CC BY
18
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2011. № 3
ФОРМЫ ПРОВЕРКИ ПРИГОВОРОВ В СВЯЗИ
С ИЗМЕНЕНИЯМИ В УПК РФ (обзор материалов круглого стола)
22 апреля 2011 г. на юридическом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова состоялся круглый стол «Формы проверки приговоров в связи с изменениями УПК РФ», организованный кафедрами уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ и уголовно-процессуального права МГЮА имени О.Е. Кутафина, в рамках которого прошло обсуждение нового закона от 29 декабря 2010 г. № 4ЭЭ-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации». Данный закон по сути реформировал систему проверочных инстанций в российском уголовном процессе (введение апелляции по всем уголовным делам, изменение кассации и надзора).
Открыл дискуссию профессор кафедры уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ Л.В. Головко. Он отметил, что законодатель в качестве цели реформы обозначил приближение российской судебно-инстанционной системы к европейским стандартам. В такой ситуации необходимо выяснить, в какой мере положения нового закона соответствуют классической европейской континентальной судебно-инстанционной модели, основанной на противопоставлении апелляции и кассации, при этом учитывая тот факт, что сами понятия «апелляция» и «кассация» французского происхождения и либо совершенно незнакомы англо-американскому праву (кассация), либо понимаются там совершенно иначе (апелляция).
В своем выступлении профессор Л.В. Головко выделил три очень важные проблемы, которые не позволяют, по его мнению, говорить о появлении в России в ближайшем будущем классической апелляции и классической кассации европейского образца.
Первая проблемя. Новый закон воспроизводит институциональную ошибку, допущенную в 90-е гг. «проектировщиками» системы российских арбитражных судов. Речь идет о совершенно необъяснимом отнесении кассации к так называемым «исключительным» способам пересмотра судебных решений, когда решение вступает в законную силу после его рассмотрения в апелляционном порядке, а кассационное обжалование имеет место уже тогда, когда решение вступило в законную силу и соответственно подлежит принудительному исполнению. Можно лишь предположить, что советская теория за долгие годы утратила понимание принципиальной разницы между двумя фундаментальными
процессуальными понятиями — «окончательное судебное решение» и «вступившее в законную силу судебное решение».
«Классическая» европейская модель предполагает, что стороны имеют право на «две инстанции» рассмотрения дела, т.е. на повторное рассмотрение их спора вышестоящим судом, — право на апелляцию. После рассмотрения дела в двух инстанциях (первой и апелляционной), одной из которых является суд достаточно высокого (апелляционного) уровня, приговор становится окончательным с точки зрения установления фактических обстоятельств дела. Двух инстанций достаточно, чтобы более не спорить «бил или не бил», «проникал или не проникал», «имел намерение или не имел намерения» и т.д. Далее споры по фактическим обстоятельствам не допускаются: судебное следствие существует только в первой и апелляционной инстанциях. Но после того как приговор стал окончательным с точки зрения установления фактических обстоятельств дела, он еще не вступает в законную силу, поскольку у сторон есть право обратиться в высший судебный орган страны с претензиями на неправильное применение судами первой и апелляционной инстанций материально-правовых или процессуальных норм, превышение ими компетенции, незаконный состав вынесшего решение суда, т.е. у них возникает право на кассацию. На реализацию данного права отводится несколько суток (как правило, десять), после истечения которых либо приговор вступает наконец в законную силу, либо в высший судебный орган страны поступает кассационная жалоба, на которую необходимо дать мотивированный ответ. Если «правовая проблема» мнимая, то жалоба отклоняется, как правило, без специального рассмотрения, но с развернутой мотивировкой. Если же поставленная в жалобе проблема серьезная, то высший судебный орган рассматривает ее по существу, не проводя никакого судебного следствия. Иными словами, кассационное рассмотрение представляет собой хорошо нам знакомый обмен правовыми аргументами (краткую концентрированную дискуссию по важной проблеме толкования права), по итогам которого высший суд либо отклоняет жалобу, либо удовлетворяет ее. В последнем случае, не обладая знаниями о фактических обстоятельствах дела (он же — не апелляционная инстанция), кассационный (высший) суд может лишь отменить решение, т.е. «сломать» его (термин «кассация» от франц. глагола casser — «разбивать», «ломать»), и направить дело на новое рассмотрение в суд первой или апелляционной инстанции для установления фактических обстоятельств дела.
Данная классическая система позволяет решать несколько серьезных проблем, которые для нас исторически являются процессуальным «камнем преткновения». Во-первых, в силу принципа единства кассационной инстанции кассационными полномочиями может быть наделен лишь один судебный орган, находящийся на вершине судебной пира-
миды, — высший судебный орган страны. Во Франции он так и называется — Кассационный суд, хотя дело не в названии: российский Правительствующий Сенат был в свое время также единой кассационной инстанцией для всей империи. Важно другое — с помощью института кассации высший суд не только исправляет судебные ошибки, но и обеспечивает единство судебной практики. Именно поэтому в Европе нет никаких «Постановлений Пленума».
Во-вторых, при классической инстанционной системе значительно уменьшается роль почти легендарного для нас протокола судебного заседания в первой инстанции, вокруг которого «сломано столько копий».
В-третьих, принцип единства кассационной инстанции и наличие права на кассационную жалобу до вступления приговора в законную силу приводят к тому, что в «нормальных» процессуальных системах нельзя, допустим, обратиться в Европейский суд по правам человека, минуя высший судебный орган страны. У нас Верховный суд «возмущается» подобной несправедливостью, в упор не видя, что она вытекает из пороков отечественного институционального строительства и не имеет никакого отношения к «злой воле» страсбургских судей.
Вторая проблема — это организация в апелляции судебного следствия, или его структура. Отечественный законодатель хорошо усвоил, что теория апелляции предполагает проведение во второй инстанции так называемого «повторного судебного следствия», подчиненного правилам первой инстанции (за некоторыми изъятиями). Но, провозгласив для себя этот тезис, далее он пошел по «линии наименьшего сопротивления», по сути включив «старую-добрую» кассационную логику: после выступления судьи-докладчика слово предоставляется стороне, подавшей жалобу или представление, после нее другой стороне и т.д. В кассации, предполагающей обмен юридическими аргументами, отстаивание собственной правовой позиции и т.п., подобная структура судебного заседания выглядит безупречно, поскольку там нет доказывания. В апелляции оно есть, и это кардинально меняет дело, поскольку в такой ситуации состязательный процесс сразу же ставит перед нами радикальный вопрос: на какой из сторон лежит бремя доказывания в апелляционной инстанции? На него не столь сложно ответить, когда апелляционную жалобу или представление направляет сторона обвинения (потерпевший или прокурор). Но как обстоит дело с бременем доказывания в ситуации, когда апелляционная жалоба исходит от стороны защиты?
Согласно предложенной законодателем логике получается, что в апелляционной инстанции бремя доказывания переходит на защиту, которая к тому же утрачивает свое «естественное право» на последнее слово: такой подход как минимум требует пересмотра многих фундаментальных постулатов отечественной процессуальной теории.
Теоретически возможен и иной вариант. При подаче любой стороной апелляционной жалобы приговор в обжалованной части просто утрачивает силу, и во второй инстанции требуется все начать сначала: обвинитель вновь приступает к доказыванию (на этот раз перед апелляционной инстанцией), как будто первой инстанции не было вовсе, защита ему отвечает (или не отвечает), всегда выступая последней, и т.д. Здесь мы действительно получим полноценное «повторное судебное следствие» по правилам первой инстанции. Другое дело, что такой подход вынудит обвинение, полностью согласное с приговором суда первой инстанции, дважды доказывать судам обеих инстанций все обстоятельства дела, что является, конечно, миссией неблагодарной.
По мнению Л.В. Головко, вариант, предложенный российским законодателем, предопределен не столько глубоким изучением теории судебного следствия в апелляционной инстанции, сколько привычкой к организации судебного разбирательства в советской кассации, где ни о каком судебном следствии не было и речи. Какой из вариантов в большей мере соответствует классической европейской традиции?
Классическая континентальная апелляция строится на том, что порядок судебного следствия второй инстанции полностью повторяет порядок судебного следствия первой инстанции. Здесь, строго говоря, нет никаких теоретических проблем, поскольку данный подход в обеих инстанциях основывается на концепции активного судьи (принципе материальной истины): в первой инстанции судебное следствие начинается с допроса подсудимого, после чего свидетели заслушиваются в порядке, определяемом самим судьей с учетом мнения сторон, и т.д. (вспомним УПК РСФСР 1960 г.). Точно так же проходит и судебное следствие второй инстанции. В состязательном процессе ситуация, конечно, сложнее, поскольку здесь порядок допроса свидетелей определяется сторонами, а обвинение всегда доказывает первым, что не совсем просто воспроизвести во второй инстанции, куда дело (в отличие от первой инстанции) далеко не всегда попадает по инициативе именно обвинения. По мнению выступающего, эти проблемы необходимо решать, если мы не хотим, чтобы в апелляционном суде бремя доказывания полностью переходило в некоторых случаях на сторону защиты. Пока же получается именно так.
Третья проблема. Вправе ли суд апелляционной инстанции отменить вынесенный по первой инстанции приговор и вернуть дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции?
Невзирая на позитивный ответ на данный вопрос отечественного законодателя, классическая европейская теория апелляции подобную возможность полностью исключает. Возвращение дела в предыдущую инстанцию в теоретическом плане находится в обратно пропорциональной зависимости к судебно-следственным полномочиям того или
иного суда. Если у суда есть все необходимые судебно-следственные инструменты, позволяющие устанавливать фактические обстоятельства дела, то он всегда обязан разрешить дело сам, не перекладывая ответственность на плечи других судебных инстанций (именно так обстоит ситуация в классической апелляции). Если у суда нет судебно-след-ственных инструментов, то он не в состоянии сам оценить фактические обстоятельства дела и поэтому обязан отменить решение и направить дело тому суду, который судебно-следственными инструментами обладает (именно так обстоит ситуация в классической кассации). Никаких промежуточных вариантов нет и быть не может. Советская конструкция, при которой суд второй инстанции был вправе отменить приговор и вернуть дело в первую инстанцию, объяснялась только одним — отсутствием апелляции и невозможностью провести судебное следствие во второй (кассационной) инстанции, т.е. она соответствовала обозначенной логике. С появлением апелляции и апелляционного судебного следствия мы эту логику утрачиваем, продолжая смешивать апелляционные и кассационные механизмы и только усугубляя институциональный хаос.
Продолжая обсуждение темы, с критическими замечаниями нового закона выступила профессор Э.Ф. Куцова (юридический ф-т МГУ). Она подчеркнула, что анализ производства в апелляционном, кассационном, надзорном порядке в их реформированном виде дает основание для вывода о том, что цель такого реформирования (указанная в пояснительной записке к проекту данного закона) — усиление гарантий конституционного права гражданина, но организация на судебную защиту во многих случаях не достигнута. Так, предусмотрев приговор апелляционного суда как замещающий приговор суда первой инстанции, ч. 5-7 ст. 388.19 УПК РФ, регламентирующие судебное следствие в названном суде, существенно снижают уровень гарантий правосудности приговора, установленных для суда первой инстанции (ст. 240 УПК РФ).
Фактически ограничивается право подсудимого на принесение апелляционной жалобы требованием ходатайствовать об участии в рассмотрении дела в апелляционном порядке (ч. 1 ст. 389 УПК РФ) — этого требования в ч. 4 п. 16 ст. 47 УПК РФ нет.
Запрет преобразования к худшему при изменении приговора в апелляционном порядке ограничен лишь фактом принесения представления, жалобы соответствующих лиц безотносительно к их основанию (ч. 1 ст. 389.24 УПК). Лицо, подавшее кассационную жалобу, может быть лишено возможности ее рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции единоличным решением судьи и к тому же без истребования им уголовного дела (ч. 1 п.1,ч. 2 ст. 401.8 УПК).
Годичный срок кассационного обжалования (ч. 3 ст. 401.2 УПК РФ) ставит оправданного в неопределенное положение на столь дли-
тельный период: относится это и к осужденному в связи с допускаемым отягчением его положения судом апелляционной инстанции.
Явно неудачно, по мнению профессора Э.Ф. Куцовой, решен вопрос о понятии итогового, промежуточного судебного решения в пп. 53.2, 53.3 ст. 5 УПК РФ. Это определяется как недостатком формулировок закона в названных пунктах ст. 5 УПК РФ, так и тем, что в законе даны понятия лишь итоговых, промежуточных решений, принятых в судебных стадиях процесса.
Негативную оценку вызывает полное лишение Верховного суда РФ полномочий суда первой инстанции, поскольку снижает уровень гарантий судебной независимости (из их числа исключаются предусмотренные ст. 452 УПК РФ).
Итоговый вывод профессора Э.Ф. Куцовой: учитывая многочисленные изменения в УПК РФ, в том числе ряд принципиальных, необходимо принятие нового УПК РФ. При его разработке следовало бы учесть опыт подготовки УУС при императоре Александре II.
Весьма существенные изменения в апелляционном производстве затронула в своем выступлении доцент Т.С. Дворянкина (МГЮА). По ее мнению, реформа уголовно-процессуального законодательства превращает производство в суде апелляционной инстанции в единственную и универсальную форму деятельности суда второй инстанции. Но теперь роль суда апелляционной инстанции могут исполнять не только районный суд, но и структурные подразделения судов среднего и высшего звена, где работают опытные судьи, имеющие более высокую квалификацию.
Наряду с участниками судебного разбирательства со стороны защиты и обвинения право апелляционного обжалования предоставляется иным лицам в той части, в которой обжалуемое решение затрагивает их права и законные интересы (ч. 1 ст. 389.1 УПК); устанавливается возможность исследования доказательств с использованием видеоконфе-ренцсвязи; расширяется перечень итоговых решений суда, которые регламентируются по форме и содержанию (ст. 389.21—389.32 УПК). Указанные изменения будут способствовать эффективности пересмотра решений судом апелляционной инстанции. В то же время некоторые из новшеств вызывают беспокойство.
УПК РФ назначение суда апелляционной инстанции видит не в установлении фактических обстоятельств уголовного дела, а в проверке правильности их установления судом первой инстанции, в то время как мировые стандарты предполагают, что суд второй инстанции (рассматривая дела в таких же процедурных условиях, как и суд первой инстанции) вправе абсолютно заново исследовать все доказательства.
Распространяя с определенными изъятиями на производство в суде апелляционной инстанции правила производства в суде первой инстанции, УПК еще больше, чем прежде, ограничивает правило непосред-
ственности исследования доказательств (ст. 240). Суд апелляционной инстанции также не обязан вновь исследовать доказательства, рассмотренные судом первой инстанции, и свидетели, допрошенные в суде первой инстанции, могут допрашиваться в суде апелляционной инстанции, если суд признает их вызов необходимым (ч. 5 ст. 389.13 УПК). Из УПК РФ исключаются положения о том, что в судебное заседание подлежат вызову для допроса лица, допрошенные судом первой инстанции, если их показания оспариваются сторонами (ч. 1 ст. 367). Более того, с согласия сторон суд апелляционной инстанции вправе рассмотреть апелляционные жалобу, представление без проверки доказательств, которые были исследованы судом первой инстанции (ч. 7 ст. 389.13 УПК). В последнем случае, по мнению Т.С. Дворянкиной, такое рассмотрение было бы возможным только при формальном обжаловании приговора, связанном с нарушением уголовно-процессуального закона, немотивированностью решений, неправильной квалификацией деяния, и недопустимо при обжаловании фактической стороны дела.
Возникает парадокс: законодатель требует от суда выносить законные, обоснованные и справедливые приговоры, основывать приговор лишь на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании (ч. 3 ст. 240 УПК РФ), излагать в нем обстоятельства, установленные судом апелляционной инстанции (ст. 297, п. 2 ч. 2 ст. 389.29, п. 2 ч. 2 ст. 389.31 УПК РФ), по своему усмотрению принимать некоторые из доказательств, исследованных судом первой инстанции, решать, дополнять или не дополнять имеющийся доказательственный материал, ограничивая суд в возможности проведения полной проверки правильности установления фактических обстоятельств дела.
УПК РФ в определенной логической последовательности устанавливает основания отмены приговора или иного решения суда апелляционной инстанции (ст. 389.15), что предполагает во всех случаях независимо от оснований, указанных в жалобе или представлении, проверку судом апелляционной инстанции правильности установления фактических обстоятельств дела, правильности применения уголовно-процессуального закона, правильности применения уголовного закона, соответствия назначенного наказания тяжести преступления и личности осужденного.
В заключение выступающая отметила, что уголовно-процессуальный закон обязан моделировать поведение судьи, задача законодателя — максимально определенно устанавливать полномочия суда апелляционной инстанции, не допуская возможности широкого усмотрения судьи. В противном случае не будут достигаться цели судебного разбирательства и обеспечиваться право граждан на судебную защиту.
В своем выступлении доцент Н.В. Ильютченко (юридический ф-т МГУ) подчеркнула, что «классическая кассация» в ее историческом
понимании была ординарным производством, т.е. по УУС 1864 г. в кассационном порядке обжаловались не вступившие в законную силу окончательные приговоры суда. Деление приговоров на окончательные и неокончательные происходило именно по объему обжалования. В апелляционном порядке проверялись как фактические, так и юридические основания, а в кассационном — исключительно юридические. Новый закон ограничил возможность проверки фактических оснований в кассации и надзоре, оставив возможность проверки доказательств, исследованных судом первой инстанции, только в апелляционной инстанции. Это расценивается как достижение проводимой реформы, но неясно, как следует поступать, если допущена ошибка судом апелляционной инстанции именно в исследовании доказательств. Ни в кассации, ни в надзоре ничего сделать нельзя. Следовательно, надо прибегать к «дежурному» правовому институту — пересмотру решений по новым и вновь открывшимся обстоятельствам или отказать гражданам в возможности исправлении судебной ошибки. Здесь возникает проблема приоритетов:что государству важнее — воплощение стройной теоретической модели в жизнь или возможность исправить допущенную судом апелляционной инстанции ошибку.
По мнению Н.В. Ильютченко, в настоящее время существуют как минимум три порядка кассации. При этом кассационная проверка судебных решений, принятых в досудебных стадиях имеет ряд существенных отличий (последствия принесения жалобы, сроки и т.д.). В новом законе кассация автоматически заменяется апелляцией. Законодатель только не учел, что в апелляции не работает принцип «запрета поворота к худшему», а это может привести к ограничению свободы обжалования судебных решений на досудебных стадиях.
К безусловным достоинствам апелляции традиционно относят возможность самостоятельного исследования доказательств и вынесение решения, заменяющего приговор суда первой инстанции. Свои «лучшие качества» апелляция сможет проявить далеко не всегда, так как более 50% дел в России в настоящее время рассматриваются судом первой инстанции в особом порядке, т.е. вообще без исследования доказательств. Возникает вопрос, зачем государство тратит на реформу такие большие деньги, если уже сейчас понятно, что эффективность апелляционной проверки не будет бесспорной?
Выступая не только как преподаватель, но и как адвокат, доцент Н.М. Кипнис (МГЮА) оценил данную реформу как усугубляющую недостатки действующего УПК РФ и сложившуюся на его основе правоприменительную практику. По его мнению, процедура надзорного производства в период действия УПК РСФСР работала гораздо эффективнее, и. основная причина сложившейся ситуации видится в так называемом «человеческом факторе» правоприменителей, с которым
новый закон не борется: он написан по принципу: «как бы отчитаться перед Советом Европы в реформировании судопроизводства, реально ничего не поменяв». Понятно, что реформирование юридических процедур в системе судов общей юрисдикции не может быть эффективным без существенных финансовых вливаний. Однако на этом, по всей видимости, решили сэкономить. В итоге в уголовном судопроизводстве жалобы по многим делам даже не имеют шанса попасть на рассмотрение судей Верховного суда РФ, поскольку судебные акты можно будет обжаловать в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного суда РФ только в том случае, если они являлись предметом рассмотрения Президиумов областного и приравненных к нему судов (п. 2 ч. 2 ст. 401.3 УПК РФ). Если новая редакция ГПК РФ говорит, что условием подачи кассационной жалобы в Верховный суд РФ является просто обжалование судебного акта в Президиум областного суда (п. 3 ч. 2 ст. 377 ГПК РФ) (но не рассмотрение дела Президиумом в кассационном порядке), то новая редакция УПК РФ чревата последствиями, о которых давным-давно предупреждал В.И. Ленин: законность может превратиться «в калужскую, казанскую и т.д.».
Конституционный суд РФ в постановлении от 2 февраля 1996 г. № 4-П, проверяя конституционность института возобновления производства по уголовному делу ввиду вновь открывшихся обстоятельств, указал, что «какие-либо ограничения прав и свобод граждан согласно ст. 55 (ч. 3) Конституции Российской Федерации допустимы только на основе федерального закона и, следовательно, лишь в строгом соответствии с ним. В случаях судебных ошибок, повлекших незаконное и необоснованное осуждение, напротив, права граждан ограничиваются приговором, не основанным на законе, противоречащим его требованиям, что во всяком случае должно расцениваться как нарушение приведенных положений Конституции Российской Федерации и в соответствии с ее ст. 18 подлежит устранению правосудием. Законодатель не вправе ограничить эти конституционные прерогативы правосудия. ...Правосудие по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах. Ошибочное судебное решение не может рассматриваться как справедливый акт правосудия и должно быть исправлено. .Установление в законе фактического запрета обращаться к органам судебной власти за защитой от ошибочных решений. означает для человека обязанность подчиниться незаконному, необоснованному осуждению. Лишение права оспаривать такое осуждение явно умаляет достоинство личности. Между тем в соответствии со ст. 21 Конституции Российской Федерации "ничто не может быть основанием для его умаления"». Данный тезис многократно воспроизведен в последующих актах Конституционного суда РФ и лежит
в основе целого ряда его определений, последовательно разъясняющих, что понятие «повторная надзорная жалоба» (ст. 412 УПК РФ) не только не может на практике толковаться расширительно, но даже в том случае, если жалоба действительно является повторной и на допущенную нижестоящим судом ошибку обратили внимание, по этой жалобе должно быть возбуждено надзорное производство.
Н.М. Кипнис также отметил, что правовые позиции Конституционного суда РФ откровенно игнорируются правоприменительной практикой. Причем по вопросу о «псевдоповторности» надзорной жалобы не требуется глубоких изысканий и «свидетельств очевидцев» — достаточно познакомиться с соответствующими определениями Конституционного суда РФ. Указанные недостатки действующего закона еще больше усугублены новым законом от 29 декабря 2010 г. № 433-ФЗ, согласно которому как кассационное, так и надзорное производства будут осуществляться в отношении судебных актов, вступивших в законную силу. Впервые законодатель установил годичный срок для пересмотра судебных актов, вступивших в законную силу, по основаниям, влекущим улучшение положения осужденного вплоть до полного прекращения уголовного преследования (ч. 3 ст. 401.2, ст. 412.2 УПК РФ). Получается, что даже в худшие годы советской истории уголовно-процессуальное законодательство в этом вопросе было более прогрессивным, чем законодательство России в XXI в.
Таким образом, произведенное реформирование системы пересмотра судебных актов в уголовном судопроизводстве, если и не ухудшит сложившуюся судебную практику, то уж улучшить ее точно не сможет, а следовательно, усиления защиты прав личности не произойдет.
На пробелы и недостатки нового закона указал в своем выступлении доцент Е.А. Рубинштейн (МГЮА). Так, в число участников уголовного судопроизводства, имеющих право апелляционного обжалования, не включено лицо, в отношении которого велось или ведется производство о применении принудительной меры медицинского характера (ст. 3891 УПК РФ). Вопрос о праве названной категории лиц на обжалование и реализацию иных прав при обжаловании уже был предметом рассмотрения как Европейского суда по правам человека, так и Конституционного суда РФ, позиции которых совпадают.
Европейский суд в постановлении от 20 октября 2005 г. по делу «Романов против России» признал, что присутствие заявителя в судебном заседании является необходимым условием для того, чтобы судья лично мог убедиться в его психическом состоянии и принять справедливое решение; рассмотрение дела судом первой и кассационной инстанций в отсутствие заявителя (вопреки его желанию), которое ничем не может быть компенсировано, допустимо лишь при наличии особых обстоятельств (например, если имеют место какие-либо признаки
агрессивного поведения или если физическое и психическое состояние не позволяет ему предстать перед судом). В свою очередь Конституционный суд РФ в постановлении от 20.11.2007 № 13-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 402, 433, 437, 438, 439, 441, 444 и 445 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С.Г. Абламского, О.Б. Лобашовой и В.К. Матвеева» признал неконституционными ряд положений УПК РФ, которые по смыслу, придаваемому им сложившейся правоприменительной практикой, «не позволяли лицам, в отношении которых осуществляется производство о применении принудительных мер медицинского характера, лично знакомиться с материалами уголовного дела, участвовать в судебном заседании при его рассмотрении, заявлять ходатайства, инициировать рассмотрение вопроса об изменении и прекращении применения указанных мер и обжаловать принятые по делу процессуальные решения».
С точки зрения реализации доступа к правосудию спорным выглядит положение, закрепленное в п. 4 ч. 1 ст. 3896 УПК РФ, согласно которому апелляционная жалоба (представление) должна содержать «доводы лица, подавшего апелляционные жалобу или представление, с указанием оснований, предусмотренных статьей 38915 настоящего Кодекса». Спор вызывает вопрос о соответствии общепризнанным принципам и нормам международного права. закрепленной в законе обязанности подателя апелляционной жалобы указать на основания, предусмотренные ст. 38915 УПК РФ.
С позиции практики Европейского суда по правам человека один из аспектов права на доступ к правосудию состоит в возможности инициировать судебное производство. В свою очередь реальная возможность инициирования судебного разбирательства напрямую зависит от законодательных требований к документу, являющемуся правовым основанием для начала судопроизводства. Применительно к апелляционному обжалованию таким документом является апелляционная жалоба. Поэтому с точки зрения практики Европейского суда апелляционная жалоба не должна содержать такие формальные требования, которые существенно затруднили бы гражданам, не имеющим профессиональных юридических знаний, ее подготовку и написание. Думается, что закрепление в п. 4 ч. 1 ст. 3896 УПК РФ требования об обязательном указании на основания, предусмотренные ст. 38915 УПК РФ, является излишним (избыточным).
Таким образом, новые правила апелляционного производства разрешают обжаловать в апелляционном порядке приговоры всех судов. Однако усложненные требования к содержанию апелляционной жалобы не позволят многим гражданам реализовать свое право на обжалование. Не исключено, что в условиях дефицита судей (а тем более
после введения абсолютного права на апелляционное обжалование) п. 4 ч. 1 ст. 3896 УПК РФ будет использоваться в качестве фильтра для разгрузки судей суда апелляционной инстанции.
По мнению выступающего, революционным является нововведение в процедуру производства в суде апелляционной инстанции, заключающееся в возможности исследования доказательств с использованием систем видеоконференцсвязи (ч. 8 ст. 38913 УПК РФ). Однако указанная норма не детализирует виды доказательств, которые могут быть исследованы с использованием системы видеоконференцсвязи: исходя из ее буквального толкования любое доказательство (ч. 2 ст. 74 УПК РФ) может быть исследовано с использованием системы видео-конференцсвязи. Если процедура исследования показаний свидетеля или потерпевшего с использованием системы видеоконференцсвязи еще как-то урегулирована федеральным законом от 20.03.2011 г. № 39-ФЗ (ч. 4 ст. 240, ч. 1 ст. 277, ст. 278.1 УПК РФ), то исследование других доказательств вообще никак не регламентируется.
Отсюда вытекает ряд закономерных вопросов. Каким образом будет обеспечиваться право осужденного на получение квалифицированной юридической помощи защитника, учитывая его право на получение консультации в условиях, не позволяющих другим участникам уголовного судопроизводства слышать ее? Далее, как осужденный может заявить ходатайство об исключении доказательств в порядке, предусмотренном ст. 235 УПК РФ? Общеизвестно, что такое ходатайство заявляется в письменном виде, так как «его копия передается другой стороне в день представления ходатайства в суд» (ч. 1 ст. 235 УПК РФ). Поэтому совершенно непонятно, как осужденный может передать письменное ходатайство суду и сторонам при участии в судебном заседании с использованием системы видеоконференцсвязи? Также затруднена реализация права на заявление ходатайства об оглашении показаний потерпевшего или свидетеля в связи с наличием существенных противоречий между ранее данными и данными в суде показаниями, так как осужденному потребуется указать со ссылкой на лист дела и формулировку ту часть показаний, которая существенно противоречит ранее данным. А в отсутствие у него материалов уголовного дела суд имеет полное право отказать в удовлетворении ходатайства, обосновав это тем, что осужденный не указал, в чем же содержатся существенные противоречия и где отражены ранее данные показания. В условиях ви-деоконференцсвязи осужденный не сможет реализовать свое право на постановку вопросов эксперту в случае, если суд по собственной инициативе или по ходатайству сторон назначит судебную экспертизу: в соответствии с ч. 2 ст. 283 УПК РФ стороны представляют вопросы эксперту только в письменном виде. Это лишь некоторые проблемы, вызванные введением системы видеоконференцсвязи для участия осуж-
денного, содержащегося под стражей, при рассмотрении уголовного дела в суде апелляционной инстанции.
В заключение Е.А. Рубинштейн отметил, что глава 451 УПК РФ содержит существенные недостатки правового регулирования производства в суде апелляционной инстанции и нуждается в совершенствовании.
Доцент О.Л. Васильев (юридический ф-т МГУ), подводя итог дискуссии отметил, что реформа проверочных стадий отечественного уголовного процесса вызывает исключительно нарекания. По его мнению, единственным плюсом реформы является шаг к реализации принципа единства судебной системы — уголовный процесс процедурно приближен к арбитражному процессу в части институтов проверки судебных актов.
Он также привлек внимание присутствующих к очень важной проблеме: как в сложившихся обстоятельствах освещать вопросы реформы судебных инстанций в уголовном процессе студентам. О.В. Васильев задал совершенно резонный вопрос: «Не запутаем ли мы студентов окончательно? Ведь это в скольких плоскостях придется раскрывать темы по проверочным стадиям — теория, действующее законодательство, принятые, но не вступившие в силу изменения, практика?!». Он считает, что пока несвоевременно обсуждать со студентами вопросы реформы полномочий проверочных инстанций, так как закон еще может быть изменен до вступления в силу. Именно к этому в настоящее время должно стремиться научное сообщество и прилагать соответствующие усилия по исправлению недостатков обсуждаемого закона.
Многие участники круглого стола выразили поддержку позиции доцента О.Л. Васильева. В то же время было отмечено следующее: с одной стороны, недопустимо подрывать уважение к закону у студентов-юристов, с другой — умалчивать о явных противоречиях закона тоже неверно. Следовательно, необходимо соблюдать баланс интересов и честно говорить об имеющихся проблемах, пытаясь их решать в том числе и путем открытых обсуждений с участием специалистов и международных экспертов.
В заключение участники круглого стола выразили благодарность заведующей кафедрой уголовно-процессуального права МГЮА имени О.Е. Кутафина профессору Л.А. Воскобитовой и заведующему кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова профессору К.Ф. Гу-ценко за организацию круглого стола.
Ильютченко Н.В., кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ
