CC BY
107
УДК 316.462; 316.774 Вестник СПбГУ. Сер. 12. 2012. Вып. 1
Е. А. Орех
ФОТОГРАФИЯ РУКОВОДИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВА КАК ИНСТРУМЕНТ КОНСТРУИРОВАНИЯ ОБРАЗА СОВЕТСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Советское общество оставило нам в наследство грандиозное количество исследовательских вопросов. Особняком стоит тема, интерес к которой не ослабевает, несмотря на серьезный багаж научных публикаций: речь идет о механизмах осуществления и удержания власти. Перманентная работа по легитимации власти и конструированию социальной реальности проводилась с помощью огромного количества «посредников»-медиумов, среди которых свое достойное место заняла и фотография. Фотография как документ привлекает сейчас особое внимание наших социологов, что связано, скорее всего, с популяризацией визуальной социологии и методик визуального анализа за последние пять-семь лет. По отношению к советскому времени анализ фотографий становится тем более актуальным, чем дольше во времени мы отдалены от исследуемого периода.
Чтобы говорить предметно об аспектах анализа фотографий главы государства, ограничим временной период: речь пойдет о фотографиях советских лидеров первой половины XX столетия. Выборкой фотографий для анализа послужили все хроникерские снимки В. И. Ленина и И. В. Сталина, которые получилось найти в сети Интернет. Преимущественно снимки руководителей государства были найдены на сайтах исто-рико-архивного содержания, сайтах-хранилищах подборок старых газет. Данная статья стремится на примере конкретной проблематики обозначить ряд моментов, важных в контексте анализа конструирования социальной реальности с помощью фотографии. В этом случае Интернет может быть рассмотрен как один из заслуживающих внимания информационных источников.
В зависимости от поставленных исследовательских задач социологический анализ фотографии может включать в себя как рассмотрение ее содержания (изображения), так и рассмотрение социальных последствий ее создания, распространения, бытования. В контексте изучения вопроса конструирования социальной реальности могут и должны иметь место оба обозначенных аспекта анализа.
Во-первых, фотография является своего рода документом — и потому с помощью тех или иных методик визуального анализа мы можем попытаться определить социальную информацию, которую она содержит. Изображения вождей несли в себе определенный смысл, направляя видение и предзадавая варианты интерпретации существующего социального порядка. Просмотрев череду фотографий политического лидера, мы можем выявить основные характерные черты (так называемый изобразительный канон), с помощью которых презентовался образ главы государства, и проанализировать, как эти характерные черты должны были повлиять на «потребителей продукта», на тех, кому было предназначено рассматривать эти фотографии.
Во-вторых, фотография — средство передачи информации, медиум. Фотография как носитель информации кем-то и как-то производится, имеет практики бытования и распространения, и это также способствует формированию определенного взгляда на социальную реальность.
© Е. А. Орех, 2012
Анализ содержательной стороны фотографии: фотография как документ
Мы исходим из того, что форма подачи материала (то, как заснято) чрезвычайно важна и во многом структурирует интерпретации тех, на кого этот материал направлен, кому он представлен [1]. Задумаемся над тем, какого человека фотография стремилась преподнести окружающим, а точнее: какой образ фотографу предписывалось (или он делал это самостоятельно, находясь, однако же, под влиянием «настроений времени») создать на изображении.
Фотографии В. И. Ленина
Нам не удалось обнаружить никаких упоминаний о том, что существовали специальные предписания по поводу фотографирования Владимира Ильича при его жизни. Вероятно, их и не было. Как не было у Ленина и своего «личного» фотографа. Считается, что наиболее удачные снимки принадлежат Моисею Наппельбауму, которому организовали партийную фотостудию ВЦИКа1. По воспоминаниям многих придворных фотографов, которым приходилось снимать «вождя мирового пролетариата», В. И. Ленин сниматься не любил, а подчинялся этому как неизбежной необходимости. Отбирал ли В. И. Ленин кадры, которые пойдут в печать? Однозначно сказать трудно, но свидетельств о том, что это происходило, мы не нашли. Однако, известен тот факт, что Н. К. Крупская как при жизни, так и уже после смерти мужа довольно категорично выступала против «всякого украшательства» его образа [2, с. 3], призывала показывать Ильича таким, каким он был на самом деле, даже если его внешний вид был не самым удачным для съемки, что видно и по ее воспоминаниям: «Лето 1918 года было исключительно тяжелое. Ильич уже ничего не писал, не спал ночей. Есть его карточка, снятая в конце августа, незадолго до ранения: он стоит в раздумье, так выглядит он на этой карточке, как после тяжелой болезни» [3, с. 189]. Речь идет о снимке «В. И. Ленин после заседания I Всероссийского съезда по просвещению», на котором фигура вождя предстает перед зрителем в нетрадиционной для него, В. И. Ленина расслабленной, несобранной, нединамичной позе, да и весь его облик на этой фотографии — с несколько вывернутой внутрь стопой ноги, с задумчивым и даже растерянным выражением лица — никак не соответствует образу Вождя мирового пролетариата. Однако эта фотография была публичным достоянием, не скрывалась от глаз людей (см. фото 1).
Фотографии И. В. Сталина
Ранее мы задавались вопросом о том, каким представал на фотографиях вождь мирового пролетариата. Что можно сказать об образе Иосифа Сталина?
Обратимся к одному из свидетельств того, как выглядел И. В. Сталин в реальности. Из воспоминаний Я. Грея следует: «Полиция завела на Кобу криминальное дело. В нем были фотографии анфас и в профиль и следующая запись: "Рост два аршина полтора вершка2; телосложение среднее; возраст 23 года. Второй и третий пальцы левой ноги сросшиеся. Волосы, борода и усы темные. Нос прямой и длинный. Лоб прямой и низкий. Лицо удлиненное, смуглое, с оспинами"» [4, с. 56].
Фото 2 — снимок И. В. Сталина в Кремле после встречи с советником Ф. Рузвельта в августе 1941 года, выполненный иностранной фотожурналисткой М. Бурк-Вайт
1 Этот фотограф знаменит фотопортретами А. Ахматовой и Д. Шостаковича.
2 Приблизительно 163 см.
Фото 1. В. И. Ленин и Н. К. Крупская выходят с заседания I Всероссийского съезда по просвещению из здания Высших женских курсов (МГПИ им. Ленина). Москва, 28 августа 1918 года
(Margaret Bourke-White) для журнала «Life». Этот кадр очень показателен в плане возможностей сравнения с образом вождя, предъявляемым советскому человеку. Такого И. В. Сталина, как на этой фотографии, советский человек не мог увидеть. На ней, например, совершенно очевидно, что лицо Иосифа Виссарионовича изрыто оспой. Обратим внимание на возраст «отца народов»: в августе 1941 года он уже пожилой человек, и на этой фотографии он седой, а в это самое время его все еще представляют в газете «Правда» без единого седого волоса [5].
Каким же предстает И. В. Сталин на фотографиях? То, что он был человеком невысокого роста, не бросается в глаза хотя бы потому, что рядом с ним в большинстве случаев люди схожего с ним роста. Изрытое оспой лицо нигде и никогда не демонстрируется. И. В. Сталин очень редко предстает на снимках в обычном костюме, а снимается (да и ходит в повседневной жизни) преимущественно в военном облачении, во френче. Волосы убраны: либо гладко зачесаны назад, либо под фуражкой. Жесты скупы; ноги расположены так, что, кажется, заведомо выдают «готовность мгновенно встать и пойти». После просмотра большого количества фотографий приходит мысль, что ни на одной фотографии И. В. Сталин не запечатлен в гневе или раздражении. Возможно, таких фотографий просто нет, или они уничтожались. На его лице в большинстве случаев спокойствие, безэмоциональность, редко — улыбка. По воспоминаниям современников в жизни Иосиф Виссарионович не был, однако, таким спокойным, давал волю эмоциям.
Изобразительный канон
Ранее рассмотренное нами фотоизображение В. И. Ленина, выходившего с заседания I Всероссийского съезда по просвещению, очень показательно в контексте рассуждений о том, существовали ли правила или предписания, регламентирующие то, каким следовало представлять вождя мировой революции на фотографиях. Оно — одно (далеко не единственное) из свидетельств того, что образ В. И. Ленина на фотографиях не являлся предметом продуманной работы. Во-первых, получается, что на фотографиях В. И. Ленин не обязательно должен был выглядеть Вождем. В. И. Ленин не всегда выглядел мудрым, подтянутым, энергичным — он мог производить впечатление растерянного, задумчивого, расслабленного Человека. Во-вторых, В. И. Ленин далеко не всегда являлся центральной темой фотоизображения: фотография могла быть посвящена не лично ему или его действиям, а событию, на котором он лишь присутствовал. Место в кадре фигура Владимира Ильича могла занимать самое разнообразное — как центральное, так и любое другое3, целенаправленных попыток выделения его среди остальных (практически) не делалось: есть немало фотографий, на которых В. И. Ленина мы идентифицируем не сразу, а только тщательно вглядевшись в череду запечатленных фигур и лиц4. Правда, после смерти канон презентации В. И. Ленина был выработан, однако касался он даже не фотографий, а портретов, барельефов и других изображений. С фотографиями И. В. Сталина дело обстояло иначе.
Прежде всего, речь идет о выработанных стратегиях выделения Иосифа Виссарионовича на фотографии. Воспользуемся результатами исследования Яна Плампера,
3 Как, например, на снимке Л. Леонидова «Речь Ленина на Свердловской площади в день отправки войск на польский фронт [5 мая 1920 года]».
4 Речь идет, среди прочих, о фотографии Ф. Феофанова «В. И. Ленин и Н. К. Крупская в группе крестьян на празднике, посвященном открытию Кашинской электростанции [14 ноября 1920 года]»
анализировавшего многолетние публикации фотографий И. В. Сталина в газете «Правда» [5]. Если И. В. Сталин был заснят в одиночку, то его фигура находилась непременно на переднем плане, а задний фон размывался, делался неясным. В стратегии визуального выделения на фоне остальных вождей партии использовались размеры фигуры И. В. Сталина (не ниже остальных или даже выше!), место на изображении (центр), цвет одежды (одет во все светлое, например, в белый китель на фоне остальных темных костюмов или наоборот), его жесты (поднимает руку выше, чем другие партийные руководители), поза (например, прямая посадка на фоне сгорбленных и расслабленных фигур остальных, или то, что он руками никогда не дотрагивался до лица, в то время как другие нередко подпирали голову руками или прижимали к уху телефонную трубку), направление взгляда (в то время как другие смотрят друг на друга, на И. В. Сталина или на зрителя, взгляд самого вождя направлен к некой точке, условно существующей за пределами изображения), неподвижность (в то время как другие — в движении), положение на снимке рядом с Ленинским портретом или бюстом, а также И. В. Сталину сопутствовали постоянные предметы: трубка в руке, карта, газета или книга [5, с. 67-68].
Это касается не только фотографий живого вождя, но и его образов, которые появляются на сфотографированных портретах или картинах. Например, после ретуширования на фотографии вместо портретной галереи остается висеть только портрет И. В. Сталина и т. п. Имели значение и даты, в которые фотографии «отца народов» становились непременным атрибутом газетной передовицы (фотоизображения И. В. Сталина публиковались преимущественно в связи с конкретными праздниками: например, на день рождения В. И. Ленина их печатали, а на 8 марта — нет), и то, на фоне кого он мог быть сфотографирован: не только фигура учителя-Ленина, но и герои молодой страны — стахановцы, герои арктических экспедиций (Отто Шмидт, Иван Папанин), летчики-испытатели (Валерий Чкалов, Виктор Левченко) — добавляли вождю легитимности [5, с. 71-72].
Канон изображения И. В. Сталина менялся во времени. Так, Ян Плампер выделяет периоды довоенной и послевоенной презентации фигуры вождя, которые различались главным образом возрастными характеристиками и показателями статуса в элементах украшения одежды. После войны И. В. Сталин предстает в образе пожилого седого генералиссимуса с глубокими морщинами, старческим подбородком — несгибаемого человека, вынесшего на своих плечах тяготы войны и лишений. Также к военно-послевоенному образу относится наличие украшений в одежде (погоны и украшенные пуговицы, замысловатые стилизованные карманы некогда простого серого кителя, поднятый воротничок, ордена), а вместо галифе и сапог И. В. Сталин с конца 1942 года стал появляться в парадных брюках с лампасами и невысоких парадных ботинках [5, с. 78].
Все это — свидетельства того, что образ И. В. Сталина на фотографиях был предметом обдумывания и работы. У нас нет оснований рассуждать о силе воздействия изображений вождей на простых советских граждан и нет данных, которые могли бы дать возможность сравнить впечатления, производимые фотографиями В. И. Ленина и И. В. Сталина на людей. Но, констатируя наличие изобразительного канона, мы можем говорить о наличии сложившихся идей устройства и функционирования советского государства, фиксировавшихся, в том числе, и образом его главы. Отсутствие канона может свидетельствовать как об этапе становления советского государства (и потому канона пока не сложилось), так и о существовании разных принципов выстраивания взаимоотношений внутри политической элиты в тот временной период.
Фотография как медиум
В контексте исследовательского вопроса о конструировании советской действительности с помощью фотографии мы предполагаем, что немаловажное значение имеет, во-первых, то, насколько ценным источником информации была фотография в конкретный временной промежуток, а во-вторых, какая «работа» велась над фотографией, кто являлся цензором и вследствие этого — какие изображения могли увидеть свет.
Значение фотографии наряду с другими источниками распространения информации изменялось, однако оставалось неизменно высоким на протяжении всей истории советского государства. Правда, в зависимости от периода и «жила» фотография по-разному: от снимков, имевших самостоятельное хождение — к газетным и журнальным фотографиям и далее — к фотоальбомам, подборкам фотографий на конкретную тему. Трудно переоценить значение фотографии в раннесоветский период, особенно во время политики военного коммунизма и сразу после него. По свидетельству С. Морозова, фоторепортаж первых лет октября был «едва ли не единственный в истории фотографии репортаж без прессы! Молодая советская страна жила и боролась в тяжелых экономических условиях. Хозяйственная разруха сказалась и на типографском деле. Нельзя было выпускать ни газет, ни журналов с тоновыми иллюстрациями» [6, с. 4]. На улицах Москвы и Петрограда выставлялись специальные фотовитрины (к 1920 году в Москве их было около пятидесяти), фотографии вывешивали на агитпунктах, на витринах клубов, в окнах редакций местных газет, просто на заборах. Составлялись тематические серии снимков, которые раздавались культработникам, рассылались по клубам, частям Красной Армии, попадали на агитпоезда и агитпароходы. Серии снимков вручались делегатам партийных, советских, профсоюзных съездов.
Ценность фотографии как информационного и пропагандистского средства в первой половине существования советского государства велика еще и потому, что огромное количество людей было неграмотным. В дальнейшем с уменьшением неграмотности значимость визуального сообщения была несколько скорректирована ролью печатного слова, а позже, с распространением телевидения, трансляция визуальных материалов приобретет совершенно иной характер и масштаб.
К вопросу об авторе фотографии
Содержание, несомое медиумом, накладывает свой отпечаток на его функционирование. Определенную роль в отборе, тиражировании, распространении снимков играл именно тот факт, что на них были представлены изображения первых лиц государства. Фотографии политических лидеров — это определенный продукт. Но кто производитель этого продукта, подлинный автор фотографии? Сам вождь? Фотограф? Зритель? Группа людей, имеющая возможность, обеспеченную положением во власти, разрабатывать изобразительный канон? Цензоры, отбраковывающие снимки?
Мы не можем оставить без внимания тот факт, что человек, чье фото мы рассматриваем, непременно позировал при съемке фотографу в соответствии со своими представлениями о том, как он должен получиться на фотографии, что должен представлять собой [7]. С фотографиями первых лиц все еще более усложняется. Помимо того, что глава государства так же, как и любой другой человек, будет вольно или невольно стремиться преподнести себя на фотографии в соответствии с тем, как, по его мнению, должен выглядеть «глава государства», он может брать на себя и функции
цензора, выпускающего изображения на всеобщее обозрение или отбраковывающего их. Таким образом, роль фотографа, непосредственно создающего фотографию, нивелируется: фотографу, обслуживающему главу государства, если и не давались конкретные указания о точках и ракурсах съемки и о том, на чем делать акцент, то, по крайней мере, «неподходящие» фотографии не публиковались.
Не будучи непосредственным цензором, элита может выполнять эту функцию опосредованно, формируя и распространяя изобразительный канон, который, в конечном итоге, будет затрагивать и изображения на фотографии самих представителей власти.
Особенность преподнесения образов первых лиц государства с помощью фотографии заключается, прежде всего, в том, что чаще всего (практически всегда) это постановочная фотография. В меньшей степени постановочность касалась так называемых хроникерских или репортажных снимков, которые и являются объектом нашего рассмотрения. Однако, не стоит заблуждаться: даже документальные фотографии как продукт того способа фотографирования, который признается объективно-репортаж-ным, беспристрастным, по свидетельству исследователей, отнюдь не являются нейтральными изображениями социальной действительности5.
Что мы знаем о том, как представители советской элиты «работали» над своими изображениями на фотографиях? Информации о том, что В. И. Ленин самостоятельно или с помощью других людей отслеживал появление своих фотографии «нужного» качества, мы не обнаружили. Однако, учитывая упомянутый выше факт, что Н. К. Крупская выступала за правдивость в демонстрации его образа, а также то, что история оставила нам свидетельства хождения разноплановых снимков Владимира Ильича, можем предположить, что сколько-нибудь отлаженной системы отбраковывания неподходящих кадров при Владимире Ильиче, по-видимому, еще не сложилось.
Согласно воспоминаниям одного из личных фотографов «отца народов» С. М. Гу-рария, И. В. Сталин лично просматривал все фотографии и отбирал, какие куда дать. Рассказывая о съемке Ялтинской конференции 1945 года, С. М. Гурарий, работавший в то время фотокорреспондентом «Известий», отмечает: «А мой снимок тройки, из-за которого я столько пережил, в "Известиях" напечатан не был, вместо него на первой полосе почему-то стоял скучный снимок Н. Власика — генерала, начальника сталинской охраны. Видимо, так распорядился сам "хозяин". Мой снимок появился в "Правде", но с замазанным фоном...» [9]. Тот факт, что И. В. Сталин лично интересовался собственным образом на фотографиях, подтверждают и воспоминания И. фон Риббентропа: «Я спросил Сталина, может ли сопровождавший меня личный фотограф фюрера сделать несколько снимков. Сталин согласился. Когда же Сталин и мы, гости, были сняты с бокалами крымского шампанского в руках, Сталин запротестовал: публикации такого снимка он не желает! По моему требованию фоторепортер вынул
5 Е. Петровская дает описание некоторых фотографий, снимавшихся в 1930-е годы по заказу Администрации по защите фермерских хозяйств с целью обеспечить поддержку социальных программ Нового курса. Автор описания Э. Соломон-Годо отмечает «целый ряд неизменно повторяющихся тропов: изображение субъекта и его тяжелого положения как зрелища, предназначенного в основном для другой аудитории и для другого класса; представление "факта" отдельной жертвы социальных обстоятельств как метонимического указания на эти самые (невидимые) обстоятельства и др. Сюда же можно добавить и то, что жертвы Депрессии изображались только "достойными" бедными, в чем просматривается доктринальная черта данной государственной программы.» [8, с. 8].
пленку из аппарата и передал ее И. В. Сталину, но тот отдал ее обратно, заметив при этом: он доверяет нам, что снимок опубликован не будет» [4, с. 190].
Кроме того, по сталинской указке или по «ощущению времени», решения о выставлении на показ тех или иных фотографий принимались и другими людьми, причем, не обязательно личными доверенными лицами И. В. Сталина (хотя были и таковые). По воспоминаниям С. Аллилуевой, критериями отбора «правильных» фотографий были, черты его внешнего облика и фон — на фоне кого был заснят вождь: «В музее Сталина в Гори была одна замечательная фотография 1907 года, на которой еще молодой Сталин — двадцати восьми лет — стоит возле гроба своей первой жены. Она была так молода и обладала ангельской, чистой красотой даже в смерти, и он стоит, наклонив голову, с выражением горя на лице и черные волосы падают в беспорядке на лоб. Я видела эту фотографию не раз, но директор музея сказал, что они "сняли ее, так как волосы там не в порядке". О, святая глупость! Им нужно было, чтобы он выглядел уже тогда, как на монументах, — огромным, толстым, тяжелым, каким он не был даже в старости... Нервное, молодое, худое лицо с растрепанными волосами "не годилось для экспозиции"» [4, с. 53].
Помимо отбраковывания неподходящих кадров, в сталинские времена был распространен и другой способ «работы» с фотографиями. Благодаря Дэвиду Кингу и его книге «Пропавшие комиссары» мы обнаруживаем, что с помощью ретуширования решался вопрос не только корректировки внешнего вида, но и удаления «ненужных» элементов фотографии (которыми зачастую выступали конкретные люди: некоторые «предатели и враги народа» вымарывались с фотографий, чтобы не производить неправильного впечатления на адресата изображения) [10].
Подводя итог, можно обозначить ряд предварительных выводов, нуждающихся в дальнейшей проработке. Несмотря на высокую степень значимости фотографии как относительно доступного информационного и пропагандистского источника в ранне-советское время, на основании анализа представленных в статье материалов можно констатировать, что функции помощника в конструировании нового советского общества она если и выполняла, то в очень ограниченном объеме6. При И. В. Сталине же фотография вообще и фотография руководителя государства в частности заняла свое достойное место в ряде средств, обеспечивающих построение общества нового типа и формирования советского человека. Очевидно, все вместе — и кропотливая работа по созданию образа Вождя, и особенности бытования фотографии в тот период, и работа со снимками — обеспечивали ее восприятие простыми смертными как вещи, которой придавалось чрезвычайно важное, даже сакральное значение. Эффект, производимый фотографией главы государства на потребителей этого продукта — простых советских людей — стал залогом успешного волюнтаристского конструирования реальности советского общества.
Литература
1. Мещеркина Е. Субъектив камеры // Интер. 2002. № 1. С. 85-86.
2. Филиппов Л. Н. К. Крупская о фотопортретах Ленина // Советское фото. 1965. № 3. С. 3.
3. Крупская Н. К. Переезд Ильича в Москву / Воспоминания о В. И. Ленине. Т. II. М.: Госполитиздат, 1957. 439 с. Здесь цитируется по книге: Волков-Ланнит Л. Ф. История пишется объективом. М.: Планета, 1980. С. 34.
6 С этой задачей на тот момент лучше справлялся плакат, но это — тема отдельной публикации.
4. Гусляров Е. Н. Сталин в жизни: Систематизированный свод воспоминаний современников, документов эпохи, версий историков. М.: ОЛМА-ПРЕСС Звездный мир, 2003. 749 с.
5. Плампер Я. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве. М.: НЛО, 2010. 496 с.
6. Морозов С. Фоторепортаж первых лет октября // Советское фото. 1957. № 2. С. 4-5.
7. Барт Р. Camera Lucida. Комментарии к фотографии. М.: Ad Marginem, 1997. 272 с.
8. Петровская Е. Антифотография. М.: Три квадрата, 2003. 112 с.
9. Кривоносов Ю. Как Гурарий чуть не засветил Большую тройку [Электронный ресурс]. URL: http://www.sem40.ru/cgi-bin/famous.pl?action=print&id=657&mode=mat (дата обращения: 20.10.10).
10. Кинг Д. Пропавшие комиссары: Фальсификация фотографий и произведений искусства в Сталинскую эпоху. М.: Контакт-культура, 2005. 208 с.
Статья поступила в редакцию 29 сентября 2011 г.
