Академик Б. Я. Владимирцов и проблемы монгольского стихосложения

Бурыкин Алексей Алексеевич; Музраева Деляш Николаевна

Стиховедение Verse Studies

А.А. Бурыкин (Элиста) ORCID ID: 0000-0002-9119-2698

Д.Н. Музраева (Элиста) ORCID ID: 0000-0002-8619-9369

АКАДЕМИК Б.Я. ВЛАДИМИРЦОВ И ПРОБЛЕМЫ МОНГОЛЬСКОГО СТИХОСЛОЖЕНИЯ

Исследование проведено в рамках государственной субсидии - проект «Старописьменная литература монгольских народов: тексты и исследования» (регистрационный номер АААА-А18-118021090005-1)

Аннотация. В статье рассматривается проблема монгольского стихосложения в связи с проблемами исторической фонетики монгольского языка. Авторы исследуют отдельные формы монгольского стиха, разбираемые академиком Б.Я. Вла-димирцовым в контексте становления монгольского стихосложения и влияния тибетской поэтической формы на форму монгольского стиха. Б.Я. Владимирцов, рассматривая проблемы исторической фонетики монгольского языка от периода, отраженного в классическом (старописьменном) монгольском языке, и до начала XX в., когда сам ученый вел записи живой монгольской речи и стихотворных форм фольклора, обратился к разбору монгольских стихотворных форм, размеров и формальной строфической организации стихотворных текстов. Описания форм монгольского стиха, разобранных Б.Я. Владимирцовым, совпадают со стихотворными формами, принятыми в тибетской поэтической литературе: для монгольского стиха, как и для тибетского, характерна силлабическая система стихосложения с нечетным числом слогов в строке (от 7-9 до 21-23), строка делится цезурой на два полустишия. Аналогичные результаты получены авторами на материале разбора стихотворений, записанных Н.Н. Поппе в начале 1930-х гг. По-видимому, изохронность строк в современной монгольской поэзии, отмеченная Л.К. Герасимович, также является наследием классического монгольского стихосложения, перенятого у тибетцев. Одним из итогов исследования авторов представленной статьи является то, что разыскания Б.Я. Владимирцова в области монгольского стихосложения в 1920-е гг. соответствовали по содержанию теоретическим разысканиям в области общей теории стиха и русского стихосложения.

Ключевые слова: монгольское стихосложение; типология; метрика; силлабическое стихосложение; тибетское стихосложение; строка; цезура; Б.Я. Влади-мирцов.

Новый филологический вестник. 2018. №4(47). --

A.A. Burykin (Элиста) ORCID ID: 0000-0002-9119-2698

D.N. Muzraeva (Элиста) ORCID ID: 0000-0002-8619-9369

The Academician B.Ya. Vladimirtsov and the Issues of the Mongolian Versification

Abstract. The article deals with the problem of Mongolian versification in connection with the issues of the historical phonetics of the Mongolian language. The authors focus on separate forms of the Mongolian verse analyzed by academician B.Ya. Vladimirtsov in the context of the formation of the Mongolian versification and the influence of the Tibetan poetic form on that of the Mongolian verse. While considering the issues of the historical phonetics of the Mongolian language, starting from the period reflected in the classical (old-written) Mongolian language up to the beginning of the 20th century when B.Ya. Vladimirtsov was recording the living Mongolian speech and verse forms of folklore himself, he concentrated on the analysis of the Mongolian verse forms, dimensions and formal stanza organization of poetic texts. The descriptions of the Mongolian verse form analyzed by B. Vladimirtsov coincide with the poetic forms adopted in the Tibetan poetic literature. Both the Mongolian and the Tibetan verses have a syllabic versification system with an odd number of syllables in a line (from 7-9 to 21-23), the line is divided by caesura into two hemistichs. Similar results were obtained by the authors on the basis of the analysis of poems recorded by N.N. Poppe in the early 1930s. Apparently, the isochrony of the lines in modern Mongolian poetry, noted by L.K. Gerasimovich, is also a legacy of the classical Mongolian versification adopted by the Tibetans. One of the results of this particular study is the fact that B.Ya. Vladi-mirtsov's search in the field of the Mongolian versification in the 1920s corresponded to the content of theoretical research in the field of general theory of verse and Russian versification.

Key words: Mongolian versification; typology; metrics; syllabic prosody; Tibetan versification; line; caesura; B.Ya. Vladimirtsov.

Научное наследие выдающегося российского востоковеда, основателя монгольского литературоведения и фольклористики академика Б.Я. Вла-димирцова (1884-1931) и сегодня продолжает сохранять актуальность для исследователей, занимающихся разработкой различных аспектов монголоведения. Проблемы типологии и истории монгольского стихосложения, без сомнения, относятся к числу наиболее важных - и одновременно к числу нерешенных и, как ни странно, наиболее дискуссионных проблем истории монгольской литературы во всей ее исторической перспективе. Квалифицированный читатель понимает это из исторического обзора в единственной специальной монографии Л.К. Герасимович [Герасимович 1975, 11-28]. В трехтомном издании собрания сочинений Б.Я. Владимир-

цова имеется небольшая заметка «Из лирики Миларайбы», содержащая перевод двух отрывков из сборника гимнов-песнопений («Гур-бум») тибетского поэта XI в. [Владимирцов 2003, 205-207]. В специальной литературе о наследии ученого [Б.Я. Владимирцов... 2015] этот вопрос не затрагивался.

То, что история монгольской поэзии и теория стиха представляют собой взаимосвязанные вопросы и открывают выход к проблеме тибето-монгольских литературных связей, отметил Е.И. Кычанов: «Среди статей о монгольской литературе статья Л.К. Герасимович посвящена поэзии Дулдуйтын Равжи (1803-1856), в творчестве которого наряду с религиозными стихами звучали и светские мотивы. Равжа нередко прибегал к форме сургалов (субхашита), древней индо-тибетской и монгольской форме нравоучительного стиха. Любовная лирика Д. Равжи по своему духу близка лирическим стихам Далай-ламы VI Цаньян Джамцо. Это свидетельствует об общности процессов художественного творчества, о том, что и в тибетской, и в монгольской поэзии наступило время, когда сила дарования, таланта поэта разрывала путы религиозного мировоззрения» [Кычанов 1986, 7].

В названной книге Л.К. Герасимович, составляющей исторический обзор по изучению монгольского стихосложения, упоминаются работы Б.Я. Владимирцова [Герасимович 1975, 19, 21, 22, 27, 29, 118] и Н.Н. Поп-пе [Герасимович 1975, 17, 30, 116-117], однако ни цитируемые авторы, ни сама исследовательница, попытавшаяся решить проблему за счет экспериментального исследования метрики монгольского стиха, не решили вопрос об определении типа монгольского стихосложения и инвентаре единиц для классификации форм монгольской метрики. В связи с этим суждения ученого о форме монгольских стихов, высказанные им в фонетическом разделе его чисто лингвистического труда [Владимирцов 1929], остаются без должного внимания, в то время как они имеют большое значение как для теории стиха, так и для историографии монгольской литературы. Они представляют собой самый ранний и очень ценный опыт характеристики системы монгольского стихосложения.

Б.Я. Владимирцов считал, что истоки монгольского стихосложения лежат в формах монгольского песенного фольклора. Экскурс в историю монгольского стихосложения открывается следующим образом:

«Чаще всего лирические песни халхасов оказываются построенными по принципу равноударного тонического стиха, при чем встречаются трех-, четырех-, пяти- и семи-ударные стихи. Число слогов в стихе, чередование кратких и долгих слогов для стиха не имеют значения, следовательно ни силлабическая, ни метрическая системы к халхаским стихотворениям этого рода неприменимы. При рассмотрении, напр., четырех-ударного и трех-ударного тонического стиха, наблюдаемого в современной халхаской песне, лирической по преимуществу, обнаруживается, что ударение может быть только на первом слоге слова, или на последнем, если он долог и на последнем слоге слов многосложных, т. е. когда

оно соответствует халхаскому второстепенному ударению» [Владимирцов 1929, 98-99].

В качестве примеров послужили два образца из песен, которые ученый приводит в авторской фонетической транскрипции, мы же даем в переложении на современную графику:

I. Улаан | тугийг | мандуу|лаад (7 слогов),

Улсын | сурийг | бадруу|лаад (7 сл.),

Урбса | хулгай | Найда|-вангийг (8 сл.),

Ухас|хийгээд | дарва|ху (8 сл.).

аруу | CYЗгээр | шYтсэн-|гYЙ.

Предлагая описание приведенных примеров, Б.Я. Владимирцов пишет: «В обоих этих примерах мы наблюдаем трехстопный хорей с каталекти-сом, и только третий стих первого четверостишия показывает некоторую особенность, объясняемую тем, что песенное стихосложение халхасов исходит из музыкальной основы» [Владимирцов 1929, 99]. Таким образом, Б.Я. Владимирцов как будто бы склоняется к тому, чтобы признать систему монгольского стихосложения - тонической, основанной чаще всего на равенстве числа слов как носителей ударения в роли фонетического центра слова, либо на каких-то пропорциональных или устойчивых вариациях количества ударений в стихотворной строке.

Из анализа приведенного Б.Я. Владимирцовым материала становится ясным, что наряду с равенством ударений (числом слов) в стихотворной строке свою роль в организации стиха играет и число слогов в словах или суммарное число слогов в стихотворной строке. Конкретная форма значимости силлабической (слоговой) структуры строки - это изосиллабизм самих строк или же (что имеет место весьма часто) равносложность слов, образующих стихотворную строку. Наблюдаемая и описанная Б.Я. Владимирцовым система организации стиха оказывается и похожей, и непохожей на известные нам системы, и ученый пытается определить ее в терминах науки о стихе.

Б.Я. Владимирцов отмечает:

«Размер | - | | - | | - | , т. е. трехстопный хорей с каталектисом в монгольских лирических песнях встречается очень часто, при этом число слогов, будь то 7, 8 и 9, не имеет значение. Таким же размером произносят монголы семисложные тибетские стихи. Напр.: 72

I " 11 " I I " I

- I I - I I - I

I - I I - I I - I '

[Владимирцов 1929, 98-99].

Литеральная транскрипция (здесь тибетская транслитерация приведена согласно системе Т. Вай-ли. - А.Б., Д.М.):

Транскрипция по монгольскому халхаскому чтению (здесь приведена в транслитерации. -А.Б., Д.М.):

rgyu-de de-bzhin gshegs-pas gsung | de-la 'gog-pa gang yin pa | dge-sbyong chen-pos 'di skad gsung ||

w | '

Очень интересно следующее наблюдение ученого: «В стихотворениях чисто литературных, т. е. возникших в монгольской письменной форме, наблюдаются те же явления из области стиха; монголам приходится только для соблюдения ритма приводить сокращенные формы, не свойственные языку классическому» [Владимирцов 1929, 100-101]. В качестве иллюстрации приводится следующий фрагмент стихотворного текста, состоящий из четверостишия; при этом отмечается, что в первом стихе вместо классического qayan ('хан') приводится qan, а в третьем стихе вместо irgen-degen ('своим подданным') - ^еп^еп (усеченная форма притяжа-ния):

К цитируемому тексту делается примечание: «В данном случае стих построен по тому же принципу: это четырехстопный хорей с каталекти-сом, показывающий что ударение падает на первый слог слова, а второстепенное ударение может падать на последний гласный многосложного слова, в особенности если он долог [Владимирцов 1929, 102].

Наблюдения Б.Я. Владимирцова над размещением и формами реализации ударения в монгольском языке, во-первых, являются самыми ранними в истории науки, во-вторых, они до сих пор сохраняют свою значимость и требуют внимания в перспективе. Однако, как явствует и из материала, и из того, на что направляется внимание исследователя, становится понятным, что ни характер ударения в его силовых или тонических компонентах, ни место ударения в слове - так и не зафиксированное в изучении монгольской фонетики - не играют самостоятельной роли в стиховой организации у монголов.

Продолжая анализ стихотворных образцов, Б.Я. Владимирцов отмечает: «Стихотворения подобного рода представляют из себя четверостишия, при чем стих строится по силлабо-тоническому принципу. Со стороны

[Владимирцов 1929, 101-102].

w | | w | | w | '

Новый филологический вестник. 2018. №4(47). --

силлабической стих бывает 9-, 11-, 15- и 19-ти сложным с цезурой после восьмого слога. Со стороны же тонической — это сложный стих: 4, 6 и 8-стопный хорей с заключительным дактилем, наблюдаются случаи, когда хорей не первой стопы заменяется перрихием (в современном стиховедении принята форма термина «пиррихий». - А.Б., Д.М.)» [Владимирцов 1929, 102].

В качестве иллюстрации Б.Я. Владимирцов приводит примеры из монгольского перевода известного сочинения тибетского автора Сакья-панди-ты Гунга-Джалцана (1182-1251) «Субхашита» (санскр. subhasita, тиб. legs-bshad, монг. sayin ugetu erdeni-yin sang), имеющего стихотворную форму. Из этого текста, составленного в XVIII в., приводится такой пример с комментарием:

I. erdem|-ud-un | yeke | sang-tu | | w | | w | | w | | w || | w w merged-tur: | w | | w | | w | | w || | w w erdem | kiged | nomlal | inu || | w | | w | | w | | w || | w w quramui: | w | | w | | w | | w || | w w yeke dalai usun-u sang tulada:

qamuy | mored | mon-ku | tende || cidqamui::

«Одиннадцатисложный стих с цезурой после восьмого слога; каждый стих состоит из четырехстопного хорея и одной дактилической стопы» [Владимирцов 1929, 102-103].

С точки зрения русского стихосложения перед нами правильный, даже слишком правильный (без пиррихиев, т.е. без пропусков ожидаемых ударений) образец четырехстопного хорея с дактилической клаузулой. Однако монгольский текст имеет одну особенность, не характерную для русского стиха, - для него характерна равносложность слов, составляющих стихотворную строку.

В сочинении Сакья-пандиты Б.Я. Владимирцов выделяет примеры, иллюстрирующие его выводы относительно разновидностей монгольского силлабического стиха:

II. merged | inu | bilig|-iyer || | w | | w | | w | | w || | w | | w | | w w saki||yulsun | kibesu: | w | | w | | w | | w || | w | | w | | w w dayisun | olan | bolba|su-bar || | w | | w | | w | | w || | w | w w | | w w qami|gaki | deyildemu: | w | | w | | w | | w || | w | | w | | w w erte | pags-rgyal | orun|-daki ||

bura|man-u || kobegun: yayca|yar-ku | qamuy | buku || dayisun|-iyan | darubai::

«Пятнадцатисложный стих с цезурой после 8-го слога; каждый стих состоит из шестистопного хорея и одной дактилической стопы, при чем в четвертой сто-

пе второго стиха и шестой третьего хорей заменяется перрихием» [Владимирцов 1929, 103-104].

Как ни странно с позиций метрики, но в приводимых образцах длина строки не связана с ее внутренней ритмической организацией, которая описывается исследователем как последовательность хореических стоп, и из таких же стоп состоят и строки меньшей длины.

Рассмотрим еще одно интересное наблюдение Б.Я. Владимирцова вместе с иллюстрирующим его примером, взятым из грамматики Агван-Дандар Алашанского (XIX в.):

«В монгольской письменности встречаются также девятисложные стихи с цезурой после третьей стопы; первые три стопы - хорей, последняя стопа - дактиль»

eke | blam-a|-dayan || morgüged: | w | | w | | w || | w w

egil | ulus | tan-u || tusa-dur: | w | | w | | w || | w w

ene | metü | üsüg||-nügüd-i: | w | | w | | w || | w w

eble|güljü | bici||sügei bi:: | w | | w | | w || | w w

[Владимирцов 1929, 105].

Из анализа этого примера явствует, что роль словоразделов в организации монгольского стиха отличается от той, к которой мы привыкли при анализе русского или европейского силлабо-тонического стихосложения. Мы заметили, что в анализируемых автором примерах стихотворений специальная роль в ритмической организации строки принадлежит словоразделу или межсловной границе, однако выясняется - во всяком случае по объяснениям самого Б.Я. Владимирцова, - что в монгольском стихе кроме словораздела имеется такая функциональная единица, как цезура. Основанием для ее выделения является синтаксическое или синтагматическое членение стихотворной строки - тут нужна ремарка: монгольский стих не знает такого явления, как enjambement - перенос, разрывающий синтагму и размещающий ее в составе двух смежных строк. Таким образом, комбинация хореических и дактилических стоп в строке у монголов - это не европейский дольник с произвольным распределением междуударных интервалов и межсловных границ; похоже, что это своеобразная твердая форма, определяемая ритмом одной строки.

Метрический репертуар выявляемых Б.Я. Владимирцовым монгольских стихотворных размеров или - будем говорить из осторожности - состав разновидностей стихотворных строк, в особенности, если иметь в виду такой яркий признак, как число слогов в строке, оказывается полностью аналогичным тому, что, по мнению А.В. Зорина, характерно для тибетского стихосложения. По его данным, длина строки в тибетском стихе составляет от 7 до 21-23 слогов, и, как правило, число слогов является нечетным [Зорин 2010, 64-66]. Несмотря на то, что встречаются тексты

тибетских гимнов, написанные 8-сложником, по мнению А.В. Зорина, это довольно редкое явление, поскольку господствующими размерами, к которым прибегали тибетские авторы, были 7-сложник и 9-сложник [Зорин 2010, 66]. О том, что тибетские поэты использовали преимущественно семисложный и девятисложный размер поэтических строк писали ранее Л.С. Савицкий, исследовавший лирические стихи Цаньяна Джамцо, VI Далай-ламы (1683-1706) [Савицкий 1983], и Д.Н. Музраева на примере творчества тибетского автора Дагпу Лобсан-Данби-Джалцана (1714-1762) [Музраева 2001, 116]. «Тайная» биография Дагпу, хорошо известная в востоковедной литературе под кратким названием «Повесть о Лунной кукушке», являет собой образец тибетских сочинений, сочетающих в себе прозаический и стихотворный текст. В стихотворной части автор использует преимущественно семисложный и девятисложный размер поэтических строк, но встречаются также 11- и 15-сложники [Музраева 2013, 33-38].

Для монгольских литераторов-переводчиков XVI-XVIII вв. немаловажным критерием высокого качества перевода являлось строгое следование размеру стиха тибетского первоисточника. Относительно поэтических сочинений самих тибетских литераторов исследователи отмечают, что уже на ранних этапах становления школы переводов с санскрита они проявили стремление к использованию нечетного количества слогов, тем самым как бы отграничивая буддийскую поэзию от народной [Савицкий 1983, 43]; [Зорин 2010, 66].

Вопросы стихосложения были предметом интереса ученика Б.Я. Вла-димирцова, выдающегося отечественного монголоведа Н.Н. Поппе (18971991). Им были установлены интереснейшие факты, значимые для изучения как фольклорного стиха, так и литературной стихотворной формы, точнее, буддийской устной литературной поэзии. Н.Н. Поппе, представляя итоги экспедиции 1931 г. в Селенгинский аймак Бурятии, опубликовал несколько образцов «ламских» песен. Эту публикацию Н.Н. Поппе предваряет замечанием о том, что количество их ничтожно - «всего 7 на 154 новых, революционных». Приведем фрагмент «ламской» песни:

narikan zoroo borooroo На тоненьком иноходце-серке

namkan deegyyr tuulajii, проедем по низенькому перевалу, naral bangin bogdiigoo солнце-банчен богдо

namriin seriyynde zalajii! пригласим в осеннюю прохладу!

[Поппе 1934, 8].

В рассматриваемой публикации Н.Н. Поппе ничего не говорит о стиховой форме записанных им текстов. В этих образцах «ламской» поэзии отчетливо определяется семисложник или чередование семисложных и восьмисложных стихов. Аллитерация в виде созвучия начала стихов в этих текстах хорошо заметна, однако не эта черта является их индивидуализирующей характеристикой: аллитерация связывает друг с другом пары стихов, а также, по-видимому, четверостишия и даже восьмистишия, и

таким образом, выступает средством строфической организации стихотворного текста наряду с количеством стихов в строфе и метрическими характеристиками строфы.

Образцы «ламской» поэзии, к которым, по Поппе, относятся любые тексты с упоминанием каких-либо символов буддийского культа, позволяют поставить неожиданный для начала XXI в. вопрос - а что, собственно, перед нами: фольклор или особая разновидность устной литературы? Подобные тексты являются образцами не социально-специфической словесности, а предметно-специфической словесности, которые априори не могли иметь массового исполнителя, и, вероятно, не имели массового слушателя, на что намекает Н.Н. Поппе.

Итак, по примерам, проанализированным Б.Я. Владимирцовым и образцам, опубликованным Н.Н. Поппе, основной характеристикой монгольского стихосложения является изосиллабизм. Как и в большинстве национальных силлабических систем стихосложения (к числу которых принадлежит и русское стихосложение до первой четверти XVIII в.), число слогов в стихе является постоянным, так что разные размеры строки не участвуют в процессе образования разных форм строф. Однако монгольская силлабика имеет ряд уникальных характеристик, которые по сути превращают ее в особую систему стихосложения, для которой кроме изо-силлабизма характерны относительная или абсолютная равносложность слов и словоформ, входящих в стихотворный текст. По-видимому, это то самое свойство сегментов стиха, что А.М. Хамгашалов называл «словом-стопой» в бурятском стихосложении [Герасимович 1975, 11].

По существу наблюдения Б.Я. Владимирцова, поддержанные и в работе Н.Н. Поппе, в ином оформлении предваряют обобщения Л.К. Герасимович: «Ведущими ритмическими определителями в ней (системе монгольского стихосложения. - А.Б., Д.М.) выступают: а) изохронность строк, б) примерная равносложность и равнословность строк, в) членение строки на синтагмы, упорядоченные по времени произношения и количеству слогов, г) синтаксический и смысловой параллелизм сопоставимых строк, д) аллитерация, е) рифма» [Герасимович 1975, 123].

Чрезвычайно существенно во всех характеристиках монгольских стихотворных форм то, что для монгольской системы стихосложения, не характерны в отдельности ни равносложность (изосиллабизм), ни равно-ударность (признак простейшей формы тоники) или равнословность (признак, который не считался значимым для систем стихосложения) - специфика этой системы стихосложения определяется названными признаками в совокупности. Фактически Б.Я. Владимирцов выявил все названные выше формальные особенности монгольского стиха, и в этом состоит его огромная заслуга - но объект его внимания оказался настолько сложным, что определить его в сравнении с русским и европейским стихосложением оказалось почти невозможно. Стихотворная форма монгольского типа не обнаруживает аналогов среди русских стихотворных экспериментов, более того, как нам известно, она невоспроизводима или еще не воспроизво-

дилась в стихотворных переводах с монгольского на русский язык.

Наблюдения Б.Я. Владимирцова над монгольскими стихотворными текстами и их ритмической организацией, продолженные Л.К. Герасимович, находят свое соответствие в отечественных теоретических работах по стиховедению, написанных еще в 1920-е гг. Одновременно с трудами Б.Я. Владимирцова, Б.В. Томашевский писал в статье, опубликованной в 1928 г.: «...рассмотрев три рода ударений, мы видим ясно, что вопрос о закономерном распределении ударений сопровождается вопросом о членении речи на слова и фразовые единицы» [Томашевский 2007, 36]. Далее Б.В. Томашевский оценивает подходы к стиху в общей теории:

«В общей теории стиха необходимо учитывать две самостоятельные проблемы: 1) учение о стихе, как некотором специфическом речевом единстве, 2) учение о внутренней мере стиха.

Первая из этих проблем только в последнее время начинает привлекать внимание. До сих пор теория стихосложения, собственно говоря, сводилась к теории стопосложения. В самом деле - очевидным и основным признаком русского стиха считалось то или иное взаиморасположение ударных и неударных слогов» [Томашевский 2007, 53].

Как мы видим, поиск стоп в монгольских стихотворениях не дал выразительных результатов, и мы знаем, что монгольская система стихосложения - это не силлабо-тоника и не морное стихосложение античного типа. Назвать ее особым логаэдом, признаком которого является характер строки, исследователи, похоже, не решались.

Изучение природы монгольского стихосложения в связи с фонетической системой и просодикой монгольского языка, начатое Б.Я. Владимир-цовым, было совершенно корректным в методологическом плане. Б.В. То-машевский отмечал: «Двойная проблема стихосложения - проблема организации стиха как целого и организации его внутренней ткани - совпадает с анализом, с одной стороны, фонетических элементов, принадлежащих слову (лексических акцентов), и элементов, принадлежащих фразе (фразовых акцентов). <...> В стихе мы имеем организованную иерархию членения (например, полустишие, стих, полустрофа, строфа), и соответствующие единицы действительно соответствуют друг другу, действительно выделяются, действительно сравнимы между собой» [Томашевский 2007, 59-60].

В заключение надо сказать о том, что Б.Я. Владимирцов в своем исследовании монгольского стиха явно ориентировался на современные ему стиховедческие исследования. Единицы членения стиха, перечисленные Б.В. Томашевским, играют важнейшую роль в организации монгольского стихосложения по крайней мере для тех образцов, которые были положены представителями первого поколения монголоведов-стиховедов. Результаты наблюдений Б.Я. Владимирцова оказались исключительно перспективными для анализа монгольских стихотворных текстов и для

опыта формализации системы монгольского стихосложения, что, как можно утверждать, позволило выявить уникальность монгольской системы стихо сложения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Б.Я. Владимирцов - выдающийся монголовед ХХ века: сборник статей. СПб., 2015.

2. Владимирцов Б.Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского наречия. Введение и фонетика. Л., 1929.

3. Владимирцов Б.Я. Из лирики Миларайбы // Владимирцов Б.Я. Работы по литературе монгольских народов. М., 2003. С. 205-207.

4. Герасимович Л.К. Монгольское стихосложение: опыт экспериментально-фонетического исследования. Л., 1975.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

5. Зорин А.В. У истоков тибетской поэзии. Буддийские гимны в тибетской литературе УШ-ХГУвв. СПб., 2010.

6. Кычанов Е.И. Предисловие // Mongolica. Памяти акад. Б.Я. Владимирцова. М., 1986. С. 3-9.

7. Музраева Д.Н. К вопросу о структурно-композиционном построении тибетских стихов (на материале «тайной» биографии sTag-phu-ba Blo-bzang Bstan-pa'i rGyal-mtshan^) // Вестник КИГИ РАН. 2001. № 16. С. 115-122.

8. Музраева Д.Н. Тибето-монгольская повествовательная литература XVII-XVIII вв. (Переводные письменные памятники на монгольском и ойратском языках). Элиста, 2013.

9. Поппе Н.Н. Язык и колхозная поэзия бурят-монголов Селенгинского аймака. Л., 1934.

10. Томашевский Б.В. Стих и ритм. Методологические замечания // Томашевский Б.В. Избранные работы о стихе. СПб., 2007. С. 53-74.

11. Савицкий Л.С. Введение // Цаньян Джамцо. Песни, приятные для слуха / изд. текста, перевод с тиб. Л.С. Савицкого. М., 1983. С. 12-100.

REFERENCES (Articles from Scientific Journals)

1. Muzraeva D.N. K voprosu o strukturno-kompozitsionnom postroenii tibetskikh stikhov (na materiale "taynoy" biografii sTag-phu-ba Blo-bzang Bstan-pa'i rGyal-mtshan'a) [To the Issue of the Structural Composition of Tibetan Verses (On the Material of the "Secret" Biography of sTag-phu-ba Blo-bzang Bstan-pa'i rGyal-mtshan)]. VestnikKIGIRAN, 2001, no. 16, pp. 115-122. (In Russian).

(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)

2. B.Ya. Vladimirtsov - vydayushchiysya mongoloved 20 veka: sbornik statey [B.Ya. Vladimirtsov as an Outstanding Mongolist of the 20th Century: A Collection of Articles]. Saint-Petersburg, 2015. (In Russian).

3. Kychanov E.I. Predislovie [Foreword]. Mongolica. Pamyati akadB.Ya. Vladi-

mirtsova [In Memory of Acad. B.Ya. Vladimirtsov]. Moscow, 1986, pp. 3-9. (In Russian).

4. Savitskiy L.S. Vvedenie [Introduction]. Cangyan Jamtso (author); Savitsky L.S. (ed., transl.). Tsan'yan Dzhamtso. Pesni, priyatnye dlya slukha. [Cangyan Jamtso. Songs that are Pleasant to the Ear]. Moscow, 1983, pp. 12-100. (In Russian).

5. Tomashevskiy B.V. Stikh i ritm. Metodologicheskiye zamechaniya [Verse and Rhythm. Methodological Notes]. Tomashevskiy B.V. Izbrannyye raboty o stikhe [Selected Works on the Verse]. SP, 2007, pp. 53-74. (In Russian).

6. Vladimirtsov B.Ya. Iz liriki Milarayby [From the Lyrics of Milarayba]. Vladimirtsov B.Ya. Raboty po literature mongol'skikh narodov [The Works on Mongolian Peoples' Literature]. Moscow, 2003, pp. 205-207. (In Russian).

(Monographs)

7. Gerasimovich L.K. Mongol'skoe stikhoslozhenie: opyt eksperimental'no-fon-eticheskogo issledovaniya [The Mongolian Prosody: The Experience of Experimental Phonetic Research]. Leningrad, 1975. (In Russian).

8. Muzraeva D.N. Tibeto-mongol'skaya povestvovatel'naya literatura 17-18 vv. (Perevodnye pis'mennye pamyatniki na mongol 'skom i oyratskom yazykakh) [Tibetan-Mongolian Narrative Literature of the 17th-18th Centuries. (The Translated Written Monuments in the Mongolian and Oirat Languages)]. Elista, 2013. (In Russian).

9. Poppe N.N. Yazyk i kolkhoznaya poeziya buryat-mongolov Selenginskogo ay-maka [The Language and Collective Farm Poetry of the Buryat-Mongols of the Selenga Aimag]. Leningrad, 1934. (In Russian).

10. Vladimirtsov B.Ya. Sravnitel'naya grammatika mongol 'skogopis'mennogoya-zyka i khalkhaskogo narechiya. Vvedenie i fonetika [The Comparative Grammar of the Mongolian Written Language and the Khalkha Dialect. Introduction and Phonetics]. Leningrad, 1929. (In Russian).

11. Zorin A.V. U istokov tibetskoy poezii. Buddiyskie gimny v tibetskoy literature 8-14 vv. [At the Origins of the Tibetan Poetry. The Buddhist Hymns in the Tibetan Literature of the 8th-14th centuries]. Saint-Petersburg, 2010. (In Russian).

Бурыкин Алексей Алексеевич, Калмыцкий научный центр РАН.

Доктор филологических наук, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела монгольской филологии. Научные интересы: фольклор, литература и языки монгольских народов, история и культура Евразии.

E-mail: [email protected]

Музраева Деляш Николаевна, Калмыцкий научный центр РАН.

Кандидат филологических наук, доцент, ведущий научный сотрудник, заведующий отделом монгольской филологии. Научные интересы: средневековая монгольская и тибетская литературы, фольклор, письменные источники, каталогизация, текстология, перевод буддийских текстов.

E-mail: [email protected]

Aleksey A. Burykin, Kalmyk Scientific Center of the Russian Academy of Sciences.

Doctor of Philology, Doctor of History, Leading Researcher at the Department of Mongolian Philology. Research interests: folklore, literature and languages of the Mongolian peoples, history and culture of Eurasia.

E-mail: [email protected]

Delyash N. Muzraeva, Kalmyk Scientific Center of the Russian Academy of Sciences.

Candidate of Philology, Associate Professor, Leading Researcher, Head of the Department of Mongolian Philology. Research interests: medieval Mongolian and Tibetan literatures, folklore, written sources, cataloging, textology, translation of Buddhist texts.

E-mail: [email protected]

Академик Б. Я. Владимирцов и проблемы монгольского стихосложения Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Бурыкин Алексей Алексеевич, Музраева Деляш Николаевна

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Бурыкин Алексей Алексеевич, Музраева Деляш Николаевна

The Academician B.Ya. Vladimirtsov and the Issues of the Mongolian Versification

Текст научной работы на тему «Академик Б. Я. Владимирцов и проблемы монгольского стихосложения»