CC BY
273
УДК 316.334:314.5/6
ГЕНДЕРНЫЕ АСПЕКТЫ ТРАНСФОРМАЦИИ БРАЧНО-СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
© Д. Г. Байбурина
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел.: +7 (917) 751 03 59.
E-mail: [email protected]
Модернизационные процессы в современном обществе, затрагивающие все сферы его жизнедеятельности, привели к радикальным изменениям исторически сложившегося патриархального типа семьи, ломке традиционной системы гендерной стратификации и распределения гендерных ролей в семье. Этим обусловлена особая актуальность изучения динамики брачно-семейных отношений, как сложной и внутренне противоречивой гендерной системы. В статье показано, что наблюдающиеся в течение последних десятилетий изменения моделей брачного и репродуктивного поведения населения, как в России в целом, так и на региональном уровне (на примере Республики Башкортостан), происходят в русле общемировых тенденций.
Ключевые слова: модернизационные процессы, трансформация, гендерные роли, тенденции, брачно-семейные отношения, репродуктивное поведение.
время гендерная проблематика
В настоящее занимает одно из ведущих мест в предметном поле исследований философских и гуманитарных наук, что диктует необходимость ее специального и глубокого осмысления. Возникновение тендерного дискурса в последние десятилетия XX века связано со сменой научной парадигмы в гуманитарных науках под влиянием постмодернистской философии. Отказ от признания объективной истины, нивелирующей личность, интерес к субъективному, появление новых теорий личности, в частности теории социального конструктивизма, привели к пересмотру научных принципов категоризации и возникновению новых подходов к изучению таких категорий, как этничность и пол, интерпретировавшихся ранее как биологически детерминированные. Новые подходы потребовали использования терминов, более точно соответствующих методологическим запросам исследователей, что привело к введению в научный оборот термина «гендер», который был призван обозначить (в отличие от биологического) социально конструируемый характер пола. Впервые при изучении вопросов пола разведение его биологической и социокультурной составляющих было представлено в работах американского ученого Р. Столлера, которые дали толчок формированию новой междисциплинарной области знаний - гендерным исследованиям [1].
Актуальность гендерных исследований обусловлена значительными изменениями института семьи и брака в современном обществе, которые приводят к формированию новых моделей семей-но-брачных союзов, размыванию системы поведенческих норм в сфере брака и семьи, пересмотру представлений о содержании семейных ролей мужчин и женщин. Для анализа и оценки современной ситуации, сложившейся в семейно-брачных отношениях, необходимы соответствующие теоретико-методологические подходы, дающие «гендерный срез» этих отношений в приватной сфере.
Цель настоящей работы - выявление изменений гендерных ролей и брачно-семейных ориента-
ции, а также сравнительная оценка тенденции трансформации брачно-семейных отношении в модернизирующихся обществах, в т.ч. в Республике Башкортостан, на основе анализа пространственной выборки (cross-section data), позволяющего сравнивать сходные показатели в определенныи период в разных странах.
Теория социального конструированимя гендера разрабатывалась на основе теории социальнои реальности П. Бергера и Т. Лукмана [2, с. 44], исходивших из того, что реальность существует объективно и не зависит от представлении индивида о неи, но в то же время создается, конструируется самим индивидом в процессе постоянного взаимодействия («...в повседневной жизни я не могу существовать без постоянного взаимодействия и общения с другими людьми»). В соответствии с этой теорией, гендерные отношения мужчин и женщин являются объективными, потому что индивид их воспринимает, но, с другой стороны, они являются субъективными как социально конструированные. Из этого следует, что каждый индивид может не только воспринимать гендерные правила, но и создавать их сам, а следовательно, и трансформировать.
Другой важный постулат теории социального конструирования гендера заключается в том, что гендерные отношения конструируются как отношения неравенства и дискриминации с доминирующей ролью мужчин [2]. Этой точки зрения придерживаются и сторонники стратификационной категории гендера, у которых гендер предстает как иерархия гендерных ролей [3]. Здесь гендер рассматривается как «социальный статус, определяющий возможности образования, профессиональной деятельности, выхода к власти, семейные роли и репродуктивное поведение, то есть мужчины и женщины имеют неравный доступ к ограниченным ресурсам материального и духовного потребления» [4, с. 117]. В работе «Гендер как инновационный научный и философский дискурс» Е. Э. Шишлова [5, с. 149] дает определение гендера как «динамического конструкта, отражающего роль биологиче-
ских и социально-психологических факторов поведения мужчин и женщин в конкретной культурно-исторической среде», что соответствует сегодняшнему состоянию тендерной теории и практики. При такой интерпретации становится понятным включение в понятийный аппарат гендера таких важных его составляющих, как тендерная социализации и гендерная идентификация.
Концептуализация и проблематизация категории тендера позволили выделить четыре уровня проявления гендерных отношений между отдельными индивидами и группами как субъектами социального взаимодействия: на уровне общества (макроуровень), межгруппового взаимодействия (мезоуровень), межличностного взаимодействия (микроуровень) и на внутриличностном уровне. Специфика гендерных отношений на микроуровне в наиболее явной форме проявляется внутри семьи.
Масштабные социально-экономические и социокультурные изменения, происходящие в обществе в последние десятилетия, находят отражение в эволюции и трансформации институциональных форм семейной жизни и моделей гендерного поведения. При этом важно отметить, что гендерное поведение в большинстве обществ в значительной степени социально санкционировано. Конструирование гендерной идентичности, как осознание индивидом своей принадлежности к определенному полу, начинается с раннего детства, когда отец и мать ребенка создают соответствующие гендерно-нормированные образы и целенаправленно воспитывают его в соответствии с принятыми в данном обществе гендерными стереотипами. Гендерная идентичность индивида также активно конструируется в рамках существующей системы образования, которая не является гендерно нейтральной, поскольку девочек ориентируют преимущественно на женские, а мальчиков - на мужские сферы деятельности [6]. Если, например, проявляемые девочкой качества не соответствуют женскому поведению, то их стараются подавить и, вырастая, она уже сама сдерживает проявления качеств, традиционно относимых к мужским (способность самостоятельно принимать решения и быть лидером, брать на себя ответственность и др.). Вышесказанное дает основание говорить о конвенциональности, институ-циональности и ритуализованности гендера [7, с. 112], поскольку гендерные различия поддерживаются общественными институтами (учебными заведениями, армией и др.), придающими им статус нормы. Общественные ритуалы также направлены на создание гендерной асимметрии, проявляющейся в одежде, повседневном обиходе и символике. Определенный вклад в формирование гендерного дисплея вносят средства массовой информации, интернет, мода и реклама, репрезентирующие ген-дерные стереотипы в виде стандартизированных, а зачастую и искаженных представлений о моделях поведения и чертах характера, соответствующих понятиям о «мужском» или «женском».
Переход к рыночным отношениям, лишивший большинство людей привычного статуса и гаранти-
рованного дохода, выявил наиболее острые проблемы в жизни семьи, которые не позволяют ей сегодня нормально функционировать. Эти проблемы в значительной мере являются результатом естественного стремления людей опереться в своей частной жизни на сложившиеся ранее нормы и стереотипы мужского и женского поведения, т.е. женщины ожидают от мужчин материального обеспечения семьи, а мужчины надеются, что женщины полностью посвятят себя ведению домашнего хозяйства и воспитанию детей. Однако такая приверженность традиционно -му разделению ролей в семье и традиционным ген-дерным идентичностям вступает в противоречие с изменившейся реальностью, требующей пересмотра гендерных ролей, к чему ни мужчины, ни женщины, как правило, не готовы. Исходя из того, что семья, являющаяся сферой не только непосредственного взаимодействия обоих полов, но и одним из главных социальных институтов, активно вовлекается в процесс модернизации, осмысление происходящих в ней изменений невозможно без глубокого анализа гендерных отношений.
Основные тенденции, характерные для современной семьи, обусловлены как макроэкономическими причинами, так и изменениями в системе ценностей, ростом индивидуализма и потребностей в самоактуализации, которой А. Маслоу [8, с. 68], дает следующее определение: «Человек должен быть тем, чем он может быть. Люди должны сохранять верность своей природе. Эту потребность мы можем назвать самоактуализацией. „.У одного индивида эти потребности могут воплотиться в желании быть непревзойденным родителем, у другого -проявить себя в спорте, у кого-то еще они найдут выражение в создании картин или изобретательстве», т.е. это процесс созревания и проявления изначально заложенных в личности возможностей и потенций как мотивирующий способ жизни и отношения с миром.
В процессе модернизации общества такие базовые ценности фамилизма, как приверженность традиционным обычаям, признание авторитета старшего поколения и доминирование мужского влияния, многодетность как гарантия обеспечения благополучной старости, становятся менее престижными, уступая место свободе выбора, индивидуализму, ценности самоактуализации и личных достижений, что ведет к изменению форм семьи и гендерных отношений.
Традиционные социологические исследования семьи, опирающиеся на данные демографии и экономической статистики, выявляют тенденции изменения семейно-брачных отношений на основе регистрируемых фактов, таких как снижение рождаемости, рост разводов, неполных семей и одиночества и др., связывая их, в основном, с материально-экономическими и социальными условиями. Однако без гендерного подхода, без анализа ген-дерных отношений невозможно выявить основные причины кризиса семейного образа жизни, девальвации ценностей материнства и отцовства, стабильного брака и многодетности. Важным является
также определение гендерного баланса, как в семейной, так и профессиональной сфере, а также его влияния на гендерное самосознание мужчин и женщин, реализующееся в гендерных стереотипах, репродуктивных установках и ценностных представлениях. Немецкий социолог Е. Цюба [9], исследовавшая гендер как причину специфической дискриминации женщин в современных обществах, пишет о гендерных измерениях социального неравенства, к которым относятся доход, распределение, образование, престиж, доступ во властные структуры и подверженность рискам, как в социальной, так и приватной сферах. Подобные исследования указывают, что глобальные изменения положения женщины в меняющемся мире, еще более актуализировавшие проблему «женщина-мужчина», не могут далее рассматриваться с позиций, характерных для философии и социальной науки прошлых эпох. Интенсивные процессы глобализации, свидетелями и участниками которых мы уже являемся, ведут к качественным изменениям в жизненных стратегиях, как мужчин, так и женщин, что в первую очередь затрагивает гендерные отношения.
Этот исторический переход в условиях глобализации мировой экономики, информационного бума и всеобщего повышения мобильности инициирует процесс трансформации традиционных семейно-брачных отношений, способствуя появлению многовариантых моделей современной семьи. Либерализация социокультурных норм брачности делает вступление в брак действительно проблемой выбора одной из нескольких моделей семейной жизни. Наряду с этим, рационализм, жесткая конкурентная борьба за личные успехи и карьерные достижения, в которой наравне с мужчинами участвуют и женщины, приводят к осознанному отказу от вступления в брак. Если раньше патриархальная семья, состоящая, как правило, из нескольких поколений ближайших родственников, ведущих совместное хозяйство, в значительной степени обеспечивала ее материальное благополучие, а, следовательно, и стабильность, то в условиях постиндустриального общества залогом социального успеха личности становится не его семейный статус, а личные достижения, связанные с уровнем образования, коммуникативности и профессиональными компетенциями. Это свидетельствует о закономерном изменении типологии семьи в зависимости от распределения гендерных ролей - от патриархальной (с мужским доминированием) к эгалитарной и партнерской (с равным участием мужчин и женщин) и к автономной, где каждый решает основные вопросы автономно).
Сегодня социологи отмечают, что во всем мире растет процент людей, которые либо вообще не вступают в брак, либо переносят создание семьи на более поздний возраст. Так, в своей работе, посвященной исследованию гендера и социальной структуры, М. Риттер [10, с. 132] пишет, что в эпоху глобализации одной из предсказуемых «мужских» моделей, которой уже сейчас многие мужчины отдают предпочтение, является создание ими семьи в сред-
нем возрасте (на стадии более высокодоходной профессиональной деятельности) с более молодыми женщинами, которые при хорошем финансовом обеспечении полностью берут на себя обустройство их личной жизни.
В современных социально-экономических условиях снижение ориентации на создание семьи и рождение ребенка демонстрируют и женщины. Ценность самореализации, финансовой состоятельности и карьерного роста ведут к поиску новых форм, организующих их частную жизнь, а если они создают семью, то выступают за эгалитарные (партнерские) отношения и обзаводятся детьми в более позднем возрасте, ограничиваясь при этом рождением одного ребенка.
В рамках данной статьи не представляется возможным охватить весь широкий спектр институциональных изменений семьи и, с нашей точки зрения, принципиально важным является определение основного вектора трансформации брачно-семейных отношений, от которых зависят структура семьи и ее репродуктивная функция.
По данным кросскультурного исследования стереотипов женского поведения в России и США [11], как россиянки, так и американки высоко оценивают наличие у женщины высшего образования и высококвалифицированной профессии. Однако в отличие от американских респонденток, полагающих, что женское счастье достижимо в профессиональной самореализации, россиянки считают, что женское счастье более полно может быть реализовано в семье. Исследование брачного поведения выявило сходность ценностных ориентаций и установок женщин обеих стран - для тех и других наиболее предпочтительным является брак с человеком более высокого социального статуса. Такой брак достаточно распространен в США, поскольку дает возможность женщине, особенно не работающей, подняться по социальной лестнице и получить гарантированный высокий жизненный уровень. Однако вероятность того, что в подобном браке семейные отношения будут строиться на принципах равноправия, весьма невысока.
Происходящие изменения брачного поведения сказываются и на «постарении» брачности. Так, в большинстве европейских стран средний возраст мужчин и женщин, впервые вступающих в брак, составляет 28.0-31.5 год и 25.0-29.2 лет соответственно (наиболее высокий показатель в Великобритании 34.8 и 32.1 соответственно) [12].
Данные российских исследований также отражают сближение модели брачности в нашей стране с западной, что связано с такими факторами, как продолжающееся повышение общего образовательного уровня населения, в первую очередь женщин, увеличением периода получения профессионального образования, а также быстрым распространением неформальных союзов, которые в последние два десятилетия серьезно потеснили традиционный брак в качестве единственной формы начала семейной жизни. В России за полтора десятилетия (с 1997 года) возраст регистрации первого
брака увеличился и у мужчин, и у женщин почти на 3 года (у мужчин - с 24.4 до 27.4 лет, у женщин - с 22.2 до 25.0), что является признаком отказа от издавна существовавшей в России традиции ранних браков [13, с. 234]. При этом все шире практикуется откладывание регистрации брака или даже отказ от этой формальной процедуры в уже состоявшихся союзах, и этот процесс следует считать укоре -нившейся тенденцией для большинства развитых стран с начала 1970-х годов.
Замедление темпов формирования семьи наряду с изменениями в системах социальных ценностей и ценностно-нормативной регуляции поведения обоих партнеров приводит к трансформации возрастной модели репродуктивного поведения. В экономически развитых странах Европы, таких, например, как Австрия, Финляндия, Англия, средний возраст матери при рождении первого ребенка варьирует от 27 до 29 лет [12]. Аналогичные изменения характерны и для России: впервые после 1930-х годов максимум интенсивности рождений, в т.ч. первого ребенка, переместился из возрастной группы 20-24 года в группу 25-29-летних женщин. Таким образом, теперь уже не самые молодые, а более зрелые в социальном отношении женщины (старше 25 лет) обеспечивают существующий уровень рождаемости [13, с. 296].
Постарение брака и изменения репродуктивной мотивации женщин сопровождаются снижением доли больших семей за счет возрастания малых. По данным последней переписи, доля городских семей, состоящих из 2-3 человек, достигла 70.9% (по сравнению с 56.5% в 1959), а сельских - 62.0%. В настоящее время средний размер домохозяйства (семьи) в России (2.6 человека) мало отличается от домохозяйств таких экономически развитых стран, как США (2.6), Канада, Австралия (2.5), Япония (2.7) [13, с. 161, 165].
Устойчивой мировой тенденцией продолжает оставаться рост разводов. В настоящее время Россия возглавляет список стран с высоким уровнем разводов. Интересно отметить, что в большинстве развитых стран инициатором разводов чаще выступают женщины, чем мужчины, при этом наличие детей все в меньшей степени служит препятствием для развода, а упрощение процедуры бракоразводного процесса во многих странах способствовало росту числа разводов по обоюдному согласию супругов. По имеющимся данным, в Англии распадаются 42.6% семей, в США - 45%, в Канаде - 48% [14]. В России в последние годы разводимость значительно снижалась в самых молодых возрастных группах и увеличивалась среди лиц старше 25 лет, что и предопределило рост общего числа разводов. Количество разводов на 1000 браков возросло с 396 в 1990 г. до 590 в 2011 году при средней продолжительности брака немногим более 10 лет [13, с. 251]. А если учесть, что рост числа разводов происходит на фоне падения числа регистрируемых браков, то динамика данного показателя отражает скорее снижение брачности, чем реальный рост разводи-мости, который в действительности выше.
Анализ изменений семейно-брачных форм отношений в Республике Башкортостан, входящей в первую десятку наиболее индустриально развитых регионов России, показывает динамику, соответствующую общероссийским и общемировым тенденциям. Так, по данным 2011 года [15, с. 31, 33], показатели уровня брачности в России и в республике практически полностью совпали - 9.2 (на 1000 населения) и 9.4 соответственно. В русле общероссийских и мировых тенденций современная семья в Башкирии характеризуется увеличением среднего возраста, как мужчин, так и женщин, впервые вступающих в официальный брак; в сопоставимые периоды времени он увеличился у мужчин с 24.7 до 26.8 лет, у женщин - с 22.3 до 25.0 лет. За период с 2002 по 2010 год наблюдалось уменьшение доли населения, состоящего в зарегистрированном браке при одновременном увеличении незарегистрированных браков.
Регистрируемое число разводов за период социально-экономических преобразований в Башкирии, так же, как и в целом в России, находится на достаточно высоком уровне, и по сравнению с 1960 годом, когда в республике на 1000 браков приходилось 60 разводов, в 2010 году этот показатель достиг 477 [16, с. 56]. При этом, как показали исследования, в динамике снижения брачности и увеличения разводов у представителей различных этносов (русских, башкир, татар, чувашей и др.) существенных различий не было [15, с. 31].
Характерной тенденцией для республики, как и в целом для России, является уменьшение размеров семьи и рост однодетных семей. Средний размер семьи в республике с 3.4 в 1989 г. снизился до 2.7 [15, с. 19].
Подводя итог рассмотрению в данной статье только небольшой части эмпирического материала, накопленного к настоящему времени многочисленными исследованиями семьи как социального института и малой социальной группы, можно выделить наиболее значимые закономерности процесса ее трансформирования.
1. Вхождение постиндустриального общества в новый исторический этап, характеризующийся нарастанием глобализационных и информационно-коммуникативных процессов, привело к радикальным изменениям во всех сферах жизнедеятельности социума. Повышение образовательного уровня женщин, рост их самосознания и активное вовлечение в производственную деятельность привели к переориентированию традиционной патриархальной модели семьи с прагматически детерминированными функциями и жестким гендерным распределением ролей (муж-добытчик, жена-домохозяйка) на бикарьерную, двухдоходную и, следовательно, экономически более выгодную форму семьи, построенной на партнерских взаимоотношениях с равным распределением обязанно -стей (эгалитарная семья). В глобально меняющемся социо-культурном пространстве ломка традиционной системы гендерной стратификации, резкое ослабление поляризации женской и мужской ролей, а
также жесткого регламентирующего влияния социальных норм и правил ведут к поиску новых форм семьи и брака, обеспечивающих гармонию материальных и духовных интересов супругов, а также возможность реализации их личностного потенциала
2. Наблюдающиеся в последние десятилетия изменения семейно-брачной структуры и репродуктивного поведения (снижение уровня брачно-сти, повышение возраста вступления в брак, позднее рождение первого ребенка, рост неформальных союзов, снижение детности семьи и др.) свидетельствуют скорее не о кризисе семьи, а не об измене -нии ценностных ориентиров, центром которых становится индивидуальная личность. И в случае сознательного отказа от детей индивид демонстрирует не отсутствие потребности в детях, а стремление к удовлетворению каких-то иных стимулированных обществом «конкурирующих» потребностей (потребности в творчестве, образовании, самоактуализации и др.).
3. Сходство основных тенденций изменения семейно-брачных и репродуктивных установок населения в различных странах и регионах, независимо от степени их экономической развитости, культурных традиций и этнического состава, также свидетельствует не об отмирании брака, а его эволюции в направлении создания гуманистической социально-ценностной общности людей на основе свободы выбора и гендерного равноправия, любви и взаимоуважения, духовной близости и эмоционально-психологической совместимости. На это указывает меньшая частота разводов в молодых возрастных группах, в которых браки основываются на принципах равноправия и согласованности позиций обоих семейных партнеров. В частности, это подтверждается и глобальной тенденцией к «постарению» возрастной модели брачного поведения, отражающей, на наш взгляд, не девальвацию семейных ценностей, а зрелое осознание того, что раннее формирование семьи затрудняет ее адаптацию к быстро меняющимся социально-экономическим условиям и подвергает дополнительным рискам.
4. Изменения, происходящие в семейно-брачных отношениях в Республике Башкортостан, указывают на высокую однородность российского общества с точки зрения брачного поведения населения и репродуктивных установок.
5. Все описанные выше российские процессы трансформации брачно-семейных моделей идут в русле общих тенденций, характерных для большинства развитых стран. Процессы глобализации, сопровождающиеся экономической и политической нестабильностью, кризисными социальными проявлениями, изменением традиционных ценностных ориентаций и гендерных стереотипов, способствуют формированию у современной личности более
высокого чувства ответственности не только за собственную безопасность и благополучие, но и своей семьи. В этом широком социокультурном контексте брак как формальный союз становится все менее популярным, уступая место другим моделям брачно-партнерских и семейных отношений, более адекватно отвечающим запросам изменившейся социальной реальности и вызовам глобализации. И вне зависимости от социологических прогнозов о будущем брака и семьи, и накала дискуссионных страстей (кризис семьи или эволюция), вполне очевидно лишь то, что «точка невозврата» к прежней модели семьи, многопоколенческой, жестко иерархированной, с архаичными принципами гендерной социализации, в глобализующемся мире уже пройдена.
ЛИТЕРАТУРА
1. Scott J. W. Gender: A Useful Category of Historical Analysis // The American Historical Review. V. 91. No. 5.
2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 323 с.
3. Parsons T., Bales R. Family, Socialization and Interaction Process. New York, 1955.
4. Здравомыслова Е., Темкина А. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. СПб.: ЦНСИ, 1996. Вып. 4. С. 115-121.
5. Шишлова Е. А. Гендер как инновационный научный и философский дискурс // Вестник МГИМО-Университета. 2013. №1 (28). С. 148-152.
6. Дресвянина А. В. Формирование гендерной идентичности младших школьников в образовательном процессе: авто-реф. дис. ... канд. пед. наук Архангельск, 2010. 22 с.
7. Кирилина А., Томская М. Лингвистические гендерные исследования // Отечественные записки. 2005. №2 (23). С. 112-132.
8. Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Питер, 2008. 352 с.
9. Cyba Eva. Geschlechtsspezifische Arbeitsmarktsegregation: Von den Theorien des Arbeitsmarktes zur Analyse sozialer Ungleichheiten am Arbeitsmarkt. Berlin, 1998.
10. Риттер М. Гендер и социальная структура: значение приватной сферы в исследованиях социального неравенства // Социальное неравенство. Изменения в социальной структуре. Европейская перспектива. СПб.: Алетейя, 2008. С. 123-136.
11. Митина О. В., Петренко В. Ф. Кросскультурное исследование стереотипов женского поведения (на материале России и США) // Вопросы психологии. 2000. №1. С. 68-86.
12. Survey Report on Indicators of Gender Equality. Kaunas, 2006.
13. Население России 2010-2011 // Восемнадцатый - девятнадцатый ежегодный демографический доклад. М.: ГУ ВШЭ, 2013. 530 с.
14. Программа Развития ООН Опубликовала доклад о развитии человеческого потенциала в регионах России на 2013 год. URL: http://gtmarket.ru/news/2013/06/17/6014
15. Демографический потенциал Республики Башкортостан. Состояние и тенденции развития. Уфа: Гилем, 2013. 320 с.
16. Галин Р. А., Скрябина Я. А., Хамитова Л. М., Яппарова Р. Р. Браки и разводы в современном Башкортостане. Уфа: БАГСУ, 2012. 95 с.
17. Stoller R. Sex and Gender: On the Development of Masculinity and Femininity. New York, 1968.
Поступила в редакцию 30.05.2014 г.
GENDER ASPECTS OF TRANSFORMATION MARRIAGE AND FAMILY RELATIONS IN THE MODERN SOCIETY
© D. G Baiburina
Bashkir State University 32 Zaki Validi st., 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
E-mail: [email protected]
Modernization processes in present society, affecting all spheres of life, led to radical changes in the historically patriarchal family type, breaking of the traditional system of gender stratification and gender roles in the family. This explains the special topicality of studying the dynamics of marriage and family relations as complex and self-contradictory gender system. The article shows that the observed over the past decades changes in the patterns of marriage and reproductive behavior of the population, both in Russia as a whole, and at the regional level (for example, in the Republic of Bashkortostan) occur in line with global trends.
Keywords: the processes of modernization, transformation, gender roles, trends, marriage and family relations, reproductive behavior.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Scott J. W. The American Historical Review. Vol. 91. No. 5.
2. Berger P., Lukman T. Sotsial'noe konstruirovanie real'nosti. Traktat po sotsiologii znaniya [The Social Construction of Reality. A Treatise on Sociology of Knowledge]. Moscow: Medium, 1995.
3. Parsons T., Bales R. Family, Socialization and Interaction Process. New York, 1955.
4. Zdravomyslova E., Temkina A. Gendernoe izmerenie sotsial'noi i politicheskoi aktivnosti v perekhodnyi period. Saint Petersburg: TsNSI, 1996. No. 4. Pp. 115-121.
5. Shishlova E. A. Vestnik MGIMO-Universiteta. 2013. No. 1 (28). Pp. 148-152.
6. Dresvyanina A. V. Formirovanie gendernoi identichnosti mladshikh shkol'nikov v obrazovatel'nom protsesse: avtoref. dis. ... kand. ped. nauk Arkhangel'sk, 2010.
7. Kirilina A., Tomskaya M. Otechestvennye zapiski. 2005. No. 2 (23). Pp. 112-132.
8. Maslou A. Motivatsiya i lichnost' [Motivation and Personality]. Saint Petersburg: Piter, 2008.
9. Cyba Eva. Geschlechtsspezifische Arbeitsmarktsegregation: Von den Theorien des Arbeitsmarktes zur Analyse sozialer Ungleichheiten am Arbeitsmarkt. Berlin, 1998.
10. Ritter M. Sotsial'noe neravenstvo. Izmeneniya v sotsial'noi strukture. Evropeiskaya perspektiva. Saint Petersburg: Aleteiya, 2008. Pp. 123-136.
11. Mitina O. V., Petrenko V. F. Voprosy psikhologii. 2000. No. 1. Pp. 68-86.
12. Survey Report on Indicators of Gender Equality. Kaunas, 2006.
13. Naselenie Rossii 2010-2011 Vosemnadtsatyi - devyatnadtsatyi ezhegodnyi demograficheskii doklad. Moscow: GU VShE, 2013.
14. Programma Razvitiya OON Opublikovala doklad o razvitii chelovecheskogo potentsiala v regionakh Rossii na 2013 god. URL: http://gtmarket.ru/news/2013/06/17/6014
15. Demograficheskii potentsial Respubliki Bashkortostan. Sostoyanie i tendentsii razvitiya [Demographic Potential of Republic of Bashkortostan. Status and Trends of Development]. Ufa: Gilem, 2013.
16. Galin R. A., Skryabina Ya. A., Khamitova L. M., Yapparova R. R. Braki i razvody v sovremennom Bashkortostane [Marriages and Divorces in Modern Bashkortostan]. Ufa: BAGSU, 2012.
17. Stoller R. Sex and Gender: On the Development of Masculinity and Femininity. New York, 1968.
Received 30.05.2014.
