CC BY
245
Михаил НЕСИН ГАЛИЦКОЕ ВЕЧЕ В 1229-1234 гг.
События конца 20-х - 30 -х гг. XIII ст. в Галиче известны как борьба Даниила Романовича за галицкое княжение. Не было в стороне от нее и галицкое вече, и изучение галицкой вечевой активности этого времени важно для ее понимания. Другое дело, что состояние источников таково, что для их грамотного прочтения потребуется большая работа, и в данной статье мы остановимся на сравнительно небольшом временном отрезке (1229-1234 гг.).
Часть событий 6737 (1229) г. нами была недавно рассмотрена вплоть до разгрома Демьяном понизовских сил Судислава и прихода к Даниилу всего галицкого вечевого боярства1. Тогда волынский князь Даниил Романович по зову галицких вечников прибыл освобождать город от венгерского королевича, притом, по их просьбе постарался поспеть до того, как прибудет из Понизья Судислав, возглавлявший оборону края при венгерском правлении. Поэтому князь приблизился к Галичу с малой дружиной, явно не ожидая серьезной стычки. Но Судислав уже был в Галиче и организовал его оборону. Последовала серьезная война. Но галичане ждали победы Даниила. Когда его войска под руководством княжьего тысяцкого Демьяна разбили рати Судислава в Понизье, га-лицкое вечевое боярство торжественно предстало перед ним вместе с Демьяном. При этом летописец указал на всеобщий состав городских земских бояр, но отметил заметное лидерство «многих» из них, а особенно двоих, поименно им выделенных, Мирослава и Владислава2.
Однако сразу после этого идет несколько неоднозначных летописных известий, которые надо специально разбирать, чтобы выяснить, какое из них является первым последующим упоминанием галицкой вечевой активности.
Так, после торжественного прибытия к Даниилу всего галицкого боярства князю еще предстояло войти в город, что оказалось непросто. Галич (где в ту пору был Судислав и венгерский гарнизон королевича) крепко держал оборону, Даниил призвал волостные силы с обширной территории от реки Боброки до рек Ушицы и Прута, и лишь тогда некие «оные» открыли город: «Наутрея же уставоше, и обьеха Данилъ городъ, и собравъ землюГаличскую, ста на четыре части окрестъ его. И собра от Боброкы доже и до рекы Ушице и Прута, и обьседе в силе тяжьсце. Онем же изнемогошимъ передаша градъ»3. В историографии под этими «оными» обычно понимают сидевших в городе галичан4.
Ныне А.В. Майоров приводит такую трактовку в качестве аксиомы, для исчерпывающей иллюстрации той решительной неприязни, которую, по его мнению, в массе испытывали горожане к Даниилу Романовичу. Заодно для ученого это является новым свидетельством видного участия галицкого веча в судьбе Галичины5. Действительно, эти «оные» играли решающую роль в обороне города. Но ведь галичане сами недавно призвали Даниила, чтоб тот выгнал венгров и Судислава, при этом просили прибыть к городу, пока Судислава там нет и он не возглавит его оборону. Поэтому логичнее считать, что под словом «оные» скрываются не галичане, а Судислав с венграми, бывшими в этот период в Галиче фактическими хозяевами. Их ключевая роль в обороне края уже отмечалась историками6. Данные выводы не покажутся странными, если привести известия той же летописи под 6727 (1221) г.7, когда Мстислав Удалой вновь поехал завоевывать Галич, а воодушевленные галичане подняли антивенгерское вечевое восстание. Венгры, будучи не в силах принять открытого боя, забравшись на церковные своды, «стреляющимъ и камение мещющимъ на гражаны изнемогаху жажею водною, не бе бо воды в нїх, и приехавшю же Мьстиславу и вдашася ему»8. Как мы видим, и здесь летопись написала о венграх в третьем лице - «них». Поэтому вполне понятно, что и в статье 6737 (1229) г. летописец тоже назвали венгров и Судислава «оными», полагая, что и так понятно, кто правил в городе и не хотел впускать Даниила. Так что известие об осаде и взятии Галича Даниилом ничего не сообщает
о вече. Вечники будут упомянуты под тем же 6737 г. Вскоре отпущенный в Венгрию Судислав подтолкнул венгерского короля Андраша II к новой атаке на Галич, и весной 6737 (1230) г.9 в Галичину прибыл старший сын короля «Бела риксъ, рекъмый король Угорьскый, в силе тяжьце»10 (по В.П. Шушарину, летописец здесь допустил опечатку, пропустив слово «юниор», что в корне изменило смысл титула, ведь по венгерской терминологии наследный принц - рекс юниор, младший король помогал отцу в управлении, но сам не правил11). Окружив город, он передал через посла: «"Слышите словеса великого короляугорьского. Да неуставляеть васъ Дьмьянъ, глаголя: "Иземля изимьть ны богъ”, ни да уповаеть ваш Данилъ на господа, глаголя: "Не имать предати град сесь королевиугорьскому". Толико ходилъ на ины страны, то кто можеть одержати от руку моею и от силъ полковъ моихъ? Дьмьянъ же, одинако крепяшеся, грозы его не убояся. Богъ поспешникъ бысть ему. Данилъ же приведе к собе ляхы и половце Котяневы. А у короля беаху половци Беговаръсови. Богъ попусти на не рану фараонову. Град же крепляшеся, а Бела изнемогаше. И поиде от града, оставившю же ему люди за собою, оружники многи и фаревникы. Нападшимъ же на не гражаномъ мнозимъ, впадаху в реку, инии же избьени быша, инии язве-
ни быша, инии же изоимани быша. Яко инде глаголеть: "Скыртърека злу игру сыгра гражаномъ", тако и Днестръ злу игру сыграугромъ»12. По мнению А.В. Майорова, в этом известии вечники подразумеваются дважды. Во-первых, здесь они прямо названы как «гражаны», вышедшие из города и разбившие венгров, кроме того, именно к ним, по мнению исследователя, прежде обращался венгерский посол13. Так же думал Н.И. Костомаров, зачем-то дополнивший речь посла обращением «люди галицкие»14. Однако источник не дает основания для столь вольной интерпретации. Ведь посол перед городом громко обращался ко всем галицким защитникам, то есть, включая дружину. Он призывал их сдать город, не слушая ни Демьяна, ни Даниила. Но благодаря решительности Демьяна, бывшего главным галицким воеводой в отсутствие князя, город не сдался до самого подхода Даниила с союзными войсками поляков и половцев. Трудно согласиться с общим выводом А.В. Майорова, что главную роль в обороне города сыграло вече15. Летопись прямо поясняет: «Дьмьянъ же одинако крепяшеся, грозы его [венгерского посла] неубояся. Богъ поспешникъ бысть ему»16. Именно решительность княжеского тысяцкого Демьяна и умелое руководство помогли как «ему», так и всему городу, который в результате не был сдан венграм. Согласно резонному выводу В.Т. Пашуто, летописец изобразил главную роль Демьяна в защите города17. Любопытен вывод ученого, что это, а также несколько иных известий были созданы самим Демьяном18. Тогда ясно, почему об отсутствии в городе князя мы узнаем постфактум, лишь тогда, когда он пришел с польской и половецкой подмогой, перед самым паводком. Для Демьяна была главной личная роль в обороне города. Даже если он был лишь информатором профессионального книжника19, этот текст записан под его сильнейшим влиянием. Впрочем, летописная версия правдоподобна. Говоря о видной роли городового веча в управлении краем, надо помнить, что мы имеем дело с традиционным обществом, привычно вверявшим своим должностным лицам исполнение определенных функций. Мы уже разбирали случаи, когда потеря должностного лица приводила к панике в бою или парализовывала вечевую активность20. Стоит ли удивляться, что решительность галицкого воеводы влияла на настроение войска. Тем более, что совсем недавно он отличился при освобождении Галича от венгерских интервентов, разгромив со своим отрядом силы Судислава в Понизье. Поэтому мы не находим в этом известии ничего противоречащего древнерусским реалиям. Следовательно, первым свидетельством о галицких вечниках в данном летописном рассказе является уже известие о побивших венгров «гражанах». Любопытно, что половцы не были едины, один из половецких отрядов во главе с ханом Беговарсом помогал венграм, а другой, с ханом Котяном, был
на стороне Даниила. У половцев, как и у многих народов, наступил период раздробленности, принявший, однако, особую окраску в связи со сложной внешнеполитической обстановкой, когда половецкие ханы были вынуждены искать покровительства у сильных соседей. Пример тому - судьба самого Котяна, поддерживавшего то русских князей, то венгров. К приходу Даниила галичане еще не ощутили тягот долгой осады. Иначе галицко-волынский сводчик, часто сообщающий о таких бедах, не упустил бы эту подробность. Значит, венгры опередили Даниила лишь на считанные дни (хотя и задержались до наступления паводка), а князь не мог ездить дальше Волыни, куда к нему подошли союзники из сопредельных Польши и половецких степей.
Когда на обессилевших венгров обрушился паводок и подоспел Даниил с союзными ратями, галицкие «гражаны» торжественно добили отступающего ослабленного противника. Главной же победительницей была признана разлившаяся река, роль которой летописец сравнил с решающей ролью Скирта из греческой хроники Иоанна Малалы. Правда, вскоре, описав уход Белы из пределов Галицкой земли, летописец бросает странную, на первой взгляд, фразу: «И ушедшю же ему за неверьство бояръ галичкихъ (в галицко-волынской летописи так называли земских бояр - М.Н.21), Данилъ же божьею волею одерьжа градъ свои Галичь»22. Дело в том, что еще под Галичем венгров поразил мор, образно связанный летописцем с «фараоновыми казнями». Нетрудно догадаться, что речь идет о десяти напастях, которые, по Ветхому завету, Бог наслал на Древний Египет за то, что фараон противился исходу евреев. А те не желали быть верными египетскими рабами. Другое дело, что венгерский «король» Бела уходил сам, Даниил же остался в «своем» Галиче с Демьяном и «гражанами», включая земских бояр «галичских». Но упоминание бояр, не имевших в данном случае никаких социальных библейских аналогов, говорит, что это не простой парафраз ветхозаветной легенды. Как резонно заметил П.П. Толочко, «Летописец подчеркнул, что он [Даннил] удержал свой Галич... хотя утверждаться ему.... придется практически все последующее десятилетие»23. Тем более, что далее летописец добавил, размышляя о дальнейшей драматической судьбе своего героя: «По семь скажем многий мятежь, великия льсти, бещисленыярати»24. Поэтому неверно связывать все с последующей крамолой галицких бояр против Даниила с целью убить его и призвать Александра Бельзского25. Речь идет о «бесчисленных» испытаниях, выпавших Даниилу перед его окончательным утверждением в Галичине. Видную роль сыграют в этом сложные отношения князя с галицким вечем во главе с земским боярством. Это и имел в виду летописец, иронизируя, что бояре всегда неверны, пусть и по отношению к венграм. Ввиду господства
бояр на вече галицко-волынский сводчик порой персонифицировал в их лице волю всех галичан26 (подобного рода обороты есть и в иных древнерусских памятниках по отношению к иным русским землям27). Притом, напряженная политическая ситуация первой трети XIII в. сильно сказалась на галицком земском боярстве. Теперь галицкое вече часто даже внешне не напоминало общегородскую думу, откровенно превращаясь в орудие власти как всех бояр, так и части их. А в 1230-х гг. даже появлялись отдельные «крамольные» боярские группировки, действовавшие сами по себе, помимо воли прочих земских бояр и всех вечников. Но Даниилу по-прежнему приходилось бороться и с «галичанами», «мужами градскими» в целом. Не стоит забывать, что, как и его отец Роман Мстиславич, он оставался волынским князем. В детстве всякое его возвращения в Галич сразу сопровождалось возрождением активного влияния волынцев на Галичину28. Да и после, став самостоятельным правителем, Даниил был волынским князем (его сила, которую ценили галицкие вечники, во многом зиждилась на его положении в той земле), и когда в зрелом возрасте он по приглашению галичан, освободив их край от венгров, сел у них княжить, он не рвал связи с Волынью. Недаром, кроме части земских бояр и всего веча, его галицкому княжению противились также местные старшие галицкие дружинники (а однажды даже местный архиепископ29), вечниками не бывшие, но тоже незаинтересованные в волынском влиянии.
Уже через несколько месяцев после победы над Белой, зимой 6738 (1230/31) гг.30 отношения у галицких дружинников с князем не заладились. Сперва некоторые из них при поддержке земских бояр «галичкыхъ» хотели убить Даниила и передать Галичину Александру Бельзскому. Кстати, деятельность земских бояр при этом летописец характеризует как «крамолу»: «крамоле же бывши в безбожных боя-рех Галичскых, съвет створше со братучадьем его (Даниила - М.Н.) Олександром, наубиенье его и преданье земле его»31. В отличие от некоторых галицких дружинников они лично не пытались убить князя, ограничившись сговором с Александром. Особо отметим, что крамолу стоит понимать в качестве несанкционированной галицким вечевым большинством акции. Причем, видимо, в данном случае мы имеем дело даже не со всем боярством, а лишь с частью. Весьма строгий в отношении социальной терминологии галицко-волынский сводчик в противном случае подчеркивает, что действуют «вси бояре Галичские», порой даже противопоставляя их выражению «бояре Галичские»32. И хотя слово «крамола» в подобных случаях в историографии по умолчанию воспринимается синонимом мятежа против князя33, нам это не кажется справедливым. Во-первых, вечники (включая тех же земских бояр) в домонгольской Руси вполне могли и спорить с князем, и распо-
ряжаться княжением, и это было их естественным правом. Не случайно в обычных случаях та же официозная Галицко-Волынская летопись часто называет галичан «неверными»34, «безбожными»35, галицких бояр - «безбожными»36, «льстивыми»37, говорит о городском «мятеже»38, но не считает это «крамолой», более того, прямо разделяет понятия мятежа и крамолы: «Въ лето 6735. Начнемь же сказати бещисленыярати, и великыя труды и частыя войны, и многия крамолы, и частая востания, и многия мятежи. Измлада бо не бы има покоя»39. В качестве характеристики поведения земских категорий «крамола» упоминается галиц-ко-волынским сводчиком трижды, при этом дважды в 1230-е гг., применительно к боярам галицким (во второй раз дело было в начале 6741 (1235) г.40, когда после поражения под Торческом «Данилу же прибегшу к Галичю, Василкови же бывшу в Галичи с полкомъ, и срете брата си. Борисъ же Межибожьскый светомъ Доброславьлимъ и Збыславлимъ посла к Данилови, рекый: «Изяславъ и половци идуть к Володимеру». Лесть бо бе се. Данилъ же посла ко брату си: «Стерези Володиме-ра». Узревше же бояре галичьстии Василка отшедша с полономъ, воздвигоша крамолу. Судиславу же Ильючюрекшу: «Княже, льстивъ глаголъ имеют галичане, не погуби се, поиди прочь!» Даниловиуведавшу крамолу ихъ, изииде Угры»»41. Не ясно, кем был Борис Межебожский, стольным наместником или волынянином. Но город Межебожье был около волынской границы, и Борис лучше галичан знал о волынских делах. Этим и воспользовались галицкие бояре Мирослав и Сбыслав, чтобы обманом выслать из Галича сильный волынский полк с князем Василием. Если Сбыслав появляется в летописи впервые, то Мирослав упомянут под 1229 г., среди земских галицких бояр, встречавших Даниила после победы в Понизье над силами Судислава42. Но теперь Мирослав действовал против Даниила, и его план сработал блестяще. Едва князь остался без силовой волынской поддержки, земские бояре «галичьстии» учинили против него крамолу. В итоге некий Судислав Ильич посоветовал, чтоб тот уходил прочь, пока жив, дав понять, что «галичане» (т. е. вечники в целом) его не поддержат. Правда, ученые обычно считают «галичан» теми же боярами43. Но, как справедливо отметил А.В. Майоров, Галицко-Волынская летопись прямо противопоставляет их крамольным боярам как две разные категории44. При этом вечники по-прежнему могли влиять на судьбу своего княжения, не случайно Даниил ушел именно по причине их общего недовольства. У вечников были свои причины не любить Даниила после поражения в бою под Торческом. Дело не в военной неудаче45. Проигрыши в битвах сами по себе никогда не приводили к размолвке вечников с князем. Однако Даниил позорно бежал с поля боя46, а это на Руси считалось предательством. В свое время новгородцы, изгоняя князя Всеволода
Мстиславича, в качестве одной из трех его главных «вин» назвали бегство на поле боя «вперед полка»47. Если галицкие дружинники за это не сердились на Даниила - тот потерял коня и, в общем-то, отступал не один, для вечников было важно, что он при всех опозорился, притом его союзник Владимир Рюрикович Киевский остался сражаться до конца, пока его не пленили, потому Галичина осрамилась и перед Киевщиной. В данном случае ненависть вечников открывала возможность крамольникам убить князя, сдав город Михаилу Черниговскому. Собственно, он и сел на галицкий стол после того, как Даниил, по совету Судислава Ильича, оставил галицкое княжение. Вместе с тем, из слов Судислава Ильича видно, что сама крамола была сугубо боярской, более того, охватывала лишь часть земских бояр, которая на волне общевечевого недовольства Даниилом хотела обойтись с князем по личному усмотрению. Правда, иногда высказывается мнение, что и крамольные бояре, и «галичане» действовали вместе, а речь Судислава Ильича была не издевательской, а сочувственной48. Сам Судислав, таким образом, видится не наглым крамольником, а сторонником Даниила. Текст летописи в самом деле допускает такую оценку образа Судислава (хотя и не как единственно верную). Однако ясное сообщение летописи не дает основания для столь сложной интерпретации взаимоотношения бояр и вечников. Галицкие земские бояре устроили узкогрупповую крамолу против Даниила, но Судислав Ильич дал ему понять, что ему стоит уйти, пока они его не убили, ведь и прочие галицкие вечники на деле против него. Иначе стоило бы говорить не о крамоле бояр, а о мятеже всего галицкого веча, в то время как, с точки зрения летописца, конфликт веча с князем не считался крамолой. Значит и в этом случае крамола является самовольной акцией части вечников. В третий раз понятие крамолы применено к волынскому пригороду Берестью, в 6797 (1289) г. решившему самовольно призвать себе князя49. Но поскольку на Руси считалось, что пригороды должны подчиняться «старейшему» городу, то, с точки зрения столичного летописца, эта акция волынян являлась непозволительной. Таким образом, с точки зрения Галицко-Волынской летописи, крамола являлась несанкционированной самовольной акцией, будь то узкогрупповые выступления части горожан или центробежные стремления пригорожан выйти из-под опеки главного города.
Думается, свет на этот вопрос может пролить и новгородское летописание, где коромольник, коромола обозначали людей и их действия, противостоящие законной вечевой деятельности. Но это не обязательно были простонародники. Так, в 6736 (1228) г. Новгородская I летопись сообщает о не имеющей законной вечевой санкции «крамоле» простой чади по отношению к архиепископу, но отмечает, что из двух
поставленных к вновь посаженному владыке лиц, кроме Микифора-щитника, был некий Якун Моисеевич50, в котором Л.В. Данилова и Н.Л. Подвигина справедливо видят боярина51. Дело правда, тут вовсе не в отчестве Якуна, отчество имели не только бояре (см. сообщение ШЛ под 6722 (1214) г. об опоннике Иванке Прибышиниче52), но сам факт, что человека с отчеством поставили в сравнение с простым городским ремесленником53 - «щитником», говорит о его знатности и склоняет нас к правоте ученых54, писавших, что реальными руководителями крамолы были бояре, использовавшие в своих целях тяготы городского плебса во время голода (другое дело, что это позволяет отождествлять простую чадь с городским черным людом, иначе бы щитник не мог ее представлять даже формально в обход крупных купцов. О том, что простые новгородцы особенно сильно страдали в голодные годы, ярко свидетельствует летописное упоминание о начавшемся во время очередного голода в среде «простой чади» поедании кошек, коры и листьев и даже трупоедстве и людоедстве55, поэтому во время голода 1228 г. бояре ловко использовали народный гнев и даже допустили такой беспрецедентный случай в новгородской истории56, как назначение ремесленника одним из двух приставленных к новому владыке людей, однако сами не теряли своего традиционного господства). Таким образом, крамольниками они были не потому, что были плебсом57 или меньшинством против городского большинства58. Федеративная структура Новгорода, знаменитого вечной борьбой своих районов (сторон концов улиц), вносила свои поправки в соотношение голосов. Например, нормальное районное вече могло законно идти против воли прочих частей города, не считаясь при этом крамольным (как, например, загородцы в 6726 (1218) г., вставшие «ни по сих, ни по сих», или жители Прусской улицы и Людина конца, тогда же выступившие против Неревского, Славенского и Плотницкого59, а два года спустя они же - против тех же трех обширных концов, но уже с загородцами60, или прушане в 6798 (1290) г. против всего остального города)61. Интересующее же нас коромольное движение 1228 г. не являло собой цельного районного схода с выборными старостами, а собралось с разных частей, заняв главную дворищенскую вечевую площадь62, где проводились законные городские сходы. Именно из-за противоборства своим районным корпорациям коромольники противостояли «новгородцам»63, участникам законного веча, объединившего представителей разных территориально-административных городских единиц. Недаром в Новгороде совокупность вечников - «весь Новгород» - была неразрывна с понятием всех концов64. Правда, как видно из известия о «крамоле»
1228 г., коромольные сходы также носили имя «веча»65, как сход представителей «людей градских»66, что, тем не менее, не отменяло разни-
цы между ними и легитимной вечевой деятельности «новгородцев». Это опровергает весьма противоречивые67 построения П.В. Лукина68, отказывающего древнерусскому вечу в статусе легитимного органа власти. Еще в начале XX в. С.Ф. Платонов, споря с бытовавшими уже в ту пору сходными, хотя и не столь радикальными взглядами69, заметил, что тогда бы вече не могло обладать каким-либо «внутренним благоустройством»70. Одним из основных критериев должного «благоустройства» органа власти и являлось наличие у современников четкого представления о законности и незаконности деятельности его членов. Описанные галицко-волынским сводчиком галицкие «крамолы» тоже в известной степени вписываются в это определение: крамольники - это группировка городских вечников (в данном случае отдельные боярские группировки), действовавшая без санкции законного веча.
Такова была и крамола части земских бояр, хотевших убить Даниила и передать галицкий стол Александру Бельзскому. Но и она, и заговоры дружинников разом потерпели крах после того, как Даниил выявил и разоблачил главных зачинщиков из дружинной среды - Молибогови-чей, а также некоего Волдрису71. Заметим, что Волдриса - это лицо72, а не топоним73. Летопись гласит, что князь послал «поМолибоговичи и по Волдрисе»14. Если бы Волдриса был не человек, предлог «по» был бы неуместен, равно как и союз «и» в сочетании с этим предлогом. Ясно также, что Волдриса - имя собственное, а не всей семьи, как у Молибоговичей75, он назван в единственном числе. Кстати, Молибоговичи выдали себя еще раньше. На первый взгляд, они повели себя странно, жутко испугавшись, когда гостивший в Галиче брат Даниила Василий, «играя», обнажил меч перед неким слугой «королевым», а тот, «играющи», подхватил щит76. А когда Даниил был предупрежден Демьяном и не поддался на козни дружинника Филиппа, он схватил главных заговорщиков - Молибоговичей и Волдрису, после чего все заговоры сразу утихли, хотя он даже не наказал пленников. Казалось бы, это странно. Но такое бывало в средневековье. Достаточно привести аналогию с преданием о неудачной попытке византийских царей отравить на пиру Олега Вещего и имевшей место в XII в. попыткой полоцких вечников убить своего князя на городской братчине в Петров день. В обоих случаях князья заранее раскрывают коварный замысел, и ни цари, ни вечники не возобновляют попытки отравить их из страха перед высшими силами, с пособничеством которых связывалась удивительная княжеская прозорливость. В первом случае следует прямое сравнение с чудом св. Дмитрия - «то не Олег, то святый Дмитирий»11, а во втором - вечники дружно переносят попытку убийства князя на-завтра78, что зримо являло собой пережитки политеизма - мол, то, что в свой день запретил один святой, на другой день допустит другой, но
все это связано со страхом перед вмешательством высших сил. Так же было и в Галиче. Летописец прямо замечает, что «страхъ имъ бысть от бога»19, а князь Василий, в свою очередь, действовал по божьему промыслу: «милостивому богу вложивашю во сердце Васильку изиити вонъ»80 и «поиграл» с венгром, что испугало княжьих врагов и обличило их. А после того как Даниил выявил и схватил 28 мятежников, включая некого Волдрису, который никак прежде себя зримо не выдал, то и прочие заговорщики из земских и княжьих бояр больше не решились идти против князя. Притом, последнее являлось для летописца совершенно естественным. Это многое объясняет и в обращении князя с арестованными мятежниками. Летописец создал красочный образ кроткого христолюбивого праведника, который вовсе не наказал врагов, предоставив судить их Богу81. Некоторые дореволюционные ученые приняли эту версию82. Хотя этот князь при случае бывал беспощадным к мятежникам - сохранились данные о суровых репрессиях против непокорных ему земских «Галицкихъ бояръ» после победы под Ярославом в 1245 г.83, когда князь, разбив Ростислава Черниговского, стал сильнейшим южнорусским князем, а сам уже крепко утвердился в Галичине, правя объединенными Галицко-Волынскими землями из основанного им на Волыни Холма. Современные же историки полагают, что в 1230-х гг. князь просто еще чувствовал себя в Галиче непрочно, что и было выдано за смирение84. Но, разоблачив и арестовав Молибоговичей и Волдрису, Даниил и так нагнал на своих галицких недругов суеверный ужас, разом отбив у них охоту к козням. Поэтому смысла в репрессиях не было. Вмешательство высших сил было для средневековых людей высшим авторитетом. В свое время Олег, раскрыв коварство византийцев, не стал с ними ссориться, удовлетворившись их религиозным страхом, а те были так напуганы, что приняли все условия перемирия. Ссылка Даниила на Божий промысел в данном контексте принимает особый смысл. Даниил не судит своих недругов, отдав их на суд Всевышнего, который ему непосредственно покровительствовал, что было страшнее земных кар. Даниил проявил себя смелым и находчивым человеком, умеющим держаться с достоинством и эффектно использовать обстоятельства. Что касается Александра Бельзского, тот укрылся от Даниила у своих сторонников в Перемышле. Не ясно, кто они были - галичане или сами пригорожане, хотевшие выйти из-под опеки Галича. Но, уняв своих недругов, князь не убрал их ненависти, охоты изгнать его любой ценой, даже через вокняжение Александра. При том, как показывают дальнейшие события, среди земских бояр столь радикально были настроены лишь некоторые, а среди дружинников - большинство (что объяснимо большей связью вечников с местной почвой, а для более мобильных княжьих людей было важно занять при новом князе хорошее положение).
Когда после победы над боярами в начале 6739 (1231) г.85 Даниил решил пойти войной на Александра Бельзского, основная масса дружинников фактически не поддержала его: «Самому же Данилу созваша вече, оставшуся въ 18 отрокъ вернихъ Демьяномъ тысяцкымъ своимъ, и рече имъ: «Хочете ли быти верни мне, да изииду на враги мое?» Онем же кликнувшимъ: «Верни есмы Богу и тобе, господину нашему, изииди сБожиею помощью!» Соцкый жеМикуларече: «Господине, не погнетши пчелъ, меду не едать». Помолившу же ся ему Богу и святей пречистей Богородици, Михаилу архангелу Божию, устремися изиити со маломратникъ. И Мирославу пришедшу к нему на помощь с маломъ отрокъ. Невернии же вси на помощь ему идяху, мнящеся, яко верни суть. И с ними же светъ створиша, люте бо бяху на не»86.
Правда, в историографии еще с XIX в. встречаются иные трактовки этого веча - как узкого совета князя с отроками и тысяцким. Последние признаются единственными верными князю людьми, с которыми он совещался приватно87. Но, как справедливо писал М.С. Грушевский88, они были упомянуты лишь в качестве надежной личной опоры князя, а не всех участников вечевого собрания. Тем более, что вече в домонгольской Руси - именно собрание вечников, людей градских89, а не дружинный совет90. Созыв веча в данном случае был естественным, князь хотел привлечь на свою сторону городское ополчение. Хотя в данном случае летописца занимали именно взаимоотношения князя и его приближенных из дружинной среды. Недаром, хотя летописец одобрительно приводит речь сотского, призывавшего к жесткому подавлению оппозиции, он его упоминает особо, в связи с этим высказыванием. Едва ли он считал сотского в числе «неверных», которые «мнящеся, яко верни суть». Отроки представляли собой личную гвардию князя, а возглавлявший их тысяцкий Демьян был княжеским сподвижником и полководцем (именно ему в 1229 г. была поручена важная операция - разгромить силы Судислава в Понизье, а потом он руководил обороной города от Белы. А Микула - сотский занимался вечевой организацией. Правда, его при этом порой считают выразителем воли «торгово-ремесленной среды»91, однако, во-первых, галицкое вече включало в себя и земскую знать, а во-вторых, по верному замечанию
А.В. Майорова, сотский являлся боярином и мог исходить из своих чаяний92, неясно, правда, земским он был боярином или княжьим. На Руси параллельно существовали княжеская и земская сотенные системы93, однако его преданность Даниилу и его отцу Роману - поговорку последнего он цитирует как призыв к действию - склоняет к тому, что он, как и Демьян, был дружинником и пришел с Даниилом в Галич с Волыни в 1229 г., глядя на Галич с позиции централизаторских волынских амбиций. Даже если вечники сами хотели идти войной на
Александра Бельзского, не мог быть выразителем их интереса человек, который призывал князя по примеру его отца властно «едать меду» Галичины, «подавивши» местную автономию. Летописца же больше всего заботила неверность в среде близких к князю людей, из которых оставались верны 18 отроков «со своим» тысяцким. Князь же, почти не найдя себе в дружинной среде реальной поддержки, решил идти «со малом ратникъ»94. Конечно, он не мог идти лишь с отроками и тысяцким. Речь идет о малом числе профессиональных воинов - дружинников. С ними князь и устроил «совет». Если вече согласилось идти на войну (поэтому его позиция специально не оговаривалась), то с «неверными» дружинниками, которые «вси на помощь ему идяху, мнящеся, яко верни суть», пришлось устроить особый «совет» из числа привычных на Руси советов князя с дружиной (возможно, что те пошли на войну, боясь гнева вечников95). Правда, порой пишут, что слова отроков и тысяцкого «Верни есмы Богу и тобе, господину нашему, изииди сБожиею помощью!» принадлежали вечникам96. Но, как отметил еще С.М. Соловьев, речь идет именно об отроках с тысяцким97. В самом деле, из ясного летописного сообщения «оставьшуся вь 18 отрокъ вернихъ и с Демьяномъ тысяцкымъ со своимъ «Хочете ли быти верни мне, да изииду на враги мое?» О нем же кликнувшимъ...» очевидно, что перед нами разговор князя с тысяцким и отроками98. Кстати, древнерусские вечники князя господином не называли.
Важно, что князя в основном поддержали низшие дружинные чины, а основная масса старших дружинников - нет. Примечательно отступничество последних. Даниил сохранял в составе своей дружины и волынские элементы и не рвал связи с Волынью, и хотя в периоды его галицкого княжения во Владимире Волынском сидел его младший брат Василий, тот исполнял лишь наместнические функции: всякий раз, возвращаясь на Волынь, Даниил вновь там правил сам и, в частности, строил новые города, например, около 1236 г. основал Холм. Это обстоятельство, кстати, служит дополнительным аргументом в пользу данных галицко-волынского сводчика о старшинстве Даниила и опровергает неубедительную99 гипотезу А.П. Толочко о том, что старшим братом был Василий Романович100. Перед нами обычное для патриархального общества явление, когда младший брат, не став постоянным князем отдельной земли, подчиняется старшему. Силу этой традиции на Руси демонстрирует выявленная нами судьба третьего из казненных в Галиче в 1211 г. князей Игоревичей, существование которого порой ставится под сомнение101 из-за отрывочности данных о нем как о самом младшем и не влиятельном брате102. Галицкой дружинной элите было обидно уступать власть и чины волынским выходцам. А пассаж
о 18 верных отроках становится особенно ярким, если учесть, что на
изучаемый период приходятся важные изменения в структуре древнерусской дружины. В науке существуют разные мнения об их темпах и социальных предпосылках, а также формационной сущности самой дружины. Иногда сам ее генезис связывают с феодализмом. Но, как отмечалось в литературе103, это неизбежно приводит к искусственной модернизации общественного строя изучаемых общностей104 или неоправданному отрицанию наличия в них дружин105. Другую крайность представляет собой позиция И.Я. Фроянова о зарождении дружины в родо-племенном строе и ее деструкции на границе доклассового и раннефеодального периодов, которую ученый выносит за домонгольское время106. Однако правящая роль города в домонгольской Руси с господством на вече боярской знати не соответствует доклассовой фазе общественных отношений, в то время как дружина в этот период сохранялась. Как показал А.А. Горский, она возникла около У1-УП вв., еще в доклассовом обществе, как круг княжеских соратников и сподвижников. Сначала она появляется в качестве эпизодических групп, но, по мере связанного с распадом родового строя развития княжеской власти, к УИ-УШ вв. становится постоянной101. Этим она напоминала древнегерманскую дружину, тоже сложившуюся на поздней стадии племенного строя108. При этом она «набирается не по родовому принципу, а по принципу личной верности; дружина находится вне общинной структуры; она оторвана от нее социально (дружинники не являются членами отдельных общин) и территориально (в силу обособленного проживания дружинников)»109. Эти свойства она в известной степени сохранит до конца, но, по мере расслоения общества, внутри нее заметно углублялась иерархия, постепенно приводя к упадку саму дружинную структуру (которая, как и у германцев, могла сохраняться лишь в раннефеодальный период). Даже слово «дружина» к XIII в. все больше заменялось термином «двор»110. Тогда уже в старшую дружину стали попадать в основном знатные люди, а худое происхождение считалось дурным тоном. Уже под 1240 г. галицко-волынский сводчик злобно подчеркнул худородность видных галицких дружинников До-брослава, Лазаря Доможировича и Ивора Молибоговича, превысивших свои полномочия при сборе дани, фактически прибиравших к рукам огромные территории111. Современные ученые обоснованно считают вторую половину ХП-ХШ в. временем заката русской дружины. Но если А.А. Горский назвал это финалом ее распада, начало которого он датировал XI в.112, то И.Я. Фроянов отнес ее разложение ко второй половине XIII ст.113 Если А.А. Горский резонно отметил исчезновение дружины уже в XIII в.114, то И.Я. Фроянов показал ее большую значимость еще в XII в.115 Полагаем, что оба подхода не противоречат друг другу, если признать разложение дружины постепенным, начавшимся
еще в пору ее крепости, но принявшим к концу XII в. тотальный характер. Положение младшей дружины, наоборот, стало скромнее, она стала сильнее зависеть от князя. Каково же было Даниилу, которого фактически не поддержал никто из его непосредственного окружения, кроме зависимых от него людей! Но он и тут не пал духом и пошел на войну.
Примечателен союз части галицких земских бояр и значительной части дружинников именно с Александром, мелким князем из Белза, который относился к галицкому столу лишь как к одному из способов укрепить свое положение на юге Руси. Потому ему ничто не мешало при случае поддержать Даниила, помогая ему заполучить Галич, как это было в 1211 и 1213 гг., когда он в союзе с венграми и поляками свергал князей Игоревичей и боярина Владислава Кормильчича116. Что касается основной массы вечников и меньшинства местных дружинников, те даже для борьбы с волынским влиянием не были готовы сдать землю бельзскому князю. Александр сбежал за подмогой в Венгрию, где свиделся с Судиславом. По инициативе Судислава венгерский король Андраш II пошел войной на Галич вместе с сыновьями Белой и Андрашем. В том же 6639 (1231) г. венгры вошли в Галичину. Первым делом они взяли галицкий пригород Ярослав. Ярославские «горожане» бились до вечера и отбили врагов «от города». Но затем теща воеводы Давыда Вышатича, сторонница Судислава, убедила своего зятя сдать город венграм, несмотря на то, что тому князь велел ни за что его не сдавать. Порой с этим связывают падение Ярослава117. Но в итоге его сдал второй воевода, княжий муж Василий Гаврилович, сперва не желавший предавать «чести» князя, но потом вдруг струсивший и открывший врагу ворота118. Правда, А.В. Майоров пишет, что сдача города была санкционирована вечевым решением ярославцев, и приводит данные о вечернем совете и о том, что венгры выпустили Василия Гавриловича со всеми «воями» из города «живу»119. Но из летописи скорее следует, что «светъ створиша ввечеру» не ярославцы, а венгры: «и бивьшимся угромь, оли и солнцю зашедшу, отбивъшимь ся городу имь.Светъ створиша вечеру»120. О вечернем совещании венгров говорит тот факт, что вскоре из их «полков» в город прибыл посол Чак, призывая Давыда Вышатича сдать город, суля, что венгры ярославцев не тронут, ибо сами «суть велми бьени»121.
Отсюда ясно также, почему пощадили воевод с «воями», включавших в себя, кстати, все войско в целом, а не одно земское ополчение122. В числе воев был и дружинник Давыд Вышатич, которого не назвали отдельно, ибо в итоге город сдал Василий Гаврилович. Противник был сильнее защитников приграничной крепости. Биться с ним они могли лишь из-за городских стен, а открытие ворот врагу сразу при-
вело к сдаче города. Но и венгры сами понесли большие потери и не решились истребить ярославцев. Важно также отметить, что Даниил с галичанами был далеко и не мог организовать обороны земли. Это, по-видимому, и обусловило резкую смену настроения Василия Гавриловича, который «крепко борющу не предати града. Оному же ужасти во сердце имущю, само му же челу, вышедшу со всими вои»123. К этому склоняет продолжение летописного рассказа о продвижении венгров в Волынь (где в то время тоже отсутствовал князь). Владимирский воевода Мирослав «тогда бо смутися умомъ, створи миръ с королемь, бе света князя Данила и брата его Василка»124. «Помешательство» воеводы понятно, ведь Василий отправился на подмогу к Даниилу, значит, увел основные городские силы. Вполне логично, что город охраняли реально одни «оружники»125. Иногда их считают просто воинами126, но, как показал В.Т. Пашуто, согласно той же летописи, они были особой категорией дружины, тяжело вооруженной пехотой, имевшей отдельный оклад127, например, раздававшийся им Даниилом доход с Коломыйской соли128. И хотя, с точки зрения официозного книжника, владимирские оружники выглядели эффектно, «блистахуся щити и оружници подобни солнцю»129, их сил было мало для долгой обороны, без волынской подмоги. Потому и сами князья Даниил с Василием не очень сердились на незадачливого воеводу, несмотря на то, что он вдобавок глупо оправдывался, уверяя, что не соглашался с венграми на раздел Волыни130. Заодно отметим, что Даниил тут выступает главным военачальником своего совместного с братом похода, непосредственно распоряжающимся волынскими силами. Оставляя брата в Волыни, он не теряет с ней связи и правит в ней на правах старшего. После Мирослав не раз упоминается как важный воевода и значимый княжий советник131. Видимо, ярославский воевода Василий Гаврилович сдался по той же причине, поняв, что бессмысленно ждать подмоги. Для официозного летописца было важно лишь, что они струсили, нарушив княжий завет. Даниил же в ту пору был в Галицкой земле, в Голых горах. Иногда это название понимают как имя города132. Но сам оборот, «с Голыхъ горъ»133, а не «из» них, склоняет к мысли, что в данном случае речь идет не о городе, а о местности). При этом, как показал А.В. Майоров, князь ждал волынского подкрепления. Другое дело, что из-за этой задержки венгры прошли далеко в глубь Галичины, фактически обойдя галицкие полки. Именно поэтому, по справедливому замечанию исследователя, все галицкие бояре и бросили Даниила. Ученый убедительно сравнил это с обидной для галичан оплошностью Владимира Володаревича, от которого галицкие вечники тоже потом хотели избавиться134. Правда, того невзлюбили «галичане», а в данном случае летописец персонифицирует их в лице земской знати («Климята
же с же с Голыхъ горъубежа от князя Данила ко королеви, и по немь вси бояре галичькеи предашася»135). Но в русских источниках часто воля горожан персонифицировалась в лице правящего сословия, притом упоминание бояр логически продолжало рассказ о боярской крамоле. Раньше лишь часть земских бояр любой ценой хотела сместить Даниила, теперь его бросили «вси» галицкие бояре. Галичане и без того не любили Даниила за то, что он был проводником волынского влияния. Чем бы не руководствовался Даниил, но ради прихода волынцев он допустил венгров в глубь Галичины. Притом, по верному замечанию А.В. Майорова, если бы Даниила предало лишь одно галицкое боярство, едва ли это столь резко привело бы к утверждению венгров в Галиче136. Тем более, что речь в данном случае идет лишь о земском боярстве. Значит, во главе с земской городской знатью Даниила покинули и прочие галичане, оставив его с одной дружиной. Тем более, что далее среди ярых противников Даниила, согласных даже на правление венгров, будут представители всех вечевых городских слоев. Любопытно, что возмутились именно вечники. Они, в отличие от более мобильной дружины, были теснее связаны с родным городом и потому особенно радели за то, чтобы князь не «позорил» их землю перед врагом137. Если дружина мирно дожидалась в надежном месте волынской подмоги, то вечники не могли смириться с тем, что из-за этой задержки враг вошел в их землю и подходит к их городу. Но это не значит, что все они радостно сдались венграм. Хотя без помощи волынских полков они не могли противостоять сильной венгерской рати, поэтому, по резонному замечанию летописца, их измена Даниилу реально означала переход под власть «короля». А далее, по просьбе «неверных галичан», то есть вечников в целом, Андраш II посылает в Галич не наместника, а своего сына Андраша138. Но, вопреки А.В. Майорову, это не означало любви галичан к королевичу139; новгородцы, например, еще в X-XI вв. хотели, чтобы киевские князья посылали к ним не бояр - посадников, а своих сыновей, чтобы Новгород обрел статус самостоятельного княжения (в Киеве же называли «посадниками» и князей, и дружинников, считая, что и князь удержит край под опекой Киева140). Так же действовал и Псков, звавший с XII в. к себе князей вместо новгородских посадников141. И наоборот, в XII в. Ростов и Суздаль, желая принизить «Нового города» Владимир Залесский, хотели посадить в него своего «посадни-ка»142, ведь если в городе правил посадник, он был пригородом. Так и галичане предпочли позвать королевича, чем вовсе потерять независимость и официально управляться наместником как часть Венгрии. Но венгерское правление галичанам тоже не нравилось. Когда к сентябрю 6742 (1233) г.143 Даниил собрал огромные военные силы и пошел к Галичу, к нему перешла «болшая половина града»144 (О.П. Лихачева
почему-то перевела, как «лучшая», хотя в Древней Руси эти слова не были синонимами). Правда, А.В. Майоров увидел в ней волощан. Галичане, по его мнению, были за королевича, а когда на их сторону перешел Александр Бельзский, даже хотели «яти» волощан, которые были за Даниила. Лишь после смерти Андраша в осаде они сдались Да-ниилу145. Но летописец разделяет понятия Галича и Галицкой земли, а когда оставшиеся в городе «Г аличане» решили «ять тех Галичан, что за Даниила», обе группировки галичан названы «Галичанами». А так как власть в земле тогда, по убедительным наблюдениям того же автора146, была сосредоточена в городе, то летописец не допустил бы тавтологию, сообщая о горожанах и волощанах. Здесь был очередной раскол в среде городских вечников вроде того, что был до войны с Александром. Но теперь враги Даниила включали в себя представителей всех страт, и они, как и «большая половина», названы «галичанами» а не «боярами галичскими». И едва ли прав Н.Ф. Котляр, считавший сторонниками Даниила простых горожан и часть бояр, а врагами - лишь одну из боярских партий147. После задержки Даниила в Голых горах у него стало больше врагов. Но владычество венгров претило большинству галичан еще больше, и к нему перешла «большая половина» их.
Те галичане, которые оставались в городе, стойко сносили тяготы осады и не сдавались Даниилу до самой смерти венгерского королевича. А когда их сторону принял Александр Бельзский (недавно вновь помирившийся с Даниилом и помогавший ему в осаде Галича), которому пообещали галицкий стол, они решились было даже «яти» своих сограждан - сторонников Даниила: «Галичани же думаху яти Галичани же, въехаша по Даниле»148. Отметим, что Судислав легко посулил Александру княжение, а тот сразу поверил, значит, это было незадолго до смерти Андраша, и было ясно, что скоро галицкий стол опустеет. А так как, по данным венгерской хроники149 и Ипатьевской летописи150, Андраш умер в январе 1234 г., сговор с Александром следует относить к рубежу 1233/1234 гг. Но со смертью королевича бывшие в городе галичане сдались Даниилу и призвали его к себе княжить, выслав за ним Семьюнка (того самого, который в 1229 г. тоже поддерживал венгров и зажег мост через Днестр - М.Н.) : «малу же времени минувшю, королевичь умре. Послаша Галичане по Данила Чермьного Семьюнька»151. К изможденному в осаде городу не пришло венгерское подкрепление. Король воевал с Австрией и не послал в Галич сыну подмоги, хотя планировал это152. Правда, Н.Ф. Котляр, сославшись на В.Н. Татищева, пишет, что он отказался от Галича153. Но, по В.Н. Татищеву, это было уже после победы Даниила. И отказался король по «Мстиславовой грамоте»154. Упоминание этой грамоты является уникальным. Но, согласно Ипатьевской летописи,
в 1228 г. бывший галицкий князь Мстислав Удалой жалел, что отдал Галич королевичу Андрашу (тот его «обольстил», вовсе изгнав из Галичины, хотя ему причиталось Понизье) и хотел дать его Даниилу, а перед смертью жаждал видеть последнего156. И теперь король формально смирился с возвращением Даниила в Галич, вспомнив былой завет Мстислава Удалого. Если раньше король хотел участвовать в защите города от войск Даниила, то отвоевывать его заново он не мог, потеряв много сил на войне с Австрией. В связи с этим гипотеза П.П. Толочко об умышленном убийстве королевича галичанами157 не кажется нам логичной. Для Александра галицкий стол был лишь одним из путей усиления своего положения. Никто не мог гарантировать, что он понадеется на приход венгров и предаст Даниила. А король тогда мог оставить в Галиче наместника, вовсе присоединив его к Венгрии. Другое дело, что жизнь судила иначе: Андраш умер в осаде, венгры не подоспели, и Даниил вокняжился в Галиче.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Несин М.А. Галицкое вече в 1204-1229 гг. // Русин. Международный исторический журнал / Отв. ред. С.Г. Суляк. Кишинев, 2011. N° 2 (24). С. 5-26.
2. ПСРЛ. Т. 2. М., 2000. Стб. 754-755; Несин М.А. Галицкое вече в 1204-
1229 гг.
3. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 756.
4. Галицко-Волынская летопись (Подг. текста, перевод и комм. О.П. Лихачевой) // Памятники древнерусской литературы. XIII век. М., 1981. С. 389.
5. Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь. Очерки социально-политических отношений в домонгольской период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001. C. 503-504.
6. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 2004. С. 108.; Котляр Н.Ф. Даниил, князь Галицкий. СПб.,
2008. С.117.
7. Шабага А.В. Опыт моделирования социальных процессов: причины военных конфликтов в Галицко-Волынской Руси. М., 2003. С. 164.
8. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 738.
9. Грушевьский М.С. Хронольопя подш Галицько-Волиньско! лггописи. // Записки Наукового Товариства 1м. Шевченка. Льв1в, 1901. Т. 41. С. 23; Шабага А.В. Опыт моделирования... С. 164.
10. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
11. Шушарин В.П. «Венгерские» известия Галицко-Волынской летописи // Восточная Европа в древности и средневековье: Пробл. источниковедения. Чтения памяти чл.-кор. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 18-20 апр. 1990 г. Тез. докл. М., 1990.
12. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
13. Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь... С. 529.
14. КостомаровН.И. Русская история... С. 112.
15. Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь. С. 530.
16. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
17. Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 77.
18. Пашуто В.Т. Очерки. С. 73-88.
19. Толочко П.П. Русские летописи и летописцы X-XIII вв. СПб., 2003. С. 242-245.
20. НесинМ.А. К истории происхождения Галича // Русин. Международный журнал / Отв. ред. С.Г. Суляк. Кишинев, 2010. № 3 (21). С. 67-69.
21. Несин М. А. Галицкое вече в 1204-1229 гг.
22. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
23. Толочко П.П. О «крамоле безбожных бояр галичских» // Толочко П.П. Виборні твори 1998-2008 рр. К., 2008. С. 342.
24. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
25. Стефанович П.С. «Верность» в отношениях князя и дружины на Руси в XII - XIII в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2008. № 1. С. 78.
26. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 719, 729, 750.; Несин М.А. 1) Галицкое вече в событиях 1187-1188 гг. // Русин. Международный журнал / Отв. ред. С.Г. Суляк. Кишинев.
2009. № 3 (17). С. 35-36. 2) Галицкое вече в 1205-1229 гг.
27. Гильдебранд Г. Немецкая контора в Полоцке // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1879. Т. II. С. 45; Новгородская
I летопись старшего и младшего изводов (далее - НІЛ)// ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 21, 205; Симеоновская летопись // ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 82. Несин М.А. Галицкое вече в событиях... С. 36, 46 (примеч. 52).
28. Фроянов И.Я., ДворниченкоА.Ю. Города-государства Древней Руси. Л.,
1988. С.148-149. Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь... С. 340-346. Не-
син М.А. Галицкое вече в 1204-1229 гг...
29. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 774.
30. Грушевьский М.С. Хронольогія подій... С. 22-24. Шабага А.В. Опыт моделирования... С. 165.
31. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
32. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 729, 755, 765.
33.См., напр.: перевод О.П. Лихачевой известия Галицко-Волынской летописи о боярской крамоле 6741 г.: Галицко-Волынская летопись... С. 389.
34. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 718.
35. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 774, 775.
36. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
37. ПСРЛ. Т. 2. Стб.748
38. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 722.
39.ПСРЛ. Т. 2. Стб.750.
40. Шабага А.В. Опыт моделирования... С. 175.
41. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 774.
42. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 756.
43. Грушевський М.С. Історія України - Руси. К., 1992. Т. III. С 52;
Пашуто В.Т. Очерки... С. 216; Котляр Н.Ф. Галицко-Волынская летопись (источники, структура, жанровые и идейные особенности)//Древнейшие государства Восточной Европы (Далее - ДГВЕ). 1995 год. М., 1997. С. 104; Толочко П.П. О «крамоле...». С. 52.
44. Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь... С. 568.
45. Толочко П.П. О «крамоле...». С. 52.
46. Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь... С. 566.
47. Новгородская I летопись старшего и младшего изводов (Далее - НІЛ) ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 24, 209.
48. Літопис руський: за Іпатським списком переклав Л. Махновець. Київ, 1989. С. з9з; Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь... С. 571. Ср.: ГрушевськийМ.С. Історія України - Руси. Т. III. С. 52; Пашуто В.Т. Очерки... С. 216; Котляр Н.Ф. Галицко-Волынская летопись. С. 104; Толочко П.П.
О «крамоле...». С. 52.
49. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 813.
50. НІЛ. С. 67, 273.
51. Данилова Л.В. Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV-XV вв. М., 1955. С. 88.; Подвигина Н.Л. 1) Классовая борьба в Новгороде в конце XII-XIII в. // Вестн. МГУ История. 1968. № 6. С. 58-59; 2) Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII-XIII вв. М.. 1976. С. 144-146.
52. ШЛ. С.67, 273. Лукин П.В. О социальном составе новгородского веча. XII-XIII вв. по летописным данным // ДГВЕ 2004 г. М., 2006. С. 186.
53. Лукин П.В. О социальном составе... С. 185-186.
54. Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 136-138, 182, 186; Подвигина Н.Л. 1. Классовая борьба... С. 58-59; 2) Очерки социальноэкономической и политической истории Новгорода Великого... С. 144-146. Алексеев Ю.Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) // Исторические записки. Т. 105. М., 1979. С. 247-48.
55. ШЛ. С. 70, 278.
56. Данилова Л.В. Очерки по истории... С. 88.
57. Мартышин О.В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и право феодальной республики. М., 1992. С. 182.
58. Петров А.В. 1) О борьбе «стареиших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде второй половины XIII в. // Вестник. Ленингр. ун-та. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. 1991. Вып.1. 2) От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада. СПб., 2003. С. 223-224.
59. НЬЛ. С. 50, 247.
60. ШЛ. С. 60, 261.
61. ШЛ. С. 326.
62. ШЛ. С. 67, 273.
63. ШЛ. С. 327.
64. Петров А.В. От язычества... С. 37.
65. ШЛ. С. 67, 273.
66. Лукин П.B. О так называемой многозначности понятия «вече» в русских летописях. Домонгольское время II Неисчерпаемость источника. К 70-летию
B.А. Кучкина. М., 2005.
67. HесинМЛ. Галицкое вече в событиях... С. 42-43 (примеч. 34).
68. См., напр.: ЛукинПЗ. Вече: социальный состав II Древняя Русь: очерки политического и социального строя. М., 200S.
69. См,. напр.: Сергеевич BÆ. Вече и князь. М., І867.
70. Платонов С.Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в І478 году и после подчинения до Ништадского мира І72І г. Новгород, І9І6. С. 5.
71. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 762.
72. Галицко-Волынская летопись... С. 390 (Комментарий О.П. Лихачевой).
73. Ср.: Пашуто BJ. Очерки... С. 2І4.
74. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 763.
75. Ср.: Толочко П.П. Русские летописи... С. 239, 279.
76. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 763.
77. ПСРЛ. Т. і. Стб. І2.
7S. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 494-496.
79. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 763.
S0. Там же.
81. Там же.
52. См., напр.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 2. М., І992. С. І49. Костомаров H.И. Русская история... С. ІІ7.
53. ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1843. С. 340.
54. Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь... С. 462. Толочко П.П. І) Русские летописи.... С. 239. 2) О «крамоле...». С. 342.
55. Грушевьский М.С. Хронольогія подій... С. 24. Шабага A.B. Опыт моделирования... С. І67.
56. ПСРЛ. Т 2. Стб. 763.
57. Зубрицкий Д.И. История древнего Галичско-Русского княжества. Львов, 1855. Ч. 3. С. ІІ2-ІІЗ; Рыбаков БЛ. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 5І7; Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., І98З. С. 203; Соловьев С.М. История. Кн. 2.
C. і49. Гранберг Ю. Вече в древнерусских письменных источниках: функции и терминология ИДГВЕ. 2004 г. С. 42. Толочко П.П. О крамоле... С. з42.
SS. Грушевьский М.С. !сторія України-Руси. Т. 2. С. 476. Примеч.
S9. Лукин П.B. О так называемой многозначности...
90. Пресняков A.E. Княжое право в Древней Руси. М., І993. С. 399. Пашуто B.Т. Черты политического строя Древней Руси II Древнерусское государство и его международное значение. М., І965. С. 50.
91. Цит. по: Головко A3. Социальная функция городского населения в эпоху феодальной раздробленности: (на примере южнорусских городов) II Древнерусский город. К., 1984. С. Зі.
92. Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь... С. 509.
93. HесинМЛ. К истории возникновения Галича...
94. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 764.
95. Лукин П.B. О так называемой многозначности... С. 69.
96. Костомаров Н.И. Даниил... С. 117; Тихомиров М.И. Древнерусские города. СПб., 2008. С. 163-164; Стефанович П.С. «Верность»... С. 78-79.
97. Соловьев С.М. История России... Кн. 2. С. 149.
98. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 764.
99. Домбровский Д. К вопросу о датах рождения Даниила и Василька Романовичей (заметки к статье А.П.Толочко// Средневековая Русь (далее - СР) Вып. 8. М., 2009.
100. Толочко А.П. Известен ли год рождения Даниила Романовича Галицкого? // СР. Вып. 7. М., 2007.
101. Гущин О. Вступ Чернігівських Ольговичів у боротьбу за Галицько-Волинську спадщину: трагедія Ігоревичів // Галицько-Волинська держава: передумови виникнення, історія, культура, традиції//Тези доповідей Міжнародної наукової конференції. Галич, 19-21 серпня 1993 р. Львів. 1993.
102. Несин М.А. Галицкое вече в 1204-1229 гг...
103. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 764.
104. Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992. С. 71-72.
105. Брайчевский М.Ю. Довженок В.В. О времени сложения феодализма Древней Руси // Вопросы истории (далее - ВИ). 1950. № 8 М., 1950. С. 76.
106. Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства. Л., 1967. С. 161-164; Булкин В.А., Дубов И.В., ЛебедевГ.С. Археологические памятники Древней Руси IX-XI веков. Л., 1978.
С. 140.; Седов В.В. Восточные славяне в VI - XIII вв // Археология. СССР. М., 1982. C.255.
107. Фроянов И.Я. 1) Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 20-46; 2) Мятежный Новгород... С. 68-72.
108. Горский А.А. 1) Дружина и генезис феодализма на Руси // ВИ. 1984. № 9; 2) Древнерусская дружина. М., 1989. С. 15-25 и др.
109. Неусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материалах истории Западной Европы раннего средневековья) // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968, С. 597, 616.
110. Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 25.
111. Горский А.А. Система государственной эксплуатации и социальная организация господствующего класса в Киевской Руси // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Проблемы феодальной государственной собственности и государственной эксплуатации (ранний и развитой феодализм) / Чтения, посвященные памяти академика Л. В. Черепнина: тезисы докладов и сообщений. М., 1988. С. 114.
112. ГорскийА.А. Древнерусская дружина... С. 79-82.
113. Фроянов И.Я. Киевская Русь... С. 74-78.
114. ГорскийА.А. Древнерусская дружина... С. 80.
115. Фроянов И.Я. Киевская Русь... С. 69-77.
116. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 730, 736.
117. См., напр.: Грушевський М.С. !сторія України-Руси Т. III. С. 68; Толочко П.П. Русские летописи... С. 240.
118. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 765.
119. Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь... С. 5І4.
120. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 765.
121. Там же.
122. Лукин П.B. Древнерусские «вои» IX - начала XII в. II СР. Вып. 5. М., 2004.
123. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 765.
124. Там же.
125. Там же.
126. Галицко-Волынская летопись... (перевод О. П. Лихачевой). С. 3S9.
127. Пашуто B.Т. Очерки... С. 158.
128. Линниченко ИЛ. Критический обзор новейшей литературы по истории Галицкой РусиНЖурнал Министерства народного просвещения. 1891. № 91 май - июнь. С. 475. Пашуто B.Т. Очерки... С. 184; Фроянов И.Я. Дворничен-ко AM. Города-государства... С. І5І-І52. Ср.: Котляр H^. Формирование территории и возникновение городов Галицко-Волынской Руси IX-XIII вв. К., 1985. С. І32.
129. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 765.
130. Там же.
131. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 77І, 773.
132. Котляр H^. Формирование территории... С. ІІІ.
133. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 765.
134. Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь... С. 5І4.
135. ПСРЛ. Т. 2 Стб. 765.
136. Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь... С. 5І4.
137. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 44S.
138. Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь... С. 5І4.
139. Майоров A.B. Борьба Даниила Романовича за галицкий стол с венграми в конце 20-х - начале 30-х годов XIII в.: Ч. 2. Г алицкая община и королевич Андрей II Вестн. СПбГУ Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. 2000.
140. Янин B. Л. Новгородские посадники. М., І962. С. 47; Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. С. І5І-І52.
141. Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. І52. См. также: Aфанасьев СЛ. Община и князь в древнем Пскове XII-XIII вв. II Вестник Ленигнградского ун-та. І990. Вып. № 3. Л., І990. С. 90-93.
142. Фроянов И.Я. Мятежный Новгород С. І52; ПСРЛ. Т. І. М., 2000. Стб. 476
143. Грушевьский М.С. Хронольогія подій... С. 25, 63; Шабага A.B. Опыт моделирования... С.І70.
144. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 77І.
145. Майоров A. B. Галицко-Волынская Русь... С. 552.
146. Майоров A.B. О составе участников древнерусского веча (по материалам Новгорода и других регионов Древней Руси) II Петербургские чтения - 96
I Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., І996.
147. Котляр H Ф. Галицко-Волынская летопись... С. І04.
148. Галицко-Волынская летопись... С. 3S9. (Перевод О.П. Лихачевой); ПСРЛ. Т. 2. Стб. 772.
149. SzalayL.V Geschichte Ungarns. Pest, 1869. Bd. 2. S. 30-33.
150. Шабага A.B. Опыт моделирования... С. І65.
151. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 772.
152. Codex diplomaticus Hungariae ecdesiasticus ac civilis Вudae, 1829. P. 324, І53; Пашуто B.Т. Очерки... С. 2І5.
154. Котляр H..Ф. Даниил, князь Галицкий... С. 207.
155. Татищев B.H. История Российская с древнейших времен Т. 3. М., І964. С. 22S.
156. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 746.
157. Толочко П.П. Русские летописи... С. 243.
