CC BY
29
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2014. № 3
В.В. Шервашидзе
«ГАЛЛЮЦИНАТОРНЫЕ КОШМАРЫ XX ВЕКА, УПРАВЛЯЕМЫЕ ЮМОРОМ КАТАСТРОФ И ЛАГЕРЕЙ» В РОМАНАХ А. ВОЛОДИНА
Дорогому Учителю
Леониду Григорьевичу Андрееву
с вечной благодарной памятью
А. Володин - уникальное явление во французской литературе. Его творчество не вписывается в современный социокультурный контекст. А. Володин обнажает двойственный накал утопического импульса - освободительный и саморазрушительный. Мир оборванцев, выживающих на краю человечества, выстраивается от блуждания к заброшенности. Это мир, утверждающий факт двойного провала: невозможность достичь обществом равноправия иначе, чем в грезах, «чуть слышным шепотом», и в довершении - «смерть говорящего человека, символически воплощающего фальсификацию существующей системы ценностей».
Ключевые слова: юмор катастроф, диссиденты, гетто, шаманы, ангелы, маргинальное выживание, сны, видения, реинкарнация.
A. Volodine is a phenomenon unique in French literature. His work which can hardly be squeezed into the modern sociocultural context, demonstrates the ambivalent nature of a utopia - both liberating and self-destructive. The universe of his outcasts is evidence of double defeat: the impossibility to achieve social equality and "the death of the speaking man" which is a symbol of falsification of traditional values.
Key words: A.Volodine, post-exoticism, utopia, catastrophes, dissidents, ghetto, shamans, angels, dreams, reincarnation.
В 1998 г. А. Володин провозгласил рождение новой литературы, в которой историческая и коллективная память пересекается с памятью об «ином» мире, мире апокалипсиса, с которым человечество столкнулось в XX в.
В интервью Альетт Армель А. Володин приоткрыл тайну своей «вселенной», столь поражающей воображение читателя своей уникальностью: «Вселенная моих книг соткана из размышлений об апокалипсисе, с которым человечество столкнулось в XX в., который оно не преодолело и, думаю, никогда не преодолеет. Разочарование в революции, геноцид, Шоа, постоянные войны, ядерная опасность, 66
лагеря лежат в основе современной истории»1. Романы Володина стоят особняком во французской литературе. Его не привлекают ни игры с романной формой, ни «приключения» письма, ни новые формы ангажированности. Фантастика А. Володина выходит за рамки традиционной, представляя «политический фикшен», в котором он обращается к смутному непредсказуемому будущему, чтобы вновь возвратиться в не менее невероятное настоящее.
А. Володин - псевдоним французского писателя, заявившего о себе в 1985 г. произведениями, написанными в жанре научной фантастики: «Сравнительная биография Жориана Мюрграва» («Biographie comparée de Jorian Murgrave»); «Корабль ниоткуда» («Un navire de nulle part»); «Ритуал презрения» («Rituel du mépris»); «Невероятная преисподняя» («Des enfers fabuleux»).
Выбор псевдонима с русской фамилией был продиктован первой профессией писателя (в течение 15 лет преподавал в лицее русский язык и литературу) и его увлеченностью современной русской культурой от А. Платонова, братьев Стругацких, В. Шаламова до А. Тарковского. По всему творчеству Володина разбросаны аллюзии на сталинские лагеря, Гулаг, преследование инакомыслящих тоталитарной репрессивной системой. В «Малых ангелах» дом для престарелых представлен как лаборатория, в которой ставятся эксперименты по перерождению человеческой природы2. В «Дондоге» лагерь, в котором отбывал срок Дондог, превратившийся в тарака-ночеловека, называется «Троемордвие» (аллюзия на знаменитый лагерь в Мордовии); истекающий кровью, замученный пытками, писатель Артем Веселый, автор романа «Россия, кровью умытая» символически воплощает судьбы инакомыслящих писателей, - жертв сталинских лагерей3.
«Бутафорская» фантазия Володина воплощает на метауровне онтологические и экзистенциальные проблемы с учетом новых подходов к языку, к реальности и человеческой психологии. «Все мое творчество, включая фантастику, - единое целое, начиная с первого романа "Сравнительная биография Жориана Мюрграва" и до последнего <...> Все мои произведения - часть глобального проекта - создать библиотеку произведений выдуманных писателей, находящихся на грани бреда, заключенных в тюрьму, оплакивающих
1 Володин А. Изменить мир чуть слышным шепотом. Интервью Альетт Армель с Володиным // Иностранная литература. 2012. № 11.
2 Володин А. Малые ангелы. М., 2008. С. 60.
3 Там же. С. 70.
2 Ph. Savary. Entretien. Mercure des Anges. 1997. № 20. Juillet-Août.
революцию, которая потерпела поражение»4. Основные мотивы творчества Володина - это размышления об истоках и манипулировании исторической памятью.
Творчество Володина вызывает огромный интерес, становится предметом дискуссий на международных коллоквиумах, научных исследований и публикаций на Западе. В России его творчество малоизучено. Благодаря переводам Е. Дмитриевой российский читатель познакомился с двумя его произведениями - «Малые ангелы» (2008) и «Дондог» (2010). Но это лишь малая часть грандиозного проекта Володина, воплотившего в своих произведениях все ужасы тоталитарных режимов, этнических чисток, войн, которые пережил XX в. «Несчастный XX век - родина моих персонажей, колдовской, шаманский источник моих фантазий»5.
Произведения Володина не вписываются в общее русло развития французской литературы; используя принцип сюжетики сна, комбинируя знакомое и странное, реальное и воображаемое, писатель, интерполируя принцип Эйнштейна словно «извне» рассматривает ход земного бытия, соединяя пространство и время. Реальные города в его произведениях приобретают фантастические признаки и свойства; время не совпадает с календарным: «... две тысячи лет после мировой революции», «четыре века спустя после черной войны»... В «Малых ангелах» все происходит века спустя после Чернобыля6, когда «человечество вступило в финальную фазу своего заката»... «когда больше не рождалось детей»... и «весь пейзаж постепенно превратился в ночную хлябь». Апокалипсис, изображенный Володиным на краю света, в Сибири («Малые ангелы»), «неискоренимо вытекает из прошлого, из непристойной катастрофы поражения революционных идеалов XX века»7. Это описание мира после катастрофы перекликается с формулой З. Сегалена о конце мира, об энтропии: «Я представляю себе энтропию как самое страшное чудовище небытия. Небытие состоит из льда и холода. Энтропия вязкая. Тепловато-безразличное тесто»8.
Мифологизация истории в творчестве Володина является эмблематическим воплощением коллективной памяти многих поколений, переживших ужасы и катастрофы XX в.
4 Володин А. Малые ангелы. С. 5.
5 Wagneur J.-D. Entretien avec Antoine Volodine // Libération. 1999. 2 sept. II—III.
6 Volodine A. Ecrire en français une litterature étrangère // Choid. № 1. International. hiver 2002//www.chaoid.com. P. 17.
7 Ibid. P. 17.
8 Segalen V. Essai sur l'exotisme: une esthétique du Divers // Oeuvres completes. Vol. 1. Paris, 1995. P. 766.
Для воплощения своего замысла, писатель изобретает новые жанры - «наррац (narrat), шагга, романс» - «первичной структурой которых становится ритм». Это определение имеет широкий интертекстуальный контекст - от фильмов А. Тарковского, в которых по определению Володина, «течение времени становится значащим мотивом», до древних греков, оценивающих ритм как «особый принцип, дающий начало всему сущему»9. «Благодаря замедленному ритму, - отмечает Володин, - мы беспрепятственно входим в подсознание персонажей и ... в нашу собственную память»10.
Лаконичную форму нарраца, «не поддающегося пересказу экспромта», Володин «наделяет особым ритмом»: голоса шаманов, ангелов, безумцев, мертвых сливаются в полифонию глубоко запрятанных воспоминаний, фантазмов, принадлежащих коллективной памяти. Этот ритм «высокого напряжения» обнажает двойственный накал утопического импульса: освободительный и саморазрушительный. Мир оборванцев, отверженных, выживающих на краю цивилизации, утверждает факт двойного провала: невозможность достичь обществом равноправия иначе чем в грезах; в довершении - «смерть говорящего человека» - символ фальсификации памяти и бессилия языка. В нарраце время останавливается. Память «бойцов проигранных сражений», неспособная восстановить прошлое в своей аутентичности, лишь фиксирует «следы времени». В «Малых ангелах» писатель создает реквием по миллионам погибших и замученных в концлагерях: «... здесь покоится зловонный полумрак тюремных камер, запах стенных железных шкафов, запах людей, нещадно избитых... здесь покоятся мертвые пола мужского и женского, те, которые были реабилитированы, и те, которые не были реабилитированы.»11
В «Малых ангелах» Вилли Шейдман - фантасмагорический, барочный образ, рожденный «бессмертными старухами» революционерками из «обрезков ткани и кусков разлезшейся корпии», рассказывает о героическом прошлом. Но память, состоящая из разрывов и провалов, воспроизводит то, «что остается, когда не остается ничего». Это смесь воспоминаний, снов, видений внедряется в подсознание старых революционерок, «чтобы позже воскреснуть в размышлениях и снах»12. Память распадается на куски, исчезает все, кроме тоски и ностальгии. Прошлое похоронено в руинах времени. Персонажи Володина - «бессильные диссиденты, задыхающиеся в
9 Agamben G. L'Homme sans contenu. Paris, 1996. P. 163.
10 Володин А. Малые ангелы. C. 7.
11 Там же. C. 70.
12 Там же. C. 130.
тоталитарной системе» - образуют «тюремное гетто» маргинальных писателей. Володин использует принцип матрешки для построения барочной конструкции, в которой «литература и театр сливаются», а персонаж является одновременно постановщиком и исполнителем драмы, разыгрываемой в написанных им текстах. Под пыткой или в безумии постэкзотический персонаж сохраняет свое основное качество писателя-актера и писателя-свидетеля катастрофических событий. Володин отчуждает текст от реальности при помощи барочного принципа «текста в тексте», драматизируя отношения «литература-действительность», «автор-текст-читатель», ставя под сомнение онтологический приоритет реальности над порождением творческого вымысла. Возникает особая разновидность фантастики - «фантастика текста». Текст, рассказывающий о тоталитарных режимах, зеркально отражается в тексте, создающем герметичную поэтику художественного произведения, эмблематически воплощая присутствие инородного, чужого в странном. «Все мои романы следуют тоталитарной логике разрушения, катастроф, маргинального выживания. Это основной ментальный пейзаж постэкзотизма». Свою грандиозную барочную утопию13 Володин называет «постэкзотизмом», стремясь подчеркнуть свою обособленность от всех современных течений, оканчивающихся на «изм»; от постмодернизма в том числе. Кредо писателя - «писать по-французски на иностранном языке» - означало его стремление «вырваться за национальные и культурные пределы и выразить в художественной форме общую для всех историю XX века». Возникающие аллюзии с афоризмом М. Пруста - «Всякое большое произведение искусства написано на иностранном языке» - являются интерполяцией концепта маргиналь-ности (М. Фуко, Ж. Делез) как стимула эволюции романного жанра и языковых форм. «Литература говорит на иностранном языке - каждый писатель вырабатывает на границах своего родного языка новый язык, который и делает его писателем»14. Персонажи Володина - это отстраненные голоса вне территориальной и этнической принадлежности, что подчеркивается их гибридными именами - Дондог Балбайян, Джесси Лу, Волюп Гольпьез, Ирина Шлум, Мария Самарканд, Жан Влассенко, Лутц Бассман и т. д. Их речь - пленница, тип повествования - анонимный и коллективный: это литературное сообщество постэкзотических писателей - «невидимое, немое, обособленное от стремящегося к катастрофе мира». Тексты персонажей
13 Ruffel L. Le dénument. Paris, 2005. P. 12.
14 Volodine A. Écrire en français une littérature étrangère. P. 16.
писателей, обусловленные идеей бессилия языка и иллюзорности памяти, порождают путаницу, хаотичное смешение голосов-двойников: «Меня зовут Мария Самарканд. До лагеря и до моего союза с Жаном Влассенко у меня были другие имена - Верена Нордштранд, Лилит Швах»15. Лутц Бассман в «Постэкзотизме в 10 уроках» - основной голос нечленораздельной полифонии шепота, крика, молчания, песнопений - является одновременно рупором других голосов - Марии Шрагг, Антуана Володина, Ингрид Фогель, Эллен Доукс»16. Удвоение персонажа, его дробление на двойников суггестивно воплощает утрату идентичности и самоидентификации. Лутц Бассман пытается исчезнуть, спрятаться, передать свой голос и свою функцию подставным лицам, гетеронимам. Образы авторов - гетеронимов создаются приемом дублирования, взаимозаменяемости сознаний. «Подставной писатель подписывает романсы, подставной рассказчик направляет движение вымысла и сам становится его частью»17.
Володин и себя включает в список персонажей-писателей: в «Постэкзотизме в 10 уроках, урок 11» - имя автора Володина - на обложке, а на форзаце восемь имен авторов-персонажей, включая Володина. Отождествляя себя с персонажами своих произведений, писатель перестает быть «субъектом говорения». Его участие ограничено использованием техники коллажа. На обложке «романса» «Взгляд на Оссуарий» - фамилия Володина, а на форзаце - персонажей: Марии Самарканд и Жана Влассенко, авторов симметричных «романсов» -«Элементы сюрреалистической замкнутости» и «Заметки о постэкзотической замкнутости», построенных по принципу зеркального отражения. Зеркальное отражение определяет бесконечное умножение реальности, которая всякий раз оказывается виртуальной. Подходя к творчеству как к игре, Володин создает из самых мрачных явлений XX в. «волшебные виртуальные миры. Персонажи пишут тексты, которые заполняются придуманными ими персонажами... Сделать ощутимо материальными эти барочные пьесы, выдумать странные ситуации, вдохнуть душу в необычных актеров... Это ли не сказочное счастье?»18 Эмблематическим воплощением сущности литературного творчества, его границ, является допрос заключенных писателей. Мария Самарканд («Взгляд на Оссуарий») охотно рассказала полицейским о своей жизни, внося небольшие изменения; «будучи писателем, она знала, что малейшее изменение деталей способствовало
15 Volodine A. Vue sur l'ossuaire. Paris, 1998. P. 21.
16 Volodine A. Le post-exotisme un 10 leçons, leçons 11. Paris, 1998.
17 Volodine A. Vue sur l'ossuaire. P. 19.
18 Volodine A. Entretien avec J.-Ch. Millois, revue Prétexte. Hiver. 1998. № 16.
другому прочтению, рождению других бездонных, непостижимых истин»19. Под давлением писатели-персонажи постэкзотизма строят измененное прошлое, состоящее из смешения образов реального и воображаемого. «... мы описывали голубые пейзажи, бирюзовые прерии, мы изобретали названия растений и трав»20. Виртуальные миры, создаваемые содружеством персонажей-писателей, являются аллегорическим воплощением индивидуальной и коллективной памяти: «Это сооружение, существующее в сознании, имеющее связь с революционным шаманством и литературой в письменном или устном виде <...> мы называли постэкзотизмом <...> Это тыловое убежище, тайное место встречи, но также нечто агрессивное, что участвовало в борьбе против капитализма и остальных мерзостей цивилизации»21.
Ключевые слова постэкзотизма - разрыв и диссидентство по отношению к миру за пределами тюремного гетто. Эстетика «подозрительности», управляющая механизмами постэкзотизма, определяет невозможность диалога «ксенолитературы» и литературы фальсификации. Ксенолитература - литература разрыва - изобретает «пустые формы, которые невозможно осквернить», и «наполняет их своими видениями, чуждыми»22 для восприятия мира конформизма, фальсификации и лжи. Единство жанров постэкзотизма - шагги, романса, нарраца - образует литературу чуждую, иностранную, устремленную к «иным» мирам. Эта ксенолитература становится «путешествием, тихой гаванью для писателя, изгнанием для читателя, но изгнанием спокойным, вне посягательств врага23. «Обращаясь к традициям, сохранившимся в коллективной памяти, мои персонажи пишут книги, они говорят на языке, отчужденном от реального мира, они прибегают к литературным формам, чуждым современной литературе». Ярко окрашенная поэтическая тональность «революционного шаманства» становится «магической» практикой постэкзотизма. Шаман - эмблематическое воплощение писателя, путешествующего в снах своих персонажей. Он говорит в трансе - от шепота до крика и песнопений. «Было необходимо, чтобы шепот сорвался с его губ, воспроизводя технику шепота, которую использовали в своих романсах наиболее тантрические среди нас: этим едва движимым дыханием, рассказчик продолжает не только свое собственное существование, но суще-
19 Volodine A. Vue sur l'ossuaire. P. 21.
20 Volodine A. Le post-exotisme un 10 leçons, leçons 11. P. 47.
21 Ibid. P. 17.
22 Volodine A. Vue sur l'ossuaire. P. 15.
23 Segalen. V. Essai sur l'exotisme. P. 56.
ствование тех, кто уже умер. Только так можно сохранить память о них»24. «Тибетская книга мертвых» или «Бардо Тедоль» («Bardo Thodol») становится настольной книгой постэкзотизма. Буддизм, как и шаманство, интересуют Володина не с религиозной, а с поэтоло-гической точки зрения. В глубинах восточной мудрости он пытается найти формы обновления западной цивилизации. «... Мы удалили ее в буддистское содержание в соответствии с нашим индивидуальным и коллективным восприятием»25.
Произведения Володина - от «Сравнительной биографии Жо-риана Мюрграва» до романа «Бардо или не Бардо» - располагаются в пограничной зоне между жизнью и смертью. «Последние дни Лутц Бассман провел, как все мы, - между жизнью и смертью»26. Персонажи постэкзотизма путешествуют в черном тантрическом временном пространстве между смертью и последующим рождением, которое длится, согласно буддизму, сорок девять дней. 49 - число магическое в тантризме, означающее подготовку души к реинкарнации. «Наша литература использовала понятия циклическая судьба, смерть-несмерть (non-mort), жизнь-не-жизнь (non-vie ) переселение душ, реинкарнация»27.
Буддистское понятие реинкарнации несет двойственный философский смысл в мире размытых противоречий Володина. С одной стороны, на метауровне оно воплощает механизм фальсификации коллективной и индивидуальной памяти - скрытая лоботомия, манипулирование сознанием в бесконечной череде «симулякров воскрешения и смерти» Жана Влассенко. Жан Влассенко является одновременно жертвой и системы, и своей реинкарнации, в которой он стал палачом. «Нужно было долго путешествовать в центрах и лагерях, чтобы понять идею возрождения после смерти»28. С другой стороны, реинкарнация приобретает символическое значение связи времен - прошлого, настоящего, будущего. «Медитация, молчание, ритуализация действий, сочувствие и разделение боли, дань памяти погибшим, магическое сопровождение мертвых вплоть до возрождения»29. В романах «Взгляд на Оссуарий», «Постэкзотизм в 10 уроках, урок 11», «Дондог», «Бардо или не Бардо» персонаж-писатель, как правило, мертв, но он продолжает жить в памяти других,
24 Volodine A. Le post-exotisme un 10 leçons, leçons 11. P. 117.
25 Там же. P. 80.
26 Там же. P. 9.
27 Там же. P. 4.
28 Volodine A. Vue sur l'ossuaire. Paris, 1998. P. 75.
29 Volodine A. Le post-exotisme un 10 leçons, leçons 11. P. 72.
путешествуя из одного мира в другой, из одной души в другую, создавая виртуальные, параллельные миры. Поэтика «революционного шаманства» - «концепты немого голоса, голоса основного рассказчика, контр-голоса, голоса мертвых, полихрония, нарративная остановка дыхания»30 - устанавливает тесную связь с ксеномифологическими глубинами азиатской мудрости. «Бисоциация» литературы и шаманства, определяя критическую дистанцию к миру европейской цивилизации, рассматривается А. Володиным как одна из форм спасения западной цивилизации. Одержимость тюремного братства грандиозной «эгалитаристской» идеей обыгрывается писателем при помощи «черного юмора» («юмора катастроф» в его определении). «Мои герои вместо отречения продолжают борьбу, в которой они заранее побеждены»31. Володин, реконструируя вечные гуманистические ценности, создает новую модель метаповествования, в котором отказ от компромиссов, сопротивление насилию, эгалитаристские лозунги переносятся им в акт письма и чтения. Писатель, иронически снижая «революционный пафос» своих персонажей, бойцов проигранных сражений, придает ему форму «чистого слуха», визуальной образности «прозрачного герметизма».
Список литературы
Agamben G. L'Homme sans contenu. Paris, 1996.
Volodine A. Entretien avec J.-Ch. Millois // Revue Prétexte. Hiver. 1998. № 16. Volodine A. Le post-exotisme un 10 leçons, leçons 11. Paris, 1998. Volodine A. Vue sur l'ossuaire. Paris, 1998. Ruffel L. Le dénument. Paris, 2005.
Володин А. «Изменить мир чуть слышным шепотом» // Иностранная литература. 2012. № 11 (интервью Альетт Армель с Володиным). Володин А. Малые ангелы. М., 2008.
Volodine A. Ecrire en français une literature étrangère // Choid. Hiver. 2002. № 1.
International (www.chaoid.com). Savary Ph. Entretien // Mercure des Anges. 1997. № 20. Juillet- Août. Wagneur J.-D. Enretien avec Antoine Volodine // Libération. 1999. 2 septembre. II-III.
Segalen V. Essai sur l'exotisme: une esthétique du Divers // Oeuvres completes. Vol. 1. Paris, 1995. P. 766.
Сведения об авторе: Шервашидзе Вера Вахтанговна, докт. филол. наук, профессор Российского Университета дружбы народов. E-mail: shervash@yandex.ru
30 Там же, p18
31 Володин А. «Малые ангелы», с.8
