Научная статья на тему 'Функциональная стилистика и теория перевода: от теоретического осмысления к практическому воплощению'

Функциональная стилистика и теория перевода: от теоретического осмысления к практическому воплощению Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1555
262
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СТИЛЬ / ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СТИЛИСТИКА / ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА / СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ СТИЛИСТИКА / ДИСКУРС / STYLE / FUNCTIONAL STYLISTICS / THEORY OF TRANSLATION / COMPARATIVE STYLISTICS / DISCOURSE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Алевич А. В.

Статья посвящена изучению функциональной стилистики во взаимосвязи с теорией и практикой перевода. Функциональная стилистика, истоки которой усматриваются в работах Ш. Балли и представителей Пражского лингвистического кружка, в качестве отдельного направления общей стилистики, изучающей функционирование языковых систем в различных сферах общения, оформилась в середине XX в., став закономерным продолжением сопоставительно-стилистических разысканий. Ценность функциональной стилистики для теории и практики перевода представляется в построении моделей, применимых к различным ситуациям социально-ролевого взаимодействия, направленных на преодоление переводческой интерференции.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Functional Stylistics and Theory of Translation: From Theory to Practice

The paper discusses functional stylistics in connection with the theory and practice of translation. Functional stylistics, whose references can be found in works by Charles Bally and representatives of the Prague School, was formed in the middle of the 20th century as a separate direction within general stylistics that examines the functioning of language systems in various spheres of communication and became a logical development of comparative-stylistic studies. Its value for the theory and practice of translation is viewed in the construction of patterns applicable to different situations of social interaction aimed at overcoming translation interference.

Текст научной работы на тему «Функциональная стилистика и теория перевода: от теоретического осмысления к практическому воплощению»

Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2016. № 1

ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА А.В. Алевич,

аспирант Высшей школы перевода (факультета) МГУ имени

М.В. Ломоносова; e-mail: [email protected]

ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СТИЛИСТИКА И ТЕОРИЯ

ПЕРЕВОДА: ОТ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ОСМЫСЛЕНИЯ

К ПРАКТИЧЕСКОМУ ВОПЛОЩЕНИЮ

Статья посвящена изучению функциональной стилистики во взаимосвязи с теорией и практикой перевода. Функциональная стилистика, истоки которой усматриваются в работах Ш. Балли и представителей Пражского лингвистического кружка, в качестве отдельного направления общей стилистики, изучающей функционирование языковых систем в различных сферах общения, оформилась в середине XX в., став закономерным продолжением сопоставительно-стилистических разысканий. Ценность функциональной стилистики для теории и практики перевода представляется в построении моделей, применимых к различным ситуациям социально-ролевого взаимодействия, направленных на преодоление переводческой интерференции.

Ключевые слова: стиль, функциональная стилистика, теория перевода, сопоставительная стилистика, дискурс.

Anissa V. Alevich,

PhD Student at the Higher School of Translation and Interpretation,

Lomonosov Moscow State University, Russia; e-mail: [email protected]

FUNCTIONAL STYLISTICS AND THEORY OF TRANSLATION:

FROM THEORY TO PRACTICE

The paper discusses functional stylistics in connection with the theory and practice of translation. Functional stylistics, whose references can be found in works by Charles Bally and representatives of the Prague School, was formed in the middle of the 20th century as a separate direction within general stylistics that examines the functioning of language systems in various spheres of communication and became a logical development of comparative-stylistic studies. Its value for the theory and practice of translation is viewed in the construction of patterns applicable to different situations of social interaction aimed at overcoming translation interference.

Key words: style, functional stylistics, theory of translation, comparative stylistics, discourse.

Слово стиль уходит корнями в античную Грецию, родину филологии (др.-греч. 9i^o^oyia, любовь к слову). Понимание стиля как склада речи, изобразительно-выразительных средств языка,

ясных, исключающих холодность, встречается в работах Аристотеля. Один из первых софистов, теоретиков красноречия Горгий называет стиль речи средством, с помощью которого оратор «ведёт за собой душу слушателя». Вначале были буквы, формирующие буквенный ряд, которые назывались элементами, из букв составлялись слоги, из слогов целостные слова, из слов предложения или механические сплетения имён, образующие стиль, ценность которого, по заверению Аристофана, можно было измерить на весах. В «Грамматической трагедии» Каллия (под термином грамматика вплоть до Аристотеля понималось искусство чтения и письма) хор состоял из 24 букв недавно принятого новоионийского алфавита, и эти буквы в различной последовательности исполняли хоровые партии. Понятия стиля и музыки языка изначально были неделимы.

Из Греции слово стиль перешло в древний Рим, где stilus, «остроконечная палочка для письма», стало означать манеру письма, способ изложения. Понимание стиля как использования языка в поэзии, ораторском искусстве, художественной прозе, а также типе и форме речи, заложенные греческими риторами, получили своё развитие в работах латинских авторов, составили важную часть схоластического образования в средние века.

В эпоху Ренессанса понятие стиль получило дальнейшее осмысление и наполнение. «Стиль — это сам человек», — заявил 25 августа 1753 г. прославленный естествоиспытатель Жорж Луи Леклерк де Бюффон (1707—1788). Стиль, «многозначный, разноречивый <...> зыбкий» [Виноградов, 1961, с. 7], становится предметом изучения нескольких дисциплин, среди которых выделяются языкознание, эстетика, искусствознание, литературоведение, оставаясь основной категорией стилистики.

Стилистика как особая дисциплина появляется в XIX столетии в связи с произведениями немецких романтиков и оказывается тесно связанной с понятием индивидуальной творческой личности, а стиль определяется как своеобразие художественной речи писателя, индивидуальная манера изложения.

Сопоставительная стилистика: на пути к функционализму

В начале XX в. выдающийся швейцарский лингвист, родоначальник лингвистической стилистики, в работах которого усматриваются истоки функционализма, Ш. Балли назвал заблуждением «двадцативековой обычай изучать язык через литературу». В 1909 г. выходит «Французская стилистика», содержавшая в себе новый взгляд на изучение стилистики романских языков.

Концепция Ш. Балли опирается на два полюса: отрицательный и положительный. Отрицательный — это традиционная стилистика языка, представленная К. Фосслером и Л. Шпитцером, согласно которой писатели, формирующие норму языка, сравниваются с властителями не только стилистики, но и литературного языка в целом. К. Фосслер, возглавивший так называемую «неофилологическую школу», в работе «Позитивизм и идеализм в языкознании» писал: «Стиль — индивидуальное языковое употребление в отличие от общего» [Звегинцев, 1960, с. 291]. Отрицательному полюсу противостоит положительный — это стилистика самого Ш. Балли, выступающего против изучения языка сквозь призму литературы и выдвигающего на первый план живой язык «среднего» человека.

Искусство хорошего слога противопоставляется чистой стилистике, а сознательный подход к языку — импровизации. Ш. Балли полагал, что художественное творчество, представляющее собой волевой акт, не может служить истинным критерием при определении языковой нормы, поскольку писатель в стремлении достичь творческий идеал использует язык в эстетических целях. «Он (писатель. — А.В.) стремится создать прекрасное, пользуясь словами, как живописец пользуется красками, а композитор — звуками» [Балли, 2001, с. 37]. Живой разговорный язык представляется единственным истинным, на котором говорит эмоциональная сторона человеческого существа, источником вечной молодости, питающим язык художественной литературы. Чистая мысль писателя противоречит насущным потребностям и сокровенной природе «среднего» человека, создающего и видоизменяющего язык.

Стилистика Ш. Балли — это стилистика третьего пути. Между лексикологией и грамматикой, поэтикой и эстетикой находится стилистика, исследующая на научном основании эмоциональную окраску фактов языковой системы. Ш. Балли писал: «Стилистика изучает экспрессивные факты языковой системы с точки зрения их эмоционального содержания, то есть выражение в речи явлений из области чувств и действие речевых фактов на чувства» [там же, с. 33].

Словесное выражение мысли, «достояние всех, кто говорит на том же языке», а не мысль как таковая, лежит в основе стилистических разысканий. Главная цель — установить, что происходит в мозгу говорящего в момент выражения мысли и находит своё отражение в живой разговорной речи. Речь, как система выразительных средств, двойственна и определяется соотношением двух видов чувств: индивидуальных и социальных. Чувства представляют собой равнодействующую двух сил: эмоционального побуждения и внешнего сдерживания. Ш. Балли писал: «...в нас постоянно

развёртывается борьба между двумя рядами чувств; и те и другие стремятся к превосходству в сообщении мысли, и тем и другим случается одерживать победы и терпеть поражения, однако чаще всего устанавливается некий компромисс, неустойчивое равновесие» [там же, с. 26—27].

Эмоциональная сторона языка находит отражение в экспрессивных фактах языка, которые возникают благодаря непрестанному взаимодействию языковых чувств и прочно связаны в сознании с соответствующими представлениями о действительности. Существует единственный метод — сопоставление. Ш. Балли полагал, что эмоциональная окраска слова видна лишь благодаря мысленному сопоставлению с другими, а для идентификации экспрессивного факта, равного единице мысли, формирующейся из идеи и чувства, необходимо использовать путём подстановки слово-идентификатор, нейтральное слово, которое сознательно очистили от эмоциональной составляющей, свойственной человеческой природе.

Тем не менее, подобрать слово, точно совпадающее всей палитрой значений идентифицируемому слову или выражению, сложно и не всегда возможно. «Слово, — писал Ш. Балли, — это петля тончайшей сети, которая соткана нашей памятью из невообразимого множества волокон; тысячи ассоциативных связей сходятся в каждом слове и расходятся от него по всем направлениям» [там же, с. 89]. Именно поэтому для выявления всей гаммы оттенков значения на первый план выходит нахождение логического (смыслового) эквивалента. Подбор соответствующего слова является не конечной, а скорее отправной точкой при использовании метода сопоставления. Дальнейшая задача заключается в сравнении контекстов, в которых экспрессивный факт и слово-индикатор находятся в естественной, гармоничной среде. Ведь, с одной стороны, слово — это зрительное понятие, с другой — иллюзия, поскольку не всегда соответствует единице мысли, лишь контекст исключает всякую двусмысленность.

Ш. Балли, ученик Ф. де Соссюра, выделял синхронию и диахронию при полном отрицании последней в стилистическом анализе. Он полагал, что изучение языка в его историческом развитии мешает верному пониманию его синхронного состояния и проникновению в дух языка. Говоря о том, что стилистика не может быть наукой исторической, Ш. Балли отмечал, что изучение мёртвых языков или живых языков на ранних стадиях своего развития представляется возможным.

В книге Ш. Балли была выдвинута идея «европейской стилистики», заложившая основу сопоставительного изучения европейских языков. Он полагал, что общность психического склада, созрев-

шая во времена Античности и объединившая страны западноевропейской цивилизации, проявляется в сходном выражении мыслей и чувств. Ш. Балли отмечал: «Новейшие языки так называемых «цивилизованных стран» <...> в своём непрестанном развитии отнюдь не расходятся между собой, а, наоборот, стремятся ко всё большему сближению. Нетрудно обнаружить причину этого явления: она заключается в многочисленных и разнообразных связях между народами, как в области материальной культуры, так и в области мысли» [там же, с. 40].

Общность психического склада, выражающаяся в сходности идей, ходе мысли, позволяет сопоставлять языки, не состоящие в лингвистическом родстве. В качестве примера Ш. Балли приводит финский и венгерский языки, которые не родственны с английским и даже не входят в группу индоевропейских языков, однако при способе выражения понятий обнаруживают множество параллелей с языками западных стран.

Взаимопроникновение языков явственнее всего обнаруживается в возникновении калек и заимствований, ставших следствием общения между народами. Языковая инерция как результат механического перевода не единственная причина появления лингвистических подделок, со временем не отличающихся от исконных слов данного языка. Традиция, боязнь исказить божественный смысл были определяющими во времена переводов Библии, заложивших основы современных европейских языков.

Так, во французском языке Иисус Христос называется notre Rédempteur «наш Искупитель», что является заимствованием латинского redemptor. Выражение «искупить наши грехи» (racheter) — калька латинского redimere, скалькированного в свою очередь с греческого слова, использованного в Евангелии. Кальки и заимствования, вписавшиеся в контекст принимающей культуры, переживают полный цикл развития и, если получают все права гражданства в языке, со временем не отличаются говорящими от исконных слов данного языка.

Общность психического склада, лежащая в основе взаимопроникновения языков, «позволяет стилистике расширить сферу своей деятельности, центром которой является родной язык, и изучать с точки зрения последнего другие современные языки» [там же, с. 40]. Сопоставление языков помогает не только лучше проникнуть в специфику иностранного языка, но и глубже осознать возможности родного языка, рельефнее очертить стилистические особенности, ускользающие от носителя языка в силу их обыденности.

Идеи Ш. Балли получают своё развитие в середине XX в., когда в 1957 г. Ж.-П. Вине провозглашает рождение «новой науки, сопо-

ставительной стилистики» [Vinay, — Darbelnet, 1957, p. 141]. Годом позднее, в парижском издательстве Didier в соавторстве с Ж. Дар-бельне выходит «Сопоставительная стилистика французского и английского языков» (Stylistique comparée du français et de l'anglais), первая работа серии «Библиотека сопоставительной стилистики» под общей редакцией А. Мальблана. Уроженцы Франции, долгое время проживавшие в двуязычной Канаде, Ж.-П. Вине и Ж. Дар-бельне говорили о неразрывной связи сопоставительной стилистики и перевода: «Теория перевода и сопоставительная стилистика следуют по одному пути, но в разных направлениях. Сопоставительная стилистика отстраняется от законов теории перевода, которая, напротив, пользуется законами сопоставительной стилистики для построения перевода» [Vinay, — Darbelnet, 1958, p. 21].

«Сопоставительная стилистика» Ж.-П. Винея и Ж. Дарбельне, преподавателей Монреальского университета, имела практическую направленность и содержала основные принципы, на основании которых, по мнению А. Мальблана, может быть составлена «дорожная карта, позволяющая найти пути передачи всех составляющих исходного текста средствами другого языка» [ibid., p. 1 (цит. по Н.К. Гарбовскому)]. Исследователи делят перевод на прямой (буквальный) и косвенный, к которому относят 11 типов модуляций (трансформаций), представленных как приёмы преобразования смысла, составляя так называемое «теоретико-переводческое ответвление сопоставительной стилистики» [Долинин, 1978, с. 84].

В 1961 г. в той же серии выходит «Сопоставительная стилистика французского и немецкого языков» (Stylistique comparée du français et de l'allemand: essai de représentation linguistique comparée et étude de traduction) А. Мальблана. Подобно Ж.-П. Вине и Ж. Дарбельне, он пишет о методической ценности сопоставительного изучения языков, подобно Ш. Балли, говорит о сходности языков, вызванной общностью развития родственных цивилизаций, и подчёркивает значение сопоставительной стилистики для теории перевода, которая позволяет вскрыть явления, ускользающие от лингвиста, работающего на материале лишь одного языка, поэтому «сопоставительные исследования являются одновременно и разысканием и контролем» [Malblanc, 1961, p. 15].

Стилистика А. Мальблана распадается на две стадии: первая делает упор на соотношение систем сопоставляемых языков, выявление сходств и различий и определение способов перехода от системы одного языка к системе другого путём перевода. В рамках первой стадии сопоставительной стилистики А. Мальблан пишет о единице перевода, которая понимается им как единство смыслов, связей, пронизывающих текст (unités des associations), а не от-

дельно взятое слово, наполняемое дополнительными смыслами и оттенками значений в определённом контексте. Далее он пишет о необходимом учёте внеязыковых, экстралингвистических факторов и, как обязательном условии перевода, доскональном знании переводчиком научной, политической, художественной мысли периода создания произведения. Третьим важным аспектом на первом этапе сопоставительно-стилистических разысканий является определение уровня языка, расцвечивающего произведение, к которому принадлежит каждый фрагмент переводного текста.

На второй стадии сопоставительной стилистики осуществляется сравнение стилей и жанров языков, где важно определить, что в литературном тексте продиктовано системой языка, а что — индивидуальностью писателя. В центре изучения А. Мальблана находится исключительно первая стадия сопоставительного изучения языков, вторую стадию он называет «землёй обетованной», неким недостижимым идеалом.

Идеи сопоставительного изучения языков, заложенные Ш. Балли, получили своё развитие в работах отечественных учёных. А.В. Фёдоров во введении к первой отечественной работе, посвящённой теоретическому подходу к переводческой деятельности, «Введение в теорию перевода» (1953) говорит о том, что с теорией перевода, которая в дальнейшем будет осмысляться как наука трансдисциплинарная [Гарбовский, 2015, с. 3], из лингвистических дисциплин «самое близкое отношение имеет стилистика» [Фёдоров, 1953, с. 17], которая позволяет решать вопросы, связанные с соотношением разных языков и с различными возможностями передачи подлинника средствами данного языка.

В центре внимания А.В. Фёдорова находится язык как «первоэлемент» литературы, ведь «...содержание подлинника существует не само по себе, а только в единстве с формой, с языковыми средствами <...>, и оно может быть передано при переводе только с помощью языковых средств, а не с помощью красок, линий, музыкальных или природных звуков» [там же, с. 21].

Основоположник отечественной лингвистической теории перевода, в начале своего пути занимавшийся переводом художественным, не говорит о всесильности чисто лингвистического подхода к переводу. Лингвистика является обязательным, но далеко не единственным составляющим в таинстве под названием перевод. Фёдоров-лингвист и Фёдоров-литературовед оказываются неделимыми. Перевод А.В. Фёдорова начинается с филологического анализа, заключающего в себе истолкование, продолжается анализом лингвистическим, то есть глубинным пониманием структур двух разных языков, и завершается литературным творчеством.

А.В. Фёдоров, говоря о недостаточности чисто лингвистического подхода к изучению перевода, указывал на его безусловную необходимость. Он полагал, что лингвистический подход поможет избежать смысловых искажений, а также буквализма, что представляется вполне логичным, поскольку природа данных ошибок связана с неверным пониманием глубинных спаянных языковых структур, и как итог членением схемы мысли.

Несмотря на то, что построение теории перевода выявляет наличие закономерностей в соотношении двух языков, А.В. Фёдоров, как и А. Мальблан, выступает против выработки готовых рецептов при переводе. Говоря об уникальности каждого фрагмента переводного текста, он призывает принимать решение в каждом конкретном случае, избегать шаблонов, где на первое место, как и в теории Ш. Балли, выходит контекст. А.В. Фёдоров писал: «ко всякой нормативной рекомендации того или иного способа, хотя бы даже подкреплённой самыми вескими теоретическими доводами или ссылками на авторитеты, на практике необходимо сознательное творческое отношение» [там же, с. 23].

Функциональная стилистика: от раздела сопоставительной

стилистики к самостоятельной дисциплине

Сопоставительная стилистика, на начальном этапе своего развития строившаяся преимущественно как стилистика художественной речи, расширяет область своих интересов, обращается к сопоставлению «стилей и жанров» языков, перерастая в функциональную стилистику. Истоки функционализма восходят к работам Ш. Балли и представителей Пражского лингвистического кружка, которые исходили из понимания языка как системы знаков и уделяли первостепенное значение языковой функции. В тезисах Пражского лингвистического кружка говорится: «Являясь продуктом человеческой деятельности, язык вместе с последней обладает целевой направленностью. Анализ речевой деятельности как средства общения показывает, что самой обычной целью говорящего, которая обнаруживается с наибольшей чёткостью, является выражение. Поэтому к лингвистическому анализу нужно подходить с функциональной точки зрения. С этой точки зрения язык есть система средств выражения, служащая какой-то определённой цели» [Пражский лингвистический, 1967, с. 17]. Тем не менее, в качестве направления в общей стилистике функциональная стилистика оформилась в 50-60-х гг. XX в., став закономерным продолжением сопоставительной стилистики.

В отечественной науке функциональную направленность имеет «Французская стилистика» Ю.С. Степанова. Говоря о многоярусной интерпретации текста, Ю.С. Степанов указывал на необходимость поиска некоего ключа ситуации, внешнего отношения к высказыванию, т.е. предварительного знания о тексте, а взаимодействие элементов и уровней текста называл основным в функционировании сообщения. Подобно Ш. Балли, он пишет о проблеме функционального выбора, согласно которой в языке констатируются многочисленные синонимичные ряды, один из которых формирует «нейтральный фон» или норму, а другие отличаются дополнительной стилистической окрашенностью. Ю.С. Степанов разделял литературный язык и просторечие, между которыми располагается нейтральный стиль (норма), на котором происходит сопоставление языков.

Ю.С. Степанов понимал норму в качестве одного из уровней языка, противопоставляемого индивидуальной речи, который в свою очередь распадается на несколько подсистем, каждая из которых называется функциональным стилем языка (речи). Он писал: «Функциональный стиль — это исторически сложившаяся, осознанная обществом подсистема внутри система общенародного языка, закреплённая за теми или иными ситуациями общения (типичными речевыми ситуациями) и характеризующаяся набором средств выражения (морфем, слов, типов предложения и типов произношения) и скрытым за ним принципом отбора этих средств из общенародного языка» [Степанов, 1965, с. 218].

Н.К. Гарбовский пишет, что «принцип функциональности заключался в том, чтобы в ходе сопоставительно-стилистических разысканий выявить закономерные сходства и расхождения в функционировании языковых систем в типических коммуникативных актах, закреплённых узусом за типическими социально-ролевыми позициями коммуникантов» [Гарбовский, 2013, с. 18]. Итак, в центре внимания функциональной стилистики находятся коммуникативные акты, предметом изучения становятся сходства и расхождения в речевой коммуникации, а ключевая задача заключается в достижении прагматически адекватного перевода.

Тем не менее, функциональная стилистика, являясь одной из ключевых направлений стилистики, так и не стала самостоятельной дисциплиной. Предметом обсуждений исследователей стала, в том числе, центральная категория функциональной стилистики — функциональный стиль. В отечественном языкознании теория функциональных стилей была разработана В.В. Виноградовым, который в основе членения функциональных стилей рассматривал различия функций языка. Он писал: «При выделении таких важнейших об-

щественных функций языка как общение, сообщение и воздействие, могли бы быть в общем плане структуры языка разграничены такие стили: обиходно-бытовой стиль (функция общения); обиходно-деловой, официально-документальный и научный (функция сообщения); публицистический и художественно-беллетристический (функция воздействия)» [Виноградов, 1981, с. 21]. Подобная классификации не оказалась статичной. И.В. Арнольд выделяет не три, а уже пять функций языка: интеллектуально-коммуникативную, эмотивную, волюнтативную, апеллятивную и эстетическую [Арнольд, 2002, с. 8].

Неоднозначность трактовки функциональной стилистики во взаимосвязи с функциями языка приводит исследователей к поиску новой точки опоры, которой становятся сферы общения, характеризующиеся собственным языком, упоминание о которых встречается во «Французской стилистике» Ш. Балли: «Каждое более или менее оформленное сообщество людей и каждый вид деятельности стремится создать свой особый «язык» <...> Такое «языкотворчество» объясняется целым рядом обстоятельств, чаще всего специфическими потребностями, свойственными каждой отдельной форме существования мысли; совокупность людей, которым присуща данная форма речи, и совокупность условий, определяющих её создание и сохранение, — вот что мы называем (за неимением более точного термина) средой» [Балли, 2001, с. 252].

В то же время этот «особый язык», присущий определённому сообществу, не является языком в языке, неким обособленным пространством, функционирующим по своим собственным законам, на который как трафарет накладываются единые законы и категории. В основе языка той или иной сферы общения лежит язык общенародный. Согласно данным французских исследователей, не менее 70% слов в технических текстах принадлежат общенародному языку, а в научно-популярных текстах этот процент возрастает до 85 [Вине, 1981, с. 17]. Таким образом, именно функционирование языка делает каждую сферу общения уникальной, их количество бесконечным, ещё более усложняя выделение функциональной стилистики в качестве отдельной дисциплины. На первый план выходят экстралингвистические факторы, распространяющиеся за пределы «чистой» лингвистики и определяющие закономерности функционирования языка. Н.К. Гарбовский пишет, что экстралингвистические факторы, такие как цель, прагматическая установка, условия общения, межличностные отношения между коммуникантами предопределяют характер выбора и организацию языковых средств, обуславливают функционально-стилистическую дифференциацию речи [Гарбовский, 1988, с. 11—12].

Осознание необходимости учитывать внелингвистические факторы при создании языка определённой сферы общения понималось учёными задолго до выделения функциональной стилистики в качестве отдельного направления в общей стилистике и формирования теории перевода как науки.

Экстралингвистические факторы сделали невозможным появление в математической науке России конца XVIII в. «ведьмы» the Witch of Agnesi («ведьма Аньези»), плоской алгебраической кривой третьего порядка. В 1748 году Мария Гаэтана Аньези (1718—1799) опубликовала работу Institutioni analitiche («Основы анализа») объёмом более тысячи страниц, ставшей, по заявлению Французской Академии Наук, наиболее полным учебником по математике и первым систематическим изложением математических теорий XVII — начала XVIII в. Учебник, написанный Марией Аньези для своих младших братьев и сестёр, вызвал широкий интерес в Европе, практически сразу стал переводиться на европейские языки, а Папа Бенедикт XIV (1740—1758), бывший Великий инквизитор Рима, назначил Марию Аньези профессором кафедры математики Болонского университета.

В 1801 г. Джон Коллинс, занимавший должность Лукасианского профессора в Кембриджском университете, выполнил перевод работы на английский язык, в котором алгебраическая кривая, которую Мария Аньези назвала от латинского слова vertete «обращать» преобразовалась в «ведьму», поскольку название слишком походило на итальянское versiera — «ведьма», «призрак». В то же время ошибка Джона Коллинса, выдающего учёного и преподавателя, друга Исаака Ньютона, с которым он состоял в тесной переписке, не кажется случайной по отношению к выдающейся женщине-математику XVIII в. Через несколько десятилетий в Италии алгебраическая кривая стала называться Loci of Agnesi «локон (или кривая) Аньези» и под таким названием стала широко употребляться в Европе. Тем не менее, в России кривая Аньези долгое время была известна как верзиера. Переводчики в название термина также усмотрели отсылку на «призрак», поскольку переводу подверглось слово versiera, а не vertete, и избрали в качестве приёма перевода транслитерацию, потому что ни об упоминании ведьмы, ни о локоне, опосредованно с ней связанным, в царской России не могло идти и речи.

Со временем осознание учитывать экстралингвистические факторы в переводе только усилилось. В знаковой статье В.В. Путина «Сирийская альтернатива» (A Plea for Caution From Russia), опубликованной в газете New York Times 11 сентября 2013 г., находим следующий пример: «Отцы-основатели ООН понимали, что судьбо-

носные решения по вопросам войны и мира должны приниматься только консенсусом, и по настоянию США закрепили в Уставе ООН право вето для постоянных членов Совета Безопасности» [Сирийская альтернатива, 2013]. Перевод: "The United Nation's founders understood that decisions affecting war and peace should happen only by consensus, and with America's consent the veto by Security Council permanent members was enshrined in the United Nations Charter" [New York Times, 2013].

В переводе на английский язык единице ориентирования по настоянию США соответствует America's consent (to give assent or approval: agree [Merriam-Webster's, 2009, p. 265]), т.е. с согласия США. Выбор переводчика, по-видимому, продиктован внелингвистическими факторами. В статье В.В. Путина говорится, что право вето было закреплено по настоянию США, а значит, критика принципа единогласия должна быть адресована не только «упрямой Москве». Действительно, именно Ф. Рузвельт внёс данное предложение на утверждение «Большой тройки». Сын Ф. Рузвельта Эллиот Рузвельт писал: «Отец поддержал этот принцип, учитывая бесспорную необходимость сохранения единства «Тройки» в будущем... Отец и Сталин одобрили идею предоставлению членам «Большой тройки» право вето, основывая свою аргументацию на том простом и предельно ясном факте, что мир может быть сохранён только при условии единодушия всех крупнейших держав» [Рузвельт, 1947, с. 180]. Однако изначально идея наделения правом вето постоянных членов Совета Безопасности принадлежала Советскому Союзу. А.А. Громыко, по словам его сына А. Громыко, члена-корреспондента РАН, говорил следующее: «Идея согласия в Совете Безопасности была нашей. Советское руководство отдавало себе отчёт, что если решения будут приниматься простым большинством, то группа капиталистических государств Москве будет навязывать неприемлемые решения, стремление к компромиссу будет отсутствовать» [Независимая газета, 1999]. Таким образом, в переводе для западного читателя, подчёркивается ключевая роль Москвы в создании ООН и международных отношениях в целом.

Функциональная стилистика и дискурс: смена ориентиров

Выработка стройной классификации экстралингвистических факторов, благодаря которым речь приобретает свои стилевые характеристики, наталкивается на определённые трудности, поскольку классификации внелингвистических факторов строятся применительно к тому или иному функциональному стилю. Размытость тер-

минологического аппарата, который должен был лежать в основе формирования функциональной стилистики как отдельной науки, привёл к постепенной замене термина функциональная стилистика термином дискурс как более широким понятием. Если функциональный стиль означал в первую очередь определённый тип текстов с соответствующей лексической и грамматической системой, то под термином дискурс понимается и «текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное действие, <...> речь, погруженная в жизнь» [Арутюнова, 1990, с. 136—137]. Дискурс может быть устным и письменным, художественным и мифопоэтическим, морально-правовым и культурно-историческим, религиозно-философским и политическим, постмодернистским и утопическим и т.д.

Тем не менее, само понятие стиль, лежащее в основе стилистических разысканий, представляется предельно широким, а в своём втором значении, согласно Большому энциклопедическому словарю Языкознание, приравнивается к функциональному стилю [Языкознание, 2000, с. 494], поэтому обращение к объёмному термину дискурс представляется закономерным.

В то же время переход к термину дискурс не подменяет значения функциональной стилистики в теории перевода: переведённый текст может оказаться мёртвым в новой языковой среде, а для того, чтобы вдохнуть в него жизнь, необходимо проанализировать аналогичные ситуации социально-ролевого взаимодействия коммуникантов и органично вписать его в новую языковую среду. По словам Н.К. Гарбовского: «На этом основании могут быть построены модели перехода от исходного текста к тексту на переводящем языке, наиболее соответствующие дискурсивным нормам последнего и способные в известной степени преодолеть переводческую интерференцию» [Гарбовский, 2013, с. 18].

Функциональная стилистика, не составив отдельной дисциплины, представляет одно из центральных направлений стилистики, изучающей функционирование языковых систем в различных сферах общения. Истоки функционализма восходят к работам Ш. Балли и Пражского лингвистического кружка, под основной характеристикой языка понимавших функционирование системы знаков. В качестве отдельного направления функциональная стилистика оформилась в середине XX в., став закономерным продолжением сопоставительной стилистики. В дальнейшем термину функциональная стилистика пришёл на смену дискурс как более объёмное понятие, включающее в себя и процесс и текст как результат этого процесса. Ценность функциональной стилистики для теории и прак-

тики перевода представляется в построении моделей, применимых

к различным ситуациям социально-ролевого взаимодействия, направленных на преодоление переводческой интерференции.

Список литературы

Арнольд И.В. Современный английский язык. 5-е изд. М.: Флинта: Наука, 2002. 384 с.

Arnol'd, I.V. Sovremennyj anglijskij jazyk. [Modern English] 5-e izd. M.: Flinta: Nauka, 2002. 384 p. (in Russian).

Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

Arutjunova, N.D. Diskurs // Lingvisticheskij jenciklopedicheskij slovar' [Discourse // Encyclopedic Dictionary of Linguistics] M., 1990 (in Russian).

Балли Ш. Французская стилистика / Шарль Балли, пер. с фр. К.А. Долинина. М.: Эдиториал. УРСС, 2001. 392 с.

Balli, Sh. Francuzskaja stilistika [French stylistics] / Sharl' Balli, per. s fr. K.A. Do-linina. M.: Jeditorial. URSS, 2001. 392 p. (in Russian).

Вине Ж., Маритэн А. Язык французской технической литературы. М., Высшая школа, 1981.

Vine, Zh., Maritjen, A. Jazyk francuzskoj tehnicheskoj literatury [Language of French technical literature]. M., Vysshaya shkola, 1981 (in Russian).

Виноградов В.В. Проблема авторства и теория стилей. М.: Изд-во Худож. лит., 1961. 614 с.

Vinogradov, V.V. Problema avtorstva i teorija stilej [The problem of authorship and theory of styles] M.: Izd-vo Hudozh. lit., 1961. 614 p. (in Russian).

Виноградов B.B. Проблемы русской стилистики. M.: Высшая школа, 1981. 320 с.

Vinogradov, B.B. Problemy russkoj stilistiki [Problems of Russian stylistics] M.: Vysshaja shkola, 1981. 320 p. (in Russian).

Гарбовский Н.К. Сопоставительная стилистика профессиональной речи: на материале русского и французского языков. 2-е изд. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 144 с.

Garbovsky, N.K. Sopostavitel'naja stilistika professional'noj rechi: na materiale russkogo i frantsuzskogo yazykov [Comparative stylistics of professional speech Based on Russian and French] 2-e izd. M.: Knizhnyj dom "LIBROKOM", 2009. 144 p. (in Russian).

Гарбовский Н.К. Сопоставительная стилистика и методология перевода // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2013. № 1. С. 14—36.

Garbovsky, N.K. Sopostavitel'naja stilistika i metodologija perevoda [Comparative Stylistics and Translation Methodolog] // Vestn. Mosk. un-ta. Ser. 22. Teorija perevoda. 2013. № 1. P. 14—36 (in Russian).

Гарбовский Н.К. Системологическая модель науки о переводе. Трансдисцип-линарность и система научных знаний // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2015. № 1. С. 3—20.

Garbovsky, N.K. Sistemologicheskaja model' nauki o perevode. Transdiscipli-narnost' i sistema nauchnyh znanij [Systemological Model of Translatology: Transdisciplinarity and the System of Scientific Knowledge] // Vfestn. Mosk. un-ta. Ser. 22. Teorija perevoda. 2015. № 1. P. 3—20 (in Russian).

Долинин К.А. Стилистика французского языка. Л.: Высшая школа, 1978, 344 с.

Dolinin, K.A. Stilistika francuzskogo jazyka. [French Stylistics]. L.: Vysshaja shkola, 1978, 344 p. (in Russian).

Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях: В 2 ч. 2-е изд., доп. М.: Учпедгиз, 1960. Ч. I. 406 с.

Zvegincev, V.A. Istorija jazykoznanija XIX i XX vekov v ocherkah i izvlechenijah: V 2 ch. [Essays on the history of 19th and 20th century linguistics]. 2-e izd., dop. M.: Uchpedgiz, 1960. Ch. I. 406 p. (in Russian).

Независимая газета. Фигуры и лица. 1999. № 14.

Nezavisimaja gazeta. Figury i lica [People in history]. 1999. № 14 (in Russian).

Пражский лингвистический кружок: сб. статей / Сост. Н.А. Кондрашева. М.: Прогресс, 1967. 557 с.

Prazhskij lingvisticheskij kruzhok [Prague school]: sb. statej / Sost. N.A. Kon-drasheva. M.: Progress, 1967. 557 p. (in Russian).

Рузвельт Э. Его глазами / Пер. с англ. А.Д. Гуревича, Д.Э. Куниной. М.: Государственное издательство иностранной литературы, 1947. 256 с.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Ruzvel't, Je. Ego glazami [As He Saw It] / Per. s angl. A.D. Gurevicha, D.Je. Ku-ninoj. M.: Gosudarstvennoe izdatel'stvo inostrannoj literatury, 1947. 256 p. (in Russian).

Сирийская альтернатива. Статья В.В. Путина, опубликованная в американской газете «Нью-Йорк Таймс» // www.kremlin.ru/events/president/ news/19205

Sirijskaja al'ternativa [A Plea for Caution From Russia] Stat'ja V.V Putina, opublikovannaja v amerikanskoj gazete "N'ju-Jork Tajms" (in Russian).

Степанов Ю.С. Французская стилистика. М.: Высшая школа, 1965. 360 с.

Stepanov, Ju.S. Francuzskaja stilistika [French stylistics] M.: Vysshaja shkola, 1965. 360 p. (in Russian).

Фёдоров А.В. Введение в теорию перевода. М.: Изд-во литературы на иностранных языках, 1953.

Fedorov, Andrei. Vvedenie v teoriyu perevoda [Introduction to the Theory of Interpreting and Translation], M.: Izd-vo literatury na inostrannyh jazykah, 1953 (in Russian).

ФёдоровA.B. Основы общей теории перевода. M.: Высшая школа, 1983. 303 с.

Fjodorov, A.V. Osnovy obshhej teorii perevoda [General theory of translation]. M.: Vysshaja shkola, 1983. 303 p. (in Russian).

Языкознание. Большой энциклопед. сл. / 1л. ред. В.Н. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. 688 с.

Jazykoznanie. Bol'shoj jencikloped. sl. [Encyclopedic Dictionary of Linguistics] / Gl. red. V.N. Jarceva. M.: Bol'shaja Rossijskaja jenciklopedija, 2000. 688 p. (in Russian).

Malblanc, A. Stylistique comparée du français et de l'allemand: Essai de représentation linguistique comparée et étude de traduction. Paris: Didier, 1961. Merriam-Webster's Dictionary of the English language. College ed., USA, Massachusetts, Springf Publ, 2003. New York Times. A Plea for Caution From Russia. 2013 // www.nytimes.com/ 2013/09/12/opinion/putin-plea-for-caution-from-russia-on-syria.html?_r=0 Vinay, J.-P. Peut-on enseigner la traduction? ou Naissance de la Stylistique comparée. 1957. P. 141-151. Vinay, J-P, Darbelnet, J. Stylistique comparée du français et de l'anglais. Paris: Didier. 1958.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.