CC BY
152
СТИХОВЕДЕНИЕ
В.И. Тюпа
ФРАНЦУЗСКАЯ СИЛЛАБИКА В.К. ТРЕДИАКОВСКОГО И СИЛЛАБО-ТОНИЧЕСКАЯ РЕФОРМА РУССКОГО СТИХА*
Первая в истории русской литературы авторская книга лирики «Стихи на разные случаи» (1730) В.К. Тредиковского1, помимо 14 русских текстов (623 стиха) и одного латинского, включала в себя 17 стихотворений, написанных молодым русским стихотворцем по-французски (общим объемом в 421 строку). Это образчики «галантной» поэзии, еще не сложившейся в России салонной поэтической культуры, призванные легализовать тематику частных человеческих отношений в рамках становящейся литературной системы русского классицизма. Авторитетная прецедентность - наиболее весомый аргумент в эпоху «рефлективного традиционализма» (С.С. Аверинцев). Авторитет же французской литературы как твердыни европейского классицизма в 1725-30 гг., когда создавались эти тексты, был пока еще незыблем.
Крайне существенным аргументом в пользу любого литературного опыта являлась также его формальная изощренность, отождествляемая в данной культурной парадигме с мастерством. Поэтическое мастерство Тредиа-ковского неоднократно подвергалось сомнению, а порой и резкой критике. Однако, как показывает анализ, стихотворная техника, стилистика, общий
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант № 05-04-10328а).
уровень поэтической культуры этого автора во французских текстах заметно превышают качественные характеристики его русскоязычной версификации.
Прежде всего, обращает на себя внимание ритмическое многообразие французской поэзии русского стихотворца. Помимо сверхкоротких 3-сложника (8 стихов) и 4-сложника (20 стихов), используемых в качестве несамостоятельных ритмических вкраплений (таково же применение и 6-сложника - 11 стихов), в сборнике представлены: 5-сложник (75 стихов), 7-сложник (100 стихов), 8-сложник (87 стихов) и 10-сложник (106 стихов). Наконец, одно стихотворение длиной в 14 строк выполнено 12-сложным александрийским стихом.
Это последнее (не любовное по своей тематике, а грамматически назидательное) носит длинное название: «Правила, как знать надлежит, где ставить запятую, точку с запятою, двоеточие, точку, вопросительную и удивительную». Оно является очевидной демонстрацией владения техникой наиболее почитаемого во французском классицизме «vers heroique».
Любопытно место данного текста в сборнике. Он как будто бы достойно завершает ряд франкоязычных опусов сочинителя. Однако вслед за ним в самом конце книги (перед русскоязычной «Эпиграммой к охуждателю зоилу») Тредиаковский помещает галантно фривольную по содержанию имитацию французского образца «легкой» поэзии. Длинное (56 строк) стихотворение под названием «Сон, учинен песнию наподобие одной песни французской “La reine si belle”, и с ее же рефреном» написано сверхкоротким песенным 5-сложником. Такое завершение книги подчеркивает доминантную роль любовной тематики, а также соответствующей ритмики и стилистики в книге, открывающейся переводом «Езды в остров Любви» П. Тальмана.
Не удивительно, что ведущая роль в ритмическом репертуаре французских текстов сборника принадлежит «vers commun» — невысокопарному 10-
сложнику, столь же расхожему во французской поэзии, каким послепушкин-ский 4-стопный ямб явился в русской.
Этот стихотворный размер создает определенное техническое затруднение, присущее также и русской силлабике: строгое правило цезуры. Во французском 10-сложнике она требуется после 4 слога (4 + 6). Появление цезуры после 6 слога (6 + 4) воспринималось как иной и притом весьма редкий ритмический рисунок. Смешение ритмических вариантов 10-сложника в пределах одного текста не одобрялось: в таком смешении усматривалась безвкусица.
С этим затруднением (как и с цезурами александрийского стиха) Тре-диаковский справляется, можно сказать, достойно - не хуже многих почитаемых французских авторов того времени. Из 106 стихов 10-сложника цезура отсутствует только в двух (par chaque endroit tashe de lui plaire, где конечная гласная в слове chaque, как и в слове tashe, при поэтическом прочтении должна быть произнесена; и Quoi que a mes yeux, la Parque qui m'entraine, где цезура должна была бы разъединить mes yeux). Еще в двух случаях цезура появляется после 6 слога (Une coquette, après tout, rend a l'instant; а также Balancez vous encor? voici mon coeur, где цезура после 4 слога разрушила бы вопросительную интонацию).
О несоблюдении слоговой длины строк не может быть и речи. Это при том, что в русских 13-сложниках «Стихов на разные случаи» нами было обнаружено 17 слоговых просчетов.
С более короткими размерами, не требующими константной цезуры, Тредиаковский работает еще увереннее (естественно, с уместным использованием в случае необходимости непроизносимых в прозаической речи гласных). В частности, в 8 текстах из 17 он свободно играет строками различной
длины, выстраивая усложненную строфику. В русских текстах подобное осуществляется им с заметно меньшей уверенностью.
Приведем пример изысканной ритмической композиции стихотворения «Тоска любовницына в разлучении с любовником», повторенной в «Тоска любовникова в разлучении с любовницею». Длины силлабических строк в этих текстах варьируются таким образом: 5 - 6 - 10 - 6 - 3 - 3 - 10.
В русских стихах аналогичной сложности ритмическая композиция строфы (11 - 9 - 13 - 9 - 9 - 7) встречается лишь однажды - в заведомо главенствующем произведении всего сборника: «ПЕСНЬ сочинена в Гамбурге к торжественному празднованию коронации Ее Величества государыни императрицы Анны Иоанновны, самодержицы всероссийская, бывшему тамо августа 10-го (по новому стилю) 1730». Однако синтаксическая и ритмическая тяжеловесность этого текста производит впечатление избыточной нарочитости и являет очевидный контраст легкости и естественности изысканных строфических композиций, выполненных по-французски.
Технически безупречным можно признать и французский 8-сложник Тредиаковского - ведущий бесцезурный стих многовековой поэтической традиции.
Особое внимание привлекает к себе выполненная этим размером французская версия «Оды о непостоянстве мира». Она помещена после русского стихотворения с таким названием и поименована: «Та ж самая ода по-французски». Однако при сопоставлении текстов возникает и упрочивается впечатление, что именно французский вариант явился первоисточником. «Которое из этих двух стихотворений - оригинал? - писал Е.Г. Эткинд. - Я склонен думать, что французское»2. Попробуем аргументировать это предположение.
Прежде всего, становится заметным, что по-французски Тредиаковский рифмует лучше и увереннее (впрочем, неудачная рифма seul — deuil встречается и здесь), чем по-русски, когда поэт мирится с рифмой мысли — вышли и не гнушается элементарными глагольными рифмами: пременяет — отнимает, восходит - сходит, пребывает - пропадает, будет - избудет. Оба стихотворения состоят из двенадцати пятистрочных строф, но французское имеет схему рифмовки абаба, тогда как в русских строфах после перекрестной рифмовки следует холостой стих, чем задача скрытого «перевода» на русский заметно облегчается.
Предумышленная и будто бы конструктивно целесообразная безриф-менность пятого стиха в концах русских строф подчеркивается его укорочен-ностью (5 слогов вместо 7 в предыдущих четырех строках). Однако во французском варианте заключительный стих строфы рифмуется и ритмически не отличается от предшествующих, хотя графически и выделен, как если бы он был укороченным.
Особенно любопытно соотношение пятых строф обоих текстов. Начальному стиху французской строфы (Les vents, quand ils sont en fureur) в русском варианте соответствует заключительный стих предыдущей (четвертой) строфы: А ветр гневливый, - что создает ничем не обоснованный межстроф-ный перенос. При этом третья строка пятой строфы в русском тексте вообще отсутствует (заменена точками). Остается констатировать, что автору не удалось в русских стихах передать фразу la noir malice avec ardeur / poursuit la bonte из своего же французского текста, тогда как неуклюжее завершение неполноценной строфы (Скорый припадок!) не имеет соответствия во французском «первоисточнике».
Как бы то ни было, этой парой идентичных по содержанию стихотворений Тредиаковский явственно продемонстрировал (в собственном исполне-
нии) превосходство исторически более зрелой французской поэтической культуры над отрочески угловатой и неумелой русской, переживающей тот период своего становления, который можно уподобить «ломке» переходного возраста. На взгляд Е.Г. Эткинда, по этим текстам можно судить, «насколько техника французского стиха была в 1730 г. полнее и тоньше разработана, насколько в ту пору русский поэтический язык по гибкости уступал француз-
3
скому» .
Разница уровней развитости поэтического языка (и самого любовного дискурса как такового) особенно очевидна в разноголосице французских текстов и предпосылаемых им прозаически неуклюжих заглавий по-русски. Так, например, под заголовком «Баллад о том, что любовь без заплаты не бывает от женска пола» (по-французски у самого Тредиаковского эта мысль звучит много изящнее: Jamais sans prix on ne reste en amour) помещается текст изысканной балладной формы: три строфы со сквозной рифмовкой ababbccdcd, с рефреном и заключительной полустрофой-посылкой.
Сочинить русскую балладу - в параллель к французской - Тедиаков-скому оказалось по-видимому не под силу, хотя он, как и положено истинному классицисту, стремился возможно полнее воссоздать в отечественном слове доступные ему образцы «галантного» стихотворства. И дело здесь не в ограниченности индивидуальных возможностей поэта, а в слабости поэтической традиции, в бедности актуального для автора версификационного (в частности рифменного) фонда, в неразработанности (даже в прозаических формах повседневной практики) русского любовного дискурса.
Все сказанное выше побуждает нас задуматься о справедливости некоторых заявлений поистине великого отечественного стиховеда М.Л. Гаспаро-ва. В частности, он полагал, будто «традиционные утверждения о том, что силлабика таким-то языкам свойственна, а таким-то не свойственна, недока-
зуемы»4. Не придавая значения факторам жесткой фиксированности (и, стало быть, нефонологичности) ударного слога в одних языках и, напротив, смыс-лоразличительности ударения в языках с нефиксированным положением ударного слога, переход русского стихосложения к силлабо-тонике Г аспаров объяснял исключительно подражанием строю немецкого стиха. Г ерманская, а не романская ориентация реформирующейся русской поэзии мотивировалась им, во-первых, ориентированностью петровских реформ социальной и культурной жизни, а во-вторых, германскими предпочтениями Ломоносова, у которого «был талант, какого не было у Тредиаковского»5.
Анализ французских стихотворений русского поэта позволяет усомниться в поистине недоказуемом утверждении о недостатке поэтической талантливости у не слишком удачливого Тредиаковского. Исторически сложившееся общепризнанное преимущество Ломоносова в реформировании русского стихосложения можно объяснить как раз языковыми факторами (отвергнутыми Гаспаровым в противовес Роману Якобсону): во-первых, аналогичностью тонического строя русского и немецкого языков, а во-вторых, более значительной ролью (обусловленной биографическими обстоятельствами происхождения) народного русского стихосложения в формировании ломоносовской поэтической интуиции. Тредиаковский в своей теоретической аргументации реформы также опирался на тонический опыт русского народного стиха, однако его поэтический слух в большей степени был сформирован книжными образцами.
Ориентация же Тредиаковского на французскую поэтическую культуру, которой он вполне овладел, как раз препятствовала его переходу к силлабо-тонике. Однако, как мы пытались показать в предыдущей публикации6, силлабо-тоническая упорядоченность, питаемая естественным строем родного
языка, стихийно уже пробивала себе дорогу в русскоязычной силлабике по-эта-франкофила.
1 См.: Дарвин М.М. «Стихи на разные случаи» В.К. Тредиаковского как форма выражения авторского сознания (язык поэзии поэзия языка) // Кормановские чтения. Вып. 3. Ижевск, 1998; Гречаная Е.П. Первый поэтический сборник Тредиаковского и французская галантная поэзия конца XVII - начала XVIII в. (к постановке вопроса) // Филологический журнал. 2005. № 1. С. 121-128.
2 Эткинд Е.Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. Л., 1973. С. 14.
3 Там же. С. 14.
4 ГаспаровМ.Л. Избранные статьи. М., 1995. С. 29.
5 Там же. С. 30.
6 См.: Тюпа В.И. Рождение классики из духа архаики (опыт В.К. Тредиаковского) // Филологический журнал. 2005. № 1. С. 112-120.
