Г. П. Федотов и революция Текст научной статьи по специальности «История и археология»

М.А. Юшкевич

Г.П. ФЕДОТОВ И РЕВОЛЮЦИЯ* Аннотация

В предлагаемой работе рассматриваются воззрения на русскую революцию историка, философа и публициста Г.П. Федотова. Подходя к вопросу революции с точки зрения ее социально-политической составляющей, Федотов по-новому ставит вопрос о государственности и о возможности общественной консолидации в России, слабость которых выявили события 1917 г. Проблема эта, ввиду распада СССР, как представляется, не потеряла своей актуальности.

Ключевые слова: Г.П. Федотов, революция, проблема государственности.

Youshkevich M.A. G.P. Fedotov and the Russian revolution

Summary. Views on the Russian revolution by historian, philosopher and publicist - G.P. Fedotov are considered in this paper. Approaching the issue of revolution in terms of its socio-political component, Fedotov anew raises the question of statehood and social consolidation opportunities in Russia after the events of 1917. Since the collapse of the Soviet Union the problem seems to have not lost its relevance.

Каждый, кто прошел через опыт революции, уже никогда не сможет смотреть на мир так, как видит его человек, чья жизнь физически или исторически прошла вдали от нее. Для нескольких поколений людей в России революция стала тем событием, на фоне которого весь ход исторического развития России приобрел новое значение и смысл. Одним из таких людей был историк, философ и публицист Георгий Петрович Федотов (1886-1951).

* Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) «Герменевтика классическая и современная: ретроспективы и перспективы». Грант № 16-03-00687.

Родился Федотов в Саратове, в семье надворного советника (7-й чин Табели о рангах, дававший потомственное дворянство) Петра Ивановича и Елизаветы Андреевны Федотовых. В юношеские годы он увлекается литературной публицистикой - Белинским, Добролюбовым, Писаревым. В это же время он знакомится с трудами Маркса и становится членом кружка социал-демократов. Руководствуясь этими политическими убеждениями, Федотов поступает в Технологический институт в Петербурге, но затем переходит в Петербургский университет на историко-филологический факультет. В 1905 г. его несколько раз арестовывают за агитаторскую деятельность, а в 1906 г. его на два года высылают из страны.

Вероятно уже в период ссылки Федотов отходит от марксистских убеждений, оставаясь при этом социалистом [I, с. 6-13]1. Социалист, недавний член РСДРП, Федотов, однако, решительно не принял произошедшую в России революцию. В одном из писем, датированном ноябрем 1917 г., он пишет: «Рухнули последние надежды на сохранение в России республики, чести. Судьба России в руках авантюристов. Рабочие массы переживают это серьезно <...> для них тут социальная революция <...> как ужасно будет разочарование» [XII, с. 204-206]. А в журнале «Свободные голоса» (3 номера вышло в 1918 г.), в разделе «От редакции», который составлял Федотов, напечатано: «В России нет сейчас несчастнее людей, чем русские социалисты, - мы говорим о тех, для кого родина не пустой звук. Они несут на себе двойной крест: видеть родину истекающею кровью и идеалы свои поруганными и оскверненными» [I, с. 101]. В этом же журнале, в последующих двух статьях - «Лицо России» и «Мысли по поводу Брестского мира», -события Февраля и Октября оцениваются Федотовым как гибель России [I, с. 104, 110]. Это - слова непосредственного очевидца, но и через десять лет, уже в эмиграции, проводя критический анализ революции, Федотов оценивает произошедшее как катастрофу.

Каково, по Федотову, содержание понятия «революция»? В каком смысле революция 1917 г. названа катастрофой и каковы возможные пути выхода из революции? На эти вопросы Федотов пытался ответить в эмиграции.

Тема Революции была одной из центральных тем философской публицистики Федотова; так или иначе она обсуждается

в таких его статьях, как: «Трагедия интеллигенции» (1926), «Будет ли существовать Россия» (1929), «Сумерки отечества» (1931), «Россия, Европа и мы» (1932), «Февраль и Октябрь» (1937) и др. Наиболее завершенное выражение мысли Федотова о русской революции нашли в книге «И есть, и будет. Размышления о России и революции» (1932).

Революция, ставшая трагическим результатом развития общества, задала такую точку отсчета, такую перспективу взгляда, которая меняла представление о привычных темах - «государство и интеллигенция», «народ и власть». В знаменитой статье «Трагедия интеллигенции» Федотов говорит, что современники революции «имеют, часто печальное, преимущество, видеть дальше и зорче отцов, которые жили под кровлей старого, слишком уютного дома. <...> Наивным будет отныне все, что писал о России XIX век, и наша история лежит перед нами, как целина, ждущая плуга» [IV, с. 5].

Таким обращением к истории России, пересматриваемой в свете революции, очевидно, была и книга «И есть, и будет.». По словам самого Федотова, в этом труде он не ставил себе «целью воссоздать облик старой императорской России. Это всего лишь история болезни - схематичная до крайности. <. > Оценка недавнего прошлого для автора подчинена задаче искания нового национального сознания <...> так как ничто так не вредит созидательной работе будущего, как закоренелость в старых грехах, выражающихся в постоянных попытках идеализации России вчерашнего дня» [V, с. 6].

Подход Федотова можно описать словом «возрождение» или «ренессанс» (в широком смысле этого слова) - обращение к прошлому как к продуктивной возможности творческого развития общества. Так, Федотов отмечает, что в пореволюционной России «для молодежи основной задачей является введение в наследство бессмертной культуры старой России, восстановление порванной связи поколений», тогда как «за рубежом это же восстановление связи поколений достижимо лишь путем отречения от тленного и мертвого в прошлой культуре <. > нам следует отречься не от святынь, но от тленной ризы. В новых формах, на новых путях мы будем служить той же вечной правде, которой служили и строители государства русского, и мятежное мучениче-

ское воинство русской интеллигенции» [V, с. 6-7]. Двойное «и» здесь - ключевой момент. Федотов пытается избежать путей русской интеллигенции, приведших к революционному слому, но при этом - не соскользнуть в монархическую реакцию, ставшую, по мысли Федотова, политическим и социальным «декадансом», против чего собственно и восставала интеллигенция (по определению Федотова - идейный, беспочвенный слой общества).

Таким образом, анализируя опыт Русской революции, Федотов пытается найти некий третий путь - по ту сторону революции и реакции. Его поиски, однако, далеки от утопического модернизма. Источником обновления он считает культурно-историческую традицию - органически сложившийся опыт нации, способный, как ему кажется, исцелить и русскую власть, и русскую интеллигенцию от главного недуга - беспочвенности. В этом обновлении, по мысли Федотова, европейская культура должна послужить переоткрытию и обновлению культуры национальной, а не порывать с ней связь, как это случилось при Петре I.

В книге «И есть, и будет.» Федотов рассматривает различные предпосылки и социокультурные аспекты Русской революции. Мы здесь ограничимся рассмотрением одного, но, вероятно, самого мучительного и рокового аспекта - внутреннего разложения государства и общества, неотвратимого процесса скатывания национального тела в революцию.

Прежде всего, стоит отметить, что рассматриваемый Федотовым в упомянутой книге генезис революции понимался им самим не как теоретическое и отвлеченное построение, но как «основа для акции политика национальной России» [V, с. 5] - иначе говоря, вполне прагматически. Впрочем, ни вопрос о конкретном политике, ни вопрос о его «акции», к сожалению, не обсуждается.

В первом разделе книги, который называется «Революция идет», дается описание процесса дезинтеграции общества. В этом процессе автор различает две составляющие: во-первых, это утрата творческой энергии в тех общественных слоях, которые строили русскою империю; во-вторых, социальные силы, разлагавшие российское общество изнутри, - противодействовать им были призваны творческие силы государства. Временные рамки, внутри которых проводится анализ, охватывают период от правления Петра I, т.е. рождения империи, до 1917 г. Время Петра I Федотов избирает

точкой отчета постольку, поскольку именно Петром была совершена «прививка западной культуры, причем в героических дозах, без которой московская государственность стояла на пороге неизбежной гибели» [V, с. 10-11].

Необходимость освоения технических достижений в конце XVII - начале XVIII в. потребовала, в свою очередь, развития наук, а значит, и рецепцию европейского просвещения. Вхождение в политический мир европейских держав требовало освоения западной культуры, вестернизации дворянства. При этом дворянство «одно становится у трона, оттеснив вниз, к податным слоям и купечество и духовенство. Оно одно восприняло европейскую культуру». С этого момента народ и власть буквально перестают говорить на одном языке. Создается ситуация, в которой дворянство -класс, на который опиралась империя и через который империя воплощала свою политическую волю, - стало быстро утрачивать свою национальную почву. Произошел культурный раскол общества: с одной стороны, традиционная национальная культура, к которой принадлежала большая часть русского общества, а с другой - вестернизированная культура, к которой принадлежали классы, осуществляющие управление страной. На протяжении двух веков эти две культуры сосуществовали, в сущности не соприкасаясь. Единственное, что их объединяло, - это политическое тело нации, скрепляемое монархией.

Пока «привитая Петром идея национального служения государству» [V, с. 8] воодушевляла дворянство, политическая мощь империи неуклонно росла, пик пришелся на царствование Екатерины Великой, а через поколение наступил «пик культурного расцвета» [V, с. 14-15]. Одной из предпосылок творческого упадка дворянства Федотов считает «указ о вольности», освободивший дворянство одновременно и от службы, и от власти. С этого времени начался процесс обезгосударствления, «дезэтатизации» дворянства. «По своим последствиям для государства, - отмечает Федотов, - этот процесс сравним с процессом секуляризации культуры для Церкви» [V, с. 15].

По мысли Федотова, разложение правящего класса само по себе не составляет опасности. Европа дает множество примеров упадка и разложения дворянского сословия; но в России к середине XIX в. сложилась совершенно иная социально-политическая

ситуация, чем в Западной Европе столетием раньше: «Беда России была в том, что умирающий класс не оставил после себя наследника. Если культурное знамя дворянства подхватили разночинцы, то государственной службы подхватить было некому» [V, с. 17].

Дворянство, как считает Федотов, утрачивая на протяжении XIX в. свою творческую энергию, постепенно растворялось в тех социальных слоях, которые приходили ему на смену - в бюрократии и армии. Но бюрократия, восприняв в этой смене элит худшие привычки дворянского барства, осталась безынициативной. Армия же, в известной мере впитав в себя традицию рыцарской доблести и чести, свойственную дворянству, и сохранив эту традицию вплоть до революции 1917 г., служила монархии, но была ею же лишена всякого самостоятельного политического значения и влияния в обществе.

Говоря о чиновниках как о классе, способном сменить и действительно сменившем в государственном управлении дворянство, Федотов показывает, что созданная Сперанским бюрократическая машина довольно быстро потонула в «карьеризме; <...> ставя личные и семейные интересы над государственными, она оказалась неспособна к государственному строительству» [V, с. 21]. Со своей стороны, монархия не стремилась культивировать в бюрократическом сословии политическую волю, считая аполитичность залогом благонадежности. В результате разлагающийся изнутри бюрократический аппарат не сумел стать реальной политической опорой монархии, что предрешило и довершило беспомощное одиночество самодержавия перед лицом революции.

Другим возможным преемником дворянства в деле укрепления государства, по мысли Федотова, могла бы стать интеллигенция, но начиная с конца XVIII в. монархия отступается от импульсов Просвещения (заложенных Петром) - политика самодержавия приобретает все более охранительный, запретительный характер. В ответ на это интеллигенция становится оппозиционной (Н. И. Новиков, А. Н. Радищев). Реакционная политика монархии только углубила раскол. Загнанная на нелегальное положение, но имеющая политические амбиции, интеллигенция постепенно превратилась в революционный авангард общества. Дальнейшее притеснение со стороны власти породило уже не только революционеров, но и террористов. В 1905 г. эта придавленная политиче-

ская воля вырвалась на улицы. Неудача революции, впрочем, оттолкнула значительную часть интеллигенции от ее революционного авангарда - отсюда тот парадокс, что старая революционная интеллигенция в 1917 г. пыталась скорее сдержать революцию, чем повести ее за собой. Причину этого парадокса Федотов видит в том, что боровшаяся за власть в течение полувека, интеллигенция внутренне вообще презирала власти и избегала ее: «Само отношение интеллигенции к политике было не политическим отношением (для этого нужен вкус к власти), а бессознательно религиозным. Она искала власти не для себя, а для народа» [V, с. 27]. Этого самопротиворечия лучшая, совестливая часть интеллигенции как-то не замечала, и в тот момент, когда - между Февралем и Октябрем - возникла возможность по-настоящему, всерьез и ответственно взять власть в свои руки, интеллигенция спасовала. В сложившемся к 1917 г. положении дел в России, по сути дела, никто не знал, что делать: «. обладай Ленин настоящим умом, он не мог бы строить социализм в России. Чуточку больше (ума) и он (тоже) был бы обречен на бездействие» [V, с. 74]. Иначе говоря, социалистическая революция в России была преждевременна в большей мере, чем где бы то ни было в Европе, но именно в России в 1917 г. возможность взять власть была наиболее осуществимой, и отныне реальные закономерности исторического развития были подменены своеобразным сочетанием интеллигентского аполитичного мечтательства и антиинтеллигентского политического авантюризма.

Образованный слой в дореволюционной России был оторван от народной культуры, от исторически сложившейся в народе системы ценностей, от традиционной народной морали и веры. Тот, кто имел «белые руки», в народе всегда воспринимался как «полунемец», а по мере того как дворянство переставало нести государеву службу - как «паразит». Федотов, споря с народниками, считал, что не земледельческий труд объединяет людей в общее понятие народа, «но приверженность традиционным, религиозным ценностям. <...> Таким образом, в понятие народа попадают и городское мещанство, и купечество (а значит, частично и буржуазия) и духовенство» [V, с. 38].

Народ - подавляющая часть населения России, по Федотову, -хранитель национальной традиции и здоровых моральных общест-

венных устоев, еще сохранявший в XVIII и XIX вв. мировоззрение допетровской Руси. Народ был второй, кроме дворянства, политической опорой монархии. В своей религиозной идее царя-помазанника он сохранял преданность имперской (вестернизиро-ванной) монархии, слепо исполняя царскую волю. И тем не менее на протяжении двух веков просвещения религиозное послушание и подчинение монарху постепенно разрушалось и в народе; вследствие этого «в народных массах выветривалось и государственное сознание» [V, с. 9].

В статье «Будет ли существовать Россия?» Федотов подчеркивает: революция была не сменой власти, не социальным переустройством только, а крушением национального сознания.

В самом деле, дворянство и народ по-своему служили на протяжении двух веков политической опорой монархии. Однако к началу XX в. положение дел изменилось. Дворянство, теряя творческий импульс государственного строительства, сходит с политической сцены. Преемника, который мог бы обновить политическую жизнь государства, или, по крайней мере, остаться опорой монархии, - не нашлось. Народ - основа армии, - утратив основанную на религиозных представлениях верность царю во время Первой мировой войны, в какой-то момент отказался защищать Россию. Отсюда - массовое дезертирство с фронта. Вчерашние крестьяне, поставленные дезертирством вне закона, но имеющие при себе оружие, стали топливом революции.

По мысли Федотова, победа Ленина и большевиков в Октябре была не торжеством восстания, а пределом разложения русской государственности. Революция, кем бы она ни была начата, стала неизбежностью (но не была необходимостью). В сознании людей монархия утратила всякую легитимность, стала анахронизмом. Удивляет Федотова не победа большевиков, а то, что им удалось удержать власть; большевики стали строителями нового государства, которое Федотов в написанной по-английски поздней статье «Religious background of Russian culture» описывает так: «Сквозь отступающие воды потопа вновь проступают естественные очертания берегов. Исторически образованный наблюдатель легко узнает в большевистской России черты давно минувших дней»2. Так, по мысли Федотова, революция, в своей утопической попытке построения государства, сознательно отринула свое национальное прошлое

и неосознанно воспроизвела собою узнаваемую форму традиционной русской государственности, с которой интеллигенция боролась почти сто лет. В книге «И есть, и будет» Федотов прямо говорит, что «социализм в России, строящийся в Советском Союзе, является издевательством над здравым смыслом и марксизмом одновременно <.. > - по сути это - возвращение к формам московского деспотизма царей и крепостному праву XVII века» [V с. 83].

Революция, таким образом, высветила колоссальную слабость государственного сознания в русском обществе. Эта слабость отомстила за себя вполне естественным и в то же время фантастическим образом: поскольку государству грозил полный распад и анархия, то единственным выходом из кризиса оказалось возвращение к новой, радикализованной форме старого деспотического правления.

Возможен ли позитивный для России и русских исход из Революции? Насколько можно судить, Федотов видит такой выход и исход в обращении к исторически сложившимся формам демократической государственности, модифицированным с учетом современных социальных и экономических реалий. Парадокс в том, что воззрения и оценки Русской революции в работах Федотова оказываются по-новому актуальны сегодня после распада теперь уже не петербурского монархического, а кремлевского коммунистического самодержавия, - актуальны как в духовно-идеологическом, так и в историко-методологическом смысле. Но эта актуальность, конечно, проблематична, особенно в том, что касается перспектив общественно-политического развития в постсоветской, постутопической, да и постэмигрантской действительности XXI в. Научно-методологическая трудность - в том, чтобы мысли, догадки и убеждения Федотова, иногда гениальные, иногда спорные, суметь разделить и соотнести с современной исторической ситуацией, может быть, менее катастрофичной, но по-своему драматичной.

Федотов Г.П. Собрание сочинений: В 12 т. - М., 1996-2008. Здесь и далее ссылки на сочинения Федотова приводятся в тексте с указанием в квадратных скобках тома (римской цифрой) и страницы (арабской).

Fedotov G.P. Religious background of Russian culture // Church history: Studies in Christianity and culture. - N.Y., 1943. - Vol. 12. - N 1. - P. 35-51.