CC BY
5
A.I. Savvinov
The folklore of the Essene Yakuts: the history of collecting, studying and publishing
The article considers the main stages and events associated with the study of the folklore of the Essene Sakha - sub-ethnic groups of the Northern Yakut reindeer herders, locally living outside Yakutia. A brief description and analysis of the main local features of the traditional genres of folklore of the Essene Yakuts. It is noted the role of collectors, their contribution to the preservation and study of local folklore monuments of the samples.
Keywords: history, the Essene Yakuts, oral traditions, folklore genres, the Essene dialect, archival materials, field-work
УДК 82-133(=161.1) (157.56)
О. И. Чарина Формы бытования эпических произведений русских старожилов Якутии*
В статье рассматриваются разные формы бытования эпических жанров, основанных на былинных традициях, с учетом различных степеней сохранности текстов. Былины об Илье Муромце и Добрыне Никитиче бытовали в Якутии в форме сказки. На Колыме и Индигирке, как и в Приленье, заметны лексические заимствования, которые отражаются не только в прозаических, но и в стихотворных текстах фольклора.
Ключевые слова: русский фольклор, былины, сказки, степень сохранности, особенности бытования, якутское влияние.
В Якутии в двух основных регионах бытования устной народной русской традиции - на Индигирке и Средней Лене - продолжают рассказывать былины, сказки, предания, легенды, былич-ки, устные рассказы. Проблемой бытования былин в Русском Устье занимаются С.Н. Азбелев [ФРУ, 1986], Ю.И. Смирнов [РЭП, 1991], Л.Н. Скрыбыкина [Скрыбыкина, 1995] и др. На Нижней Индигирке зафиксировано бытование 37 сюжетов эпических произведений в 121 записи. Вопросами записи бытовавших на Средней Лене былин и героических сказок занимается Ю.И. Смирнов. Он указывает, что в бассейне рек Лена и Индигирка отмечено 15 эпических произведений в 23 записях [РЭП, 1991, с. 500].
Ю.И. Смирнов отмечает в комментариях к сборнику «Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока» в главе «Традиция в бассейне Лены и в верховьях Нижней Тунгуски» тех, кто записывал произведения устного народного творчества. Так, известно, что М.Г. Воскобойников зафиксировал от эвенков сказки про Илью Муромца
в 1960 г., Е.И. Шастина - в 1973 г., видимо, добавляет он, «книжного происхождения». В.Я. Шишков записал фрагменты былин «Молодость Василия Буслаевича» (№ 5) - единственный след бытования этой былины в Сибири, «Добрыня и Змей» (№ 12), «Алеша Попович и Тугарин» (№ 22). Эти заявления связаны с Верхней Леной [Там же].
Лишь в 1982 г. на Средней Лене Ю.И. Смирнов записал ритмизованные сказки об Илье Муромце [Там же, № 7, с. 167].
В районе Нижней Индигирки, как пишет Ю.И. Смирнов, русские обосновывались «по одиночке или мелкими группами. Общий фольклорный материал у них поэтому формировался постепенно, по мере установления тесных, зачастую родственных связей друг с другом. Их репертуар несомненно пополнялся и за счет кратковременных контактов с посещавшими их лицами» [Там же, с. 27]. Он отмечает преобладание фольклорных текстов, которые исполняли мужчины: былины и исторические песни. Записывали: исторические песни - В.М. Зензинов
*Статья написана на основе доклада, прочитанного на Втором Республиканском научно-практическом форуме «Олонхо и олонхосуты: проблемы бытования и ревитализации в XXI веке» (4 декабря 2015 г., г. Якутск).
© О. И. Чарина, 2016
(1912); эпические песни и сказки - Д. Д. Травин (1926) , эпические произведения - М.А. Кротов (1931), С И. Боло (1941); в 1946 г. - Т А. Шуб, Н.А. Габышев - под диктовку; И.С. Гурвич - в 1952 г.; В.И. Зоркин, В.Д. Осипов - в 1973 г.; Е.И. Шастина - в 1983 г.; Ю.И. Смирнов - в 1982 г.; Т.С. Шенталинская - в 1985 г. [Там же, с. 21-32].
В рамках сибиряковской историко-этногра-фической экспедиции 1894-1896 гг. Д.И. Мели-ков записал былины про малолетнего богатыря Михаила Даниловича («Тит Харафонтьевич») и Добрыню Никитича и Змея («Оставалось у Никиты все житье-бытье») [Чарина, 2013, с. 428431, 435-436].
Современная фольклористика в последнее время внимательно рассматривает устное народное творчество русского народа в иноэтническом окружении. И, не затрагивая многих аспектов, которые связаны с изучением локальной устной традиции, мы в данном случае попытаемся указать на те взаимосвязи, которые возникают у рассказчика и слушателей на основе билингвизма, существующего в Якутии среди индигирского и приленского старожильческого населения и отразившегося в их фольклоре.
Ясно, что Якутии, как в одной традиции (на Колыме и Индигирке), так и в другой (в Приле-нье), особенности лексической стороны связаны с употреблением якутизмов, которые понятны местным слушателям. Но во втором случае (на Лене) рассказчик вынужден некоторые слова объяснять в силу того, что в ряде деревень (станков) слушатели вообще не владеют вторым языком: одни - только русским, другие - только якутским.
Существует несколько степеней сохранности фольклорного текста. Так, прозаический текст -это пример утраты жанра былины. Сначала имеется полный текст фольклорного произведения со всеми известными по разным вариантам мотивами, затем по шкале утраты текста: утрата некоторых мотивов и образов; утрата большинства текста с перестановкой мотивов, появлением явления контаминации; утрата основного смысла повествования, возможны краткие перессказы произведения, необоснованные контаминации текстов [Чарина, 1997, с. 15].
Указанные выше былины имеют сходный сюжет: богатырь взрослеет и совершает первый подвиг. Исход былин различен.
Так, былина об Илье Муромце в момент его вступления на богатырский путь - это «Исцеле-
ние Ильи Муромца». Илья Муромец до 30 лет (33 лет) пролежал дома на печи. Когда пришли три странника, он дополз до воды, напоил их. «Они дали ему ковшик с водой, он стал ходить. Он пришел на поле, где родители жали хлеб. Сын тайно убрал у них с дороги дуб, который им мешал на пашне» [РЭП, 1991, № 7]. Былина рассказана как сказка в прозе.
В этом же ключе рассмотрим былину о Мишеньке Даниловиче, входящую в новый корпус фольклорных произведений, которые в конце XIX в. записал Д.И. Меликов на Колыме:
Подступила под град сила великая,
Сорок царей, сорок царевичей,
Еще сорок королей, сорок королевичей,
И что под каждым царем, под каждым царевичем,
Да и под каждым королем, каждым королевичем
Войско по три тьмы и по три тысячи,
А что под самим-то Титом Харафонтьевичем
Силы той и счету нет.
Как и хвалится Тит, похваляется,
Как над славным царством поглумляется
[Чарина, 2013, с. 428-431]. Произведение насчитывает 163 стиха.
Былина о Мишеньке Даниловиче (это также варианты о Даниле Игнатьевиче и Тите Харафон-тьевиче) фиксировалась на Нижней Колыме и на Индигирке [РЭП, 1991, № 50-59]. Почти все тесты вариантов приводятся по сборнику «Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока». Можно предположить по сюжету, образам, что В.Г. Богораз записал былину от М. Соковикова, а запись Д.И. Меликова произведена от другого лица. Вместе с тем видно, что М.Г. Решетников и И.Г. Гуляев исполняют свои варианты былины в рамках этой общей традиции.
Однако на Колыме и Индигирке зафиксированы разные варианты исполнения этой былины. Так, Ю.И. Смирнов пишет: «Примечательно, что в индигирских вариантах нет и следа киевизации. Их эпическое время и место действия условны: действие происходит в Иерусалимском царстве, в пору правления царя Тимофея, вражеский предводитель назван Титом Ферапонтовичем, правда, с уточнением что он - "Тита брата зверь" (Китоврас-зверь), в чем усматривается влияние письменного сказания о Соломоне и Китоврасе)» [РЭП, 1991, с. 387].
Заметно, что на Индигирке образ Тита предстает без отчества, а на Колыме он - Тит
Харафонтьевич (Хорохонтьевич). В индигирских вариантах былины князь (царь) - Тимофей, в колымских - князь Владимир. В варианте № 56 наличествует путаница, связанная с тем, что вначале речь идет о царе Тимофее, а затем одним из главных действующих лиц становится «князь Врадимир» [Там же, № 59]. Мишенька Данилович погибает от неоправданной «похвальбы» его отца.
В колымских вариантах появляются Апраксея или Дусечка Апраксевна [Там же, № 57, 58]; Оле-ша Попович, Добрыня Игнатьевич [Там же, № 59]. Важным является тот факт, что в целом и в колымской, и в индигирской традиции развит мотив горя отца, несвоевременно похвалившегося своим сыном и потерявшего его. Не во всех вариантах отражен мотив самоубийства отца - Данилы Игнатьевича, а в варианте, записанном Д.И. Меликовым, этот мотив смазан, хотя сказано, что отец умер от горя:
Запирался он тут на моленьице, На моленьице большое-долгим долгое, Он и людям уже больше не показывался, Богу он тут так представился.
Заметно, что со временем вариативность ведет к укорочению сюжетов, переходу от стихотворного повествования к прозаическому, а после 80-х гг. ХХ в. былины не фиксировались. Т.е. по шкале утраты текста: утрата большинства текста с перестановкой мотивов, появлением явления контаминации.
Знаменита былина про богатыря Добрыню Никитича, которую у Меликова мы видим в следующей записи:
Оставалось у Никиты все житье-бытье, Ну, житье-бытье осталось и имение. Имение осталось, мало детище По имени Добрынюшко Никитьевич. Как стал Добрынюшко на возрасте, Тут не белая береза к земле кланяется, Не шелковая трава в поле устилается, Кланяется родной сын перед матерью: «Дай мне, матушка, благословение, Ну, пойду я стрелять гусей-лебедей, Перелетных серых уточек. Хоть дашь, пойду, и не дашь - пойду» [Чарина, 2013, с. 435-436]."
Данная запись насчитывает 35 стихов. Эта былина зафиксирована на Колыме и Индигирке, ее варианты приведены в сборнике «Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока» [РЭП, 1991, № 13-19]. Причем на Колыме зафиксирова-
на только одна версия - № 19 в 1895 г. от М. Со-ковикова В.Г. Богоразом. Эти варианты былины вызывают чувства грусти и нежности, поскольку мать Добрыни, как и отец Михайлушки, показаны как любящие и заботливые родители. Представлена запись этой былины и Д. Д. Травиным [Там же, № 13], сделанная от Н.Г. Чихачева в 1928 г.
Также Ю.И. Смирнов записал вариант от Е.С. Киселева в 1982 г. Это уже совершенно спутанный вариант, где вначале говорится о Михайлуш-ке, а далее о взрослении Добрыни. Данная былина утрачивалась быстрее: терялся основной смысл повествования, имели место краткие пересказы произведения, необоснованные контаминации текстов.
Так, при сравнении различных школ сказыва-ния в Русском Устье, где преобладают потомственные семейные традиции, и в бассейне р. Лена, где о школе говорить не приходится, видно, что сказитель или рассказчик не всегда являлись представителями одного рода; что сам характер сказывания различен, так как он связан с настроем на разные аудитории. Тем сложнее проникновение якутизмов в традиционные жанры, в частности, в былины и героические сказки.
При ближайшем рассмотрении видно, что характер воздействия фольклора и языка различен, и на Индигирке он связан больше с лексическими заимствованиями (хотя и незначительными), а в Приленье - с грамматическим влиянием. Ряд важнейших наблюдений сделан в статье «Характер билингвизма в русских фольклорных текстах в Якутии» [Чарина, 2015, с. 86-91].
Так, былины о Мишеньке Даниловиче [ФРУ, 1986, № 97, 103-106; РЭП, 1991, № 50-59; Чарина, 2013, с. 435-436] и Добрыне Никитиче [ ФРУ, 1986, № 94-96, 98; РЭП, 1991, № 13-19; Чарина, 2013, с. 428-431] не имеют лексических изменений.
Былину об исцелении Ильи Муромца в Приле-нье знал известный сказитель и исполнитель песен Ф.Е. Седых. Так, он рассказывал эпизод, где Свято-гор просит Муромца разбить гроб при помощи колотушки: «В ём разбей крышку; получилась обруч, железная обручей забилась; по правой дороге поедешь - там звери, что ли, съедят его; а по леву сторону поедет - то, значит, он погибнет; а по прямой дороге поедет, он попадется Соловью-свистуну; стрелил этого свистуна; в седле завязанный какая-то чучело» [РЭП, 1991, № 167]. В последнем примере мы видим применение в одной связке мужского, женского и среднего родов.
Так, Ю.И. Смирнов, рассматривая данное произведение, сообщает об исполнителе: «Когда Ф.Е. Седых истощился на песни, а расспросы собирателя по песенным сюжетам оказались уже совсем праздными, он вдруг сам, забыв о том, что рассказывал за несколько часов перед этим, вернулся к Илье Муромцу и принялся снова о нем рассказывать, как обычно, медленно, четко разделяя слова. Собиратель не стал его останавливать в надежде сделать повторную запись или услышать продолжение. Надежда оправдалась. На это раз текст Ф.Е. Седых (ср. выше № 7) получил вид контаминации сюжетов "Исцеление Ильи", "Илья и Святогор", "Илья и Соловей-разбойник", в завершение которой рассказчик попытался вспомнить сюжет типа "Илья и Калин-царь", но не смог» [Там же, 1991, с. 421-422].
Неслучайно сам Ф.Е. Седых замечает: «Даже сам некоторых русских слов не понимаю. Я с малолетства больше по-якутски. Отец-мать больше по-якутски. Русское слово плохо обладали (!).Чи-сто по-русски не умеем говорить». «И в его текстах действительно встречаются ошибки в ударении, в падежных окончаниях и фразеологизмах» [Там же, с. 423-425].
На Колыме и Индигирке в былинах о Добрыне Никитиче и Мишеньке Даниловиче практически нет лексических заимствований из языков соседних народов. В Русском Устье фиксировалась сказка о «Трех богатырях» с показательным заимствованием образов и лексики из якутского языка [Там же, № 171]. Это фольклорное произведение «Три богатыря» записал Н.А. Габышев, исполнил С.П. Киселев. Сказка в целом не имеет аналогов в европейской части страны. Е.И. Шастина полагала, что она заимствована у якутов. Ю.И. Смирнов не согласен, он пишет, что в данном случае композиция редкая в русской и якутской традиции: рассказ в рассказе, и считает, что якутские параллели, «якутский текст - скорее не источник, а стя-женная копия с оригинала, каким является инди-гирская сказка» [Якутские сказки, 1967, с. 238]. В целом эта богатырская сказка имеет некоторые связи с сюжетами, которые повествуют о богатырях Святогоре, Илье Муромце и других.
Язык приленских русских - здешних русских, отличается тем, что имеет в основе своей якутский язык, но при этом ряд русских лексем в фольклорных текстах подчиняется правилам якутской грамматики. В фольклорном произведении «Сказка про мужика» («Дурак сибиряк»)
[РЭП, 1991, № 172] в записи Ю.И. Смирнова есть фраза: «Ну цар сказал: "Подьте принесите осил-киново лучок". Пошли принесли осилкиново лучок: семеро несут его... <Старик>: "Ну, - говорит, какой же тебя лук устроит? У меня, - говорит, -есть халгычка"...Мужик не может сломать "хал-гычку"». На вопрос Ю.И. Смирнова что это слово означает, «жители Полярного полагают, что "халгычка" - по-эвенски или по-юкагирски" любой лук» [Там же, № 172; с. 426].
В этой богатырской сказке также отражается единичный пример топонима «тундра»: «Учув-ствовался - ляжу где-то (в) тундре, озеро, на озере пень, такой, на пеню кукушка кукует» [Там же, № 172].
Таким образом, былины в Приленье широко не бытовали, зафиксированы они с утратой большей части текста, с перестановкой мотивов, появлением контаминации. После Ф.Е. Седых (80-е гг. ХХ в.) никто не исполнял эти произведения. Жанр утратился сразу.
В целом, к 80-м гг. ХХ в. сказительская школа и бытование былин на северо-востоке Якутии утрачивались постепенно, а сказки на основе былин в Приленье бытовали единично, при фиксировании текст произведений показывал, что они практически утрачены.
Мы видим в индигирских былинах крайне бедное лексическое заимствование, которое чаще отражается в других жанрах, например, в частушках, песнях, устных рассказах, где появляется в основном лексика якутов, эвенов, юкагиров.
Также, как показывают примеры использования двуязычия в былинах, оно выполняет роль приема, который направлен на то, чтобы вовлечь в процесс сказывания собеседника, также в тех случаях, когда невозможно не произнести слово на другом языке. Второй факт зачастую связан не только с первоначальным значением слова, но и с тем, что в якутском языке эти слова являются условными знаками, связанными с мировоззрением, которое также усваивается пришельцами.
Литература
Богораз В.Г. Областной словарь колымского русского наречия / собрал на месте и составил В.Г. Богораз // Сб. ОРЯС. - Спб., 1901.
РЭП - Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока / сост. Ю.И. Смирнов. -
Новосибирск, 1991. - 524 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).
Скрыбыкина Л.Н. Былины русского населения северо-востока Сибири. - Новосибирск, 1995.
ФРУ - Фольклор Русского Устья / сост. С.Н. Азбе-лев, Г.Л. Венедиктов, Н.А. Габышев и др. - Л., 1986.
Чарина О.И. Записи фольклора, произведенные Д.И. Меликовым в Нижнеколымском крае в 1893 г. // Из истории русской фольклористики. - Вып. 8. (ИРЛИ). - Спб., 2013. - С. 110-114.
Чарина О.И. Русские свадебные песни Воронежской области: автореф. дис... канд. филол. наук: 10.01.09. - Улан-Удэ, 1997. - 18 с.
Чарина О. И. Характер билингвизма в русских фольклорных текстах в Якутии // Научное обозрение: гуманитарные исследования. - 2015. - № 7. - С. 8-91.
Якутские сказки / изд. подгот Г.У Эргис. - Якутск, 1967. - Т.2. - 238 с.
O.I. Charina
Forms of the existing of the epic works of the Russian old residents of Yakutia
The article different forms of an existing of the epic genres based on epic traditions taking into account different degrees of safety of texts are considered. Bylinas about Ilya Muromets and Dobrynya Nikitich occurred in Yakutia in the form of the fairy tale. On Kolyma and Indigirka, as well as in Prilenye, lexical loans which are reflected not only in prosaic, but also in poetic texts of folklore are noticeable.
Keywords: Russian folklore, bylinas, fairy tales, degree of safety, feature of an existing, Yakut influence
УДК 398.21 (571.56)
Н.В. Павлова Сказочный репертуар Д.А. Томской*
Рассматривается весь имеющийся на сегодняшний день сказочный репертуар известной сказительницы из Верхоянского района Д.А. Томской. Статья является первым опытом обзора и исследования сказочного репертуара олонхосута. Отдельные мотивы каждой сказки классифицируются по указателю сказочных сюжетов А. Аарне-С. Томпсона и сюжетов якутских сказок Г.У Эргиса.
Ключевые слова: сказка, сюжет, текст, тип, волшебная сказка, бытовая сказка, сказительница, указатель.
Известная якутская сказительница Дарья Андреевна Томская из Верхоянского района, как и все олонхосуты, умела исполнять и другие жанры устного народного творчества. Богатый репертуар верхоянской сказительницы осветил В.В. Илларионов во вступительной статье к мультимедийному изданию олонхо Д.А. Томской «Ючюгэй Юдю-гюйэн, Кусаган Ходжугур» [Томская, 2011, с. 5-39]. По сведению ученого, эпическое наследие было передано ей от родных и близких людей старшего поколения: ее матери Авдотьи, родственницы Александры Томской, дяди Мартына Бурцева, Е.Р. Горохова-Сытыкыя и А.Н. Горохова [Там же]. Помимо олонхо от нее записаны несколько якутских сказок. Так, например, В.В. Илларионов
в 1985 г. записал от нее сказки «Старушка Ньыы-Ньыы» («Ньыы-Ньыы эмээхсин») [Илларионов, РО], «Шалун Шалунишка» («Мэник-Мэнигийэ-эн») [Илларионов] , «Оногостоон Чуокаан и Оло-он Долоон» («Оно^остоон Чуокаан икки Олоон Долоон (икки)») [Илларионов], в 1986 г. - сказку «Солдат Торголджун, который не наедался в течение девяти лет» («То^ус сыл тоххору топпот Тор^олдьун Саллаат») [Илларионов, РО], а в 1987 г. — сказку «Славный Юджиян» («YчYгэй YдьYЙэн») [Илларионов].
В 1999 г. научными сотрудниками отдела олон-хо ИГИ АН РС (Я) С.Д. Мухоплевой, Е.А. Леонтьевой и оператором ЯГУ им. М.К. Аммосова С.С. Степановой записаны сказки «Эркестеен
*Статья написана на основе доклада, прочитанного на Втором Республиканском научно-практическом форуме «Олонхо и олонхосуты: проблемы бытования и ревитализации в XXI веке» (4 декабря 2015 г., г. Якутск). © Н.В. Павлова, 2016
