CC BY
44
ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
DOI: 10.23888/humJ20231117-20
ГЕНЕЗИС ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ УСТОЙЧИВОСТИ:
NATURE vs NURTURE
THE GENESIS OF PSYCHOLOGICAL RESILIENCE: NATURE vs NURTURE
Фаустова А. Г.
Рязанский государственный медицинский университет имени И. П. Павлова, Рязань, Российская Федерация
Аннотация:
Влияние психологической устойчивости, присущей индивиду, на психологическое благополучие обнаруживается в экстремальных и кризисных ситуациях. В качестве критериальных показателей рассматриваются качество совладания и скорость восстановления после пережитой психологической травматизации. На фоне большого количество теоретических и эмпирических исследований структуры и компонентов психологической устойчивости становится очевидной научная проблема становления и развития данного явления в онтогенезе. На данный момент изучение генезиса психологической устойчивости происходит одновременно внутри двух парадигм - естественнонаучной и гуманитарной. Выявлены и описаны полиморфизмы генов SLC6A4, SLC6A3, DRD2, DRD4, СОМТ, CRHR1, ИРУ и соответствующие им проявления «устойчивого фенотипа». Врождённый и адаптивный иммунитет способны оказывать значимое влияние на то, как происходит когнитивная обработка поступающей информации, связанной со стрессом, что определяет формирование соответствующей реакции. Со стороны центральной нервной системы генезис психологичес-
Faustova A. G.
Ryazan State Medical University, Ryazan, Russian Federation
Abstract:
The influence of psychological resilience inherent in an individual on psychological well-being becomes apparent in extreme and crisis situations. The quality of coping and the speed of recovery after experienced psychological trauma are considered as criterial indicators. Against the background of a large number of theoretical and empirical studies of the structure and components of psychological resilience, the scientific problem of the formation and development of this phenomenon in ontogenesis becomes obvious. To date, the study of the genesis of psychological resilience occurs simultaneously within two paradigms - the natural sciences and the humanities. Polymorphisms of the SLC6A4, SLC6A3, DRD2, DRD4, COMT, CRHR1, NPY genes and their corresponding manifestations of the 'resilient phenotype' have been identified and described. Innate and adaptive immunity can have a significant impact on how cognitive processing of incoming stress-related information occurs, which determines the formation of an appropriate response. On the part of the central nervous system, the genesis of psychological resilience is mainly determined by the functioning of the brain
кой устойчивости преимущественно обуславливается функционированием проводящих путей головного мозга. Психологическими предпосылками становления и развития психологической устойчивости выступают оптимизм и позитивные эмоциональные состояния, воспринимаемый контроль и воспринимаемая социальная поддержка. Генезис психологической устойчивости происходит на разных уровнях: молекулярно-клеточном, анатомо-морфологическом, физиологическом, индивидуально-психологическом и социально-психологическом. Несмотря на существенный прогресс, остаются открытыми вопросы о пропорциональности вклада каждой из предпосылок в «устойчивый фенотип» и о механизмах их взаимного влияния.
pathways. The psychological prerequisites for the formation and development of psychological resilience are optimism and positive emotional states, perceived control and perceived social support. The genesis of psychological resilience occurs at different levels: molecular-cellular, ana to mi cal-morphological, physiological, individual-psychological and socio-psychological. Despite significant progress, questions remain about the proportionality of the contribution of each of the prerequisites to the 'resilient phenotype' and about the mechanisms of their mutual influence.
Ключевые слова:
психологическая устойчивость; резилентность; генезис; геном; иммунитет; головной мозг; оптимизм; социальная поддержка
Keywords:
psychological resilience; resilience; genesis; genome; immunity; brain; optimism; social support
Актуальность
Психологическую устойчивость принято рассматривать в качестве интегральной характеристики функционирования индивида в различных жизненных обстоятельствах. При этом наиболее рельефно она проявляется в условиях неопределённости, кризисных и экстремальных ситуациях. В связи с чем важнейшими критериями психологической устойчивости признаются качество совладания (возвращение на прежний уровень личностного и социального функционирования, отсутствие посттравматических реакций и т. п.) и скорость восстановления после столкновения со стрессовыми, психотравмирующими событиями. Несмотря на разнообразие приписываемых ей индикаторов и показателей, психологическая устойчивость является одним из наименее системно изученных конструктов в ряду других психологических явлений. Размытость терминологических границ не в последнюю очередь связана с тем, что учёные и практикующие специалисты предпочитают обходиться контекстуальными определениями, что закономерно ограничивает возможности для выявления и описания структуры психологической устойчивости, её эволюции и динамики, моделей и диагностических подходов [1].
Значимым компонентом системного описания психологического явления считается генезис, то есть описание зарождения и репрезентация последующего становления некоего психологического феномена как результата взаимовлияния целостной системы причин и факторов [2]. На данный момент мало известно о движущих силах развития психологической устойчивости в онтогенезе, особенно учитывая её междисциплинарный статус как объекта исследования.
Изучение генезиса психологической устойчивости происходит одновременно внутри двух парадигм - естественно-научной и гуманитарной. Прежде всего, их объединяет понимание психологической устойчивости в контексте нестабильности, которой характеризуется актуальная жизненная ситуация индивида. При этом в естественных науках (в частности - нейробиологии) фокус внимания направлен на изучение генетических, биохимических и физиологических оснований проявления психологической устойчивости в условиях неопределённости. В свою очередь гуманитарные науки (особенно психология) преимущественно сосредоточены на описании средовых предпосылок, условий формирования необходимого и достаточного уровня психологической устойчивости. Учитывая весомый прогресс, достигнутый в каждом из указанных направлений, и накопленные эмпирические данные, особую актуальность приобретает следующая научная проблема - где и как могут сойтись векторы нейробиологических и психологических исследований психологической устойчивости. Иными словами, каков вклад и природного (nature), и средового (nurture) в генезис психологической устойчивости индивида?
Цель
Систематизация научных представлений о движущих силах развития психологической устойчивости индивида.
Для реализации поставленной цели должны быть решены следующие задачи:
- обобщить результаты нейробиологических исследований причин и факторов становления психологической устойчивости;
- обобщить результаты психологических исследований причин и факторов формирования психологической устойчивости;
- выдвинуть гипотезы о взаимном влиянии биологических и средовых предпосылок в целостном процессе генезиса психологической устойчивости.
Нейробиологические основания психологической устойчивости
Исследования психологической устойчивости в естественно-научной парадигме преимущественно исходят из противопоставления успешного совладания с последствиями критических жизненных событий развитию отдельных психопатологических симптомов или целостных синдромов. Следовательно, некоторые закономерности относительно происхождения психологической устойчивости формулируются «от противного» -основываясь на результатах изучения уязвимости индивида, прежде всего, для посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) и депрессивного расстройства.
Обобщение генетических маркеров психологической устойчивости строится на оценке генетической регуляции нейромедиаторных систем, вовлеченных в формирование реакций на воздействие стрессогенных факторов.
Среди генов, регулирующих серотонинергическую нейромедиацию, наиболее изученным и перспективным является ген SLC6A4, кодирующий трансмембранный белок-транспортер серотонина. Обнаружена связь между наличием короткого аллеля
полиморфизма 5-HTTLPR гена SLC6A4 и повышенной чувствительностью к стрессу [3]. Носители малоактивного S-аллеля обладают большей предрасположенностью к развитию депрессивного расстройства, особенно после пребывания в кризисных и экстремальных ситуациях [4, 5]. Повышенный риск развития ПТСР наблюдается у индивидов с коротким аллелем полиморфизма 5-HTTLPR гена SLC6A4, которые пережили психотравмирующие события как в детском, так и во взрослом возрасте [6]. В исследовании эмоционального компонента психологической устойчивости было показано, что наименьшие показатели присущи обладателям именно S-аллеля полиморфизма 5-HTTLPR гена SLC6A4 [7].
Формирование фенотипа психологической устойчивости в значительной степени определяется влиянием генов, регулирующих дофаминергическую систему. Среди прочих особого внимания заслуживают полиморфизм VNTR в промоторном регионе гена SLC6A3 и полиморфизм ге1800487 гена DRD2, связанные с повышенной уязвимостью индивида для посттравматического стрессового расстройства и депрессивного расстройства [8, 9]. В качестве особого маркера психологической устойчивости рассматривается ген DRD4: обладатели семи и более копий полиморфизма VNTR в третьем экзоне этого гена проявляют себя в исследованиях как более психологически устойчивые [5].
Другим потенциальным маркером психологической устойчивости может стать однонуклеотидный полиморфизм ^4680 гена СОМТ, кодирующий катехол-О-метилтрансферазу. Гомозиготные носители Met-аллеля этого гена демонстрируют низкие показатели по эмоциональному компоненту психологической устойчивости [10]. Наличие Met-аллеля коррелирует с повышенным риском развития посттравматических реакций и депрессивной симптоматики [11].
Среди генов, регулирующих гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковую систему, особого внимания заслуживает ген CRHR1, который определяет активность рецепторов к кортикотропин-рилизинг-гормону. В ряде исследований показано, что некоторые полиморфизмы этого гена опосредуют риск развития симптомов депрессивного расстройства и косвенно способствуют формированию фенотипа психологической устойчивости [12, 13].
Анксиогенные эффекты, спровоцированные повышенной выработкой кортикотропин-рилизинг-гормона во время стресса, могут компенсироваться действием нейропептида У. Полиморфизмы гена NPY, ограничивающие экспрессию соответствующего белка, оказались связанными с низкими показателями психологической устойчивости [14, 15]. Обладатели ^аллеля полиморфизма ге16147 гена NPY, пережившие психотравмирующие события, демонстрируют меньше признаков посттравматического стресса и более позитивное восприятие собственного будущего, в отличие от С-гомозигот [16].
Таким образом, предпосылки психологической устойчивости обнаруживаются уже на молекулярно-клеточном уровне функционирования головного мозга, определяя в дальнейшем основные свойства центральной нервной системы и, соответственно, личностный и поведенческий репертуар индивида в психотравмирующих обстоятельствах.
Длительное пребывание в условиях неопределённости или переживание хронической травматизации сопровождается возникновением заметных нейроиммунных и нейро-эндокринных реакций. Индивидуальные различия в этих реакциях сопоставимы с поведенческими фенотипами как психологической устойчивости, так и уязвимости [17].
Иммунный ответ на воздействие психотравмирующего фактора может носить адаптивный характер - в краткосрочной перспективе. Однако, если стресс становится хроническим, то сопровождающее его воспаление коррелирует с возникновением депрессивной симптоматики. R. Dantzer, et al. (2018) отмечают, что депрессивное расстройство, спровоцированное наличием воспалительного процесса в организме, отличается доминированием соматических симптомов - отсутствием аппетита, нарушением сна, усталостью [18]. Аффективные и когнитивные симптомы присоединяются позже и наблюдаются у 20-40% индивидов.
Показано, что переживание хронического стресса стимулирует врожденный иммунитет, обеспечивая повышенную пролиферацию и высвобождение воспалительных клеток - моноцитов и нейтрофилов [19]. У индивидов, перенесших психологический стресс, отчётливо наблюдается такое состояние, как моноцитоз [20]. При этом стресс оказывает влияние не только на количество клеток, но и на реактивность клеточных компонентов врождённого иммунитета. В свою очередь адаптивный иммунитет играет особую роль в формировании психологической устойчивости в отношении периодически повторяющихся стрессовых воздействий. Так, умеренная активация приобретённого иммунитета сходными стимулами до момента столкновения со значимыми психотравмирующими факторами способствует предупреждению психических заболеваний, ассоциированных со стрессом [19].
По мнению R. Dantzer, et al. (2018), психологически устойчивые индивиды отличаются от уязвимых специфическим иммунофенотипом [18]. Медиаторы иммунной системы способны оказывать воздействие на то, как происходит обработка входящей информации в структурах головного мозга, и как генерируется ответ в виде эмоциональных и поведенческих реакций, что вносит соответствующий вклад в формирование паттернов психологической устойчивости [21]. Механизмы такого влияния иммунитета на центральную нервную систему обеспечиваются как за счёт проводящих путей нервной системы (например, афферентация от очага воспаления), так и за счёт гуморальной регуляции [22]. Обнаружено, что те нейроиммунные реакции, которые детерминируют адаптивные поведенческие реакции при соматических заболеваниях («болезненное поведение», sickness behavior), оказываются задействованными и при столкновении с «неиммунными» стрессогенными факторами, то есть социально-психологическими по своей природе [23].
Таким образом, связь между иммунитетом и психологической устойчивостью следует считать взаимной. Психотравмирующее воздействие закономерно требует активации потенциала устойчивости и сопровождается изменениями со стороны иммунной системы. Врождённый и адаптивный иммунитет в известной степени определяют то, как происходит когнитивная обработка входящей информации, связанной со стрессом, и формирование соответствующей аффективно-поведенческой реакции.
Со стороны центральной нервной системы генезис психологической устойчивости преимущественно обуславливается функционированием проводящих путей головного мозга, связывающих ключевые структуры, отвечающие за когнитивную обработку информации, регуляцию эмоций и поведения, память, нейрогуморальные реакции.
Медиальная префронтальная кора осуществляет контроль за проявлением ответных реакций на воздействие стрессогенных факторов. М. Wang, et al. (2014) обобщают, что неадаптивное поведение индивида в условиях неопределённости или психотравмирующих обстоятельствах связано с дисфункцией этого участка коры лобных долей [24]. В исследовании M. R. Warden, et al. (2012) показано, что стимуляция проводящих путей, связывающих медиальную префронтальную кору и дорсальное ядро шва, способствует более выраженному проявлению психологической устойчивости в активном совладающем поведении [25].
Гиппокамп одновременно и испытывает на себе воздействие гормонов стресса, которые способны изменять его структурную целостность и функции, и регулирует взаимоотношения внутри гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси, отвечающей за формирование целостного комплекса реакций на стрессогенные факторы. В своих экспериментах R. C. Bagot, et al. (2015) продемонстрировали, что угнетение проводящих путей между вентральным гиппокампом и прилежащим ядром с помощью оптогенетических технологий способствует формированию про-устойчивых паттернов и сопротивляемости развитию депрессивной симптоматики [26]. Стимуляция афферентных проводящих путей между медиальной префронтальной корой, базолатеральной амигдалой и прилежащим ядром способствует активации потенциала психологической устойчивости.
Структурно-функциональные особенности головного мозга индивида находятся в зависимости от воздействия двух групп факторов: молекулярно-генетических механизмов и средовых влияний, в том числе - стрессогенных. К настоящему моменту накоплен внушительный массив эмпирических данных, свидетельствующих о том, что психологическая травматизация, пережитая в раннем детстве, становится предиктором психических и соматических заболеваний во взрослом возрасте [27]. В то же время известно, что умеренная подверженность социально-психологическому стрессу, наоборот, способствует формированию и усилению «устойчивого фенотипа». Иными словами, происходит своеобразная «прививка стресса», что перекликается с исследованиями взаимосвязи иммунитета и психологической травматизации. Следовательно, остаётся открытым вопрос о допустимом пределе «стрессовой нагрузки». Кроме этого, требует решения и другая научная проблема - как именно конкретный профиль функционирования головного мозга обеспечивает соответствующие личностные и поведенческие проявления психологической устойчивости.
Индивидуально-психологические и социально-психологические предикторы психологической устойчивости
Исследования психологической устойчивости в общей психологии и психологии личности преимущественно направлены на изучение её структуры и соответствующих
компонентов, принадлежащих к разным уровням личностного функционирования, а также на разработку моделей и диагностических подходов. В то же время сравнительно мало внимания уделяется изучению того, как формируется сама психологическая устойчивость и её ключевые характеристики, какие факторы и условия необходимы для её развития и становления в контексте жизни конкретного индивида.
По мнению Н. А. Жожикашвили, и др. (2021), психологическую устойчивость можно представить в качестве одного из источников индивидуальных различий, который определяет параметры эффективности преодоления и совладания с неблагоприятными жизненными обстоятельствами [28]. «Индивидуальность» психологической устойчивости требует рассмотрения по разным основаниям - критические возрастные периоды, пределы сформированности необходимых структурных компонентов, доступность копинг-ресурсов.
Предикторы становления психологической устойчивости в виде просоциального поведения, позитивных отношений со сверстниками и незначительно выраженных экстернализированных и интернализированных симптомов обнаруживаются у детей уже в возрасте 5 лет [29]. Отечественные и зарубежные учёные сходятся во мнении, что потенциал психологической устойчивости складывается в дошкольном возрасте, способствуя последующей социализации в детских коллективах, самореализации, конструктивному преодолению возникающих трудностей [28, 30].
Становление и развитие психологической устойчивости обуславливаются комплексом факторов, в частности - личностными характеристиками, когнитивными стратегиями, способностями и ментальными ресурсами, жизненным опытом [28]. В результате проведённого теоретического обзора выявлены наиболее релевантные движущие силы развития психологической устойчивости:
1. Оптимизм относится к категории ментальных способностей индивида и проявляется в умении позитивно мыслить и оценивать своё будущее, умении целенаправленно и последовательно действовать в различных жизненных обстоятельствах, что закономерно обеспечивает психологическую устойчивость и субъективное благополучие.
М. Селигман формулирует концепцию оптимистического атрибутивного стиля, обладая которым индивид воспринимает собственные успехи как целостные, всеобъемлющие, длящиеся и объясняет их приложенными усилиями; в это же время неудачи рассматриваются как временные, подверженные изменениям [31].
Для определения диспозиционного оптимизма Ч. Карвер и М. Шейер привлекают категории эмоционального реагирования и временной перспективы [31]. Согласно предложенному ими подходу, оптимизм представляет собой интегральное чувство уверенности относительное различных жизненных ситуаций, связанное с обобщёнными позитивными ожиданиями относительно будущего. При этом именно на ожидания возложена функция стабилизации системы поведенческой саморегуляции индивида, задействованной в преодолении трудностей и достижении успеха.
Нейробиологические исследования оптимизма как предпосылки психологической устойчивости характеризуются противоречивыми результатами, что объясняется
малой численностью экспериментальных групп, вариативностью генеза психологической травматизации, выбранными методическими подходами к измерению оптимизма [18]. Обобщая выявленные закономерности, S. C. Segerstrom (2005) отмечает, что при воздействии комплексных, неконтролируемых стрессоров оптимизм сочетается с менее выраженными проявлениями клеточного иммунитета [32]. В это же время влияние простых и контролируемых стрессогенных факторов характеризуется положительной корреляцией между оптимизмом и высокими показателями клеточного иммунитета. S. C. Segerstrom (2005) выдвигает предположение, что эти различия могут быть связаны с тем, что совладание со сложными, многоаспектными психотравмирующими обстоятельствами требует предельной вовлечённости [32].
2. Контроль. Воспринимаемый индивидом контроль переживается как убеждение в собственной способности до определённой степени оказывать влияние на обстоятельства и добиваться обозначенных целей. В подобном контексте конструкт контроля сближается с категорией регулятивных процессов, поскольку в известных определениях акцент делается не только на убеждённости, но и на действии -управлении как своей психической деятельностью, так и условиями пребывания.
L. Crust, P. J. Clough (2011) предлагают в структуре контроля рассматривать два компонента: контроль над жизнью и контроль над эмоциями [33]. Контроль над жизнью сопоставим с уверенностью индивида в том, что его судьба в его руках, и он способен при необходимости что-то изменить. Контроль над эмоциями имеет более конкретную, узкую «сферу приложения усилий» и проявляется в регуляции аффектов, что в значительной мере обусловлено физиологией проводящих путей головного мозга.
Е. А. Сергиенко (2010) разрабатывает конструкт «контроль поведения», делая акцент на психологическом уровне в организации регулятивной сферы психики, в частности - самоконтроля и саморегуляции [34]. Контроль поведения использует индивидуальные ресурсы психической организации, обеспечивая соответствие между внешними целями и внутренними возможностями индивида. В качестве основополагающих компонентов рассматриваются когнитивный контроль, эмоциональная регуляция и волевой контроль.
Высокий уровень воспринимаемого контроля ослабляет восприятие индивидом угрозы при оценке стрессогенных событий и способствует выбору более адаптивным стратегий совладания. Вследствие этого снижается тяжесть посттравматических реакций и риск их хронического течения. Убеждённость индивида в том, что он в известной степени контролирует себя и окружающую обстановку в кризисных и экстремальных ситуациях, коррелирует с показателями иммунной системы (например, содержанием С-реактивного белка) и статистикой выживаемости/смертности, связанной с аллостатической нагрузкой [18].
3. Позитивные эмоциональные состояния. М. Селигман относит к данному кластеру счастье, надежду, удовлетворенность жизнью и психологическое благополучие, потоковые переживания [31]. Эмоциональные реакции обычно недолговечны, однако индивид может научиться провоцировать их у себя в моменты необходимости и/или достаточно продлевать, превращая в психические состояния.
Согласно подходу В. Fredrickson (1998), позитивные эмоциональные состояния выступают в качестве движущих сил формирования психологической устойчивости, поскольку такие условия являются оптимальными для творческой и исследовательской активности, что приводит к накоплению физических, интеллектуальных и социальных ресурсов [35]. F. G. Ashby, et а1. (1999) добавляет, что переживание положительных эмоций стимулирует креативность в решении некоторых проблемных ситуаций [36].
Позитивные эмоциональные состояния защищают организм от негативного воздействия стрессогенных факторов за счёт выработки в такие моменты эндогенных опиоидов, которые уравновешивают реакции эндокринной системы и симпатического отдела вегетативной нервной системы [37].
4. Социальная поддержка. Переживание безопасности за счёт принадлежности к значимой социальной группе и принятие социальной поддержки обеспечивают высокий уровень психологической устойчивости [38, 39]. Социальная поддержка со стороны группы проявляется в предоставлении индивиду, который оказался в кризисной или экстремальной ситуации, ресурсов - инструментальных, информационных и эмоциональных. При этом эмоциональная поддержка выступает условием проявления психологической устойчивости независимо от генеза психологической травматизации, в том время как запрос на информационную и инструментальную поддержку будет зависеть от контекста. R. Dantzer, et а1. (2018) подчёркивают, что свой вклад в формирование психологической устойчивости вносит именно уверенность в том, что окружающие люди протянут руку помощи и предоставят необходимую поддержку для совладания с последствиями неблагоприятных жизненных событий [18].
Особая роль в развёртывании социальности принадлежит окситоцину, поскольку он стимулирует тенденции к установлению социальных контактов и поддерживает состояние покоя, уравновешенности в моменты социального взаимодействия. Профиль выработки окситоцина программируется в раннем детстве за счёт повторяющихся проявлений заботы со стороны родителей/опекунов [40].
Социальная поддержка смягчает или вовсе сглаживает негативное воздействие стрессогенных факторов, поскольку в таких условиях индивид может получить решение возникшей проблемы, отвлечься от неё или хотя бы уменьшить её воспринимаемую важность. Кроме этого, вовлечённость в социальное взаимодействие способна усилить паттерны здоровьесберегающего поведения, что поддерживает психологическую устойчивость на уровне целого организма.
Практикующие специалисты обращают внимание на возможности целенаправленного формирования психологической устойчивости в специально программируемых обстоятельствах, и ключевыми условиями такого процесса становятся сознательное намерение индивида, целенаправленность и настойчивость в достижении позитивных изменений, ответственность за своё развитие. Кроме этого, ориентированное присвоение психологической устойчивости обеспечивается за счёт наличия достаточных внутриличностных ресурсов (в частности - рефлексивности) и социальной поддержки [28].
Гипотезы о комплексном обеспечении генезиса психологической устойчивости
В настоящее время психологическая устойчивость приобретает характеристики «зонтичного термина» для обозначения всех особенностей совладания с последствиями экстремальных и кризисных ситуаций, куда оказываются вовлечёнными биологические, индивидуальные и социальные ресурсы.
Формирование и становление психологической устойчивости происходят на разных уровнях функционирования человека: молекулярно-клеточном, анатомо-морфологическом, физиологическом, индивидуально-психологическом и социально-психологическом. При этом открытыми остаются вопросы о пропорциональности вклада каждой из предпосылок в так называемый «устойчивый фенотип» и о механизмах их взаимного влияния. Поиск ответов на него - задача, подходящая именно для сферы междисциплинарных исследований. Обособленное изучение психологической устойчивости внутри конкретной парадигмы - естественно-научной или гуманитарной - грозит либо сведением этого явления к физиологии стресса, либо чрезмерной актуализацией персональных факторов и выученных моделей поведения.
Особые комбинации генетических полиморфизмов способны определять структурные характеристики головного мозга и его физиологический потенциал, в том числе - особенности обработки поступающей информации, реакции организма на пребывание в кризисной или экстремальной ситуации. Таким образом складываются условия как для развития психологической устойчивости, так и уязвимости. Однако геном подвергается прижизненным мутациям (эпигенетическим модификациям) под воздействием именно средовых факторов, что возвращает к пониманию наследственных параметров как совокупности предпосылок, реализующихся в конкретных условиях. Так, R. Feldman (2020) формулирует закономерность, согласно которой запуск в детском возрасте нейробиологических процессов, обеспечивающих психологическую устойчивость (резилентность), зависит как от физиологии тела матери, так и от типичных паттернов поведения родителей [41]. Более того, генетические основания, которые преимущественно приводят к формированию «уязвимого фенотипа», могут быть в значительной степени компенсированы грамотным средовым воздействием. Насколько справедливо обратное - ещё предстоит выяснить, поскольку известны случаи, когда психологическая устойчивость обеспечивала индивиду совладание с самыми неблагоприятными жизненными условиями.
Практическая значимость нейробиологических исследований психологической устойчивости связана с тем, что их результаты могут обеспечить новый взгляд на разработку специфических клинико-психологических вмешательств, особенно - мер превенции посттравматических стрессовых реакций.
Поставленная в данной работе научная проблема вновь актуализирует известные дискуссии о соотношении генетического и средового, врождённого и приобретённого, выводит их на новый уровень - понимания и объяснения ген-средовых взаимодействий.
Конфликт интересов отсутствует.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ:
1. Фаустова А.Г., Афанасьева А.Э., Виноградова И.С. Психологическая устойчивость и феноменологически близкие категории // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие. 2021. Т. 9, № 1 (32). C. 18-27. Доступно по: http://humjournal. rzgmu.ru/art&id=466. Ссылка активна на 16 декабря 2022. doi: 10.23888/humT2021118-27
2. Анцупов А.Я., Кандыбович С.Л., Крук В.М., и др.; Анцупов А.Я., ред. Проблемы психологического исследования. Указатель 1050 докторских диссертаций. 1935-2007 гг. М.: Студия «Этника»; 2007.
3. Zhao M., Yang J., Wang W., et al. Meta-analysis of the interaction between serotonin transporter promoter variant, stress, and posttraumatic stress disorder // Scientific Reports. 2017. Vol. 7, No. 1. P. 16532. doi: 10.1038/s41598-017-15168-0
4. Karg, K., Burmeister, M., Shedden, K., et al. The serotonin transporter promoter variant (5-HTTLPR), stress, and depression meta-analysis revisited: evidence of genetic moderation // Archives of General Psychiatry. 2011. Vol. 68, No. 5. P. 444-454. doi: 10.1001/archgenpsychiatry.2010.189
5. Maul S., Giegling I., Fabbri C., et al. Genetics of resilience: Implications from genome-wide association studies and candidate genes of the stress response system in posttraumatic stress disorder and depression // American Journal of Medical Genetics. Part B. Neuropsychiatric Genetics. 2020. Vol. 183, No. 2. P. 77-94. doi: 10.1002/ajmg.b.32763
6. Xie P., Kranzler H.R., Poling J., et al. Interactive Effect of Stressful Life Events and the Serotonin Transporter 5-HTTLPR Genotype on Posttraumatic Stress Disorder Diagnosis in 2 Independent Populations // Archives of General Psychiatry. 2009. Vol. 66, No. 11. P. 1201-1209. doi: 10.1001/archgen psychiatry.2009.153
7. Stein M.B., Campbell-Sills L., Gelernter J. Genetic variation in 5HTTLPR is associated with emotional resilience // American Journal of Medical Genetics. Part B. Neuropsychiatric Genetics. 2009. Vol. 150B, No. 7. P. 900-906. doi: 10.1002/ajmg.b.30916
8. Li L., Bao Y., He S., et al. The association between genetic variants in the dopaminergic system and posttraumatic stress disorder: A meta-analysis // Medicine. 2016. Vol. 95, No. 11. P. e3074. doi: 10.1097/MD.0000000000003074
9. Wray N.R., Ripke S., Mattheisen M., et al. Genome-wide association analyses identify 44 risk variants and refine the genetic architecture of major depression // Nature Genetics. 2018. Vol. 50, No. 5. P. 668-681. doi: 10.1038/s41588-018-0090-3
REFERENCES:
1. Faustova AG, Afanas'yeva AE, Vinogradova IS. Psychological resilience and phenomenologically close categories. Personality in a changing world: health, adaptation, development. 2021;9(1):18-27. Available at: http://humjournaLrzgmu.ru/art&id=466. Accessed: 2022 December 16. (In Russ). doi: 10.23888/humT2021118-27
2. Antsupov AY, Kandybovich SL, Kruk VM, et al.; Antsupov AYa, editor. Problemy psikhologicheskogo issledovaniya. Ukazatel' 1050 doktorskikh dissertatsii. 1935-2007. Moscow.: Studiya «Etnika»; 2007. (In Russ).
3. Zhao M, Yang J, Wang W, et al. Meta-analysis of the interaction between serotonin transporter promoter variant, stress, and posttraumatic stress disorder. Scientific Reports. 2017;7(1):16532. doi: 10.1038/s41598-017-15168-0
4. Karg K, Burmeister M, Shedden K, et al. The serotonin transporter promoter variant (5-HTTLPR), stress, and depression meta-analysis revisited: evidence of genetic moderation. Archives of General Psychiatry. 2011;68(5):444-54. doi: 10.1001/archgenpsychiatry.2010.189
5. Maul S, Giegling I, Fabbri C, et al. Genetics of resilience: Implications from genome-wide association studies and candidate genes of the stress response system in posttraumatic stress disorder and depression. American Journal of Medical Genetics. Part B, Neuropsychiatry Genetics. 2020;183(2):77-94. doi: 10.1002/ajmg.b.32763
6. Xie P, Kranzler HR, Poling J, et al. Interactive Effect of Stressful Life Events and the Serotonin Transporter 5-HTTLPR Genotype on Posttraumatic Stress Disorder Diagnosis in 2 Independent Populations. Archives of General Psychiatry. 2009; 66(11):1201-9. doi: 10.1001/archgen psychiatry.2009.153
7. Stein MB, Campbell-Sills L, Gelernter J. Genetic variation in 5HTTLPR is associated with emotional resilience. American Journal of Medical Genetics. Part B. Neuropsychiatric Genetics. 2009;150B(7):900-6. doi: 10.1002/ajmg.b.30916
8. Li L, Bao Y, He S, et al. The association between genetic variants in the dopaminergic system and posttraumatic stress disorder: A meta-analysis. M e d i c i n e . 2 0 1 6 ; 9 5 ( 1 1 ) : e 3 0 7 4 . d o i : 10.1097/MD.0000000000003074
9. Wray NR, Sullivan PF. Genome-wide association analyses identify 44 risk variants and refine the genetic architecture of major depression. Nature Genetics. 201 8;50(5):668-81 . doi: 10.1038/s41588-018-0090-3
10. Smolka M.N., Schumann G., Wrase J., et al. Catechol-O-methyltransferase val158met genotype affects processing of emotional stimuli in the amygdala and prefrontal cortex // The Journal of Neuroscience. 2005. Vol. 25, No. 4 P. 836-842. doi: 10.1523/TNEUROSCI1792-04.2005
11. Van Rooij S.J.H., Stevens J.S., Ely T.D., et al. Childhood trauma and COMT genotype interact to increase hippocampal activation in resilient individuals // Frontiers in Psychiatry. 2016. Vol. 7, No. 156. doi: 10.3389/fpsyt.2016.00156
12. Cicchetti D., Rogosch F.A. Gene * environment interaction and resilience: Effects of child maltreatment and serotonin, corticotropin releasing hormone, dopamine, and oxytocin genes // Development and Psychopathology. 2012. Vol. 24, No. 2. P. 411-427. doi:' 10.1017/S0954579412000077
13. Laryea G., Arnett M.G., Muglia L.J. Behavioral studies and genetic alterations in Corticotropin-releasing hormone (CRH) neurocircuitry: Insights into human psychiatric disorders // Behavioral Sciences. 2012. Vol. 2, No. 2. P. 135-171. doi: 10.3390/bs2020135
14. Zhang K., Rao F., Miramontes-Gonzalez J.P., et al. Neuropeptide Y (NPY): Genetic variation in the human promoter alters glucocorticoid signaling, yielding increased NPY secretion and stress responses // Journal of the American College of Cardiology. 2012. Vol. 60, No. 17. P. 1678-1689. doi: 10.1016/j.jacc.2012.06.042
15. Zhou Z., Zhu G., Hariri A.R., et al. Genetic variation in human NPY expression affects stress response and emotion // Nature. 2008. Vol. 452, No. 7190. P. 997-1001. doi: 10.1038/nature06858
16. Gan Y., Chen Y., Han X., et al. Neuropeptide Y gene * environment interaction predicts resilience and positive future focus // Applied Psychology. Health and Well-Being. 2019. Vol. 11, No. 3. P. 438-458. doi: 10.1111/aphw.12162
17. Hodes G.E., Kana V., Menard C., et al. Neuroimmune mechanisms of depression // Nature Neuroscience. 2015. Vol. 18, No. 10. P. 1386-1393. doi: 10.1038/nn.4113
18. Dantzer R., Cohen S., Russo S.J., et al. Resilience and immunity // Brain, Behavior, and Immunity. 2018. Vol. 74. P. 28-42. doi: 10.1016/j.bbi.2018.08.010
19. Menard C., Pfau M.L., Hodes G.E., et al. Immune and Neuroendocrine Mechanisms of Stress Vulnerability and Resilience // Neuropsychopharmacology. 2017. Vol. 42, No. 1. P. 62-80. doi: 10.1038/npp.2016.90
20. Ginhoux F., Jung S. Monocytes and macrophages: developmental pathways and tissue
10. Smolka MN, Schumann G, Wrase J, et al. Catechol-O-methyltransferase val158met genotype affects processing of emotional stimuli in the amygdala and prefrontal cortex. The Journal of Neuroscience. 2005;25(4):836-42. doi: 10.1523/ TNEUROSCI.1792-04.2005
11. Van Rooij SJH, Stevens JS, Ely TD, et al. Childhood trauma and COMT genotype interact to increase hippocampal activation in resilient individuals. Frontiers in Psychiatry. 2016;7(156). doi: 10.3389/fpsyt.2016.00156
12. Cicchetti D, Rogosch FA. Gene * environment interaction and resilience: Effects of child maltreatment and serotonin, corticotropin releasing hormone, dopamine, and oxytocin genes. Development and Psychopathology. 2012;24(2):411-27. doi: 10.1017/S0954579412000077
13. Laryea G, Arnett MG, Muglia LJ. Behavioral studies and genetic alterations in Corticotropin-releasing hormone (CRH) neurocircuitry: Insights into human psychiatric disorders. Behavioral Sciences . 2012;2(2):135-71. doi: 10.3390/bs2020135
14. Zhang K, Rao F, Miramontes-Gonzalez JP, et al Neuropeptide Y (NPY): Genetic variation in the human promoter alters glucocorticoid signaling, yielding increased NPY secretion and stress responses. Journal of the American College of Cardiology. 2012;60(17):1678-89. doi: 10.1016/ j.jacc.2012.06.042
15. Zhou Z, Zhu G, Hariri AR, et al. Genetic variation in human NPY expression affects stress response and emotion. Nature. 2008;452(7190):997-1001. doi: 10.1038/nature06858
16. Gan Y, Chen Y, Han X, et al. Neuropeptide Y gene * environment interaction predicts resilience and positive future focus. Applied Psychology. Health and Well-Being. 2019;11(3):438-58. doi: 10.1111/aphw.12162
17. Hodes GE, Kana V, Menard C, et al. Neuroimmune mechanisms of depression. Nature Neuroscience. 2015;18(10):1386-93. doi: 10.1038/nn.4113
18. Dantzer R, Cohen S, Russo SJ, et al. Resilience and immunity. Brain, Behavior, and Immunity. 2018; 74:28-42. doi: 10.1016/j.bbi.2018.08.010
19. Menard C, Pfau ML, Hodes GE, et al. Immune and Neuroendocrine Mechanisms of Stress Vulnerability and Resilience. Neuropsychopharmacology. 2017; 42(1):62-80. doi: 10.1038/npp.2016.90
20. Ginhoux F, Jung S. Monocytes and macrophages: developmental pathways and tissue homeostasis.
18
homeostasis // Nature Reviews. Immunology. 2014. Vol. 14, No. 6. P. 392-404. doi: 10.1038/nri3671
21. Dantzer R., O'Connor J.C., Freund G.G., et al. From inflammation to sickness and depression: when the immune system subjugates the brain // Nature Reviews. Neuroscience. 2008. Vol. 9, No. 1. P. 46-56. doi: 10.1038/nrn2297
22. Konsman J.P., Parnet P., Dantzer R. Cytokine-induced sickness behaviour: mechanisms and implications // Trends in Neurosciences. 2002. Vol. 25, No.3. P. 154-159. doi: 10.1016/s0166-2236(00)02088-9
23. Marsland A.L., Walsh C., Lockwood K., et al. The effects of acute psychological stress on circulating and stimulated inflammatory markers: A systematic review and meta-analysis // Brain, Behavior, and Immunity. 2017. Vol. 64. P. 208-219. doi: 10.1016/j.bbi.2017.01.011
24. Wang M., Perova Z., Arenkiel B.R., et al. Synaptic modifications in the medial prefrontal cortex in susceptibility and resilience to stress // Journal of Neuroscience. 2014. Vol. 34. P. 7485-7492. doi: 10.1523/TNEUR0SCI.5294-13.2014
25. Warden M., Selimbeyoglu A., Mirzabekov J., et al. A prefrontal cortex-brainstem neuronal projection that controls response to behavioural challenge // Nature. 2012. Vol. 492. P. 428-432. doi: 10.1038/nature11617
26. Bagot R.C., Parise E.M., Peña C.J., et al. Ventral hippocampal afferents to the nucleus accumbens regulate susceptibility to depression // Nature Communications. 2015. Vol. 6. P. 7062. doi: 10.1038/ncomms8062
27. Nelson C.A., Scott R.D., Bhutta Z.A., et al. Adversity in childhood is linked to mental and physical health throughout life // BMJ. 2020. Vol. 371. P. m3048. doi: 10.1136/bmj.m3048
28. Жожикашвили H.A., Малых A.G, Девятерикова A.A. Психическая устойчивость // Теоретическая и экспериментальная психология. 2021. № 4. С. 49-64.
29. Sadeghi Bahmani D., Hatzinger M., Gerber M., et al. The Origins of Mental Toughness - Prosocial Behavior and Low Internalizing and Externalizing Problems at Age 5 Predict Higher Mental Toughness Scores at Age 14 // Frontiers in Psychology. 2016. Vol. 7. P. 1221. doi: 10.3389/fpsyg.2016.01221
30. Ding X., Liang M., Song Q., et al. Development of psychological resilience and associations with emotional and behavioral health among preschool left-behind children // Social Psychiatry and Psychiatric Epidemiology. 2023. Vol. 58, No. 3. P. 467-476. doi: 10.1007/s00127-022-02325-8
31. Леонтьев ДА., ред. Личностный потенциал: структура и диагностика. М.: Смысл; 2011.
Nature Reviews. Immunology. 2014;14(6):392-404. doi: 10.1038/nri3671
21. Dantzer R, O'Connor JC, Freund GG, et al. From inflammation to sickness and depression: when the immune system subjugates the brain. Nature Reviews. Neuroscience. 2008;9(1):46-56. doi: 10.1038/nrn2297
22. Konsman JP, Parnet P, Dantzer R. Cytokine-induced sickness behaviour: mechanisms and implications. Trends in Neurosciences. 2002; 25(3):154-9. doi: 10.1016/s0166-2236(00)02088-9
23. Marsland AL, Walsh C, Lockwood K, et al. The effects of acute psychological stress on circulating and stimulated inflammatory markers: A systematic review and meta-analysis. Brain, Behavior, and Immunity. 2017;64:208-19. doi: 10.1016/ j.bbi.2017.01.011
24. Wang M, Perova Z, Arenkiel BR, et al. Synaptic modifications in the medial prefrontal cortex in susceptibility and resilience to stress. Journal of Neuroscience. 2014;34:7485-92. doi: 10.1523/ TNEUROSŒ5294-13.2Q14
25. Warden M, Selimbeyoglu A, Mirzabekov J, et al. A prefrontal cortex-brainstem neuronal projection that controls response to behavioural challenge. Nature. 2012;492:428-32. doi: 10.1038/nature11617
26. Bagot RC, Parise EM, Peña CJ, et al. Ventral hippocampal afferents to the nucleus accumbens regulate susceptibility to depression. Nature Communications. 2015;6:7062. doi: 10.1038/ncomms8062
27. Nelson CA, Scott RD, Bhutta ZA, et al. Adversity in childhood is linked to mental and physical health throughout life. BMJ. 2020;371:3048. doi: 10.1136/bmj.m3048
28. Zhozhikashvili NA, Malykh AS, Devyaterikova AA. Psikhicheskaya ustoichivost'. Teoreticheskaya i Ekspe-rimental'nayaPsikhologiya. 2021;(4):49-64. (In Russ).
29. Sadeghi Bahmani D, Hatzinger M, Gerber M, et al. The Origins of Mental Toughness - Prosocial Behavior and Low Internalizing and Externalizing Problems at Age 5 Predict Higher Mental Toughness Scores at Age 14. Frontiers in Psychology. 2016;7:1221. doi: 10.3389/fpsyg.2016.01221
30. Ding X, Liang M, Song Q, et al. Development of psychological resilience and associations with emotional and behavioral health among preschool left-behind children. Social Psychiatry and Psychiatric Epidemiology. 2023;58(3):467-76. doi: 10.1007/s00127-022-02325-8
31. Leont'ev DA, editor. Lichnostnyi potentsial: struktura i diagnostika. Moscow: Smysl; 2011. (In Russ).
199
32. Segerstrom S.C. Optimism and immunity: do positive thoughts always lead to positive effects? // Brain, Behavior, and Immunity. 2005. Vol. 19, No. 3. P. 195-200. doi: 10.1016/j.bbi.2004.08.003
33. Crust L., Clough P.J. Developing mental toughness: From research to practice // Journal of Sport Psychology in Action. 2011. Vol. 2, No. 1. P. 21-32.
34. Сергиенко Е.А. Контроль поведения как основа саморегуляции // Южно-российский журнал социальных наук. 2018. Т. 9, № 4. С. 130146. doi: 10.31429/26190567-19-4-130-146
35. Fredrickson B.L. What Good Are Positive Emotions? // Review of General Psychology. 1998. Vol. 2, No. 3. P. 300-319. doi: 10.1037/1089-2680.2.3.300
36. Ashby F.G., Isen A.M., Turken A.U. A neuro-psychological theory of positive affect and its influence on cognition // Psychological Review. 1999. Vol. 106, No. 3. P. 529-550. doi: 10.1037/0033-295x.106.3.529
37. Smith A.W., Baum A. The influence of psychological factors on restorative function in health and illness. In: Social Psychological Foundations of Health and Illness Blackwell Publishing, Malden. 2003. P. 431-457.
38. Pinkerton J., Dolan P. Family support, social capital, resilience and adolescent coping // Child & Family Society Work. 2007. Vol. 12, No. 3. P. 219-228. doi: 10.1111/j.1365-2206.2007.00497.x
39. Scarf D., Moradi S., McGaw K., et al. Somewhere I belong: Long-term increases in adolescents' resilience are predicted by perceived belonging to the in-group // The British Journal of Social Psychology. 2016. Vol. 55, No. 3. P. 588-599. doi: 10.1111/bjso.12151
40. Feldman R., Gordon I., Influs M., et al. Parental oxytocin and early caregiving jointly shape children's oxytocin response and social reciprocity // Neuropsychopharmacology. 2013. Vol. 38, No. 7. P. 1154-1162. doi: 10.1038/npp.2013.22
41. Feldman R. What is resilience: an affiliative neuroscience approach // World Psychiatry. 2020. Vol. 19, No. 2. P. 132-150. doi: 10.1002/wps.20729
32. Segerstrom SC. Optimism and immunity: do positive thoughts always lead to positive effects? Brain, Behavior, and Immunity. 2005;19(3):195-200. doi: 10.1016/j.bbi.2004.08.003
33. Crust L, Clough PJ. Developing mental toughness: From research to practice. Journal of Sport Psychology in Action. 2011;2( 1 ):21-32.
34. Sergienko EA. Behaviour control as the basis of Self-Regulation. South-Russian Journal of Sciences. 2018;9(4):130-46. (In Russ). doi: 10.31429/2619056719-4-130-146
35. Fredrickson BL. What Good Are Positive Emotions? Review of General Psychology. 1998;2(3):300-19. doi: 10.1037/1089-2680.2.3.300
36. Ashby FG, Isen AM, Turken AU. A neuropsychological theory of positive affect and its influence on cognition. Psychological Review. 1999;106(3):529-50. doi: 10.1037/0033-295x.106.3.529
37. Smith AW, Baum A. The influence of psychological factors on restorative function in health and illness. In: Social Psychological Foundations of Health and Illness Blackwell Publishing, Malden. 2003. P. 431-57.
38. Pinkerton J, Dolan P. Family support, social capital, resilience and adolescent coping. Child & Family Society Work. 2007;12(3):219-28. doi: 10.1111/j.1365-2206.2007.00497.x
39. Scarf D, Moradi S, McGaw K, et al. Somewhere I belong: long-term increases in adolescents' resilience are predicted by perceived belonging to the in-group. The British Journal of Social Psychology. 2016;55(3):588-99. doi: 10.1111/bjso.12151
40. Feldman R, Gordon I, Influs M, et al. Parental oxytocin and early caregiving jointly shape children's oxytocin response and social reciprocity. Neuropsychopharmacology. 2013;38(7):1154-62. doi: 10.1038/npp.2013.22
41. Feldman R. What is resilience: an affiliative neuroscience approach. World Psychiatry. 2020; 19(2): 132-150. doi: 10.1002/wps.20729
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Фаустова Анна Геннадьевна - кандидат психологических наук, доцент, заведующая кафедрой клинической психологии. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8264-3592. E-mail: a.faustova@rzgmu.ru
ДАТА ПОСТУПЛЕНИЯ: 16.12.2022 . ДАТА ОДОБРЕНИЯ: 02.02.2023. ДАТА ПРИНЯТИЯ: 01.03.2023.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Фаустова А.Г. Генезис психологической устойчивости: nature vs nurture // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие. 2023. Т. 11, № 1 (40). С. 7-20. Доступно по: http://humjournal.rzgmu.ru/art&id=554. Ссылка активна на чч.мм.гггг. doi: 10.23888/humJ20231117-20
INFORMATION ABOUT AUTHOR:
Anna G. Faustova - Cand. Sci. (Psych.), Associate Professor, Head of the Department of Clinical Psychology. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8264-3592. E-mail: a.faustova@rzgmu.ru
PAPER RECEIVED: 16.12.2022 . PAPER REVISED: 02.02.2023. PAPER ACCEPTED: 01.03.2023.
FOR CITATION:
Faustova AG. The genesis of psychological resilience: nature vs nurture. Personality in a changing world: health, adaptation, development. 2 0 2 3 ; 1 1 (1) : 7-2 0 . Available at: http://humjournal.rzgmu.ru/art&id=554. Accessed: dd Month yyyy. doi: 10.23888/. humJ20231117-20
20
