CC BY
53
В предыдущей статье H.A. Жерлицына рассмотрела вопрос о реакции официальной России на установление французского протектората над Тунисом в 1881 г. Интересно, однако, познакомиться и с тем, как реагировала на это событие российская общественность. В качестве примера приведем публикации еженедельной газеты «Русь». Ее издателем и редактором был Иван Сергеевич Аксаков (1823-1886), сын выдающегося русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова (1791-1859). Поскольку И.С. Аксаков считался одним из идеологов славянофильства, публикации газеты (она выходила в 1880-1886 гг. в Москве) отражали воззрения лишь одной, но весьма влиятельной части российского общества.
2/14 мая 1881 г. «Русь» следующим образом отозвалась на захват французскими войсками Бизерты. «Вот еще вопрос, неожиданно выскочивший на политическую арену, - вернее сказать, вызванный самой Францией. Подвластное тунисскому бею племя хрумиров (точнее - крумиров. - В.Б.) сделало набег на алжирскую территорию, принадлежащую Франции. Французское правительство воспользовалось этим случаем, чтобы пожать дешевые военные лавры, доставить некоторое удовлетворение славолюбию своей нации, показать, что демократическая, в сущности же буржуазная республика умеет отстаивать честь Франции оружием, а вместе с тем испытать свою новую армию, сделать первую пробу - хоть несколько, хоть некоторую ее часть обкурить порохом. Разумеется, сначала, как водится, французское правительство поспешило успокоить переполошившуюся было Европу, особенно Италию, что дело идет только о наказании хрумиров. Лавры, конечно, были дешевы, потому что сам тунисский бей объявил, что сопротивляться силой не будет, и только протестовал о нарушении его прав. Хрумиры потерпели поражение при первой встрече, но вместе с тем одна французская колонна заняла г. Бизер-ту, отстоящий совсем в стороне от хруми-
ров и всего в 60 верстах от Туниса. Опять был переполох: в Англии вспомнили, что Бизерта соединяется со Средиземным морем посредством озера, стало быть имеет весьма важное значение с точки зрения морской стратегии; в парламенте сделан был даже запрос о том, но Дильк от лица правительства объявил, что французское правительство удостоверило английского посла Лайонса, что “обладание Бизертой не входит в его планы”. Последовал запрос и в итальянской палате депутатов, но последовал и ответ министра Каироли, что занятие Бизерты не изменяет положения итальянского правительства в Тунисе. По общему мнению, впрочем, тайная цель экспедиции: заставить бея признать французский протекторат. Но так как бей считается вассалом турецкого падишаха, то в Константинополе несколько встревожились таким бесцеремонным отношением к достоинству тунисского сюзерена - султана и хотели бы послать к Тунису несколько военных кораблей. Однако Франция чрез своего посла категорически заявила Порте, что сочтет такую посылку равносильной объявлению войны... И все в Европе спокойны, никто от такого явного нарушения международного права не приходит в то “честное негодование”, каким непременно одушевилось бы до пафоса все “европейское общественное мнение”, если бы что-либо подобное учинила наша Россия»1.
Автор еженедельного «Политического обозрения», откуда взята эта цитата (вероятно, сам И.С. Аксаков, поскольку оно не подписано), указал и на цель экспедиции -навязать Тунису французский протекторат, и на то, что подобные действия со стороны России вызвали бы совершенно иную реакцию. Вряд ли он знал о приведенной в предыдущей статье резолюции канцлера А.М. Горчакова на телеграмме тунисского бея, призывавшего Россию помочь его стране: «Попробовали бы мы сделать подобную штуку (то есть захватить, как Франция, чужую территорию. - В.Б.), как
бы вся Европа восстала !» Двойные стандарты, наблюдаемые нами и поныне, уходят, как видим, корнями в конец XIX в.
Для И.С. Аксакова причина подобной политики двойных стандартов была предельно ясна. «Пора, кажется, убедиться, -отмечалось в том же “Политическом обозрении”, - что у нас нет искренних и честных друзей в Европе, нет даже платонических доброжелателей, - что никакими учтивостями, предупреждениями и уступками не снискать нам расположения от Запада. Тут исторический враждебный инстинкт, действующий даже сильнее очевидных расчетов»2. Вывод, по нашему мнению, не потерял своей актуальности и поныне.
В следующем номере газеты, когда исход тунисской экспедиции Франции был уже ясен, редакция «Руси» посвятила ей еще более пространный комментарий. «Самое крупное, или вернее - эффектное событие в политике последних дней - это присвоение себе Францией Туниса. Говорим -присвоение, хотя, конечно, Франция готова всячески отчураться от такой грубой характеристики ее намерений и действий. Удивительный мир - этот мир европейской дипломатии и внешней политики вообще, мир условной, заведомой лжи, поклоняющийся лишь наружному декоруму, требующий лишь одного: соблюдения международных приличий! Qui trompe-t-on ici? Кого здесь обманывают? Невольно вырывается простодушный вопрос у иного наблюдателя современных исторических дел, - вопрос простодушный потому, что собственно никого и не обманывают, разве себя самих. Но в сущности нет даже и никакого самообмана,
- а только сохранение благовидности, предпринимаемое некоторой совестливостью: это именно то лицемерие, которое многие моралисты признают как бы данью уважения к незыблемым законам нравственной истины. В области же внешней политики приходится поневоле сжигать некоторые дешевые жертвы, или попросту лгать из уважения к принципам “международного права”, так как каждой державе эти принципы могут подчас и понадобиться для опротестования действий чужой державы, хоть бы России, например! Чего не писали и немцы, и англичане, и особенно
французы по поводу совершенно законного возвращения себе Россией отнятой у нее в 1856 г. и прирезанной к Румынии части Бессарабии, - хотя за эту небольшую часть Румыния обогатилась целой приморской областью - Добруджей?! А захват Австрией Боснии и Герцеговины не возмутил ни единого из этих рьяных защитников международного права, хотя нет ни одного европейца, который бы не ведал, что “временная оккупация” этих провинций не более, как наглая ложь и означает именно захват, тем более возмутительный, что он не явился результатом какой-либо военной победы, а совершен в мирное время у союзного государства, да еще под предлогом дружеской услуги! Как витийствовали французские публицисты по поводу албанцев, вынужденных уступить жалкий городишко Ульцин Черногории, и по поводу нашего похода против “вольнолюбивых” текинцев,
- а вот теперь сами французы захватывают Тунис. Но они не захватывают, нет! Они только “подчиняют Тунис своему протекторату”... Всякому было ясно, что усмирение хрумиров только предлог, что виды Фран -ции простираются далее, и однако же “совершившийся факт”, совершенный, нужно признаться, быстро и ловко, произвел сильное впечатление в Европе. Подойдя близко к Тунису, несмотря на протесты Порты, французы принудили бея подписать с ними трактат, в силу которого, сохраняя за беем призрак государя, юридически и фактически подчиняют себе и бея, и всю страну»3.
«Русь» рассматривала захват Францией Туниса в контексте европейской политики. Напомним, что в результате войны с Пруссией в 1870-1871 гг. Франция лишилась Эльзаса и части Лотарингии и должна была выплатить Пруссии контрибуцию в размере 5 млрд. франков4. Поэтому, как считала газета, французы нуждались в военном успехе, даже если он осложнит их отношения с союзниками. «Англия дуется, “Times”, да и все лондонские газеты ворчат, обвиняют Францию в лицемерии, признают ее действия опасными для европейского мира, нарушающими права Турции, но все, конечно, ворчанием только и ограничится. Италия негодует, и с полным, конечно, основанием, ибо и права ее, и инте-
ресы на Средиземном море одинаковы с Францией, но негодует бесплодно. Политическая немощь “единой” Италии обнаружилась и на сей раз, но ярче чем прежде. Зато Бисмарк поспешил поздравить Францию с успехом и радуется, по-видимому, вполне искренне. Да и как не радоваться: прежде всего такая политика Франции охлаждает ее отношения к Англии и Италии, следовательно лишает ее надежных союзников; затем она все-таки может наделать Франции еще немало хлопот, так как, по последним известиям, поднимаются на французов некоторые независимые арабские племена, покорение которых потребует времени, людей и денег, а главное отвлечет на некоторый срок думы французов от Эльзаса с Лотарингией и от отместки Германии. Понятно, что Бисмарк категорически заявил послу Франции в Берлине, что Германия нисколько не намеревается стеснять Францию относительно тунисской ее экспедиции! <...> Французы, разумеется, в восторге вовсе не потому, конечно, чтоб их прельщало такое африканское будущее, но потому, что так жаждали они восстановления своей внешней чести и политического в Европе “престижа”! Без сомнения, такой успех упрочивает положение республиканского правительства сильнее, чем какие-либо внутренние наилиберальнейшие мероприятия.»5.
Подробно комментировала газета и ближайшие последствия захвата Францией Туниса. «Франция не на шутку врезалась в тунисскую западню и, вероятно, охотно бы отдала назад свои дешевые победоносные лавры, если б ей могли возвратить ее алжирское status quo месяца за четыре тому назад!» - писала «Русь» 11/23 июля 1881 г.6 В доказательство газета приводила осложнение отношений Франции с Англией и особенно с Италией, а также события в Алжире. «Французы не могли не смутиться, но легкомысленно надеясь, что дело обойдется, что Англию можно будет как-то ублажить уступками по торговому трактату, Италию - ласковыми словами, стали поговаривать о необходимости захватить в сферу своих интересов и Триполи, как вдруг в самом Алжире вспыхнул мятеж: некоторые арабские племена, под
предводительством Бу-Амема, восстали,7 учинили по городам страшную резню французских колонистов, и казалось прочно усмиренный, подчинившийся игу “высшей культуры” Алжир снова стал не безопасен на своих границах. А французский военный министр до того был убаюкан мыслью, что все обстоит благополучно, к вящей славе французского оружия, что тотчас по заключении трактата с тунисским беем велел войскам возвращаться назад. Между тем, ввиду настоящих событий, потребовалось напротив двинуть немедленно в Алжир тысяч 20, и происходит следующее зрелище французской распорядительности: в то самое время, как одни суда выплывают из южных портов Франции, нагруженные солдатами для новых битв с врагами, другие суда, нагруженные французскими солдатами, возвращаются назад после “успешной и достославной кампании!”
К довершению бед, в Триполи действительно скопляется гроза на Францию, т.е. на ее владычество в Африке. Турция перевозит туда исподволь войска, там происходят совещания арабских племен... Вступить в борьбу с ними и с Триполи, это значит вступить в борьбу с Турцией, это значит поднять уже не один местный, колониальный, а европейский вопрос: вот пред чем очутилась внезапно Франция! Она сорвала сначала сердце на Альберте Греви, брате президента, алжирском генерал-губернаторе. Его сменили. Назначили новых генералов. Одним словом, тунисский вопрос усложнился алжирским и триполитан-ским, и дипломатическими мудреными комбинациями. Французы гневаются и еще пуще гневаются оттого, что среди всего этого бранного гула слышится им, или их слуху мерещится, насмешливое хихиканье Германии»8.
Автор комментариев в газете «Русь» по поводу захвата Францией Туниса не возвысил свой голос в защиту тунисского народа от колониальной экспансии. Но он ярко и убедительно разоблачил лицемерие европейских держав, прикрывавших международный разбой рассуждениями о приоритете права и руководствовавшихся в своих действиях двойными стандартами.
Примечания
1 «Русь», № 25, 1881, с. 7-8.
2 Там же, с. 8.
3 Там же, № 26, 1881, с. 10.
4 История дипломатии. Том первый. М., 1941, 525.
5 «Русь», № 26, 1881, с. 10.
6 Там же, № 35, 1881, с. 8.
7 Восстание племен улед сиди шейх в Западном Алжире в 1881 г. было последней вспышкой продолжавшейся полвека вооруженной борьбы алжирского народа против французских колонизаторов. См.: Луцкий В.Б. Новая история арабских стран. Второе издание. М., 1966, с. 238.
* «Русь», № 35, 1881, с. 9.
