ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В КОНСТИТУЦИОННОМ ПРАВЕ РОССИИ: 73 ЛОВУШКА "ОСОБОГО ОТНОШЕНИЯ"? Текст научной статьи по специальности «Право»

ПРАВА И СВОБОДЫ В НОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Тендерные стереотипы в конституционном праве России: ловушка «особого отношения»?

Ольга Подоплелова*

Запрет дискриминации по признаку пола является одним из основополагающих принципов современного конституционного и международного права. В то же время на сегодняшний день в сфере реализации данного принципа в России существует множество проблем, часть которых берёт начало в тексте российской Конституции и получает развитие в практике Конституционного Суда Российской Федерации. Статья ставит целью исследовать влияние гендерных стереотипов на реализацию принципов равенства и запрета гендерной дискриминации в российском конституционном праве. Автор приводит некоторые особенности развития конституционного регулирования этих принципов в советский и постсоветский период. В статье приводятся результаты анализа практики Конституционного Суда по различным вопросам дискриминации по признаку пола. Автор выявляет несколько ключевых особенностей такой практики. В частности, в ходе анализа обнаруживаются существующий серьёзный дисбаланс в количестве дел, которые приходилось разрешать Конституционному Суду по жалобам женщин и мужчин, и существенное влияние концепции «особого отношения», находящейся под влиянием гендерных стереотипов, на результаты рассмотрения таких дел. В итоге автор приходит к выводу, что не только российское законодательство, но и позиции Конституционного Суда по делам о дискриминации остаются скованными стереотипами о гендерных ролях, в частности стереотипами о якобы общепризнанной социальной роли женщины в продолжении рода и преимущественном осуществлении матерями ухода за детьми. Исследование практики Конституционного Суда фактически выявляет отсутствие разработанного конституционно-правового инструментария защиты от дискриминации. Сложившиеся и повторяющиеся подходы и аргументы Суда приводят к консервации ограничения прав не только самих женщин, но сказываются также на возможностях реализации конституционных прав мужчинами. В таких условиях практика Конституционного Суда фактически легитимирует патриархальные установки и препятствует развитию общества на условиях гендерного равенства.

^ Принцип равенства;запрет дискриминации; дискриминация по признаку пола; 001: 10.21128/1812-7126-2018-3-73-91 гендерные стереотипы; права женщин

1. Введение

Вопросы гендерной дискриминации в последние годы постепенно начинают входить в России в общественную повестку, и практически неизменно в каждом случае общество поляризуется и разделяется на два непримиримых лагеря, придерживаясь тех или иных установок о положении мужчины и женщины

* Подоплелова Ольга Германовна - старший юрист Института права и публичной политики, Москва, Россия (e-mail: olga.podoplelova@mail-ilpp.ru).

в обществе и о предписываемых им социальных ролях1. На первый взгляд, Конституция

1 Например, социологические исследования показывают весьма значительный раскол по вопросу об участии женщин в политике. Так, опросы выявляют снижение количества граждан, которые одобрительно смотрят на участие женщин в политике (66 % опрошенных в 2017 году), и пропорциональный рост на 10 % числа граждан, негативно относящихся к этому тренду (30 % опрошенных в 2017 году). Социологи связывают такое изменение в общественном мнении с влиянием ген-

дерных стереотипов и укреплением консервативных установок в обществе. См.: Россияне против женщи-

Российской Федерации прямо отвечает на вопрос о гендерном равенстве, уравнивая женщин и мужчин в правах и свободах, а также возможностях для их реализации. Однако на практике всё далеко не так однозначно. В отдельных сферах предписываемые тендерные роли насквозь пронизывают российское законодательство, и особые меры поддержки женщин, изначально направленные на облегчение их интеграции в социальные и экономические процессы, начинают существенно тормозить достижение реального тендерного равенства. Особенно очевидным данный вывод становится при детальном изучении практики Конституционного Суда России по вопросам гендерной дискриминации. В статье рассматривается вопрос о том, в каких случаях и по каким причинам гендерные стереотипы становятся вопросом конституционного значения в контексте принципа равенства (часть 2). С этих позиций исследуются особенности российского конституционного регулирования принципа равенства и запрета дискриминации по признаку пола (часть 3). Наконец, особое внимание уделяется практике Конституционного Суда и анализу его методологии аргументации по вопросам ген-дерного равенства. Так, в статье приводятся некоторые общие сведения о такой практике (часть 4), а также рассматривается влияние гендерных стереотипов на принятие Конституционным Судом решений о вопросах ген-дерного равенства по жалобам женщин (часть 5) и мужчин (часть 6) соответственно.

2. Гендерные стереотипы как вопрос конституционного значения

На первый взгляд гендерные стереотипы как сложившиеся в обществе суждения о маскулинности и феминности представляют собой явление социального порядка2 и не имеют отношения к правовому регулированию обще-

ны-президента // Левада-Центр. 2017. 3 марта. URL: https://www.levada.ru/2017/03/03/rossiyane-protiv-zhenshhiny-prezidenta (дата обращения: 18.05.2018).

2 См., например: Рябова Т. Гендерные стереотипы и тендерная стереотипизация: методологические подходы // Женщина в российском обществе. 2001. № 3—4. С. 3—12, 3. См. также: Поленина С. Правовая политика Российской Федерации в сфере тендерных отношений // Труды Института государства и права РАН. 2016. № 1. С. 62-80, 76-77.

ственных отношений, тем более на конституционном уровне. В то же время гендерные стереотипы проявляются не только в межличностной коммуникации и бытовых практиках, но и в государственном нормотворчестве3, и в этот момент они начинают представлять интерес с правовой, в том числе с конституционно-правовой, точки зрения. В теоретических исследованиях4, а также на практике5 сложившиеся в обществе и нормативно закреплённые гендерные стереотипы являются одной из актуальных проблем, обсуждаемых в рамках дискурса о принципе гендерного равенства в контексте прав человека.

В этом отношении необходимо отметить, что на сегодняшний день в правовой доктрине представлены две базовые модели равенства: формального равенства и равенства содержательного. В каждой из этих моделей гендер-ные стереотипы имеют своё особое место и значение, которые будут рассмотрены ниже.

Концепция формального равенства исходит из необходимости равного обращения с равными субъектами. Применительно к рассматриваемой проблеме гендерных отношений основная цель принципа формального равенства заключается в создании гендерно нейтрального порядка6, то есть такого поряд-

3 См., например: Исаева Н. Правовая идентичность (теоретико-правовое исследование) : дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2014. С. 303-304.

4 См., например: Franklin C. The Anti-Stereotyping Principle in Constitutional Sex Discrimination Law // New York University Law Review. Vol. 85. 2010. No. 1. P. 83173; Case М. А. Very Stereotype the Law Condemns: Constitutional Sex Discrimination Law as a Quest for Perfect Proxies // Cornell Law Review. Vol. 85. 2000. No. 5. P 1447-1491; Law S.A. Rethinking Sex and the Constitution // University of Pennsylvania Law Review. Vol. 132. 1984. No. 5. P. 955-1040.

5 См., например: European Court of Human Rights (далее - ECtHR). Konstantin Markin v. Russia [GC]. Application no. 30078/06. Judgment of 22 March 2012. § 141-143; Leonov v. Russia. Application no. 77180/ 11. Judgment of 10 April 2018. § 38. См. также: OHCHR-Commissioned Report: Gender Stereotyping as a Human Rights Violation (2013). P. 65. URL: http:// www.ohchr.org/Documents/lssues/Women/WRGS/ 2013-Gender-Stereotyping-as-HR-Violation.docx (дата обращения: 18.05.2018).

6 См.: Baines B., Rubio-Marin R. Introduction: Toward a Feminist Constitutional Agenda // The Gender of Constitutional Jurisprudence / ed. by B. Baines, R. Rubio-Marin. Cambridge : Cambridge University Press, 2005. P. 13.

ка, в котором женщины имеют равные права с мужчинами. Однако следует признать, что у этой концепции имеются весьма определённые пределы эффективности, очерченные объективными факторами. Первым таким фактором является то обстоятельство, что в ряде случаев гендерно нейтральные нормы и практики без определённой адаптации могут иметь систематическое дискриминационное влияние на положение женщин7. Так, отсутствие права на отпуск по беременности и родам может существенно повлиять на возможность реализации женщинами своих трудовых прав. Второй же фактор заключается в том, что сложившиеся в обществе представления о гендерных ролях зачастую не позволяют рассматривать женщин и мужчин в качестве равных субъектов8, что даёт возможность обосновать допустимость различного обращения. Например, представление о преимущественной роли женщины в воспитании детей может оправдывать разнообразные законодательные ограничения, вводимые по признаку пола как по отношению к женщинам9, так и по отношению к мужчинам10. Таким образом, рассматриваемая концепция серьёзно уязвима и на практике не может обеспечить гендерное равенство в полной мере.

Именно поэтому более адекватной цели обеспечения гендерного равенства может считаться концепция содержательного равенства, сфокусированная на обеспечении равенства результатов. Эта теория учитывает в первую очередь социальные последствия принадлежности к тому или иному полу11 и позволяет сосредоточиться на преодолении

7 См.: Williams S.H. Equality, Representation, and Challenge to Hierarchy: Justifying Electoral Quotas for Women // Constituting Equality: Gender Equality and Comparative Constitutional Law / ed. by S. H. Williams. Cambridge : Cambridge University Press, 2009. P. 5374, 57.

8 См.: Ibid. P. 56.

9 Например, ограничение возможности выбора профессии в соответствии с частью третьей статьи 253 Трудового кодекса РФ.

10 Например, отсутствие в части второй статьи 3.9 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях запрета назначения мужчинам, имеющим детей в возрасте до 14 лет, наказания в виде административного ареста.

11 См.: Фредман С. Возвращаясь к вопросу о содержа-

тельном равенстве // Сравнительное конституционное

обозрение. 2017. № 1 (116). С. 37-63, 55.

структурных проблем гендерно нейтральных институтов12 (например, выборного представительства, трудоустройства и др.), вызванных в том числе существующими в обществе представлениями о гендерных ролях. Такое преодоление становится возможным благодаря введению дополнительных особых мер обеспечения равенства, получающих признание как на международном13, так и на конституционном уровне14. Подобные меры чаще всего заключаются во введении преференциальных режимов, квотировании, предостав-ле нии льгот и т. д.15

Таким образом, искоренение гендерных стереотипов не просто охватывается концепцией содержательного равенства, а лежит в основе её целеполагания. Однако, несмотря на то что данная концепция по своей природе призвана в конечном итоге решать проблему в том числе социальных установок, вызывающих неравенство, гендерные стереотипы, на наш взгляд, фактически всё же представляют для неё некоторую опасность.

Эта опасность заключается в потенциальной возможности завуалированного применения стереотипов для логической подмены особых мер, направленных на достижение фактического равенства, действиями по адаптации законодательства к особым нуждам женщин, связанным с материнством. В ко-

12 См.: Constitutions and Gender // ed. by H. Irving. Cheltenham ; Northampton, MA : Edward Elgar Publishing, 2017. P. 273.

13 См.: Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 25 по пункту 1 статьи 4 Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин о временных специальных мерах. 2004. § 16. URL: http://www. refworld.org/docid/453882a7e0.html (дата обращения: 18.05.2018).

14 Например, часть 2 статьи 15 Конституции Канады 1982 года прямо предусматривает возможность принятия программ позитивных мер обеспечения равенства (affirmative action). См.: Конституционный Акт Канады 1982 года. URL: http://laws-lois.justice.gc.ca/eng/ Const/page-15.html (дата обращения: 18.05.2018). Аналогичное положение содержится также и в части 2 статьи 9 Конституции Южно-Африканской Республики. Конституция Южно-Африканской Республики URL: https ://www.gov.za/docum ents/constitution - re public-south-africa-1996 (дата обращения: 18.05.2018).

15 См.: ФилатоваМ. Современные вопросы позитивной дискриминации в контексте практики конституционных судов // Журнал конституционного правосудия. 2014. № 4. С. 19-28.

нечном итоге такие адаптационные действия начинают восприниматься как определённого рода привилегии, в то время как на практике они никогда не будут способны обеспечить равенство.

В этом плане полагаем интересным проследить, какое содержание несёт в себе принцип гендерного равенства в российском конституционном правопорядке и насколько удаётся в его регулировании и реализации избежать влияния гендерных стереотипов.

3. Принцип гендерного равенства и запрета дискриминации: российская модель

История эмансипации женщин в России является достаточно уникальной, поскольку фактически политические, экономические и социальные права, в западных странах являвшиеся предметом борьбы женского движения на протяжении большей части XIX - XX веков, были предоставлены советским женщинам самим государством. Уже в 1917 году массовые организации работниц получили возможность участия в управлении делами государства16, были приняты законы, направленные на расширение прав женщин в семейной сфере17, а также впервые в законодательстве появились особые гарантии поддержки в связи с беременностью и родами18.

Формально принцип равенства женщины и мужчины был впервые закреплён на конституционном уровне в Конституции СССР 1936 года. Её статья 122 содержала положение, согласно которому женщине в СССР предоставлялись «равные права с мужчиной во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни». В этой статье отражались так-

16 См.: Декрет II Всероссийского съезда Советов от 8 ноября (26 октября) 1917 года «Об учреждении Совета Народных Комиссаров». URL: http://Constitution. garant.ru/history/act1600-1918/5301/ (дата обращения: 18.05.2018).

17 См.: Декрет ВЦИК и СНК от 16 (29) декабря 1917 года. «О расторжении брака». URL: http://www.hist. msu.ru/ER/Etext/DEKRET/17-12-16.htm (дата обращения: 18.05.2018).

18 См.: Декрет ВЦИК от 22 декабря 1917 года (4 января 1918 года) «О страховании на случай болезни». URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/DEKRET/ 17-12-22.htm (дата обращения: 18.05.2018).

же весьма конкретные гарантии обеспечения равноправия, а именно предоставление женщине равного с мужчиной права на труд, оплату труда, отдых, социальное страхование и образование, государственную охрану интересов матери и ребёнка, предоставление женщине при беременности и рождении отпусков с сохранением содержания, широкой сети родильных домов, детских яслей и садов10. Конституция РСФСР 1937 года в статье 126 закрепляла аналогичное положение20.

Фактически введение такого конституционного положения было направлено на поощрение труда женщины вне домовладения, что рассматривалось как ключ к освобождению женщин от угнетения21. Однако, если на начальном этапе эмансипация являлась воплощением социалистической идеи о равенстве, причины дальнейшей адаптации законодательства в целях учёта особых нужд женщин весьма прозаичны: труд женщин расценивался государством не только как их особое право, но и как обязанность22, а также поощрялся в качестве важной составляющей рабочих ресурсов23, особенно в периоды индустриализации и послевоенного восстановления экономики.

Следует отметить также, что конституционное регулирование принципа гендерного равенства в большей мере отражало стремление государства обеспечить формальное равенство возможностей и по большому счёту не предполагало принятия никаких особых мер, направленных на действительное вырав-

19 См.: Конституция (Основной закон) СССР (утв. постановлением Чрезвычайного VIII Съезда Советов СССР от 5 декабря 1936 года).

20 Конституция (Основной Закон) РСФСР (утв. постановлением Чрезвычайного XVII Всероссийского Съезда Советов от 21 января 1937 года).

21 См.: Pascall G., Manning N. Gender and Social Policy: Comparing Welfare States in Central and Eastern Europe and the Former Soviet Union // Journal of European Social Policy. Vol. 10. 2000. No. 3. P. 240-266, 242.

22 Так, пункт «е» статьи 3 Конституции РСФСР 1918 года провозглашал введение всеобщей трудовой повинности «в целях уничтожения паразитических слоев общества и организации хозяйства» (Конституция (Основной Закон) РСФСР (принята V Всероссийским Съездом Советов в заседании от 10 июля 1918 года).

23 См.: БинефельдМ, Четвернина Т, ЛакунинаЛ. Российские реформы и положение женщин на рынке труда и в обществе // Журнал исследований социальной политики. 2007. Т. 5. № 3. С. 387-404, 388.

нивание положения женщин и мужчин независимо от предписываемых обществом тендерных ролей.

Спустя сорок лет конституционное положение о равенстве не было скорректировано существенным образом. В Конституции РСФСР 1978 года в статье 33 утверждалось, что женщина и мужчина имеют равные права. Осуществление этих прав, согласно данному положению, обеспечивалось предоставлением женщинам равных с мужчинами возможностей в получении образования и профессиональной подготовки, в труде, вознаграждении за него и продвижении по работе, в общественно-политической и культурной деятельности, а также специальными мерами по охране труда и здоровья женщин24.

Однако, несмотря на конституционные декларации, реального гендерного равенства достичь так и не удалось25. Не удалось этого сделать и на сегодняшний день. Так, к примеру, разработчики Национальной стратегии действий в интересах женщин на 2017—2022 годы прямо отмечают, что «препятствиями для более полной реализации женщинами всего комплекса их прав и свобод являются сложившиеся в обществе представления о социальной роли женщины, которые отрицательно сказываются на самореализации и развитии индивидуальности женщин, препятствуют свободному выбору ими профессии и образа жизни и создают барьеры на пути достижения фактического равноправия женщин и мужчин как в общественно-политической, так и в социально-экономической жизни»26. Очевидно, что советскому и российскому законодательству оказалось не под силу изменить видение положения женщины в общественном сознании.

В этом отношении особенно важно проследить, как действующая российская Кон-

24 См.: Конституция (Основной закон) РСФСР от 12 апреля 1978 года.

25 См.: Neither Jobs nor Justice: State Discrimination Against Women in Russia // Human Rights Watch Reports. 1995. Vol. 7. No. 5. URL: https://www.hrw.org/ reports/1995/Russia2a.htm#P175_34341 (дата обращения: 18.05.2018).

26 Распоряжение Правительства РФ от 8 марта 2017 го-

да № 410-р «Об утверждении Национальной страте-

гии действий в интересах женщин на 2017-2022 го-

ды» // Собрание законодательства Российской Феде-

рации. 2017. № 11. Ст. 1618.

ституция решает вопросы гендерного равенства и создаёт ли она необходимые условия для его достижения.

Как известно, Конституция России 1993 года в статье 19 провозглашает принцип равенства перед законом и судом (часть 1), гарантирует равенство прав и свобод независимо, помимо прочего, от пола (часть 2) и, наконец, закрепляет равенство прав и свобод мужчины и женщины и равные возможности для их реализации (часть 3). При этом дополнительно Конституция устанавливает, что в Российской Федерации обеспечивается государственная поддержка семьи, материнства, отцовства и детства (часть 2 статьи 7), что материнство и детство, семья находятся под защитой государства (часть 1 статьи 38), забота о детях, их воспитание — равное право и обязанность родителей, и каждому гарантируется социальное обеспечение для воспитания детей (часть 1 статьи 39).

В исследованиях в области сравнительного конституционного права указывается на принципиальное значение текстуального выражения принципа равенства прав мужчин и женщин, а также принципа запрета дискри-минации27. В этом отношении следует признать, что модель формального равенства доминирует в конституционной формуле принципа гендерного равенства и запрета дискриминации, а также основ семейной политики, оставляя при этом некоторые умолчания и создавая широкое пространство для их различных интерпретаций.

В частности, стоит отметить, что конституционный законодатель предпочёл прямо не регулировать возможность принятия особых мер в целях обеспечения гендерного равенства, их условия и основания. Однако ответ на этот вопрос может быть найден путём обращения к статьям 15 (часть 4) и 17 (часть 1) Конституции и далее — к источникам международного права о гендерном равенстве.

Так, к примеру, Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин28 закрепляет в пункте 1 статьи 4, что го-

27 См., например: Irving H. Gender and the Constitution: Equity and Agency in Comparative Constitutional Design. Cambridge : Cambridge University Press, 2008. P. 38-64.

28 Принята резолюцией 34/180 Генеральной Ассамблеи от 18 декабря 1979 года // Ведомости Верховного Совета СССР 1982. № 25. Ст. 464.

суда рств а-участники могут принимать временные специальные меры, направленные на ускорение установления фактического равенства между мужчинами и женщинами.

Пункт 2 этой статьи при этом оговаривает, что применение специальных мер, направленных на охрану материнства, не считается дискриминационным. К таким мерам в силу пункта 2 статьи 11 Конвенции относится исчерпывающий перечень действий и включает запрет увольнения (подпункт «а»), введение оплачиваемых отпусков (подпункт «b»), поощрение предоставления дополнительных социальных услуг (подпункт «c»), обеспечение особой защиты в период беременности на работах, вредность которых для здоровья доказана (подпункт «d»). Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин подчёркивает, что такие меры носят (в отличие от мер, предусмотренных пунктом 1 статьи 4) постоянный характер29.

Таким образом, данная Конвенция, являющаяся универсальным международным договором по вопросам гендерного равенства, прямо разграничивает особые меры обеспечения равенства и особые меры, направленные на учёт специальных, связанных с материнством потребностей женщин. Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин в этом отношении неслучайно дополнительно разъясняет в своей практике, что последние меры не должны выходить за рамки необходимости охраны материнства в строгом смысле этого понятия30.

Именно в этом дуализме типов «особых мер» как раз кроется потенциальная опасность вмешательства гендерных стереотипов.

29 См.: Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 25 по пункту 1 статьи 4 Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин о временных специальных мерах. 2004. § 16. URL: http://www.ref world.org/docid/453882a7e0.html (дата обращения: 18.05.2018).

30 См.: Пункт 13(b)(i) Мнения Комитета по ликвидации дискриминации в отношении женщин от 25 февраля 2016 года в соответствии с пунктом 3 статьи 7 Факультативного протокола к Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин в отношении Сообщения № 60/2013. URL: http://tbinternet. ohchr.org/_layouts/treatybodyexternal/Download.aspx? symbolno=CEDAW/C/63/D/60/2013&Lang=en (дата обращения: 18.05.2018).

Меры особого обращения в связи с материнством легко могут подменять собой временные специальные меры обеспечения равенства, при этом поощряя и консервируя ошибочное представление о гендерных ролях и социальных функциях женщин и мужчин. Во многих случаях она позволяет, к примеру, необоснованно поддерживать исключение обязанности мужчин по уходу за детьми и их воспитанию31, хотя в некоторых европейских странах уже наметилась тенденция к предоставлению родителям не передаваемого друг другу права на оплачиваемый отпуск по уходу за ребёнком32.

Таким образом, умолчание Конституции о временных мерах, направленных на установление фактического равенства, компенсируется наличием у России международных обязательств в этой сфере. Тем не менее, несмотря на обсуждение данного вопроса, в том числе на законодательном уровне33, на практике такие меры не принимаются.

Что же касается постоянных мер, направленных на учёт особых потребностей женщин, связанных с материнством, их конституционно-правовое регулирование также находится под влиянием концепции формального равенства, имеющей, как отмечено выше, свои ограничения и опасности. Несмотря на то что в соответствии с Конституцией госу-

31 См.: Fredman S. Discrimination Law. 2nd ed. Oxford : Oxford University Press. 2012. P 44. См. также: Havel-kova B. Resistance to Anti-Discrimination Law in Central and Eastern Europe — A Post-Communist Legacy? // German Law Journal. Vol. 17. 2016. No. 4. P. 627 — 656, 651—652; Levinson R. B. Gender-Based Affirmative Action and Reverse Gender Bias: Beyond Gratz, Parents Involved, and Ricci // Harvard Journal of Law & Gender. Vol. 34. 2011. No. 1. P. 1—36, 11.

32 См.: Nordenmark M. Gender Regime, Attitudes Toward Childcare and Actual Involvement in Childcare Among Fathers // Fatherhood in the Nordic Welfare States: Com -paring Care Policies and Practice / ed. by G. B. Eydal, T. Rostgaard. Bristol : Policy Press, 2016. P. 163—184. См. также: Proposal for a Directive of the European Parliament and of the Council on Work-Life Balance for Parents and Carers and Repealing Council Directive 2010/18/EU. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=C0M:2017:253:FIN (дата обращения: 18.05.2018).

33 См. статью 2 проекта Федерального закона «О государственных гарантиях равных прав и свобод и равных возможностей мужчин и женщин в Российской Федерации». URL: http://sozd.parliament.gov.ru/bill/ 284965-3 (дата обращения: 18.05.2018).

дарство обеспечивает поддержку семьи, материнства, отцовства и детства (часть 2 статьи 7), а каждому гарантируется социальное обеспечение для воспитания детей (часть 1 статьи 39), остаётся неясным факт умолчания Конституции в части 1 статьи 38 о государственной защите отцовства наравне с материнством и детством. С одной стороны, данное обстоятельство можно толковать как попытку зафиксировать необходимость адаптации законодательства к специальным нуждам женщин, связанным с материнством (в первую очередь в сфере трудовых отношений). С другой стороны, обращает на себя внимание возможность искусственного, выходящего за рамки буквального смысла расширения этой нормы путём апеллирования к части 2 статьи 7 Конституции34 при одновременном признании поверхностного характера законодательных норм о защите отцовства35. В этом отношении становятся очевидными как возможность заполнить конституционную лакуну содержанием, которое теоретически могло и не вкладываться в данную норму конституционным законодателем, так и возможность использования нормы части 1 статьи 39 для легитимации стереотипа о преимущественной роли женщин в заботе о детях и семье и, соответственно, дискриминации по признаку пола.

Таким образом, вопрос об особых мерах не имеет в рамках российского конституционного регулирования достаточно чёткого и последовательного решения, на текстуальном уровне оставляет возможность двусмысленного толкования и не исключает влияния ген-дерных стереотипов на принятие законодательных решений.

В связи с этим единственной возможностью проверки того, способствует ли конституционная формула равенства достижению своей цели — цели обеспечения защиты от дискриминации и достижения равенства женщин и мужчин на практике, является обращение к решениям российского Конституционного Суда (далее — Конституционный Суд, Суд), перед которым за период его работы неоднократно ставились вопросы о гендерной

34 См.: Комментарий к Конституции Российской Федерации / под ред. В. Д. Зорькина, Л. В. Лазарева. М. : Экс-мо, 2009. С. 367.

35 См.: Там же. С. 371.

дискриминации. Такое исследование позволяет определить, насколько Конституция в реальности учитывает необходимость решения проблемы гендерной стереотипизации и какую роль в этом процессе играет Конституционный Суд.

Далее нами будет сделана попытка комплексно проанализировать состояние российской конституционной судебной практики по делам, связанным с дискриминацией по признаку пола, и выявить некоторые тенденции и закономерности в этой сфере, связанные с влиянием гендерных стереотипов на реализацию конституционных прав женщинами и мужчинами.

4. Вопросы гендерного неравенства и дискриминации по признаку пола в практике Конституционного Суда России: общие сведения

В целях исследования нами были проанализированы более 600 решений Конституционного Суда, в которых затрагивались вопросы реализации принципа запрета дискриминации36. Результаты проведённого анализа открывают достаточно интересные закономерности обращений по проблемам гендерной дискриминации и особенности подходов Конституционного Суда в этой сфере.

36 Исследование проводилось с использованием базы решений Конституционного Суда (URL: http://www. ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx) и системы расширенного поиска решений Конституционного Суда (http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/extsearch. aspx). Отбор решений в первом случае проводился по ключевому слову «дискриминация» без ограничения по датам принятия соответствующих решений и их типу, что позволило выявить 551 решение, в котором заявители и (или) Конституционный Суд обращались в аргументации к принципу равенства и запрета дискриминации. Во втором случае отбор был произведён с использованием классификатора решений по статье 19 (часть 3) Конституции РФ, в результате чего системой было предложено дополнительно 55 решений. Содержание всех выявленных решений было детально проанализировано, и были отобраны только 45 дел, релевантных для целей настоящего исследования, то есть таких, в которых заявителями либо в действительности ставились вопросы об их дискриминации по признаку пола, либо в которых затрагивались вопросы внутри-групповой дискриминации. Содержание всех отобранных 45 решений будет проанализировано ниже в этом разделе.

Первой такой особенностью следует признать тот факт, что вопросы гендерной дискриминации, по существу, нечасто становятся предметом жалоб в Конституционный Суд. Об этом красноречиво говорит выявленная статистика: из более 600 проанализирован -ных обращений, касавшихся вопросов равенства и дискриминации, по сути, только в 45 из них заявители указывали на дискриминацию по признаку пола, что составляет не более 7,5 % случаев.

В этом контексте дополнительно следует отметить, что в ещё двух случаях женщинами ставился вопрос о внутригрупповой дискриминации, вызванной непоследовательностью в законодательном регулировании гарантий предотвращения потери работы или утраты заработка женщинами, воспитывающими детей. Эти дела касались снижения соответствующих гарантий законодательством о государственной гражданской службе по сравнению с трудовым законодательством, что выражалось в отсутствии запрета на увольнение с государственной гражданской службы беременных женщин, совершивших дисциплинарный проступок (дело Л. А. Пугиевой)37, и одиноких матерей, воспитывающих детей до 14 лет, при их отказе от предложенной для замещения иной должности либо от профессиональной переподготовки или повышения квалификации в связи с сокращением должностей (дело В. Ю. Боровик)38.

Однако наибольший интерес, безусловно, представляют правовые позиции Конституционного Суда о принципе равенства и запрета дискриминации по признаку пола. В этом отношении практику Суда следует рассматривать отдельно применительно к жалобам, поданным женщинами и мужчинами.

37 См.: Постановление Конституционного Суда от 6 декабря 2012 года № 31-П по делу о проверке конституционности пункта 4 части 1 статьи 33 и подпункта «а» пункта 3 части 1 статьи 37 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» в связи с жалобой гражданки Л. А. Пугие-вой.

38 См.: Постановление Конституционного Суда от 22 ноября 2011 года № 25-П по делу о проверке конституционности положений части 4 статьи 31, пункта 6 части 1 статьи 33 и статьи 37 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Фе-

дерации» в связи с жалобой гражданки В. Ю. Боровик.

5. Особенности практики Суда по жалобам женщин на дискриминацию по признаку пола: ловушка «особого отношения»

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что женщины значительно реже мужчин обращаются в Конституционный Суд в связи с дискриминацией того или иного характера. Так, из общего числа отобранных решений лишь пять были вынесены по жалобам женщин и ещё два - по запросам судов, рассматривавших их дела. Следует отметить, что в целом практика Суда по вопросам дискриминации женщин остаётся рудиментарной и сама по себе, на наш взгляд, не позволяет выявить какие-либо тенденции в судебной интерпретации принципа гендерного равенства, если рассматривать её отдельно от дел, связанных с дискриминацией мужчин.

Так, среди семи решений, вынесенных по делам о дискриминации по жалобам женщин, - два упомянутых выше дела по жалобам заявительниц Л. А. Пугиевой и В. Ю. Боровик. Их нельзя считать в полной мере релевантными для целей исследования, поскольку они затрагивают вопрос о различном обращении с женщинами - гражданскими служащими и женщинами, работающими по трудовому договору.

Ещё три дела касались вопроса о возможности рассмотрения уголовных дел по обвинению женщин в совершении особо тяжких преступлений судом с участием коллегии присяжных заседателей, причём два из них были рассмотрены по инициативе Ленинградского областного суда39. Принятыми по этим делам постановлениями Конституционный Суд признал оспоренную норму пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуального ко-

39 См. постановления Конституционного Суда: от 6 июня 2017 года № 15-П по делу о проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Ленинградского областного суда; от 11 мая 2017 года № 13-П по делу о проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Ленинградского областного суда; от 25 февраля 2016 года № 6-П по делу о проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки А. С. Лымарь.

декса РФ противоречащей Конституции, в частности её статье 19, и предписал федеральному законодателю внести в уголовно-процессуальный закон изменения, обеспечивающие женщинам реализацию права на рассмотрение их уголовных дел судом с участием присяжных заседателей.

В качестве ещё одного из вопросов о дискриминационном по своей природе нарушении прав женщины, поставленных перед Конституционным Судом, можно выделить предполагаемое отсутствие у матери права оспаривать запись об отце её ребёнка в книге записей рождений как в своих интересах, так и в интересах ребёнка. Именно таким образом была истолкована норма пункта 1 статьи 52 Семейного кодекса РФ, устанавливающая порядок оспаривания отцовства и материнства, в деле гражданки А. Б. Ледневой. Тем не менее данная проблема не была рассмотрена Конституционным Судом по существу, поскольку вынесенные по делу заявительницы судебные акты были отменены в надзорном порядке и вмешательства Конституционного Суда не потребовалось40.

В отношении этих дел, на наш взгляд, правомерно отметить, что дискриминация, имевшая место, с достаточно низкой долей вероятности могла быть вызвана сознательным стремлением ограничить права женщин и носила, скорее, характер ошибки законодателя или правоприменительных органов. В этом контексте существенно отличается от перечисленных выше дел, рассмотренных Конституционным Судом, дело гражданки А. Ю. Кле-вец о перечне запрещённых для женщин профессий41.

Данное дело касалось конституционности утверждённого Правительством РФ Перечня тяжёлых работ и работ с вредными или опасными условиями труда. Такой Перечень пресекает для женщин возможность трудоустройства по 456 специальностям, включая, например, специальность машиниста электропоезда и его помощника, водителя грузового автомобиля, водолаза и других42.

40 См.: Определение Конституционного Суда от 2 июля 2009 года № 1008-0-0.

41 См.: Определение Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 617-0-0.

42 См.: Постановление Правительства РФ от 25 февраля

2000 года № 162 «Об утверждении перечня тяжёлых

Заявительница А. Ю. Клевец, которой было отказано в зачислении на курсы по обучению специальности помощника машиниста электропоезда, указывала на дискриминационный характер Перечня. Оценивая ситуацию, Конституционный Суд в этом деле констатировал, что при установлении ограничений для применения труда женщин во внимание были приняты «психофизиологические особенности организма женщин», введённые в связи с их «общепризнанной социальной ролью в продолжении рода» и необходимостью «особой защиты от вредных производственных факторов, негативно воздействующих на репродуктивную функцию». Конституционный Суд при этом отметил, что Перечень, по сути, не устанавливает абсолютного запрета применения труда женщин на определённых видах работ, а лишь ограничивает его применение до устранения «производственных факторов, вредных для женского организма». Суд также не исключил постепенного пересмотра Перечня и исключение из него отдельных работ и должностей при ослаблении вредных производных факторов настолько, что их воздействие «становится безопасным для репродуктивного здоровья женщины». Тем не менее конституционность существования такого перечня, исключающего возможность реализации женщинами права свободно распоряжаться своими способностями к труду и обосновывающего его ограничение не чем иным, как предписываемой женщинам социальной ролью, не была поставлена Судом под сомнение.

Данное дело ярко демонстрирует конституционную ловушку «особого отношения», основанную на тезисе о необходимости предоставления женщинам специальных гарантий для достижения равенства и их введении, обусловленном гендерными стереотипами.

Необходимо отметить, что такой подход Российской Федерации не разделяет Комитет ООН по ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (далее — Комитет)43. Так, в отношении сообщения Светланы

работ и работ с вредными или опасными условиями труда, при выполнении которых запрещается применение труда женщин» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 10. Ст. 1130.

43 Справедливо также подчеркнуть, что Российская Федерация — не единственное государство, систематиче-

Медведевой, которой на основании рассматриваемого Перечня было отказано в принятии на должность моториста-рулевого на судне, принадлежащем Самарскому речному пассажирскому предприятию, 25 февраля 2016 года было принято Мнение Комитета. Комитет признал, что Перечень тяжёлых работ и работ с вредными или опасными условиями труда был принят с нарушением международных обязательств Российской Федерации, вытекающих из Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин44. Аргументы, положенные в основу такого решения, касались, во-первых, того, что законодательные гарантии охраны здоровья и безопасности на рабочих местах должны касаться как мужчин, так и женщин. Во-вторых, Комитет принял во внимание, что запрет на замещение должности моториста-рулевого не оправдан научными данными о вредном влиянии этого вида деятельности на репродуктивное здоровье женщины. В-третьих, Комитет отметил, что законодательное ограничение возможности трудоустройства отражает «стойкие стереотипы, касающиеся роли и обязанностей женщин и мужчин в семье и обществе». Наконец, по мнению Комитета, ограничения, введённые Перечнем, выходят за рамки необходимых для охраны материнства в строгом смысле этого понятия45.

ски критикуемое Комитетом за введение законодательных ограничений права женщин самостоятельно выбирать профессию. Исторически соответствующие списки берут начало в советском трудовом законодательстве, поэтому до сих пор являются распространённым явлением на постсоветском пространстве и предметом обсуждения в Комитете в рамках рассмотрения периодических докладов государств. См.: Запрещённые женщинам профессии - гендерная дискриминация: Правозащитный отчёт АДЦ «Мемориал». Март 2018 года. URL: https://adcmemorial.org/wp-content/ uploads/forbidden_2018RUwww.pdf (дата обращения: 18.05.2018).

44 См.: Мнение Комитета по ликвидации дискриминации в отношении женщин от 25 февраля 2016 года в соответствии с пунктом 3 статьи 7 Факультативного протокола к Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин в отношении Сообщения № 60/2013. URL: http://tbinternet.ohchr.org/_layouts/ treatybodyexternal/Download.aspx?symbolno = CEDAW/C/63/D/60/2013&Lang=en (дата обращения: 18.05.2018).

45 В настоящий момент Министерство труда и социаль-

ной защиты Российской Федерации ведёт работу по пересмотру Перечня тяжёлых работ и работ с вредны-

Таким образом, в отличие от подхода Комитета, позиция Конституционного Суда по вопросу о законодательном ограничении возможности трудоустройства женщин явным образом транслирует и легитимирует представления об «общепризнанной социальной роли женщины в продолжении рода».

Важно подчеркнуть, что приведённая позиция не является случайностью и серьёзно укоренена в практике Конституционного Суда. При этом, будучи сформулированной им впервые задолго до рассмотрения дела А. Ю. Клевец, изначально эта правовая позиция имела обратный эффект и парадоксальным образом использовалась для обоснования ограничений прав мужчин в самых различных сферах.

6. Жалобы мужчин на дискриминацию по признаку пола: «эффект бумеранга»

Исследование практики Конституционного Суда о гендерной дискриминации открывает серьёзный дисбаланс в количестве конституционных жалоб, подаваемых женщинами и мужчинами, и спектре поднимаемых ими проблем. Так, за весь период работы Конституционного Суда мужчины подали сорок жалоб на дискриминацию по признаку пола, то есть порядка 85 % общего числа жалоб по этой проблематике. Далее особенности практики Конституционного Суда будут рассмотрены применительно к тематическому отношению тех или иных вопросов.

ми или опасными условиями труда, при выполнении которых запрещается применение труда женщин. Соответствующий проект ведомственного правового акта размещён на Федеральном портале проектов нормативных правовых актов. Однако по сути разработка нового перечня полностью игнорирует рекомендацию Комитета сохранить лишь такие ограничения, которые направлены на защиту материнства в строгом смысле этого понятия и не затрудняют доступ женщин к видам занятости и получению вознаграждения в силу гендер-ных стереотипов (пункт 13(b)(i) Мнения). См.: Проект приказа Минтруда России «Об утверждении перечня вредных производственных факторов, при наличии которых ограничивается применение труда женщин, и перечня отдельных видов работ с вредными и (или) опасными условиями труда, при выполнении которых ограничивается применение труда женщин». URL: http://regulation.gov.ru/projects/List/AdvancedSearch #departments=4&tags=50575&npa=79077 (дата обращения: 18.05.2018).

6.1. Пенитенциарная политика

Одним из наиболее частых вопросов, ставящихся мужчинами в своих конституционных жалобах, является возможность назначения им — в отличие от женщин — наказания в виде пожизненного лишения свободы. По статистике, такие жалобы были рассмотрены Судом 14 раз46.

Данная проблема, несомненно, является наиболее сложной для анализа с точки зрения конституционного права. Два возможных варианта её решения, по сути, являются взаимоисключающими и предполагают возможность уравнивания положения мужчин и женщин либо путём отказа от преференций в сфере назначения пожизненного лишения свободы женщинам, либо путём исключения пожизненного лишения свободы как такового из перечня видов наказаний, установленных Уголовным кодексом.

Суд последовательно избегает прямой постановки этого вопроса, и его позиция неизменно заключается в принципиальной допустимости дифференциации самой строгой меры наказания для мужчин и женщин. При этом Суд указывает в качестве обоснования такой позиции на необходимость учёта в уголовном законе «социальных, возрастных и физиологических особенностей различных категорий лиц в целях обеспечения более полного и эффективного решения задач, которые стоят перед уголовным наказанием в демократическом правовом государстве». Тем самым Суд, не давая детальной конституционно-правовой оценки правовому регулированию условий назначения наказания, фактически ограничивается лишь рассмотрением правомерности цели введённого ограничения.

На наш взгляд, следует подчеркнуть, что такая цель сама по себе сформулирована предельно общим образом и, на первый

46 См. определения Конституционного Суда: от 26 января 2017 года № 76-О; от 29 сентября 2016 года № 1913-О; от 20 февраля 2014 года № 376-О; от 24 сентября 2013 года № 1428-О; от 16 июля 2013 года № 1145-О; от 19 октября 2010 года № 1382-О-О; от 21 октября 2008 года № 567-О-О; от 24 января 2008 года № 56-О-О; от 18 декабря 2007 года № 937-О-О; от 15 ноября 2007 года № 927-О-О; от 24 ноября 2005 года № 447-О; от 23 июня 2005 года № 295-О; от 21 декабря 2004 года № 466-О; от 14 октября 2004 года № 321-О.

взгляд, не является следствием влияния на аргументацию тендерных стереотипов, ведь отсылка к социальным, возрастным и физиологическим особенностям относится не только к женщинам, но и несовершеннолетним и мужчинам в возрасте от 65 лет. Однако далее при анализе позиции Суда по вопросу о назначении административного ареста будет показано, что на самом деле глубинная мотивация Конституционного Суда с большой долей вероятности была связана с одним из самых распространённых гендерных стереотипов, а именно предписываемой женщинам ведущей ролью в воспитании детей.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что данный аргумент по этой категории дел является единственным, и Конституционный Суд — в отличие от, к примеру, Европейского Суда по правам человека — не рассматривает невозможность назначения в качестве наказания пожизненного лишения свободы для отдельных групп (включая женщин) в качестве результата гуманизации пенитенциарной политики47. Таким образом, лежащий в основе позиции Конституционного Суда гендерный стереотип имеет для Суда решающее значение.

Вопрос о введении для женщин исключения из общего порядка назначения наказания в виде пожизненного лишения свободы является не единственной проблемой гендерной дискриминации в уголовно-правовой и уголовно-исполнительной сфере, ставившейся перед Конституционным Судом. Отметим, что ни один из этих вопросов опять же не был разрешён Конституционным Судом в пользу заявителей.

47 Анализ рассматриваемой законодательной меры был проведён также Европейским Судом по правам человека в Постановлении Большой Палаты от 24 января 2017 года по делу Хамтоху и Аксенчик против России. В этом постановлении Суд констатировал отсутствие нарушения Российской Федерацией статьи 5 во взаимосвязи со статьёй 14 Европейской Конвенции в связи с дифференциацией видов уголовного наказания. Суд указал, что невозможность назначения в качестве наказания пожизненного лишения свободы женщинам, несовершеннолетним и мужчинам старше 65 лет отражает эволюцию общества в сфере пенитенциарной политики. Суд не исключил при этом развитие политики в пользу отмены пожизненного лишения свободы в будущем. См.: ECtHR. Khamtokhu and Aksenchik v. Russia [GC]. Applications nos. 60367/08, 961/11. Judgment of 24 January 2017. § 86-87.

Отдельно следует выделить вопрос о возможности отбывания наказания в виде лишения свободы мужчинами в исправительных колониях строгого режима и соответствующем законодательном исключении для женщин (пункт «в» части первой статьи 58 Уголовного кодекса РФ)48. Конституционный Суд в общем виде указал, что данная норма, регламентирующая правила назначения осуждённым к лишению свободы вида исправительного учреждения, соответствующего степени общественной опасности преступления и личности виновного, направлена на дифференциацию уголовной ответственности, реализацию принципов справедливости и гуманизма.

Кроме того, Судом рассматривался также вопрос о дифференциации на основании статьи 90 Уголовно-исполнительного кодекса РФ количества посылок, передач и бандеролей, получаемых мужчинами и женщинами, отбывающими наказание в виде лишения свободы49. Согласно данной норме, женщины, в отличие от мужчин, не ограничены в количестве получаемых ими посылок, передач и бандеролей. Суд в этом различном обращении также не усматривает нарушения статьи 19 Конституции, указывая, что предоставление женщинам более льготных условий является проявлением гуманизма и не может расцениваться как нарушение конституционных прав иных категорий осуждённых.

Ещё одним вопросом в данном блоке является дифференциация наказания в виде административного ареста для мужчин и женщин50, который во многом раскрывает истинные мотивы, лежащие в основе решений Конституционного Суда в сфере пенитенциарной политики. Согласно части второй статьи 3.9 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, применение административного ареста запрещено по отношению к ряду категорий граждан, включая в том числе женщин, имеющих детей в возрасте до 14 лет. Примечательно, что данное исключение по буквальному смыслу нормы не при-

48 См.: Определение Конституционного Суда от 28 сентября 2017 года № 2221-О.

49 См.: Определение Конституционного Суда от 29 мая 2007 года № 415-О-О.

50 См.: Определение Конституционного Суда от 13 июня

2006 года № 195-О.

меняется к мужчинам, находящимся в аналогичной ситуации. Конституционный Суд при этом не усматривает нарушающего статью 19 Конституции обращения в зависимости от пола лица, привлекаемого к ответственности. При этом он прямо распространяет правовую позицию о необходимости учёта в уголовном законе социальных и физиологических особенностей различных категорий лиц, сформулированную в отношении запрета назначения женщинам пожизненного лишения свободы, на ситуацию запрета назначения административного ареста женщинам, имеющим детей до в возрасте до 14 лет (абзацы третий и четвёртый пункта 2.2 Определения от 13 июня 2006 года № 195-О). Однако обращает на себя внимание то обстоятельство, что Конституционный Суд апеллирует к возможности учёта судами при выборе административного наказания факта самостоятельного воспитания отцом детей в возрасте до 14 лет. Такая логика означает, что при принятии решения Суд фактически руководствовался предположением о преимущественной роли матери в воспитании и уходе за детьми. В связи с этим оправдание различия в обращении при назначении административного ареста наиболее ярко отражает влияние стереотипа о гендер-ных ролях и его серьёзное влияние на принятие решений по вопросам о дискриминации по признаку пола в уголовно-правовой и уголовно-исполнительной сферах.

6.2. Гарантии при увольнении

Дополнительно необходимо обратить внимание на ещё один широкий блок вопросов, являющихся предметом жалоб мужчин на ген-дерную дискриминацию, а именно вопросов политики в области поддержки семей с малолетними детьми. Одной из проблем в этой сфере является дифференциация правовых гарантий для мужчин и женщин, воспитывающих детей, при увольнении.

Единственное дело, в котором Конституционный Суд принял сторону заявителя, касалось отсутствия запрета на увольнение отцов детей в возрасте до 3 лет, чьи супруги не имеют трудового заработка, а осуществляют уход за детьми51. По буквальному смыслу за-

51 См.: Постановление Конституционного Суда от 15 декабря 2011 года № 28-П по делу о проверке конститу-

кона соответствующая гарантия, предусмотренная частью четвёртой статьи 261 Трудового кодекса РФ, распространяется на отцов только в том случае, если они воспитывают ребёнка без матери. В этой ситуации Конституционный Суд вполне правомерно отметил, что сама по себе такая гарантия позволяет обеспечить женщине равную с мужчиной возможность реализовать свои права в сфере труда и не может рассматриваться как дискриминация работающих родителей в зависимости от их пола. В то же время в тех случаях, когда заработок мужчины является единственным источником дохода семьи, отсутствие данной гарантии создаёт риски для благополучия такой семьи и тем самым не соответствует конституционным гарантиям равенства в сфере государственной поддержки материнства, отцовства и детства.

Однако Конституционный Суд не счёл возможным распространить такую гарантию, к примеру, на отцов малолетних детей, чьи супруги находятся в отпуске по уходу за ребён-ком52, поскольку, по мнению Суда, последние всё же продолжают состоять в трудовых отношениях. На наш взгляд, следует признать, что такой подход в своей основе не базируется на каком-либо гендерном стереотипе, однако в определённой степени всё же является ущербным. В частности, он игнорирует то обстоятельство, что отсутствие соответствующей гарантии для любого из родителей ребёнка в возрасте до трёх лет ограничивает свободу распределения родителями основных обязанностей по уходу за ребёнком и равным образом может поставить семьи, в которых мать имеет возможность вернуться на работу, в весьма затруднительные финансовые условия, как и увольнение родителя — единственного кормильца.

Кроме того, Конституционный Суд не нашёл дискриминационным по отношению к мужчинам-военнослужащим, воспитывающим без матери детей в возрасте до 14 лет, лишение их, в отличие от женщин-военнослужащих, гарантии от увольнения в связи с организационно-штатными мероприятия-

ционности части четвёртой статьи 261 Трудового кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина А. Е. Остаева.

52 См. определения Конституционного Суда: от 23 июня 2015 года № 1473-О; от 5 марта 2013 года № 435-О; от 5 марта 2013 года № 434-О.

ми53. Суд прямо указал, что военная служба предполагает весьма ограниченное участие женщин в её осуществлении, а также отметил «особую, связанную с материнством, социальную роль женщины в обществе» (абзац второй пункта 4.1 Определения от 6 июля 2010 года № 937-О-О). Суд также принял во внимание, что мужчины-военнослужащие пользуются системой гарантий, связанных с трудоустройством на воинские должности в масштабах Вооружённых Сил РФ и по гражданским специальностям, а также дополнительные выплаты и льготы. Однако в любом случае, независимо от характера замещающих льгот, обоснование дифференцированного обращения опять же отражает существенное влияние стереотипов о гендерных ролях мужчин и женщин.

Наконец, в Конституционный Суд также поступала жалоба в связи с предоставлением права на увольнение со службы в органах внутренних дел по собственному желанию только женщинам, не имеющим возможности продолжать её по семейным обстоятельствам. Конституционный Суд в этом деле не высказал каких-либо правовых позиций по существу поставленного вопроса и признал жалобу недопустимой по формальным основаниям, поскольку оспариваемая норма Положения о прохождении службы рядовым и начальствующим составом органов внутренних дел, утверждённого постановлением Совета Министров СССР от 23 октября 1973 года № 778, утратила силу к моменту обращения заявителя в Конституционный Суд54. Тем не менее сама проблема также попадает в орбиту проблем гендерной дискриминации и, на наш взгляд, с учётом имеющихся подходов Суда с высокой долей вероятности могла быть разрешена не в пользу заявителя.

6.3. Отпуск по уходу за ребёнком

Ещё одним камнем преткновения в отношении социальных гарантий поддержки семей, воспитывающих детей, является предоставление одному из родителей отпуска по уходу за ребёнком в возрасте до трёх лет.

53 См.: Определение Конституционного Суда от 6 июля 2010 года № 937-О-О.

54 См.: Определение Конституционного Суда от 26 октября 2000 года № 210-О.

Статья 256 Трудового кодекса РФ формально предоставляет право использования такого отпуска не только матерям, но и отцам малолетних детей. Однако специальное законодательство о военной службе и службе в органах внутренних дел прямо ограничивает право отцов на использование отпуска по уходу за ребёнком только случаями, когда они воспитывают детей без матери.

Самым резонансным делом по этой проблеме, безусловно, являлось дело военнослужащего Константина Маркина, жалоба которого была отклонена Конституционным Судом55. Аргументы, положенные в основу такого решения, опять же сводились к «весьма ограниченному участию женщин в осуществлении военной службы» и признании «особой, связанной с материнством, социальной роли женщины в обществе». Аналогичные определения были вынесены по жалобам мужчин, проходивших службу в органах внутренних дел56. Как известно, впоследствии Европейский Суд по правам человека признал по жалобе Константина Маркина отказ предоставить мужчине-военнослужащему отпуск по уходу за ребёнком и полагающиеся в этом случае социальные льготы несовместимым с Европейской Конвенцией различием в обращении по признаку принадлежности к определённому полу57.

Ещё одним вопросом о предоставлении отпуска по уходу за ребёнком, который был поставлен перед Конституционным Судом, являлась возможность отказа в предоставлении отпуска отцу, не представившему доказательств фактического осуществления такого ухода58. С учётом положений статьи 3 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд воздерживается от установления и исследования фактических обстоя-

55 См.: Определение Конституционного Суда от 15 января 2009 года. № 187-О-О.

56 См. определения Конституционного Суда: от 16 апреля 2009 года № 566-О-О; от 5 марта 2009 года № 466-О-О; от 5 марта 2009 года № 465-О-О; от 5 марта 2009 года № 464-О-О; от 5 марта 2009 года № 463-О-О; от 5 марта 2009 года № 377-О-О.

57 См.: ECtHR. Konstantin Markin v. Russia [GC]. Application no. 30078/06. Judgment of 22 March 2012.

58 См.: Определение Конституционного Суда от 28 марта

2017 года № 479-О.

тельств во всех случаях, когда это входит в компетенцию других судов или иных органов. В связи с этим следует признать, что оценка доказательств осуществления отцом ухода за ребёнком действительно не входит в его компетенцию. Однако представляется целесообразным подчеркнуть, что сама по себе необходимость представления каких-либо доказательств осуществления ухода за ребёнком, по сути дела, основывается на презумпции преимущественной роли матери в воспитании детей и ставит под сомнение саму возможность иного распределения обязанностей между супругами. Не до конца ясна также в этой ситуации роль Фонда социального страхования, который в силу Федерального закона от 29 декабря 2006 года № 255-ФЗ «Об обязательном социальном страховании на случай временной нетрудоспособности и в связи с материнством» осуществляет функции по сбору заявлений на предоставление социальных пособий на ребёнка, выплачивает их и, следовательно, обладает информацией о том, кто из родителей фактически осуществляет уход за ребёнком. Иными словами, сама постановка вопроса о стандарте доказывания отцами факта осуществления ухода за ребёнком в делах о предоставлении соответствующего отпуска не так однозначна с конституционно-правовой точки зрения и потенциально может являться предметом внимания со стороны Конституционного Суда.

Тем не менее отметим, что в группе дел об отпуске по уходу за ребёнком имеется и позитивный пример вмешательства Конституционного Суда в практику применения законодательства об обязательном социальном страховании в связи с материнством. Так, в деле, связанном с невозможностью выплаты пособия по временной нетрудоспособности отцу ребёнка в возрасте до полутора лет в случае болезни матери, находящейся в отпуске по уходу за ребёнком, которая исключает возможность осуществления ею такого ухода, Конституционный Суд встал на сторону заявителя. Он выявил конституционно-правовой смысл ряда положений законодательства и восстановил возможность выплаты отцу такого пособия59.

59 См.: Постановление Конституционного Суда от 6 февраля 2009 года № 3-П по делу о проверке конституционности части 1 статьи 5 Федерального закона «Об

6.4. Получение материнского (семейного) капитала

Одним из важных вопросов в сфере обеспечения гендерного равенства в социальной сфере является порядок получения материнского (семейного) капитала, выплачиваемого в соответствии с Федеральным законом от 29 декабря 2006 года № 256-ФЗ «О дополнительных мерах государственной поддержки семей, имеющих детей» (далее — Федеральный закон № 256-ФЗ).

Следует отметить, что Конституционный Суд в этом отношении последовательно отказывает отцам, чьи супруги по каким-либо причинам не имеют права получить материнский (семейный) капитал, в реализации данного права в интересах детей. Так, к примеру, Конституционный Суд не считает возможной выдачу сертификата на соответствующую выплату в случае, если мать детей не является гражданкой России60 или, не являясь гражданкой России, к тому же лишена родительских прав61, а также в случае, если с отцом проживают дети от разных браков62.

Конституционный Суд в этой ситуации руководствуется несколькими соображениями. Во-первых, он указывает, что федеральный законодатель закрепил приоритетное право женщин на получение материнского (семейного) капитала ввиду их «особой, связанной с материнством, социальной ролью в обществе». Во-вторых, Суд отмечает, что дополнительные меры государственной поддержки предоставляются в связи «с реализацией социального риска материнства, охватывающего беременность и рождение ребёнка», а право женщин на их получение обусловлено фактом рождения детей. Суд на основании этого констатирует, что право мужчины на дополнительные меры государственной поддержки по случаю рождения ребёнка, по общему правилу, является производным от пра-

обеспечении пособиями по временной нетрудоспособности, по беременности и родам граждан, подлежащих обязательному социальному страхованию» в связи с запросом Автозаводского районного суда города Тольятти Самарской области.

60 См.: Определение Конституционного Суда от 27 октября 2015 года № 2404-О.

61 См.: Определение Конституционного Суда от 23 июня 2015 года № 1518-О.

62 См.: Определение Конституционного Суда от 22 дека-

бря 2015 года № 3004-О.

ва женщины. Такое правовое регулирование, по мнению Суда, обусловлено «различиями в видах социального риска, которым подвержены мужчины и женщины».

Но такой подход в действительности как раз не учитывает некоторые виды социального риска, которым могут быть подвержены мужчины, имеющие на иждивении двух и более детей, особенно воспитывающие их без матери. Такая логика прослеживается в мнении судьи Конституционного Суда Г. А. Гад-жиева к Определению от 23 июня 2015 года № 1518-О. К примеру, судья указывает, что нуждается в дополнительном обосновании различное отношение законодателя к мужчине — отцу двоих (и более) детей, чья прежняя супруга не имеет российского гражданства, с другими субъектами права на получение семейного капитала. К примеру, пункт 1 части 1 статьи 3 Федерального закона № 256-ФЗ не связывает возможность получения женщиной, являющейся матерью двоих и более детей, семейного капитала с гражданством отца её детей. Не прослеживается также последовательности в подобном законодательном решении и с учётом возможности получения семейного капитала мужчиной, являющимся единственным усыновителем второго, третьего и последующих детей, в соответствии с пунктом 3 части 1 статьи 3 Федерального закона № 256-ФЗ.

6.5. Пенсионное обеспечение

Ещё одним вопросом, с которым Конституционному Суду приходилось сталкиваться в контексте гендерной дискриминации, является пенсионное обеспечение. Нам удалось идентифицировать по крайней мере три дела, рассмотренных Судом в этом отношении.

Так, недавним определением Конституционный Суд отказал в принятии к рассмотрению обращения гражданина, обжаловавшего конституционность части 1 статьи 8 Федерального закона от 28 декабря 2013 года № 400-ФЗ «О страховых пенсиях», согласно которой право на страховую пенсию по старости возникает у мужчины, достигшего возраста 60 лет, и женщины, достигшей возраста 55 лет63. Данный вопрос в принципе не

63 См.: Определение Конституционного Суда от 19 декабря 2017 года № 2914-О.

является легко разрешимым, однако, на наш взгляд, важно подчеркнуть, что в европейских правопорядках наметилась тенденция к постепенному выравниванию пенсионного возраста мужчин и женщин64. При этом закреплённая на текущий момент во многих европейских государствах разница в возрасте выхода женщин и мужчин на пенсию может получать объяснение в контексте исторически сложившейся повышенной нагрузки на женщин, которые в силу сложившихся в обществе ожиданий вынуждены совмещать рабочие обязанности, а также ведение домашнего хозяйства и заботу о детях («двойная нагрузка»)65.

В то же время обоснование, положенное в основу рассматриваемого решения Конституционного Суда по данному вопросу, сводилось к тому, что законодательная дифференциация введена «на основании физиологических различий между мужчиной и женщиной», «большей подверженности женского организма неблагоприятным производственным факторам», а также «исходя из особой социальной роли женщины в обществе».

Такая аргументация, хотя приводит к ожидаемому с точки зрения принципа содержательного равенства выводу, опять же явным образом демонстрирует опасность ловушки особого отношения, поскольку Конституционный Суд, по сути дела, оправдывает дифференциацию пенсионного возраста гендерным стереотипом о женщинах как об уязвимой части населения («слабый пол») и их социальном предназначении.

Однако в двух других делах Конституционный Суд, рассматривая жалобы, связанные с пенсионным обеспечением, принял позицию заявителей.

Так, дополнительно Конституционный Суд рассматривал вопрос о возможности досрочного назначения трудовой пенсии по старости отцам инвалидов с детства, воспитавшим их

64 European Commission. The 2009 Ageing Report: Economic and Budgetary Projections for the EU-27 Member States (2008—2060). Luxemburg : Office for Official Publications of the European Communities, 2009. P. 50. URL: http://ec.europa.eu/economy_finance/publica-tions/pages/publication14992_en.pdf (дата обращения: 18.05.2018).

65 См.: ECtHR. Andrle v. the Czech Republic. Application no. 6268/08. Judgment of 17 February 2011. § 55.

до достижения восьмилетнего возраста без матерей. Примечательно, что Конституционный Суд в этом деле прямо указал, что право на досрочное назначение пенсии в рассматриваемом случае не обусловлено фактом рождения ребёнка, поэтому воспитание такого ребёнка отцом в отсутствие матери не может служить основанием для лишения отцов соответствующего права66. Подобный подход, тем не менее, имплицитно подразумевает признание Конституционным Судом того факта, что обязанности по воспитанию ребёнка-инвалида в полной семье преимущественно лежат на матери, которая, соответственно, должна получать преимущественное право более раннего выхода на пенсию.

Аналогичный подход Конституционный Суд избрал и в отношении возможности получения пенсии по потере кормильца супругом, занятым уходом за не достигшими восьмилетнего возраста детьми погибшей военнослужащей-женщины67. Суд признал, что правовое регулирование, исключающее такую возможность, не имеет объективного и разумного оправдания и несоразмерно ограничивает конституционное право мужа на пенсионное обеспечение с точки зрения справедливой и равной социальной защиты обоих родителей.

6.6. Призыв на военную службу

Согласно статье 59 (часть 2) Конституции РФ, гражданин Российской Федерации несёт военную службу в соответствии с федеральным законом. При этом, согласно Федеральному закону от 28 марта 1998 года № 53-ФЗ «О воинской обязанности и военной службе», постановке на воинский учёт подлежат граждане мужского пола, за исключением женщин, имеющих военно-учётные специальности. При этом призыву подлежат исключительно граждане мужского пола в возрасте от 18 до 27 лет (часть 1 статьи 22 данного закона). Конституционный Суд рассматривал жалобу на эти положения, в которой заявитель указывал на дискриминацию по гендер-ному признаку, поскольку законодательство ставит его в неравное положение с женщина-

66 См.: Определение Конституционного Суда от 27 июня 2005 года № 231-О.

67 См.: Определение Конституционного Суда от 1 декабря 2005 года № 428-О.

ми, которые не подлежат призыву на военную службу68. Между тем Конституционный Суд не дал оценки данному законодательному регулированию, сославшись на то, что заявителем не представлены какие-либо документы, подтверждающие применение в его деле оспариваемого им положения части 2 статьи 22 Федеральному закону от 28 марта 1998 года № 53-ФЗ.

Тем не менее полагаем, что данный вопрос при рассмотрении его по существу, скорее всего, был бы рассмотрен не в пользу заявителя, причём с высокой долей вероятности -на основании социальных представлений о

гендерных ролях мужчин и женщин69. ❖

Подводя итог этой части исследования, следует отметить, что практика Конституционного Суда по жалобам, в которых мужчины ставят вопросы о дискриминации по признаку пола, значительно разнообразнее аналогичной практики в отношении женщин.

Однако, что гораздо более важно, данная практика также находится под существенным влиянием сложившихся стереотипов о гендерных ролях, среди которых - особая роль женщин в воспитании детей, требующая особого к ним отношения. Такой стереотип проявляет «эффект бумеранга» во всех без исключения рассмотренных проблемных сферах - от получения мужчинами мер государственной поддержки в связи с отцовством до назначения и порядка исполнения наказаний. При этом решения, принимаемые Конституционным Судом по некоторым вопросам в пользу заявителей, зачастую носят непредсказуемый характер и не гарантируют положительных решений по аналогичным вопросам в смежных сферах или по сходным в своей правовой природе отношениям, что свидетельствует, на наш взгляд, об отсутствии разработанного конституционно-правового инструментария защиты от дискриминации по признаку пола.

68 См.: Определение Конституционного Суда от 19 марта 2003 года № 96-О.

69 Как было отмечено выше, Конституционный Суд опирается на то, что военная служба предполагает весьма ограниченное участие женщин в её осуществлении, а также в этом контексте отмечает «особую, связанную с материнством, социальную роль женщины в обществе» (Определение Конституционного Суда от 6 июля 2010 года № 937-О-О).

7. Заключение

По результатам проведённого исследования хотелось бы выделить несколько ключевых наблюдений.

Для начала справедливо ещё раз подчеркнуть, что гендерные стереотипы являются одной из ключевых проблем в реализации принципов равенства и запрета дискриминации по признаку пола, в том числе на конституционном уровне. Эти принципы никогда не будут иметь полноценного воплощения на практике, если их применение будет находиться под влиянием сложившихся в обществе представлений о социальных ролях женщин и мужчин.

В связи с этим обращает на себя внимание то обстоятельство, что Конституция России лишь в общем виде определяет положения о гендерном равенстве и имеет свои особенности. Во-первых, конституционное регулирование данного вопроса в целом тяготеет к модели формального равенства, что создаёт иллюзию отсутствия проблем в этой сфере. Во-вторых, оно содержит некоторые амбивалентные положения и умолчания, которые в свете возможного влияния стереотипов на их интерпретацию могут создавать почву для дискриминационных законодательных и правоприменительных практик.

В этом отношении показательна практика Конституционного Суда. Исследование его решений показывает, что российское законодательство во многом существенно предопределяется предубеждениями и устаревшими представлениями о социальных ролях женщины и мужчины. В таких условиях роль Конституционного Суда особенно важна: орган конституционного правосудия при рассмотрении дел о различном обращении призван особенно скрупулёзно проверять, транслируют ли оспариваемые законодательные нормы гендерные стереотипы, и устранять их из системы правового регулирования.

К сожалению, такой подход нечасто практикуется Конституционным Судом. Напротив, зачастую сам Суд оправдывает различия в обращении, вводимые по признаку принадлежности к определённому полу, не чем иным, как тендерными стереотипами, и не проводит чёткой границы между теми временными мерами, которые законодатель вправе вводить в целях ускорения достижения равенства,

необходимой адаптацией законодательства для учёта специальных нужд женщин в связи с материнством и преференциями, продиктованными представлением о тендерных ролях. В результате в ловушку "особого отношения" попадают не только женщины, но и мужчины, лишающиеся важных гарантий во многих сферах общественных отношений.

Единственным адекватным ответом на такое положение дел было бы более внимательное рассмотрение Конституционным Судом возможных аргументов в пользу устранения дифференциации обращения по тендерному признаку и проверка того, что защитные законодательные меры не превращаются в санкционированную государством дискриминационную практику.

Библиографическое описание: Подоплелова О. Гендерные стереотипы в конституционном праве России: ловушка «особого отношения»? // Сравнительное конституционное обозрение. 2018. № 3 (124). С. 73-91.

Gender stereotypes in Russian constitutional law: the "special treatment" trap?

Olga Podoplelova

Senior lawyer, Institute for Law and Public Policy, Moscow, Russia (e-mail: olga.podoplelova@mail-ilpp.ru).

Abstract

The prohibition of gender discrimination is a fundamental principle of constitutional and international law. At the same time, the implementation of this principle in Russia currently faces numerous problems, some of which originate from the text of the Russian Constitution and are being supported in the caselaw of Russian Constitutional Court. This article aims to examine the impact of gender stereotypes on the implementation of the principles of equality and prohibition of gender discrimination in Russian constitutional law. The author summarizes certain features of the constitutional regulation of these principles in the Soviet and post-Soviet periods. The article presents the overview of the caselaw of the Russian Constitutional Court on various issues of gender discrimination. The author reviews several key features of this caselaw. In particular, the analysis reveals a serious imbalance in the number of cases brought by women and men to the Constitutional Court, as well as significant impact of the concept of "special treatment" on the outcome of such cases dictated by nothing else as gender stereotypes. As a result, the author comes to the conclusion that not only Russian legislation, but also the approaches of the Constitutional Court on discrimination cases, remain clamped by gender stereotypes, in particular those concerning the idea that procreation is the only viable mission in a woman's life and the mother's primary responsibilities for child care. The study of the caselaw of the Constitutional Court in fact reveals a lack of developed constitutional instruments for protection against discrimination. The deeply rooted ap-

proaches and arguments of the Court lead to the conservation of existing restrictions on the rights of women themselves, but also affect the possibilities for exercising constitutional rights by men. In these circumstances, the caselaw of the Constitutional Court actually legitimizes patriarchal attitudes and impedes progress towards gender equality.

Keywords

equality; prohibition of discrimination; gender discrimination; gender stereotypes; women's rights.

Citation

Podoplelova O. (2018) Gendernye stereotipy v konstitutsionnom prave Ros-sii: lovushka "osobogo otnosheniya"? [Gender stereotypes in Russian constitutional law: the "special treatment" trap?]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, vol. 27, no. 3, pp. 73-91. (In Russian).

References

Baines B., Rubio-Marin R. (eds.) (2005) The Gender of Constitutional Jurisprudence, Cambridge: Cambridge University Press. Binefeld M., Chetvernina T. Ya., Lakunina L. D. (2007) Rossiyskie reformy i polozhenie zhenshchin na rynke truda i v obshchestve [Russian Reforms and the Status of Women in the Labour Market and in the Society]. Zhurnal issledovaniy sotsial'noy politiki, vol. 5, no. 3, pp. 387-404. (In Russian).

Case M. A. (2000) Very Stereotype the Law Condemns: Constitutional Sex Discrimination Law as a Quest for Perfect Proxies. Cornell Law Review, vol. 85, no. 5, pp. 1447-1491. Filatova M. A. (2014) Sovremennye voprosy pozitivnoy diskriminatsii v kontekste praktiki konstitutsionnykh sudov [Contemporary Issues of Positive Discrimination in the Jurisprudence of Constitutional Courts]. Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya, no. 4, pp. 19-28. (In Russian). Franklin C. (2010) The Anti-Stereotyping Principle in Constitutional Sex Discrimination Law. New York University Law Review, vol. 85, no. 1, pp. 83-173.

Fredman S. (2012) Discrimination Law, 2nd ed., Oxford: Oxford University Press.

Fredman S. (2017) Vozvrashchayas' k voprosu o soderzhatel'nom ravenstve [Substantive equality revisited]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, vol. 26, no. 1, pp. 37-63. (In Russian). Havelkova B. (2016) Resistance to Anti-Discrimination Law in Central and Eastern Europe - A Post-Communist Legacy? German Law Journal, vol. 17, no. 4, pp. 627-656. Irving H. (2008) Gender and the Constitution: Equity and Agency in Comparative Constitutional Design, Cambridge University Press. Irving H. (2017) Constitutions and Gender, Cheltenham; Northampton, MA:

Edward Elgar Publishing. Isayeva N. V. (2014) Pravovaya identichnost (teoretiko-pravovoe issledo-vanie): Dis. ... d-ra yurid. nauk [Legal identity (theoretical legal study: Dr. in law sci. diss.], Moscow. (In Russian). Law S. A. (1984) Rethinking Sex and the Constitution. University of Pennsylvania Law Review, vol. 132, no. 5, pp. 955-1040. Levinson R. B. (2011) Gender-Based Affirmative Action and Reverse Gender Bias: Beyond Gratz, Parents Involved, and Ricci. Harvard Journal of Law & Gender, vol. 34, no. 1, pp. 1-36. Nordenmark M. (2015) Gender Regime, Attitudes Toward Childcare and Actual Involvement in Childcare Among Fathers. In: Eydal G. B., Rost-gaard T. (eds.) Fatherhood in the Nordic Welfare States: Comparing Care Policies and Practice, Bristol: Policy Press, pp. 163-184.

Pascal! G., Manning N. (2000) Gender and social policy: comparing welfare states in Central and Eastern Europe and the former Soviet Union. Journal of European Social Policy, vol. 10, no. 3, pp. 240-266.

Polenina S. V. (2016) Pravovaya politika Rossiyskoy Federatsii v sfere gen-dernykh otnosheniy [Gender policy of the Russian Feredration]. Trudy instituía gosudarstva a prava RAN, no. 1, pp. 62-80.

Ryabova T. B. (2001) Gendernye stereotipy i gendernaya stereotipizatsiya: metodologicheskie podkhody [Gender stereotypes and gender stereo-

typification: methodological approaches]. Zhenshchina v rossiyskom obschestve, no. 3-4, pp. 3-12. (In Russian).

Williams S. H. (2009) Constituting Equality: Gender Equality and Comparative Constitutional Law, Cambridge: Cambridge University Press.

Zor'kin V. D., Lazarev L. V. (eds.) (2009) Kommentariy k Konstitutsii Rossiyskoy Federatsii [Commentary to the Constitution of the Russian Federation], Moscow: Eksmo. (In Russian).