла, я обобщил все материалы в обстоятельной статье о геохимии радия и урана в процессе сероот-ложения. Правда, опубликовать статью удалось лишь через одиннадцать лет, в 1972 году.
* * *
Завершить этот очерк я хотел бы цитатой из редакторского предисловия к сборнику «Как искали и добывали уран», написанного генеральным директором ОАО «Атомредметзоло-то» профессором В. В. Кротковым: «Уже в начале 50-х годов Урановый проект был полностью обеспечен природным ураном и это притом, что еще в 1945 году почти ничего не было для создания мощной атомной промышленности.
В1945 году предварительно оцененные запасы урана в СССР на четырех месторождениях Средней Азии (Табо-шар, Адрасман, Майлису и Уйгур Сай) составили около 350 т, и добыто было всего 14,6 т урана. А еще через 5 лет общие разведанные запасы СССР и стран Восточной Европы (Чехословакия, ГДР, Болгария, Польша) возросли почти до 10 000 т и добыча составила более 2000 т в год».
Таковы итоги наступления на неизведанные урановые рубежи огромной армии геологов, в рядах которой и мне пришлось пройти какую-то часть победоносного пути.
Академик Н. Юшкин
Приполярный Урал. Фото Г. Есева
