CC BY
44
17. Romanovskiy V.E. Kavkaz i Kavkazskaya voyna [The Caucasus and the Caucasian War]. St.Petersburg, Obshchestvennaya pol'za, 1860, 460 p., p. 318.
18. Bliyev M.M. Izvestiya Severo-Osetinskogo nauchno-issledovatel'skogo instituta, 1957, vol. 19, pp. 21-31.
19. Kinyapina N.S. Vneshnyaya politika Rossii pervoy poloviny 19 v. [The foreign policy of Russia in the first half of the 19th century] Moscow, Vysshaya shkola, 1963, 288 p., pp. 23, 25.
20. Tolstoy YU. Ocherk zhizni i sluzhby E.A. Golovina [Essay on the life and service of E.A. Golovin]. Moscow, 1872, 158 p., pp. 43-44.
21. Gordin YA. Kavkaz: zemlya i krov' [Caucasus: the land and blood]. St.Petersburg, Zvezda, 2000, 464 p.
22. Rossiyskiy gosudarstvennyy voyenno-istoricheskiy arkhiv [Russian State Military History Archive], F. VUA, D. 6164, Ch. 77(3).
23. Utverzhdeniye russkogo vladychestva na Kavkaze [Adoption of Russian rule in the Caucasus]. In 12 vols. Vol. 3. Ch. 1. Tiflis, 1904, 352 p.
24. Yubileynyy sbornik k 100-letiyu prisoyedineniya Gruzii k Rossii [Anniversary Collection for the 100th anniversary of the accession of Georgia to Russia]. Tiflis, 1901, 284 p., p. 16.
25. Umanets O.M. Prokonsul Kavkaza [Proconsul Caucasus]. St.Petersburg, 1912, 174 p., p. 63.
26. Zakhar'in I.N. Kavkaz i ego geroi [Caucasus and its heroes]. St.Petersburg, 1902, 232 p.
27. Akty kavkazskoy arkheologicheskoy komissii [Records of the Caucasian Archaeological Commission]. Vol. 6, Ch. 2. Tiflis, 1874, P. 510-511.
28. Dvizheniye gortsev Severo-Vostochnogo Kavkaza v 20-50-kh godakh 19 v. [The movement of the mountaineers of the North-Eastern Caucasus in 20-50-ies of the 19 century]. Makhachkala, 1959, 786 p., p. 58.
29. Rossiyskiy gosudarstvennyy voyenno-istoricheskiy arkhiv [Russian State Military History Archive], F. VUA, D. 1006, L. 5, 7.
30. Patrakova V.F. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Severo-Kavkazskiy region, 1995, no. 2, pp. 37-41.
31. Olonetskiy A.A. Iz istorii velikoy druzhby [From the history of a great friendship]. Tbilisi, 1954, 152 p., p. 89.
32. Kramarova E.N., Chernous V.V. Naucnaâ mysl' Kavkaza, 2014, no. 3, pp. 82-89.
7 мая 2015 г.
УДК 947(470.6)
ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ОКРАИН В ФОРМИРОВАНИИ ИМПЕРСКОЙ ИДЕОЛОГИИ XIX В.: ПОПЫТКА СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА РОССИЙСКОГО И БРИТАНСКОГО ОПЫТА
Д. С. Ткаченко
История освоения и научного изучения Кавказа в России имеет широкую историографическую базу, которая строится в основном на методологии, разработанной еще в дореволюционное время в рамках концепции "распространения русского владычества" в регионе. Сам автор представил в ее рамках несколько монографий и научных трудов разного масштаба. Вместе с тем, изучая историю освоения Кавказа в России, исследователи все чаще задаются вопросом проведения параллелей с действиями других западных стран в рамках строи-
Ткаченко Дмитрий Сергеевич - доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории России Северо-Кавказского федерального университета, 355029, г Ставрополь, ул. Пушкина, 1, e-mail: tkdmsg@rambler. га, т. 8(8652)956800.
тельства ими своих империй в разных частях Мира. При этом аналитические статьи о проведении колониальных мероприятий западными странами начали появляться в России еще с дореволюционных времен.
В рамках данной статьи автор считает необходимым сделать одну из первых попыток трактовки кавказоведческого фактического материала в свете одной из новых методологических концепций "Воображаемой географии" Э. Саида, появившихся на рубеже XXI в. на Западе и широко применяемых зарубежными исследователями при анализе
Dmitry Tkachenko - North Caucasus Federal University, 1, Pushkin Street, Stavropol, 355029, e-mail: tkdmsg@ rambler.ru, tel. +7(8652)956800.
вопросов строительства европейских колониальных империй.
К началу XIX в. у российской политической элиты сложилась довольно оригинальная "ментальная карта" Кавказа - целостное представление о регионе, основанное на известных в России текстах и описаниях. "В 1820-х годах Семен Броневский представил то, что с современной точки зрения очень похоже на сбивчивый список народов и территорий Северного Кавказа. Двигаясь с Запада на Восток, он включал в себя следующее: черкесы, живущие за Кубанью, Большая и Малая Ка-барда, безымянная земля, земля под властью вождя Брагуна, кистины, ингуши, карабулаки, мирные чеченцы, горные чеченцы, кумыки трех колен, ногаи.... Список Броневского открывал амальгаму географических, лингвистических и политических ярлыков. Некоторые из них до сих пор в ходу, в то время, как другие исчезли. Но во времена Броневского это была та линза, через которую Российские строители империи смотрели на Кавказ - как на смесь плохо изученных групп людей - свободных или находящихся под контролем России, принадлежащих своему племенному вождю, живущих в горах или на равнине, оседлых или кочевых" [1, p. 142-143].
Составление разного рода "ментальных карт" было типично для своего времени. «Важной частью литературного наследия периода Европейского Просвещения стало появление географических описаний ("description géographique") - сборных каталогов флоры, фауны, людей, социального устройства, морали, экономики и политической жизни конкретного региона. Эти труды служили удовлетворению желания образованных европейцев к составлению разного рода описаний: как отдаленных мест в Восточной Европе, в заокеанских колониях, или даже той деревни, что лежала за воротами города, где проживал автор» [1, p. 32]. Развитием научно-разведывательных изысканий двигало далеко не праздное любопытство.
Как правильно отмечал современный исследователь Джереми Паксман, "неистребимое желание изучать то, что лежит за пределами их острова" [2, p. 99] у англичан было тесно связано с материальными факторами: складывавшейся "торговой империи" было жизненно необходимо знать новые рынки и территории, пригодные для колонизации [2, p. 100-101]. При этом английский опыт организации научно-разведывательных экспедиций показывает один из наиболее ярких примеров их связи
с имперскими политическими притязаниями. "К середине XIX в. наиболее амбициозным вызовом для географов своего времени были поиски истоков Нила. Ранние викторианские карты приближенно показывали грубо очерченное побережье Африки со скудными деталями внутри континента, окрашенного лишь с севера и юга; все остальное было предоставлено обширной белой пустоте - ходили слухи, что в ней, вдали от побережья, нет ничего, кроме песков. Подобно амбициям Соединенных Штатов второй половины XX в. в организации высадки человека на Луне, притягательная сила возможности открыть истоки самой почетной реки в Мире, являлась непреодолимым магнитом для [Британской] империи. Кроме того, существовала прямая выгода от поднятия флага в изголовьях Нила - это бы попросту предотвратило другие европейские страны от аналогичного шага" [2, р. 100-101] и подтверждало имперские притязания Британии на земли "Черного Континента".
При анализе действий российских исследователей-первооткрывателей первой половины XIX в. на Кавказе в глаза бросается явная аналогия с мероприятиями их западных коллег. Карты Кавказа, составленные на рубеже XVIII - XIX вв. на материалах "Академических экспедиций", показывали крайне слабое знакомство географов страны с центральным и особенно горным Кавказом. Его ведущей, общепризнанной и воспетой со времен Античности, географической точкой являлся Эльбрус, поднятие флага над которым в имперской логике было равнозначным объявлению своих четких политических притязаний на весь полуостров от Черного до Каспийского морей.
Историки-регионоведы спорят о том, когда состоялось реальное покорение вершин Эльбруса [3, 4], однако все сходятся во мнении, что попытки его осуществления предпринимались российскими военными с начала XIX в. [5]. Знаковая для своего времени экспедиция была организована Кавказской военной администрацией лишь в 1829 г., причем, по замыслу командования, она должна была стать прямым продолжением военно-политических мероприятий в регионе (включения в предыдущем году в российскую сферу влияния проживавших в окрестностях Эльбруса карачаевцев). Возглавивший экспедицию командующий войсками на Линии генерал Г.А. Емануель писал, что в научной экспедиции необходимо обязательное присутствие европейских ученых из Академии Наук,
"без них же восхождение на Эльбрус, было бы подвигом, достойным удивления, но подвигом бесцельным и безрезультатным" [6]. Довольно знаковым было и включение в составе экспедиции иностранного венгерского путешественника-тюрколога Жан-Шарля де Бесс - присутствие иностранного подданного подтверждало первенство России в задуманном мероприятии.
Не останавливаясь на деталях восхождения на Эльбрус, многократно описанных различными авторами [3, 4], отметим, что, подобно многим исследовательским мероприятиям XIX в., оно вместе с научными изысканиями сопровождалось военной разведкой. Военные топографы составляли карту местности, ученые развенчивали слухи, связанные с легендарной вершиной. "Эльбрус, оказался вовсе не окружен болотами, как утверждали горцы, и все ужасы, которыми воображение местных народов окружало его, были не что иное, как действие их суеверий", - писал современник [6]. Таким образом, "воображаемое географическое пространство" наполнялось реальными сведениями, а академики "собрали все, что Кавказ на равнинах своих от Новочеркасска до подошвы гор и в самих горах заключает замечательного и любопытного" [7, с. 91], открыв богатые залежи свинца, каменного угля, точильного сланца, алебастра и мела, а также обширные сосновые леса [8].
При этом экспедиция формально не выполнила букву поставленной ей задачи: петербургские ученые сами не дошли до вершины Эльбруса, а сопровождавшие их горцы и казаки, несмотря на обещанное денежное вознаграждение, остановились еще раньше. Описывавший экспедицию в официальном рапорте генерал Емануель лично не участвовал в покорении вершины, а наблюдал за ним от подножия горы в "трубу Даллана" По его версии, участники восхождения, "достигнув выше половины Эльбруса, обратились назад; один только кабардинец, по имени Киллар, успел достигнуть около 11-ти часов самой вершины сей горы, на которой, водрузив палку, с ним имеющуюся, и обложив ее камнем, спустился обратно, показав первым возможность быть на высочайшей из гор в Европе, почитавшейся доныне вовсе неприступной" [9, с. 941].
При этом детали экспедиции, записанные генералом Емануелем, научным руководителем проекта Купфером и Ж. де Бессом, открывают любопытные факты. Все перечисленные ими в рапорте действия участников
покорения Эльбруса были с точки зрения имперской идеологии крайне символичны: водружение знака своего пребывания (пусть только палки, обложенной камнями) на горе; вещественное доказательство (камень с горы), отправленное в Петербург и Европу; тосты на торжественном обеде в честь завершения восхождения за российского императора и командующего войсками на Линии в присутствии представителей местных этносов; объявление об окончательном присоединении Эльбруса - фактически бесплодной и безлюдной географической точки - к Российской империи. С идеологической точки зрения было не столько важно то, на какую высоту взобрались участники экспедиции (по их собственным расчетам выше всех поднялся академик Ленц, которому до желаемой цели осталось всего 600 футов (около 180 м)) [7, с. 89], сколько то, что акт "поднятия флага" над Эльбрусом был выполнен.
Вместе с тем, как подчеркивают западные исследователи, символизм действий в "воображаемом географическом пространстве" рассчитан на идеологию европейского общества, где сведения о географических открытиях играют важную мобилизующую роль. "Что касается реальности, то акт поднятия флага не менял физических характеристик объекта. Ни единого параметра того озера, которого достиг Спик (в поисках истоков Нила. - Авт) не изменилось от присваивания ему имени королевы Виктории, как и присвоение высочайшей вершине Мира - горе Эверест - имени генерала-однодневки, заведовавшего топографическими съемками в Индии, не изменило высоты горы ни на дюйм. Но расползание Британских названий по карте создавало иллюзию того, что Мир изменяется и обуздывается. На каком-то примитивном уровне, истории первооткрывательства воспитывали чувство вовлеченности в них всех Британцев, солидарности с человеком, борющимся с враждебными силами, сопричастности к стремлению нации занять свое место в Мире... И даже факт провала миссии не имел особого значения, а в некотором смысле даже придавал впечатлению от нее еще больший резонанс" [2, р. 109-110].
В результате разведывательных экспедиций ментальная карта различных регионов Мира изменялась не только у Британского общества. Этнографические и лингвистические описания, военная разведка и триангуляция вносили серьезные корректировки в российские представления о Кавказе и людях, про-
живавших в регионе. "Если пройденная мной дорога, - писал российский военный разведчик Ф.Ф. Торнау, не представляла особенного интереса, зато собранные мною этнографические сведения были новы и весьма положительные. Из Абхазии до верховья Урупа я шел по местам совершенно незаселенным, наполненным на нашей карте множеством несуществующих народов, которые мне пришлось стереть. Ошибки происходили от того, что карты местностей, куда не проникали еще ни путешественники, ни войска, пополнялись через расспросы людей, дурно говорящих по-русски и коих языка мы совершенно не знали... Древние греческие, византийские, арабские и генуэзские историки также мешали племена и народы, без разбора называя их синтами, керхе-тами, ахеянами, гениохами, зигами, джиками, джикетами и, наконец, абазгами. Я же нашел на берегу Черного моря и за Кубанью только три различных народа: абазин, черкесов и татар, говорящих на трех, нисколько между собой несходных языках" [10].
Этнографические изыскания дополнялись точным картографированием региона. В августе 1853 г. приказом по Главному штабу Кавказского корпуса был учрежден Военно-топографический отдел на Кавказе, начальником которого был назначен полковник О.И. Ходзько, известный своими трудами по картографированию Закавказья. Свою деятельность в области триангуляции региона он начал еще в 1850 г. -с организации ученой экспедиции, совершившей замечательное для своего времени восхождение на вершину г. Арарат [11].
Экспедиция имела важное для своего времени научное значение: поднятие измерительных инструментов на высочайшую точку Закавказья позволяло избавиться от неизбежных погрешностей и определить с необыкновенной точностью прохождение меридианов по карте Кавказа [12]. Одновременно исследования на легендарной "горе Ноя", как называл вершину сам О.И. Ходзько, имели не менее важное идеологическое значение: поднятие российского флага над ней не только окончательно закрепляло права страны на свои владения в Закавказье, но и должно было напоминать о мощи России ее историческим противникам - Ирану и Турции, чьи границы были отодвинуты за Арарат.
О.И. Ходзько продолжал свои работы на Кавказе до 1864 г., и по отзыву современников "поставил себе здесь монумент на каждой горе, вершина которой вошла в сеть его триангуляции. Съемки топографов
Кавказского военного округа, отличающиеся большой отчетливостью, дали возможность нанести на карту такие детали, которые теперь невозможны еще на картах многих провинций Европейской России, не говоря уже про Азиатскую" [13, с. 74].
Действия исследователей к середине XIX в. радикально изменили представления о Кавказе в Российской империи, где "нечто, напоминающее современную концепцию культурной идентификации стало естественным способом формирования представления о народах, проживавших в регионе. В конце XIX в. российская ментальная карта Кавказа стала населена четкими этническими группами, каждая с собственным языком, одеждой, территорией и образом жизни. В 1851 г. Русское Географическое общество основало свое отделение в Тифлисе, откуда стало распространять серию специализированных журналов и очерков по истории, археологии, фольклору и этнографии каждого уголка Кавказа. Статистический комитет и Археологическая комиссии были созданы в 1860 г. для того, чтобы предоставить вещественные данные по экономике и социальному развитию, откопать, погребенные в прошлом корни современных культур. В 1870 г. специальный комитет начал публиковать детальные этнографические описания горского населения, проживающего по обе стороны хребта. Лингвисты, этнографы, статистики и историки - как профессионалы, так и любители, как русского, так и местного происхождения - все нашли свою нишу в новом способе понимания Кавказа" [1, p. 143]. При этом новый способ представления о народах, населявший окраины, продолжал служить имперским целям.
ЛИТЕРАТУРА
1. King Charles. The Ghost of Freedom. A History of the Caucasus. Oxford: "Oxford University Press", 2008, 291 p.
2. Paxman. Empire. What Ruling the World Did to the British. London: "Penguin Press", 2011, 336 p.
3. Мирзиев И.М. Следы на Эльбрусе. Ставрополь: Изд-во Карачаево-Черкесского гос. пед. ун-та, 2001, 184 с.
4. Гориславский И.А., Зюзин С.А., Хаширов А.В. Первовосхождения на Эльбрус. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2007. 172 с.
5. Давидович С.Ф. Восхождение на Эльбрус // Исторический вестник. Т. 28. № 4-6. М., 1887. C. 340-350.
6. Потто В.А. Кавказская война. В 5 т. Т. 5. Время Паскевича. Ставрополь: Кавказский край, 1994, 400 с. С. 369.
7. Голицын Н.Б. Жизнеописание генерала от кавалерии Емануеля. СПб.: Тип. Н. Греча, 1851, 200 с.
8. Томкеев В. Кавказская линия под управлением генерала Емануеля // Кавказский сборник. Т. XIX. Тифлис, 1898. С. 120-221.
9. Рапорт генерала Емануеля графу Паскевичу, от 30-го июля 1829 г. // Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК). Тифлис, 1878. Т. VII. С. 940-941.
10. Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. М., "АИРО-XXI", 2008. 456 с. С. 264.
11. Колосовская Т.А. Роль российских военных топографов в освоении и географическом изучении Кавказа в период Кавказской войны // Армия и общество. 2014. № 3 (40). С. 34-40.
12. Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении / Под ред. П.П. Семенова: В 12 т. Т. 9. Кавказ. СПб.: Изд-во товарищества М.О. Вольф, 1898. 408 с. С. 62-63.
13. Венюков М. Карта Кавказского края, составленная по новейшим сведениям корпуса топографов // Известия кавказского отдела императорского русского географического общества. Тифлис, 1877-1878. Т. V. С. 70-76.
REFERENCES
1. King Charles. The Ghost of Freedom. A History of the Caucasus. Oxford, "Oxford University Press", 2008, 291 p., pp. 142-143.
2. Paxman. Empire. What Ruling the World Did to the British. London, "Penguin Press", 2011, 335 p.
3. Mirziev I.M. Sledy na El'bruse [The Tracks on Elbrus]. Stavropol, Karachay-Cherkessia State Pedagogical Univ. Press, 2001, 184 p.
4. Gorislavskiy I.A., Zyuzin S.A., Khashirov A.V. Pervovoskhozhdeniya na El'brus. [The First Elbrus Climbing]. Nalchik, M. and V. Kotlyarovykh Publ., 2007, 172 p.
5. Davidovich S.F. Istoricheskiy vestnik, 1887, vol. 28, no. 4-6, pp. 340-350.
6. Potto V. A. Kavkazskaya voyna [The Caucasus War]. In 5 volumes. Vol.5. Packevich's Tenure]. Stavropol, Kavkazskiy kray Publ., 1994, 400 p.
7. Golitsyn N. B. Zhizneopisanie generala ot kavalerii Emanuelya. [A Biography of the Cavalry General Emanuel]. St.Petersburg, N. Grecha Publ., 1851, 199 p.
8. Tomkeev V. Kavkazskiy sbornik, 1898, vol. 19, pp. 120-221.
9. Raport generala Emanuelya grafu Paskevichu, ot 30-go iyulya 1829 g. [General Emanuel's report to count Paskevich]. In: Akty Kavkazskoy arkheograficheskoy komissii [Acts of the Caucasian archaeographic Commission]. Vol. 7, Tiflis, 1878, pp. 940-941.
10. Tornau F.F. Vospominaniya kavkazskogo ofitsera [A Caucasus Officer's Memoirs]. Moscow, "AIRO-XXI" Publ., 2008, 456 p., p. 267.
11. Kolosovskaya T.A. Armiya i obshchestvo, 2014, no. 3 (40), pp. 34-40.
12. Zhivopisnaya Rossiya. Otechestvo nashe v ego zemel'nom, istoricheskom, plemennom, ekonomicheskom i bytovom znachenii [Weird Russia. Our Fatherland in its land, historical, tribal, economic and consumer value]. Ed.by P.P. Semenov. In 12 vols. Vol. 9. Caucasus. St.Petersburg, M.O. Volf Publ., 1898, 408 p., pp. 62-63.
13. Venyukov M. Izvestiya kavkazskogo otdela imperatorskogo russkogo geograficheskogo obshchestva, 1877-1878, vol. 5, pp. 70-76.
15 апреля 2015 г.
УДК 39(4/9)
К ВОПРОСУ О ГЕНЕЗИСЕ ЧЕЧЕНСКОГО ТАЙПА
С.А. Натаев
Институт чеченского тайпа - уникальное явление в социальной организации народов Северного Кавказа. Рассмотрение этнических, социальных и хронологических аспектов тайпообразовательных процессов в Чечне, этнической и социальной природы чеченских тайпов, влияния миграционных процессов и географической среды на социокультурные процессы в Чечне в период традиционного чеченского общества до середины XIX в.
Натаев Сайпуди Альвиевич - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории народов Чечни Чеченского государственного университета, 364907, г. Грозный, ул. Шерипова, 32, e-mail: [email protected].
дает возможность более всесторонне изучить этническую историю чеченского народа.
У. Лаудаев в работе "Чеченское племя" писал: "Жизнь чеченского народа была тесно связана с его фамильными отношениями, а потому на связь их фамилий нужно обратить особое внимание" [1, с. 15].
В настоящее время предметом научных дискуссий является вопрос о времени формирования в Чечне тайповой системы организации общества. Существует точка зрения,
Saypudi Nataev - Chechen State University, 32 Sheripova, Grozny, 364049, e-mail: [email protected].
