CC BY
25
ГАРМОНИЯ КАК КОМПЛЕКСНАЯ КАТЕГОРИЯ МЕТАПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА В. НАБОКОВА
Э.В. Пиванова
HARMONY AS A COMPLEX CATEGORY OF THE METAPOETIC TEXT OF V.NABOKOV.
Pivanova E.V.
The directions of metapoetic reflections above the harmony in prosaic texts of V.Nabokov are considered linguistically.
В статье с лингвистических позиций рассматриваются направления метапоэтиче-ской рефлексии над гармоней в прозаических текстах В. Набокова.
Целью изучения авторской метапоэти-ки является выявление основных принципов творчества конкретного писателя, поэта и сведение этих принципов в единую систему. В отношении В. Набокова, уделявшего в своих текстах особое внимание творчеству и языку, представляется важным рассмотреть направления рефлексии автора над гармонией, так как метакатегорией, объединяющей разнонаправленные интенции художника, служит «категория гармонии, являющаяся наиболее явной приметой прекрасного» (14).
В русскоязычных прозаических текстах В. Набокова (романах, рассказах и рецензиях) было выявлено 60 случаев употребления лексемы гармония и ее дериватов гармонический, гармоничный, гармонировать, дисгармония. Гармония в текстах В. Набокова получает разнообразную атрибутивную характеристику: взаимная, возможная, выразительная, гениальная, громовая, дивная, единая, звуковая, новая, переменная, полная, световая, сложная, удивительная, удовлетворенная, условная, чудесная. Эмоционально-оценочные прилагательные (гениальная, дивная, удивительная, чудесная), отражающие чрезвычайно высокую авторскую оценку гармонии, принадлежат мета-поэтическим контекстам, посвященным областям искусства: литературе - «чудесная гармония» (5, с. 435), музыке - «дивные гармонии» (8, с. 331), шахматам - «гениальная гармония» (7, с. 352). Это позволяет предположить наличие аксиологического центра в идиостиле В. Набокова, связываю-
УДК 8Г16.42+82...НАБ.08
ы
ШПиванова Э.В
«Гармония как комплексная категория метапоэтического текста В. Набокова»
щего области литературы, музыки и шахмат в авторской рефлексии.
В связи с тем, что В. Набоков мыслит о гармонии в различных областях, представляется важным проанализировать все сферы репрезентации лексемы гармония и ее дериватов в идиостиле автора. Такими сферами в художественных текстах и рецензиях оказываются литература, музыка, живопись, шахматы, а также наука, природа и повседневная жизнь.
Гармония в литературе представлена областями поэтического и прозаического текстов. Гармония в поэзии, по В. Набокову, основывается на особенностях авторского словоупотребления. В рецензии на сборник стихов Ант. Ладинского В. Набоков пишет: «На протяжении сорока стихотворений, входящих в эту книгу, «пальма» и «эфир» встречаются по семи, «ледяной» и «прекрасный» по пятнадцати, а «голубой» и «роза» (или «розовый») по тридцать раз. Слова эти не случайны, они находятся между собой в некой гармонии, составляют как бы лейтмотив всей книжки... Замечательно, что, будучи связаны единой гармонией, все сорок - разные, в каждом из них содержится свой собственный волнующий рассказ» (7, с. 387-388).
Гармония мыслится В. Набоковым как объединяющий, интегральный критерий в оценке поэзии; при этом абсолютизация гармонии как категории константной, в частности, стабилизирующей образы памяти в стихотворной форме, оказывается несостоятельной. Напротив, динамическая составляющая стихотворения, проявляющаяся в развитии образа, сообщает поэзии, по В. Набокову, гармонические признаки. В рецензии В. Набоков пишет: «Самые прекрасные лирические стихи в русской литературе обязаны своей силой и нежностью именно тому, что все в них согласно движется к неизбежной гармонической развязке» (7, с. 348). В набоковском представлении гармонии в живой и неживой природе (10, с. 71) также присутствует идея переменности, динамичности гармонии.
Как и в поэзии, гармония в прозаическом тексте, по мысли В. Набокова, базиру-
ется на единообразии структурных элементов (в частности, пространственных топосов, синтаксических конструкций): «С прозрачной простотой слога, лишенного ложных прикрас... как-то гармонирует строгая однообразность подступов: автор пользуется одной и той же дверью, скрытой в стене библиотеки, для вхождения в ту или иную чужую жизнь.» (7, с 44). «Одинаковость», воспроизводимость элементов по ходу развития повествования, различные типы языковых повторов представляются В. Набокову одним из критериев гармонии целого.
В метапоэтических контекстах, посвященных гармонии в музыке, отмечается, что негармонично звучащие, «диссонирующие» аккорды в совокупности могут вызывать впечатление гармонии (что происходит благодаря «несравненному искусству» композитора и исполнителя). Голоса контрапункта, диссонирующие аккорды, разрешающиеся в гармоническое движение мелодии (8, с. 331), демонстрируют в рефлексии В. Набокова реализацию принципа дополнительности, метапоэтическим ключом к которому в прозаическом тексте В. Набокова является лексема контрапункт.
Метакомментарий, обобщающий вышеприведенные замечания о взаимосвязи частей и целого в организации гармонической структуры, содержится в Предисловии к «Герою нашего времени» М.Ю. Лермонтова: «. нам остается только поражаться исключительной энергии повествования. Слова сами по себе незначительны, но оказавшись вместе, они оживают. Когда мы начинаем дробить фразу или стихотворную строку на элементы, банальности то и дело бросаются в глаза. но в конечном итоге все решает целостное впечатление; в случае же с Лермонтовым это общее впечатление возникает благодаря чудесной гармонии всех частей и частностей в романе» (5, с. 435). Метапоэтическое рассуждение, посвященное идее гармонии, строится на описании процедур анализа («дробить ... на элементы») и синтеза («общее впечатление возникает благодаря... гармонии... частей»), предпринимаемых автором для оценки прозаического или стихотворного («... фразу или
стихотворную строку...») текста. По отношению к искусству и творчеству мышлению В. Набокова глубоко имманентны анализ целостного текста, внимание к деталям, «элементам», «частям и частностям» с последующим синтезом и оценкой произведения в категории гармоничности / негармоничности, при этом «банальность» элементов не препятствует гармонии целого. Анализ метапоэтических комментариев, эксплицитно и имплицитно представляющих идею гармонии, позволяет сделать вывод о том, что пространство художественного текста, по В. Набокову, должно структурироваться и «держаться» на рассредоточенных в нем внешне незначительных, маловыразительных, банальных, не маркированных эстетически, не обязательно связанных с сюжетом, но точных и правдоподобных деталях, способных к взаимному притяжению на текстовой вертикали и тем самым обеспечивающих художественную соразмерность и гармонию целого.
Гармонию в шахматах В. Набоков определяет как «гениальную» в рецензии на книгу Е.А. Зноско-Боровского «Капабланка и Алехин» (1927): Капабланка спокоен, и в его палитре есть гениальная гармония» (7, с. 352). В приведенном контексте проявляется характерная для В. Набокова тенденция к синкретичному описанию различных сфер искусства (цитируя автора книги, В. Набоков подчеркивает принадлежность шахматного таланта скорее искусству, чем науке). Метафорическое использование лексемы палитра в значении характерные приемы, стиль является авторским неологизмом. «Палитра» в творчестве шахматиста не является узуальным, но способствует восприятию шахмат как искусства, наряду с музыкой и живописью.
В посвященном живописи метапоэти-ческом комментарии, включенном в текст романа «Дар», автор говорит о «выразительной гармонии линий» (10, с. 194). Здесь лексема линия осуществляет ассоциацию между семантическими полями «живопись» и «геометрия». Категория гармонии связывает в языковом сознании В. Набокова сферы науки и искусства.
Категория гармоничности / негармоничности, по В. Набокову, - тот критерий, в соответствии с которым оценивается не только завершенное, структурно непроницаемое произведение (получающее у В. Набокова номинацию «гармонические и строгие труды» (7, с. 379)), но и произведение в ходе его создания, сам процесс творчества. Так, В. Набоков использует лексемы гармонический, дисгармония при описании шахматного творчества, процесса составления шахматных задач: «Соображая варианты, так и этак исключая громоздкости построения, кляксы и бельма подспорных пешек, борясь с побочными ходами, он добивался крайней точности выражения, крайней экономии гармонических сил» (10, с. 153-154). «Экономия гармонических сил», иначе определяемая В. Набоковым как «художественная сжатость» (при характеристике прозы) (8, с. 363), понимается нами как интенция творческого сознания к объединению направлений рефлексии в пределах единого линейного вектора, связывающего основной замысел автора с формальным его выражением.
Подобное «разветвленное» движение творческой мысли, сложность структуры мыслительного процесса, разрешающегося в «удивительную гармонию», В. Набоков отмечает в рецензии (7, с. 375) и в собственном тексте - в речи персонажа: «в ... спешащей речи постепенно проступает удивительная гармония, и самая эта речь, с неправильными подчас ударениями и газетными словами, внезапно преображалась, как бы перенимая от высказанной мысли ее стройность и благородство» (9, с. 135).
Акцентируя внимание на присутствии гармонии, наряду с искусством, в повседневной жизни, В. Набоков приводит лингвистический комментарий: «Читатель, требующий от автора своеобразной сатисфакции, того, что в обиходе называется сводить концы с концами, а в искусстве - закономерность, законченность, гармония, ... получает от "Последних и первых" удовлетворение особенно полное» (7, с. 41-42). В обиходе, повседневном языке принцип гармонии выражается средствами разговорной
Пиванова Э.В.
«Гармония как комплексная категория метапоэтического текста В. Набокова»
лексики («сводить концы с концами»). В противоположность этому, в искусстве присутствует синонимический ряд для подробного описания гармонических принципов («закономерность, законченность, гармония»), Указание В. Набокова на то, что гармония в повседневности имеет собственные средства выражения, коррелирует с определенной лингвистической маркированностью набоковских синтаксических структур, отражающих идею гармонии в обыденном. Это преимущественное использование лексем «гармонический», «гармоничный» (вместо «гармония») в составе структуры Adj + N, где N - наименование сферы, области, понятия, принадлежащих повседневности: «гармоничный брак» (6, с. 27), «гармоничная личность» (6, с. 84), «гармоническая полнота ... жизни» (11, с. 236), «гармонический танец» (8, с. 207), «гармонические движения» (7, с. 342), «гармонические черты» (8, с. 180).
Ожидание гармонии движений, игры представлено в тексте романа «Лолита»: «.драгоценная симметрия корта, вместо того, чтобы отражать дремавшую в ней гармонию.». Метапосылка о гармонии включена в контекст с семантикой обыденного; тем не менее, представление о гармонии, заключенной в симметричной форме теннисного корта, отсылает к общенаучному эвристическому принципу: «симметрия -способ познания гармонии» (13). Вне зависимости от широкого контекста В. Набоков отражает общенаучный принцип познания гармонии.
Гармония у Набокова пронизывает восприятие жизни, искусства, литературного творчества. Исключительная соприродность набоковского мышления принципам гармонии, наряду с «чувством гармонии» (10, с. 244), душевным «состоянием гармонии» (11, с. 280), позволяет ему найти в языке эквивалент глубины укорененности гармонии - «физиологическое ощущение гармонии, которое так хорошо знакомо творцам» (9, 125). «Физиологическое ощущение», «физиологическая» потребность в гармонии, как и другие физиологические потребности (пища, сон) требует удовлетворения в творчестве,
что эксплицировано в набоковском тексте: «чувство удовлетворенной гармонии» (10, с. 79). В главе романа-автобиографии, посвященной работе памяти, В. Набоков дает метафорическую дефиницию личного ощущения гармонии - «неповторимый водяной знак»: «Ни в среде, ни в наследственности не могу нащупать тайный прибор, оттиснувший в начале моей жизни тот неповторимый водяной знак, который сам различаю только подняв ее на свет искусства» (11, с. 139).
Идея предустановленной гармонии у В. Набокова связана с процессом творчества и реализована в следующих контекстах: «[Лужин] погрузился в новые вычисления, придумывая и уже смутно предчувствуя гармонию нужных ходов, ослепительную защиту» (9, с. 55); «Федор Константинович уже заглядывал во вторую . строфу, которая должна была разрешиться еще не известной, но в точности обещанной гармонией» (10, с. 50). Гармония ожидается извне, она «еще не известна, но обещана» самой логикой построения шахматной защиты или стихотворной строфы. Гармония в рефлексии В. Набокова - категория, в соответствии с которой происходит не только оценка, организация, но и самоорганизация произведения в силу презумпции, предсуществования гармонии еще не созданного произведения и самого творческого акта, вдохновения. Это положение является отражением (на более высоком уровне абстрагирования) принципа языковой относительности. Гармония выступает в качестве категории, «контролирующей» процесс создания произведения, хотя это происходит не всегда осознанно, что формирует иллюзию «гармонии извне».
Предсуществование гармонии в форме целостного произведения представляется важным направлением в рефлексии В. Набокова, что получило отражение в интервью, данном Альфреду Аппелю: «. с первых же шагов перед моими глазами стоит удивительно ясное видение всего романа. я в самом деле считаю, что в моем случае ненаписанная еще книга как бы существует в некоем идеальном измерении, то поступая из него, то затуманиваясь, и моя задача со-
стоит в том, чтобы все, что мне удается рассмотреть, с максимальной точностью перенести на бумагу» (7, с. 414); а также характерно для набоковских героев: (10, с. 153154, 179). Именно презумпция гармонии целого (текста) направляет творческое мышление автора как по индуктивному пути, на котором осуществляется анализ собранного для книги материала, так и в направлении дедукции, благодаря чему художник видит каждую «мелочь» как элемент, принадлежащий целостной структуре.
Отмечаемая В. Набоковым сложность, полифоничность художественного мышления проявляется в уже упоминаемой нами склонности к лейтмотивному, тематическому и лексическому сцеплению различных сфер искусства, науки и повседневности, к перекрестному использованию их ме-таязыковых элементов, понятий и категорий. Такой синкретизм в текстах В. Набокова всегда строится на принципах «гармонии, равновесия, равномерности»: «Но как говорить о творениях большого поэта, где все прекрасно, где все равномерно. Музыка и мысль в бунинских стихах настолько сливаются в одно, что невозможно говорить о теме и о ритме» (7, с. 374). «Тема», «ритм», являясь элементами метаязыков поэзии и музыки, становятся лингвистической основой для метапоэтического сближения указанных сфер искусства.
В рефлексии над музыкальной фактурой отчетливо проявляется ее видение В. Набоковым как художником слова: музыка воспринимается прежде всего как музыкальный текст, зримая партитура, причем музыкальное произведение в нотной записи рассматривается как основное, исходное, «в натуральном виде», а музыка звучащая - как производное, вариант: «.тесть. часами читал партитуру, слышал все движения музыки, пробегая глазами по нотам. "Большое, должно быть, удовольствие, -говорил отец, - воспринимать музыку в натуральном ее виде"» (9, с. 29). Восприятие музыки в первую очередь как невербализо-ванного текста нотной записи коррелирует в сознании В. Набокова с аналогичным представлением шахматной партии: «По-
добное удовольствие Лужин теперь начал сам испытывать, пробегая глазами по буквам и цифрам, обозначавшим ходы. беглым взглядом скользил по шахматным нотам. Случалось, что после какого-нибудь хода. следовало несколько серий ходов в скобках. эти побочные, подразумеваемые ходы. Лужин мало-помалу перестал воплощать на доске и угадывал их гармонию по чередовавшимся знакам» (9, с. 30). Лексемы «цифра», «нота», сочетание «чередующиеся знаки» синкретично описывают нотный текст и текст шахматной партии, сближая две семиотические системы, а эстетическая категория гармонии объединяет их в тексте В. Набокова. Синкретизм шахмат и музыки как сфер искусства находим при описании шахматной партии, основанном на лексемах «звук», «музыкальный», и включающем модус слухового восприятия («громовую»): «И Турати, наконец, на эту комбинацию решился, - и сразу какая-то музыкальная буря охватила доску, и Лужин упорно в ней искал нужный ему отчетливый маленький звук, чтобы в свою очередь раздуть его в громовую гармонию» (9, с. 80). Кроме того, в романе «Король, дама, валет» автор высказывает предположение о том, что для адекватной передачи коммуникативной ситуации средства и способы музыкальной записи, нотного текста, в котором несколько мелодий, голосов записываются синхронно, могут оказаться более адекватными, чем линейный вербальный текст: «. одновременно говорила и она, так что этот разговор трудно записать. Надобно было бы нотной бумаги, два музыкальных ключа» (8, с. 221).
О склонности собственного мышления к объединению искусств на основе общих принципов В. Набоков говорил в интервью французскому телевидению (1975): «Я не сомневаюсь, что существует тесная связь между некоторыми миражами моей прозы и блестящей и в то же время темной материей шахматных задач, волшебных загадок, каждая из которых - плод тысячи и одной ночи без сна» (4). В самом метакомментарии содержится пример синкретичности: говоря о «связи» между прозой (языковым творче-
ы
ШПиванова Э.В
«Гармония как комплексная категория метапоэтического текста В. Набокова»
ством) и шахматным искусством, В. Набоков параллельно эту связь осуществляет, используя словосочетание «волшебные загадки» в качестве уточняющего эпитета к понятию «шахматные задачи». Лексема «загадка» здесь реализует не переносное (узуально более частотное) значение «вопрос, задача, требующие разрешения; то, что неясно или непонятно», а основное -«краткое описание предмета или явления, которое нужно разгадать» (МАС), и является названием субжанра устного народного творчества. Интроспективная связь с народным творчеством проявляется в употреблении прилагательного «волшебный» («волшебные загадки» ассоциируется с волшебной сказкой) и метафорической перефразировкой названия известных сказок «Тысячи и одной ночи» («плод тысячи и одной ночи без сна»).
Таким образом, векторы синкретизма, выявленные на основании метапосылок о гармонии: литература (поэзия) - музыка, музыка - шахматы, шахматы - литература (проза), - замыкаются трехсторонними отношениями в подобие треугольника и подтверждают наличие аксиологического центра в авторском восприятии гармонии, о существовании которого мы предположили в ходе анализа атрибутивной сочетаемости лексемы гармония в языковом сознании В. Набокова. Отметим, что в большинстве рецензий В. Набоков выступает как строгий критик, обращающий внимание преимущественно на недостатки текстов других авторов. Подчеркнем, что в немногочисленных позитивных рецензиях, содержащих высокую оценку творчества авторов, В. Набоков регулярно использует лексемы гармония, гармонический, гармонировать, то есть в пределах аксиологической шкалы «хорошо -плохо» лексема гармония и ее производные представляют в тексте В. Набокова эталон «ценностного смысла со знаком "+" » (3).
В текстах В. Набокова имплицированы сведения о других векторах синкретизма, дополняющих основную трехстороннюю структуру и обеспечивающих ее открытость. Это связь между гармонией в поэзии и гармонией в природе: «... уловляя световую
гармонию в природе, поэт преображает ее в гармонию звуковую, как бы сохраняя тот же порядок, соблюдая ту же череду» (7, с. 376), возникающая благодаря способности творческого мышления к воспроизведению обнаруженного в природе гармонического порядка.
Векторы синкретизма шахматы - обыденное (движение героев по комнате) - геометрия пронизывают сложное синтаксическое целое в романе «Король, дама, валет», также маркированное лексемой гармония: «И он, и она все время ясно ощущали переменные сочетания их взаимных местонахождений, . он сел и заговорил с розовой сестрой инженера, - она тем временем прошла к столу . он закурил, - она положила апельсин на тарелку. Так шахматист, играющий вслепую, чувствует, как передвигаются один относительно другого его конь и чужой ферзь. Был какой-то смутно-закономерный ритм в этих их сочетаниях, -и ни на один миг чувство этой гармонии не обрывалось. Существовала будто незримая геометрическая фигура, и они были две движущихся по ней точки, и отношение между этими двумя точками можно было в любой миг прочувствовать и рассчитать, - и хотя они как будто двигались свободно, однако были строго связаны незримыми, беспощадными линиями той фигуры» (8, с. 203). В описании передвижений героев лексемы линия, отношение, фигура, относящиеся и к области геометрии, и к шахматам, являются лингвистической основой синкретичного построения.
Взаимоотношение между искусством (живописью, литературным творчеством) естествознанием и природой также отражается в идиостиле В. Набокова как базирующееся на принципах взаимопроникающей гармонии: «Добужинский, который учил меня находить соотношения между тонкими ветвями голого дерева, извлекая из этих соотношений важный, драгоценный узор, и который не только вспоминался мне в зрелые годы с благодарностью, когда приходилось детально рисовать, окунувшись в микроскоп, какую-нибудь еще никем не виданную структуру в органах бабочки, - но вну-
шил мне кое-какие правила равновесия и взаимной гармонии, быть может пригодившиеся мне и в литературном моем сочинительстве» (11, с. 183). Вычленение из приведенного текста элементов гармонической вертикали «соотношение» - «важный узор» - «структура» - «правила равновесия и взаимной гармонии», относящихся к описанию природы, науки и искусства, позволяет рассматривать их в качестве компонентов, описывающих метапоэтическую стратегию В. Набокова, в которой происходит постоянная рефлексия над гармоническим синтезом элементов.
Гармония в жизни и гармония в искусстве, по В. Набокову, находятся в отношениях взаимной дополнительности. «Набоков говорит, что искусство открывает нам глаза на такие свойства реальности, как деталь, целостность, гармония, и мы начинаем видеть в них проявления присущей жизни изобретательности» (2). Здесь идея искусства как познания учитывает герменевтический потенциал гармонических принципов.
Обнаруженные векторы синкретизма соединяют в языковом сознании В. Набокова области поэзии и музыки, шахмат и музыки, шахмат и прозы, поэзии и природы, шахмат и обыденного, геометрии и обыденного, природы и естествознания, естествознания и живописи, естествознания и литературы, естествознания и обыденного, литературы и обыденного, искусства и обыденного. При этом структурные элементы гармонического целого, по В. Набокову, выражаются в лексемах аккорд, буква, величина, движение, голос, знак, линия, нота, слово, тема, точка, ход, цифра, часть. Указанные лексемы реализуются в метапоэтиче-ских контекстах таким образом, что семантически принадлежат одновременно нескольким сферам, выступают в качестве языкового материала (К.Э. Штайн). На лексическом уровне в текстах В. Набокова формируются оси симметрии, которые ориентируют расположение сфер художественного, научного и обыденного, связанных общей идеей гармонии.
В статье «Явления переходности в грамматическом строе русского языка»
(1967) В.В. Бабайцева пишет: «.в системе языка наблюдаем сложное переплетение разного рода переходных явлений, . отражающих синкретичные факты, характерные для системы языка любой эпохи» (1). Языковое сознание В. Набокова принимает идею гармонии в качестве универсального критерия, объединяющего восприятие и оценку обыденного, науки и искусства, что выражается в лингвистических характеристиках метапоэтических комментариев автора. Как отмечает К.Э. Штайн, «в метапоэтике . издержки научного дискурса компенсируются образностью мышления художника, личностным соединением в нем опыта науки и искусства» (12).
Таким образом, гармония - постоянный объект авторской метапоэтической рефлексии - представлена в художественных прозаических текстах В. Набокова как фундаментальная категория, отражающая в своем содержании принципы языковой относительности, дополнительности, симметрии, формирует аксиологический центр в языковом сознании В. Набокова, становится особым принципом синкретичного видения научного и художественного, что на языковом уровне выражается в наличии осей симметрии, в текстовом пространстве организующих взаимоотношения сфер искусства, науки и повседневности, связанных общей идеей гармонии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бабайцева В.В. Избранное. 1955-2005: Сборник научных и научно-методических статей / Под ред. профессора К. Э. Штайн.
- М.-Ставрополь: Изд-во СГУ, 2005. - С. 151.
2. Бойд Б. Владимир Набоков: Вступление в биографию. Перевод с английского Галины Лапиной // Старое литературное обозрение
- 2001. - №1(277).
3. Данилевская Н.В. Чередование старого и нового знания как механизм развертывания научного текста (аксиологический аспект): Автореф. дисс... докт. филол. наук. - Пермь, 2006. - С. 26.
4. Зверев А.М. Набоков. - М.: Мол. гвардия, 2004. - 2-е изд. - 453(11) с.: илл. - Жизнь за-мечат. людей: Сер. биогр.: Вып. 903. - С. 87.
Пиванова Э.В.
«Гармония как комплексная категория метапоэтического текста В. Набокова»
5. Набоков В. Лекции по русской литературе. -М.: Независимая газета, 1999.
6. Набоков В. Лолита - М., 1989.
7. Набоков В.В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе. Интервью. Рецензии. -М.: Книга, 1989.
8. Набоков В. Собрание сочинений: В четырех томах. - М.: Изд-во «Правда», 1990. - Т. 1.
9. Набоков В. Собрание сочинений: В четырех томах. - М.: Изд-во «Правда», 1990. - Т. 2.
10. Набоков В. Собрание сочинений: В четырех томах. - М.: Изд-во «Правда», 1990. - Т. 3.
11. Набоков В. Собрание сочинений: В четырех томах. - М.: Издательство «Правда», 1990.
- Т. 4.
12. Штайн К.Э. Метапоэтика: «размытая» парадигма // Текст. Узоры ковра: Сборник статей научно-методического семинара «ТЕЕХТПБ». - Вып. 4. - Ч. 1. Общие проблемы исследования текста / Под ред. докт. филол. наук проф. К.Э. Штайн. - Санкт-Петербург-Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999.
- С. 12.
13. Штайн К.Э. О динамической симметрии // Динамическая симметрия в науке, искусстве и реальной жизни: Сборник материалов к фестивалю симметрии / Под ред. д-ра фи-лол. наук проф. К.Э. Штайн, канд. филол. наук В. П. Ходуса. - Изд. 2-е, перераб. и доп. - Ставрополь: Ставропольсервисшкола, 2004. - С. 6.
14. Штайн К.Э. Язык. Поэтический текст. Дискурс // ЯЗЫК. ТЕКСТ. ДИСКУРС: Межвузовский сборник научных статей. - Вып. 1 / Под ред. Г. Н. Манаенко. - Ставрополь: Пятигорский лингвистический университет, 2003. - С. 11.
Об авторе
Пиванова Элина Викторовна, старший преподаватель кафедры иностранных языков Ставропольского финансово-экономического института. Сфера научных интересов - метапоэтика прозаического текста, лингвосемиотика текста, лингво-культурология.
