CC BY
3Формирование требований к философскому мысленному эксперименту
Добронравова Ульяна Владимировна,
кандидат философских наук, кафедра гуманитарных и социально-экономических дисциплин, Омский автобронетанковый инженерный институт E-mail: ulianazhilina@mail.ru
В статье рассматривается мысленный эксперимент в философии. Обращается внимание на проблему отсутствия требований к проведению мысленного эксперимента в философии. Поскольку такие требования отсутствуют, возникает противоречие. С одной стороны, подобные эксперименты претендуют на научность и объективность, а, с другой стороны, максимально сближаются с художественным вымыслом. Вследствие этого возникает практическая опасность, которая заключается в том, что за такими выводами могут последовать неподготовленные люди, для которых выводы философского мысленного эксперимента будут убедительны в силу наличия словосочетания «мысленный эксперимент». Теоретическая же опасность бесконтрольных мысленных экспериментов в философии заключается в репутационных рисках для самой философии. Для решения данной проблемы в статье предлагается ряд возможных требований к философскому мысленному эксперименту, чтобы повысить его достоверность.
Ключевые слова: мысленный эксперимент, моральная дилемма, аналитическая философия, «китайская комната», «философский зомби», «мозги в колбе».
Пытаясь подчеркнуть практико-ориентированность философии, ряд ее представителей сегодня обращается к методу мысленного эксперимента. Подобные мысленные эксперименты нередко получают весьма яркие названия: «Китайская комната», «Философский зомби», «Мозги в колбе» и т.п. Таким образом современные философы отчасти пытаются стереть грань между экспериментами в естественных и технических науках, с одной стороны, и философии, с другой стороны. Тем самым совершается попытка демонстрации того, что область нашего разума подвластна экспериментированию и более того, именно в этой области и рождаются ответы, определяющие наши ценности, мировоззрение, законы, по которым мы живем, и, как следствие, наши поступки. Конечно, область нашего разума действительно представляет собой широкий простор для мысленного экспериментирования, хотя бы в силу наличия у нас воображения и способности прогнозировать с его помощью возможные события. Более того, мысленные эксперименты применялись в философии, начиная с древности, что видно на примере апорий Зе-нона. Однако, в попытках приблизить философию к реальности, связаться с этой самой реальностью при помощи мысленного эксперимента, философа поджидает опасность упасть в бездну собственного воображения, а вслед за собой потащить и тех, кто ему доверился. В этой связи мысленные эксперименты в философии, на наш взгляд, должны проводиться с куда большей осторожностью и строгостью. Именно поэтому в данной статье мы рискнем предложить ряд возможных требований, или рекомендаций, при помощи которых уже опытные и лишь начинающие экспериментаторы в области философской мысли смогут приступить к излюбленному занятию с максимальной безопасностью для себя и для других людей. Для этого мы рассмотрим как мысленные эксперименты, ставшие уже историческими образцами, так и современные мысленные эксперименты. Вскроем их достоинства и недостатки, и на основе этого предложим рекомендации к их проведению.
Мысленный эксперимент должен исследовать лишь то, что находится во власти разума, и быть фальсифицруемым
Данное требование проистекает из предложения Р. Декартом, высказанного задолго до нас и сводящегося к тому, что «Нужно заниматься только такими предметами, о которых наш ум кажется способным достичь достоверных и несомненных познаний» [1, С. 24]. Конечно, данное требование носит лишь рекомендательный и условный характер. Поскольку спорить о границах применения нашего разума можно бесконечно долго, вплоть до потери этого самого разума. Да и в конце концов, что это за философ, который не мечтает шагнуть за границы разумного?! Ведь именно смелость философов заглядывать за пределы очевидного и не чураться самых темных закоулков человеческой души позволила расцвести и другим наукам. Однако, на наш взгляд, философ, проводящий мысленный эксперимент, в целях честности перед самим собой все же должен ответить самому же
себе на вопрос: «А способен ли мой разум объять то, над чем я собираюсь экспериментировать?». Если следовать данному принципу, то из поля мысленного экспериментирования должны выпасть все эксперименты, связанные с доказательством или опровержением существования Бога (хотя при этом вполне допустимыми остаются мысленные эксперименты, в которых существование или несуществование Бога обозначено в качестве условия. Об этом подробнее ниже.), или же других предметов, наличие или отсутствие которых нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Так, например, некорректным в этой связи представляется мысленный эксперимент, получивший название «чайника Рассела». Ярый атеист Рассел, желая ослабить непоколебимость верующих людей и возложить на них бремя доказательства существования Бога, предложил соответствующий мысленный эксперимент, согласно которому некто (в данном случае Рассел) верит в то, что по орбите между Марсом и Землей вращается крошечный чайник [2]. Крошечный настолько, что просто невидим. Разубедить того, кто верит в невидимый чайник не представляется возможным, поскольку невозможно найти аргументы в пользу того, что такого чайника не существует. Помимо того, что Рассел в данном случае обращается к неполной аналогии (о чем мы подробнее поговорим позже), в данном случае представляется в корне неверным попытка доказать абсурдность существования Бога и веры в него при помощи его сравнения с невидимым чайником. Вопрос о существовании и несуществовании Бога находится целиком вне поля доказательств и научной методологии. В конце концов, какую бы методологию мы не использовали, Бог (христианский, или же любое другое божество) всегда может оказаться неизмеримо умнее и хитрее всех наших экспериментов, хоть мысленных, хоть эмпирических. В данном случае налицо несоизмеримость объекта познания и инструментов его познания.
В то же время, знаменитое пари Паскаля, не нарушает данного требования, поскольку Паскаль не пытается доказать или опровергнуть существование Бога. Он всего лишь при помощи теории игр показывает, почему верить в него (и жить в соответствии с этой верой) более выгодно, нежели не верить в Бога [3, с. 187].
Данное требование вполне применимо и к мысленному эксперименту, посвященный философскому зомби [4]. Если он существует, то это опровергает физикализм. Хорошо, а если не существует? Ведь подобным образом мы можем рассуждать о чем угодно. Если мы обнаружим формы жизни, которые состоят из неорганической материи, это опровергнет углеродную концепцию происхождения жизни. Если мы увидим, что некий человек не отражается в зеркале, боится чеснока, серебра и осиновых колов, это докажет существование вампиров... Какой смысл несут в себе подобные эксперименты? Они, безусловно расширяют границы наших представлений о мире, наши представления о возможном, но при этом мало чем отличаются от художественного вымысла. Подлинный же мысленный эксперимент должен быть проблематичен, как и любой научный эксперимент, да и всякое научное исследование вообще. В первую очередь, он должен проистекать из какой-то реальной проблемы и предлагать собой способ ее решения. Далее, мысленный эксперимент должен иметь конкретный результат, конкретное решение, которое при определенных условиях подлежит опровержению. Мы не можем опровергнуть о результат эксперимента, связанного с существованием философского зомби, потому что нельзя доказать, что еЗ они не существуют и никогда не будут существовать. ° Так же, как нельзя доказать возможность существова-^ ния леших, домовых и единорогов.
Всякое условие мысленного эксперимента должно быть строго необходимым для его выполнения
Мысленный эксперимент, как и всякий эксперимент, предполагает помещение объекта в искусственно созданные или заданные условия. Всякое условие мысленного эксперимента должно быть строго функционально и непосредственно влиять на ход и результат эксперимента. Проще говоря, следует к мысленному эксперименту применить бритву Оккама и отсечь все то, что не является существенным для осуществления эксперимента.
С этой точки зрения, предлагаем критически оценить мысленный эксперимент Х. Патнема «Мозги в бочке», призванный доказать неиллюзорность нашего мира [5] На наш взгляд, не представляется необходимым для цели рассуждений Патнема обращаться именно к мозгам в бочке. В конце концов, проблема реальности мира уже давным-давно была поднята в буддизме и в платонизме. Для Платона «бочкой» была пещера в знаменитом мифе, а для буддизма такой «бочкой» был вообще весь мир. Согласимся, что дизайн мысленного эксперимента, по аналогии с которым выстроен мысленный эксперимент Патнема, в буддизме и платонизме куда изящнее.
Данный пункт предложенных нами рекомендаций достаточно уязвим, поскольку наиболее выдающиеся в истории философии мысленные эксперименты всегда несут с собой некий элемент «хайпа». Очевидно, что доля художественного вымысла вполне допустима в мысленном эксперименте, для того чтобы читатель мог наиболее ярко представить себе этот эксперимент, наиболее глубоко в него погрузиться. Каждый автор мысленного эксперимента хочет, чтобы его творение буквально зацепило читателей и заставило бы их проводить бессонные ночи в поисках решения. Однако, даже в апории «Ахиллес и черепаха» на роль догоняющего не зря выбран Ахиллес. Дело в том, что, согласно гомеровскому эпосу, одной из главных характеристик этого героя была именно быстроногость, отличавшая его от других участников битвы за Трою. Конечно, Зенон Элейский в данной апории обращается к художественному вымыслу, что делает предложенный им мысленный эксперимент более красочным и пригодным для восприятия. И в то же время, обращение к художественному вымыслу в этом случае вполне обоснованно и оправданно. Итак, сохраняя возможность для доли фантазии в мысленном эксперименте, мы все же убеждены в том, что чистота эксперимента и стремление к истине требуют от автора максимального отсечения всего лишнего и несущественного в условиях эксперимента.
Условия мысленного эксперимента должны быть оговорены максимально ясно и полно
Результат эксперимента непосредственно зависит от условий эксперимента, которые, в свою очередь, должны быть максимально проясненными и непротиворечивыми. Результат эксперимента должен напрямую выводиться из условий эксперимента. Ответ на заданный вопрос должен подразумевать, что вопрос нам до конца ясен, и не требовать дополнительных вопросов. Так, в случае с экспериментом о физиологе Мэри [6], которая жила в монохромном мире и знала все об ощущениях по книгам, автор задает вопрос: получит ли Мэри новое знание, если увидит мир полноцветным? Прибавиться ли к ее знаниям, полученным по книгам некое новое знание? Вопрос, безусловно, важный для философии и гносеологии. Но в то же время, очевидно, что автор эксперимента не за-
дал изначально в условиях эксперимента определение понятия знания. Нам предлагается, по сути, при помощи данного эксперимента как раз это и сделать - ответить на вопрос о том, что такое знание, что оно собой представляет и является ли ощущение формой знания. Выходит, круг в определении приводит к кругу в эксперименте. Для того, чтобы ответить на вопрос, поставленный в эксперименте, нам необходимо разобраться с тем, что такое знание. Для того, чтобы разобраться с тем, что такое знание, нам необходимо решить задачу, поставленную в эксперименте. Безусловно, история философии знает и еще более сложные и запутанные софизмы. В некоторых случаях она их даже терпит. А бывает, что и поощряет. И все же мнится, будто достоверность эксперимента, его ясность и внутренняя непротиворечивость важнее, нежели неограниченные полеты фантазии.
Вместе с условиями в мысленном эксперименте должна быть задана система координат, особенно, если мы хотим моральную дилемму превратить в мысленный эксперимент. Скажем, если нам представляется выбор: куда направить вагонетку [7], взорвать ли тучного спелеолога, загораживающего выход из пещеры [8], подключаться ли к машине, которая создает у нас приятные иллюзии [9], в этом еще нет мысленного эксперимента. Здесь перед нами моральная дилемма (трилемма, те-тралемма и т.д.), а не мысленный эксперимент. Ответ на моральную дилемму остается открытым, он всегда зависит от того, кого спрашивают. Если же мы задаем систему координат в виде правовых норм, религиозных догм, установок некого философского учения, в таком случае мы превращаем моральную дилемму в эксперимент, поскольку его результат будет уже задан в его условиях.
Вместе с системой координат, заданной в качестве условия эксперимента, должен быть и сформулирован закрытый вопрос к этой системе координат. В результате эксперимента мы должны ответить на такой вопрос либо «да», либо «нет». Если же в условиях эксперимента не задана система координат и не сформулирован закрытый вопрос, то такой метод представляет собой моделирование, а не эксперимент. Безусловно, два этих метода взаимосвязаны. Моделирование, особенно в этике и праве, возможно именно тогда, когда у нас нет готовой системы координат, или же мы хотим проверить на прочность существующую систему координат (моральных, религиозных, правовых, философских). И тогда на основе разработанной модели, условия которой не содержат в себе готового ответа, мы можем предложить различные версии поведения этой модели (развития событий, сценария и т.п.) и на основе оценки этих версий пересмотреть имеющуюся систему координат, дополнить ее или же перейти к новой системе координат. Правовой эксперимент Д'Амато, в котором смоделирована ситуация, где водитель пересекает двойную сплошную, чтобы спасти жизнь ребенка, тому свидетельство [10]. Или, например, известный мысленный эксперимент, связанный с ситуациями, возможными при использовании самоуправляемых автомобилей [11]. Если самоуправляемые автомобили еще не используются, то нет и соответствующих правовых норм. Но для того, чтобы эти нормы разработать в унисон с надвигающимся прогрессом, мы можем смоделировать все возможные конфликтные ситуации, связанные с самоуправляемыми автомобилями и не поддающиеся нормам текущего законодательства. Оценивая эти ситуации, развивая их серию, мы сможем выработать основания для дополнения современных правовых норм. Экспериментом же кейс на основе данной модели, сможет стать тогда, когда мы зададим в качестве системы координат уже действу-
ющие правовые нормы и законы, и будем искать ответ в пределах уже существующих условий. К такому мысленному эксперименту в области нравственности нередко обращались философы и богословы эпохи Средневековья, которые в качестве системы координат использовали Священное Писание и Священное Предание [12].
Необходимо соблюдать законы и правила формальной логики
Мысленный эксперимент, тем более в философии, необходим отчасти для того, чтобы абстрагироваться от уже установленных и в ряде случаев догматизированных законов природы, от знакомой нам реальности, и взглянуть на уже привычные нам явления с другой стороны. Так, например, в мысленном эксперименте Зенона, посвященного Ахиллесу и черепахе, Зенон совершенно не учитывает привычный нам повседневный опыт, в соответствии с которым Ахиллес не только догонит, но и очень быстро перегонит черепаху. Или же, Анри Пуанкаре, задаваясь вопросом о нашем ощущении пространства, предлагает нам представить, что за одну ночь размеры нашего тела и тел окружающего нас мира изменились в равных пропорциях [13]. Могли ли условия, предложенные данными экспериментаторами осуществиться в реальности? В случае с апорией Зенона - нет, в случае эксперимента Пуанкаре, мы бы этого не заметили, как и утверждал автор. Эти авторы затем и выносят свои мысленные эксперименты за скобки реальности, чтобы обратить наше внимание на нас самих, переместить фокус с объекта исследования на субъект; с мира наблюдаемых явлений на то, что за ними кроется. Таким образом, рамки законов природы оказываются достаточно условными для мысленных экспериментов, особенно, если исследователь желает проверить на прочность сами эти законы. В то же время пренебрегать ими не должны ни представители естественных наук, ни представители философии в тех случаях, когда действие этих законов оказывают реальное влияние на ход и результат эксперимента.
Однако есть условия, которые необходимо соблюдать как в естественнонаучных, так и в философских мысленных экспериментах. Речь о законах и правилах логики. В частности, фантазия экспериментатора необходимо должна быть ограничена законами непротиворечия, тождества, исключенного третьего и достаточного основания.
Что происходит в случае, когда автор эксперимента не проясняет понятия, мы можем наблюдать на примере статьи Д. Парфита [14], в которой он пытается доказать, что мы являемся личностью, а не телом и вообще не животным. В данном случае первым возникает вопрос, а кто эти «мы»? Складывается впечатление, что этих «мы» автор заранее, имплицитно, отождествляет с нашей личностью. И тогда весь эксперимент теряет смысл, ведь ответ уже дан в вопросе эксперимента. Если «мы» - это наши личности, то, конечно же, личности являются личностями, а не телами и не животными. Возникает тогда вопрос к экспериментатору о носителе нашей личности. Таковым он считает человеческий мозг, даже, при особых условиях, помещенный в специальный раствор и продолжающий функционировать. Но человеческий мозг в любом случае представляет собой совокупность животных клеток, т.е. является... животным, согласно определению биологических словарей. Однако из-за непроясненности используемых терминов «мы», «человеческие существа» и «животные» у автора сохраняется возможность играть результатами своего экспе-
сз о
сг ш
0
1
-1 У
"О ш
сг
римента, как ему вздумается и приходить к тому результату, к которому ему хочется.
Если в философском мысленном эксперименте используются данные из естественных и/или технических наук, законы и закономерности этих наук в отношении используемых данных должны соблюдаться в полном объеме
Вследствие того, что мысленный эксперимент осуществляется во многом за счет воображения, у его автора может возникнуть тяжело осознаваемый соблазн отбросить условия постылой реальности и целиком окунуться в мир фантазий. Вместе с оковами реальности авторы мысленных экспериментов зачастую отбрасывают и законы природы. Нередко возникает ситуация, когда данные естественных и / или технических наук выступают в качестве необходимых условий эксперимента, но при этом экспериментаторы обращаются с этими данными слишком вольно. В таких случаях естественнонаучные и технические достижения становятся лишь декорациями, «роялем в кустах» для мысленного эксперимента. По сути, экспериментаторов можно заподозрить в том, что они притягивают данные естественных и технических наук в интересах заранее заготовленного результата.
С этой точки зрения можно подвергнуть критике знаменитый эксперимент Д. Дэннета, в котором автор создает воображаемую ситуацию, в которой его мозг помещается в колбу, в специальный физраствор, тогда как его тело (под дистанционным контролем мозга) отправляется к центру Земли, чтобы извлечь оттуда радиоактивную боеголовку [15]. Мозг Деннета, согласно условиям эксперимента, остается в колбе, поскольку радиация от ядерной боеголовки грозит именно этому органу тела, не затрагивая при этом другие. В данном случае автор выдумывает какую-то несуществующую радиацию с неизведанными доселе свойствами. Ведь на самом деле трудно представить себе радиацию, опасную для клеток мозга, но при этом безвредную для клеток всего остального тела. Дэннет также упоминает счетчик Гейгера, который стал зашкаливать при его приближении к боеголовке. А, как известно, счетчик Гейгера фиксирует бета-частицы, которые наиболее опасны для слизистых оболочек и кроветворения, а также гамма-частицы, которые влияют на все ткани и органы тела человека.
Помимо этого, в качестве аргумента в пользу того, что «Я» Дэннета не тождественно его телу, он приводит как уже доказанные результаты другого мысленного эксперимента, согласно которому, если поместить мозг одного человека в тело другого, то получившийся «гибрид» будет представлять собой личность владельца мозга, а не тела. В данном случае Дэннет использует сразу две некорректные, на наш взгляд, уловки. Во-первых, он использует недоказанные данные спорного эксперимента как доказанные. С тем же успехом он мог бы сослаться на художественное произведение советского писателя Беляева «Голова профессора Доуэля». Во-вторых, опять же, создавая видимость опоры на медицину и биологию, Дэннет не смущается тем, что естественнонаучные костыли в данном случае носят исключительно бутафорский характер. Никаких медицинских данных & о возможностях пересадки мозга с последующим сохра-о нением личности на сегодняшний день не существует.
Можно придраться к эксперименту Деннета и по дру-еЗ гому поводу. Так, например, он пишет, что несмотря ° на то, что сигналы из мозга поступали в его тело со ско-^ ростью света, по мере продвижения к центру земли, они
ослабевали. Однако Деннет забыл, или не счел нужным, или просто не знал, что даже когда мозг находится в теле, скорость передачи нервных импульсов от мозга к органам тела значительно ниже скорости света! Более того, мозг «предпочитает» более медленные импульсы в целях сбережения энергии.
Дальше эксперимент Дэннета все больше и больше походит на ненаучную фантастику. Мозг Дэннета подключают к другому телу и дублируют на компьютер. Теперь у его тела два мозга, которые он может попеременно включать и выключать. Воображение Дэннета рисует все новые и новые подробности, которые, к сожалению, совершенно не помогают ответить на вопрос, поставленный в начале эксперимента. Таким образом, эксперимент, изначально построенный на мистификации и опирающийся на данные естественных и технических наук, как на декоративные костыли, превращается в игру воспаленного мозга. Не важно, погруженного ли в колбу, или виртуального.
В случае, когда мысленный эксперимент проводится на основе аналогии, аналогия должна быть максимально полной
Зачастую мысленные эксперименты, в основе которых лежит моральная дилемма, построены при помощи аналогии. Мы видим это на примере мысленного эксперимента под названием «Виолончелист», или «Скрипач» [16]. В этом эксперименте предлагается представить, что вас похитили поклонники выдающегося виолончелиста и отправили вас в больницу, где кровеносную систему этого виолончелиста без вашего ведома подключили к вашим почкам. Автор эксперимента вопрошает: будет ли этично отключиться от виолончелиста? Очевидно, этот эксперимент предложен по аналогии с нежелательной беременностью. Однако, аналогия далеко не полная. Во-первых, учитывая насильственное подключение к виолончелисту, уместно сравнивать данную ситуацию лишь с беременностью в случае изнасилования. Во-вторых, в случае с виолончелистом речь идет о взрослом человеке, а не о зародыше человек. В-третьих, у этого виолончелиста есть уже армия поклонников, да и вообще много других людей, которые могли бы стать донорами для него его кровеносной системе.
Такой же неполной является и аналогия человека в «Китайской комнате» Сёрля с компьютерной программой и тех процессов, которые он выполняет [17]. Так, например, человек в китайской комнате знает, как минимум, английский язык, на котором написаны инструкции. Английский в данном случае выступает метаязыком, опираясь на который, при желании можно разобраться и в незнакомых китайских иероглифах. Далее, сам процесс обмена иероглифами в мысленном эксперименте основан по аналогии с тестом Тьюринга. Эксперимент предполагает, что люди задают человеку в комнате довольно простые вопросы, вроде «Какой твой любимый цвет?», на что человек может ответить иероглифом, означающий «зелёный», не вникая при этом в реальный смысл его значения. Однако в тесте Тьюринга и в ему подобных тестах, направленных на убеждение людей в том, что они разговаривают с человеком, а не с машиной, люди не обходятся лишь простыми закрытыми однозначными вопросами. Напротив, интересно испытать собеседника чисто «человеческими», многозначными, открытыми вопросами, которые допускают игру смыслов, доступных лишь человеку. Аналогия Сёрля и в данном случае оказывается весьма слабой.
Эксперимент должен отвечать только на те вопросы, которые были поставлены изначально. Ответ должен соответствовать вопросу
Безусловно, в ходе проведения мысленного эксперимента нам важны не только его непосредственные результаты, но и возможные следствия из него. Однако, нам представляется необходимым в целях чистоты и прозрачности эксперимента, а также в целях честности с читателем, все вопросы, решаемые в эксперименте, оглашать изначально. Так, например, только «доказав», что «мы» не являемся человеческими существами, т.е., что наша личность не тождественна нашему телу, Дерек Парфит оглашает этические следствия своего мысленного эксперимента, которые заключаются в том, что аборты и эвтаназия в случае клинической смерти возможны, поскольку тела, в которых поддерживается биологическая жизнь, не являются личностями, а следовательно, прекращение этой жизни не будет убийством личности [14]. В данном случае вывод о возможности эвтаназии и аборта не соответствует изначально поставленному вопросу эксперимента о том, будет ли существо с нашей памятью, тождественно нашей личности. Очевидно, что читателя, направив по одному пути рассуждения, привели к тому месту назначения, о котором он ничего не знал изначально. Очень напоминает приемы античной софистики! Конечно, такие приемы возможны и сегодня, особенно, возможно, в педагогике, когда педагогу в силу буквального перевода названия своей профессии необходимо именно привести обучающегося к желанному результату. Однако, если речь идет о научной публикации в рецензируемом издании, написанной специалистом для специалистов, было бы честнее оглашать все заложенные в эксперимент вопросы изначально. И избегать ответов на вопросы, которые не были заданы в начале эксперимента.
Необходимо соблюдать историческую преемственность
Экспериментатору, несмотря на масштаб своего вдохновения и полета мысли, следует учитывать ответы на поставленный им вопрос, которые уже были даны его предшественниками, хотя бы и в косвенной форме. Не секрет, что идеи витают в воздухе. И почти каждую нашу гениальную мысль кто-то уже высказал до нас в той или иной форме. И так же, как и в любом исследовании необходимо учитывать уже существующий по интересующей нас теме материал, так же необходимы ссылки на опыт предшественников в мысленных экспериментах. Так, например, странно, что Дерек Парфит, предлагая эксперимент с нашей репликой на Марсе, которая тождественна нам генетически и хранит все наши воспоминания, не упоминает о предложенном ранее эксперименте о болотном человеке, который, по существу, ставит перед читателем ту же проблему тождества личности [18].
Активно ссылаясь на Локка и в частности, на локки-анское определение личности (как сущности, способной размышлять о себе самой, непрерывное существование которой необходимым образом связано с психологической преемственностью), Парфит при этом избегает тех высказываний Локка (из той же работы «Опыт о человеческом разуме»), которые противоречили бы столь желанным ему выводам [19, с. 158]. Так же, выстраивая свое рассуждение о тождестве личности на так называемой «узкой локкианской концепции», Парфит вовсе не упоминает дискутировавшего (и весьма успешно) по этому вопросу с Локком Лейбница [20, с. 53]. Выходит, что Парфит проводит свой мысленный эксперимент
лишь в том историко-философском контексте, который ему удобен. Возникает вопрос: выдающийся представитель аналитической философии провел эксперимент и получил результат, или же сначала захотел получить некий результат, а уж затем привел для его обоснования соответствующий мысленный эксперимент?
Разумеется, нельзя объять необъятное и учесть всех своих предшественников в научном исследовании. Однако к этому следует стремиться тем сильнее, чем более фундаментальные темы это самое исследование затрагивает. В любом случае, историческая преемственность позволяет рассмотреть исследуемый предмет более целостно.
Подводя итоги нашей статьи, мы хотим напомнить о той проблеме, которая мотивировала ее написание, и о целях, к которым стремился ее автор. Также в заключение обобщим те мысли, к которым мы пришли по ходу создания данной статьи.
Итак, проблема, которую мы обозначили в данной статье и попытались решить, заключается в отсутствии требований для мысленных экспериментов в области философии и, как следствие, в том, что такие эксперименты, проводимые бесконтрольно могут привести к достаточно спорным (и даже опасным) выводам. Практически, опасность заключается в том, что за такими выводами могут последовать неподготовленные люди, для которых выводы философского мысленного эксперимента будут убедительны в силу наличия словосочетания «мысленный эксперимент». Теоретическая же опасность бесконтрольных мысленных экспериментов в философии заключается в репутационных рисках для самой философии. С одной стороны, претендуя на научную точность и практическую значимость, а, с другой, демонстративно пренебрегая логическими правилами и законами, некоторые мысленные эксперименты в философии опасно сближаются с художественным вымыслом. Что может быть опаснее художественного вымысла, претендующего на объективное объяснение реальности и не осознающего собственных границ?
Чтобы решить эту проблему, мы в данной статье предложили ряд требований, при помощи которых можно было бы повысить уровень объективности мысленных экспериментов в философии. Перечисленные в статье требования к проведению мысленного эксперимента выработаны на основе критического анализа уже существующих и весьма известных в философии мысленных экспериментов. Исследуя структуру и содержание данных экспериментов, мы обратили внимание на их уязвимости, и, собственно, на основе этого предложили соответствующие требования, которые могли бы помочь избежать экспериментаторам подобных уязвимостей.
Разумеется, мы осознаем возможную неполноту предложенных требований. Ни в коем случае наше предложение не стремится исполнить роль прокрустова ложа для воображения мысленных экспериментаторов. В этой связи, сделанное нами в данной статье предложение не только открыто для обсуждения и критики, но и нуждается в них.
Литература
1. Декарт Р. Правила для руководства ума // Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках и другие философские работы. М.: Академический проект, 2011. С. 21-88.
2. Russel, B. "Is there a God", in Russel B. The Collected Papers of Bertrand Russell, Volume 11: Last Philosoph-
es о
сг
IE
0
1
-1 У
-о
IE CT
ical Testament. London: Routledge, 1943-68, pp. 54348.
3. Паскаль Б. Мысли. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1995. 480 с.
4. Чалмерс Д. Сознающий ум: В поисках фундаментальной теории. М.: УРСС: Книжный дом «ЛИБРО-КОМ», 2013. 512 с.
5. Патнем Х. Разум, истина и история. М.: Праксис, 2002. 296 с.
6. Jackson, F. "Epiphenomenal qualia", The Philosophical Quarterly, 1982, Vol. 32, no 127, pp. 127-136.
7. Foot, P. "The Problem of Abortion and the Doctrine of the Double Effect", Oxford Review, 1967, no. 5, pp. 1-7.
8. Nielsen, K. "Against Moral Conservatism", in J.G. Haber (ed). Absolutism and its consequentialist critics. Lan-ham: Rowman & Littlefield publishers, 1994, pp. 161175.
9. Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИ-СЭН, 2008. 424 с.
10. D'Amato, A. "On the Connection Between Law and Justice", Philosophy of Law, 1991, pp. 19-30.
11. Апресян Р.Г. Моральная философия, мысленный эксперимент и неуправляемая вагонетка // Философский журнал. 2016. Т. 9. № 2. С. 138-144.
12. Dougherty, M.V. Moral Dilemmas in Medieval Thought: From Gratian to Aquinas. Cambridge University Press, 2011. 237 pp.
13. Пуанкаре А. Ценность науки // Пуанкаре А. О науке. М.: Наука, 1983. С. 153-282.
14. Парфит Д. Мы - не человеческие существа // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». 2020. № 4. С. 82-95.
15. Dennett, D. Brainstorms: philosophical essays on mind and psychology. Gloucester: MIT Press, 1981. 377 pp.
16. Thomson, J. A Defence of Abortion, Ethical Thought, 2017, V. 1, no. 2, pp. 125-142.
17. Сёрль Дж. Разум мозга - компьютерная программа? // В мире науки. 1990. 1990. № 3. С. 7-13.
18. Davidson, D. "Knowing One's Own Mind", Proceedings and Addresses of the American Philosophical Association, 1987, Vol. 60, no. 3, pp. 441-458.
19. Локк Дж. Опыт о человеческом разумении // Локк Дж. Сочинения в 3-х томах. Т. I. М.: Мысль, 1985. С. 77-582.
20. Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении // Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х томах. Т. 2. М.: Мысль, 1983. С. 47-545.
FORMATION OF REQUIREMENTS FOR A PHILOSOPHICAL THOUGHT EXPERIMENT
Dobronravova U.V.
Omsk tank-automotive engineering institute
The article examines a thought experiment in philosophy. Attention is drawn to the problem of the lack of requirements for conducting a thought experiment in philosophy. Since there are no such requirements, a contradiction arises. On the one hand, such experiments claim to be scientific and objective, and, on the other hand, they
come as close as possible to artistic fiction. As a result, a practical danger arises, which is that such conclusions may be followed by unprepared people for whom the conclusions of a philosophical thought experiment will be convincing due to the presence of the phrase "thought experiment." The theoretical danger of uncontrolled thought experiments in philosophy lies in the reputational risks for philosophy itself. To solve this problem, the article proposes a number of possible requirements for a philosophical thought experiment in order to increase its reliability.
Keywords: thought experiment, moral dilemma, analytical philosophy, "Chinese room", "philosophical zombie", "brain in a vat".
References
1. Descartes R. Rules for the Direction of the Natural Intelligence in R. Descartes, Discourse on the Method of Rightly Conducting One's Reason and of Seeking Truth in the Sciences and Other Philosophical Works. Moscow: Akademicheskii proekt Publ., 2011, pp. 21-88.
2. Russel, B. "Is there a God", in Russel B. The Collected Papers of Bertrand Russell, Volume 11: Last Philosophical Testament. London: Routledge, 1943-68, pp. 543-48.
3. Paskal' B. Thoughts. Moscow: Sabashnikovs Publ., 1995, 480 pp.
4. Chalmers, J. The Conscious Mind: In Search of a Fundamental Theory. Moscow: URSS: Knizhnyi dom «LIBROKOM» Publ., 2013, 512 pp.
5. Patnem, Kh. Reason, Truth and History. Moscow: Praksis Publ., 2002, 296 pp.
6. Jackson, F. Epiphenomenal qualia, The Philosophical Quarterly, 1982, Vol. 32, no 127, pp. 127-136.
7. Foot, P. The Problem of Abortion and the Doctrine of the Double Effect, Oxford Review, 1967, no. 5, pp. 1-7.
8. Nielsen, K. Against Moral Conservatism, in J.G. Haber (ed). Absolutism and its consequentialist critics. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994, pp. 161-175.
9. Nozick, R. Anarchy, State and Utopia. Moscow: IRISEN Publ., 2008, 424 pp. (In Russian).
10. D'Amato, A. On the Connection Between Law and Justice, Philosophy of Law, 1991, pp. 19-30.
11. Apresyan, R. Moral philosophy, thought experiment and an out-of-control trolley, Philosophy Journal, 2016, V. 9, no. 2, pp. 138144.
12. Dougherty, M.V. Moral Dilemmas in Medieval Thought: From Gratian to Aquinas. Cambridge University Press, 2011. 237 pp.
13. Poincare, H. The Value of Science, in About science. Moscow: Nauka Publ., 1983, 153-282 pp.
14. Parfit, D. We are not human beings, Omsk Scientific Bulletin. Series Society. History. Modernity, 2020, no. 4, pp. 82-95.
15. Dennett, D. Brainstorms: philosophical essays on mind and psychology. Gloucester: MIT Press, 1981. 377 pp.
16. Thomson, J. A Defence of Abortion, Ethical Thought, 2017, V. 1, no. 2, pp. 125-142.
17. Searle, J. Is the Brain's Mind a Computer Program?, In the world of science, 1990, no. 3, pp. 7-13.
18. Davidson, D. Knowing One's Own Mind, Proceedings and Addresses of the American Philosophical Association, 1987, Vol. 60, no. 3, pp. 441-458.
19. Locke, J. An Essay Concerning Human Understanding, in Locke J., Works in 3 volumes. V.I. Moscow: Mysl' Publ., 1985, pp. 77-582.
20. Leibniz, G.W. "New Essays on Human Understanding, in Leibniz G.W. Works in 4 volumes. V. 2.. Moscow: Mysl' Publ., 1983, pp. 47-545. (In Russian).
<n ■_
u
CO CM
о
CM
