CC BY
303
А. С. Пученков
ГЕНЕРАЛЫ М. В. АЛЕКСЕЕВ, Л. Г. КОРНИЛОВ, А. М. КАЛЕДИН И НАЧАЛО БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ НА ЮГЕ РОССИИ
Основатель антибольшевистского вооруженного сопротивления на Юге России генерал Михаил Васильевич Алексеев пользовался высочайшим авторитетом у участников Белого движения1. Однако вождем антибольшевистской Добровольческой армии стал генерал Лавр Георгиевич Корнилов, являвшийся для первых добровольцев олицетворением веры в Россию, в ее возрождение2. Вся Добровольческая армия, а особенно пехота, буквально боготворила Корнилова. Его боевое прошлое, бегство из плена, августовское выступление 1917 г. и уход из Быхова создали ему легендарную славу воина и патриота. Слова гимна добровольцев: «Так за Корнилова, за Русь, за веру»—дают нам представление о мировоззрении первых белогвардейцев3.
Искренний патриот, убежденный сторонник доведения Первой мировой войны до победного конца, враг германизма4, Корнилов понимал, что за Добровольческой армией пойдут единицы, но отнюдь не считал ее дело безнадежным5. Для Корнилова, как ни для кого другого, были характерны харизма вождя и выдающиеся лидерские качества6. Он верил, что даже в такой тяжелой ситуации велики шансы на успех. Только Корнилов мог объединить столь разных людей — юнкеров, гимназистов, офицеров— на борьбу с советской властью, во имя спасения Отечества. В глазах участников Белого движения лишь Корнилов знал, что нужно делать для спасения России. Так, белогвардеец С. Пауль писал: «Разговоры на политические темы в армии при Корнилове не поднимались. Он сам являлся для нас олицетворением политики, духовным диктатором»7. Известны слова Деникина: «Добровольцы были чужды политики, верны идее спасения страны, храбры в боях и преданы Корнилову»8. Адъютант Корнилова вспоминал: «По своему составу Добровольческая армия в политическом отношении была самая разнообразная. Но вера, надежда и любовь к Корнилову всех объединяла под знаменем молодой армии»9. Обоснованным в этой связи выглядит заявление историка И. Н. Гребенкина, что Корнилов «имел возможность распоряжаться судьбой армии не только как командующий, но и как „духовный диктатор" для подавляющего большинства добровольцев»10. Несомненно, так и было в действительности.
Немаловажным представляется вопрос о политической программе двух вождей Добровольческой армии—Алексеева и Корнилова—на стадии зарождения Белого движения. И Алексеев и Корнилов сыграли заметную роль в революционных событиях февраля 1917 г., причем Лавр Георгиевич, несомненно, искренне принял революцию. За Корниловым закрепилась репутация «красного» генерала". Корнилов говорил добровольцам: «Я могу служить только честному правительству, будь то честная республика или честная монархия, но служить Николаю II так же не могу, так как считаю его для России роковым человеком, и если бы он снова занял престол, то я бы тотчас ушел в отставку»12. В целом, в Добровольческой армии считалось, что Корнилов—демократ и даже республиканец, в то время как Алексеев—монархист13. Об этом гозорилось
© А. С. Пученков, 2008
и в прессе14. Между тем у такого авторитетного свидетеля тех событий, как П. Н. Милюков, на этот счет было совершенно противоположное мнение: «Алексеев был очень осторожен и сдержан; решаюсь прибавить—и очень гибок и отзывчив на требования момента». «Отзывчивость» Алексеева, по Милюкову, проявилась в том, что он настоял на включении в первое воззвание Добровольческой армии понятий «Учредительное Собрание» и «народоправство»15. Высокий авторитет Алексеева придавал всему движению на стадии его зарождения либеральный оттенок. Реакционные элементы, подчиняясь общему настроению, вынуждены были молчать16. Между тем утверждение Милюкова о либеральном настроении Алексеева в противовес узкому политическому кругозору Корнилова было продиктовано тем, что последний после провала августовского выступления резко изменил свое отношение к политике и политикам17. Отныне Лавр Георгиевич стремился к абсолютной власти, в политике в армии видел только вред и пытался устранить из армии любые политические структуры18. Созданный при Алексееве Политический отдел Корнилов считал помехой на пути к осуществлению поставленной цели, неоднократно заявляя о желании удалить из армии «говорунов и шкурников». Такое откровенное стремление к всевластию в армии раздражало Алексеева; постоянно циркулировавшие слухи о том, что Корнилов готовит переворот и собирается провозгласить себя диктатором, становились поводом ожесточенных ссор между ними19.
Однако без «говорунов и шкурников» не мог обойтись и Корнитов, всегда на редкость неудачно подбиравший себе политических советников20. Доверчивый по природе, генерал Корнилов зачастую становился орудием в руках авантюристов21. Наибольшее влияние на Лавра Георгиевича оказывали Аладьин, Добрынский и Завойко, прикрывавшиеся именем генерала и пытавшиеся проводить свою самостоятельную политику. Они сыграли ключевую роль в формировании идеи вооруженного выступления в августе 1917 г.22 Вероятно, они участвовали в составлении программы и в «добровольческий» период деятельности генерала Корнилова23. Программа Корнилова была проста: «раздавить большевиков раньше, чем они сорганизуются, и довести Россию до Учредительного собрания и самому служить русскому народу»24. Для достижения своей цели—победы над большевизмом—Л. Г. Корнилов готов был использовать все средства. Фактически Корнилов не только оправдывал террор против противника в любой его форме, но и считал его одним из наиболее эффективных способов достижения цели, утверждая, что «без этого... с ними (большевиками.—А.П.) не обойдешься»25. Прибывавшим же в армию добровольцам Корнилов говорил: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы»26.
Уже после первой встречи Корнилова с Алексеевым стало ясно, что их совместная работа будет проходить очень непросто. О чем говорили между собой генералы, неизвестно, но, по словам очевидцев, «расстались они темнее тучи»27. Между генералами существовала сильнейшая личная неприязнь28. Алексеев, являвшийся основателем добровольческой организации на Дону, естественно хотел встать во главе движения; Корнилова, своего • бывшего ученика в Академии Генерального штаба, он не переносил, считая его «опасным сумасбродом, человеком неуравновешенным и непригодным на первые роли»29. Он же дал Корнилову известную характеристику: «человек с сердцем льва, но с умом барана»30.
В свою очередь Корнилов ненавидел Алексеева, поскольку не мог простить ему того, что он участвовал в отражении наступления Крымова на Петроград, и свой арест в Могилеве31. Кроме того, прямолинейный Корнилов считал дипломатичного Алексеева двуличным и ненадежным человеком32. Также Корнилов возлагал на штабиста Алексеева вину за неудачи русской армии в мировой войне и вообще смотрел «на него с тем оттенком презрительности, с какой боевые генералы смотрят на кабинетных стратегов».
По точному замечанию князя Григория Николаевича Трубецкого, «недавнее прошлое служило не к объединению, а к усилению внезапной антипатии между генералами»33.
Общественный деятель М. М. Федоров вспоминал: «К сожалению, разность характеров М. В. Алексеева и Л. Г. Корнилова, своеобразная властность каждого из них являлись серьезным препятствием к достижению необходимого сходства мыслей и действий, а следовательно и прочного соглашения. Положение ухудшалось недобросовестной работой штабов, постоянно обострявших отношения между генералами вместо того, чтобы способствовать умиротворению ради великой цели—спасения Родины. Дело несколько раз доходило до разрыва, казавшегося однажды неизбежным»34.
По мнению современного историка В. П. Федюка, главная причина конфликта между генералами состояла в том, что они принадлежали к совершенно разным поколениям русского генералитета. Алексеев был из тех генералов, кто большую часть жизни провел за штабным столом, Корнилов—из тех, кто выдвинулся в годы мировой войны и революции. Причем, как бы к этому ни относился сам Корнилов, именно революция сыграла в его судьбе решающую роль. Другими словами, «Алексеев был профессионалом высочайшего класса, Корнилов же больше—он был лидером, знаменем, вождем»35.
Между генералами не было согласия и по вопросу о методах борьбы с большевиками: Корнилов, как указывалось ранее, выступал за крутые меры, в то время как Алексеев хотел бороться, не применяя террора, опасаясь, что при этом неизбежно пострадают невинные люди. Что касается Корнилова, то свое отношение к террору он сформулировал так: «Пусть надо сжечь пол-России, залить кровью три четверти России, а все-таки надо спасти Россию! Все равно когда-нибудь большевики пропишут неслыханный террор не только офицерам и интеллигенции, но и рабочим, и крестьянам»36.
Личные противоречия между генералами преодолеть не удалось. Сама организация в тот момент была такой узкой, что ужиться в ней двум бывшим Верховным Главнокомандующим всей русской армии было очень трудно. Алексеев, распоряжавшийся финансами, был крайне бережливым человеком и ограничивал во всем Корнилова, а между тем в конце 1917 г. можно было купить за бесценок оружие, патроны, снаряды,— все, что угодно. Алексеев боялся прогадать и не хотел принимать участия в таких авантюрных сделках, что вызывало раздражение у Корнилова и порождало новые ссоры между двумя руководителями армии. Сферы компетенции генералов также не были и не могли быть точно разграничены, на этой почве все время происходили трения37. В результате уже с самого начала отношения Алексеева и Корнилова находились на грани разрыва38. Корнилов указывал, что по мере расширения организации невозможность существования у армии двух руководителей, не подчиненных один другому, будет становиться все более очевидной. Сознавал это и Алексеев, предложивший Корнилову руководить формированием Добровольческой армии на Кубани, в то время как он сам возглавит антибольшевистские силы на Дону. Корнилов категорически отказался, заявив: «Если бы я на это согласился, то, находясь на таком близком расстоянии друг от друга, мы, Михаил Васильевич, уподобились бы с Вами двум содержателям балаганов, зазывающих к себе публику на одной и той же ярмарке»39. Корнилов всей душой стремился к самостоятельной работе, хотел уехать в Сибирь, в которой, по его убеждению, «можно будет поставить дело широко». На Юге же, как он полагал, «с делом легко справится и один генерал Алексеев». Корнилов, по словам Лукомского, «всей душой и сердцем стремился в Сибирь, хотел, чтобы его отпустили, и к работе по формированию Добровольческой армии на Дону относился без особого интереса», не веря в успех работы на Юге России, «где придется создавать дело на территории казачьих войск и, в значительной степени зависеть от войсковых атаманов»40.
Руководитель интендантской службы Добровольческой армии Н. Н. Богданов вспоминал, что в те дни Л. Г. Корнилов «то проявлял кипучую деятельность и входил во все детали, то бросал дело и относился безучастно»41.
Однако необходимость совместной работы Алексеева и Корнилова была в тот момент очевидна и для генералитета, и для общественных деятелей. М. М. Федоров вспоминал, что делегации Московского центра «было ясно, что разделение армии и выход из нее какого-либо из ее вождей, за которым неизбежно последует часть армии, явилось бы крушением всего добровольческого движения». Поэтому общественные деятели направили все усилия на устранение возникших между Корниловым и Алексеевым трений42. Особая роль в этом принадлежит П. Н. Милюкову и А. И. Деникину. Если личные симпатии Милюкова в этом споре генералов «были целиком на стороне ген. Алексеева»43, с которым у него сложились хорошие отношения44, то Деникин, несмотря на некоторые колебания, поддерживал Корнилова. А. И. Деникин, пользуясь уважением Лавра Георгиевича, оказал на него «умиротворяющее влияние» и убедил его в необходимости работать вместе с Алексеевым45.
Позднее генерал А. С. Лукомский упрекал Деникина в том, что тот сделал все возможное к примирению Алексеева и Корнилова, не осознав, что «нельзя соединить несоединимое». Лукомский писал, что «если бы Корнилов уехал, то Вы (А. И. Деникин.—А. П.), совместно с Алексеевым, вели бы дело на Юге России, а Корнилов сумел бы лучше Колчака повести дело в Сибири»46.
Однако вряд ли «умиротворяющее влияние» Деникина могло бы подействовать в должной мере, если бы общественные деятели при Добровольческой армии не поставили ультиматум, сводившийся к тому, что руководители антибольшевистского движения могут рассчитывать на их моральную и материальную поддержку лишь при условии, что Корнилов, донской атаман Алексей Максимович Каледин (Добровольческая армия находилась на территории Войска Донского.—А. П.) и Алексеев «будут работать на юге России совместно, распределив между собой роли и подписав составленное между собой соглашение; при этом было указано, что только после того, как это соглашение состоится и, подписанное всеми тремя генералами, будет передано представителям Англии и Франции, можно рассчитывать на получение денежной помощи от союзников»47.
Почему генералы в тот момент прислушивались к представителям московской делегации, ведь сам Корнилов называл общественных деятелей «политическим хламом»?48 Объяснялось это тем, что «политики» в глазах триумвирата представляли русскую общественность, выражали настроение массы либерально настроенной ин-
40
теллигенции, и в революционное время игнорировать их казалось невозможным . Кроме того, именно общественные деятели доставали для Добровольческой армии столь необходимые для ее существования деньги и обеспечивали связь с союзниками, без помощи которых освобождение России от большевиков казалось немыслимым и едва ли не предательским.
Как бы то ни было, генералы и общественные деятели после долгих и тяжелых переговоров убедили Алексеева и Корнилова подписать соглашение об обязательстве работать вместе. По условиям этого соглашения был создан триумвират Алексеев—Корнилов—Каледин, принявший на себя руководство всеми делами добровольческого движения. О существовании триумвирата было известно лишь очень ограниченному числу лиц50.
В ведение генерала Л. Г. Корнилова было передано военное командование Добровольческой армией, ее пополнение, назначение командного состава и решение вопросов
о плане военных действий. Обязанности по решению вопросов внешних сношений, гражданского управления и снабжения армии всем необходимым были возложены на генерала М. В. Алексеева. Генералу А. М. Каледину вверялось решение всех вопросов, связанных с пребыванием Добровольческой армии в пределах Донской области и с установлением отношений Добровольческой армии с Донской армией и управлением краем.
При триумвирате, являвшемся органом, осуществлявшим общее руководство добровольческим движением, в помощь ему и для установления связи с общественностью России и казачеством был создан Донской гражданский совет в составе прибывших на Дон членов Московского центра и представителей казачества51. Совет работал в течение 2-3 недель, до переезда штаба армии в Ростов. Триумвират же, по определению Деникина, «представлял из себя в скрытом виде первое общерусское противобольше-вистское правительство». Деникиным был набросан проекта «конституции» Добровольческой армии, определявшей пределы компетенции каждого из трех генералов52.
В действительности триумвират явился следствием компромисса между Алексеевым и Корниловым, Каледин же был оттеснен от «высокой политики» и играл второстепенную роль53, отношения с ним двух «добровольческих» генералов носили в значительной мере официальный характер, особенно это касается генерала Корнилова.
Соглашение, заключенное между Алексеевым и Корниловым, было очень непрочным. Ведущая роль Корнилова в триумвирате была очевидна; по словам Деникина, найденная конструкция была «исключительно психологическим средством», позволившим Алексееву сдаться, сохранив при этом лицо. После напряженных и нервных переговоров Алексеев сдал командование Корнилову и вскоре потерялся в сиянии славы нового командующего. Полушутя-полусерьезно Алексеев говорил в те дни: «Лавр Георгиевич забрал у меня все лавры и все Георгии»54. Важно отметить, что в системе Добровольческой армии теперь сложилась абсолютно абсурдная ситуация: штаб Добровольческой армии и штаб генерала Алексеева—Политический отдел, занимавшийся политическими вопросами—существовали одновременно55. По словам полковника Л.Н. Новосильцева, «двойственность штабов,-—чины которых боролись друг с другом за „первородство44, раздували междоусобную вражду, находили повод для взаимных придирок и пытались поставить один штаб в зависимость от другого,—... вредила делу»56. Эта «двойственность», о которой говорит мемуарист, получила продолжение в дальнейшем, когда после гибели генерала Корнилова, его приемником во власти стал А. И. Деникин. Взаимное уважение, существовавшее между Алексеевым и Деникиным, сглаживало противоречия, сохранившиеся между штабами, и помогало в работе. Однако в случае Корнилова и Алексеева все было иначе. Каждый из вождей армии был в какой-то мере ориентирован на конфликт: Алексеев не ждал ничего хорошего от Корнилова, и наоборот. Разница проявлялась в том, что в интересах дела Алексеев старался строить свои отношения с Корниловым сдержанно и осторожно, не желая обострять конфронтацию. Другое дело Корнилов: Лавр Георгиевич, человек вспыльчивый и неуравновешенный, не пытался соблюдать даже видимость корректности по отношению к Алексееву, дело доходило даже до угрозы ареста Михаила Васильевича и его сына57. Между генералами постоянно возникали ссоры по поводу разграничения сфер их компетенции. В ходе одного из таких разбирательств, затеянного во время важного совещания, Деникин не вытерпел и со словами: «Черт знает, что такое! В такое время заниматься подобными разговорами!» вышел из комнаты, хлопнув дверью. Это несколько пристыдило генералов, которые, наконец, замолчали58. Однако аналогичные сцены происходили и в дальнейшем. Более уравновешенный Алексеев являлся полной противоположностью эмоциональному Корнилову, который зачастую был неоправданно резок с Михаилом Васильевичем.
В интересах дела Алексеев старался сдерживаться и не давать воли гневу, но его настроение передает реплика, сказанная «бесконечно грустным тоном: „Как тяжело работать при таких условиях!"»59 В письме к жене Алексеев говорил о нервном поведении «навязанного мне на шею» Корнилова, который, «как и раньше, доставляет много огорчений, внося скверный привкус и развал во все, чего он касается»60. Постоянные склоки между двумя вождями армии привели к тому, что в офицерской среде скоро наметилось разделение на «корниловцев» и «алексеевцев». «Алексеевцы» группировались вокруг штаба, впоследствии — вокруг 1-го офицерского полка; к ним примыкала значительная часть офицерства и генералитета; ядром «корниловцев» был Корниловский ударный полк61. Необходимо отметить, что, несмотря на вышесказанное, армия была предана Корнилову и в этом отношении представляла собой единое целое62. По словам Деникина, армия «относилась с искренним уважением, доверием и любовью к Алексееву, помня его прежние заслуги, зная его доброту, доступность и трогательное внимание к ее нуждам. Но вместе с тем армия чувствовала, что повести ее в кровавый бой должен, конечно, Корнилов, имя которого было обвеяно боевой славой, окружено уже легендой. В глазах добровольчества жизнь сплела эти имена. И Алексеев, и Корнилов были необходимы армии»63.
Судьба членов триумвирата сложилась трагически: никто из них не прожил и года после его возникновения: Каледин застрелился, не желая видеть стремительной большевизации Дона, Корнилов погиб, не дожив до решающего штурма Екатеринода-ра. Лишь Алексеев увидел первые крупные победы Добровольческой армии. Триумвират интересен как первая попытка создания объединенного руководства антибольшевистскими силами Юга России.
1 Георгиевич М. М. Свет и тени: Первая мировая война. Добровольческая армия. Воспоминания. Сидней, 1968. С. 58.
2 Критский М. Корниловский ударный полк. Париж, 1936. С. 63-64.
3 Библиотека-фонд «Русское Зарубежье» (БФРЗ). Ф. 1. Е-166. Л. 104.
4 Известна фраза Корнилова, что он поступит на службу в английскую армию простым солдатом в случае отказа России продолжать войну, «ибо я никогда не заключу мира с немцами». {KnoxA. With the Russian Army, 1914-1917, being chiefly extracts from the diary of a military attache. London, 1921. Vol. 2. P. 632).
5 Трушнович A. P. Воспоминания корниловца: 1914-1934. М., 2004. С. 70.
6 Ушаков А. К, Федюк В. П. Лавр Корнилов. М., 2006. С. 282.
7 Пауль С. С Корниловым//Белое дело. Ледяной поход. М., 1993. С. 183.
8 Деникин А. И. Очерки русской смуты: В 5 т. М., 2003. Т. 2. С. 208.
9 Хаджиев Хан Р.-Б. Великий бояр. Белград, 1929. С. 258.
10 Гребенкин И. Н. Генерал Л. Г. Корнилов: штрихи к портрету // Отечественная история. 2005. № 4. С. 117.
11 Гиацинтов Э. Н. Записки белого офицера. СПб., 1992. С. 63.
12 БФРЗ. Ф. 1. Е-166. Л. 99.
13 Там же. Л. 104.
14 Бурцев В. Л. Г. Корнилов//Общее дело. Париж, 1921. 13 апреля.
15 Милюков П. Пятнадцать лет назад//Последние новости. Париж, 1933. 26 февраля.
16 Милюков П. Н. Россия на переломе: В 2 т. Париж, 1927. Т. 2. С. 57.
17 KenezP. Civil war in south Russia, 1918: The first year of the Volunteer Army. Berkeley, 1971. P. 76.
18 Цветков В. Ж. Лавр Георгиевич Корнилов//Вопросы истории. 2006. № 1. С. 79.
19 Хаджиев Хан Р.-Б. Великий бояр... С. 258-259.
20 Штерн С. В огне гражданской войны. Париж, 1922. С. 13.
21 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-6422. On. 1. Д. 10. Л. 45.
22 Отдел Рукописей Российской Национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 1052. On. 1. Ед. хр. 35. Л. 5.
23 ГАРФ. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 1. Л. 43.
24 Хаджиев Хан Р.-Б. Генерал Л. Г. Корнилов в «Ледяном походе»//Первый Кубанский («Ледяной») поход. М., 2001. С. 97.
25 Хаджиев Хан Р.-Б. Великий бояр... С. 349.
26 Пауль С. Указ. соч. С. 183.
27 Деникин А. И. Указ. соч. Т. 2. С. 190.
28 Абинякин Р. М. Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение. 1917-1920 гг. Орел, 2005. С. 73.
29 Трубецкой Г. Н. Годы смут и надежд. 1917-1919. Монреаль, 1981. С. 31.
30 Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959. С. 276; Милюков П. Н. Россия на переломе. Т. 2. С. 57.
31 ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 255. Л. 34; БФРЗ.Ф. 1. Е-166. Л. 105; Трубецкой Г. Н. Указ. соч. С. 31.
32 Россия антибольшевистская. Из белогвардейских и эмигрантских архивов. М., 1995. С. 271-272.
33 Трубецкой Г. Н. Указ. соч. С. 31-32.
34 ГАРФ. Ф. Р-5827. On. 1. Д. 35. Л. 6.
35 ФедюкВ.П. Белые. Антибольшевистское движение на Юге России 1917-1918 гг. М., 1996. С. 21.
36 Нестерович-Берг М. А. В борьбе с большевиками//Зарождение Добровольческой армии. М., 2001. С. 316-317.
37 Лукомский А. С. Воспоминания; В 2 т. Берлин, 1922. Т. 1. С. 282-283.
38 Трубецкой Г. Н. Указ. соч. С. 32.
39 Лукомский А. С. Указ. соч. Т. 1. С. 280.
40 Там же. С. 282.
41 ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 255. Л. 35.
42 Там же. Ф. Р-5827. On. 1. Д. 35. Л. 7. Интересно высказывание Деникина по этому поводу: «И общественные деятели, и мы были заинтересованы в сохранении их обоих в интересах армии. Ее хрупкий еще организм не выдержал бы удаления кого-нибудь из них: в первом случае (уход Алексеева) армия раскололась бы, во втором она бы развалилась». {Деникин А. И. Указ. соч. Т. 2. С. 191).
43 Милюков П. Пятнадцать лет назад...
44 ЛисовойЯ.М. Генерал М. В. Алексеев//Донская волна. Ростов-на-Дону. 1918. № 19. С. И.
45 ГАРФ. Ф. Р-5827. On. 1. Д. 35. Л. 7.
46 Россия антибольшевистская...С. 272-273.
47 Лукомский А. С. Указ. соч. Т. 1. С. 280-281.
48 Хан Хаджиев Р.-Б. Великий бояр... С. 258.
49 Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.: В 12 ч. Париж, 1937. Ч. 2. Кн. 5. С. 37.
50 Каклюгин К. Донской атаман А. М. Каледин и его время // Донская летопись. Белград, 1923. № 2. С. 160.
51 ГАРФ. Ф. Р-5827. On. 1. Д. 35. Л. 7.
52 Деникин А. И. Указ. соч. Т. 2. С. 192.
53 Венков А. В. Антибольшевистское движение на Юге России на начальном этапе Гражданской войны. Ростов-на-Дону, 1995. С. 58.
54 Севский В. Генерал Алексеев//Новая Россия. Харьков, 1919. 25 сентября.
55 ГАРФ. Ф. Р-6422. On. 1. Д. 10. Л. 44.
56 Там же. Л. 84.
57 БФРЗ. Ф. 1. Е-166. Л. 104.
58 Трубецкой Г. Н. Указ. соч. С. 43.
59 Богаевский А. П. 1918 год//Белое дело: Избранные произведения: В 16 кн. Кн. 2. Ледяной поход. М., 1993. С. 20.
60 Алексеева-БорелъВ. Сорок лет в рядах русской императорской армии: Генерал М. В. Алексеев. СПб., 2000. С. 664.
61 ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 219. Л. 5.
62 БФРЗ. Ф. 1. Е-166. Л. 105.
63 Деникин А. И. Указ. соч. Т. 2. С. 199.
