CC BY
64
16. Concise Medical Dictionary. Oxford University Press, 2002. Oxford Reference Online. Oxford University Press.
17. Longman Dictionary of English Language and Culture. - Harlrow: Longman, 2002. - 1568 p.
18. Oxford Dictionary of English (2nd edition revised). Oxford University Press, 2002. Oxford Reference Online. Oxford University Press.
19. The Oxford Dictionary of Philosophy. Oxford University Press, 2002. Oxford Reference Online. Oxford University Press.
Л.А. Гусева
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ МЕСТОИМЕНИЯ «Я»
В ДОВОЕННОЙ ЛИРИКЕ Н. ГЛАЗКОВА
Меня признают, я уверен,
Раньше, чем через двести лет,
И будет лучшей из таверен Глазковский университет.
Н. Глазков
Николай Иванович Глазков (1919-1979) вырос и жил на Арбате, учился в . МИГИ им. В.И. Ленина, в Литературном институте. Дружил с М. Кульчицким, Н. Майоровым, С. Наровчатовым и другими поэтами военного поколения. Л.Ю. Брик высоко ценила его талант. Кстати, именно она, по словам современников, обратила внимание на внешнее сходство между Н. Глазковым и В. Хлебниковым. Можно сказать, что Н. Глазков всю свою жизнь находился в эпицентре поэтической жизни Москвы. Это поэт «изустной славы»: его поэтические строки легко запоминаются, они были на слуху у многих деятелей литературы и искусства советского времени - в этом убеждаешься, обращаясь к «Воспоминаниям о Николае Глазкове», изданным в 1989 году. Однако для широкого читателя поэт Николай Глазков остается неизвестным, так как его произведения до 1950-х годов не издавались, да и сейчас на полках книжных магазинов невозможно найти сборники его стихов.
Несмотря на редкие публикации, поэзия Н. Глазкова - незаурядное явление. Наше представление о русской поэзии XX века остается неполным без обращения к стихам этого ироничного, трогательно-искреннего, простодушного и лукавого поэта.
Н. Глазков в своих стихах создал образ лирического героя, который отличается целостностью, достоверностью и узнаваемостью. Именно о таком герое, как нам кажется, говорила Л. Гинзбург применительно к лирике М.Ю. Лермонтова: «Лирический герой двупланен. Возникал он
тогда, когда читатель, воспринимая лирическую личность, одновременно постулировал в самой жизни бытие ее двойника. Речь здесь идет не о читательском произволе, но о двойном восприятии, заложенном в художественной системе данного поэта» [2, с. 160]. Ио мнению Л. Гинзбург, «в истории русской лирики несколько раз возникали условия для того, чтобы наиболее отчетливым образом сложилось человеческое лицо, «подставляемое» вместо своего литературного двойника. Самые отчетливые лица русской лирики - Лермонтов, Блок, Маяковский» [2, с. 161-162].
Мы, конечно, не сравниваем творчество Глаз-кова с такими величинами, как Лермонтов, Блок или Маяковский, но все-таки хотим отметить, что и Глазков создал лирического героя, неповторимого и узнаваемого. «Воздействие творческого опыта Николая Глазкова на современную поэзию очевидно, - пишет о Н. Глазкове литературный критик Р. Заславский, - но интересно, что, влияя на поэзию в целом, Глазков в то же время является, пожалуй, единственным большим поэтом, который не породил ни одного (подчеркиваю -ни одного!) подражателя или хотя бы плагиатора. Имитировать Глазкова невозможно, это дело безнадежное. Никто ни на секунду - в любом поэтическом самозабвении - не может, по-видимому, почувствовать стиль Глазкова «своим»... Настолько органично сливаются в глазковских стихах самобытная личность и по-настоящему оригинальный, неповторимый поэтический мир» [1, с. 181].
Создание образа лирического героя, в котором воплощаются черты реальной личности поэта, ста-
© Л.А. Гусева, 2007
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2007
85
новится возможным во многом благодаря активному использованию личного местоимения я.
«В центре лирического стихотворения, - пишет Т. Сильман, - стоит лирический герой (лирическое «я»), который чаще всего прямо именует себя с помощью местоимения первого лица» [4, с. 37].
В поэтическом тексте местоимение я обеспечивает единство разных смысловых планов: индивидуального и обобщенного, реального и условно-поэтического. Любое высказывание от первого лица воспринимается как непосредственное выражение мнения говорящего человека (для поэтического текста - мнения самого поэта). Однако традиция использования этого местоимения в лирике привела к переосмыслению его значения. «Поэтическое Я» («лирическое Я») лишается соотнесенности с конкретным лицом, приобретая обобщенное значение: «любой и каждый» из читателей лирического произведения может произносить его от своего лица, выступая в качестве говорящего. Степень обобщенности значения «лирического Я» может быть настолько высокой, что слово я превращается в условный элемент стихотворного текста, лишенный индивидуального содержания. Ио словам Т. Сильман, «.на всем своем сложном пути, от конкретной жизненной ситуации в биографии поэта и до воздействия на слушателя или читателя в качестве обобщенной формулы переживания, лирическое стихотворение целиком «обслуживается» местоимением. Ибо местоимение сочетает в себе и самые конкретные значения («я» и «ты», «он» и «она» в случае реального наличия всех этих лиц и в случае возможности указать на себя и на каждого носителя этих обозначений), и самые отвлеченные (всякое «я», всякое «ты», всякий «он», всякая «она»)» [4, с. 40-41].
Каждый из поэтов, очевидно, по-своему решает проблему динамического равновесия между двумя противоположными началами в значении «лирического Я»: жизненно-конкретным и поэтически-условным. Способ соединения этих двух начал служит основой для создания неповторимого, индивидуального авторского стиля.
В стихах Н. Глазкова очень часто речь ведется от первого лица, что обусловлено изначальной установкой на правдивость, откровенность, автобиографичность. Наблюдения над использованием личного местоимения 1-го лица в стихотворных текстах Н. Глазкова говорят о том, что биографическая конкретность авторского я формирует-
ся постепенно, со временем выкристаллизовывается в творчестве поэта, специально отрабатывается и культивируется поэтом. «Герой Глазкова, -по словам Д. Самойлова, - выступает чаще всего от первого лица и благодаря своей подлинности и высокой артистичности накладывается на образ автора - для читателя и как будто для него самого. Но это только впечатление от естественности игры и ее поэтического воплощения» [1, с. 400].
Сам грамматический феномен местоимения первого лица предполагает совпадение говорящего и объекта речи: адресант говорит о самом себе. В довоенной лирике Н. Глазкова актуализируется именно это значение местоимения я: оно служит для обозначения лирического героя, который является основной темой лирического сообщения. Очень часто в довоенный период из личных местоимений в стихотворении используется только местоимение я. Типичными для этого времени являются следующие строки: «Как из чернильницы вино И откровенья с наковален, Я в мире - как никто иной, И потому оригинален». Или: Ироходя по знойному Арбату,
Я мечтал всегда по мелочам.
И людей бегущую армаду Я, не изучая, замечал.
Все суета сует и всяческая суета.
Я всех люблю. Желаю всем успеха,
Но не влияет на меня среда,
Я все могу, но только мне не к спеху.
Именно в этот период в творчестве Н. Глазко-ва появляются строки, в которых обыгрывается само слово «я». Используются слова-трансфор-меры: «Сказал агроном: - Что такое поля? ПолЯ! Сады, огороды, луга к их наделам Прибавьте - и стану я целым!», «- Молчи, семья, - Сказала стая: - В тебе семь Я, Во мне до ста Я! -До ста, да, Да стадо!»
От предложно-падежной формы личного местоимения поэт образует окказиональную форму сравнительной степени: «Я всей планеты слышу мнения. Хочу, конечно, чтоб оне Как можно были обомнейнее, - А мнения не обо мне». В названии одного из стихотворений используется окказиональная форма родительного падежа со значением носителя признака: небывализм меня. Родительный падеж носителя признака характерен для имени существительного. Окказиональное использование родительного падежа личного местоимения я в значении носителя признака свидетельствует о субстантивации местоимения. На лексико-семантическом уровне субстантива-
ция связана с конкретизацией предметного значения, с закреплением за местоимением в контексте идиолекта значений - «поэт», «личность», «индивидуальность». Лексическое значение «мои стихи» проявляется у местоимения я в сочетаниях типа «меня не печатали, печатали дрянь»; «меня признают, я уверен, раньше, чем через двести лет».
В своем излюбленном жанре сентенции автор определяет роль этого местоимения в языке: «Путь азбучных истин неведом, Но он начинается с «Я», И, может быть, именно в этом Сермяжная правда вся».
Сами по себе факты языковой игры свидетельствуют о том, что автор осваивает поэтическую форму. Иовышенное внимание к стихотворной форме (ритмическая организация, характер рифмы) наряду с отвлеченностью создаваемых образов характерно для раннего творчества поэта. Фокусирование внимания на самом слове я свидетельствует об актуализации объектного значения в этом местоимении, причем это значение никак не связано с биографической личностью автора.
Об актуализации объектного значения в личном местоимении 1-го лица говорит и то, что в контексте отдельного стихотворения местоимение я может взаимодействовать с местоимением он (она, они). Синтаксические отношения между местоимениями 1-го и 3-го лица часто носят характер противопоставления: «Она права, А я упрям, - Она ушла направо, А мой путь прям»; «Они сидят, скрипя уныло перьями, Чиня в миру согласья и раздоры, А я пришел, чтоб хлопнуть всеми дверьями И обойти большие коридоры». Благодаря антитезе формируется представление о лирическом герое как о бунтаре, фрондере, оппоненте существующему миру во всех его проявлениях.
О том, что в местоимении я доминирует объектное значение, говорят и случаи использования местоимения он для обозначения лирического героя (он в значении я): «Он ворвался в этот мирик, Как в огромное фойе, - Богатырь, бунтарь и лирик, и еще герой поэм». (Оценочные существительные «богатырь», «бунтарь» в контексте глазковского творчества традиционно называют ипостаси лирического героя и самого поэта как реальной личности).
Семантическое отождествление местоимений первого и третьего лица наблюдаем и в стихотворении «Мой любимый писатель»:
Мой любимый писатель еще не рожден,
Он еще затерялся в веках.
Я учителем сделал его и вождем,
Для меня он Юпитер и Вакх.
Мой любимый писатель - и дьявол, и бог,
И писатель минувших веков.
Он Шекспир, Иастернак, Маяковский и Блок, Достоевский, Гомер и Глазков.
Связующим звеном между местоимениями 1-го и 3 -го лица выступает в данном случае имя собственное - «Глазков», в котором соединяются два значения: личное, автобиографическое (это фамилия самого автора) и обобщенно-поэтическое (Глазков - поэт, и включение этого имени собственного в однородный ряд подчеркивает его отношение к истории мировой литературы). Двойственность языковых значений отражает неоднозначность авторского подхода к образу лирического героя: наряду с совпадением я личностного и я поэтического отметим и дистанцию между авторским, созидающим, сознанием и лирическим героем - объектом созидания.
Для характеристики лирического героя довоенного периода очень важна оппозиция «я - другие». Я лирического героя противопоставляется другим людям, которые либо совсем не индивидуализируются, либо слабо индивидуализируются. Для обозначения антиподов лирического героя используются слова: люди, среда («Но педа-гогская среда Моих стихов не принимала»), бюрократы («Они всю жизнь готовили мне смерть И не печатали мои стихи»), рабы буржуазных предрассудков, а также все, другие. Лирический герой может противостоять неопределенно-личному субъекту: «Я был всамделишный изгой, Не умещающийся в эру, А в классе целый день доской Скрипят старательно по мелу».
Оппозицию я - другие в текстах раннего
Н. Глазкова можно истолковать двояко. Противостояние героя окружающему миру, его исключительное положение - характерная особенность романтической поэзии, представленная в довоенных стихах Н. Глазкова в упрощенном, схематизированном и даже пародийном виде. Но стремление к самовыражению, к определению своего положения в мире характерно и для психологии юного человека. Тем не менее в семантике личного местоимения этого периода доминирует, на наш взгляд, условно-поэтическое начало: я - это не столько реальная личность, сколько условный образ, наделенный самыми общими, традиционными признаками поэта: не нашедший счастья в люб-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2007
87
ви, не понятый толпой, одинокий, бунтующий, стремящийся к «победе», но зависимый от мнения окружающих. Такой образ рождается в «калейдоскопе» довоенных стихов Н. Глазкова.
Иостоянный самоанализ, самооценка, рефлексия - это то, что делает условный образ поэта индивидуально-авторским, именно глазковским, личностным: «Тогда я был еще дурак, Но я не знал, учившись в школе, Что, не куря еще табак, Нельзя писать стихов о море... ».
1940-м годом датируется стихотворение, которое можно считать ключом к пониманию поэтической работы Н. Глазкова в довоенный период: Иоэта день - как день царя,
Всю жизнь готов трудиться я.
Но каждый раз - тенденция И всякий раз - традиция.
Ловлю минуту каждую И волю проявляю.
В стихах, однако, царствую Я, а не управляю.
Стихотворение отличается изящностью построения. Синтаксически параллельные конструкции оттеняются инверсией и поддерживаются системой лексических повторов и синонимических замен. Сравнение, сформулированное в первой строке, превращается в антитезу двух последних строк. Дважды используется в этом стихотворении местоимение я, и оба раза - в сильной позиции: в конце второй строки и в начале последней строки. Кроме того, местоимение актуализируется благодаря использованию стилистических приемов: во второй строке наблюдается инверсия, а в начале последней строки местоимение появляется в результате переноса, который служит средством интонационного выделения местоимения я. Иредикатная лексика характеризует лирического героя как поэта. Заключитель-
ная антитеза отличается многозначностью слова «царствую», которое, кстати, заставляет вспомнить пушкинский сонет «Поэту»: «Ты царь: живи один... ». Метафорически слово царь обозначает властителя, полновластного хозяина, которому подчиняется все, в данном случае - стихи. Противопоставление глаголов «царствую, а не управляю» не только подчеркивает органическую связь поэта с его стихами, не подчиняющуюся рациональным оценкам (поэтами, как и царями, не становятся - ими рождаются), - но и накладывает ограничение на «власть царя»: стихами невозможно управлять, они подчиняются общим законам. Не случайно появление в этом стихотворении слова трудиться, которое отражает отношение поэта к творчеству как к труду.
Для понимания образа лирического героя в довоенной лирике важно в единой связи рассматривать ряд признаков: объектное значение местоимения я; наделение лирического героя предельно обобщенными, схематичными признаками поэта (сама схематичность формулировок говорит об авторском осмыслении и интерпретации традиционного, устоявшегося образа поэта); прямое и непосредственное выражение в стихах оценки своего творчества. Все вместе эти признаки говорят о намерении автора осознать, понять себя как поэта. И начинается это осмысление не с воплощения в стихах своей конкретнобиографической личности, а с осознания законов поэтического творчества.
Библиографический список
1. Воспоминания о Николае Глазкове. - М., 1989.
2. ГинзбургЛ.Я. О лирике. - Л., 1974.
3. ГлазковН.И. Избранное. - М., 1989.
4. Сильман ТИ. Заметки о лирике. - Л., 1977.
Научные труды преподавателей, поступившие в библиотеку КГУ им. Н.А. Некрасова
Лебедев Ю.В. ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА: Учеб. для студ. высших учеб. заведений: В 3 ч. Ч. 1: 1800-1830-е годы. - М.: Просвещение, 2007. - 480 с. (Серия «Учебник для вузов»). Рекомендовано УМО РФ. ISBN 5-09-012211-3.
В учебнике даются современные подходы в освещении основных этапов историко-литературного процесса. В соответствии с новыми данными филологической науки пересматривается традиционная периодизация историко-литературного развития, расширяется и уточняется представление о ренессанской природе русского реализма.
