CC BY
0Фёдоров, А.А.
Производство будущего: мир двойного двоеточия
СПб.: Гуманитарная академия, 2023. — 494 с.
Однажды без пяти минут русский философ Иммануил Кант торопился поспеть к началу работы крупной ярмарки — торопился настолько, что решил пренебречь редактурой своего opus magnum «Критика чистого разума» и сознательно оставил в книге ряд досадных опечаток. Наличие книги на ярмарочных полках и сопутствующая этому прибыль казались Канту куда более важными задачами, нежели редакторское совершенство его труда.
Повествуя об этом курьёзе в одном из своих писем, Кант употребил немецкое словечко «nanheit», которое обозначало, что ярмарка вот-вот уже наступит. Сто пятьдесят с лишним лет спустя на это занятное словоупотребление обратит внимание Хайдеггер и возьмёт его в качестве отправной точки для рассуждений о «как бы четвёртом измерении» времени.
Проходит ещё несколько десятков лет — и вот из суетности дней одного философа и буквоедства другого рождается книга третьего: «Производство будущего: мир двойного двоеточия» Александра Фёдорова.
Совершенно в духе Канта Фёдоров пишет не о самом будущем, но о том, каковы условия его возможности. Фёдорова не интересует, как скоро машины будут летать и будут ли летать вообще; его интересует, на каких метафизических основаниях выстраивается само будущее как специфическая форма мышления.
Первый ход, который предлагает автор, заключается в формуле [ПП — ББ], «прошлое прошлого — будущее будущего». Это — лазейка, позволяющая взгляду прорваться за пелену первичной темпораль-ности. Последняя, в свою очередь, есть вывих, неестественная поза мысли, которая при этом мнится вполне естественной: Фёдоров обозначает её как [ПБ — БП], то есть «прошлое будущего — будущее прошлого». Этот вывих, по Фёдорову, и является тем, что мы привычно зовём «настоящим», самой странной из всех странностей, поминая иронию блаженного Августина.
Итак, у всякого прошлого есть свое собственное прошлое. Это вполне тривиальная мысль: очевидно, что в XX веке век XIX воспринимался совершенно иначе, нежели он воспринимается сейчас. В этом смысле для того, чтобы восстановить «прошлое прошлого», увидеть конкретный фрагмент прошлого так, чтобы точка его отсчета, именуемая «настоящим», сама располагалась в прошлом, необходимо
осуществить двойной прорыв: не только из настоящего в прошлое, но и, освоившись в этом прошлом как в настоящем, прорваться далее, к его собственному прошлому.
Эти кротовые норы-ходы образуют то, что Фёдоров, следуя Делё-зу, называет «складками»: такие регионы реальности, достичь которые можно только специфической операцией различения прошлого от прошлого. В обратном случае эти регионы остаются невидимыми, минуя пласт восприятия прошлого как прошлого «здесь-и-сейчас»; или, по слову Фёдорова, видимое в видимом невидимое.
Отсюда, из этой складки, автор предлагает перекинуть мост, или сделать растяжку ко второй складке: будущему будущего. То, каким способно представиться «дальнее» будущее исходя из будущего «ближнего». Тут вступает в силу парадокс наблюдателя, известный нам по научно-фантастическим фильмам разного качества: сам взгляд в будущее способен менять это будущее. Следовательно, «будущее будущего» составляет область неуловимого: мы способны лишь моделировать его по инерции нашего представления о будущем, которое, в свою очередь, является не чем иным, как «настоящим-будущим», поминая Августина.
Именно меж двумя этими складками «неуловимого», прошлого прошлого и будущего будущего, Фёдоров и предлагает перекинуть мост. Этот мост, очевидно, минует ближайшие образы прошлого и будущего, то есть, собственно, минует настоящее.
В этом, по-видимому, и состоит ключевой пафос книги Фёдорова: инноватик (этакое технократическое переопределение «творца»; не путать с инноватором — скорее «демиургом» во вселенной Фёдорова) не живёт в настоящем, никогда не жил и не планирует жить. Его взгляд скользит поверх настоящего. Логично предположить, что инноватик «живёт» в будущем, но и это неверно. Жить — значит длить, а длить можно только из настоящего. Следовательно, инноватик не живёт в будущем, но вечно творит его.
Будущее для инноватика равно близко и далеко. Этот способ темпоральной чувственности Фёдоров определяет через то самое кантовское «nanheit», в переводе на русский — «теперь». Согласно линии Хайдеггера-Фёдорова, «четвёртое измерение» «теперь» обуславливает как возможность единства всех прочих измерений, так и их обособленность (что позволяет говорить о будущем именно как о будущем, а не «теперь» отдалённо напоминает «четвёртую» ипостась Св. Троицы, булгаковскую Софию, которая, будучи самой божественностью, связывает воедино все прочие ипостаси.
Впрочем, софиология — не единственная теологическая рифма, которую можно подобрать к труду Фёдорова. В бытовой суете Канта перед близящимся событием Фёдоров обнаруживает специфическое чувство времени, в котором метафизический прорыв, связанный с публикацией революционного труда, соседствует с будничной забо-
той о доходах. Но ведь и в не менее центральном, не менее революционном для всей европейской культуры тексте бытовое — «хлеб насущный» — вполне уживается с приходом «Царствия Твоего», и даже будто бы из него и выводится.
Соседство бытового с трансцендентным, или, если угодно, технического и поэтического, явленное в «теперь», и составляет каркас «производства будущего». К слову, кажется, что удачнее было бы перевести словечко Канта более заковыристым «теперича», обратным по отношению к «давеча». Во-первых, это в большей мере соответствовало бы ироническому стилю книги Фёдорова; во-вторых, в «теперича» явственнее чувствуется накал, сопутствующий качественному скачку от прошлого к настоящему (теперича — не давеча) и образующий потенциал для прорыва будущего.
Но вернёмся к теологической проблематике. С метафизической точки зрения способностью чистого творчества, то есть произведения из ничего, обладает только Бог, тогда как человеку отведена роль микродемиурга, великого комбинатора, который исходит из того, что уже «есть» в том или ином модусе. Всё тот же Августин предлагает три возможных способа творчества, или возникновения нового, различающихся между собой по степени присутствия в них собственно нового: порождение потомства, когда сын в большей или меньшей степени идентичен отцу; фабрикация, т.е. произведение чего-либо из внешнего материала; творение из ничто.
Компетенция инноватика относится именно к третьему пункту, что, очевидно, составляет проблему с позиции классической теологии.
Впрочем, Фёдоров в целом не спорит с теоцентрической картиной мира — скорее оговаривает ряд нюансов. Все противоречия между творчеством человека и творчеством Бога возникают из примитивного восприятия времени как [ПБ — БП]. Нам кажется, что всё уже некогда (в примордиальном «прошлом») было создано, т.е. что для Бога всё «прошло», а человек-творец лишь раскрывает потенции того, что требует быть раскрытым. Однако если мы применим к вопросу творчества концепцию времени как только и исключительно будущего, на чём настаивает Фёдоров, то мнимое противоречие снимается. Бытие творит Бог, а человек, через свой взгляд на бытие, творит место этого бытия, вернее, его «вместилище», тем самым обуславливая недетерминированность, множественность будущего.
«Производящий будущее порождает нужду» — эта хайдеггери-анская формула суть ответ Фёдорова на возможную претензию со стороны богословов и одновременно дальнейшая проблематизация темы. Если Господь, «творя всё новое» (Ап. 21:5), благодаря известному совпадению в Его благом естестве мысли и воли закладывает условия и для того, чтобы это новое в своём пределе не составляло ни для кого смертной нужды («тому, кто жаждет, дам воды из источника жизни» (Ап 21:6)), то инноватику для этого потребуется со-творец,
отвечающий за логистику, — инноватордемиург. Умея спаять собственные мысль и волю благодаря предельной чувствительности к «теперь» (инноватик всегда действует вовремя, одна из ключевых его компетенций — выжидать, и в этом отношении самый хрестоматийный русский инноватик — Кутузов, как он изображён Толстым), он тем не менее испытывает острую нехватку собственно блага. Инно-ватик, своего рода Мефистофель наоборот, всегда предаёт хорошее во имя лучшего, никогда при этом не достигая последнего вполне.
Отдельный и довольно значительный блок книги посвящён детям. Удалённость будущего — плод маломыслия и эгоизма взрослых. Будущее уже здесь, его имя — дети. Взрослые мерят детей своей меркой, порождая представление о детях как «ещё-не-взрослых», но в действительности дети скорее представляют собой иной вид, или вообще — большое Иное, чем и является будущее. Внимание к детям есть внимание к будущему — не к тому, что будет, но к тому, что в действительности только и есть: образ будущего внутри настоящего.
Фёдоров описывает три типа «детей»: «сохраняющий» (традиционалист), «решающий» (шмиттовский суверендецизионист), «восходящий» (пророк, чудотворец). Каждый из этих типов соответствует определённому типу творчества. Сохраняющий ребёнок воспроизводит опыт предшествующих поколений — консерватор здорового человека, он исполняет функцию стража при своих более непоседливых товарищах. Решающий ребёнок обеспечивает неприкосновенность существующего порядка — действуя в рамках логики децизионизма Шмитта, он не столько запрещает что-либо, сколько занимается рутиной, залаты-вая дыры во всё более фантазийных проектах инноватика, собственно настраивает логистику, бесперебойность транзита. Наконец, восходящий — тот, кто ответственен за столь любимое Фёдоровым опережающее развитие: он создаёт не инновации, но — вновь обратимся к кантианскому духу — самую возможность инноваций: новые мехи, в которые другие типы детей будут вливать новое вино.
Конечно, ребёнок восходящий, или инноватик, или творец в подлинном смысле этого слова — главный герой книги Фёдорова. Если искать аналоги этого типажа в истории мысли, то на ум сразу приходит юнгианский архетип бога-младенца, носитель исцеления, делатель целого, который в ходе своей пробы реальности, божественной и бескорыстной игры способен уничтожить всё сущее — вернее то, что взрослые понимают под таковым. Юнг определяет архетип ребенка в лютеровском духе — как «невозможность поступить иначе, в то время как сознание постоянно плутает в мнимой возможности поступить иначе». Нередуцируемое к миру начало божественного ребенка, «меньше меньшего и больше большего», знает реальность только как будущее и не может определять свои поступки иначе как через будущее; это и есть [ПП — ББ] в полном объёме. Взрослые, напротив, всегда и всюду ищут отходных путей в сторону [ПБ — БП],
не понимая, что пути эти подрыты их собственными детьми. Для взрослых будущее уже состоялось, окончательно и бесповоротно сгустившись в настоящее, и поэтому их задача не взрастить в своих детях качества инноватика, т. е. собственно не забота о детях, но скорее забота о себе подле детей, забота о том, чтобы творческая мощь детей не уничтожила родителей.
Говоря же о культурных воплощениях искомого типа инноватика, то здесь автор раз за разом ссылается на фигуры Маска и Цукер-берга. Позволим себе вбросить ещё парочку аналогий: мы уже упоминали толстовского Кутузова, но, пожалуй, ещё лучше на эту роль подходит антагонист фильма «Бегущий по лезвию бритвы», репли-кант Рой. Его культовый монолог мог бы послужить великолепным эпиграфом ко всей книге: «Я видел такое, что вам, людям, и не снилось. Атакующие корабли, пылающие над Орионом; Лучи Си, разрезающие мрак у ворот Тангейзера. Все эти мгновения затеряются во времени, как... слёзы в дожде...».
Напоследок скажем, что книга Фёдорова имеет весьма своеобразную целевую аудиторию. Это люди, которые увлечены «компетенциями», «скиллами» и собственно «управлением инновациями» и при этом готовы говорить на языке Канта, Делёза и Хайдеггера. Пожалуй, в чём-то читатель Фёдорова пересекается с почитателем Щедровиц-кого. Смеем ли надеяться, что «Производство будущего» знаменует собой начало конца эпохи корпоративной религии методологизма?..
Н.К. Сюндюков
Литература
1. Бл. Августин. Исповедь. М.: Даръ, 2005. — 544 с.
2. Фёдоров, А.А. Производство будущего: мир «двойного двоеточия». СПб.: Гуманитарная академия, 2023. — 494 с.
3. Хайдеггер, М. Время и бытие: Статьи и выступления. СПб.: Наука, 2007.
4. Юнг, К. Г. Божественный ребенок: / воспитание: Сб. — М.: О. АСТ-ЛТД, 1997. — 400 с.
Для цитирования: Сюндюков, Н. К. [Рец.] Фёдоров, А. А. Производство будущего: мир двойного двоеточия. СПб.: Гуманитарная академия, 2023 // Пути России. 2024. Т. 2. № 3. С. 226-230.
