CC BY
56
УДК130.2:2
ББК 87.3(2)61-07:71.063.136
ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ НОВОГРАДСКОЙ ИДЕОЛОГИИ Г.П. ФЕДОТОВА1
С.А. НИЖНИКОВ
Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 10/2, г. Москва, 117198, Российская Федерация E-mail: nizhnikovs@mail.ru
Рассматривается творческий и идейный путь Г.П. Федотова: членство в РСДРП, критика интеллигентского сознания, признание религиозной культуры. Выделяются три периода творчества Г.П. Федотова: «российский», «французский» (с 1925 г.) и «американский» (с 1941). Отмечается противоречивый и вместе с тем синтетический характер социально-политического мировоззрения Федотова, соединяющего в себе черты христианства и социализма, культурного консерватизма и политического либерализма, сконцентрированные в его «новоградском» цикле статей - проекте будущего устройства России.
1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 12-03-00029а. «Философское россиеведение за рубежом во второй половине ХХ - начале XXI вв.: направления, школы, центры».
Проводится анализ «пореволюционной» идеологии, разрабатывавшейся Г. Федотовым с 1931 г. по 1939 г. совместно с И.И. Фондаминским и Ф.А. Степуном в журнале «Новый град. Философский, религиозный и культурный обзор». Отмечается, что, развивая тему христианского и демократического социализма, Федотов стремился преодолеть интеллигентщину на путях религиозной культуры, соединить, казалось бы, несоединимое: средневековье и гуманизм, христианство и социализм, культуру и эсхатологию, христианскую веру и либерализм и общечеловеческую надежду, веру в Россию и любовь к ней и веру в «свободолюбивый» Запад.
Ключевые слова: демократия, западничество, евразийство, интеллигенция, консерватизм, либерализм, персонализм, республика, славянофильство, христианский социализм.
FORMATION AND DEVELOPMENT OF G.P. FEDOTOV'S NOVOGRADSCOY IDEOLOGY
S.A. NIZHNIKOV
Peoples' Friendship University of Russia 10/2, Miklukho-Maklay str., Moscow, 117198, Russian Federation E-mail: nizhnikovs@mail.ru
The article examines the creative and conceptual way of Georgy Petrovich Fedotov (1886-1951): membership in Social-democratic worker's party, criticism of the intelligentsia conscience, acceptance of religious culture. His creativity can be divided into three periods: the «Russian» one, the «French» one (from 1925), and the «American» one (from 1941). The controversial yet at the same time synthetic nature of Fedotov's socio-political outlook, which combines features of Christianity and socialism, cultural conservatism and political liberalism. His «Novyi grad» («New City») project of Russia's future organization is also analyzed.
Fedotov's views did not coincide with the existing conceptions of the Russian emigration. Fedotov became a creator of his variant of the «post-revolutionary» ideology. From 1931 to 1939, together with I. I. Fondaminsky and F. A. Stepun Fedotov was publishing the journal titled «Novyi grad. Philosophical, Religious, and Cultural Review», developing the topic of Christian and democratic socialism and trying to overcome intelligentsia consciousness which was a hindrance to religious culture. He sought to combine what was seemingly incompatible: the Middle Ages and humanism, Christianity and socialism, or culture and eschatology. In his works, Christian faith is placed side by side with liberalism and universal hope, while faith in Russia and his love for it gets along with a belief in the «freedom-loving» West.
Key words: democracy, westernism, Eurasianism, intelligency, conservatism, liberalism, personalism, republic, Slavophilism, Christian socialism.
У всякого народа есть родина, но только у нас - Россия.
ГП. Федотов. Лицо России.
Сегодня к нам запоздало возвращается творчество оригинального мыслителя, историка, культуролога и философа Георгия Петровича Федотова (1886-1951). Находясь в пореволюционном зарубежье, он жил думами о будущем России -ее судьбе и развитии социально-политической системы. Несмотря на упущенное время, его творчество продолжает оставаться актуальным и сегодня. Оно требует осмысления и соответствующих выводов; оно необходимо, когда Россия в очередной раз стремится преодолеть смутное время, обрести себя, осознав задачи своего национального строительства.
Если попытаться сразу определить принцип, которым Г Федотов руководствовался в анализе прошлого, настоящего и будущего России, то его можно было бы назвать реалистическим. Федотов, видимо, мыслил себя в наименьшей степени отягощенным какими-либо предзаданными идеологическими схемами и стереотипами. Пройдя сложный путь внутреннего интеллектуального развития, переболев, как и многие другие отечественные мыслители, социал-демократическими идеями, преодолев нигилизм революционной идеологии, он обрел, казалось бы, взвешенную позицию историка и философа культуры, попытался «сделать выводы политического реализма из горького опыта поражений»2. Можно сказать, что его анализ - без гнева и пристрастия, и вместе с тем он страстен, хотя и не пристрастен. Так ли это на самом деле? Попытаемся ответить на этот вопрос.
В жизни и творчестве Георгия Федотова можно выделить три периода: «российский», «французский» (с 1925 г.) и «американский» (с 1941 г.). Первый, «российский», не является однозначным, в нем прослеживается определенная эволюция, связанная с социальными потрясениями, произошедшими в стране в начале XX века. В годы первой русской революции Федотов был членом РСДРП и даже входил в рабочую дружину. По его собственному признанию, в 1905-1906 гг. он «был вполне сектантом и заговорщиком»3, вел пропагандистскую деятельность среди рабочих, выступал посредником между саратовской и петербургской большевистскими организациями. Однако, пожиная плоды своей былой революционной деятельности, в письме от 3 марта 1918 г. он признается: «Бросил я думать о социализме и республике. <...> ...в случившемся повинна интеллигенция» [3, с. 213]. После октябрьских событий 1917 г. Федотов обращается к вере отцов, хотя и не до конца воцерковляется. Вместе с тем и в христианстве он остается социалистом, что сблизило его с Бердяевым, так же не до конца преодолевшим в себе революционизм и анархическую свободу4. Вот что Федотов пишет в письме от 4 мая 1918 г.: «Я очень сблизился с церковью за время поста, но не вошел в нее и сохранил свою горькую свободу. Кругом меня почти все "обратились'.' Никогда еще церковь не собирала такого богатого урожая. Только я один упорствую и торгуюсь. Знаешь почему? Верую во Христа грядущего, в новое христианство, т[о] е[сть] новую церковь. Чувствую себя иудеем чающим». Вместе с тем революционные потрясения привели к тому, что в нем открывается любовь к России: «Не хочется ни о чем думать и говорить, кроме как о России, о ее славе. (Счастлив, что есть люди, с которыми можно говорить об этом.) Да еще хочется бывать в церкви, слушать слова покаяния и созерцать тысячелетнюю славу и красоту. В ее неизменности
2 См.: Федотов Г.П. Февраль и Октябрь // Судьба и грехи России: в 2 т. СПб.: София, 1991. Т. 2. С. 135-136 [1].
3 См.: Приложение к письмам Г.П. Федотова Т.Ю. Дмитриевой // НИОР РГБ. Ф. 475. К. 4. Ед. хр. 17. С. 11 [2].
4 См.: Гайденко П.П. Вл. Соловьев и философия Серебряного века. М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 314, 317 [4].
и красоте почерпаешь [?] опору. (Об этом можешь не говорить никому.)». Вместе с тем у Федотова в одном из писем можно найти и такие слова: «...плюю на русскую церковь, к пощечинам и плевкам она привыкла давно. Отмывать ее нужно века...» [5, с. 314, 317].
Однако позиция Федотова существенно отличалась от бердяевской (который, вместе с тем, тоже не особенно был против «плевков» и неоднократно это делал вместе с Мережковским, входя в движение «нового религиозного сознания»). По словам И.В. Гребешева, «Г Федотов был, вероятно, самым радикальным из отечественных мыслителей противником революционаризма (причем любого, не только российского). Любая революция, с его точки зрения, неизбежно наносит необратимый ущерб культурной традиции» [6, с. 343]. У Федотова есть две статьи, специально и целиком посвященные личности и творчеству Н.А. Бердяева. Первая из них - «Ответ Н.А. Бердяеву» - впервые опубликована в 1946 г. Вторая - «Н.А. Бердяев - мыслитель» - в 1848 г., является откликом на смерть философа, с которым Федотова связывала многолетняя дружба и, видимо, взаимопонимание по некоторым вопросам. Так, Бердяев поддержал Федотова во время конфликта с Богословским институтом в 1939 г. ТЪм не менее Федотов откровенен в своих оценках. Так, в статье «Н.А. Бердяев -мыслитель» он пишет: «Бердяев... более связан духовно с Западом, чем с Россией. Запад, конечно, ошибается, считая Бердяева типичным выразителем русского православия... Это соблазн оптимистического гегельянства, столь роковой для русской интеллигенции, начиная с Белинского, через марксистов, до наших "пореволюционеров" всех оттенков» [7, с. 278].
Эта же мысль звучит и в статье Г.П. Федотова «Ответ Н.А. Бердяеву»: «В действительности, гений истории у Бердяева не христианского, а гегельянского происхождения. Гегель был и остается вечным соблазнителем русской интеллигенции. Его влияние у нас слишком понятно. Оно неотразимо для людей слабых, или неуверенных в своей совести. Так легко отдаться потоку исторического времени и в нем утопить свою больную совесть... <.. .> Для него важна идея, не человек, но это убийственно для мыслителя, называющего свою философию персоналистической и экзистенциальной. В действительности Бердяев остается "идеалистом" (в несколько пародийном смысле слова), который, в случае столкновения теории с действительностью, заявляет: тем хуже действительности» [8, с. 197-198].
Г Федотов полагал, что революция 1917 г. была не случайной. Вместе с тем он не разделял точку зрения Н. Бердяева, согласно которой революция была единственно возможным результатом русской истории, так как был принципиальным противником любых концепций исторического детерминизма: «Не разделяя доктрины исторического детерминизма, мы допускаем возможность выбора между различными вариантами исторического пути народов. Но с другой стороны, власть прошлого, тяжелый или благодетельный груз традиций, эту свободу выбора чрезвычайно ограничивает» [9, с. 128].
Интеллектуальные борения Георгия Федотова отразились не только в его письмах, но и в статьях. В работе «С.-Петербург, 22 апреля (5 мая) 1918 г.» (1918 г.), несмотря на разочарования (ему тяжело «видеть родину истекающей кровью
и идеалы свои поруганными и оскверненными в их мнимом торжестве»), он признает социализм «одной из величайших сил, творящих историю наших дней». И хотя «революция пожирает своих детей», Федотов убежден, что «в социализме живет вечная правда, всего смысла которой он еще сам не постигает», и поэтому он «должен найти в себе силы для возрождения». Задачу он видит в том, чтобы «спасти правду социализма правдой духа, и правдой социализма спасти мир» [10, с. 41].
В статье «Лицо России» (1918) он уже признается в любви к той родине, над уничтожением которой работал ранее. И социализм он стремится примирить с этой открывшейся любовью. Общий интерес теперь - софизм, солидарность - «холодное понятие», но только личная любовь «есть начало, скрепляющее всякое общество». Эта статья напоминает покаянную исповедь, в которой совесть Федотова сводит счеты с большевистским прошлым: «Еще недавно это стоило бы многим из нас тяжких усилий. Мы не хотели поклониться России-царице, венчанной царской короной. Гипнотизировали политический лик России - самодержавной угнетательницы народов. Вместе с Владимиром Печориным проклинали мы Россию, с Марксом ненавидели ее. И она не вынесла этой ненависти. Теперь мы стоим над ней, полные мучительной боли. Умерла ли она? Все ли жива еще? Или может воскреснуть?» [11, с. 42].
Для Федотова открылось, что «культура творится в исторической жизни народа. Не может убогий, провинциальный исторический процесс создать высокой культуры. Надо понять, что позади нас не история города Глупова, а трагическая история великой страны - ущербленная, изувеченная, но все же великая история. Эту историю предстоит написать заново» [11, с. 44]. Теперь Федотов отходит от «пролетарского интернационализма» и «безродного космополитизма», хотя навсегда останется ярым критиком любых проявлений национализма: «Теперь пора определить это все еще международное отечество как наше, как Россию. <...> Нам придется сочетать национальное дело с общечеловеческим. Мир нуждается в России. Сказать ли? Мир, может быть, не в состоянии жить без России» [11, с. 42-46].
В парижской статье «Три столицы» (1926) Георгий Федотов попытался осмыслить противоречия между западниками и славянофилами. Эти два направления общественно-политической и духовной жизни олицетворяются им двумя столицами - Санкт-Петербургом и Москвой. Но, по его мнению, «в Москве нам угрожала опасность оторваться от вселенской жизни в гордом само-довлении, в Петербурге - раствориться в романской, то есть латинской по своему корню, цивилизации» [12, с. 64]. Евразийство хотя и «расширяет и упраздняет старое славянофильство», но указывает на Азию и «проповедует ненависть к латинству». Необходимо другое, истинный путь дан в Киеве: «не латинство, не басурманство, а эллинство». Федотов приходит к выводу, что «культура народа вырастает из религиозных корней, и какие бы пышные побеги и плоды ни приносило славяно-русское или турано-русское дерево, оно пьет соки земли христианской через восточно-греческие корни» [12, с. 64].
В том же году выходит программная работа Федотова «Трагедия интеллигенции» - лучшее, что когда-либо было написано по данной теме. Достаточно
сказать, что определение, данное мыслителем радикальной интеллигенции в России, стало классическим: «русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей» [13, с. 29]. Это «русская религиозная секта», характеризующаяся крайним западничеством, безбожием и анархизмом [13, с. 52]. Интеллигенция в этом понимании ведет родословную от Петра I - она оторвана от народа и его прошлого. Гоголь, Достоевский, Толстой - не интеллигенты, а люди культуры, творцы ее. Не вмещаются в это понятие и крупнейшие отечественные мыслители -авторы сборника «Вехи» (1909), продолжившие критику радикального интеллигентского сознания (будь то социалистического или либерального), начатую Достоевским.
Как отмечает Федотов, интеллигентское «движение» имеет свои этапы: 1) с царем против народа (от Петра I до декабристов); 2) против царя и народа (1825-1881); 3) с народом против царя (1881-1917). «К 1917 году, - пишет Г.П. Федотов, - народ в массе своей срывается с исторической почвы, теряет веру в Бога, в царя, теряет быт и нравственные устои» [13, с. 60]. А интеллигенция уничтожается революцией, которая пожирает не только своих «детей», но и «родителей». Интеллигенция есть «убойный скот революции»5. Место интеллигенции занимают в советскую эпоху «работники умственного труда»6. Вслед за Достоевским, «Вехами» и Федотовым анализ интеллигентского сознания следующих эпох продолжил А.И. Солженицын, констатировавший его дальнейшую деградацию. Тем не менее он, развивший после Достоевского традицию великой русской литературы по осмыслению социально-политических и духовно-нравственных коллизий, как и Федотов, надеялся на возрождение интеллигенции в ее истинном смысле слова - интеллигенции не народнической, а народной, не западнической, а национальной, не националистической, а патриотической, не беспочвенно, а почвенно-идейной - выражающей жизнь, чаяния, стремления и идеалы народа России.
В статье «Революция идет» (1929) Федотов пытается разобраться в причинах трагического срыва, произошедшего в России 1917 г. Он не удовлетворен ни деятельностью консерваторов, ни либералами, ни, тем более, большевиками. Во всех идеологических и партийных течениях прошлого он обнаруживает примитивно-извращенное западничество и беспочвенность. Однако петровская Россия для него была не только не изменой, «но и обретением собственной сущности в заимствованных формах культуры» [15, с. 231]. «Без опасной прививки чужой культуры, и при этом в героических дозах, - пишет он, - старая московская государственность стояла перед неизбежной гибелью» [14, с. 130]. Вместе с тем Федотов был критиком охранительного консерватизма, когда «в консервативный догмат возводится выдохшийся, мумифицированный остов петровской революции» [14, с. 130]. Парадокс состоит в том, что мыслитель утверждает петровский характер этого охранительства, конечно, в выродившейся форме: «То,
5 См.: Федотов ГП. Революция идет // Федотов ГП. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 147 [14].
6 См.: Федотов ГП. Трагедия интеллигенции // Федотов ГП. Собр. соч.: в 12 т. М., 2012. Т. 4. С. 61 [13].
что охраняется здесь - не вековые основы народной жизни, а известный этап их разрушения .. .это особая форма западничества» [14, с. 162]. Хотя в условиях русской жизни, «окостенения монархии», по Федотову, либерализм также превращался в «силу разрушительную и невольно работал для дела революции» [14, с. 145]. Вообще русский либерализм, по его мнению, «питался не столько силами русской жизни, сколько впечатлениями заграничных поездок, поверхностным восторгом перед чудесами европейской цивилизации, при полном неумении связать свой просветительский идеал с движущими силами русской жизни» [14, с. 144]. Что касается социализма, то в России, по мнению Федотова, для него «не было ни малейшей почвы», «ибо не было капитализма» [14, с. 163].
Таким образом, оказывается, что существовавшие общественные движения и партии не отражали реальных настроений и чаяний различных слоев общества. А необходимы были, по Федотову, три реальные могущественные партии, опирающиеся на соответствующие слои общества и их настроения: «черносотенная» партия крестьянства, партия славянофильского либерализма и партия демократической революции. Однако этого не состоялось, и в русской истории роковую роль сыграли две фигуры - Николай II и Ленин: «Первый спустил революцию, второй направил ее по своему пути» [14, с. 172]. Но как же быть дальше, что произойдет с Россией в будущем?
Взгляды Федотова не совпадали с существовавшими в русской эмиграции идеологиями, иногда его статьи настораживали своей неопределенностью. Вместе с тем публицистические выступления мыслителя стяжали ему славу «нового Гёрцена»7. Федотов явился создателем одного из вариантов «пореволюционной» идеологии. С 1931 г. по 1939 г. он совместно с И.И. Фондаминским и Ф.А. Степу-ном издавал журнал «Новый град. Философский, религиозный и культурный обзор», развивал тему христианского социализма, стремясь преодолеть интеллигентщину на путях религиозной культуры. Он стремился соединить, казалось бы, несоединимое: средневековье и гуманизм, христианство и социализм, культуру и эсхатологию; преодолеть крайности антропоцентристского и теоцентрист-ского истолкования культуры. Он стремился показать, что «эсхатологическая традиция христианства, утверждающая невозможность в рамках земного бытия достижения совершенства и полного воплощения идеала, вполне совместима с признанием непреходящей значимости культурного и социального творчества» [17, с. 599]. Христианская вера соседствует в нем с либерализмом и общечеловеческой надеждой; вера в Россию и любовь к ней - с верой в «свободолюбивый» Запад. Он выступал как против фашизма, так и против коммунизма в надежде на торжество свободы. При этом он стремился совместить свободу с социализмом, призывал к его новому рождению, что должно привести если не к Царству Божию на Земле, то, по крайней мере, к справедливости. По мысли В.Ф. Бойко-ва, «перед нами вариант христианского социализма с консервативно-культурными и либерально-политическими тенденциями» [16, с. 21-22]. Стремление к «со-
7 См.: Бойков В.Ф. Судьба и грехи России (философско-историческая публицистика Г.П. Федотова) // Федотов Г.П. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 12 [16].
циально-нравственному христианству», к «христианству живому, социальному, вселенскому» с яркой мощью обнаруживается уже в творчестве Вл. Соловьева, в его работе «Об упадке средневекового миросозерцания». Для русского философа «перерождение человечества не может произойти помимо самого человечества, не может быть только внешним фактом; оно есть дело, на нас возложенное, задача, которую мы должны разрешать» [18, с. 340]. С тех пор эта идея становится одной из основных тем в русской философии, традиции которой по-своему продолжил и Г. Федотов.
Соратник ГП. Федотова Ф.А. Степун так сформулировал синтетический смысл «новоградской» идеологии: «Все мучащие современность тяготы и болезни связаны в последнем счете с тем, что основные идеи европейской культуры - христианская идея абсолютной истины, гуманистически-просвещенческая идея политической свободы и социалистическая идея социально-экономической справедливости - не только не утверждают своего существенного единства, но упорно ведут озлобленную борьбу между собою. Выход из этого положения - в органическом, творческом сращении всех трех идей», в идеологии «духоверческого свободолюбивого социализма» [19, с. 431-432]. В связи с этим Степун полагал, что «превращение России в типично капиталистическую страну было бы величайшим преступлением как перед идеей социального христианства, так и перед пережитыми Россией муками» [20, с. 431-432]. В этом же русле высказывался и Г Федотов, называя социализм «блудным сыном христианства», и вместе с тем он призывал христианство к пробуждению социальной совести8. Известный автор книги о втором поколении русских эмигрантов, Владимир Варшавский, анализируя деятельность новоградцев, пришел к выводу, что в их синтетическом «сращении всех трех идей европейской культуры "Новый град" оставлял позади вековой междоусобный спор двух враждующих лагерей русской интеллигенции - западнического, в самом широком смысле, и славянофильского, в самом широком смысле. В развитии русской идеи это был важный шаг вперед» [22, с. 233].
В цикле статей «Проблемы будущей России» (1931) Георгий Федотов, исходя из рассмотрения ситуации конца двадцатых годов в сталинском СССР, делает свои прогнозы, которые оказываются предельно адекватными и реалистическими. В самые жестокие годы уничтожения крестьянства и массового террора он задумывается о будущем России, стремится четко сформулировать программу национального дела, объединить всех мыслящих патриотов.
Согласно Федотову, возможны три варианта выхода страны из сталинщины: 1) царь из дома Романовых; 2) диктатор из «отрезвевших большевиков» или 3) демократический вождь9. При этом Федотов не склонен противопоставлять данные варианты, полагая, что путь национального возрождения, несмотря на различные формы власти, - один. И на этом единственном для России
8 См.: Федотов Г Основы христианской демократии // Федотов ГП. Собр. соч.: в 12 т. М., 2004. Т. 5. С. 238 [21].
9 См.: Федотов ГП. Проблемы будущей России // Федотов ГП. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 233 [23].
пути должны встретиться и вчерашние монархисты, и демократы, и социалисты. И каждому придется принести покаяние, ибо никто не безгрешен.
Прогнозы и предложения мыслителя поразительно реалистичны и конкретны. Многие ошибки, о которых он предупреждал, уже допущены. Так, говоря о развитии посткоммунистического хозяйства, необходимости денационализации (приватизации), он предупреждал о недопустимости «увлекаться духом антикоммунистической реакции», «продав с торгов все государственное достояние России». Мыслитель предлагал: «. государство отдает лишь то, с чем оно само не в силах справиться» [23, с. 237]. Касаясь национальной проблемы, он предупреждал, что после «свержения большевистской диктатуры» нас «ждет взрыв национальных восстаний» [22, с. 243]. Особенно он указывал на Украину и Грузию в связи с ростом национального самосознания в этих республиках. Кроме того, разорение крестьянства центральных губерний приводило, по его мнению, к «оскудению центра», что способствовало центробежным явлениям. Поэтому, делал вывод Федотов, «без подвига, - России нам не спасти» [23, с. 247].
«Если мы хотим сохранить Империю, - продолжает Федотов, - то должны перестать смотреть на нее как на Русь». Россия, Русь, Великороссия - не совпадающие величины. Поэтому необходимо идти «от русского - к российскому. Россия - не Русь, но союз народов, объединившихся вокруг Руси». И если не примиримся с многоголосностью, то и останемся в одной Великороссии. Империя в его понимании - это сверхнациональное государство. И Россия может и должна дать образец, форму мирного сотрудничества народов. Необходимо расширить русское сознание (без потери его «русскости») в сознание российское, «воскресив в нем в какой-то мере духовный облик всех народов России». Ведь «Россия - не нация, но целый мир». И поэтому, «не разрешив своего призвания, сверхнационального, материкового, она погибнет - как Россия»10.
Ф. Степун также признавал, что «Самая значительная черта русской государственной плоти - многоплеменность и многоязычность», но вместе с тем он отмечал, что «вести русское государство» может лишь «великорусское племя», и «в этом водительстве должна твердо звучать тема имперской великодержавности». Эта великодержавность должна сочетаться с федерализмом и поддерживаться имперским патриотизмом11.
Касаясь территориального устройства страны, Г. Федотов высказывается в пользу национального деления, так как оно уже сложилось в советскую эпоху и от него вряд ли возможно отказаться, и за республику, ибо любые попытки восстановить монархию - утопичны и потому пагубны. Эти идеи он высказывает во множестве статей, а также в одной из самых последних - «Республика Святой Софии» (1950).
Для того чтобы понять идеологическую позицию Федотова, лучше всего обратиться к его оценкам февральских событий 1917, сравнить их с оценками других отечественных философов и самих участников событий. Данной
10 См.: Федотов ГП. Проблемы будущей России. С. 253-254.
11 См.: Гайденко П.П. Вл. Соловьев и философия Серебряного века. С. 532-533.
теме посвящена отдельная, хотя и небольшая заметка Федотова «Февраль и Октябрь» (1937). Он, как и многие другие отечественные мыслители, признает, что Февраль был зачинателем, а Октябрь - завершителем распада государственной власти. И в начале 1917, и в конце его действовали, по сути, одни и те же силы.
С оценкой Октября у Федотова все более-менее однозначно: осуществился «русский вариант фашизма». Но Февраль, хотя и генетически приведший к Октябрю, теоретически оправдывается мыслителем. Для него Февраль не столько в этом смысле реальное историческое событие, сколько «символ», требующий «очищения» от «всех случайных исторических наслоений»12. Но допустимо ли со стороны историка такое обращение с историческим материалом? А точнее, полное его игнорирование? Скорее, здесь Федотов конструирует свой Февраль, каким бы он хотел его видеть и понимать, а не каким он произошел в истории России. В действительности мы ведь знаем, как осуществлялся Февраль: с чего он начался, как вело себя Временное правительство; мы знаем, что параллельно с ним и вопреки ему действовал нелегитимный Исполнительный комитет Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, ожидая только удобного момента для захвата власти, как безнаказанно вели себя большевики, призывая к насилию и разжигая гражданскую войну, и т.д. и т.п. Но историка Федотова не интересуют эти исторические подробности, так как они мешают «гуманистическому пониманию» «символа» Февраля.
Но то, что недопустимо для историка, на то может решиться политический философ, и Федотов уже выступает здесь в ином качестве. О своем «символе» он пишет как об упущенной или извращенной возможности. Но могло ли быть по-другому, исходя из сложившихся обстоятельств, которые «складывались» целое столетие и более? Несмотря на все эти аргументы, Федотов конструирует свое художественное и должное понимание истории: «на рубеже нового "тоталитарного" деспотизма, нависшего над миром, Февраль в последний раз развернул знамя свободы» [1, с. 135]. И к этому «Февралю» в будущем еще пробудится Россия. Теперь, осмысливая итоги 90-х годов, мы можем сказать, что да, пробудилась, хотя и, возможно, с меньшими катастрофическими последствиями: страна, скрепляющая идеология, экономика разрушились, но мы избежали гражданской войны и тоталитаризма. Но, все равно, феврали, видимо, требуют жертв, и без них никак не обойтись.
А.С. Солженицын, посвятивший всю свою жизнь и творчество изучению феномена Февраля, раскрывший его на страницах своего десятитомного исследования «Красное колесо», пишет в унисон Федотову («те же силы, что вызвали взрыв Февраля, произвели и Октябрь» [1, с. 133]), что по сути в 1917 году мы имеем не две, а одну длящуюся революцию, проходившую различные этапы: Февралем уже был предопределен Октябрь. Это открылось в первые дни и недели марта, когда Временное правительство показало свою недееспособность и зависимость от никому не известного ИК Советов, этой «шайки никем не
12 См.: Федотов Г.П. Февраль и Октябрь. С. 135.
избранного полуинтеллигентского полуреволюционного отребья»13. Реставрируя события фактически поминутно, Солженицын приходит к выводу, что «Временное правительство не правило и ни часа, оно правило минус два дня: оно было свергнуто ещё в ночь на 2 марта непереносимыми "восемью условиями" Исполкома Совета...»14. Когда идеология интеллигенции победила, вынудив царя к отречению, в тот же момент она была «подрезана идеологией советской, - и так оба вековых дуэлянта рухнули почти одновременно», погребя под собой Россию. Причину этой трагедии Солженицын видит в «издавнем страстном конфликте общества и власти, на который война наложилась. Всё назревание революции было не в военных, не в экономических затруднениях как таковых, но - в интеллигентском ожесточении многих десятилетий.» [24, с. 425]. Как видим, Солженицын не разделял некоторых либеральных иллюзий Федотова. Поразительным является то, что, например, подход писателя Солженицына к Февралю историчен, а подход историка Федотова - несколько утопичен, так как он исходит из должного, а Солженицын - из сущего. Согласно последнему, период с февраля по октябрь 1917 Россия, да и вся Европа, будет изживать еще долго - до 150 лет. И сейчас мы находимся в некой позиции между этими двумя событиями. О том, что все может кончиться таким образом, предупреждал в своих романах еще Достоевский, затем веховцы. Приведем в этом отношении высказывание В.В. Розанова: «Девятнадцатый век был веком победы русского общества над русской государственностью, неслыханной, оглушительной... Русская литература и поэзия во всех направлениях и до глубины разъела русскую государственность...» [25].
Не совпадает с трактовкой Февраля Федотова и новоградец Ф. Степун. Являясь либералом по своим взглядам, видящим высшей идеей и высшей ценностью демократии «свободного и свободолюбивого человека в свободном и свободолюбивом обществе», он, тем не менее, полагал, что спасение состояло в жестком пресечении большевистской пропаганды и подготовки вооруженного переворота15. Мыслитель был убежден, что «защита реальной демократии не только допускает, но даже и требует применения и недемократических методов борьбы». Именно «непонимание этой истины Временным правительством привело Россию к большевизму» [19, с. 528]. Степун знал ситуацию изнутри, так как был начальником политуправления при военном министерстве во Временном правительстве. Однако в итоге Федотов также призывает «новый Февраль», чтобы он был тверже и суровее, видимо, к своим «большевикам», чтобы избежать толстовского непротивленчества. Но этот меч - во имя защиты прав и свобод человека.
13 См.: Солженицын А.И. Размышления над Февральской революцией (1980-1983) // Солженицын А.И. Собр. соч.: в 9 т. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001. Т. 7. С. 412 [24].
14 Там же.
15 См.: Степун Ф.А. «Новоградские» размышления по поводу книги В.С. Варшавского «Незамеченное поколение» и дискуссии о ней // Варшавский В.С. Незамеченное поколение. М., 2010. С. 392-393 [26].
Теперь обратимся к другому идеалу (или утопии?) мыслителя - «Республике Святой Софии» (1950). Известно, как Федотов ненавидел московское царство и вызревшую в нем монархию, выступая против теократии. Вместе с тем он прекрасно знал, что теократия не была свойственна русскому государству, а абсолютизм процветал и в Западной Европе. Тем не менее Федотов рассматривал Московское государство как пример ужасного деспотизма, как будто специально собирая факты под данную оценку и умалчивая о тех, которые не укладываются в это понимание: «В течение многих веков Россия была самой деспотической монархией в Европе» [9, с. 127]. Да, там было много того, что не имеет никакого оправдания, но ведь не все. Там было и много того, что позволило выстоять и сохраниться, укрепиться и расшириться государству и обществу. И это второе было не только «действительным», но и «разумным», по известному изречению немецкого классика. Противостояла же этому кровожадному московскому деспотизму исключительно свободолюбивая демократическая Новгородская республика, на деле готовая, как мы знаем по историческим хроникам, в нужный момент предать и эту демократию, и эту свободу внешним завоевателям.
Как отмечает И.В. Гребешев, к особенностям русской истории, которые в конечном счете сделали возможным революцию, Федотов относил прежде всего «процесс постепенного "угасания" идеала общественной свободы, столь важного, по его убеждению, для Киевской Руси ("эпоха высшего культурного расцвета Древней Руси") и Великого Новгорода ("не города, а великого северного государства"). В московский же период собственно и берет свое начало тенденция радикального усиления власти государства. Как и Н. Бердяев, Г Федотов считал Московское царство периодом "подъема" государства, но и фатального ослабления культурного творчества ("узкая провинциальная культура Москвы"). В то же время, в отличие от Н. Бердяева, он и в этой эпохе обнаруживал примеры духовного созидания» [6, с. 340].
Нам кажется, что было бы односторонним идеализировать как самодержавие, так и древние республики. Мы и сейчас знаем тоталитарные республики и демократические монархии, видим, как свобода может сохраняться при монархии и растаптываться при республике: форма правления не определяет ни автоматически, ни механически политический режим. Связь между ними не непосредственная, а более сложная и замысловатая, опосредованная институциональными и духовно-нравственными обстоятельствами. Ясно, что прямая демократия веча не является панацеей и легко обращается в охлократию. Думается, что и в Новгородской республике мы можем найти множество таких примеров, как и в древнегреческой. А в условиях современного общества такая форма вообще в полном объеме технически не осуществима. Вместе с тем можно согласиться с Федотовым в том, что заветы Великого Новгорода «таят в себе возможности будущего свободного и культурного развития» [27, с. 354].
Подводя итоги, можно сказать, что в своей новоградской идеологии Георгий Федотов был сторонником персоналистического социализма (в связи с чем его называют «христианским социалистом»), видевшим все недостатки рыночной экономики и буржуазной демократии. Вместе с тем он защищал свободу и достоинство личности, был философом культуры и настоящим ее творцом. В
связи со сказанным мыслителя относят то к стану либерализма, то к стану либерального консерватизма. Однако консерватизм, даже либерального толка, вряд ли ему свойственен, несмотря на его увлеченность медиевистикой и религиозной культурой. Христианство он рассматривал как религию постоянного творческого обновления и созидания, подвергая жесткой критике существовавшие в царской России формы консерватизма (даже западнического), положительно оценивал Февраль и негативно Октябрь 1917 года. Будущее России он представлял в качестве федеративной многонациональной демократической республики. Поэтому наиболее адекватным определением новоградской политической философии Федотова, на наш взгляд, может быть «консервативный либерализм».
Список литературы
1. Федотов Г.П. Февраль и Октябрь // Федотов Г.П. Судьба и грехи России: в 2 т. СПб.: София, 1991. Т. 2. С. 133-136.
2. Приложение к письмам ГП. Федотова Т.Ю. Дмитриевой // НИОР РГБ. Ф. 475. К. 4. Ед. хр. 17
3. Письма ГП. Федотова к Т.Ю. Дмитриевой // Федотов ГП. Собр. соч.: в 12 т. М.: Мартис, 2004. Т. 12. С. 7-256.
4. Гайденко П.П. Вл. Соловьев и философия Серебряного века. М.: Прогресс-Традиция, 2001. 472 с.
5. Федотов ГП. Конфликт в Свято-Сергиевском Богословском институте (1939) // Федотов Г.П. Собр. соч.: в 12 т. М., 2004. Т. 12. С. 262-378.
6. Гребешев И.В. Метафизика личности в русской философии XX века. М.: РУДН, 2008. 370 с.
7. Федотов Г.П. Н.А. Бердяев - мыслитель // Федотов Г.П. Собр. соч.: в 12 т. М., 2004. Т. 9. С. 278- 291.
8. Федотов ГП. Ответ Н.А. Бердяеву // Федотов ГП. Собр. соч.: в 12 т. М., 2004. Т. 9. С. 194-209.
9. Федотов ГП. Россия и свобода // Федотов Г.П. Собр. соч.: в 12 т. М., 2004. Т. 9. С. 127-153.
10. Федотов Г.П. С.-Петербург, 22 апреля (5 мая) 1918 г. // Федотов ГП. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 39-41.
11. Федотов ГП. Лицо России // Федотов ГП. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 42-46.
12. Федотов ГП. Три столицы // Федотов ГП. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 50-65.
13. Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // Федотов Г.П. Собр. соч.: в 12 т. М., 2012. Т. 4. С. 23-63.
14. Федотов Г.П. Революция идет // Федотов ГП. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 127-172.
15. Федотов ГП. Федерация и Россия // Федотов Г.П. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 2. С. 228-232.
16. Бойков В.Ф. Судьба и грехи России (философско-историческая публицистика Г.П. Федотова) // Федотов Г.П. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 3-38.
17. Кураев В.И. Федотов Георгий Петрович // Русская философия: Энциклопедия. М.: Алгоритм, 2007. С. 599.
18. Соловьев В.С. Об упадке средневекового миросозерцания // Соловьев В.С. Соч.: в 2 т. 2-е изд. М.: Мысль, 1990. Т. 2. С. 339-350.
19. Степун Ф.А. Путь творческой революции // Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 425-434.
20. Степун Ф.А. Чаемая Россия // Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 533.
21. Федотов Г Основы христианской демократии // Федотов ГП. Собр. соч.: в 12 т. М., 2004. Т. 5. С. 238-249.
22. Варшавский В.С. Незамеченное поколение. М.: Русский путь, 2010. 544 с.
23. Федотов Г.П. Проблемы будущей России // Федотов ГП. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 228 - 285.
24. Солженицын А.И. Размышления над Февральской революцией (1980-1983) // Солженицын А.И. Собр. соч.: в 9 т. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001. Т. 7. С. 387-430.
25. Розанов В.В. Наша русская анархия [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// dugward.ru/library/rozanov/rozanov_nasha_russkaya_anarhia.html
26. Степун Ф.А. «Новоградские» размышления по поводу книги В.С. Варшавского «Незамеченное поколение» и дискуссии о ней // Варшавский В.С. Незамеченное поколение. М., 2010. С. 390-398.
27. Федотов ГП. Республика Святой Софии // Федотов Г.П. Собр. соч.: в 12 т. М., 2012. Т. 9. С. 352-369.
References
1. Fedotov, G.P Fevral' i Oktyabr' [February and October], in Fedotov, G.P Sud'ba i grekhi Rossii, v2 t., t. 2 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 2], Saint-Petersburg: Sofiya, 1991, pp. 133 - 136.
2. Prilozhenie kpis'mam G.P. Fedotova T.Yu. Dmitrievoy [Enklosure of G.P Fedotov's letters], NIOR RGB. F 475. K. 4. Ed. hr. 17.
3. Pis'ma G.P Fedotova k T.Yu. Dmitrievoy [G.P Fedotov's letters to T.J. Dmitrievoy], in Fedotov, G.P! Sobraniesochineniy v 121., 1.12 [Collected works in 12 vol., vol. 12], Moscow, Martis, 2004, pp. 7-256.
4. Gaydenko, P.P Vl. Solov'ev i filosofiya Serebryanogo veka [Vl. Solovyov and the philosophy of Silver age], Moscow, Progress-Traditsiya, 2001, 472 p.
5. Fedotov, G.P Konflikt v Svyato-Sergievskom Bogoslovskom institute (1939) [The conflict in St. Sergius Orthodox Theological Institute], in Fedotov, G.P Sobranie sochineniy v 121., 1.12 [Collected works in 12 vol., vol. 12], Moscow, 2004, pp. 262-378.
6. Grebeshev, I.V Metafizika lichnosti v russkoy filosofii XX veka [The Metaphysics of person in Russian philosophy XX century], Moscow, RUDN, 2008, 370 p.
7. Fedotov, G.P N.A. Berdyaev - Myslitel' [N.A. Berdyaev - Thinker], in Fedotov, G.P Sobranie sochineniy v 12 t., t. 9 [Collected works in 12 vol., vol. 9], Moscow, 2004, pp. 278-291.
8. Fedotov, G.P Otvet N.A. Berdyaevu [The answer to N.A. Berdyaev], in Fedotov, G.P Sobranie sochineniy v 12 t., t. 9 [Collected works in 12 vol., vol. 9], Moscow, 2004, pp. 194-209.
9. Fedotov, G.P Rossiya i svoboda [Russia and Freedom], in Fedotov, G.P Sobranie sochineniy v 12 t., t. 9 [Collected works in 12 vol., vol. 9], Moscow, 2004, pp. 127-153.
10. Fedotov, G.P S.-Peterburg, 22 aprelya (5 maya) 1918 g. [S.-Peterburg, 22 April (5 May) 1918], in Fedotov, G.P Sud'ba i grekhi Rossii, v2 t., 1.1 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 1], Saint-Petersburg, 1991, pp. 39-41.
11. Fedotov, G.P. Litso Rossii [The face of Russia], in Fedotov, G.P. Sud'ba i grekhi Rossii, v2 t., 1.1 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 1], Saint-Petersburg, 1991, pp. 42-46.
12. Fedotov, G.P. Tri stolitsy [Three Capitals], in Fedotov, G.P Sud'ba i grekhi Rossii, v2 t., 1.1 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 1], Saint-Petersburg, 1991, pp. 50-65.
13. Fedotov, G.P Tragediya intelligentsii [The tragedy of intelligencia], in Fedotov, G.P. Sobranie sochineniy v 12 t., t. 4 [The Destiny and Sins of Russia: in 2 vol., vol. 4], Moscow, 2012, pp. 23-63.
14. Fedotov, G.P. Revolyutsiya idet [The revolution goes], in Fedotov, G.P Sud'ba i grekhi Rossii, v2 t., 1.1 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 1], Saint-Petersburg, 1991, pp. 127-172.
15. Fedotov, G.P Federatsiya i Rossiya [The Federation and Russia], in Fedotov, G.P Sud'ba i grekhi Rossii, v 2 t., t. 2 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 2], Saint-Petersburg, 1991, pp. 228-232.
16. Boykov, VF Sud'ba i grekhi Rossii (filosofsko-istoricheskaya publitsistika G.P Fedotova) [The Destiny and Sins of Russia], in Fedotov, G.P Sud'ba i grekhi Rossii, v2 t., 1.1 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 1], Saint-Petersburg, 1991, pp. 3-38.
17. Kuraev, VI. Fedotov Georgiy Petrovich [Fedotov Georgy Petrovich], in Russkaya filosofiya: Entsiklopediya. [Russian philosophy: encyclopedia], Moscow: Algoritm, 2007, 599 p.
128
CoAoebëecKue uccnedoeaHun. BbmycK 3(39) 2013
18. Solov'ev, VS. Ob upadke srednevekovogo mirosozertsaniya [The declining of the Middle Age worldview], in Solov'ev, Vl. Sochineniya v2t., t. 2 [Collected Works in 2 vol., vol. 2], Moscow, 1990, pp. 339-350.
19. Stepun, FA. Put' tvorcheskoy revolyutsii [The way of creative revolution], in Stepun, FA. Sochineniya [Collected works], Moscow: ROSSPEN, 2000, pp. 525-434.
20. Stepun, FA. Chaemaya Rossiya [Expected Russia], in Stepun, FA.Sochineniya [Collective works], Moscow: ROSSPEN, 2000, pp. 515-533.
21. Fedotov, G. Osnovy khristianskoy demokratii [The foundation of Christian democracy], in Fedotov, G.P. Sobranie sochineniy v 12 t., t. 5 [Collected works in 12 vol., vol. 5], Moscow, 2004, pp. 238-249.
22. Varshavskiy, VS.Nezamechennoepokolenie [Unnoticed generation], Moscow: Russkiy put', 2010, 544 p.
23. Fedotov, G.P. Problemy budushchey Rossii [Problems of future Russia], in Fedotov, G.P. Sud'ba i grekhi Rossii, v 2 t., 1.1 [The Destiny and Sins of Russia, in 2 vol., vol. 1], Saint-Petersburg, 1991, pp. 228-285.
24. Solzhenitsyn, A.I. Razmyshleniya nad Fevral'skoy revolyutsiey (1980-1983) [Reflections about February revolution], in Solzhenitsyn, A.I. Sobranie sochineniy v 9 t., t. 7 [Collective works in 9 vol., vol. 7], Moscow: TERRA-Knizhnyy klub, 2001, pp. 387-430.
25. Rozanov, VV Nasha russkaya anarkhiya [Our Russian anarchy]. Available at: http:// dugward.ru/library/rozanov/rozanov_nasha_russkaya_anarhia.html
26. Stepun, F.A. «Novogradskie» razmyshleniya po povodu knigi V.S. Varshavskogo «Nezamechennoe pokolenie» i diskussii o ney [«Novygradskie» reflections about VS. Varshavskiy's book «Unnoticed generation» and discussions about it], in Varshavskiy, VS. Nezamechennoe pokolenie [Unnoticed generation], Moscow, 2010, pp. 390-397.
27. Fedotov, G.P Respublika Svyatoy Sofii [The Republik of Saint Sofia], in Fedotov, G.P. Sobranie sochineniy v 12 t., t. 9 [Collective works in 9 vol., vol. 9], Moscow, 2012, pp. 352-369.
