Формы и виды уголовного преследования Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 34 ББК 67

ФОРМЫ И ВИДЫ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ

ОЛЕГ ДМИТРИЕВИЧ ЖУК,

декан юридического факультета Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс

E-mail: [email protected]

Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН

Аннотация. Исследуются теоретические вопросы уголовного преследования как одной из функций прокуратуры; определены формы и виды уголовного преследования. Обозначены проблемы соотношения частного, частно-публичного и публичного уголовного преследования. Наглядно продемонстрировано соотношение уголовного преследования и прокурорского надзора в досудебных стадиях уголовного судопроизводства. Даются практические рекомендации по применению уголовно-процессуального законодательства в сфере уголовного преследования.

Ключевые слова: уголовное преследование, подозрение, обвинение, осуждение, обвиняемый, подозреваемый, прокурор, функция обвинения, принцип публичности, уголовное дело.

Annotation. The article is devoted to theoretical issues of criminal prosecution as one of the functions of the prosecutor; defined the forms and types of criminal prosecution. Identified problems of a ratio of private, private-public and public prosecution. Clearly demonstrated by the correlation of criminal prosecution and prosecutorial supervision in pre-trial stages of criminal proceedings. Gives practical recommendations on the application of the criminal procedure legislation in the sphere of criminal prosecution.

Keywords: criminal prosecution, suspicion, accusation, condemnation, the accused, the suspect, the prosecutor, the function of the prosecution, the principle of publicity, a criminal case.

По нашему мнению, уголовное преследование представляет собой не однородное правовое явление, а деятельность и соответствующие ей правоотношения, которые возникают и видоизменяются вместе с изменением уголовного судопроизводства. В этой связи следует подробно остановиться на проблемах выделения форм и видов уголовного преследования.

Разделение уголовного преследования на формы и виды позволяет выявить наиболее важные свойства данного вида государственной деятельности и создать теоретическую основу для дальнейшего разрешения проблем, возникающих при осуществлении уголовного преследования на различных стадиях производства по уголовным делам.

Понятие формы уголовного преследования разрабатывалось многими известными отечественными юристами. Еще в начале прошлого века выдающийся российский правовед С.И. Викторский выделил три этапа уголовного преследования (обвинения): 1) возбуждение уголовного преследования; 2) предварительное расследование; 3) изобличение обвиняемого на суде1. Данная классификация во многом повлияла на последующие суждения процессуалистов. В ее развитии М.С. Строгович определил в целом сходные этапы

уголовного преследования: 1) возбуждение уголовного преследования; 2) уголовное преследование на стадии предварительного следствия; 3) уголовное преследование в суде2. А.М. Ларин предложил считать, что уголовное преследование может осуществляться в двух формах — в форме подозрения и в форме обвинения3.

Несомненно, эти построения оказали существенное влияние и на современную юридическую мысль. Вместе с тем хотелось бы заметить, что с учетом новой состязательной концепции уголовного судопроизводства с некоторыми суждениями можно согласиться не в полной мере.

Выделение С.И. Викторским такой формы уголовного преследования, как предварительное расследование, по сути приравнивает все предварительное расследование к деятельности в рамках уголовного преследования, что вряд ли в современных условиях можно считать правомерным. Как уже говорилось ранее, предварительное расследование включает в себя более широкий спектр действий и сопутствующих им правоотношений, которые могут быть направлены не только на осуществление функции уголовного преследования, но и на реализацию функции защиты от него.

Профессор М.С. Строгович, по-видимому, подме-

тил данное несоответствие, в связи с чем эта форма была им поименована как «уголовное преследование на стадии предварительного следствия». Такое наименование в большей степени соответствует положениям принципа состязательности, в силу которого на досудебных стадиях осуществляется более широкий объем деятельности, нежели уголовное преследование. Однако не вполне ясно, почему уважаемый автор обозначил сферой деятельности уголовного преследования лишь предварительное следствие, а не предварительное расследование в целом. И в УПК РСФСР, и в УПК РФ обозначено, что оно может осуществляться в форме не только предварительного следствия, но и дознания4.

Оценивая вышеуказанные суждения как несомненно плодотворные, хотелось бы одновременно заметить, что и в том, и в другом случае был использован одни и тот же критерий разделения уголовного преследования на формы — стадия, на которой осуществляется производство по уголовному делу. Вместе с тем в рамках одной и той же стадии уголовное преследование может существенно различаться. И наоборот, один и тот же объем обвинения может последовательно проходить через несколько стадий. Поэтому мы придерживаемся той точки зрения, что формы уголовного преследования различаются в зависимости не от стадий, в рамках которых оно реализуется, а от степени выраженности, степени конкретности обвинения, по поводу которого уголовное преследование осуществляется.

В данном случае наиболее приемлемой представляется позиция А.М. Ларина, который, как говорилось выше, выделяет две формы уголовного преследования — подозрение и обвинение.

Ранее многими авторами выделялась и такая форма уголовного преследования, как возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица. Действительно, ранее это можно было относить к самостоятельной форме уголовного преследования, однако с внесением в УПК РСФСР такого основания признания лица подозреваемым, как возбуждение в отношении его уголовного дела (это положение содержится и в ч. 1 ст. 46 УПК РФ), эта форма уголовного преследования по сути слилась с такой формой, как подозрение.

Наряду с этим хотелось бы предложить дополнить перечень еще одной формой уголовного преследования, которая, как представляется, не только реально существует, но и является основной. Речь идет об осуждении, поскольку осуждение представляет собой вывод государства о преступности и уголовной наказуемости конкретного деяния. Лицо от имени государства признается виновным, после чего отбывает назначенное ему наказание (или освобождается от такового). И в том, и в другом случае осуждение имеет место, поэтому не следует считать, что осуждение и наказание по правовой природе и содержанию совпадают. Осуждение — это уголовное преследование,

осуществляемое от имени всего государства, а наказание — определенные ограничения, которым подвергается осужденное лицо. Причем лицо считается осужденным от имени государства, поэтому в широком смысле слова при условии вступления обвинительного приговора в законную силу субъектом уголовного преследования следует считать и государство в целом, хотя позиция государства была выражена прокурором как государственным обвинителем и подтверждена в ходе судебного разбирательства.

В развитие положений, высказанных А.М. Лариным, в своей диссертации П.М. Кан обозначил три формы уголовного преследования: 1) уголовное преследование в форме обвинения; 2) уголовное преследование в форме подозрения; 3) уголовное преследование в форме производства по применению принудительных мер медицинского характера5. К данному перечню А.Г. Халиулин добавил еще одну форму — уголовное преследование при протокольной форме досудебной подготовки материалов6.

Все это свидетельствует о стремлении авторов соотнести понятие «форма уголовного преследования» с понятием «форма уголовного судопроизводства». Данный подход, несомненно, заслуживает самого пристального внимания. Однако анализ всех перечисленных в данном разделе точек зрения позволяет выработать новую авторскую позицию относительно выделения тех либо иных форм уголовного преследования.

Нетрудно заметить, что в уголовно-процессуальной науке существуют предложения выделять различные формы уголовного преследования в зависимости от весьма схожих, но разноплановых по своей правовой природе критериев. Цепочка «подозрение-обвинение-осуждение» строится на основе степени проявления уголовного преследования, что, в свою очередь, выражается в уровне конкретности и обоснованности позиций субъектов уголовного преследования. С другой же стороны, П.М. Кан и А.Г. Халиулин для выделения форм уголовного преследования выделяют несколько иное основание, по сути смежное с формами уголовного судопроизводства.

По нашему мнению, и то, и другое подразделение форм уголовного преследования имеет под собой глубокое теоретическое обоснование. Вместе с тем, иногда они пересекаются друг с другом и тем самым не позволяют осуществить надлежащую классификацию вышеуказанных форм. Так, в соответствии с гл. 33 УПК РСФСР производство по применению принудительных мер медицинского характера могло «перетекать» и в обычное уголовное преследование (ч. 2 ст. 410 УПК РСФСР), протокольная форма досудебной подготовки материалов после возбуждения начальником органа дознания уголовного дела (ч. 4 ст. 415 УПК РСФСР) также превращалась в обычное производство. В этой связи нельзя считать, что в одних случаях подозрение и обвинение имеется, а в других этого нет.

Другое дело, что обе группы оснований, хотя и тесно взаимосвязаны, все же отражают различные признаки уголовного преследования.

В связи в вышеизложенным полагаем, что в зависимости от различных оснований могут быть выделены следующие формы уголовного преследования:

1) в зависимости от степени проявления уголовного преследования:

• подозрение;

• обвинение;

• осуждение;

2) в зависимости от формы, в которой осуществляется производство по уголовному делу:

• уголовное преследование, осуществляемое в общем порядке;

• уголовное преследование при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением;

• уголовное преследование по уголовным делам частного обвинения;

• уголовное преследование по уголовным делам в отношении несовершеннолетних;

• уголовное преследование при производстве о применении принудительных мер медицинского характера;

• уголовное преследование по уголовным делам в отношении отдельных категорий лиц, перечисленных в ст. 447 УПК РФ.

Возможны и иные основания для выделения форм уголовного преследования (например, в зависимости от стадий производства по уголовному делу, от конкретных субъектов уголовного преследования и т.п.).

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о том, что выделение форм уголовного преследования одновременно позволяет осуществить и их классификацию.

В отличие от форм уголовного преследования, которые в действующем законодательстве не закреплены, виды уголовного преследования нашли в УПК РФ свое детальное выражение.

В действующем Кодексе содержится гл. 3 «Уголовное преследование», в которой закреплены наиболее важные, отправные положения, во многом обусловливающие наличие иных более конкретных правовых норм, а также устанавливающие их направленность.

В рамках настоящего исследования характеристика видов уголовного преследования актуальна в плане выявления и разрешения проблем, возникающих при реализации соответствующей функции в ходе производства по уголовным делам об организации преступного сообщества (преступной организации), участии в нем и о преступлениях, свершенных этими сообществами.

В соответствии с ч. 1 ст. 20 УПК РФ в зависимости от характера и тяжести совершенного преступления уголовное преследование, включая обвинение в суде, осуществляется в публичном, частно-публичном и

частном порядке. Это положение содержит наименование всех трех видов уголовного преследования, содержание которого конкретизировано в последующих частях этой же статьи.

Сразу же обратим внимание на тот факт, что законодатель поступил весьма демократично, изложив категории уголовных дел «по возрастающей» — вначале уголовные дела частного, затем — частно-публичного, и лишь в последней части этой статьи указал на то, что все остальные уголовные дела считаются уголовными делами публичного обвинения.

Такая компоновка статьи, по нашему мнению, носит несколько «демонстративный» характер, поскольку сравнение содержания данной статьи и ст. 27 УПК РСФСР позволяет сделать вывод о весьма незначительном расширении частных начал в уголовном судопроизводстве. Также не оказывает решающего воздействия на соотношение частного и публичного начал уголовного преследования тот факт, что провозглашенный в ст. 3 УПК РСФСР принцип публичности переместился на более скромные позиции и ныне закреплен в ст. 21 УПК РФ в качестве отдельного требования, подчиненного принципу законности (ст. 7 Кодекса).

Поэтому мы не согласны с негативной оценкой, данной Н.Н. Ковтуном уголовному судопроизводству как публичной (т.е. призванной защищать интересы общества) деятельности. «Десятилетиями в уголовном процессе, — пишет автор, — доминировал принцип публичности, в основе которого лежит обязанность суда, прокурора, следователя и органа дознания возбудить уголовное дело и приступить к расследованию в каждом случае обнаружения преступления. При этом государство не интересуется мнением или позицией лица, пострадавшего от преступления, его желанием или нежеланием отстаивать свой нарушенный интерес посредством уголовного процесса»7. Прежде всего, данная обязанность у должностных лиц уголовного судопроизводства, осуществляющих функцию уголовного преследования, была и остается центральной, обусловливающей само наличие соответствующих процессуальных фигур (в этом мы согласны с Л.Н. Масленниковой8). Кроме того, степень участия пострадавшего в уголовном преследовании зависит от двух факторов — закрепления соответствующих прав в действующем законодательстве и реального поведения должностных лиц уголовного судопроизводства. Поэтому в данном случае возникает весьма сложная проблема, имеющая как минимум два «уровня»- законодательный и правоприменительный.

Проблема выработки оптимального соотношения публичных и частных начал, по нашему мнению, не может быть разрешена в рамках уголовно-процессуальной науки, так как в основу такой дифференциации положен общесоциальный фактор — опасность

конкретного деяния для общества в целом. Любые попытки «увязки» данного критерия с положениями уголовного права обречены на неудачу. Так, М.Б. Ули-щенко выдвигает тезис о том, что в основу дифференциации видов обвинения должен быть положен объект преступного посягательства (т.е. определенные общественные отношения, которым деянием причиняется вред)9. Однако на один и тот же объект посягательства могут совершаться различными способами, и уже одно это существенно расширяет критерии отнесения уголовных дел к различным категориям уголовного преследования. Другой современный автор О.С. Го-ловачук считает, что «...в порядке частного обвинения должны преследоваться преступления, которые посягают на охраняемые законом субъективные права граждан и отличаются невысокой степенью общественной опасности»10. Мы в большей мере согласны с данным утверждением, нежели с предыдущим, однако и здесь хотелось бы заметить, что в данном случае речь должна идти, во-первых, о совершении деяния против конкретного индивидуально-определенного лица, во-вторых, заявление должно быть подано в отношении индивидуально-определенного лица, и, лишь в-третьих, данное деяние должно характеризоваться невысокой степень общественной опасности.

Вместе с тем еще раз подчеркнем, что в любом случае категория общественной опасности относится к разряду оценочной. Все составы, перечисленные в ч. 2 ст. 20 УПК РФ (умышленное причинение легкого вреда здоровью — ст. 115 УК РФ, побои — ст. 116 УК РФ, клевета без отягчающих обстоятельств — ч. 1 ст. 129 УК РФ, оскорбление — ст. 130 УК РФ), действительно, относятся к категории преступлений небольшой тяжести, однако в соответствии с ч. 2 ст. 15 УК РФ к этой же категории относятся и множество иных деяний, уголовная ответственность за совершение которых не превышает двух лет лишения свободы и которые вместе с тем не указаны как преступления, расследуемые в порядке частного обвинения.

Далее, в ч. 3 ст. 20 УПК РФ перечислены преступления, уголовные дела по которым считаются уголовными делами частно-публичного обвинения, возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, но прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым не подлежат, за исключением случаев, предусмотренных ст. 25 настоящего Кодекса11.

В данном случае основная проблема заключается в том, что потерпевшие далеко не всегда могут своевременно распорядиться имеющимся у них правом. Некоторые же преступления относятся к категории тяжких (изнасилование без отягчающих обстоятельств — ч. 1 ст. 131 УК РФ, насильственные действия сексуального характера — ч. 1 ст. 132 УК РФ). В этой связи на практике возникают остроконфликтные ситуации, когда после возбуждения уголовного дела потерпев-

ший отказывается от ранее сделанного заявления, зачастую дает ложные показания, выгораживая подозреваемого или обвиняемого, иным образом препятствует установлению действительных обстоятельств, подлежащих доказыванию. Более того, в данном случае уголовное преследование по желанию потерпевшего не может быть прекращено, и в любом случае (при доказанности обвинения) оно направляется в суд для рассмотрения и разрешения по существу.

С другой стороны, нельзя согласиться с предложением Ю.Е. Петухова, который считает возможным преступления, посягающие исключительно на собственность граждан, а также телесную неприкосновенность их без отягчающих обстоятельств, перевести в разряд частно-публичных12. Такие преступления обычно совершаются в отношении любого чужого имущества, поэтому общество, наказывая преступника, обеспечивает не только сохранность имущества конкретного лица путем возмещения ему вреда, но и сохранность имущества любого члена общества. То же касается и случаев причинения вреда здоровью граждан.

Таким образом, налицо логическое противоречие: до возбуждения уголовного дела пострадавший сам решает, следует ли его возбуждать, а после возбуждения не имеет практически никаких возможностей влиять на ход и результаты уголовного преследования. Выход из сложившейся ситуации, по нашему мнению, имеется, однако он состоит в полном изменении концепции частно-публичного обвинения.

Как известно, преступлением в соответствии с ч. 1 ст. 14 УК РФ признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания. Таким образом, основным критерием, отличающим преступление от иного правонарушения, является его общественная опасность. Практически любое преступление одновременно является деянием, опасным и для общества, и для конкретного лица (исключения составляют уголовные дела частного обвинения, где презюмируется отсутствие опасности для общества в целом, и уголовные дела о преступлениях, по которым процессуальные фигуры потерпевшего не возникают, например, отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний — ст. 308 УК РФ).

Вместе с тем по уголовным делам частно-публичного обвинения до момента возбуждения уголовного дела критерий опасности деяния для общества находится «в тени», поскольку инициация уголовного судопроизводства полностью зависит от потерпевшего (точнее — пострадавшего). И наоборот, после возбуждения уголовного дела потерпевший полностью утрачивает возможность влиять на его ход и результаты. По нашему же мнению, отнесение уголовных дел к категории частно-публичного обвинения должно осуществляться в зависимости от того, посягает ли конкрет-

ное преступление на интересы общества в целом или оно было направлено на конкретного человека. И уже в зависимости от этого пострадавшему должен быть предоставлен совершенно различный объем прав.

Проиллюстрируем данный тезис примерами. Если было совершено изнасилование конкретной жертвы, близости с которой насильник до этого добивался различными путями и который не совершил бы изнасилования другой женщины, то в данном случае уголовное преследование должно осуществляться в частном порядке, но с использованием в необходимых по ходатайству пострадавшей возможностей следственного аппарата. Если же изнасилование было совершено в общественном месте (парк, сквер и т.п.), причем преступник ранее не был знаком с жертвой и совершил нападение на случайную женщину, то в данной ситуации должно иметь место публичное обвинение, поскольку никто не может поручиться, что преступник, ощутивший безнаказанность, не совершит аналогичное преступление в отношении иных жертв. В данном случае уголовное дело должно возбуждаться независимо от желания пострадавшей, но с обеспечением всех гарантий неприкосновенности частной жизни.

Представляется, что данный механизм, будучи введенным в действующее законодательство, позволит в полной мере защищать от преступных посягательств интересы и конкретного человека, и общества в целом.

В соответствии с ч. 5 ст. 20 УПК РФ все остальные уголовные дела, помимо перечисленных в ч. 2 и 3 данной статьи, относятся к категории уголовных дел публичного обвинения.

Следует в полной мере согласиться с Л.Н. Масленниковой, утверждающей, что «...публичное начало составляет основу уголовного судопроизводства, системообразующими элементами которой является публичный интерес, публичные средства его защиты, субъекты уголовного судопроизводства, исполняющие возложенные на них обязанности и реализующие субъективные публичные права»13.

По уголовным делам этой категории уголовное преследование осуществляется в полном объеме и независимо от мнений каких бы то ни было заинтересованных лиц. Таким образом, уголовное преследование в этом случае зависит исключительно от волеизъявления государственных органов и должностных лиц, наделенных соответствующей компетенцией.

Данный порядок обусловливает совокупность следующих правил.

1. Уголовное дело возбуждается в каждом случае обнаружения признаков преступления независимо от наличия или отсутствия заявления лица, пострадавшего от преступления.

2. Лицо, подавшее заявление о преступлении, не имеет права требовать возвращения этого заявления независимо от причин.

3. Все процессуальные действия по уголовному делу производятся, а процессуальные решения принимаются независимо от мнения заинтересованных лиц.

4. Последующее примирение потерпевшего с обвиняемым не является основанием для обязательного прекращения уголовного дела, а лишь предоставляет суду, прокурору, а также следователю с согласия руководителя следственного органа и дознавателю с согласия прокурора соответствующее право (ст. 25 УПК РФ).

Вместе с тем наличие данных правил не означает, что при производстве по уголовным делам публичного обвинения заинтересованные лица не могут оказывать законное влияние на ход и результаты уголовного судопроизводства. Они наделены широкими возможностями заявлять ходатайства, чему корреспондирована обязанность должностных лиц принять законное, обоснованное и мотивированное решение об удовлетворении ходатайства либо о полном или частичном отказе от его удовлетворения (ст. 122 УПК РФ). При несогласии с действиями и решениями участники уголовного судопроизводства, интересов которых они касаются, могут обращаться с жалобами в порядке, установленном гл. 16 УПК РФ.

Из вышесказанного можно сделать вывод, что публичность, несмотря на ее законодательное выведение из разряда принципов уголовного судопроизводства, не утратила своего определяющего значения. Говорить о снижении публичного начала уголовного судопроизводства можно лишь в тех случаях, когда определенные составы преступлений будут выведены из сферы деяний, по которым уголовное преследование осуществляется в публичном порядке. А это, как уже говорилось выше, зависит не от теоретической разработанности и технико-юридической конструкции УПК РФ, а от внешних социальных условий в конкретном государстве и в конкретный исторический промежуток.

Далее, рассматривая проблему соотношений частного, частно-публичного и публичного уголовного преследования, следует обратить особое внимание на тот факт, что законодатель в ч. 4 ст. 20 закрепил возможность руководителя следственного органа, а также следователя или дознавателя с согласия прокурора возбудить уголовное дело о любом преступлении, указанном в ч. 2 и 3 настоящей статьи, и при отсутствии заявления потерпевшего, если данное преступление совершено в отношении лица, находящегося в зависимом состоянии или по иным причинам не способного самостоятельно воспользоваться принадлежащими ему правами.

Представляется, что в целом данная процедура является необходимой, поскольку существуют категории лиц, которые нуждаются в повышенной защите со стороны государства. Вместе с тем заметим, что в Кодексе нечетко прописаны некоторые аспекты применения данной процедуры, что вызывает сложности в ее правоприменении.

Так, из содержания данной нормы неясно, в каком процессуальном порядке после возбуждения уголовного дела осуществляется дальнейшее уголовное преследование. Анализ иных норм действующего законодательства также не позволяет ответить на этот вопрос. Поэтому имеет место так называемый «процедурный пробел», который может быть восполнен лишь посредством прямого нормотворчества. По нашему мнению, возможны различные степени «нарушенно-сти права» лица и различная совокупность исходных доказательств. Соответственно этому следует предложить и процедуру «многоуровневого» использования аппарата государственного обвинения, состоящую в следующем. После возбуждения уголовного дела (дачи согласия на его возбуждение) прокурор, исходя из степени доказанности деяния, должен быть наделен правом принимать одно из следующих решений: 1) о направлении уголовного дела для производства дознания; 2) о направлении уголовного дела для производства предварительного следствия; 3) о направлении уголовного дела в суд; В зависимости от избранной процедуры будет осуществляться тот либо иной «режим» уголовного преследования (т.е. осуществляться конкретные действия и приниматься определенные решения).

Вторая проблема состоит в том, что понятия «зависимое состояние», «невозможность самостоятельно пользоваться принадлежащими правами по иным причинам» являются оценочными и требуют конкретизации.

Представляется, что под зависимым следует понимать такое состояние лица, при котором его материальное, физическое и моральное благополучие прямо или косвенно зависит от того человека, который совершил уголовно-наказуемое деяние.

Невозможность самостоятельно пользоваться принадлежащими правами по иным причинам может иметь место в случае, когда лицо страдает тяжелым заболеванием, в том числе психическим, имеет физические недостатки, которые не дают ему возможности отстаивать свои права и законные интересы.

Поскольку эти две группы обстоятельств соединены при помощи словосочетания «или по иным причинам», можно сделать вывод о том, что и в том, и в другом случае речь идет о невозможности лица самостоятельно воспользоваться именно правами на участие в осуществлении уголовного преследования.

Все вышеизложенное вызывает необходимость предложить следующую редакцию ч. 4 ст. 20 УПК РФ:

«4. Прокурор, руководитель следственного органа, а также следователь или дознаватель с согласия прокурора вправе возбудить уголовное дело о любом преступлении, указанном в частях второй и третьей

настоящей статьи, и при отсутствии заявления потерпевшего, если данное преступление совершено в отношении лица, материальное, физическое или моральное благополучие которого зависит от лица, совершившего уголовно-наказуемое деяние, или в отношении лица, которое страдает тяжелым заболеванием или имеет физические недостатки, что не дает ему возможности самостоятельно пользоваться принадлежащими ему правами по осуществлению уголовного преследования. После возбуждения уголовного дела прокурор принимает одно из следующих решений: 1) о направлении уголовного дела для производства дознания; 2) о направлении уголовного дела для производства предварительного следствия; 3) о направлении уголовного дела в суд.

В заключение можно сделать вывод о том, что формы и виды уголовного преследования образуют рамки (границы), в которых осуществляется соответствующая деятельность. Вместе с тем полномочия по уголовному преследованию должны быть четко отграничены от иных полномочий. Поэтому, по нашему мнению, весьма актуальным является вопрос о соотношении уголовного преследования и прокурорского надзора в досудебных стадиях уголовного процесса.

1 См.: Викторский С.И. Русский уголовный процесс. М., 1997. С. 235-262.

2 См.: Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М.: Госюриздат, 1951. С. 73-74.

3 См.: Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: про-цессу4альные функции. М.: Юрид. лит., 1986. С. 38-39.

5 См.: гл. VIII УПК РСФСР 1922 г. (в ред. 1923 г.), ст. 119120, 126 УПК РСФСР, ст. 150 УПК РФ.

6 См.: Кан П.М. Процессуальные функции прокурора в досудебных стадиях уголовного судопроизводства. Дисс. .канд. юрид. наук. Ташкент, 1988. С. 96-103.

7 См. Халиулин А.Г. Осуществление функции уголовного преследования прокуратурой России. С. 33-34.

8 См.: Ковтун Н.Н. Соотношение частных и публичных начал в уголовном судопроизводстве РФ: время выбора // Государство и право. 1995. № 11. С. 66.

9 См.: Масленникова Л.Н. Публичное и диспозитивное начала в уголовном судопроизводстве России. Дисс. .докт. юрид. наук. М., 2000. С. 489.

10 См.: Улищенко М.Б. Функция обвинения в суде. Дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1997. С. 40.

11 См.: Головачук О.С. Частное обвинение в уголовном процессе. Автореф. дисс. .канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. С. 13.

12 В соответствии со ст. 25 УПК РФ прекращение уголовного дела является правом, а не обязанностью должностных лиц уголовного судопроизводства, как это имеет место по уголовным делам частного обвинения.

13 См.: Петухов Ю.Е. Соотношение публичного и частного обвинения в уголовном процессе. Дисс. .канд. юрид. наук. М., 1996. С. 108.

14 Масленникова Л.Н. Указ. соч. С. 489.