CC BY
140
УДК 016:929 Г. Сковорода
А. А. Голубева'
Г. С. СКОВОРОДА В РУССКОЯЗЫЧНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
XIX ВЕКА
Статья посвящена фигуре Г. С. Сковороды в научных и публицистических текстах XIX в. (преимущественно в газетных и журнальных публикациях). C самого начала он был полумифическим персонажем, поэтому перед исследователями в этот период стояло две значительных проблемы. Во-первых, сложно было проверить не только биографическую информацию о философе, но в ряде случаев и авторство текстов. Во-вторых, необходимо было вписать Сковороду в культурно-исторический контекст, разработать метод исследования его работ.
Ключевые слова: Г. С. Сковорода, историография, проблемы изучения, биография, сектанты.
A. A. Golubeva
Hryhorij Skovoroda in Russian historiography of the 19th century
This article is devoted to Hryhorij Skovoroda as he was represented in scholarly, specialized and general texts of the 19th century (mainly in newspaper and journal publications). From the very beginning of his carrier he supposed to be an almost semimythical figure, therefore each of early investigators of Skovoroda's legacy faced two crucial problems. Firstly, it was difficult not only to verify the philosopher's biographical data, but sometimes even to determine firmly the authorship of some works. Secondly, it was necessary to relate Skovoroda with cultural and historical context and to work out methods, convenient for the study of his works.
Keywords: Hryhorij Skovoroda, historiography, problems of studying, biography, sectarians.
Предлагаемая работа содержит анализ научных и публицистических текстов о Г. С. Сковороде, написанных в XIX в. Объект нашего исследова-
* Анастасия Александровна Голубева — аспирантка кафедры истории русской философии философского факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова; strekozoy@gmail.com
ния — разного рода тексты (преимущественно — газетные и журнальные публикации, биографические очерки), относящиеся к указанному периоду; предмет — фигура Сковороды, какой она виделась их авторам — философам и богословам, историкам и журналистам. Среди них мы встречаем самых разных (в религиозном, политическом, профессиональном и т. д. планах) людей; следовательно, и сами публикации можно дифференцировать по тем же признакам. Новизна работы состоит в том, что современных исследований, подробно описывающих источники названного периода, пока еще не выходило. Разбираемые нами публикации, как правило, упоминаются в библиографических списках в числе прочего, многие из них сейчас уже практически забыты.
Г. С. Сковороде — в силу неординарности его идей и поступков — еще при жизни было суждено стать мифом. Об этом много говорили и его современники, и более поздние исследователи. Этому способствовали, во-первых, склонность самого Сковороды к мистификациям (например, привычка подписывать сочинения разными именами), а во-вторых, случайные или намеренные искажения идей философа, сделанные в последующих интерпретациях.
Строго говоря, для исследователей XIX в. Сковорода-философ был двоякой проблемой. С одной стороны (назовем ее формальной), его труды практически не издавались; средства проверки биографической информации, доступные историографам, были крайне скудны. Есть источники, где неточно указан даже год рождения Сковороды: в энциклопедии «Русские люди» [2] вместо 1722 г. встречаем 1726-й; в предисловии к одной из первых печатных публикаций философа значится 1721 г. [10]. Попытка анализа разных вариантов биографии Сковороды была предпринята Г. П. Данилевским: в своей статье 1862 г [3] он указал на ряд расхождений и неточностей в двух основных биографиях Сковороды — М. Ковалинского [5] и Г. Гесса де Кальве [1].
Но кроме проблемы фактических расхождений есть и проблема интерпретации: далеко не все воспоминания о Сковороде можно считать полностью объективными, поскольку они часто были написаны его близкими друзьями, которые (возможно, не отдавая себе в этом отчета) стремились приукрасить образ Сковороды. На эту проблему обращает внимание в своем исследовании и Ф. Кудринский:
Сохранившимся о Сковороде сведениям нельзя доверять безусловно. Биографический материал о Сковороде прошел сквозь призму или личных впечатлений (как записка Коваленского в «Киев. Стар.» 1886 г. Кн. IX), или сантиментальных воспоминаний о Сковороде (как биография, составленная Г. П. Данилевским. «Основа» 1861 г.). По этим сведениям справедливее можно заключить о том, как общество относилось к Сковороде, какое впечатление производил на украинских образованных людей этот философ, чем о том, как действительно жил и мыслил философ [8, с. 39].
Примечательно, что практически идентичная характеристика дается в статье А. Я. Ефименко: «Все это скорее передача впечатлений от его личности, чем объективный биографический материал» [4, с. 11].
Мы не склонны соглашаться с подобной характеристикой трудов Данилевского — существовали и гораздо более «сантиментальные» жизнеописания.
Например, компилятивная брошюра С. Ф. Русовой [12], представляющая собой пересказ некоторых других работ (в частности, одной из статей Д. И. Багалея) с вкраплениями излишне чувственных эпитетов, или беллетризованная биография в энциклопедии «Русские люди» [2]: там Сковорода выглядит, скорее, персонажем святочного рассказа. Что же касается отношения общества к Сковороде, то это представляется нам едва ли не более интересной темой, нежели сами биографические данные. Однако, в любом случае, подобное прохождение информации «сквозь призму личных впечатлений и сантиментальных воспоминаний» только способствовало мифологизации Сковороды.
В связи с компилятивным характером работы Русовой стоит упомянуть еще одну интересную черту, свойственную большинству статей о Сковороде, — своеобразный круговорот информации. Существует некоторое количество (около полутора десятков) хрестоматийных фраз и оборотов, повторяющихся почти во всех второстепенных статьях, и даже в некоторых исследованиях более высокого уровня.
Таким образом, задача исследователей означенного периода состояла в том, чтобы выяснить, какие именно труды были написаны самим Сковородой, а какие только приписывались ему. На одну из таких ошибок в определении авторства указывает архиепископ Филарет в своем обзоре духовной литературы: «Письма к Георгию Конисскому без основания приписаны Сковороде» [14, с. 73].
Еще одна проблема определения автора текста связана с «Исповеданием учения духоборцев екатеринославских». В 1882 г. О. М. Новицкий в книге «Духоборцы. Их история и вероучение» [11] выдвигает предположение, что этот «катехизис» духоборов был написан Сковородой. Однако аргументы, приводимые автором в защиту своей точки зрения, кажутся нам спорными:
По всей вероятности, составителем этого духоборческого исповедания был малороссийский философ Сковорода; все указанные нами черты этого изложения, — и солидная ученость и близкое знакомство с св. писанием, и знание иностранных языков, и тонкость суждений, и обработанный наукой язык, и, наконец, малороссийские слова скорее всего могут быть отнесены к этой именно личности [11, с. 211].
Сковорода действительно подходит под это описание, но со значительной долей вероятности можно предположить, что в это же время в окрестностях Харькова и Екатеринослава (Днепропетровска) находились и другие люди, знавшие несколько иностранных языков и разбиравшиеся в вопросах богословия. Фактически все приведенные черты говорят нам лишь о том, что автором «Исповедания» был некий образованный малоросс. Кроме того, немного ранее в этом же исследовании говорится, что в точности известно только об отношении к Сковороде молокан, но о какой-либо его связи с духоборами свидетельств не сохранилось [11, с. 178-179]. Сам Новицкий, видя неоднозначность своих доводов, попытался обезопасить себя следующим образом: «Мы считаем это предположение лишь вероятным за неимением положительных данных, которыми можно было бы доказать его фактически» [11, с. 211].
Таким образом, Новицкий еще раз преумножил миф о сектантской составляющей учения Сковороды. Впрочем, как следует из другого труда, посвященного исследованию сектантов, Сковорода действительно был крайне популярен у молокан — они почитали его как «апостола христианства» [9, с. 297]. К сожалению, монография Ф. В. Ливанова, о которой идет речь, не дает практически ничего нового для изучения взаимоотношений Сковороды и сектантов. В главе с многообещающим названием «Украинский философ Григорий Савич Сковорода и его значение среди молокан и духоборцев» содержатся лишь общие биографические сведения компилятивного характера. Что же касается непосредственного сравнения Сковороды с сектантами, оно в основном сводится к противопоставлению, с одной стороны, Сковороды и сектантов, а с другой — официального духовенства. Молокане «сразу увидели в Сковороде тот идеал человека, сурового христианина и неуклонного поборника истин и правды библейской, о котором они мечтают и к осуществлению которого стремятся всеми силами» [9, с. 296], в то время как духовенство «все делает из личных видов, из-за корыстных расчетов» [9, с. 292]. Впоследствии самые основные моменты этой главы были воспроизведены в «Духоборцах» Новицкого — от подобного сокращения смысл, на наш взгляд, не пострадал.
В вопросах родства Сковороды и сектантов для нас не менее важна и еще одна, на первый взгляд — незначительная, статья. И. П. Яновский опубликовал в «Полтавских епархиальных ведомостях» очерк, в котором, в числе прочего, наиболее четко поясняется, почему Сковороду можно причислять к мистикам, но никак не к сектантам: «Если мистики — люди мысли, то сектаторы — люди действия. Мистики усматривают только в раю тот самый идеал ... которого сектаторы так добиваются на земле» [16, с. 519]. На это можно было бы возразить, что уход Сковороды от мира в сочетании с его упорными отказами постричься в монастырь и является попыткой выстроить град небесный на земле. Однако нам кажется, что подобное отречение от мирской суеты и нарочитый выход из всех социальных структур лишь подчеркивает само стремление Сковороды к определенному идеалу, но отнюдь не попытку реализовать его. Кроме того, это полностью вписывается в парадигму сродности как способа организации своей жизни.
Рассматривая проблему взаимоотношений Сковороды и сектантов, мы вплотную подходим ко второй (содержательной) стороне упомянутой выше проблемы, стоявшей перед исследователями XIX в. Она заключалась в том, чтобы понять, в какой историко-философский контекст надо вписывать Сковороду, с какой точки зрения рассматривать его идеи. Часто возникали сомнения, стоит ли считать его философом или же только очень необычным и показательным персонажем. Последняя точка зрения предлагается в трудах Г. П. Данилевского, неоднократно акцентировавшего внимание на том, что философские идеи Сковороды не представляют для потомков никакого интереса.
Важен Сковорода был <...> для своего времени не столько сочинениями своими, сколько собственною своею личностью и примером своей жизни. <...> Близорукие хвалители его тогда восхищались, к сожалению, и духовными умствованиями, для нас не имеющими ровно никакого значения [3, с. 2].
Существовало и мнение, что Сковорода вообще недостоин внимания
ни как философ или богослов, ни как личность. Наиболее показательной здесь можно считать рецензию В. В. Крестовского, в которой труды Сковороды именуются «семинарской мертвечиной» [7, с. 47]. Однако в этой же рецензии встречаются и более интересные пассажи, свидетельствующие уже не о качестве рассматриваемых трудов, а скорее, об уровне самого критика: «Наша философия в том и состоит, чтобы ее никто не понимал, кроме самого автора, а случается, что и сам автор ничего не понимает, что творит» [7, с. 48]. И хотя эту статью просто невозможно воспринимать всерьез, Н. И. Костомаров практически сразу опубликовал ответ на нее, в котором подверг мнение Крестовского острой критике [6]. Другой отрицательный образ Сковороды можно встретить у архиепископа Филарета в «Обзоре русской духовной литературы»: «И по жизни и по образу мыслей — украинский философ, к сожалению, испортивший мысли свои знакомством с Бемовою бестолковою мистикою» [14, с. 72]. В этом случае мы, безусловно, имеем дело с непониманием и неприятием взглядов философа официальной церковью. Оно было неизбежным, учитывая его пантеистические воззрения, внимание со стороны сектантов и родство с масонами, на которое указывает Филарет. Но стоит заметить, что в печати чрезмерно радикальные мнения о трудах Сковороды были не очень популярны — исследователи, скорее, были недовольны друг другом, но не самим философом.
Такое разнообразие во взглядах на философа наиболее точно было описано одним из видных исследователей Сковороды — А. Ф. Хиждеу:
Об этом человеке <...> молва успела нанести тучи толков и перетолков: в сердца одних — духовенства и немногих из дворянства — вселила почтение к его строгой нравственности и чистому нравоучению; других — к числу коих принадлежат и ученые — уверила, что он был столь богат себялюбием и столь беден дарованиями, что решил купить себе известность, промышляя немногими странностями; третьих — заставила почитать его выше земного человека, и из его жизни, учения и смерти, создать верование, которое, через какую-нибудь сотню лет, окрепнет, созреет и разовьется в великий эпос, в народный миф, где историческая личность преобразится в типическую общность, и имя собственное претворится в собирательное имя, в идеальность [15, с. 151].
На обе упомянутые проблемы в изучении Сковороды обратили внимание и сами исследователи XIX в. В 1898 г., т. е. когда тема была исследована уже в достаточной степени, чтобы саморефлексия научного сообщества стала возможной, Ф. Кудринский пишет, что «два обстоятельства препятствуют объективному изучению философа. Первое из них — недостаток биографического материала в собственном значении этого слова. <...> Второе обстоятельство — недостатки метода в исследовании о Сковороде» [8, с. 39]. Во втором случае Кудринский, на наш взгляд, слишком категоричен по отношению к методу исторических параллелей, которым чаще всего пользовались ученые, исследовавшие Сковороду в XIX в. Это был чуть ли не единственный способ найти место Сковороды в философском пространстве того времени. Поэтому можно сказать, что содержательная проблема включает в себя и вопросы методологии.
В представленной статье мы постарались очертить основной круг вопросов, рассматривавшихся исследователями жизни и творчества Г. С. Сковороды в XIX в. Во-первых, необходимо было дать аудитории максимально корректный вариант биографии философа и выпустить выверенное собрание сочинений. Эта же проблема включала в себя исследование его связи с сектантами и установление авторства «Исповедания учения духоборцев екатеринославских». В XIX в. была популярна точка зрения, что этот «катехизис» был написан Сковородой, однако со временем от нее, разумеется, отказались. Во-вторых, необходимо было разобраться, как правильнее было бы воспринимать Сковороду — как серьезного философа или как мастера барочных философских стилизаций. В свою очередь, те, кто склонялся к первой точке зрения, должны были рассмотреть Сковороду, прежде всего, в контексте творчества тех авторов, чьи идеи он наиболее активно использовал при создании своих текстов.
Первая (формальная) проблема к концу XIX в. была решена — в 1898 г. уже было выпущено качественное собрание сочинений с комментариями, в котором присутствовали все основные работы Сковороды [13]. Что же касается проблемы вписывания философа в какой-либо культурный контекст, то исследователи того периода так и не пришли к какому-то общему решению. Напротив, они заложили основу для дальнейшего восприятия Сковороды именно сквозь призму трудов других философов. На протяжении более чем двух веков изучения его идей возникло множество работ как о связи Сковороды с более ранними философами, так и уже о его собственном влиянии на более поздних мыслителей. Метод исторических параллелей, который, по мнению Кудринского, неблагодарен «по отношению к философу, который оценивается и должен цениться, главным образом, крепостью самобытного мышления» [8, с. 40], весьма продуктивен при анализе его творческого наследия, поскольку Сковорода сам по себе является удобной «точкой отсчета». До него идеи преимущественно стекались в Россию уже в готовом виде, подвергались определенной переработке и адаптации. И только в нем эти смыслы смогли сконцентрироваться, чтобы потом найти выход в самостоятельных идеях других философов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гесс де Кальве Г., Вернет И. Сковорода, украинский философ // Украинский вестник. — 1817. — Ч. 6. — С. 106-131.
2. Григорий Саввич Сковорода, украинский философ (1726-1794) // Русские люди. Жизнеописание соотечественников, прославившихся своими деяниями на поприще науки, добра и общественной пользы. — СПб.; М.: Изд. Вольфа, 1866. — Т. 2. — С. 215-227.
3. Орест Халявский [Данилевский Г. П.]. Сковорода, украинский писатель XVIII века (Материалы для истории южнорусской литературы) // Основа. — 1862. — № 8. — С. 1-39; № 9. — С. 39-96.
4. Ефименко А. Я. Философ из народа // Книжки недели. — 1894. — Январь. — С. 7-30.
5. Ковалинский М. И. Житие Григория Сковороды. Писано в 1796 г. в древнем вкусе // Сочинения Григория Саввича Сковороды, собранные и редактированные проф.
Д. И. Багалеем. Юбилейное издание (1794-1894 г.). — Харьков: Типография губернского правления, 1894.
6. Костомаров Н. Слово о Сковороде. По поводу рецензии на его сочинения в «Русском слове» // Основа. — 1861. — № 7. — С. 176-179.
7. Вс. К-овский [Крестовский В.]. «Русское слово». — 1861. — № 7. — Отд. 2. — С. 46-50.
8. Кудринский Ф. Философ без системы (Опыт характеристики Григория Саввича Сковороды) // Киевская старина. — 1898. — Т. LX. — Январь. — С. 35-63; Февраль. — С. 265-282; Март. — С. 436-457.
9. Ливанов Ф. В. Раскольники и острожники. Очерки и рассказы. — Санкт-Петербург: Изд. Хана, 1870. — Т. 2.
10. Макаров М., Решетников И. [Предисловие] // Сковорода Г. С. Убогий Жайво-ронок. Притча. — Москва: Издание Московского попечительного комитета «Человеколюбивого общества», 1837. — С. 1-11.
11. Новицкий О. М. Духоборцы. Их история и вероучение. 2-е изд., передел. и доп. — Киев: Типография университета, 1882.
12. Русова С. Ф. Странник Григорий Саввич Сковорода. Биографический очерк. — Харьков: Изд. Харьковского общества распространения в народе грамотности, 1894.
13. Сочинения Григория Саввича Сковороды, собранные и редактированные проф. Д. И. Багалеем. Юбилейное издание (1794-1894 г.). — Харьков: Типография губернского правления, 1894.
14. Филарет [Гумилевский Д. Г.], архиеп. Григорий Саввич Сковорода // Филарет. Обзор русской духовной литературы. 1720-1858. — СПб.: Типография Праца, 1861. — Кн. 2.
15. Хиждеу А. Ф. Григорий Варсава Сковорода. Историко-критический очерк. Отрывок первый: общее основное понятие о Сковороде, объясненное из его собственного сознания. [С доб.] Сковородинского Идиотикона // Телескоп. — 1835. — Ч. 26, № 5. — С. 3-24; № 6. — С. 151-178.
16. Яновский И. П. Г. С. Сковорода // Полтавские епархиальные ведомости. — 1884. — № 9.
