51КУЛЬТ-ТОВАРЫ: ЛОКАЛЬНОЕ КАК РЕСУРС МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ
CUL'T-TOVARY/CULTURAL COMMODITIES: LOCAL AS A RESOURCE OF MASS CULTURE
Labyrinth: теории и практики культуры. 2022. № 4. С. 19—28. Labyrinth: Theories and practices of culture. 2022. No. 4. P. 19—28.
Научная статья УДК 087.6
DOI: 10.54347/Lab.2022.4.2
ФОРМУЛЫ ПОПУЛЯРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КРОСС-КУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ: ПРОБЛЕМНЫЕ АСПЕКТЫ ТЕОРИИ ДЖ. Г. КАВЕЛТИ
Артем Александрович Зубов
Московский государственный университет
им. М. В. Ломоносова, г. Москва, Россия, artem_zubov@mail.ru
Аннотация. В статье рассматриваются некоторые проблемные аспекты теории литературных формул Дж. Г. Кавелти, а также предпосылки тории формулы и научные подходы, повлиявшие его на концепцию. Автор указывает на диалогичность понятия формулы, которая обусловливает ее продуктивность в качестве аналитической категории для изучения популярной литературы. В то же время подход Кавелти обладает рядом ограничений, связанных с тем, что ученый не учитывал фактор «миграции» формул в кросс-культурном пространстве. Автор рассматривает, как эти ограничения преодолеваются в работах, развивающих концепцию формулы. Во -первых, рассматриваются работы, в которых учитывается способность формулы, будучи узнаваемой, меняться при перемещении между разными культурными контекстами. Во -вторых, рассматриваются работы, в которых учитываются особенности аудитории при восприятии формул, и проблема перевода, в частности то, как перевод влияет на передачу формулы жанра научной фантастики.
Ключевые слова: формула, Дж. Г. Кавелти, популярная литература, популярная культура, жанры популярной литературы
Для цитирования: Зубов А. А. Формулы популярной литературы в кросс-культурном контексте: проблемные аспекты теории Дж. Г. Кавелти // Labyrinth: теории и практики культуры. 2022. № 4. С. 19—28.
© Зубов А. А., 2022
Original article
FORMULAS OF POPULAR FICTION IN THE CROSS-CULTURAL CONTEXT: PROBLEMATIC ASPECTS OF J. G. CAWELTI'S THEORY
Artem A. Zubov
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, artem_zubov@mail.ru
Abstract. In the article, the author addresses some problematic aspects of J. G. Cawelti's theory of literary formulas. The article discusses the prerequisites for the theory of formula and the scientific approaches that influenced Cawelti's concept. It combined, on the one hand, developments in the field of quantitative sociological studies of popular culture, which considered frequent and recurring images and themes in cultural products were in relation to public sentiment. On the other hand, the theory derives from the structural approach to the analysis of literature. The author also points to the dialogic, or discursive, nature of the literary formula: it is dialogical in relation to other formulas that historically participated in its formation, to the sociocultural context, and to the reader. All this led to the productivity of the concept of formula as an analytical category for the comparative historical analysis of popular literature, as well as the study of their cultural functions. According to Cawelti, popular literature embodies texts which are read by the majority in a particular society, it is characterized by the repetition and typicality of narrative structures (formulas), respectively, their study makes it possible to identify ideological contradictions and tensions in society and understand how they are resolved aesthetically. At the same time, Cawelti's approach has a number of limitations related to the fact that the scientist did not take into account the factor of "migration" of formulas in cross-cultural space, he also did not pay special attention to the problem of readers' reception. The article discusses how these limitations are overcome in works that develop the concept of a formula. The focus of attention in the works by modern scientists is, firstly, changeability and mutability of formulas: while remaining recognizable, they are able to adapt to new contexts when moving between different cultural spaces and to adopt new material, aesthetically transform it and make it available to a wide international audience. Secondly, the specificity of the perceiving audience and the historical, cultural, and sociological features of the contexts of perception. The author also addresses the problem of translation and analyses Russian translation of Philip K. Dick's science-fictional novel Do Androids Dream of Electric Sheep? from the perspective of formula studies.
Keywords: formula, J. G. Cawelti, popular fiction, popular culture, genres of popular fiction
For citation: Zubov, A. A. (2022) Formuly populyarnoj literatury v kross-kul'turnom kontek-ste: problemnye aspekty teorii Dzh. G. Kavelti [Formulas of popular fiction in the cross-cultural context: problematic aspects of J. G. Cawelti's theory], Labyrinth: Teorii i praktiki kul'tury [Labyrinth: Theories and practices of culture], no. 4, pp. 19—28.
Настоящая статья посвящена рассмотрению теоретического вопроса, связанного с концепцией формулы Дж. Г. Кавелти [Cawelti, 1969; Cawelti, 1976]. Согласно ученому, литературная формула двухчастна: это «комбинация, или синтез, ряда специфических культурных штампов и более универсальных повествовательных форм или архетипов»; или иначе: «формулы — это способы, с помощью которых конкретные культурные темы и стереотипы воплощаются в более универсальных повествовательных архетипах» [Кавелти, 1996: 35]. Формула состоит, таким образом, из элементов постоянных — универсальных форм, и переменных — локального культурного материала, который «наполняет» архетипическую форму и преобразует ее в повествовательную структуру, отражающую специфику конкретной культуры. Подобная структура обусловливает, с одной стороны, стабильность и повторяемость формулы, с другой, ее изменчивость, способность адаптироваться к меняющемуся контексту. Имплицитно теория Кавелти указывает на диалогическую
природу литературной формулы: она диалогична по отношению к другим формулам, к социокультурному контексту и к читателю.
Все это делает понятие формулы продуктивной аналитической категорией для осуществления сравнительно-исторического анализа текстов популярной литературы, изучения их культурных функций и читательской рецепции. Однако теория Кавелти не учитывает ряд особенностей, характеризующих бытование популярной литературы в современном кросс-культурном пространстве, в частности способность формулы «мигрировать» между культурными контекстами. В статье мы рассмотрим, каким образом ученые, работающие с понятием формулы, приспосабливают ее к анализу популярной литературы в кросс-культурном контексте, а также обратимся к проблеме перевода популярной литературы.
Предпосылки теории литературной формулы
Общие замечания о предпосылках теории Кавелти изложены в статье И. Сав-киной [Савкина, 2013], — мы бы хотели их дополнить и расширить. Кавелти отталкивается от социологического понимания популярной литературы как «народной», т.е. такой, которую читает большинство и чтение которой входит в досуг большинства представителей конкретного общества [Kando, 1975]. Анализ наиболее распространенных и читаемых в обществе произведений позволяет делать выводы о культуре этого общества, о системах ценностей и коллективных представлениях, — в противовес анализу отдельных «великих», «классических» текстов, которые с точки зрения читательских предпочтений не всегда репрезентативны [Nagoumey, 1982]. Популярность произведения трактуется как свидетельство сознательного выбора читателей, которые в популярной литературе находят знакомые и понятные модели реальности и через нее приобщаются к социокультурной норме. Соответственно, изучение культуры на литературном материале предполагает выделение в текстах повторяющихся повествовательных структур, для обозначения которых Кавелти предлагает позаимствованный из фольклористики термин «формула».
Формулы есть в любом литературном тексте, так как с их помощью представители той или другой культуры рассказывают друг другу и другим культурам о самих себе. В любом тексте есть и элемент новизны: полностью «формульный» текст представлял бы собой точную копию другого текста. Однако произведения могут отличаться соотношением «формульности» (конвенциональности) и новизны (инновационности). Популярная литература, по мысли Кавелти, характеризуется узнаваемостью, повышенной конвенциональностью, — но она не может не содержать в себе неожиданную, необычную реализацию знакомого, которая и привлекает читателей, обусловливает получение удовольствия.
В теории формулы соединились разработки из нескольких научных дисциплин, в которых осмыслялось взаимодействие текста и социокультурного контекста. В 1950—1970-е гг. для изучения популярной культуры применялся социологический метод контент-анализа: популярность (частотность, воспроизводимость) образов и тем в культуре трактовались любо как отражение отношений членов общества к этим темам и образам, либо как механизм конструирования этих отношений и управления общественными настроениями ^топт, 1952; Sonenschein, 1970]. Литературное производство в XX в. характеризуется увеличением, по сравнению с предшествующими периодами, объема выпускаемой продукции. Для удовлетворения читательского запроса на литературу издатели вынуждены печатать больше книг; как следствие, вырабатываются стандартизированные схемы серийного производства, книгоиздание организуется по относительно небольшому числу «жанров» (производственных ниш), ориентированных на «целевые аудитории». Для Кавелти ориентация на узнаваемые формулы является характерной чертой популярного производства: так издатели минимизируют риски и затраты, предугадывая желания
аудитории, а читатели получают то, что хотят. Воспроизводимость формул обусловливает востребованность популярной литературы, как следствие, их изучение позволяет выявлять коллективные читательские запросы.
Для выделения и анализа формул в текстах Кавелти предложил метод, в котором объединил два подхода из литературоведческой теории жанров: структурный (синтаксический), традиционно возводимый к работе В. Я. Проппа «Морфология волшебной сказки» (1928, пер. на англ. — 1958), и мифологический (семантический), в наиболее полном виде сформулированный в книге Нортропа Фрая «Анатомия критики» (1957). Синтез этих подходов позволяет разделять в формуле постоянные элементы (архетипические формы) и переменные (локальный культурный материал). Кавелти выделяет пять архетипических форм: приключенческая история, любовная история, история о тайне и загадке, мелодрама, история об измененных состояниях или о встрече со сверхъестественными и монструозными существами [Cawelti, 1976: 37—50]. Эти формы универсальны для повествовательной литературы; в отдельном тексте формы могут комбинироваться: произведение может рассказывать одновременно и историю о приключениях героя, и о раскрытии тайны, и о встрече со сверхъестественным существом. В разных контекстах эти формы преобразуются в формулы, отражающие особенности той или другой культуры: меняются места действия, типы препятствий и опасностей, видоизменяется фигура «злодея» и т. д. В истории формулы трансформируются в жанры — узнаваемые, устойчивые и воспроизводимые комбинации, которые воспринимаются как единая структура.
Содержательно популярная литература отличается от «высокой», которую Кавелти называет также «миметической», тем, что если в последней изображаются реальные жизненные ситуации со всеми их проблемами и напряжениями, то в первой изображение подчиняется определенным правилам и конвенциям. Коммуникативная установка популярной литературы в том, чтобы снять напряжение, показать читателю мир фантазии (moral fantasy), в котором реальные социальные противоречия и проблемы получают символическое разрешение. В популярном приключении герой всегда — так или иначе победитель, в любовной истории (вне зависимости от сюжетного разрешения) любовь — вечная ценность, тайны и загадки имеют рациональное и понятное объяснение, в мелодраме незыблема действенность существующего этического и социального порядка, сверхъестественное и монструозное «чужое», угрожающее нормальности мира, всегда может быть изгнано.
Диалогичность литературной формулы
Формула — это дискурсивная конструкция, представляющая собой одновременно и тематически завершенное целое, и синтез нескольких формул. Иными словами, отдельная формула диалогична по отношению к тем формулам, из которых состоит и которые исторически участвовали в ее формировании. Это позволяет Ка-велти использовать понятие формулы для сравнительно-исторического анализа текстов популярной литературы.
Классическая формула «криминальной истории» (crime story) была «изобретена» Э. А. По в новеллах «Убийство на улице Морг» и «Потерянное письмо» в 1840-х гг. В них По развил более ранние формулы, с помощью которых рассказывались истории о преступлениях. В социальной мелодраме XVII—XVIII вв. акцент делался на наказании преступника и восстановлении этического и социального порядка. Позже в готическом романе, т. е. истории о тайне и загадке в виде, который эта архетипическая форма приобрела во второй половине XVIII в., внимание переносится с наказания на раскрытие преступления, связанного с каким-то семейным секретом. У По готическая формула преобразуется: история рассказывается не с точки зрения жертвы, а отстраненного наблюдателя, для которого преступление —
это интеллектуальная игра, не связанная с какими-либо правовыми, этическими или религиозными нормами [Cawelti, 1976: 80—97]. В конце XIX в. благодаря успеху романов о Шерлоке Холмсе формула «криминальной истории» оформляется в жанр, в котором происходит возврат к более ранним элементам готической формулы и мелодрамы: конфликт и преступление часто связаны с насилием внутри семьи, однако мотивы «злодея» носят индивидуальный, а не социальный характер, т. е. семейный социальный порядок не нарушается. Позже, в 1920—30-е гг. в США криминальная формула распадается на две — «гангстерскую сагу» (gangster saga) и «крутой детектив» (hard-boiled detective). Хотя эти два типа отличаются друг от друга, их объединяет общее направление развития «криминальной истории»: ослабление элементов, связанных с раскрытием преступления, и усиление элементов мелодрамы и приключения [Cawelti, 1976: 53—61].
Сравнительно-исторический анализ позволяет проследить динамику формул и определить их специфику, но не объясняет, почему формулы меняются и приобретают определенный вид, а не какой-то другой. Для того, чтобы ответить на эти вопросы, необходимо учитывать контекст бытования формул. Формула диалогична также и по отношению к социокультурному контексту, она возникает как реакция на изменения в нем и меняется вместе с ним. Проблема диалектичности отношений литературного жанра и социокультурного контекста в современных Кавелти научных исследованиях подробно изучалась школой «нового историзма», в частности Фредриком Джеймисоном [Jameson, 1975; Jameson, 1981]. Согласно ученому, жанровая форма способна адаптироваться к меняющемуся контексту и одновременно структурировать новый для нее социокультурный материал [Jameson, 1981: 113— 132]. Если при анализе текстов фокусироваться не на преемственности жанровых форм, а на отличиях и отклонениях (generic discontinuities), то можно понять, как форма реагирует на контекст и как его осмысляет эстетически, — и, таким образом, делать выводы о ее социокультурных функциях.
Кавелти подробно разбирает роман Марио Пьюзо «Крестный отец» (1969), получивший всемирную популярность сразу же после выхода. В романе писатель, с одной стороны, развивает некоторые тенденции, характерные для криминальной формулы, с другой, создает свою формулу, адекватную меняющимся реалиям времени. Центральные фигуры в романе — «Дон» и «профессионал» — символизируют источники власти преступной организации: моральный авторитет и силу. Власть Дона строится не на деньгах и страхе, а на следовании кодексу поведения — он выступает в роли «патриарха», носителя традиционных ценностей, этических и гендерных норм. Профессионал сочетает в себе способности к холодному расчету и экстремальной жестокости, это делает его идеальным исполнителем воли организации. Пьюзо преобразует криминальную формулу из мелодрамы в приключение: он пишет не историю об индивидуальном успехе и поражении преступника, т. е. о восстановлении социального порядка, а о приходе к власти главы преступной организации, которая функционирует как «семья» — она защищает «своих», но взамен требует соблюдения строгих правил. Таким образом, роман предлагает читателям фантазию о такой форме коллективности, в которой сохраняются традиционные ценности и гендерные роли и которая может составить оппозицию деперсонализированному миру коммерческих корпораций, приобретающих влияние в современном мире [Cawelti, 1976: 62—79].
Демократическая установка Кавелти в отношении популярной литературы позволяет рассматривать ее в качестве выражения свободной воли читателей, чьи желания и предпочтения служат «ограничителем» для писательского творчества: «Целесообразно рассматривать коллективные установки, заключенные в художественных произведениях, которые создаются и воспринимаются определенной группой, как ограничитель того, что должно быть изображено в таких произведениях
и как они должны пониматься» [Кавелти, 1996: 54]1. Тем не менее, при анализе Ка-велти опирается не на фактор частотности формул, а фокусируется на отдельных произведениях, авторы которых сумели создать «новые формулы», отвечающие коллективному читательскому запросу и «духу времени».
Ограничение теории Кавелти связано с тем, что в своих рассуждениях о производстве и рецепции популярной литературы он не выходит за пределы американской культуры. Трудно согласиться, что, например, выводы о культурных функциях «Крестного отца» могут быть распространены на все страны, в которых роман получил признание. В свою очередь это означает, что формула диалогична и по отношению к читателю. Дэвид Фелдман обращает внимание, что формулу следует трактовать не только в качестве эмпирически выводимой из текстов повторяющейся структуры, но и в качестве факта читательского восприятия. Опознание формулы зависит от предшествующего опыта чтения, который обусловливает и узнавание в тексте знакомого, и эстетическое «остранение», удивление от новизны конкретной реализации формулы [Feldman, 1975]. Как следствие, для понимания функций популярной литературы необходимо учитывать контексты восприятия и способность формул перемещаться в международном пространстве.
Литературная формула в кросс-культурном контексте
Концепция двухчастной структуры формулы оказалась продуктивной для изучения популярной литературы в кросс-культурном контексте, в частности проблемы культурного разнообразия популярных жанров. Исследователи указывают, что жанры популярной литературы изменчивы и неоднородны и не могут быть сведены к какой-то одной формуле; скорее, следует говорить, что жанры состоят из ряда одновременно сосуществующих формул, которые удовлетворяют запросы разных аудиторий [Samuelson, 1993; Kaplan, 2012]. При этом отмечается способность популярных жанров и формул, оставаясь узнаваемыми, приспосабливаться к новому контексту и одновременно приспосабливать к себе новый материал, делая его доступным для международной аудитории.
Эми Дж. Рэнсом исследует проблему институциализации в Квебеке самостоятельной традиции фантастической литературы [Ransom, 2016]. Формирование квебекской традиции фантастики автор связывает с двумя журналами 1980-х гг.: в одном публиковалась франкоязычная фантастика, ориентированная на популярные англо-американские жанровые образцы (с вкраплением локального материала), а второй делал ставку на экспериментальную прозу и связь с академическим миром. Эти журналы соперничали за право определять облик «квебекской фантастики». В конце 1990-х в этой борьбе победил популярный вариант, так как он давал читателям возможность получения двойного удовольствия — распознавания жанровых конвенций, а также локальных сюжетов и образов. В результате, заключает ученый, узнаваемые в глобальном пространстве конвенции фантастики «вынесли на себе» локальный материал, сделали его видимым и доступным не только внутри страны, но и вовне.
Кавелти почти не затрагивает проблему читательской рецепции и лишь оговаривает, что «отношения между формулами и другими аспектами жизни могут быть исследованы прямо и эмпирически, как вопрос о том, почему определенные
1 Некоторые критики теории Кавелти отмечают, что формулы отражают не предпочтения читателей, а представления издателей о читателях, т. е. служат коммерческим целям производителей литературы и функционируют как рыночные «машины желаний». Согласно Ольге Вайнштейн, «розовый роман» создает в читателях потребность в романтическом переживании, которую сам же и ликвидирует, таким образом репродуцируя себя в неизменном виде [Вайнштейн, 1996]. В то же время соперничество за внимание читателей мотивирует производителей менять сложившиеся формулы [Nord, 1980].
группы людей предпочитают определенные книги» [Кавелти, 1996: 57]. Этот аспект подробнее рассматривается в последующих работах. Различия между контекстами чтения влияют на восприятие одних и те же формул или жанров; более того, читатели по-разному воспринимают «родную» продукцию и зарубежную. Оксана Бочарова изучает рецепцию любовного романа в международном контексте: ее интересует, как читался зарубежный любовный роман в ранней постсоветской России и связывает специфику восприятия с историко-культурными и социологическими особенностями аудитории [Бочарова, 1996].
Отдельный проблемный случай бытования формул в международном пространстве — перевод. Посредством перевода популярные произведения становятся доступными читателям из разных стран, которые таким образом получают представление о разрабатываемых в популярной литературе формулах и жанрах. В то же время не все аспекты формулы могут адекватно передаваться при переводе, из -за чего представление о формуле, которое формируется в принимающей культуре, может отличаться от оригинального. В качестве иллюстрации этой мысли мы предлагаем рассмотреть случай из истории научной фантастики. В течение 1940— 1970-х гг. в англо-американской традиции жанра происходит разработка и конвен-циализация приемов «погружения» читателя в фантастический мир: уменьшается роль персонажей-«проводников», которые рассказывают герою (и читателю) об устройстве воображаемого мира, акцент переносится на способность читателя самостоятельно ориентироваться в вымышленном пространстве текста через соотнесение себя с героем. Возрастает роль авторских неологизмов, указывающих на ди-станцированность мира текста от мира автора и читателя и «остраняющих» значения привычных слов [Зубов, 2020; Зубов, 2021]. Все это предполагает особе отношение писателей — и, как следствие, переводчиков — к языку.
Рассмотрим начало классического научно-фантастического романа Филипа К. Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (1968) в переводе М. Пчелинце-ва, выдержавшем наибольшее число переизданий:
Пенфилдовский генератор настроений разбудил Рика Декарда звонким, радостным всплеском электричества. Привычно удивленный неожиданным, безо всяких предупреждений, возвращением из царства сна в мир реальный, Рик спрыгнул с кровати, одернул радужную, под стать своему утреннему настроению, пижаму и сладко, с хрустом потянулся. На соседней кровати его жена Айран разлепила светлосерый тоскливый глаз и тут же со стоном его захлопнула [Дик, 2018: 11].
Этот же фрагмент в оригинале:
A merry little surge of electricity piped by automatic alarm from the mood organ beside his bed awakened Rick Deckard. Surprised — it always surprised him to find himself awake without prior notice — he rose from the bed, stood up in his multicolored pajamas, and stretched. Now, in her bed, his wife Iran opened her gray, unmerry eyes, blinked, then groaned and shut her eyes again [Dick, 2010: 1].
Появление «генератора настроений», некоего вымышленного устройства, настраивает на особый режим восприятия. Авторский неологизм обозначает мир, в котором технологии и эмоции связаны каким-то особым образом и который явно отличается от знакомой реальности. Текст приглашает читателя самому выяснить, в чем именно эти различия заключаются. Возможно, «радужная пижама» — это не привычный элемент домашней одежды, а некое футуристическое устройство. А тот факт, что герой и его жена спят в разных кроватях, может быть как частной деталью, сигнализирующей об отношениях между персонажами, так и указанием на социальные конвенции внутри мира текста. Одновременно с этим «странность» мира для читателя сразу же нейтрализуется поведением героя: для него происходящее естественно, — и даже удивление, которое он испытывает от пробуждения, показывается как привычное. Таким образом создается «эффект реальности» текста:
читатель, воспринимая происходящее через перспективу героя, выясняет, что для изображаемого мира естественно, а что нет.
Неологизм в начале текста «остраняет» значения окружающих его слов, причем в приведенном фрагменте «остраняющее» воздействие имеет динамический характер. Слово «merry», появляющееся в первом предложении, в конце абзаца приобретает дополнительное значение, связанное с существующими в мире текста технологиями: невеселые глаза («unmerry eyes») жены героя указывают, что она не подверглась действию «генератора». Читатель, дочитав до конца абзаца и оглядываясь назад, теперь понимает, что «merry» в начале текста следует понимать как «производящий веселящий эффект»2. В русскоязычном варианте переводчик использует разные слова («радостный», «тоскливый») и тем самым снимает с читателя необходимость следить за трансформациями значений слов.
Смысловая неопределенность усиливается подобранными автором словами. Словосочетание «mood organ», переведенное как «генератор настроений», можно понимать двояко — буквально и/или метафорически: как описание функций устройства (оно служит своего рода внешним по отношению к человеческому телу «органом») и/или его внешнего вида (оно похоже на музыкальный инструмент орган). Второе значение поддерживается словом «piped» («surge of electricity piped by automatic alarm»): электрический импульс передается по трубкам и/или сопровождается свистящим звуком. В результате, картина, создаваемая оригинальным текстом, выглядит более устрашающей и дискомфортной, чем «сглаженный» переводной вариант. Поэтика оригинального фрагмента обусловливает интерпретатив-ную работу читателя, который не только строит догадки о значениях привычных слов, но также задается вопросом, отражают ли выбранные автором слова «реальность» мира текста буквально или метафорически?
В 1940-х гг. «иммерсивный» подход к взаимодействию с читателем научной фантастики был новаторским, однако к концу 1960-х гг. он уже стал конвенциональным, т. е. формульным для жанра. При этом Дик усложняет разработанную формулу. Он показывает, что в контексте изображаемого мира слова могут быть неоднозначными, побуждает читателя обращать внимание на то, как слова в тексте меняют свои значения не только по отношению к базовому словарю, но и по отношению к внутритекстовым значениям — какие добавочные и переносные смыслы они приобретают. При переводе на русский язык этот аспект научно-фантастической формулы, как мы видели, утрачивается; как следствие, меняется и представление о формуле, которое складывается в принимающей культуре.
Список источников
Бочарова О. Формула женского счастья. Заметки о женском любовном романе // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 292—302.
Вайнштейн О. Розовый роман как машина желаний // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 303—330.
Дик Ф. К. Мечтают ли андроиды об электроовцах? / пер. с англ. М. Пчелинцева. М.: Эксмо, 2018. 353 с.
Зубов А. А. Удовольствие от чтения научной фантастики: создание идеи и академическая легитимация популярного жанра // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. 2020. № 4. С. 154—163.
2 Как объяснял Дик, он стремился к тому, чтобы с первых же строк произвести на читателя «шок раз-узнавания» (shock of disrecognition): читатель должен узнать в тексте знакомое на основании знаний о мире и базового словаря, — но и, осознав частичную нерелевантность этого знания, «пере-узнать» известное [Dick, 1995].
Зубов А. А. Когнитивные аспекты восприятия жанров популярной литературы и их историческая изменчивость // Studia Litterarum. 2021. Т. 6, № 2. С. 10—27. Кавелти Дж. Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 33—64.
Савкина И. «Укушенные», или почему «вампириады» стали популярной жанровой формулой современной массовой культуры // Детские чтения. 2013. Т. 4, № 2. С. 112—123. Cawelti J. G. The Concept of Formula in the Study of Popular Literature // Journal of Popular Culture. 1969. Vol. 3, № 3. P. 381—390. Cawelti J. G. Adventure, Mystery and Romance: Formula Stories as Art and Popular Culture. Chicago: University of Chicago Press, 1976. 336 p. Cronin M. Currier and Ives: A Content Analysis // American Quarterly. 1952. Vol. 4, № 4. P. 317—330.
Dick Ph. K. My Definition of Science Fiction // The Shifting Realities of Philip K. Dick. Selected Literary and Philosophical Writing / ed. by L. Sutin. New York: Vintage Books, 1995. P. 99—100. Dick Ph. K. Do Androids Dream of Electric Sheep? London: Gollancz, 2010. 193 p. Feldman D. N. Formalism and Popular Culture // Journal of Popular Culture. 1975. Vol. 9, № 2. P. 384—402.
Jameson Fr. Magical Narratives: Romance as Genre // New Literary History. 1975. Vol. 7, № 1. P. 135—163.
Jameson Fr. The Political Unconscious: Narrative as a Socially Symbolic Act. Ithaca, New York:
Cornell University Press, 1981. 305 p. Kando T. Popular Culture and its Sociology: Two Controversies // Journal of Popular Culture.
1975. Vol. 9, № 2. P. 438—455. Kaplan D. "Why would any woman want to read such stories?": The Distinctions Between Genre Romances and Slash Fiction // New Approaches to Popular Romance Fiction / ed. by S. S. G. Frantz, E. M. Selinger. London: McFarland & Co., Inc., 2012 [Kindle edition]. Nagourney P. Elite, Popular and Mass Literature: What People Really Read? // Journal of Popular
Culture. 1982. Vol. 16, № 1. P. 99—107. Nord D. P. An Economic Perspective on Formula in Popular Culture // Journal of American Culture. 1980. № 3. P. 20—29. Ransom A. J. Popular Fiction in Quebec: National Identity and 'American' Genres // New Directions in Popular Fiction: Genre, Distribution, Reproduction / ed. by K. Gelder. London: Palgrave Macmillan, 2016. P. 239—260. Samuelson D. N. Modes of Extrapolation: The Formulas of Hard SF // Science Fiction Studies.
1993. Vol. 20, № 2. P. 191—232. Sonenschein D. Love and Sex in the Romance Magazines // Journal of Popular Culture. 1970. Vol. 4, № 2. P. 398—409.
References
Bocharova, O. (1996) Formula zhenskogo schast'ia. Zametki o zhenskom liubovnom romane [Formula of Women's Happiness. Notes on Women's Romantic Fiction], Novoe litera-turnoe obozrenie [New Literary Observer], no. 22, pp. 292—302.
Cawelti, J. G. (1969) The Concept of Formula in the Study of Popular Literature, Journal of Popular Culture, vol. 3, no. 3, pp. 381—390.
Cawelti, J. G. (1976) Adventure, Mystery and Romance: Formula Stories as Art and Popular Culture, Chicago: University of Chicago Press.
Cawelti, J. G. (1996) Izuchenie literaturnykh formul [The Study of Literary Formulas], Novoe Literaturnoe Obozrenie [New Literary Observer], no. 22, pp. 33—64.
Cronin, M. (1952) Currier and Ives: A Content Analysis, American Quarterly, vol. 4, no. 4, pp. 317—330.
Dick, P. K. (1995) My Definition of Science Fiction, in: Sutin, L. (ed.), The Shifting Realities of Philip K. Dick, Selected Literary and Philosophical Writing, New York: Vintage Books, pp. 99—100.
Dick, P. K. (2010) Do Androids Dream of Electric Sheep? London: Gollancz.
Dick, P. K. (2018) Mechtaiut li androidy ob elektroovtsakh? [Do Androids Dream of Electric Sheep?], translated by M. Pchelintseva, Moscow: Eksmo Publ.
Feldman, D. N. (1975) Formalism and Popular Culture, Journal of Popular Culture, vol. 9, no. 2, pp. 384—402.
Jameson, F. (1975) Magical Narratives: Romance as Genre, New Literary History, vol. 7, no. 1, pp. 135—163.
Jameson, F. (1981) The Political Unconscious: Narrative as a Socially Symbolic Act, Ithaca, New York: Cornell University Press.
Kando, T. (1975) Popular Culture and its Sociology: Two Controversies, Journal of Popular Culture, vol. 9, no. 2, pp. 438—455.
Kaplan, D. (2012) "Why would any woman want to read such stories?": The Distinctions Between Genre Romances and Slash Fiction, in: Frantz, S. S. G., Selinger, E. M. (eds), New Approaches to Popular Romance Fiction, London: McFarland & Co., Inc.
Nagourney, P. (1982) Elite, Popular and Mass Literature: What People Really Read? Journal of Popular Culture, vol. 16, no. 1, pp. 99—107.
Nord, D. P. (1980) An Economic Perspective on Formula in Popular Culture, Journal of American Culture, no. 3, pp. 20—29.
Ransom, A. J. (2016) Popular Fiction in Quebec: National Identity and 'American' Genres, in: Gelder, K. (ed.), New Directions in Popular Fiction: Genre, Distribution, Reproduction, London: Palgrave Macmillan, pp. 239—260.
Samuelson, D. N. (1993) Modes of Extrapolation: The Formulas of Hard SF, Science Fiction Studies, vol. 20, no. 2, pp. 191—232.
Savkina, I. (2013) "Ukushennye", ili pochemu "vampiriady" stali populiarnoi zhanrovoi formuloi sovremennoi massovoi kul'tury ["Bitten", or Why "Vampyriads" Have Become a Popular Genre Formula of Modern Mass Culture], Detskie chteniia [Children's Readings: Studies in Children's Literature], vol. 4, no. 2, pp. 112—123.
Sonenschein, D. (1970) Love and Sex in the Romance Magazines, Journal of Popular Culture, vol. 4, no. 2, pp. 398—409.
Vainshtein, O. (1996) Rozovyi roman kak mashina zhelanii [Pink Novel as a Desiring Machine], Novoe literaturnoe obozrenie [New Literary Observer], no. 22, pp. 303—330.
Zubov, A. A. (2020) Udovol'stvie ot chteniia nauchnoi fantastiki: sozdanie idei i akademicheskaia legitimatsiia populiarnogo zhanra [Finding Pleasure from Reading Science Fiction: Creation of the Idea and Academic Legitimation of the Popular Genre], Vestnik Moskovskogo universiteta, seriia 9, Filologiia [Moscow State University Bulletin, series 9, Philology], no. 4, pp. 154—163.
Zubov, A. A. (2021) Kognitivnye aspekty vospriiatiia zhanrov populiarnoi literatury i ikh is-toricheskaia izmenchivost' [Cognitive Aspects of Reception of Popular Genres and Their Historical Variability], Studia Litterarum, vol. 6, no. 2, pp. 10—27.
Статья поступила в редакцию 15.09.2022; одобрена после рецензирования 15.10.2022; принята к публикации 30.10.2022.
The article was submitted 15.09.2022; approved after reviewing 15.10.2022; accepted for publication 30.10.2022.
Информация об авторе / Information about the author
Артем Александрович Зубов — кандидат филологических наук, преподаватель, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, г. Москва, Россия. E-mail: artem_zubov@mail.ru
Artem Zubov — Cand. Sc. (Philology), Lecturer, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation.
