CC BY
84
РУССКАЯ ФИЛОЛОГИЯ
УДК 808.2-318+802.0-318 ФРАЗЕМОСЕМИОЗИС В СВЕТЕ КОГНИТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ТЕКСТА
Н.Ф. Алефиренко Е. И. Перехватова
Белгородский
государственный
национальный
исследовательский
университет
e-mail:
Фраземосемиозис - речемыслительная деятельность, направленная на косвенно-производную репрезентацию субъективноинтерпретативных концептов в составе фреймов, репрезентирующих в когнитивно-прагматическом пространстве текста определённые дискурсивные ситуации.
Ключевые слова: фраземосемиозис, текст, дискурс, дискурсивная ситуация, внутренняя речь.
Среди белых пятен когнитивно-прагматической лингвопоэтики актуальной остаётся проблема вторичного фраземосемиозиса - фраземоцентрического порождения высказывания в рамках построения художественного текста. Под вторичным фразе-мосемиозисом мы понимаем речемыслительные операции, производимые автором текста по образованию или преобразованию идиоматических выражений с целью их когнитивно-прагматической адаптации к смысловому содержанию того дискурса, продуктом которого является данный текст.
Процесс вторичного фраземосемиозиса непосредственно связан с речемыслительной деятельностью автора, стимулирующей внутреннее (довербальное) и внешнее (вербальное) порождение высказывания. В результате этого формируется многоуровневая (когнитивно-прагматическая) структура фраземы как знака вторичного обозначения в синтагматическом ряду номинативных единиц высказывания. Поскольку речевое общение - «деятельность, предполагающая прием и переработку информации, конечным результатом которой является понимание, интерпретация полученной информации и её оценка» [5, с. 138], особое место в процессе вторичного фраземосемио-зиса занимают коммуникативные и поведенческие тактики коммуникантов, прямо или косвенно участвующих в порождении и восприятии текста (автор, читатель, персонажи). Всё это создаёт необходимые коммуникативно-прагматические условия вторичного фраземосемиозиса - косвенно-производного способа репрезентации художественных концептов, в структуре которых доминирует оценочно-образное восприятие особого объекта номинации - дискурсивной ситуации. Вводимое нами понятие «дискурсивная ситуация» опирается на свои производящие - «дискурс» и «текст». Художественный дискурс - сложное коммуникативно-когнитивное явление, в состав которого входит не только сам текст, но и различные экстралингвистические факторы (знание мира в творческой интерпретации автора и читателя, мнения, ценностные ус-
тановки), играющие важную роль для понимания и восприятия текста. Текст - продукт дискурсивной деятельности, порождение которого осуществляется только при условии возникновения определённой дискурсивной ситуации. Элементами дискурсивной ситуации служат, прежде всего, (а) события, ставшие объектом художественного описания; (б) коммуниканты (автор, персонажи); (в) перформативная информация. Не менее её важными элементами выступают «не-события»: обстоятельства, сопровождающие события, фоновые знания, субъективно-оценочные смыслы, порождаемые участниками данной дискурсивной деятельности и т. п. (см. схему).
Являясь ключевым понятием когнитивно-прагматической лингвистики, дискурсивная ситуация представляет собой событийный континуум, в рамках которого протекает речемыслительная деятельность человека, заключающаяся в обмене между общающимися субъектами коммуникативно актуальной информацией в соответствии со сформировавшимися в данном этнокультурном сообществе речевыми стратегиями и тактиками.
Коммуниканты
1
Перформативная информация
I
Субъективно-оценочные смыслы
Обстоятельства, сопровождающие собтие, пресуппозиции
В отличие от денотативной ситуации, формирующей семантическую структуру предложения, дискурсивная ситуация, лежащая в основе вторичного фраземосемио-зиса, конституируется, главным образом, невербальными факторами порождения высказывания: обстоятельствами общения в целом, личностными свойствами коммуникантов, прагматическими стимулами текстопорождения и т. д. [ср.: 11, с. 41]. Такого рода дискурсивная ситуация выступает главным когнитивно-прагматическим условием накопления той синергетически сложной информации, которая и формирует смысловое содержание того ассоциативно-образного концепта, которому требуется косвенно-производная репрезентация. Такие многоканальные потоки дискурсивной синергии, сконцентрированные в смысловом содержании ассоциативно-образного концепта, могут быть выражены только знакообозначениями лингвокреативной природы, важнейшими из которых являются фраземы. В них сфокусирован весь спектр дискурсивной информации: интенционально-прагматические, когнитивные, коммуникативные, образно-оценочные и ассоциативные смыслы. В связи с этим, прежде всего, важно выяснить онтологические и коммуникативные основания вторичного фраземо-семиозиса. С точки зрения онтологии, ведётся поиск ответа на вопрос о том, какое именно взаимное воздействие языковых и мыслительных структур нуждается в косвенно-производной номинации вообще. Коммуникативные предпосылки вторичного фраземосемиозиса порождают функциональный потенциал фраземы, обусловливающий когнитивно-прагматические параметры всего высказывания, вербализующего закодированную в репрезентируемых концептах дискурсивную информацию. Такое высказывание обычно оказывается фраземоцентрическим.
На наш взгляд, процесс порождения фраземоцентрического высказывания может быть охарактеризован посредством когнитивно-семиологического подхода, основанного на взаимодействии внеязыковой и языковой семантики. Особенностью данного подхода является то, что высказывание порождается посредством взаимодействия образной и мыслительной информации. Как отмечает Н. Ф. Алефиренко, «структурные элементы (наносмыслы) образного и понятийного познания на разных этапах отражения и интерпретации действительности находятся в интерактивном режиме:
переходят друг в друга» [2, с. 79], то есть объективирование информации представляет собой синергетический процесс взаимодействия образного и понятийного познания.
На начальном этапе текстопорождения, по А. А. Леонтьеву, у субъекта коммуникации возникает мотив, затем мысль (речевая интенция), внутреннее программирование, лексическое развертывание и грамматическое конструирование, моторная реализация и внешняя речь. Согласно такой логике текстопорождения, можно предположить, что первичным стимулом возникновения фраземы служит актуализация известного или порождение нового ассоциативно-образного концепта. При этом в речемыслительной деятельности фраземопорождающего субъекта можно выделить несколько взаимосвязанных звеньев: (а) сначала формируется обобщённо-образное представление о дискурсивной ситуации; затем (б) дискурсивное сознание останавливается на коммуникативно релевантной фразео-семантической группе (наборе фра-зем, объединённых одним общим значением). Из выделенной фразео-семантической группы (в) отбирается та фразема, которая соответствует общей интенциональности порождаемого высказывания и (г) предполагает адаптацию фразеологического значения актуализируемого фраземознака к когнитивно-прагматическому содержанию всего высказывания. На заключительном этапе вторичного фраземосемиозиса происходит (д) структурно-семантическая модификация знака косвенно-производного характера (образование фраземы по известной фразеомодели, её индивидуально-авторская трансформация, вариантные модификации означающего или означаемого фраземо-знака). Наконец, (е) путём смыслового согласования семантики фразеологической конфигурации и смыслового содержания порождаемого высказывания создаётся фразеологический контекст, в рамках которого, собственно, и определяются параметры смыслового варьирования. Прежде всего, они должны соответствовать прагматическим векторам соответствующего высказывания и его общему замыслу, возникшему «на основе определенных целей и мотивов говорящего и для реализации которого носитель коммуникативного намерения предпринимает определенные шаги, используя оптимальные языковые средства» [8, с. 15]. Ср.: Как же теперь нам быть? - спрашивал Яша после третьей рюмки. - Без ножа зарезала нас Феня... - Чему быть, того не миновать! - весело ответил Акинфий Назарыч. - Ну, пошумит старик, покажет пъль - и весь тут... Не всякое лыко в строку. Мало ли наши кер-жанки за православных убегом идут? Мамин-Сибиряк. Каждый элемент этого микроконтекста направлен на приобщение читателя к пресуппозитивной информации. Её остовом служат: 1) вопросительная конструкция Как же теперь нам быть?», предполагающая поиск путей решения проблемной ситуации; 2) наречие «теперь», т.е. в ‘настоящее время, сейчас’, содержащее пресуппозитивную информацию о том, что в прошлом возникла крайне тревожная ситуация; 3) частица же, которая придаёт всему вопросу коммуникативно-смысловые оттенки растерянности, тревоги и срочности выхода из лабиринта сложившейся жизненной ситуации. Пресуппозитивный фон, таким образом, порождает общее образное представление о дискурсивной ситуации. С опорой на возникший в сознании автора образ дискурсивной ситуации и в соответствии с коммуникативными интенциями, активизируется фраземо-семантическая группа с общим значением растерянности перед неотвратимостью «приговора судьбы». Из них Д. Н. Мамин-Сибиряк выбирает фраземы, которые путем адаптации к когнитивно-прагматическому содержанию дискурсивной ситуации (осуждение девушки Фени, вышедшей замуж за человека другой веры) приобретают оптимальную для данного контекста структурно-семантическую конфигурацию. Последняя путём смыслового согласования семантики фразем и содержания высказывания определяет порядок репрезентации концептов, объективирующих смысловые кластеры фрейма «Судьба»: 1) стечение обстоятельств, не зависящих от воли человека, ход жизненных событий (чему быть, того не миновать); 2) смирение (покажет пыль - и весь тут) 3) непредсказуемость жизненных ситуаций (не всякое лыко в строку). Таким образом,
первичным мотивирующим стимулом к такого рода фраземосемиозису послужила необходимость объективировать фрейм, который бы моделировал дискурсивную ситуацию в интенционально оптимальной субъективно-интерпретативной форме. Достигается это благодаря конструктивной функции внутренней речи. Прежде чем та или иная фразема становится элементом художественного текста, автор структурирует мысленную схему дискурсивной ситуации с помощью сукцессивного развёртывания внутренней речи. Затем с помощью когнитивной метафоры прямо номинативное именование дискурсивной ситуации переводится в косвенно-производное. Это позволяет субъективно-ассоциативную структуру отражения дискурсивной ситуации воплотить в предметно-чувственный образ, то есть благодаря внутренней речи план содержания таких образов переводится из «сукцессивно представленных фрагментов дискурсивного сознания в симультанную структуру» [2, с. 227]. Таким образом, возникновение или функционирование фразем в художественном дискурсе начинается с формирования общего замысла и построения внутренней речи, которая сначала переводится в прямо номинативную структуру высказывания, и лишь затем на основе ассоциативно-компаративной связи предметно-чувственных и словесных образов возникает когнитивная метафора1. Она служит креативным стимулом для возникновения во внутренней речи фрейм-структуры, слотами которой выступают интерпретативносубъективные концепты в виде ассоциативно связанных предметно-чувственных образов - строевых элементов дискурсивной ситуации. Такого рода фрейм-структура служит когнитивно-дискурсивным источником косвенно-производного формирования смысловой структуры, представляющей возникшую дискурсивную ситуацию [см.: 2, с. 36]. Так, интенциональный импульс автора, побуждающий выразить дискурсивную ситуацию «состояние растерянности и его преодоление» на начальном этапе порождения речи перерастает в когнитивную метафору, ассоциативно-образные связи которой «диктуют» выбор таких ФЕ, которые своими экспрессивно-образными свойствами в наибольшей степени соответствуют речевой стратегии адресанта. Ср.: Дураки вы все, вот што!.. Небойсь, прижали хвосты, а я вот нисколько не боюсь родителя... На волос не боюсь и все приму на себя. Мамин-Сибиряк. Косвеннопроизводное значение выделенных фразем, номинирующих дискурсивную ситуацию «робость и её преодоление», сформировалось путём ассоциативно-образных преобразований прямых значений каждого лексического компонента: прижать - ‘нажав, притеснить, придавить чем-нибудь’, хвост - ‘придаток на задней части тела животного или вообще задняя суженная часть тела животного’, волос - ‘тонкое роговое нитевидное образование’. С помощью образного лингвокреативного мышления эксплицируются обусловленные целостным образом всей дискурсивной ситуации семы (актуальные или потенциальные) каждого лексического значения. (Всем хорошо известный образ животного, поджавшего хвост в знак подчинения другому). В ходе ассоциативно-смысловой интеграции актуализированных сем в обобщенно-целостное значение фраземы происходит перемещение этих сем из импликационала в интенсионал соответствующих лексических значений. Такого рода перемещение сем вызвано ког-
^огнитивная метафора - когнитивный процесс, который выражает и формирует новые концепты и без которого невозможно получение нового знания. По своему источнику когнитивная метафора отвечает способности человека улавливать и создавать сходство между разными классами объектов. При наиболее общем подходе метафора рассматривается как видение одного объекта через другой и в этом смысле является одним из способов репрезентации знания в языковой форме. Метафора обычно относится не к отдельным изолированным объектам, а к сложным мыслительным пространствам. В процессах познания эти сложные непосредственно ненаблюдаемые мыслительные пространства соотносятся через метафору с более простыми или с конкретно наблюдаемыми мыслительными пространствами). В подобных метафорических представлениях происходит перенос концептуализации наблюдаемого мыслительного пространства на непосредственно ненаблюдаемое, которое в этом процессе концептуализируется и включается в общую концептуальную схему данной дискурсивной ситуации.
нитивным процессом: переносом признаков первичного денотата на вторичный, который, обрастая дискурсивно обусловленными ассоциативно-образными смыслами, индуцирует качественно новое, косвенно-производное значение, формируемое лингвокреативными механизмами фраземосемиозиса: прижать хвост - ‘заставить кого-л. повиноваться, подчиняться’, на волос не бояться - ‘нисколько, ничуть, совершенно лишиться страха’. Подобное ассоциативно-смысловое преобразование происходит по законам когнитивной метафоризации. Лексема хвост, к примеру, имеет в своей структуре лексико-категориальную сему (архисему) ‘выдающаяся часть тела’, которая служит средством выражения поведенческой тактики многих животных. Такие стереотипы, сформировавшиеся опытным путём, стали образной основой структурно-семантической деривации некоторых фразем. При этом используется «язык поведенческой тактики», символический смысл, выражаемый хвостом: держать хвост трубой для животного означает агрессию; виляние хвостом - заискивание; поджать (подвернуть, опустить и т. д.) хвост - подчинение. Ср.: 1. Он дома ночевать перестал. Заявится, поднарядится и пошел - хвост трубой. Ляшко (хвост трубой держать - ‘держать себя молодцевато, самоуверенно’); 2. Что же заставляет всех этих людей так униженно вилять хвостом перед человеком, который даже и не взглянет на них никогда внимательно? Куприн (хвостом вилять перед кем-либо - ‘юлить, заискивать перед кем-нибудь’); 3. - Больно спесив Кирила Петрович: а, небось, поджал хвост, когда Гришка мой закричал ему: Вон, старый пес! Пушкин (поджать, подвернуть, опустить и т. д.) хвост (просторен.) - а) утратить спесь, самоуверенность; б) утратить свой пыл, задор; сникнуть). Причём модальность когнитивной метафоры определяется дискурсивной ситуацией. Средством её выражения обычно служит глагольный компонент фраземы: поджимать хвост - добровольно выражать подчинение кому-либо; замена глагольного компонента переходным глаголом прижимать (что-л. кому-л.) меняет весь модальный смысл выражения: прижимать хвост кому-л. - заставлять кого-л. повиноваться, подчиняться. - [Кардобаева]: Ты знаешь, какая она у меня, - ей хвоста не прижмешь. Невежин. Метафорический образ прижатого хвоста, будучи перенесенным на новую дискурсивную ситуацию, в составе фраземы выражает желание (намерение) «сбить с кого-либо спесь». И это несмотря на то, что среди субъектов новой ситуации вообще нет животных, обладающих такой поведенческой тактикой. Антропонимичность дискурсивной ситуации выражается переходной формой глагольного компонента (прижимать, зажимать, пришить, пришпилить и т. п. хвост (кому-н.) - связать, стеснить кого-нибудь в чем-нибудь). Ср.: - В такой бы скит её, где бы накрепко хвост-то пришили. Мельников-Печерский. Явилось еще двое детей, и уж не могло быть речи о том, чтобы мы разъехались или развелись. Мне “пришпилили хвост”. Авилова. Как видим, заложенные в когнитивной метафоре смысловые признаки в процессе лингвокреативной деятельности автора используются в качестве мотивирующих признаков фраземосемиозиса. Тем самым решается задача косвеннопроизводной объективации дискурсивной ситуации со всеми невербальными факторами порождения фраземоцентрического высказывания. Ср.: Показать хвост (простореч.) - уйти, убежать от кого-нибудь: - Горничную девушку её [помещицы] на поселенье присудили было сослать. Да та тоже не глупа девка, - хвост им показала, через 20 лет уж после в скитах нашли. Писемский. - Отмалчивается со вздохом хозяин, зная, что зима недолга и с весною покажет он бабе хвост: ищи только! Данилевский. - [Зорина]: Ну народ! Ему только диплом получить да перед профессорами хвостом вилять, а на общественность чихать. Лавренев. Хвост кверху (у кого-нибудь); держать, задирать, задрать и т.д. хвост (кверху) (простореч.) - чувствовать себя уверенно, бодро, приходить в такое настроение. - И чем настойчивее и живее старалась услужить ей мать, тем враждебнее чуждалась её бабушка... - Ты чего это больно хвост-то задираешь, невестка?.. Аль от му-
жа храбрости набралась? Гладков. Распустить хвост (простореч.) - стать заносчивым, дерзким. - Он взбодрился. Наглец, он сразу же вновь обрел всю свою наглость, распушил хвост. Воеводин. Распускать, распустить (пышный, павлиний) хвост (перед кем-нибудь) - красуясь, стараться произвести впечатление. - Он способен был вести себя как всегда, острить, любезничать, “распускать павлиний хвост”, по выражению одного приятеля. Боборыкин. Поджать (подвернуть, опустить и т.д.) хвост (простореч.) - утратить свой пыл, задор; сникнуть. - Племянник ваш, - продолжал Шубин, - грозится и митрополиту, и генерал-губернатору, и министру жалобы подать... Попетушится - и опустит хвост. Тургенев. Наступать, наступить на хвост (кому-нибудь) (простореч.) - ущемлять в чем-нибудь, задевать, обижать. - Он в обхожденье прост, / Не наступает никому на хвост / И личные ни с кем не сводит счеты. Михалков. Сыпать, насыпать соли на хвост (кому-нибудь) (простореч.) - а) стараться поймать, удержать кого-нибудь. - Ты товар дай и деньги бери. А то - вперед! - И очень просто: деньги возьмут, а уполномоченный и был таков: Митькой звали, фить, сыпь ему на хвост соли. Горбатов; б) насолить, навредить. - Он говорил, довольный, что слово его не вызывает в Дибиче протеста, но еще приятнее ему было, что оно явно претит другому слушателю. На фронте это называлось: насыпать соли на хвост. Федин. - Вот те и пролетария! - зло сказал он... - А тебе пролетарий соли на хвост насыпал? - язвительно спросил Коваль. Либе-динский. Укоротить хвост кому-нибудь - осадить кого-нибудь, сбить спесь, поставить на место. - Давно пора Андриану Брежневу хвост укоротить, - более задиристыми и веселыми словами поддержал предложение Коренковой Николай Шаталов. Лаптев. Ловить, схватывать и т. п. за хвост - а) стремиться достичь, добыть что-нибудь трудно дающееся, ускользающее, несбыточное. - В душе его [художника] возродилось желанье непреоборимое схватить славу сей же час за хвост и показать себя свету. Гоголь. - Системами дорожат только те, которым вся правда в руки не дается, которые хотят её за хвост поймать. Тургенев; б) внезапно находить удачное решение, нападать на счастливую мысль и т.п. - Он раньше всех схватывает на лету, ловит за хвост ту тему, которая еще не сделалась сегодня, но сделается завтра всеобщей злобой дня. Куприн. - [Трубников]: Обиднее всего будет, если американцы. откроют этот метод и, едва только ухватив идею за хвост, как всегда первыми раструбят об этом на весь мир. Симонов. Поймать, ухватить и т.п. синицу за хвост - добиться успеха в каком-нибудь трудном деле. - [Аленка]: Я перепробовала десятки вариантов состава нужных удобрений, и наконец мне показалось, что я нашла... Спустя неделю интенсивность созревания повысилась, и я поняла, что все-таки ухватила синицу за хвост! Арбузов. Поймать, ухватить и т.д. чёрта за хвост (простореч.) - то же, что поймать, ухватить и т.п. синицу за хвост. - Вчера я целый день возился с сахалинским климатом. Трудно писать о таких штуках, но все-таки в конце концов поймал чёрта за хвост. Я дал такую картину климата, что при чтении становится холодно. Чехов. Держать за хвост (кого-, что-нибудь) (простореч.) -не давать ускользнуть, уйти от чего-нибудь. - Государственного, мирового значения была эта тайна... Он уже за хвост держал Дьянкова-Питкевича, - вывернулся, проклятый, обошел! А. Н. Толстой. Заметать, замести хвостом след (следы) (простореч.) - хитростью, уловками стараться замять что-нибудь, уничтожить следы, улики. - А как Кондрат Гаврилович? - тараторила Марфа Петровна, заминая разговор. - А ты вот что, Лиса Патрикеевна, не заметай хвостом следов-то! Мамин-Сибиряк. - [Егор]: Народ надуваешь... С живого шкуры сдираешь, а в конторе хвостом заметаешь след, на добрых людей наговариваешь! Карпов. Замарать хвост (простореч.) - опозорить, осрамить себя. - Пора! Поймают, тогда все пропало. Теперь уж и у тебя, Хоринька, хвост навеки замаран. Данилевский. Ла-
ять на свой собственный хвост (простореч.) - по-пустому горячиться; об очень молодых и задорных людях. - Они оба славные ребята - и Борис и Васька. Но еще молоды и на свой собственный хвост лают. Куприн.
Благодаря такому знакообозначению дискурсивной ситуации писатель прибегает к речевым действиям, порождающим контекст, ориентированный на читателя. Персонаж ориентируется при этом на общие с собеседником пресуппозиции, фоновые и актуализированные знания, национально-ментальные стереотипы, выражая при этом свои собственные интенции, настроения, отношения, оценки [см.: 11, с. 81]. Автор стремится таким образом выразить свое отношение к дискурсивной ситуации, а персонаж - ещё и к собеседнику, что, собственно, и обусловливает выбор оптимальных для данной дискурсивной ситуации фразеологических средств. Иными словами, для осуществления любого речемыслительного акта необходимо перевести ассоциативно возникшую фрейм-структуру в коммуникативно значимый знак косвеннопроизводного характера - фразему. Терминалами и слотами такой фрейм-структуры выступают фраземообразующие, субъективно-интерпретативные концепты, «диктующие» автору выбор той или иной фраземы. Ср.: Вы человек способный. Но это ничего не значит. Дорога в ад вымощена не столько благими намерениями, сколько талантами. У человека, обладающего талантом, два пути - он может стать или подмастерьем дьявола, или подмастерьем Бога. <...> -А третьей дороги нет? - Есть, конечно... Не писать. - А талант, значит, зарыть? - надменно полюбопытствовал я. - Вы никогда не задумывались, почему самые красивые женщины уходили в монастырь? - Почему? - Потому что лучше зарыть талант в землю, чем распорядиться им неверно. Каждое неверное слово - пуля, выпущенная в чужое сердце. Поляков. Данный фрагмент представляет целую дискурсивную ситуацию, суть которой состоит в попытке опытного мастера пера показать начинающему автору сложности писательского ремесла. Данная дискурсивная ситуация профилирует интенции, оценки и эмоции опытного писателя относительно того, что благие намерения в жизни нередко подменяются безнравственными поступками. Находясь в рамках данной дискурсивной ситуации и учитывая фоновые обстоятельства, персонаж пытается выбрать наиболее выразительные средства воздействия на собеседника (молодого автора), призывает его брать полную ответственность за каждое своё слово. В итоге создаётся цепочка образов, балансирующих на грани добра и зла: опасность - жизненный выбор - безнравственность -зло. В создавшейся дискурсивной ситуации для вербализации этих концептов персонажем отбираются соответствующие фраземы, наиболее экспрессивно выполняющие функцию убеждения. Ср.: дорога в ад вымощена не столько благими намерениями, сколько талантами - опасность; может стать или подмастерьем дьявола, или подмастерьем Бога — жизненный выбор; талант зарыть в землю - безнравственность; пуля в сердце - убийство.
Для реализации коммуникативных интенций субъектом речевой деятельности модифицирована фразема благими намерениями вымощена дорога в ад - ‘хорошие поступки не всегда ведут к добрым делам’, что необходимо для создания фразеологической конфигурации, адаптирующей фразеологическую семантику к когнитивно-прагматическому содержанию высказывания. Для описания данной дискурсивной ситуации сема ‘хорошие дела’ в семантической структуре фраземы противопоставляется семантике слова ад - ‘преисподняя, место, где души грешников после смерти предаются вечным мукам’. Тем самым опытный писатель, ориентируясь на общую фоновую обстановку с собеседником, модифицирует фразему с целью эмоционального воздействия на молодого автора. Талант — ‘выдающиеся врожденные качества, особые природные способности’, которыми нужно правильно распорядиться. Поэтому наставник пытается убедить собеседника в том, что талантливый писатель всегда должен стремиться к тому, чтобы его выдающимся способностям соответствовали благородные поступки. Достичь такого баланса нелегко. У писателя всегда
есть выбор: стать подмастерьем дьявола - ‘помощником тьмы, представителем зла’ или подмастерьем Бога. Выбор автора им же и обосновывается: «лучше зарыть талант в землю, чем распорядиться им неверно». Ведь ««каждое неверное слово - пуля, выпущенная в чужое сердце». Окказионализм пуля в сердце образован по модели фраземы нож в сердце - ‘что-либо, причиняющее большую неприятность, досаду’. Фраземопреобразование в данном случае отвечает когнитивнокоммуникативным установкам персонажа-собеседника.
Рассмотренные этапы дискурсивной деятельности служат когнитивнопрагматическим основанием фраземосемиозиса в художественном тексте. Однако ответа требует и более сложный вопрос: что в этой деятельности стимулирует фраземо-семиозис. Надо полагать, его побуждающим началом служит внутреннее программирование высказывания, поскольку именно на уровне внутренней речи определяются параметры и векторы образования дискурсивно значимого фраземознака. Внутренняя речь выступает связующим звеном между довербальными и вербальными процессами порождения фраземоцентрического высказывания. Эта роль ей отводится не случайно: механизмы внутренней речи (по Н. И. Жинкину) соотносятся с универсальнопредметным, или предметно-изобразительным кодом, на котором в памяти человека записан его собственный опыт, языковые и практические знания, активизируемые по мере необходимости и выступающие основой порождения и понимания косвенно производного содержания. Это «сжатая, контурно представленная схема, по которой осуществляется интериоризация (семиотическое перерождение предмета номинации)» [2, с. 227], на основе которой формируется смысловой центр вторичного фразе-мосемиозиса. Для успешной художественной коммуникации необходимо, чтобы отправитель и получатель информации пользовались одним и тем же или сходным кодом, так как предметно-изобразительный код теснейшим образом связан с менталитетом и национальным характером, оказывая влияние на отбор и способ художественного представления интенциональной информации. Предметно-изобразительный код, таким образом, это та модель смысловой схемы, которая обеспечивает успешность коммуникативно-прагматического воздействия фраземоцентрического контекста. ФЕ в силу их когнитивно-дискурсивной природы можно представить как «развернутый культурно-языковой код» (по определению Б. Бернстейна), отличающийся от ограниченного сложностью и вербальной дифференциацией. Здесь речь идет как об уровне владения языком, так и о знании культуры и способов ее кодирования во фразеологических знаках [6, с. 38 - 39]. Именно поэтому для успешной реализации речевых стратегий в процессе восприятия текста необходимо знать не только заданную автором дискурсивную ситуацию, авторские интенции или намерения персонажа-собеседника, но и ту лингвокультурную среду, в которой возникла и функционирует та или иная фразема. Ср.: А не болтай глупостев, особливо чего не знаешь. Ну, зачем пришел-то? Говори, а то мне некогда с тобой балясы точить... Мамин-Сибиряк. Значение фраземы балясы (лясы) точить - ‘заниматься пустой болтовней’ сформировалось в результате ассоциативного переосмысления прототипической дискурсивной ситуации: изготовление баляс было делом пустячным. Со временем выражение балясы точить приобрело значение ‘пустословить, болтать’. В данном примере интенции персонажа вводятся в коммуникацию императивными конструкциями инструктирования и побуждения к действию, сигнализирующими о стремлении коммуниканта избавиться от собеседника. Именно поэтому персонажем выбирается наиболее соответствующая его интенциям фразема, способная произвести необходимый прагматический эффект за счёт наличия в её семантической структуре семы ‘пустословие’, вступающей в оппозицию с настроем персонажа на серьёзный разговор.
Внутренняя речь характеризуется: а) сокращенной, фрагментарной структурой; б) концентрированно-предикатным характером; в) приобретением чисто субъективного смысла внутренней формой при отражении личного опыта человека [1, с. 135]. Выделенные свойства внутренней речи определяют особенности порождения фраземо-
центрического высказывания - его построение в направлении от предварительной схемы или программы высказывания к последовательности развертывания этапов его изложения. Поскольку реализация этой программы художественно-словесного тек-стопорождения - процесс творческий, то уровень его индивидуально-авторского своеобразия во многом зависит от степени идиоматичности структуры устойчивого словосочетания, что предполагает разную степень предметно-логической связи фраземы с вторичным денотатом. Чтобы зримо эксплицировать данную связь, её можно представить в виде двух пересекающихся кругов, площадь соприкосновения которых демонстрирует степень семантической целостности фраземы:
Представленная схема - некий инвариант фраземоцентрического высказывания, содержащий коммуникативно-прагматический потенциал его индивидуальноавторской реализации в соответствии с выражаемой дискурсивной ситуацией. Последовательность развёртывания замысла высказывания представляет собой лингвокреативную деятельность автора, которая может иметь более или менее благоприятные условия для объективации дискурсивной информации, заполнения слотов выбранной фрейм-структуры новыми смыслами. На уровне внутренней речи формируется авторская интенция, выбирается фразеосхема, на основе которой и происходит фраземосе-миозис, а затем выстраивается необходимая автору фразеологическая конфигурация путем адаптации семантики фраземы к когнитивно-дискурсивному содержанию высказывания. Если автором выбрана первая фразеосхема, то процесс фраземопорожде-ния в меньшей степени протекает творчески, так как разорвать смысловую связь составляющих фразему компонентов в этом случае достаточно сложно, поэтому она фиксируется в сознании автора в её первозданном виде. Третья же схема предоставляет большие возможности для заполнения слотов выбранной фрейм-структуры субъективной информацией, что требует более напряжённой речемыслительной деятельности автора, перед которым раскрывается неизмеримый горизонт для творческой реализации замысла. Соответственно, путь от внутренней речи к внешней в этом случае отличается большей протяжённостью, а процесс фраземопреобразования большей степенью проявления индивидуально-авторского словоупотребления. Об этом писал ещё Л. С. Выготский: «переход от внутренней к внешней речи есть сложная динамическая трансформация - превращение предикативной и идиоматической речи в синтаксически расчлененную и понятную для других речь» [з, с. 37]. В связи с этим попытаемся обратиться к динамике дискурсивного фраземопреобразования. По нашему мнению, коммуникативно-прагматический потенциал у ФЕ с разной семантической спаянностью различен, имеет динамический характер и проявляется на отрезке от внутреннего программирования к лексическому развертыванию и грамматическому конструированию по схеме: количество мыслительных операций в качество воспроизведений за единицу времени. Различие в динамике фраземопреобразования обусловлено структурой фразем, а также их идиоматичностью - семантической спаянностью лексических компонентов. В структурной классификации ФЕ, учитывающей их функции и синтаксическое построение, выделяем номинативные и коммуникативные ФЕ. Номинативные ФЕ называют то или иное явление действительности и выступают в функции какого-либо члена предложения (Бледный Ахилла дрожал и с замиранием сердца ловил каждое слово. Лесков; Плебей, сын плебея! Ну, ошибись, наломай дров... Шукшин). Коммуникативные ФЕ передают целое сообщение афористического или неафористического характера (Но во всех этих случаях против ««увлека-
тельности» Ахиллы благоразумно принимались меры предосторожности: поручалось кому-нибудь из взрослых певчих дергать Ахиллы за полы или осаживать его в благопотребную минуту вниз за плечи. Но недаром сложена пословица, что на всякий час не обережешься. Лесков; Вот то-то и есть, камень в воду всяк бросит, да не всяк его вытащит. Лесков; А вот если, говорит, ты нам погасишь одну зловредную свечку, которая раздула мировой пожар, то Родина тебя не забудет. Тонкий намек на толстые обстоятельства. Шукшин). Анализируя данные типы ФЕ с точки зрения динамики их фраземопреобразования, можно предположить, что основная специфика ФЕ номинативного характера, характеризующихся высокой степенью семантической спаянности, заключается в том, что это в разговорной речемыслительной деятельности более лабильные единицы. Данное свойство обусловлено семантическими свойствами фразем и способом экспликации их значения. Коммуникативно-прагматический потенциал ФЕ такого типа заключается в непосредственном, мгновенном реагировании на различные стимулы. Замена целого ряда высказываний одной ФЕ, сокращение времени на обдумывание и репрезентацию мысли придает ей особую смысловую емкость, эффективность, эмоциональноэкспрессивную и воздействующую силу.
ФЕ коммуникативного типа более тяжеловесны. В силу своей высокой информативности они, как правило, не требуют обязательной контекстной конкретизации. Коммуникативные ФЕ, как и номинативные, свою семантическую структуру формируют в соответствии с заданной денотативной ситуацией. Однако, участвуя в выражении всего сообщения, они совмещают в себе не только выражаемый вторичный денотат, но и всю денотативную ситуацию, представляемую всем фраземоцентрическим контекстом. При этом увеличивается возможность смысловой интерпретации, возможность построения (благодаря разнообразию контекстов) альтернативных семантических структур [9, с. 35], функционирующих в том или ином дискурсе. Ср.: Вот што я тебе скажу, Родион Потапыч: и чего нам ссориться? Слава богу, всем матушки-земли хватит, а я из своих двадцати пяти сажен не выйду и вглыбь дальше десятой сажени не пойду. Одним словом, по положению, как все другие прочие народы... Спроси, говорю, Степан-то Романыча!.. Благодетель он... Старый штейгер плюнул на конкурента, повернулся и ушел. - Эй, Родион Потапыч, не плюй в колодец! - кричал вслед ему Мыльников. - Как бы самому же напиться не пришлось... Всяко бывает. Я вот тебе такое золото обыщу, што не поздоровиться. Мамин-Сибиряк.
Подобные ФЕ можно рассматривать как полноценные речевые акты. Поэтому увеличивается время на их подготовку, конструирование и репрезентацию, что требует больших мыслительных операций. Однако ФЕ с менее выраженной идиоматично-стью обладают большим диапазоном интерпретационной вариативности, активнее включаются в коммуникацию, подвергаясь различным модификациям, трансформируясь, создавая новые смыслы на основе ассоциативно-образных связей в зависимости от условий общения. Это, в свою очередь, усиливает прагматическое воздействие данных ФЕ на читателя.
Таким образом, речемыслительная деятельность читателя, «инициируемая говорящим и поддерживаемая адресатом речи - это своего рода вторжение в сознание человека, направленное на построение в его когнитивной системе определенной картины мира» [7, с. 32]. Поэтому успешность художественно-словесной коммуникации напрямую зависит от уровня лингвокультурной компетенции коммуникантов, от узнаваемости коммуникативных стереотипов той дискурсивной среды, в которой они функционируют, а также от их индивидуальных коммуникативных привычек.
Фраземосемиозис, как убеждает наш анализ, осуществляется посредством когнитивно-прагматической интерпретации репрезентируемой дискурсивной ситуации. Речемыслительная деятельность коммуникантов сводится главным образом к опера-
циям по порождению фраземоцентрического высказывания. Она представляет собой сложный когнитивно-дискурсивный процесс, отражающийся на уровне структурносемантического оформления фразем, которое становится возможным благодаря способности мозга к конструктивно-творческому преобразованию действительности [см.: 10, с. 83] и его косвенно-производному знакообозначению.
Список литературы
1. Алефиренко Н. Ф. Современные проблемы науки о языке. / Н. Ф. Алефиренко. - М.: Флинта: Наука, 2005. - 416 с.
2. Алефиренко Н. Ф. «Живое слово: Проблемы функциональной лексикологии /
Н. Ф. Алефиренко. - М.: Флинта: Наука, 2009. - 344 с.
3. Выготский Л. С. Мышление и речь / Л. С. Выготский. - Москва: Лабиринт, 1999. - 352 с.
4. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации / Н. И. Жинкин. - М.: Наука, 1982. - 160 с.
5. Казарцева О. М. Культура речевого общения: теория и практика обучения / О. М. Ка-зарцева. - М., 2001. - 496 с.
6. Леонтович О. А. Введение в межкультурную коммуникацию / О. А. Леонтович. - М.: Гнозис, 2007. - 368 с.
7. Милевская Т. В. Связность как категория дискурса и текста: когнитивно-
функциональный и коммуникативно-прагматический аспекты: дисс. д.ф.н. / Т. В. Милевская. -Ростов-на-Дону, 2003. - 390 с.
8. Почепцов Г. Г. О коммуникативной типологии адресата / Г. Г. Поцепцов // Речевые акты в лингвистике и методике. - Пятигорск, 1986. - С. 10 - 17.
9. Почепцов Г. Г. Коммуникативно-прагматические аспекты семантики / Г. Г. Почеп-цов // ФН. - М, 1984. - № 4. - С. 35.
10. Спиркин А. Г. Сознание и самосознание / А. Г. Спиркин. - М.: Политиздат, 1972. - 303 с.
11. Формановская Н. И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика / Н. И. Формановская. - М.: Издательство «ИКАР», 2007. - 480 с.
12. Ожегов С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов. - М.: Русский язык, 1990. - 921 с.
13. Фразеологический словарь русского языка / Л. А. Войнова, В. П. Жуков, А. И. Молотков. Под ред. А. И. Молоткова. - М.: Русский язык, 1986. - 543 с.
PHRASEOLOGICAL UNIT GENERATION IN THE LIGHT OF COGNITIVE-PRAGMATICAL TEXTTHEORY
N. F. Alefirenko L I. Perehvatova
BelgorodNational Research University
e-mail: [email protected] [email protected]
Phraseological unit generation is the activity directed at indirectly- derivative representation of subjective-interpretive concepts in frame struc- tures, representing objects in cognitive-pragmatical space of the text de- fined discursive situations.
Key words: phraseological unit, text, discourse, discursive situation, inner speech.
