CC BY
196
Н.А. Соловьёва,
кандидат юридических наук, доцент, Волгоградский государственный университет
ФУНКЦИЯ ОБВИНЕНИЯ В ДОСУДЕБНОМ ПРОИЗВОДСТВЕ
THE FUNCTION OF THE PROSECUTION IN PRE-TRIAL
PROCEEDINGS
В представленной статье анализируется функция обвинения в досудебном производстве как одна из составляющих принципа состязательности в уголовном процессе. Отмечается, что, несмотря на достаточно большое количество исследований, посвященных данной проблеме, ряд вопросов по -прежнему остается дискуссионным, требующим своего разрешения. В частности, эти дискуссии обусловлены тем, что в условиях открытого и состязательного судопроизводства принципиальным образом изменился процессуальный статус прокурора как государственного обвинителя. Он трансформировался из исключительной функции обвинения в защиту прав потерпевших в рамках правозащитной функции. Отмечается, что нет никакого противоречия с принципом состязательности возложения на дознавателя, следователя, прокурора обязанности по охране прав и свобод человека и гражданина, который оказался вовлеченным в уголовное судопроизводство. Вместе с тем отдельные научные позиции по вопросу содержания функции обвинения подвергнуты критике в силу их противоречивости.
The article analyzes the function of charge in pre-trial proceedings as one of the components of the principle of adversarial proceedings. It is noted that, despite the large number of studies devoted to this problem, a number of issues remain controversial and need to be resolved. In particular, these discussions are due to the fact that, in the context of open and competitive proceedings, the procedural status of the Prosecutor as a public Prosecutor has changed in principle. It has evolved from the exclusive function of the prosecution to protect the rights of victims through a human rights function. It is noted that there is no contradiction with the principle of adversarial imposition on the investigator, investigator, Prosecutor of the obligation to protect the rights and freedoms of man and citizen, who was involved in criminal proceedings. However, some scientific positions on the content of the prosecution function have been criticized because of their contradictory nature.
Принцип состязательности в уголовном процессе с момента движения России по демократическому пути развития получил новую жизнь как центральный принцип уголовного судопроизводства. Состязательность призвана обеспечить баланс сторон уголовного процесса, создать необходимые условия для вынесения судом обоснованного и справедливого приговора.
В научной литературе господствует мнение, в соответствии с которым обвинение представляет собой первоначальный импульс для возникновения и развития всех остальных уголовно-
процессуальных функций. Обвинение в соответствии с данным подходом представляет собой пусковой механизм всей уголовно-процессуальной деятельности. [1. — С. 14—19]. Большинством авторов функция обвинения понимается в виде категории, которая предопределяет все направление уголовного процесса. Данная функция объявляется первостепенной, из которой возникают остальные, реализуемые стороной защиты и судом.
Уголовно-процессуальная функция обвинения или уголовного преследования возлагается на сторону обвинения, представленную в соот-
ветствии с п. 47 ст. 5 УПК РФ прокурором, следователем, руководителем следственного органа, дознавателем, начальником подразделения дознания, начальником органа дознания, органом дознания, потерпевшим, частным обвинителем, гражданским истцом, представителями частных лиц. Факт отнесения перечисленных категорий лиц к стороне обвинения означает наличие у них предусмотренных законодательством полномочий в соответствии с рамками, определенными функцией обвинения. Другими словами, каждый из перечисленных участников на основании уголовно-процессуального законодательства имеет право осуществлять обвинительную деятельность.
В научной литературе длительное время шел спор по поводу роли каждого из перечисленных участников и отправляемых ими функциях. Обычно они объединялись в следующие группы:
1. Органы государственной власти и их должностные лица. В данную группу входили прокурор, следователь, дознаватель и т.д.
2. Потерпевший и частный обвинитель вместе с их представителями;
3. Гражданский истец и его представители [12. — С. 73—81].
В настоящее время проблема фактически исчерпана, так как все перечисленные группы образуют теперь общую сторону обвинения, участники которой имеют однородные по сути полномочия.
В связи с вышесказанным представляется необходимым остановиться на некоторых дискуссионных вопросах, которые рассматривались в теории уголовного процесса относительно функции отдельных участников, относимых законодательством к стороне обвинения.
Среди процессуалистов бурные дискуссии всегда вызывал вопрос о роли дознавателя, следователя и прокурора. По мнению одних ученых, перечисленные должностные лица реализуют исключительно функцию обвинения [17. — С. 15]. С другой стороны, подобный взгляд на деятельность указанных должностных лиц противоречит требованию законодательства относительно обеспечения полного, всестороннего и объективного установления всех обстоятельств дела. Это требование фактически обязывает следователя и дознавателя принимать меры по сбору всех доказательств, как обвинительных, так и оправдательных. В большей части именно данная логика прослеживается в точке зрения, в соответствии с которой дознаватель и следователь не могут выполнять только функцию обвинения [7. — С. 159—169].
Другие исследователи склоняются к мнению, что на стадии предварительного расследования указанные выше должностные лица одновременно осуществляют функцию защиты и обвинения
[10. — С. 6—10]. Отдельные специалисты приходят к выводу о том, что в руках следователя соединяются полномочия в рамках всех трех процессуальных функций [13. — С. 7—10]. Последняя точка зрения выглядит, по меньшей мере, необоснованной, если не абсурдной, так как подобное положение вещей грубо противоречит принципу состязательности сторон.
Для разрешения возникшей теоретической проблемы было предложено выделить самостоятельную уголовно-процессуальную функцию — функцию предварительного расследования [16. — С. 62—66]. Эта концепция, с одной стороны, вызвала определенную критику, а с другой — позволила возложить на следователя и дознавателя обязанность произвести полное, всестороннее и объективное расследование без осуществления ими противоположных по сути полномочий, характерных для функций обвинения и защиты.
Но при одобрении указанной выше концепции возникает другая проблема, а именно — вопрос о прокурорском надзоре и о роли прокурора. Ведь прокурор, будучи стороной спора, не должен иметь полномочий, которые ей не свойственны. Такая же ситуация наблюдается в тех случаях, когда следователь и дознаватель собирают доказательства невиновности лица, то есть фактически осуществляют функцию защиты.
Представляется, что при осуществлении прокурорского надзора прокурор имеет те же цели, которые стоят перед следователем и дознавателем, а именно недопущение нарушения прав и свобод человека и гражданина. Данная деятельность именовалась М. С. Строговичем защитой в широком смысле, то есть не осуществлением уголовно-процессуальной функции защиты, а именно защитой прав человека в целом [14. — С. 136].
Однако отождествление в данной модели уголовного процесса функции защиты и защиты как цели деятельности органов государственной власти ведет к необоснованному и излишнему смешению категорий. Поэтому соответствующая деятельность правоохранительных органов не может быть охарактеризована как защита, а ее следует определить как деятельность по охране прав и свобод человека и гражданина.
Нет никакого противоречия с принципом состязательности возложения на дознавателя, следователя, прокурора обязанности по охране прав и свобод человека и гражданина, который оказался вовлеченным в уголовное судопроизводство. Указанные должностные лица должны исполнять данную обязанность независимо от существования уголовно-процессуального правоотношения. Если должностное лицо участвует в правоотношении как представитель государства,
то в соответствии с законодательством оно обязано предпринимать действия по охране и обеспечению реализации законных прав и интересов граждан. Именно в этом заключается всеобщая правоохранительная обязанность государственных органов и их должностных лиц.
Закрепление за должностными лицами указанной обязанности может указывать на преобладание в их деятельности прав личности, а не полномочий должностных лиц. Каждый человек вправе выдвигать требования о том, чтобы его права и свободы получили надлежащую правовую охрану, которая должна быть обеспечена должностными лицами, вовлеченными в сферу уголовного судопроизводства. В данной концепции можно увидеть стремление государства обеспечить действенную защиту слабой стороне, которая в уголовном процессе представлена физическими лицами, от активности более сильной стороны обвинения, которая практически всегда действует от имени государства.
Деятельность органов предварительного расследования и прокурора на досудебных стадиях уголовного судопроизводства должна быть направлена не только на изобличение и обвинение преступника [18. — С. 162—166]. В конечном итоге данная деятельность должна быть направлена на восстановление социальной справедливости.
Обвинение не может существовать только ради самого себя. Если смещаются цели обвинительной деятельности с восстановления социальной справедливости на исключительно обвинение человека, то появляется благодатная почва для массовых нарушений прав человека со стороны сотрудников правоохранительных органов. Обвинение должно быть справедливым. Неоправданно считать, что критерий справедливости применим только к судебным решениям. Каждое должностное лицо в своей деятельности должно стремиться к тому, чтобы его служебными действиями устанавливалась справедливость. В связи с этим должностные лица должны иметь право решать, справедливо ли было возбуждено уголовное дело в отношении конкретного лица, не повлечет ли это негативных социальных последствий. Данный тезис особенно актуален в тех случаях, когда в глазах общественности привлечение лица к уголовной ответственности за совершенное преступление является несправедливым. На практике же наблюдается совершенно иная картина. Сотрудники правоохранительных органов понимают идею справедливости при осуществлении уголовного преследования только как справедливость приемов и способов преследования. Сам факт осуществления уголовного преследования в отношении конкретного лица на
предмет соответствия рассматриваемому критерию вообще не анализируется. Таким же образом справедливость наказания оценивается с точки зрения его размера и вида, но не с позиции справедливости самого факта назначения уголовного наказания [6. — С. 51—54].
Уголовно-процессуальное законодательство содержит определенные указания относительно разграничения понятий «уголовное преследование» и «обвинение». Данные понятия нашли свое закрепление в УПК РФ, но в то же время теоретические споры по вопросу соотношения указанных категорий продолжают быть актуальными, так как в законодательстве они употребляются непоследовательно. Кроме того, в уголовно-процессуальной науке до конца не сложилось единое понимание содержания указанных терминов.
Если при дефинировании категории «уголовное преследование» законодатель и следовал положениям какой-либо научной концепции, то, очевидно, не одной. По-другому объяснить наличие существенных расхождений в понимании указанного термина в различных местах УПК РФ нельзя. Так, согласно п. 55 ст. 5 УПК РФ под уголовным преследованием понимается процессуальная деятельность, которая осуществляется стороной обвинения для изобличения лица в совершении преступления. Из этого определения можно сделать вывод о том, что деятельность дознавателя или следователя до появления в уголовном процессе подозреваемого или обвиняемого не может быть отнесена к уголовному преследованию. В связи с этим возникает закономерный вопрос о сути этой деятельности стороны обвинения до указанного выше момента. Для решения этого вопроса предлагается понимать под уголовным преследованием процессуальную деятельность стороны обвинения, направленную на установление преступления и лица, его совершившего, а также на обеспечение применения к данному лицу наказания или других принудительных мер [2. — С. 534].
Согласно ч. 1 ст. 21 УПК РФ уголовное преследование от имени государства по делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляется прокурором, следователем и дознавателем. В силу данной нормы потерпевший не имеет права осуществлять уголовное преследование, он только принимает в нем участие. В то же время остается неясным, по какой причине потерпевший, относящийся наряду с указанными должностными лицами к стороне обвинения, может только принимать участие в уголовном преследовании и не наделен полномочиями по самостоятельному осуществлению данной деятельности.
Название ст. 23 УПК РФ позволяет сделать вывод, что к уголовному преследованию можно привлечь. В этом случае имеет место явное смешение законодателем понятий «уголовное преследование» и «уголовная ответственность». Если допустить, что это не является ошибкой законодателя, то подобная позиция является абсолютно недопустимой и неоправданной.
В законодательстве используется термин «прекращение уголовного преследования», хотя логичнее было бы использовать термин «прекращение уголовного дела в части». Вызывает вопросы предоставленная ст. 238 УПК РФ возможность прекращения уголовного преследования судом. Подобная норма является необоснованной и теоретически неверной, так как решение о прекращении определенной деятельности может быть принято только лицом, которое осуществляет соответствующую деятельность. Например, уголовное дело может быть прекращено следователем, в производстве которого находится данное дело. На стадии судебного разбирательства производство по делу осуществляется судом. Вследствие этого он имеет право прекратить уголовное дело. Но уголовное преследование осуществляется только стороной обвинения. В связи с этим необходимо установить, что решение вопроса о прекращении уголовного преследования должно ставиться в зависимость от усмотрения участников, выступающих на стороне защиты и обвинения. Суд не может прекратить уголовное преследование по той причине, что он его не осуществляет.
В п. 45 ст. 5 уголовное преследование отождествлено с обвинением, так как сторонами признаются участники уголовного судопроизводства, которые на основе состязательности выполняют функцию обвинения (уголовного преследования) или защиты от обвинения.
На основании вышесказанного можно заключить, что позиция законодателя в части понимания сущности уголовного преследования не отличается единообразием и теоретической проработанностью. Более того, есть все основания полагать, что законодатель вообще не имеет четкой позиции по данному вопросу. В УПК РФ нашли свое выражение фрагменты позиций, принадлежащих к различным школам права.
Но если предпринять попытку убрать из определений, приведенных в законодательстве, все лишнее и явно противоречивое, то можно сделать вывод, что законодатель понимает под уголовным преследованием деятельность, которая осуществляется только уполномоченными должностными лицами органов предварительного следствия и прокуратуры. Если не брать во
внимание положения п. 55 ст. 5 УПК РФ, в которых уголовное преследование определено как процессуальная деятельность стороны обвинения, то во всех остальных местах УПК РФ уголовное преследование связывается законодателем только с деятельностью следователя, дознавателя и прокурора, когда речь идет о делах частно-публичного и публичного обвинения. По данной категории дел потерпевший также вправе принимать участие в уголовном преследовании при условии, что его поведение не вступает в противоречие с поведением должностных лиц органов предварительного расследования. Потерпевший фактически является помощником соответствующих должностных лиц, но не самостоятельным субъектом обвинительной деятельности. Потерпевший не осуществляет уголовного преследования даже по делам частного обвинения, так как он имеет право только выдвигать и поддерживать обвинение. Это обстоятельство дополнительно подтверждает тезис о том, что уголовное преследование по замыслу законодателя может осуществляться только уполномоченными органами государственной власти.
Таким образом, приходится констатировать, что уголовно-процессуальное законодательство четко не разграничивает понятия «обвинение» и «уголовное преследование». Конечно, для целей правоприменительной деятельности подобная вольность является вполне допустимой, но только не для науки. С другой стороны, если законодатель использует в тексте нормативно-правового акта какие-либо спорные положения, то ему необходимо соблюсти последовательность в соответствующем словоупотреблении. Недопустимо, чтобы законодательные категории позволяли по-разному их толковать. Если в законе присутствуют противоположные идеи, то это негативным образом сказывается на качестве данного закона. К сожалению, качество нормативных актов в подобных случаях обычно ухудшается, что ведет к ущемлению прав и законных интересов граждан.
В научной среде также отсутствует единство по вопросу определения категорий «уголовное преследование» и «обвинение» и их соотношения, что ведет к неоднозначности содержательного наполнения функции обвинения. Одни специалисты под обвинением понимали процессуальную деятельность. Например, М. С. Строго-вич считал, что обвинение представляет собой совокупность процессуальных действий, которые направлены на изобличение лица в совершении преступления и обеспечение применения к нему предусмотренного законодательством наказания [14. — С. 13]. А. М. Ларин понимал обвинение как деятельность следователя и прокурора
по формулированию, обоснованию и отстаиванию тезиса о том, что определенное лицо совершило преступление [8. — С. 96]. В соответствии с позицией З. З. Зинатуллина обвинение представляет собой процессуальную деятельность, которая направлена на изобличение лица в совершении преступления и обоснование его привлечения к уголовной ответственности [5. — С. 20—22]. Е. Б. Мизулина рассматривает обвинение в виде деятельности, которая ведется уполномоченными законодательством лицами с целью обоснования перед судом виновности подсудимого [9. — С. 211]. По мнению Ф. Н. Фаткуллина, обвинением является основанная на законе процессуальная деятельность уполномоченных органов и должностных лиц, связанная с изобличением обвиняемого в преступлении и обоснованием его привлечения к уголовной ответственности [15. — С. 275].
В перечисленных выше определениях отражена только одна сторона обвинения, а именно ее процессуальный аспект. Обвинение также можно понимать в материальном смысле, о чем говорилось специалистами. Как указывал Ф. Н. Фаткул-лин, обвинение в материально-правовом смысле необходимо понимать как совокупность установленных по делу и инкриминируемых лицу общественно опасных деяний, которые составляют существо определенного состава преступления, за которое лицо должно понести установленную законодательством ответственность [15. — С. 276]. Эта сторона обвинения М. С. Строго-вичем не именовалась материально-правовой, но он писал, что в этом смысле обвинение следует понимать как содержание обвинения, то есть утверждение о виновности конкретного лица в совершении преступления. Он указывал, что именно в таком смысле в уголовном процессе используются такие выражения, как «предъявление обвиняемому обвинения», «доказанность обвинения» и т.д. [14. — С. 27].
На основании смысловой нагрузки п. 22 ст. 5 УПК РФ можно констатировать, что современный законодатель понимает обвинение только в материально-правовом смысле. Нормы п. 45 ст. 5 УПК РФ, в соответствии с которыми стороны могут выполнять функцию обвинения, напоминают исключение из правила. С подобной позицией законодателя сложно согласиться, так как обвинение как процессуальная функция представляет именно обвинительную деятельность.
Можно допустить возможность, что законодатель подобным образом пытался урегулировать теоретический спор посредством определения обвинения как утверждения виновности лица, а уголовного преследования как процессуальную деятельность, которая направлена на
изобличение преступника. Но в теории по данному вопросу имеются и другие позиции.
Так, одна группа авторов считала, что обвинение и уголовное преследование необходимо рассматривать как равнозначные явления [11. — С. 23—25]. Другие исследователи полагали, что уголовное преследование более широкое понятие, чем обвинение. Так, по мнению А. М. Ларина, помимо обвинения, существует и другая деятельность, от которой необходимо защищаться. Подозреваемый при осуществлении мероприятий по собственной защите действует не против обвинения, так как его еще не существует. Подобному понятию защиты должно соответствовать более широкое понятие, чем обвинение, например уголовное преследование. Ларин полагает, что уголовное преследование включает в себя обвинение и процессуальную деятельность органов государственной власти до предъявления лицу обвинения. Он указывает, что именно обвинение выступает основной формой уголовного преследования [8. — С. 153].
По мнению других авторов, уголовное преследование представляет собой процессуальную деятельность, которая осуществляется стороной обвинения для изобличения лица в совершении преступления. Так, З. З. Зинатуллин предлагал понимать под уголовным преследованием уголовно-процессуальную деятельность правоохранительных органов и их должностных лиц, урегулированную законодательством, которая направлена на установление лиц, совершивших преступление, и их публичное осуждение [4. — С. 465].
Само по себе понимание уголовного преследования, изложенное выше, не является спорным. Разногласия возникают при установлении момента окончания уголовного преследования. По мнению З. Д. Еникеева, началом уголовного преследования является момент возбуждения уголовного дела. Оно продолжается на всем протяжении осуществления производства по уголовному делу и на всех стадиях уголовного процесса. Оно завершается тогда, когда появляются основания считать определенное лицо виновным в совершении преступления [3. — С. 81]. В состав уголовного преследования согласно данной трактовке включается также фактическое отбывание лицом назначенного ему судом уголовного наказания. Представляется, что приведенная позиция искусственно расширяет границы уголовного преследования и допускает смешение понятий «уголовная ответственность» и «уголовное преследование».
Таким образом, в современном российском уголовном процессе обвинение выполняет функцию привлечения лица, совершившего преступление, к уголовной ответственности
посредством установленной законодательством процедуры. Данная функция реализуется посредством процессуальной деятельности, именуемой уголовным преследованием, которая может осуществляться не только уполномоченными властными субъектами, но и частными лицами. Уголовное преследование осуществляется на всех стадиях уголовного судопроизводства, как и обвинительная деятельность уполномоченных лиц. Уголовное преследование начинается с момента возбуждения уголовного дела и продолжается до момента предъявления обвинения лицу. С этого момента уголовное преследование переходит в процессуальную деятельность обвинения, которую нельзя отождествлять с обвинением как процессуальной функцией наряду с функциями защиты и разрешения дела. Уголовное преследование и обвинение в узком смысле этого слова составляют содержание процессуальной функции обвинения. Уголовное преследование направлено на поиск лица, подлежащего привлечению к ответственности за совершенное преступление, а обвинение в узком смысле преследует цель изобличения данного лица в совершении преступления.
В современном российском уголовном судопроизводстве отсутствуют реальные условия для обеспечения подлинной реализации принципа состязательности сторон на стадии досудебного производства по делу. Совершенно очевидно, что уголовно-процессуальное законодательство нуждается в совершенствовании в сторону обеспечения более активного участия защитника в производстве следственных и иных процессуальных действий, обеспеченного действенным механизмом по принуждению стороны обвинения к уважению и соблюдению прав стороны защиты.
ЛИТЕРАТУРА
1. Байрамов Ш. Ш. Правовая природа процессуальных функций // Российский следователь.
— 2015. — № 7. — С. 14—19.
2. Безлепкин Б. Т. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный). — М. : Проспект, 2012. — 752 с.
3. Еникеев З. Д. Уголовное преследование : учебное пособие. — Уфа : Издательство БашГУ, 2000. — 132 с.
4. Зинатуллин З. З. Избранные труды : в 2 т. Т. 2.
— СПб. : Юридический центр Пресс, 2013. — 699 с.
5. Зинатуллин З. З. Проблема обеспечения ответственности за совершение преступлений в современной России // Российская юстиция. — 2011. — № 9. — С. 20—22.
6. Крюков В. Ф. Уголовное преследование как одно из проявлений уголовно-процессуальной функции обвинения // Российская юстиция. — 2007. — № 4. — С. 51—54.
7. Кудин Ф. М., Зубенко Е. И. Понятие обвинения в науке и законодательстве российского уголовного процесса // Общество и право. — 2010. — № 2. — С. 159—169.
8. Ларин А. М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. — М.: Юридическая литература, 1986. — 160 с.
9. Мизулина Е. Б. Уголовный процесс: концепция самоограничения государства : дис. ... д-ра юрид. наук. — Ярославль, 1991. — 269 с.
10. Мусеибов У. А. Процессуальные функции и полномочия прокурора // Российский следователь. — 2016. — № 21. — С. 6—10.
11. Неретин Н. Н. К вопросу о соотношении сущности понятий уголовного преследования и обвинения в уголовном судопроизводстве России // Уголовное судопроизводство. — 2008. — № 3. — С. 23 — 25.
12. Россинский С. Б. О полномочиях должностных лиц, осуществляющих следственные действия: вопросы теории и практики // Законы России: опыт, анализ, практика. — 2017. — № 8. — С. 73—81.
13. Середнев В. А. К вопросу о роли и статусе следователя в российском уголовном процессе // Российский следователь. — 2017. — № 1. — С. 7—10.
14. Строгович М. С. Избранные труды. — М. : Наука, 1992. — 277 с.
15. Фаткуллин Ф. Н. Проблемы теории государства и права. — Казань : КЮИ МВД России, 2003. — 351 с.
16. Чабукиани О. А. Основная функция следователя в уголовном судопроизводстве // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. — 2014. — № 1. — С. 62—66.
17. Шагиева З. Х. Функции обвинения в современной модели российского уголовного процесса : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Ижевск, 2007. — 28 с.
18. Шинкарук В. М. Основание возбуждения уголовного дела: терминологические проблемы межотраслевого характера // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5: Юриспруденция. —2016. — № 2 (31) — С. 162—166.
REFERENCES
1. Bayramov Sh. Sh. Pravovaya priroda protses-sualnyih funktsiy // Rossiyskiy sledovatel. — 2015. — # 7. — S. 14—19.
2. Bezlepkin B. T. Kommentariy k Ugolovno-protsessualnomu kodeksu Rossiyskoy Federatsii (postateynyiy). — M. : Prospekt, 2012. — 752 s.
3. Enikeev Z. D. Ugolovnoe presledovanie : uchebnoe posobie. — Ufa : Izdatelstvo BashGU, 2000. — 132 s.
4. Zinatullin Z. Z. Izbrannyie trudyi : v 2 t. T. 2.
— SPb. : Yuridicheskiy tsentr Press, 2013. — 699 s.
5. Zinatullin Z. Z. Problema obespecheniya ot-vetstvennosti za sovershenie prestupleniy v sov-remennoy Rossii // Rossiyskaya yustitsiya. — 2011.
— # 9. — S. 20—22.
6. Kryukov V. F. Ugolovnoe presledovanie kak odno iz proyavleniy ugolovno-protsessualnoy funktsii obvineniya // Rossiyskaya yustitsiya. — 2007. — # 4. — S. 51—54.
7. Kudin F. M., Zubenko E. I. Ponyatie obvineniya v nauke i zakonodatelstve rossiyskogo ugolovnogo protsessa // Obschestvo i pravo. — 2010. — # 2. — S. 159 — 169.
8. Larin A. M. Rassledovanie po ugolovnomu delu: protsessualnyie funktsii. — M. : Yuridicheskaya literatura, 1986. — 160 s.
9. Mizulina E. B. Ugolovnyiy protsess: kontseptsiya samoogranicheniya gosudarstva : dis. ... d-ra yurid. nauk. — Yaroslavl, 1991. — 269 s.
10. Museibov U. A. Protsessualnyie funktsii i polnomochiya prokurora // Rossiyskiy sledovatel. — 2016. — # 21. — S. 6—10.
11. Neretin N. N. K voprosu o sootnoshenii suschnosti ponyatiy ugolovnogo presledovaniya i obvineniya v ugolovnom sudoproizvodstve Rossii // Ugolovnoe sudoproizvodstvo. — 2008. — # 3. — S. 23—25.
12. Rossinskiy S. B. O polnomochiyah dolzhnostnyih lits, osuschestvlyayuschih sledstven-nyie deystviya: voprosyi teorii i praktiki // Zakonyi Rossii: opyit, analiz, praktika. — 2017. — # 8. — S. 73—81.
13. Serednev V. A. K voprosu o roli i statuse sledovatelya v rossiyskom ugolovnom protsesse // Rossiyskiy sledovatel. — 2017. — # 1. — S. 7—10.
14. Strogovich M. S. Izbrannyie trudyi. — M. : Nauka, 1992. — 277 s.
15. Fatkullin F. N. Problemyi teorii gosudarstva i prava. — Kazan : KYuI MVD Rossii, 2003. — 351 s.
16. Chabukiani O. A. Osnovnaya funktsiya sledovatelya v ugolovnom sudoproizvodstve // Vestnik Kaliningradskogo filiala Sankt-Peterburgskogo univer-siteta MVD Rossii. — 2014. — # 1. — S. 62—66.
17. Shagieva Z. H. Funktsii obvineniya v sovremen-noy modeli rossiyskogo ugolovnogo protsessa : avtoref. diss. ... kand. yurid. nauk. — Izhevsk, 2007. — 28 s.
18. Shinkaruk V. M. Osnovanie vozbuzhdeniya ugolovnogo dela: terminologicheskie problemyi mezhotraslevogo haraktera // Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 5: Yurispru-dentsiya. —2016. — # 2 (31) — S. 162—166.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Соловьёва Наталья Алексеевна. Заведующая кафедрой уголовного процесса и криминалистики. Кандидат юридических наук, доцент.
Волгоградский государственный университет. E-mail: solovieva_na@volsu.ru
Россия, 400062, г. Волгоград, просп. Университетский, 100.
Solovyeva Natalya Alekseevna. Head of the chair of Criminal Procedure and Criminalistics. Candidate of Juridical Sciences, Associate Professor. Volgograd State University. E-mail: solovieva_na@volsu.ru
Russia, 400062, Volgograd, Prospect Universitetsky, 100.
Ключевые слова: функция обвинения; состязательность; уголовное преследование; обвинение; прокурор; дознаватель; следователь; сторона обвинения; сторона защиты; обвинительная деятельность.
Key words: function of the prosecution; adversarial; criminal proceedings; prosecution; рrosecutor; investigator; prosecution; defense; prosecutorial activities.
УДК 343.13:343.101
