CC BY
57
42
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
НАРОДНАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ
КУЛЬТУРА
УДК 008.009.37
ФОРМИРОВАНИЕ ЕСТЕСТВЕННОГО ИНТЕРЕСА К ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРОБЛЕМАТИКЕ КАК УСЛОВИЕ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ФОРМ НАРОДНОЙ ХОРОВОЙ ПРАКТИКИ
Л.П. Сараева
Белгородский государственный институт искусств и культуры e-mail: Saraeva.Lubov@yandex.ru
Совершенствование форм народной хоровой практики взаимосвязано с научнотеоретическими в этом основаниями, расширяющими её действенность от художественноэстетических рамок до социокультурного инструментария, средства объединения людей, их самосовершенствования на основе богатства национального культурного наследия.
Ключевые слова: современная когнитивная ситуация, философско-культурологические подходы, основы общей методологии, генезис народной музыкальной культуры, народное хоровое пение.
Современная когнитивная ситуация, совмещающая национальное песенное наследие с всечеловеческими и общекультурными явлениями в привлечении философско-культурологического анализа генезиса народной музыкальной культуры, представляет новую целостную концепцию. Обобщение историко-философских, культурологических, естественно-научных, феноменологических, этнографических, искусствоведческих материалов в контексте целостности данного историкокультурного явления, способствует пониманию процессов саморегуляции и самовоспроизводства традиционной народной культуры и, в частности, музыкального фольклора, в определении наиболее эффективных путей его реконструкции и трансляции в современный социум. Совершенствование форм народной хоровой практики взаимосвязано с общеметодологическими основами, расширяющими её действенность от художественно-эстетических рамок до социокультурного инструментария, средства объединения людей, их самосовершенствования на основе
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
43
богатства национального культурного наследия. Практический результат здесь связан с системой высшего образования, призванной довести важность и актуальность приведенных проблем до субъекта, в реализации культурно-образовательных, художественно-эстетических и воспитательных проектов и программ различного уровня. В этом отношении, основы общей методологии неотъемлемы от содержательно-целевого компонента модели формирования профессиональных компетенций будущих специалистов народного хорового пения.
Любой вид профессиональной деятельности, тем более народное хоровое пение должно быть тесно связано с культурой общества, пересекаясь с его историей, социологией, педагогикой, психологией и др. Философско-культурологический аспект в данной сфере позволяет ответить на вопросы: каким образом профессиональная деятельность связана с другими областями знаний? как эти области знаний могут быть использованы в профессиональных целях? Сохранение национальной культуры, музыкального фольклора немыслимо без формирования естественного интереса к человеческой проблематике. Рассмотрение научнотеоретических основ феномена музыкального фольклора как отражение человеческого опыта и социокультурной практики будет в этом уместным.
В философском знании научная глубина соотношения материального и духовного обычно соизмеряется античностью1. Но за многие столетия до древних греков ведийские жрецы (конц. II - нач. I тыс. до н. э.) трепетно относились к демиургической способности пения собирать из разрозненных интонационных элементов целостный образ мира. Ими признавалась магическая сила пения, вследствие чего они наделяли поющиеся гимны космогонической действенностью. Г ениальное озарение об определённой связи между явлением музыки как таковой и процессом упорядочивания энергий присутствует у Пифагора (580 - 500 гг. до Р.Х.) в его интеллектуальном «услышании» гармонии сфер. Переакцентировка с космоцентрической на антропоцентрическую картину мира, произведённая древнегреческими софистами - Протагором (481-411 гг. до н.э.), Антифонтом, Г иппием, выделяет высшей ценностью мир, творимый людьми, в котором проявляются сущностные характеристики самого Человека. В дальнейшем, одной из значимых сторон развития идеи тождества макро- и микрокосма явилось рассмотрение проблемы деятельного единства человека и действительности как результат обживания мира людьми, внесения в него созидательного начала (римский мыслитель Вергилий (70-19 гг. до н. э.)). Отголоски этой идеи находим в мифологической толще у разных народов, где отложились соответствующие ей символические образы: Орфей с лирой, Вяйнямейнен с кантеле, играющий на свирели Лель, Садко с гуслями-самогудами и т.д. Очевидны её глубинные корни как в философии, так и в стихии народной мудрости. Историческое прошлое народов убедительно свидетельствует об этом: всенародные праздники Великих Дионисий в Древней Греции с обязательным состязанием хоров; излюбленные пантомимы древних римлян, сопровождаемые пением; синкретизм пения, игра на музыкальных инструментах, а также, пляски в храмовых ритуалах и в художественном оформлении дворцовых празднеств в Древнем Египте, Вавилоне, Древней Индии; и, наконец, упорядочивающая включённость песенного обрядового фольклора в общинную жизнь в русской традиционной культуре, - повсеместно музыка была связана с целостностью миропонимания, выражала народную душу. Историко-культурное *
Каган М.С. Морфология искусства. Историко-теоретическое исследование внутреннего строения мира искусства. Части I, II, III. Л., 1972. С. 11.
44
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
эволюционирование музыки осуществлялось в направлении использования её гуманитарно-инструментальных качеств. Так, в средние века, не приемлющие гедонистичности и элитарности эстетической мысли античности, в музыке ценилась способность сплачивать людей, объединять через унисонное хоровое пение разобщенных, примерять враждующих и соединять их в дружеском союзе. Хор действительно являлся «формой единения единоверцев», провозглашая единодушие, единомыслие, нравственность. Певчие набирались в хор не по вокальным данным, а по велению сердца и души. Хор понимался как союз личности с общиной. Для этого не требовалось профессионального мастерства: естественным и непредосудительным признавалась даже полная неспособность чисто интонировать. В философии Нового времени пение (искусство у Дж. Вико - прим. авт.) рассматривается как одна из форм человеческого духа, о чём говорится в труде Дж. Вико «Основания новой науки об общей природе наций» (1725). В пении, по мысли философа, как и в мифе, заключены первые формы человеческого познания: фантазия, чувство, страсть, роль которых в постижении сути вещей не менее значима, чем роль разума. Важно, что Дж. Вико отличает качественную сторону мыслей, чувств, переживаний, соотнося воображение, волю, память с типами исторических эпох (эпох богов, героев, людей), потенцируя, тем самым, интерес к формирующей среде. Таким образом, уже в ранней философской мысли музыкальный фольклор предстал неотъемлемым элементом начал общественной жизни народа, отражая целостность его мировосприятия и мироощущения и, в то же время, как духовное наследие.
Философия Нового времени стала рассматривать музыкальный фольклор как результат человеческой деятельности. Данную культурологическую составляющую мы находим в трудах Й. Гердера, который «любую культурную деятельность» представляет в значении «откровения» сущности человека, иллюстрацией того, как он создаёт самого себя, как развиваются его базовые характеристики: язык как средство коммуникации и социальные институты как формы общественных взаимодействий. Согласно этому, музыкальный фольклор предстаёт со стороны акцентирования базового качества человеческой натуры как «общественной». Симптоматичным, в этом отношении, является сборник Й. Гердера «Народные песни» (1778-1779), в котором утверждается идея изначального равенства народов в поэтическом творчестве2. Этим осознавался гуманитарный потенциал песенного наследия.
Каким образом музыкальный фольклор, рассматривавшийся ведийской, античной философской мыслью и философией Нового времени неотъемлемой частью культуры вообще, приобретает статус специфического человеческого феномена - антропологического и социального, становится понятным благодаря антропологическим изысканиям, в которых историческая, социально-бытовая и культурная фактология о музыкальном фольклоре представила его как «исторически подвижный феномен». С этой точки зрения труды Дж. Фрезера, Э. Тайлора, а в отечественной мифологической школе - И.М. Снегирёва, И.П. Сахарова, А.Н. Афанасьева доносят информацию о процессах мифотворчества как способах освоения мира, понимание чего необходимо нам для постижения феномена музыкального фольклора в его духовно-материальном проявлении. Например, по мнению Э. Тайлора, выдающегося историка и этнографа, изначальный способ познания «восходит к той великой теории аналогии, которой мы обязаны столь значительной частью нашего понимания окружающего мира»3. Данный инструмент познания, по
2 Кононенко Б.И. Большой толковый словарь по культурологии. М., 2003. С. 97.
3
Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск, 2000. С. 66.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
45
утверждению исследователя, лежит в основе древнейшего учения об одушевлении природы - в анимизме: теории «о переселении душ, как при жизни, так и после смерти, понятии о мириадах духов, то носящихся в воздухе, то обитающих в деревьях, скалах или водопадах и передающих, таким образом, свои личные свойства этим материальным предметам»4. Весьма ценно, с точки зрения поиска черт национального своеобразия, замечание учёного о том, что «все эти идеи проявляются в разнообразных сочетаниях»5. Важной особенностью подобных исследований стал показ когнитивных, ценностных, регулятивных смыслов в конкретных феноменах культуры, её духовных практиках, а, следовательно, и в сфере музыкального фольклора. Так, на заре истории мир виделся атавистическим: души имели не только люди, но и животные, и растения, - всё в природе было живым. При анализе древних легенд различных народов Дж. Фрезер усматривает отражение первобытных форм религиозного мышления - зоолатрию: поклонение животным, основанное на аналогии человека и животного как живых существ. На стадии этого культа все объекты и явления природы представлялись человеку антропоморфными существами в образе животных6 7, отголосками чего являются тотемные культы (кровная связь членов общины с каким-либо видом животных или растений).
Следует сказать, что уже на эмпирическом уровне погружения в фольклорный материал стихийно отмечается его феноменальность. Так, весьма специфично замечание Э. Тайлора об историко-культурных особенностях мыслей, вынесенных из старого времени: «суеверия человека могут оказаться пережитками первобытного варварства, и при этом воспитание для такого человека является тем же, чем оно являлось для шекспировской лисицы, которая, как её ни приручай, как ни лелей её и ни оберегай, будет сохранять дикую хитрость своих предков» . Предложенное учёным сопоставление: «воспитание - дикая хитрость предков» обнажало биологическую компоненту в наследственном механизме культурных явлений. Помимо этого, Э. Тайлор выделяет ценностные стороны этнографического материала, относя мифы и ритуалы к «рудникам исторического знания», обычаи («пережитки») -к категории «фактов», воплощающих этнографическое воспоминание, подчёркивая этим реальную основу мифологических событий8 и, в то же время, их статус как явления. Констатируя, что учения и обряды примитивных обществ представляют собой (в соответствии с их мировосприятием и мироощущением) результаты прямой физической очевидности и, в то же время, акты, имеющие «значение»; а учения и обряды цивилизованных народов - остатки старого среди нового, видоизменения старого ради приспособления его к новому и отбрасывание старого, несовместимого с новым9, - Э. Тайлор, тем самым, касается эволюции «этнографического факта». Он справедливо полагает, что едва ли существовало такое первобытное состояние человеческой мысли, которое не имело бы отношения к «нашим идеям» или связь которого с «нашей собственной жизнью» была бы окончательно прервана. Поэтому значительную часть учений и обрядов, по Э. Тайлору, нельзя рассматривать как продукт отдельных религиозных систем. Они представляют собой более или менее видоизменённые вариации того, что возникло в рамках прежних верований. Ценно и то, что одновременно учёный затрагивает вопрос о механизмах трансляции духовного
4 Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск, 2000. С. 57.
5 Там же, с. 57-58.
6 Фрезер Дж. Фольклор в Ветхом завете. М., 1989. С. 47.
7 Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск, 2000. С. 42.
8 Там же, с. 4-16.
9 Там же, с. 207-208.
46
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
и практического опыта, происходящей на основе «этнографического воспоминания». Одним из них является феномен согласованности воображения и языка, который «делает замечательно меткое различие между сильным и слабым, суровым и мягким, грубым и нежным, когда противопоставляет их как мужское и женское»10 11 12. Отсюда, сохранённые в обыденной жизни «старые слова и обороты речи переносят нас в прошлое, к рождению философии древних времён»11. Таким образом, исследователь способствовал разработке «правил истолкования природных мифов», основанных на доказательстве более твёрдом, чем простая аналогия, а именно: этимологии слов, эффективной в тех случаях, где имеет место существование, далеко не всегда прослеживаемое с помощью материальных остатков, добываемых археологией. По существующим значениям слов стало возможным осмысление оригинальности и самостоятельности той или иной культуры.
В этом отношении, интравертные ориентации русской мифологической школы
12
подвели «к признанию не только народных, но и национальных основ творчества» . Отследив реально функционирующую самобытную русскую культуру по значениям русских (и древнерусских) слов, представители данного направления доказали, что слова и выражаемые ими концепты этимологически возникают из общеславянских и индоевропейских слов, а «дописьменная история культуры», запечатленная в самом значении слов, представляет собой «развитие индоевропейского культурного наследства»13. Например, А.Н. Афанасьев увидел за лингвистическим сходством индоевропейских языков разнообразные видоизменения одного древнейшего языка14. Научный факт «праязыка» стал для него указателем того, что «большая часть мифических представлений индоевропейских народов восходит к отдалённому времени ариев: выделяясь из общей массы родоначального племени и расселяясь по дальним землям, народы, вместе с богато выработанным словом, уносили с собой и самые воззрения и верования»15. В функциональной множественности наиболее древних богов, затрудняющей установление их иерархии у древних славян, А.Н. Афанасьев усматривает проявленность ценностно-смыслового процесса, в
обусловленности его «историко-практической необходимостью», а именно: географическими, бытовыми, нравственно-этическими обстоятельствами. В то же время, лингвистический анализ позволил И.М. Снегирёву вписать в широкий фон генетического родства «славян и ариев» русские праздники на основе подмеченной зависимости от ценностно-смысловых факторов поведенческих стереотипов человека16. Тем самым, в отличие от представителей антропологической школы, в эволюции факта подчеркивающих антропологическую составляющую,
мифологическая школа акцентирует в ней аксиологическое начало.
Весьма познавательными здесь оказались ряд разноуровневых источников времён открытого господства язычества: свидетельства византийских историков (IV в.), арабских географов (VII-XII вв.), католических миссионеров (XI-XIV вв.); факты из русских летописей и поучений против язычества (XI-XIV вв.); свидетельства времён пережиточных форм этнографического порядка: польские и русские записи XV-XVII вв., а также - фольклорные материалы славянских народов. Как особо
10 Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск, 2000. С. 89.
11 Там же, с. 371.
12 Афанасьев А.Н. Древо жизни: Избранные статьи. М., 1982. С. 24-25.
13 Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001. С. 6-8.
14 Афанасьев А.Н. Древо жизни: Избранные статьи. М., 1982.
15 Там же, с.25
16 Снегирёв И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. Ч. 1. М., 1990. С. 8.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
47
привлекательные с точки зрения «археологии языка» здесь оказались тексты космогонического характера: индо-арийская «Ригведа» (ведийский гимн о
происхождении Вселенной из тела Первочеловека Пуруши); «Авеста»
(зороастрийский текст о происхождении Вселенной - в иранской традиции); «Старшая Эдда» у скандинавов; греческая поэма Гесиода «Теогония», насыщенная мифопоэтическими образами. Для отечественной традиции это - священное сказание русского народа «Голубиная книга», датируемая исследователями XVIII в., но содержание «архаичного ядра» которой относится учёными к XII-III вв. до н.э., чем и
17
определяется её непреходящая ценность .
С середины XIX века к разноуровневым текстовым источникам примкнули археологические предметы и собственно явления фольклора, расширив поле поиска соответствия «порядка идей» «порядку вещей». Так, в анализе сказок, былин, преданий, легенд, народных духовных стихов, обрядовых песен и текстов, сакральных заклинаний и заговоров в целях познания славянской языческой духовной культуры русской мифологической (А.Н. Афанасьев, Ф.И. Буслаев, А.А. Потебня, О.Ф. Миллер), русской исторической (во главе с В.Ф. Миллером), сравнительно-исторической (основанной А.Н. Веселовским) школами использовался комплексный подход, в интеграции таких дисциплин как филология, этнография, искусствоведение, история. К примеру, в сравнительно-исторической школе система обрядовости того или иного типа культуры рассматривалась в отражении социальнопсихологических закономерностей (выделение общих мотивов и сюжетов в фольклоре, в том числе, музыкальном). Обнаружение связи древней письменности - с христианством, устных форм (в пределах языческих традиций) - с мифологическими схемами, а также признаков космогонии - в разнообразных формах фольклора: в сказке, былине, песне, пословице и т. д., способствовало формированию у Ф.И. Буслаева концепции многоуровневого исторического, а точнее, культурноисторического процесса. Это позволяло увидеть «в дне нынешнем» множество исторических напластований. Вопросы иерархичности, цикличности, выявляющие системность славянского миропонимания как цельной концепции, были включены в научный оборот Б.А. Рыбаковым. В русле этого находится и современное исследование О. С. Осиповой основных характеристик общеславянской мифологии в её локальных вариантах .
Как осознание и сопоставление взаимосвязи общеславянских и индоевропейских обрядов в сравнительном филолого-фольклорном аспекте предстало структуралистское направление в славяноведении (В .В. Иванов, В.Н. Топоров, Н.И. Толстой). Например, исследуя мифоритуальную словесность, а именно, заговоры, В.Н. Топоров прослеживает в них «генетическое и типологическое родство» с индоевропейскими параллелями.
Рассмотрение феномена астрологических практик через опосредованное отражение их в космогонических текстах характерно для исследований О. Ройтера, М. Мюллера. Среди современных авторов вопросы генезиса астрологических представлений с выделением их исторических этапов рассматривают Д. Куталёв, В. Дёмин. Обращает внимание то, что в работе с фольклорным материалом изучение представленного объекта происходило не столько в соответствии с особенностями культуры, сколько со специфическими отношениями с реальностью, в 17 18
17 Серяков М.Л. Голубиная книга - священное сказание русского народа. М., 2001.
18 Осипова О.С. Славянское языческое миропонимание (Филос. иссл.). М., 2000.
48
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
акцентировании внимания на соотношение художественного и нехудожественного начал.
Таким образом, вопреки устойчивому взгляду на музыкальный фольклор как художественный факт, он наделялся «общечеловеческим смыслом», содействующим общественному порядку, его организации и регламентации.
Увязывание культурологических универсалий, соединяющих в себе непреходящие, «вечные», проблемы с конкретно-историческими вопросами жизни общества и развития отдельных форм человеческой деятельности (музыкального фольклора в контексте нашего исследования - прим. авт.), характерно для отечественных философов, религиозных мыслителей, историков и социологов, в том числе Н.А. Бердяева, Н.Я. Данилевского, И.А. Ильина, И.В. Киреевского, В.В. Розанова, П.А. Сорокина, Е.Н. Трубецкого, С. Л. Франка, П.А. Флоренского, А.С. Хомякова. Актуальна с этой точки зрения мысль Н.Я. Данилевского о ценности каждого культурно-исторического типа общества, показывающего «другие психические особенности, другой склад ума, чувств и воли»19 20 21, с помощью которых народности и национальности достигают в пространстве и во времени возможного разнообразия, возможной многосторонности проявления единой гуманитарной природы. Критерием культурно-исторических типов здесь выступают различия: этнографические, исторические и нравственные. В русской философии их конкретизация осуществлялась, например, поднятием вопросов об особенностях формирования национального мышления. Так, отмечая значимость языческого периода в истории русского народа, Вл.С. Соловьёвым подчёркивалось, что в условиях «чуждой внешней силы окружающей среды» складывалось человеческое сознание, давшее ему «внутреннюю опору, открывшее для его созерцания духовное царство» . В трудах И.В. Киреевского был изложен взгляд на особенности русского восприятия мира, которые, как считал философ, определялись синтезом язычества и православия, в результате чего «христианство не уступало разума язычеству, но, проникая его, подчиняло своему служению всю умственную деятельность мира настоящего и прошедшего, во сколько он был известен» . На своеобразие народного религиозного типа, уходящего своими корнями в язычество, указывал Н.А. Бердяев, выделяя в национальных особенностях русской души два противоположных начала: природную, языческую стихию и аскетически ориентированное православие. Предложенная Н.А. Бердяевым периодизация культуры отталкивалась от специфики её генезиса, дискретности движения во времени, став одной из самых плодотворных и перспективных идей в поисках самоопределения истории культуры. Об одинаковой «вкоренённости» в русском типе христианства разных элементов и направлений писал В.В. Розанов. Акцентирование внимания на проблеме целостности процесса познания («живознания») в сочетании таких инструментов как «разум», «чувство», «воля», характерно для А.С. Хомякова, констатирующего потерю «живознания» в ходе русской истории. Мысль Н.С. Трубецкого о самопознании, понимаемом им как высшая доступная человеку мудрость, обосновывала поиск черт национального своеобразия культуры в следующем тезисе: «...только достигнув самобытности, основанной на самопознании, человек (и народ) может быть уверен в том, что действительно осуществляет своё назначение на земле, что действительно является
19 Баландин А.И. Мифологическая школа в русской фольклористике. М., 1988. С. 109.
20 Соловьев Вл.С. Лекция «Исторические дела философии», произнесенная им в Санкт-Петербургском университете // Вопросы философии. 1988. № 8. С. 175.
21 Киреевский И.В. О необходимости и возможности новых начал для философии // Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 309.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
49
22
тем, чем и для чего был создан» . Вектором в этом, по утверждению учёного, выступают два аспекта одного и того же положения: «познай самого себя» и «будь самим собой» . Для народа, по мысли учёного, это - самобытная национальная культура, в которой народ познаёт самого себя, при условии, если его духовная природа, его индивидуальный характер находят себе наиболее полное и яркое выражение в ней, и если эта культура вполне гармонична, то есть отдельные её части не противоречат друг другу. Создание такой культуры и является истинной целью всякого народа, точно так же, как целью отдельного человека, принадлежащего к данному народу, является достижение такого образа жизни, в котором полно, ярко и гармонично воплощалась бы его самобытная духовная природа, где обе эти задачи -народа и каждого отдельного индивидуума, входящего в состав народа, теснейшим образом связаны друг с другом, взаимно дополняют и обуславливают друг друга22 23 24.
Таким образом, сопряжение с историко-культурным и историко-философским анализом музыкального фольклора выявляет его свободу от зависимости «внешних» по отношению к нему факторов: экономических, политических, идеологических, социальных, выставляющих его вторичным и производным относительно них и подготавливает наш взгляд на него как на атрибут социокультурной предметности.
С философской актуализацией «позитивного знания» (О. Конт) в центре внимания исследователей оказываются не сущности, а связи между фактами и явлениями музыкального фольклора. За этим стоит способность музыкального фольклора информировать нас, по словам Э. Кассирера, о человеке «через человечество»25. Это основывается на действии «физиологических законов применительно к индивиду, а, кроме того, <...> нечто таком, что изменяет их действие и принадлежит сфере влияния индивидов друг на друга. В человеческой расе это влияние чрезвычайно усложнено воздействием одного поколения на другие» («Курс позитивной философии» О. Конта)26. С этой позиции музыкальный фольклор приобретает качества «феномена».
Объяснение «данности» феномена находим у Э. Гуссерля, провозгласившего, что смысл высказывания о предметности, которая «есть и познавательным образом проявляет себя, как сущее и притом как сущее в определённом виде, должен именно из одного только сознания сделаться очевидным и, вместе с тем, без остатка понятным»27. Учёный выделил функциональный характер феномена, который определил как «способы данности». Методом феноменологических изысканий объявлялось «приведение к ясности», заключающееся в исследовании соотношений «способа данности» и соответствующих форм «сознания данности»28 29. В работах Г. Гадамера, в преодолении традиционности понимания объективности знания как «бессубъектности» и «внесубъектности», феномен проявляется в универсальности отношения к миру, которая, по Г. Гадамеру, сопряжена с изначальной человеческой вовлечённостью в быти. Сказываемое в языке, бытие понимается через него же . Это
22 Юнг К. Избранное. Мн., 1998. С. 546.
23 Там же.
24 Там же, с. 546-547
25 Хрестоматия по истории философии (западная философия): Учеб. пособие для вузов. В 3 ч. Ч. 2. М., 1997. С. 144.
26 Там же, с. 145.
27 Там же, с.100.
28 Там же.
29 Ищенко Е.Н. Современная философия в поисках новой эпистемологии // Человек, познание, культура: Сборник работ преподавателей и сотрудников факультета философии и психологии Воронежского государственного университета. Вып. I. Воронеж, 2000. С. 65.
50
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
призывает к осмыслению фундаментальности герменевтического отношения к действительности, в подчёркивании, что «универсум понимания» вмещает в себя многочисленные формы человеческого освоения мира: наряду с языком это - и искусство, и нравственность, и историческое сознание, и философия. Собственно миропонимание предстаёт как «слои бытия»30, в показе объективных и всеобщих оснований концептов «рациональность», «знание», «истина», «реальность», а также морально-нравственных категорий с их относительным пониманием к специфической концептуальной схеме, парадигме, типу культуры и т.п. В соответствии с этим, например, понятие «культура» переосмысливается как концепт «культура», где пространство реальности выстраивается в соответствии к специфическим концептуальным схемам, образуя некую «концептуальную область»31. В ней подчёркивается свобода от хронологии, в возможности ставить в концептуальном пространстве на одну плоскость любые диахронные явления в осмыслении их субъектно-объектной связи32 33.
Многоуровневость феномена музыкального фольклора включает осмысление структуры мышления. Так, М. Хайдеггер относит поэзию и, в частности, миф, сказание («почвенные» элементы музыкального фольклора), к памяти, имеющей основание в мышлении. Поэтому в «собрании воспоминаний» (памяти) им выделяется «нечто иное, чем просто психологически понимаемую способность удерживать прошедшее в представлении» . Если М. Хайдеггер трактует память как «развёртывание в представлениях (главная черта мышления) восприятия (так называемая «ре-презентация»), то естественнонаучное основание решения вопроса о соотношении материального и духовного в учении И.П. Павлова о двух сигнальных системах показывает нам один из важнейших здесь процессов. Согласно павловской концепции высшей нервной деятельности человека представления дают стадии субъективной и объективированной картин мира. Так, в первой - «действительность сигнализируется почти исключительно только раздражениями и следами их в больших полушариях, непосредственно приходящими в специальные клетки зрительных, слуховых и других рецепторов организма. Это - сигнальная система действительности, общая у нас с животными»34 35. Вторая система - «сигналы сигналов» (слово - прим. И.П. Павлова) привносит то «обобщение», «что и составляет <...> специально человеческое, высшее мышление» . Поэтому М. Хайдеггер и говорит о бесценности мифа, который называет «самое старое, самое раннее» не только в смысле отсчёта времени, но и потому, что он «имеет основание в мышлении»36; и К. Леви-Стросс усматривает за этим «фантазирующие функции», мифы и ритуалы, служащие «всё ещё ... субстратом нашей цивилизации»37. Их анализ (К. Леви-Стросс) с точки зрения способов наблюдения и размышления показал единую природу логических правил мышления современного человека и первобытного.
30 Краткая философская энциклопедия: М., 1994. С. 472.
31 Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001. С. 13.
32 Там же, с.80-81.
33 Хайдеггер М. Разговор на просёлочной дороге. М., 1991. С. 140.
34 Хрестоматия по истории философии (русская философия). В 3 ч. - Ч. 3. М., 1997. С. 580.
35 Там же, с.303.
36 Хайдеггер М. Разговор на просёлочной дороге. М., 1991. С. 144.
37 Хрестоматия по истории философии (западная философия): Учеб. пособие для вузов. В 3 ч. Ч. 2. М., 1997. С. 322-323.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
51
Итак, методологически важным в научно-методологических основах модели формирования профессиональных компетенций будущего специалиста народного хорового пения является вывод о том, что в исследовательском поле музыкального фольклора явления (феномены - прим. авт.) раскрываются через понимание способов их данности, в многообразии подходов (эмпирического, этимологического, исторического, феноменологического, естественно-научного и т.д.), а целостность концептуального пространства музыкального фольклора как феномена определяется интеграцией аксиологической и антропологической трактовок культуры, что позволяет уйти в нём от узости первой и мозаичности второй.
Собственно, переключение интересов в области исследования обычаев, мифов, ритуалов, входящих в содержательную ткань музыкального фольклора, с объектов познания на субъект (в рамках течения «философия жизни») (В. Дильтей) притягивает психологический компонент к поиску причин функционирования предмета анализа. Здесь важной, в контексте исследований уже психоаналитического толка, является для нас общетеоретическая концепция культуры, выдвинутая Г. Рохеймом (1891-1953). Её вывод о том, что культура в целом «есть система психической защиты от напряжённости и деструктивных сил»38, поднимает проблемы соотношения мышления и культуры. Рассмотрение вопросов о роли биологически унаследованного и культурно-исторического в жизни народов, а также анализ мистических явлений в культуре, фольклоре, выяснение значений мифов, сказок, обрядов, песен, преданий, сновидений на основе психологических объяснений характеризует научное творчество К. Юнга (1876-1961). Одну из ведущих ролей, по его мнению, в культуре играет биологически унаследованное культурно-историческое содержание, находящееся в тайниках подсознания. Отсюда К. Юнг, помимо логического мышления, выделяет интуитивное мышление, осуществляемое не в словесных рассуждениях, а в виде потока образов, содержащих некие «праформы». Они всплывают в сознании спонтанно - из «коллективного бессознательного», воздействуя на внутренний мир человека. Согласно мнению учёного, элементы «коллективного бессознательного» никогда не были в сознании и, следовательно, никогда не обретались индивидом, а своим существованием обязаны исключительно наследственности. «Коллективное бессознательное» - родовая память человечества, итог жизни рода. «Оно» - наднационально, и, следовательно, присуще человеческому роду вообще. Такой взгляд позволяет нам обращаться к музыкальному фольклору -кладезю «коллективного бессознательного» - как к средству для выявления сосредоточенных в нём гуманитарных механизмов, практик. В этом отношении фокусировка К. Юнга на области бессознательного подчёркивает нам взаимосвязь психологии и мифологии. К. Юнг отмечает: «Исследуя мир сказок, трудно отделаться от впечатления, что их герои часто повторяются, хотя и в различных деяниях. Из такого сравнения складывается то, что фольклористика называет изучением мотивов»39. Причём «устойчивые мотивы» К. Юнг понимает как типичные образы, архетипы, корни которых можно проследить в первобытной истории.
Многоуровневость феномена музыкального фольклора сказывается и в том, что генезис различных методологий и основных категориально-понятийных средств в философско-культурологической традиции проявляет связь и зависимость естественно-научных и культурно-исторических факторов становления и развития
38 Велик А.А. Культурология. Антропологические теории культур / А.А. Велик. М.: Российский гос. гум. университет, 1998. С.61-62.
39 Юнг К. Избранное / Пер. с нем. Е.Б. Глушак, Г. А. Бутузов, М.А. Собуцкий, О.О. Чистяков; Отв. ред. С.Л. Удовик; худ. обл. М.В. Драко. Мн.: ООО Попурри, 1998. С.306.
52
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
теоретических знаний о нём. Так, включённость человечества в космопланетарную целостность, его космопланетарное измерение (Н.К. Рерих, Н.Ф. Фёдоров, К.Э. Циолковский, А. Л. Чижевский, В.И. Вернадский), актуализировало вопросы обусловленности движущих сил этнической динамики, её внешних проявлений. В главном теоретическом труде Л.Н. Гумилёва «Этногенез и биосфера Земли» социокультурные процессы рассматриваются как элементы «структурно-системных целостностей, включающих в себя, наряду с людьми, доместикаты, ландшафты, богатства недр, взаимоотношения с соседями, ту или иную динамику социального развития, а также то или иное сочетание языков и элементов материальной и духовной культуры», обозначенную им как «этноценоз»40. Зарождение, процветание и упадок (вплоть до исчезновения) различных этносов, согласно Л.Н. Гумилёву, иллюстрируют естественную смену цивилизаций, выделяя для России две: Древнюю Русь (киевско-славянский супер-этнос, угасший в XII-XIII вв. в результате монгольского нашествия) и Московско-Петербургскую Россию, рассматриваемую им как великорусский этнос, возникший в XIV в. из «обломков славянского суперэтноса, финно-угорских племён и части монгольских завоевателей»41 42. Принимая за данность неповторимость любого этногенетического процесса («процессы этногенеза никогда не копируют друг друга»), Л.Н. Гумилёв преподносит его «в аспекте гуманитарных наук» - как традиция и модификация социальных взаимоотношений, а «в плане наук естественных» - как стереотип поведения, варьирующий в локальных зонах и внутривидовых популяциях; и отмечает наличие некоей универсальности этого явления, которая «отражает некую физическую или биологическую реальность», «неизгладимые следы», благодаря чему стало возможным установление общего характера закономерностей этнической истории . Под способом фиксации этнодинамики Л.Н. Гумилёв имел в виду психологический момент: с одной стороны, - свойственный всем людям без исключения, а с другой стороны - достаточно вариабельный для того, чтобы служить индикатором этнической динамики отношения этноса как целостности к категории времени43. Вместе с вышеперечисленными элементами структурно-системных целостностей
социокультурный процесс (включая этногенез) образовывает «по аналогии с любой био-системой» (А. Тойнби) социокультурный организм - цивилизацию, внутренняя обусловленность гуманитарной целостности которой рассматривается в
«интегрирующей науки» концепции цивилизационного подхода А. Тойнби. Своеобразной «материализацией» указанного психологического момента явилось возникновение идеи обнаружения и констатации полевых механизмов бытия в трудах О. Шпенглера, Н. Лосского, Е.А. Минаева, Г.Г. Шпета.
Тем самым, в комплексности философско-культурологического, естественнонаучного, феноменологического, структуралистического подходов предстал гуманитарный потенциал культуры, а в узком понимании - музыкального фольклора.
Ход логической цепочки: человек - жизнь - деятельность,
просматривающийся в исследовании о феномене музыкального фольклора, обосновывает рассмотрение его функциональности самого разного уровня и порядка. Но, прежде, отметим, что отведение центрального места понятию «деятельность», в тождественности её системы системе культуры, характерно для одного из двух основных направлений теоретических взглядов на культуру в XX веке -
40 Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М.:, 2001. С. 8.
41 Там же, с. 30.
42 Там же, с. 8-90.
43 Там же, с. 90-92.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
53
адаптационизма, в котором она (деятельность - прим. авт.) рассматривается как специфически человеческий способ взаимодействия с окружающей средой. С этой плоскости границы феномена музыкального фольклора отмечаются рамками представления деятельности как формы активности (атрибутивное качество «живого», что является частным случаем движения как наиболее общей характеристики материи), проявляющейся в конкретных её видах (от способов осуществления деятельности, её длительности, степени эмоциональной напряжённости до типов мотивации) (М.С. Каган). Феноменальный «портрет» деятельности показывает принцип универсального функционализма (Б.
Малиновский). Им очерчивается многоплановость национального своеобразия музыкального фольклора на основе предметно-вещественных образований и идеально-образных сущностей. Несомненно, это нацеливает на рассмотрение его в том целостном культурном контексте, в котором он функционирует. Согласно теории Б. Малиновского, «в каждом типе цивилизации каждый обычай, материальный предмет, идея и верование выполняют определённую жизненную функцию, имеют некую задачу, которую они должны выполнять, представляя собой незаменимую часть в пределах работающего целого»44 45. Чрезвычайно важной для постижения, например, ценностной системы музыкального фольклора (её функционирования -прим. авт.) стала позиция А. Крёбера, увидевшего в каждой культуре некое смысловое начало. Его функциональное доминирование проявлялось в способности контролировать поведение её членов. Позиция А. Крёбера «разводила» два «важнейших поворота научной мысли» - символического и социального,
своеобразными вехами на которых стали труды Л. Уайта, Э. Кассирера, М. Вебера. Так, методологически ценно указание этих учёных на «символическое поведение» человечества, фактором формирования которого выступает язык. Согласно теории символов Л. Уайта, находящейся в рамках когнитивной антропологии, символы-знаки, в совокупности их физической формы и, собственно, значения, подвластны рациональному осмыслению, так как они - продукт специфического способа
45
«познания, организации и смыслового структурирования мира средствами языка» . Л. Уайт отмечает такое свойство символа-знака как возможность «быть связанным с физической формой, но и быть независимым от неё»46. В этом учёный видит способность последних к формотворчеству структур культурных кодов, обычаев, понятий. Указание на понимание культурной обусловленности «общественных институтов» в содержании музыкального фольклора и их культурного значения находим в трудах родоначальника «понимающей социологии» М. Вебера, рассматривавшего явления культуры в соотнесении к самым различным ценностным идеям как феноменам в связи с их культурным значением. Принципиальным в контексте данного исследования следует считать обоснование М. Вебером такого подхода в изучении «общественных институтов», при котором можно руководствоваться «самыми различными принципами отбора связей»47.
Плоскостью, на которой происходит сближение адаптационного и идеационного (отношение к культуре как области идеального, содержащего продукты духовного творчества человека) направлений теоретической мысли, предстаёт информационно-семиотическая концепция культуры, в которой синтезируются и развиваются данные идеи. В работах Э. Кассирера человек может быть понят не через
44 Культурология. XX век: Энциклопедия. Т.2. СПб., 1998. С. 7.
45 Велик А.А. Культурология. Антропологические теории культур. М., 1998. С. 81.
46 Там же.
47 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 390.
54
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
«субстанциональное», а «функциональное», ввиду чего самая главная характеристика человека - его деятельность. Язык, миф, религия, искусство, наука, история суть составные части, различные секторы этого круга»48 49. Кассирер рассматривает эти структуры под новым углом зрения, в соответствии с которым при изучении языка, искусства, мифа проблема значения имеет преимущество перед проблемой исторического развития. Тем самым отдаётся приоритет структурному взгляду на культуру по отношению к «чисто исторической точке зрения» . С этой позиции особо привлекательно, по мнению учёного, понятие «внутренняя языковая форма», отображающее процесс становления мысли, что и делает её основной в познании мифа. Ю.С. Степанов, приравнивающий данное понятие к «буквальному смыслу», допускает применение его «ко всяким явлениям культуры, в том числе словесно никак не обозначенным»50. Следовательно, в музыкальном фольклоре выделяется некий содержательный объём, где объединяются в одном общем представлении (культурном концепте) - слова, мелодия, вещи, мифологемы и ритуалы (структурный метод), что характеризует данный процесс как синонимизацию вещей и слов (Ю.С. Степанов).
В этом отношении, первые подходы сопоставления рядов духовного и материального (трактуемых нами как содержание, форма, образцы музыкального фольклора; создатели, носители и трансляторы его) просматриваются у древнегреческого историка Фукидида (460-396 гг. до н.э.), предложившего заключать о духовном значении «чего-либо» в прошлом по материальным остаткам этого «чего-то» в настоящем (документальные источники как материальные остатки). В европейском масштабе данный метод, как выявил Ю.С. Степанов, был чётко поставлен К.Д. Кавелиным (1818-1885), который утверждал, что при изучении народных обрядов, поверий, обычаев следует искать их непосредственный, прямой, буквальный смысл. Показательным здесь является сопровождение духовных концептов демонстрацией их материальных пар - обрядов и ритуалов, характерных для этнографических исследований, где используются приёмы сравнения, сопоставления; также - этимологический анализ в целях определения «буквального смысла» («внутренней формы») этнографических фактов51. В философскокультурологическом контексте это имеет методологически важное значение, так как обосновывает параллельное рассмотрение рядов концептов и рядов «вещей» на одних и тех же основаниях, ибо в музыкальном фольклоре (равно культуре) нет ни чисто духовных концептов, ни чисто материальных вещей. Каждое из рассматриваемых в нём явлений имеет обе эти стороны52.
Таким образом, теоретико-методологические основы феномена музыкального фольклора в аспекте совершенствования форм народной хоровой практики располагают рядом важнейших концептуальных положений. Музыкальный фольклор р ассматривается:
а) как особая область духовной культуры, культуры в целом;
б) как «эволюция факта» в статусе специфического человеческого феномена -антропологического и социального;
48 Хрестоматия по истории философии (западная философия): Учеб. пособие для вузов. В 3 ч.
Ч. 2. М., 1997. С. 142-150.
49 Там же.
50 Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001. С. 52.
51 Там же, с. 18-75.
52 Там же, с. 50.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
55
в) как атрибут социокультурной предметности, свободный от зависимости внешних по отношению к нему факторов (экономических, политических, идеологических, социальных);
Музыкальный фольклор предстаёт в контексте целостной реальности, где его природа в разнообразных формах предстаёт богаче, глубже, шире с точки зрения непосредственного восприятия, сигнализируя о многом, с ним связанном, но не называемом, в подчеркивании его феноменальности.
Данные концептуальные положения отражают «совокупность музыки, культуры, природы и человека» (В.В. Медушевский), способствуя формированию естественного интереса к человеческой проблематике как условия совершенствования народной хоровой практики. Они являются неотъемлемой частью содержательноцелевого компонента модели формирования профессиональных компетенций будущих специалистов этномузыкальной сферы, реализуясь в последовательности уровней развития представленных профессиональных качеств: репродуктивном, продуктивном, творческом.
Список литературы
1. Афанасьев А.Н. Древо жизни: Избранные статьи / Подготовка текста и комментарии Ю.М.Медведева, вступ. ст. Б.П. Кирдана. - М.: Современник, 1982. - 464 с.
2. Баландин А.И. Мифологическая школа в русской фольклористике/А.И. Баландин. - М.: Наука, 1988. - 222 с.
3. Велик А. А. Культурология. Антропологические теории культур / А. А. Велик. - М.: Российский гос. гум. университет, 1998. - 238 с.
4. Вебер М. Избранные произведения / М. Вебер. - М.: Прогресс, 1990. - 804 с.
5. Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли / Л.Н. Гумилев. - М.: Рольф, 2001. - 560 с: илл.
6. История и культурология: Учебное пособие для студентов вузов / Н.В. Шишова, Т.В. Акулич, М.И.Бойко и др.; Под ред. Н.В.Шишовой. - М.: Логос, 2000. - 456 с: ил.
7. Ищенко Е.Н. Современная философия в поисках новой эпистемологии / Е.Н. Ищенко // Человек, познание, культура: Сборник работ преподавателей и сотрудников факультета философии и психологии Воронежского государственного университета. - Вып. I - Воронеж: ВГУ, 2000. - 266 с.
8. Каган М.С. Морфология искусства. Историко-теоретическое исследование внутреннего строения мира искусства. Части I, II, III. - Л.: «Искусство», Ленинградское отделение, 1972 г. - 304 с.
9. Киреевский И.В. О необходимости и возможности новых начал для философии / И.В. Киреевский // Критика и эстетика. - М.: Искусство, 1979. - 439 с.
10. Краткая философская энциклопедия: - М.: Издательская группа «Прогресс» - «Энциклопедия», 1994. - 576 с.
11. Культурология. XX век: Энциклопедия. - Т.2. СПб.: Университетская книга; ООО Алетейя, 1998. -447 с.
12. Осипова О.С. Славянское языческое миропонимание (Филос. иссл.) / О.С. Осипова. - М.: Моск. гос. ин-т радиотехники, электроники и автоматики (Техн. ун-т), 2000. - 53 с.
13. Серяков М.Л. Голубиная книга - священное сказание русского народа / М.Л. Серяков. - М.: Алетейа, 2001. - 664 с: ил. - (Славянские древности).
14. Снегирёв И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды / И.М. Снегирев. - Ч. 1. -М.: Сов. Россия, 1990. - 160 с.
15. Соловьев Вл.С. Лекция «Исторические дела философии», произнесенная им в Санкт-Петербургском университете // Вопросы философии. 1988. № 8.
16. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры / Ю.С. Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Академический Проект, 2001. - 990 с.
17. Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре / Э.Б. Тайлор / Пер. с англ. Д.А. Коропчевского. -Смоленск: Русич, 2000. - 624 с.
18. Фрезер Дж. Фольклор в Ветхом завете: Пер. с англ / Дж. Фрезер. - 2-е изд., испр. - М.: Политиздат, 1989. - 542 с.
56
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
19. Хайдеггер М. Разговор на просёлочной дороге / М. Хайдеггер: Сборник: Пер. с нем. / Под ред. А.Л. Доброхотова. - М.: Высшая школа, 1991. - 192 с. (Б-ка философа).
20. Хрестоматия по истории философии (западная философия): Учеб. пособие для вузов. В 3 ч. Ч. 2. -М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС. - 1997. - 528 с.
21. Хрестоматия по истории философии (русская философия). В 3 ч. - Ч. 3. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС. 1997. - 672 с.
22. Юнг К. Избранное / Пер. с нем. Е.Б. Глушак, Г. А. Бутузов, М.А. Собуцкий, О.О. Чистяков; Отв. ред. С.Л. Удовик; худ. обл. М.В. Драко. - Мн.: 000 Попурри, 1998. - 448 с.
formation of natural interest in the human perspective as condition of improvement of forms of
national choral practice
L.P. Sarayeva
Belgorod state institute of arts and culture e-mail: Saraeva .Lubov@yandex.ru
Improvement of forms of national choral practice is interconnected with the scientific-theoretical bases in it expanding its effectiveness from an art and esthetic framework to sociocultural tools, means of association of people, their self-improvement on the basis of richness of national cultural heritage.
Keywords: philosophical and culturological approaches, fundamentals of the general methodology, genesis of national musical culture, improvement of national choral practice.
