CC BY
154
ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В ТРАДИЦИОННОМ ОБЩЕСТВЕ
®2010 Шаожева Н.А.
Кабардино-Балкарский научный центр РАН
Статья посвящена анализу гендерных стереотипов в традиционном обществе, и раскрываются они именно через исторический анализ становления общества и определения факторов, исходных для рассмотрения мужчины и женщины в определенной оппозиции друг к другу.
This article is dedicated to the analysis of the gender stereotypes in the traditional society. The author reveals them precisely through the historical process of the development of the society and determination of the initial factors to consider men and women in the certain opposition to each other.
Ключевые слова-, гендерные стереотипы, северокавказский регион, традиционное общество, дискриминация женщин.
Keywords: gender stereotypes, the North Caucasian region, traditional society, women’s discrimination.
Российские ученые, работающие в контексте феминистского подхода, столкнулись сегодня с
необходимостью утверждения новых теоретико-методологических вопросов постижения сути гендерной культуры [2]. Гендерные стереотипы могут быть идентифицированы лишь в качестве социокультурных, исторически обусловленных
явлений. Даже первичный, поверхностный анализ механизмов проявления и функционирования гендерных стереотипов выявляет его как составляющую часть механизмов формирования социальных
стереотипов в целом и в самом общем виде представляется в виде конвенционально принятой схемы осуществления той или иной социально значимой деятельности. Эти схемы определяют
направленность и содержание не только сознания, но и поведения индивидов. С точки зрения адаптивности отдельных
индивидуумов, конечным
результатом реализации гендерных, равно как и общесоциальных, стереотипов является высокая стабильность в восприятии, постижении реальности и осуществлении практических
действий, а со стороны идеологии поведения - корректируются процессы выработки собственных взглядов и соответствующего креативного мышления.
Гендерный стереотип является явлением культурного порядка и
формируется под воздействием исторических условий. Гендерный стереотип имеет социальную
природу, является продуктом
социально-культурных норм и ожиданий. Такие характеристики изменяются со временем и в зависимости от страны - ее культурной, экономической,
политической, идеологической среды. Гендерные стереотипы усваиваются в процессе социализации, в системе
распределения материальных
ценностей и власти, моральных норм и предписаний, весьма стабильных для определенных социальнокультурных хронотопов. При этом в традиционном обществе, под
характеристики которого вполне
подпадают ареалы Северного Кавказа - вплоть до наших дней -гендерный стереотип выполняет некий ряд функций, которые коррелируют с функциями
социального стереотипа в целом, но имеют содержательные отличия.
Но здесь нам важно подчеркнуть, что существующее в науке произвольное восприятие роли гендерных стереотипов может привести к недооценке вечных для традиционных обществ духовных ценностей. Именно в этом смысле мы воспринимаем высказывание А. Темкиной и А. Роткирх о соотношении советских и современных гендерных контактов: «Несмотря на структурные изменения и возникновение новых практик, более устойчивыми оказываются правила организации жизни, восходящие к советским гендерным контактам. На
символическую доминацию
претендуют те роли, которые были ранее «скрыты» в повседневных и нелегитимных контактах. Ценности и стили жизни западного типа воспринимаются в большей степени, если соответствуют идеалам позднесоветского времени» [4. С. 11].
Обращаясь непосредственно к северокавказскому региону, мы должны признать, что наше определение «традиционное», или «маскулинное» общество в самой полной мере подходит к любым этническим сообществам этого ареала на протяжении весьма значительного исторического
промежутка - по крайней мере, последние 300-400 лет вплоть до конца 20-х - начала 30-х годов XX века.
Подчиненность женского субъекта, что определялось значительной
гендерной асимметрией, являлась здесь основой любой общественной структуры, в том числе,
национальной. Иначе говоря, гендер выступает основным механизмом конструирования национальной символической структуры,
категорически и определенно утверждая «природные» отношения между мужчинами и женщинами. В процессе конструирования женщин как рецессивной компоненты
общества, гендерные механизмы полностью легитимизовали
патриархальные структуры
эксплуатации и дискриминации женщин. Однако, как уже было сказано, обычно основой исключения женщин из публичного пространства является соотношение их с природой и «природными» функциями:
рождение и воспитание детей, домашнее хозяйство и др. Для Северного Кавказа ситуация выглядит несколько иначе. Как национальная субъективизация индивидов, так и гендерная стратификация их основывается на использовании патриархальной властью характеристик
биологического пола в процессе создания дихотомии «воин-крестьянин», основополагающей для национального уклада всех народов региона. Именно она проецируется на весь социум в целом и гендер в частности, задавая жесткий характер бинарной оппозиции мужского-женского как оппозиции высшего-низшего, культурного-природного и публичного-частного: «... Замужние
женщины - несчастнейшие существа в Адыгее. Кроме того, что они должны помогать мужчинам в полевых работах, они делают сукно, полотно, одежду и обувь. Они должны натаскать в дом воды и дров, ухаживать за скотом, даже и за лошадьми, приготовить обед и вести все хозяйство. Зимой они очень страдают от холода из-за недостатка
одежды; но самое тяжелое - это молоть муку. В стране только изредка встречаются маленькие водяные мельницы. Каждый двор имеет свои ручные мельницы, которые очень плохи. Заготовленной муки нигде нет; женщины ежедневно мелют лишь то количество муки, которое необходимо на
хозяйственные нужды. Следует отметить, что, тогда как женщины замучены работой, девушек, как у богатых, так и у бедных, очень оберегают. Они освобождены от всех тяжелых домашних и полевых работ, занимаются только шитьем и вышиванием и достигают в этом большого искусства. Чужеземцы бывают чрезвычайно удивлены, найдя под соломенной крышей абхазской сакли нежных, хорошо одетых девушек с белыми руками, не носящими ни малейших следов тяжелой работы. Между девушками встречаются настоящие красавицы, но, едва выйдя замуж, они теряют быстро свою красоту, и через год замужества бедняжку едва можно узнать. Впрочем, они добродушные, услужливые, веселые создания и не такие робкие, хотя и более
добродетельные, чем турчанки» -некоторые положения описания Т. Лапинского мы подвергаем сомнению, но в целом картина во многом соответствует классическим маскулинным сообществам [1. С. 127].
Противоречивые высказывания наших и зарубежных авторов о
народах Северного Кавказа можно бесконечно множить, а потому, не вступая с ними в полемику, мы ориентируемся в этом вопросе на методологические наблюдения. Я. С. Смирнова считает, что такой разброс мнений довольно обычен. Он объясняется и тем, что разные авторы обращают внимание на различные стороны жизни, и тем самым они нередко стоят на разных исходных позициях. Немалое
значение имеет также
относительность всяких оценок. Так, одни европейские путешественники рассматривали положение
кавказской горянки как приниженное (сравнивая его с положением европейки), другие - как почетное (сравнивая его с положением турчанки или египтянки) [3. С. 57].
В конкретных исторических условиях Северного Кавказа, на протяжении последних нескольких сотен лет не знавшего сколько-нибудь значительных периодов мира и политической стабильности, в контексте национальной
идентификации индивидов, создавая «вековечные» и не «подлежащие сомнению» национальные
конструкты маскулинности и феминности, гендер
легитимизировал конструирование и реконструирование национального субъекта в рамках воинской дихотомии, исключающей саму возможность альтернативных
вариантов гендера. В традиционных сообществах региона производя и воспроизводя конструкт
«природных» половых отношений как таковой, гендер определяет помимо всего и однозначность этнической принадлежности, которая также не подлежит сомнению. Национальный субъект не имеет возможности сомневаться в своей этнической принадлежности, поскольку это будет означать сомнение в природном порядке вещей, проявляющееся в «природных» же отношениях между мужчинами и женщинами. В условиях господства символического и обязательного кодекса воинского поведения характеристики «биологического» пола и половых отношений являются гендерной конфигурацией практик ограничения и запрещения, которые конструируют нормативные модели мужской и женской субъективности, лишь опосредованно зависящие от режима власти. Можно утверждать, что на Северном Кавказе маскулинное доминирование
определяется гендерной
конфигурацией, и именно она конструирует различные типы маскулинности и феминности, так же как и различные модели отношений между этими типами.
Гегемония маскулинности для народов региона являлась
регулятивным идеалом, лежавшим в основе организации национальных сообществ. В свою очередь, маскулинность может
рассматриваться как определенная конфигурация отношений между полами, и с точки зрения социальных гендерных потенций доминирующая маскулинность народов Северного Кавказа является главным
конструктом, находящимся в основе
создания системы этнической
принадлежности и иерархизации национального сообщества, и шире -самого национального субъекта. Практики же национальных систем маскулинности конструируются и
реконструируются трансформациями гендерных значений и изменением форм институционного контекста гендерных практик.
В подобных условиях
эргономические требования системы этноидентификации сводились к
жесткости и стационарности гендерных стереотипов - в основном, поведенческих.
Последние, в свою очередь, можно подразделить на общественнозначимые и частно-се-мейные.
Становление и существование этносов Северного Кавказа осуществляется в рамках перехода системы военно-феодальной
демократии, когда мужчины нобилитета руководят женщинами в личной сфере, но занимают равные или взаимозависимые позиции в
общественно-политической жизни. Таким образом, в основе конструирования национального сообщества оказываются практики контроля и ограниченности женской сексуальности, закономерно
заменяемые долгом женщин перед Родиной.
Об этом недвусмысленно свидетельствует преисполненный героическим пафосом национальный фольклор, направленный на создание образа либо
«самоотверженной матери», которая жертвует своими сыновьями, либо верной женщины - надежной опоры героя.
Для народов региона свойственны следующие модели нормативного гендерного поведения женщины: женщина как «воспроизводитель» героического потомства; женщина-носительница и ретранслятор этнической культуры; женщина-символ фамильной и национальной чести.
Основным институтом,
производящим и воспроизводящим нормы женской идентичности и, соответственно, нормы национального сообщества, есть институт национальной семьи. Но для Северного Кавказа аутентичными являются патерналистски и иерархически организованные
родовые группы, в которых мужчины выступают защитниками семьи, контролируют и оберегают честь своих женщин. Отсюда в процессе конструирования, контроля и защиты образа «достойной» феминности, гендерные национальные системы производят и легитимизируют доминацию маскулинности.
Последняя же закономерно ориентирована на общественно значимые сектора жизнедеятельности народов Северного Кавказа. Но при этом заметим, что у каждого из северокавказских народов
наблюдается «переработка
межэтнических социальных и культурных универсалий в свое собственное, глубоко этническое достояние» [5. С. 45].
Таким образом, система гендерных взаимоотношений даже в сфере семьи в национальной интерпретации народов Северного
Кавказа культивирует гегемонию маскулинности, что автоматически подразумевает разделение
пространства мужского и женского субъектов, при абсолютном примате первого.
Создается жесткая система
соотношений женского и мужского начал, в которых гендеру отведена роль рекреации маскулинности. Отсюда - особый характер
гендерной идентификации народов региона, при которой частное и семейное (читай - женское) экстраполируется в общественное сознание посредством
общественного и патриотического.
Иначе говоря, мы сталкиваемся с особой формой гендерных систем, которые можно охарактеризовать как военно-нобилитетные.
Одним из главных результатов функционирования военно-
нобилитет-ных гендерных систем
выступает готовность пожертвовать своей жизнью во имя Родины. Кавказский тип феминности, находясь в отношениях взаимной каузальности с мужскими, воинскими идеалами поведения, производит и культивирует идеал «героя-жертвы»,
Примечания
отдавшего свою жизнь во имя Отчизны и завещавшего «святую» борьбу потомкам. Практика конструирования гендерной
нормативности предусматривает подражание примеру героя и, таким образом, базируется на понятии преемственности, что связывает поколения в единое целое, а
возможность «пролить кровь»
создает концепцию национального сообщества как кровного братства. Иначе говоря, дискурс «священного права» убивать и умирать во имя Отчизны, семьи, женщины воплощается в образах, которые детерминированы гендером
маскулинности и становятся тем
регулятивным идеалом, который
идентифицирует субъект в национальной среде.
Таким образом, традиционные гендерные отношения в
национальной системе воинских и мужских идеалов народов Северного Кавказа являются обязательной частью процесса конструирования национального сообщества и активизируются в зависимости от той или иной политической ситуации.
1. Аапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. Нальчик : Эль-Фа, 1995. С. 127. 2. Силласте Г. Г. Социогендерные отношения в период социальной трансформации России // Социологические исследования. 1994. № 3. 3. Смирнова Я. С. Трудовые роли и статусы женщины в традиционных обществах народов Кавказа // Этнографическое обозрение. 1994. № 4. С. 57. 4. Темкина А., Ротрих А. Советские гендерные контракты и их трансформация в современной России // Социологические исследования. 2002. № 11. С. 11. 5. Чеснов Я. В. Женщина и этика жизни в менталитете чеченцев // Этнографическое обозрение. 1994. № 5. С. 45.
Статья поступила в редакцию 23.05.2010 г.
