CC BY-NC-ND
97
О.В. Сидорович
ФОРМА И СОДЕРЖАНИЕ: АННАЛИСТИЧЕСКИЙ МЕТОД ИЗЛОЖЕНИЯ В I ДЕКАДЕ «ИСТОРИИ» ТИТА ЛИВИЯ
В статье исследуются особенности анналистического метода изложения в I декаде «Истории» Тита Ливия. Анналистический метод изложения в классической форме реализован в III и IV декадах. В I декаде есть немало примеров, свидетельствующих о том, что анналистическая форма изложения не наполняется содержанием, характерным для нее в III и IV декадах. Сравнение этих частей текста Ливия с соответствующими местами из «Римских древностей» Дионисия Галикарнасского позволяет сделать вывод о том, что в некоторых случаях Ливий сознательно «сжимает» повествование. Это можно объяснить той задачей, которую поставил перед собой историк - показать постепенный рост могущества римского государства. Причиной своеобразного использования Ливием анналистической схемы в I декаде мы считаем тот факт, что в эпоху Ранней Республики еще не сложилась административная практика, которая позволила бы историку наполнить консульский год достаточной информацией о внутригородских делах и передвижениях консулов между Римом и местами проведения военных кампаний.
Ключевые слова: Римская Республика, историописание, анналисти-ка, Тит Ливий, Дионисий Галикарнасский, Полибий
Сочинение Тита Ливия, в котором в 142-х книгах погодно излагалась история Рима от основания Города до кон -ца Республики, остается основным источником наших знаний об истории архаического Рима (книги 1-Х) и Рима времени завоеваний на Востоке - первых двух войн с Карфагеном, борьбы с македонскими царями Филиппом V и Персеем и сирийским царем
© Сидорович О.В., 2011
Антиохом III (книги XXI-XLV). Остальные книги этого грандиозного сочинения были утрачены.
Труд Ливия вобрал в себя всю предшествующую историографию, создававшуюся в Риме на латинском и греческом языках. Это в первую очередь сочинения историков, которых принято называть анналистами, труд Полибия, которым Ливий несомненно пользовался при описании военных кампаний на Востоке, и работа римского историка Целия Антипатра, посвященная событиям II Пунической войны.
В сочинениях двух самых ярких историков эпохи расцвета и кризиса Римской Республики - Полибия и Ливия - основному повествованию предшествует изложение авторских взглядов на историю и назначение труда историка1. Следует отметить, что Полибий различает историю и трагедию по целям, которые они преследуют, и видит назначение истории в правдивом повествовании о деяниях, хотя и не чуждом уроков и наставлений. Ливий также признает важным морализаторскую сторону исторического повествования и останавливается на соотношении поэзии и истории. Если Полибий во главу угла этого различия ставит цели, которые преследуют поэт и историк, и методы, которыми они пользуются, то Ливий различает поэтов и историков по тому времени, о котором они пишут. Так, рассказы о ранних событиях, с его точки зрения, приличны более творениям поэтов, чем строгой истории2. Но как же в таком случае относиться к рассказу самого Ливия о древнейшей истории Рима: об основании Города близнецами, о ликвидации царской власти, о борьбе патрициев и плебеев и войнах Рима со своими соседями?
Этот вопрос находится в центре внимания исследователей римской истории начиная с XIX в. и по сей день порождает дискуссии в исторической науке. Правда, сразу же следует отметить, что цели и методы работы с ливианской традицией не могли не измениться за три с лишним века с момента выхода в свет первых научно-критических сочинений по римской исторической традиции голландца Перизония (вторая половина XVII в.) и профессора Неаполитанского университета Джамбаттиста Вико (первая половина XVIII в.)3. В XIX в. критический метод при работе с сочинением Ливия утвердился и развивался в немецкой исторической науке в трудах Б.Г. Нибура, А. Швеглера и Т. Моммзена.
По мере накопления археологического материала критическое и даже гиперкритическое отношение к ливианской традиции уступило место умеренно-критическому, представители которого, каждый на свой лад, решали вопрос о степени достоверности традиции, т. е. адекватности отражения действительности, в целом и отдельных ее эпизодов. При этом повышенное внимание уделялось архаическому Риму, охватывающему царский и раннереспу-бликанский периоды. Раскопками по-своему занимались и историки, и археологи: первые извлекали из текста отдельные детали, которые, с их точки зрения, отражали «реальные» события и явления, другие извлекали из земли материальные фрагменты отдаленного прошлого. Сопоставляя одно с другим, историки делали вывод о том, что Ливий передал в целом достоверный материал по истории архаического Рима4.
Особое место в изучении текста Ливия занял вопрос о его источниках не только потому, что время написания сочинения отстоит от предполагаемого времени основания Рима и последовавших за этим событий как минимум на семь веков, но и потому, что метод работы античных историков существенно отличался от метода работы их современных коллег. Отличительной особенностью античной исторической мысли было состязательное (агони-стическое) начало5. Это приводило к тому, что историописцы, как правило, начинали свои повествования с тех событий, которыми заканчивались сочинения их предшественников, а это значит, что тексты предшественников в большей мере, чем документальный материал, служили историкам нового поколения основой их исторического повествования. Особенно это сказывалось на изложении ранних периодов истории, что привело в целом к однородности исторической традиции6.
Применительно к сочинению Ливия речь шла о более ранних авторах, в первую очередь, римских анналистах, сочинения которых сохранились до нашего времени во фрагментах. Такой историко -критический метод изучения сочинения Ливия получил название Quellenforschung и стал господствующим в западноевропейской историографии вплоть до середины XX в., когда отчетливо стали ощущаться не только его сильные, но и слабые стороны. К последним следует отнести «расчленение» единого текста Ливия на отдельные эпизоды, восходящие к тому или иному предшественнику.
На долю историка оставалась в лучшем случае литературная обработка отдельных рассказов и распределение их во времени. Ливий обвинялся в механическом копировании своих предшественников, в отсутствии стремления создать связное повествование, в повышенном интересе к мотивам поступков и поведения своих героев. Это приводило к утрате авторского начала и искажению, а иногда и забвению замысла Ливия.
Подобное отношение к труду античного историка, в данном случае Ливия, во многом проистекает из современного представления о том, как должен работать историк и что он должен донести до нашего сознания. Требования, предъявляемые к современным историкам, переносились на труды античных авторов. Однако в последние десятилетия утвердилось новое направление в работе с текстами античных авторов. Его представители в один голос заявляют о том, что античный историк не столько излагал прошлое, сколько переживал его. Именно эти переживания нам следует изучать (или, во всяком случае, не упускать их из виду), ибо они несут информацию о людях и культурной атмосфере той эпохи, которая их породила. При таком подходе пропасть между «историей» и «литературой» уменьшается, и открываются новые возможности изучения античной историографии и использования ее как исторического источника.
В качестве конкретного примера следует обратить внимание на роль и назначение метода погодных хроник, которым пользуется Ливий, организуя пространство своего исторического и одновременно эпического повествования.
В исследовательской литературе неоднократно подчеркивались римские корни анналистического метода исторического повествования. Рождение на основе этого метода анналистического жанра было обусловлено организацией римской общественной жизни, строившейся вокруг ежегодной смены консульских пар, сопровождавшейся распределением обязанностей военного командования и провинциального управления. То есть сама политическая структура римского общества подсказала принцип организации исторического повествования7. Таким образом, анналистическое повествование как особый историографический жанр представляло собой не просто запись событий в хронологической последовательности. В основе его лежал политический порядок Римской Республики,
который основывался на ежегодной смене магистратских коллегий. Поэтому мы можем предположить, что выбор Ливием метода изложения отражает его взгляды и представления на сущность и развитие магистратской власти в Римской Республике.
Принято считать, что в классической форме анналистический метод повествования присутствует у Ливия в книгах с XXI по ХЬХ в которых рассказывается о событиях с 218 по 167 г. до н. э. Каждый год, который описывается в этих книгах, начинается с вступления консулов в должность, далее ведется подробный рассказ об их деятельности в Риме, отъезде к театру военных действий, возвращении одного или обоих консулов в Рим и подготовке к выборам преемников. Эти сведения дополняются сообщениями о продигиях и их искуплениях, смерти жрецов и назначении на их место новых, играх, которые устраивали эдилы и т. п. Подобная схема организации материала, по мнению исследователей, сложилась у предшественников Ливия, которые начинали повествование с описания внутригородских дел, затем переходили к внешнеполитическим событиям и снова возвращались к внутригородским проблемам. В такой организации повествования отразилось время существования зрелой магистратской власти в Риме8. Основываясь на сделанных в историографии наблюдениях над использованием анна-листической схемы изложения в «Истории» Ливия, можно говорить о том, что именно в этих книгах погодное изложение выстроено вокруг хронологической последовательности консульских лет и включает информацию о повседневной практике ведения внутригородских дел.
В то же время уже в I декаде (за исключением I книги) повествование обрамляется погодной сменой магистратов. Вторую книгу Ливий начинает с указания на предмет своего повествования: это деяния римского народа мирные и ратные, а также власть законов. Отдельно отмечаются как предмет повествования годичные должностные лица, причем для Ливия наличие ежегодно сменяемых должностных лиц является признаком свободы римского народа9. Это дало основание исследователям усмотреть существовавшую в сознании историка связь анналистического метода изложения с установлением политической свободы10.
Прежде всего следует обратить внимание на сложности, связанные с консульскими парами первого года Республики. Их у Ли-
вия четыре и составлены они из пяти консульских имен. Историк нашел эти имена в своих источниках с некоторыми разночтениями11 и, собрав воедино, должен был объяснить сложившуюся ситуацию. Эту функцию выполняют вставные новеллы о заговоре знатных юношей против Республики12, о битве римлян с этрусками, которая закончилась тем, что неприятель признал неправой борьбу против народа, освободившего себя от тиранической власти последнего царя13 и о народном недовольстве поведением Публия Валерия, заподозренного в стремлении к царской власти14. Драматизм повествования заменяет историческое время, которое еще не начало разворачиваться, застыв в одной точке.
Кроме того, дважды повествование Ливия в первой декаде выпадает из анналистической схемы. Первый раз лакуна приходится на годы с 490 по 488-й и заполняется легендой о Кориолане, которая представляет собой вполне самостоятельную сагу, не имеющую какой-либо хронологической привязки, кроме представления о связи с основанием храма Fortuna Muliebris15. Второй раз отступление от анналистической схемы изложения связано с пятилетней анархией, которая предшествовала принятию законов Лициния и Секстия16.
Остановимся подробнее на том, как соединяется легенда о Кориолане с текстом основного повествования у Ливия. Чтобы оценить своеобразие Ливиева рассказа, необходимо сопоставить его с тем, как передает сагу о Кориолане Дионисий Галикарнасский. У Ливия рассказ о Кориолане отодвигает основное повествование на второй план и как бы замораживает его, поскольку историк не располагает для этого временного отрезка консульскими парами, с помощью которых измеряется время. Иначе сага о Кориолане вписывается в повествование Дионисия: она разбита на несколько частей и встроена в анналистическую схему изложения. Воинские подвиги Марция при взятии Кориол пришлись на 493 г. до н. э. и случились в консульство Постума Коминия и Спурия Кассия17. Гай Марций снова появляется в 492 г. до н. э. в консульство Тита Гегания и Публия Минуция в связи с волнениями плебса из-за повышения цен на хлеб вследствие неурожая. Раздор, разгоревшийся из-за нехватки хлеба, перерос в конфликт консулов и плебейских трибунов18. Дальнейшая судьба Марция связана с распределением закупленного хлеба, доставленного в Рим в 491 г. до н. э. в консульство Марка Минуция
Авгурина и Авла Семпрония Атратина. Марций выступил за продажу хлеба плебеям по максимально высоким ценам, что и предрешило его участь. Нападки на него и осуждение представлены Дионисием на фоне конфликта консулов и плебейских трибунов. Накал страстей выливается в произнесение обеими сторонами многочисленных пылкий речей. Этот конфликт дополняется перепалками самого Марция с плебейскими трибунами. Именно в связи с осуждением Марция Дионисий (7.59.3-8) подробно описывает механизм голосования по центуриям, появление которого в римской традиции принято связывать с реформой царя Сервия Туллия, правившего в середине VI в. до н. э. Заканчивается эта часть уходом Марция в изгнание19.
Пребывание Марция у вольсков, посольство римских женщин во главе с его матерью и женой и, наконец, смерть Кориолана охватывают два года (489 и 488 г.) с отмеченными для них соответствующими консульскими парами20. Таким образом, мы видим, что в повествовании Дионисия легенда о Кориолане подчинена жесткой анналистической схеме изложения, тогда как у Ливия она присутствует в качестве самостоятельного рассказа, нарушающего анна-листическую схему изложения, изъяв из нее два консульских года. Почему Ливий отступил в данном случае от анналистической схемы изложения, которой он строго придерживался, начиная с рассказа об основании Республики? Конечно, можно предположить, что Ливий не нашел этих консульских пар в своих источниках. Но можно предложить и другое объяснение. Интересно, что сам Ли-вий столкнулся с аналогичной ситуацией в сочинении анналиста Кальпурния Пизона, которое послужило ему одним из источников при описании событий 305 г. до н. э. Ливий (9.44.3-4) отметил, что Пизон изъял два года, для которых у самого Ливия имелись консульские пары, и сделал это, по объяснению историка, либо по недосмотру (memoriane fugerit), либо сознательно, считая, что их не было (consulto ...falsos ratus). Думается, что данное объяснение можно отнести и к самому Ливию, который опустил две пары консулов в период с 490 по 488 г. и сделал это, вероятно, сознательно21, обеспечив легенде о Кориолане целостность изложения.
В целом погодное изложение в I декаде Ливия отличается по содержанию от такого же изложения в книгах с XXI по XLV. Некоторые годы практически целиком заполнены рассказами о воен-
ных кампаниях, при этом внутригородские проблемы отодвинуты на задний план. Крайне редко упоминаются продигии, а смерти жрецов - только дважды, да и то как часть рассказов о разразившихся эпидемиях и их последствиях22. В ряде случаев о событиях, последовавших за избранием очередной консульской пары (или коллегии военных трибунов с консульской властью), говорится бегло: указываются направления военных походов или перечисляются основные события года23. Но встречались и такие годы, о которых Ливий вообще ничего не мог сказать, хотя и отмечал консульские пары.
Сравним, где это возможно, наполнение анналистической схемы у Ливия и Дионисия Галикарнасского. Под 500 г. до н. э. у Ливия (2.19.1) отмечена консульская пара - Сервий Сульпиций и Маний Туллий. Характеристика всего консульского года умещается в одну фразу: nihil dignum memoria actum («ничего достопамятного не сделано»). У Дионисия (5.52-7) же этот год оказался богатым на события: фиденяне отпали от Рима и выгнали римских послов; консул М. Туллий отправился с войском против фиденян и осадил их город; латины вырабатывают общие условия, которые бы заставили римлян оставить Фидены. В самом Риме сторонники Мамилия Тарквиния организовали заговор бедняков и рабов против аристократии и в поддержку изгнанных тиранов, но два брата из дома Тарквиниев сообщили о заговоре одному из консулов. Этот же консул произносит речь в сенате перед послами латинов, а самим сенаторам рассказывает о заговоре. Затем Дионисий считает своим долгом рассказать о том, как был подавлен заговор и какова была участь заговорщиков. При этом историк оправдывает свое намерение следующим образом: «Другой просто посчитал бы достаточным указать лишь самую суть дела, что [консул] захватил всех причастных к упомянутому заговору и казнил их, - как то, что нуждается в кратком прояснении. Я же, полагая, что наиболее интересным в этой истории является способ ареста мужей, решил не опускать [это событие], будучи убежден в том, что читателям для их пользы недостаточно будет услышать только сам итог всего произошедшего»24. Приведенное объяснение Дионисия, особенно его акцент на своей авторской позиции («другой просто посчитал бы достаточным указать лишь самую суть дела», «я же ... решил не опускать [это событие]...»), позволяет предположить, что
грек встретил в своих источниках оба варианта описания этого консульского года - развернутое и сокращенное - и сделал свой собственный выбор.
Под 467 г. до н. э. Ливий сообщает о распределении театра военных действий между консулами этого года Титом Сицинием и Гаем Аквилием25. В повествовании Дионисия (8.64-67) вместо краткой заметки сохранился подробный рассказ о событиях этого года. Сначала излагаются все перипетии подготовки войны с герниками, далее описывается тяжелая и кровопролитная битва с ними, завершившаяся победой римлян, связанной с именем консула Аквилия. Этот подробный рассказ соответствует ливиевой констатации факта: Aquilio Hernici provincia evenit; eo anno Hernici devicti («Аквилию были поручены герники; герники в этот год были побеждены окончательно»). Далее Дионисий переходит к деяниям другого консула, которому, согласно Ливию, были поручены вольски. Дионисий описывает тяготы сражения, переносимые вольсками, и говорит об их потерях; подробно рассказывает об атаке римлян на лагерь воль-сков, в результате которой неприятельское войско было разбито, а их командир убит. За эту победу консул был удостоен триумфа. С полным драматизма рассказом Дионисия о войне с вольсками контрастирует краткая заметка Ливия: Sicinio Volsci provincia evenit («Сицинию были поручены вольски»). А вот продолжение этой заметки у Ливия: cum Volscis aequo Marte discessum est («война с вольсками не принесла ни успеха, ни поражения») - не только не сопоставимо с объемом дионисиева повествования, но отличается от него и по содержанию: «ничья» у Ливия против триумфальной победы римлян у Дионисия.
Еще один пример относится к 456 г. до н. э. Ливиев рассказ о нем выдержан в жанре хроники: мир и дома, и с соседями, осложнения с продовольствием из-за непрерывных дождей; проведение закона о распределении наделов на Авентинском холме; избрание плебейских трибунов, тех же, что и в прошлом году26. Дионисий (10.31-32), подтвердив мир и спокойствие на римских границах, разворачивает повествование за счет подробностей столкновения плебейских трибунов во главе с Ицилием с консулами этого года. Далее характер его повествования меняется: из цветистого, сдобренного риторическими приемами, оно превращается в сдержанный рассказ о принятии законопроекта трибуна Ицилия о разделе
плебеями земли на Авентине, причем рассказ этот снабжен деталями антикварного характера. Во-первых, Дионисий передает содержание закона; во-вторых, назван единственный сенатор, Гай Клавдий, который выступал против законопроекта; в-третьих, перечисляются все сакральные действия, сопутствовавшие утверждению закона в центуриатном собрании. Отмечается даже материал, на котором был записан текст закона, и называется место, куда он был помещен на хранение27.
Итак, в этом эпизоде Дионисий проявляет себя не только более красноречивым автором, но и более осведомленным в деталях архивно-антикварного происхождения. Эти же сведения (скорее всего, как информация документального происхождения, перешедшая в работы историков-анналистов) могли быть и в распоряжении Ливия. То есть оба историка опирались на источники, одинаковые по жанру и в целом совпадавшие по содержанию. Таковыми, по единодушному признанию исследователей, являются сочинения младших анналистов - историков I в. до н. э. Именно они наполняли свои сочинения большим количеством деталей, которые отсутствовали у их предшественников28. Оставим в стороне дискуссию о степени исторической достоверности тех сведений, которые содержались в произведениях младших анналистов29. Для нас важен факт присутствия в их сочинениях самой разнообразной информации, которая подавалась вперемешку с речами, выстроенными по всем правилам ораторского искусства. Все это значительно увеличивало объем исторических сочинений младших анналистов по сравнению с авторами II в. до н. э.30
Как известно, сочинения младших анналистов сохранились фрагментарно или в виде цитат в работах авторов последующих эпох. На основании этих отрывочных сведений исследователи стремятся восстановить структуру и содержание их сочинений. Результаты этих исследований позволяют высказать предположение о том, что в действительности мы располагаем хорошо сохранившимся образцом младшей анналистики. Это «Римские древности» Дионисия Галикарнасского, строго выдержанные в анналистической форме, наполненной соответствующим содержанием: рассказ о войнах Рима с соседями и внутренних раздорах дополняется деталями антикварного характера, относящимися к древним обычаям, законам и институтам римлян31. Причем Дионисий выделяет наиболее до-
стоверную часть подобной информации - церемонии (та угубцеуа), связанные с почитанием божеств. То есть речь идет о сведениях сакрального характера, сохранение и передача которых находились в ведении жреческих коллегий. Таким образом, Дионисий, а значит, и младшие анналисты соединили в своих сочинениях анналистиче-ский подход к описанию исторического прошлого, риторику и сведения антикварного характера32.
Вернемся к Ливию и отметим тот факт, что в первой декаде его сочинения по количеству сносок преобладают младшие анна-листы33 против трех сносок на сочинение родоначальника римского историописания Фабия Пиктора34 и четырех на Кальпурния Пизона35. Создается впечатление, что Ливий сделал свой выбор в пользу младших анналистов. Однако преобладающее количество сносок на сочинения младших анналистов еще не свидетельствует о том, что Ливий полностью зависел от них. При ближайшем рассмотрении его текст представляет собой более сложную структуру. Достаточно обратить внимание на методику работы Ливия с сочинениями своих предшественников. Так, он обращается к Ли-цинию Макру только для того, чтобы показать, что в данном случае тот является ненадежным источником36. В другом случае его мнение приводится как подтверждение уже изложенного37. Еще раз рассказ Лициния Макра противопоставляется тому, что Ли-вий (9.46.3) нашел в «иных летописях» (т quibusdam аппаИЬ^). Иногда он приводит точки зрения Макра и Туберона только для того, чтобы отказаться от них, потому что находит иное сообщение у Пизона - «старейшего из летописцев». Но и его точку зрения Ливий (10.9.10-12) не принимает. Ливий хорошо знает и использует то, что пишет Клавдий Квадригарий, однако другие, и более многочисленные, источники заставляют его думать иначе38. Да и старшим анналистам Ливий доверяет не больше: он сомневается, верить ли рассказу Фабия39, отмечает неточности, допущенные Пизоном40 и даже, как мы видели, отвергает предложенный им вариант развития событий.
Все это, конечно, не ставит под сомнение тот факт, что сочинение Ливия основывалось на анналистической традиции. Однако более объемное повествование Ливия требовало больше материала, чем мог предоставить любой из его предшественников. Поэтому труд Ливия сложнее по своей структуре, чем простое следование
одному источнику на разных этапах повествования. Ливий не оставлял без внимания даже мелкие детали, которые он находил в сочинениях своих предшественников. Он знал разные версии событий и иногда смешивал их. Это отчетливо видно уже на примере I декады. С одной стороны, в тексте Ливия присутствует его собственное представление о римской истории, которое он передает без непосредственного обращения к тому или иному источнику41. С другой стороны, выстраивание отдельных эпизодов требовало более близкого знакомства с работами своих предшественников, а это, в свою очередь, заставляло обращать внимание на детали рассказов. Попытка разобраться в этих деталях часто не давала положительного результата, выводя автора опять на уровень макроповествования, где мелкие подробности теряли свою важность, подчиняясь главной цели сочинения - создания монументального образа римского народа42. Это отличает труд Ливия не только от работ его предшественников, в частности младших анналистов, но и от сочинения Дионисия Галикарнасского, который, сделав выбор между кратким отчетом и подробным рассказом в пользу последнего, строго следовал канону младшей анналистики.
Таким образом, сопоставив описание одних и тех же эпизодов у Ливия и Дионисия, можно сделать вывод о том, что в отдельных случаях римлянин сознательно «сжимает» повествование, руководствуясь, очевидно, каким-то замыслом. Каким? Ответ на этот вопрос лежит за пределами I декады и требует бросить взгляд на ту часть сочинения Ливия, о которой мы имеем представление лишь по периохам.
Ливиевы периохи имеют свою историю изучения и круг наиболее дискутируемых проблем, среди них - проблема следования анналистическому образцу изложения. Отступления от него отмечаются начиная с 91 г. - начала Союзнической войны, когда повествование становится более пространным. Нарушение традиционного ритма смены республиканских институтов в I в. до н. э. сделало невозможным следование прежнему образцу погодного изложения. Более того, исследователи считают, что в периохах к книгам ЬХХ!-ХС, в которых охватывался период с 91 по 78 г., Ливий впервые позволил себе отклониться от строго анналистического принципа изложения, когда нужно было сконцентрировать внимание на событиях протяженностью свыше двух лет43.
Ливий вновь возвращается к анналистическому образцу во временном промежутке от смерти Суллы до возобновления гражданской войны в 49 г., разделяя рассказы о кампаниях Помпея, Цезаря и других полководцев на части, составленные по годам. Однако к схеме, характерной для повествования в III и IV декадах, Ливий уже не вернется, так как нарушились регулярные перемещения консулов между Римом и театром военных действий. Повествование Ливия изменило форму потому, что система республиканских магистратур переживала кризис, связанный с уменьшением значения магистратской власти, и не могла больше поддерживать возникшую на ее основе анналистическую форму исторического повествования.
Итак, мы видим, что структура Ливиева погодного изложения выглядит по-разному в разных частях его сочинения. В чем причина неоднородного содержательного наполнения единой для всего сочинения формы? Как в таком случае относиться к «несовершенной» форме анналистического повествования в I декаде сочинения Ливия? Чем можно объяснить подобное расхождение между формой и содержанием в рамках одного сочинения?
Отвечая на эти вопросы, исследователи выдвигали разные предположения. Например, в расчет бралась нацеленность римской историографии (в том числе и анналистики) на подробное описание современных автору событий, что само по себе ограничивало интерес к отдаленному прошлому и приводило даже к сокращению материала, найденного в источниках. Такое объяснение вызывает серьезные возражения. Достаточно всмотреться в процесс становления анналистики как историографического жанра, чтобы увидеть, что предшественники Ливия (от автора к автору) наращивали ту часть повествования, которая пролегала между мифическим прошлым и современностью, являясь историей в собственном смысле этого слова44. Этот результат можно связать с появлением новых источников информации, в частности с публикацией в последней трети II в. до н. э. понтификальной хроники.
В качестве другой причины указывают на природу материала, доступного Ливию и его предшественникам. Под этим материалом понимаются архивные документы, количество которых для Ранней Республики было крайне ограниченным, в то время как для Средней и Поздней Республики Ливий передает множество деталей внутригородской жизни, заимствованных главным образом из
архивных источников, попавших в его текст из вторых рук, т. е. из сочинений его предшественников - историков-анналистов, причем в уже достаточно искаженном виде. Однако не следует возлагать большие надежды на архивные материалы как на основной источник информации и для Ливия, и для его предшественников, и вот почему.
В специальных исследованиях, посвященных состоянию архивов в Древнем Риме и возможности использования архивных материалов, делается вывод о том, что в Риме вплоть до II в. н. э. даже наместники провинций не имели надежных архивов45. Состояние архивов в эпоху Поздней Республики можно представить себе по письмам Цицерона к Аттику, в которых он поручает своему другу «раскопать» необходимую для него информацию46. Направление поиска и затраченные на получение результата усилия позволяют представить себе состояние архивов в Римской Республике. Документы, как правило, оседали в домашних архивах, которые зачастую превосходили государственные, при этом римляне не проводили четкого разграничения между оригиналом документа и его копией. Более того, хранившиеся в архивах, каковыми были также и храмы, документы не всегда были доступны тем, кому они были нужны47. Подобную ситуацию М. Финли охарактеризовал как зачаточное состояние государственного архива48. Конечно, архив как государственный институт эллинистического типа не существовал в Риме, да он и не нужен был римской аристократии. Обладание информацией приравнивалось к обладанию властью, что в полной мере согласовывалось с олигархическим характером Римской Республики49. Вряд ли в эпоху Ранней Республики, отраженной в книгах II-X «Истории» Ливия, ситуация с архивами была иной. Ее не изменил даже количественный рост документов, отмеченный с начала III в. до н. э.
Некоторые исследователи относят к числу архивных материалов Annales Maximi, которые, с их точки зрения, с этого времени становятся более подробными. Однако мы уже обращали внимание на то, что для римских историков основным источником информации сакрально-правового содержания были не Annales Ma-ximi, но записи, которые велись в жреческих коллегиях, и, прежде всего, анналы понтификов, которые в последней трети II в. до н. э. превратились из погодных календарных записей в «государствен-
ную летопись», ставшую примером понтификальной «историографии»50.
При ответе на поставленные выше вопросы, на наш взгляд, следует учитывать такой важный фактор, как природа римского республиканского общества и ее изменение. Наблюдая кризис консульской власти и вообще системы годичных магистратур в Риме, Ливий, вероятно, не мог не задуматься о том времени, которое последовало за изгнанием последнего царя и стало точкой отсчета формирования новой системы исполнительной власти. На это время приходилось немало отклонений от традиционной консульской власти, свидетельства о которых Ливий находил в своих источниках. Стремясь уложить их в «прокрустово ложе» анналистической формы, Ливий, как мы уже видели, сознательно сжимал повествование о некоторых консульских годах, пространные рассказы о которых он находил в сочинениях младших анналистов. Именно стремление показать постепенный рост могущества римского государства и становление механизма, с помощью которого это могущество было достигнуто, отличает сочинение Ливия от его предшественников - младших анналистов - и его современника -Дионисия Галикарнасского51. Этим объясняется разное содержательное наполнение анналистической формы повествования в сочинении Ливия.
«Зарождение и рост» римской державы проходит у Ливия следующие этапы: единоличная царская власть (I книга), длительное по времени становление годичной консульской власти (книги II-X), апогей магистратской системы в эпоху Средней Республики (III-IV декады), кризис магистратской формы правления в I в. до н. э. (пе-риохи), за которым уже угадывался переход к единоличной власти принцепса. Это позволяет предположить, что «зарождение и рост» римского государства в том виде, как он представлен у Ливия, укладывается в созданную Полибием схему конституционного развития. Пройдя все отмеченные выше этапы эволюции форм государственной власти, римское государство завершило конституционный цикл ( àvaK^Klœciç), который, в свою очередь, у Полибия не имел ни рождения, ни расцвета, ни упадка. Тем самым процесс развития (по Ливию - «зарождения и роста») помещается в запрограммированные циклические рамки, являясь, таким образом, внешней формой исторического движения52, которое в то же время отражено в ан-
налистической повествовательной структуре. Развитие во времени заменяется здесь развитием в пределах конституционного цикла.
Таким образом, можно сказать, что теория конституционного развития Полибия, вобравшая в себя все достижения греческой фи-лософско-политической мысли, нашла в сочинении Ливия истинно римскую форму воплощения - анналистическое повествование. Консульская магистратура предстает в этом повествовании как изначально существовавшая форма политической власти, а ежегодное возвращение к ее началу в виде рассказа о подготовке и проведении консульских выборов формирует и поддерживает представление о неизменной преемственности, существовавшей в жизни римского гражданского коллектива. Само же анналистическое повествование было не только способом и формой фиксации исторической памяти, но и задавало объем и содержание информации, подлежащей фиксированию.
Говоря о I декаде, мы присоединяемся к распространенному в исследовательских работах мнению о том, что в книгах II-X ан-налистическая форма изложения не наполняется тем содержанием, которое характерно для нее в III и IV декадах53. Причиной же своеобразного использования Ливием анналистической схемы мы считаем тот факт, что в эпоху Ранней Республики, отраженной в I декаде, еще не сложилась административная практика, которая позволила бы историку наполнить консульский год достаточной информацией о внутригородских делах и передвижениях консулов между Римом и местами проведения военных кампаний.
Примечания
Polyb. 1.14.4-6; 2.56.2,10; 3.32.10; Liv. Praef. 6,10. Liv. Praef. 6: quae ante conditam condendamue urbem poeticis madis decora fabulis quam incorruptis rerum gestarum monumentis tradun-tur...
Подробнее см.: PfeiferR. History of Classical Scholarship from 1300 to 1850. Oxford, 1978.
Особо прочные позиции этот метод занял в отечественной историографии, став, по сути дела, единственным. В наиболее сконцентрированном виде он представлен в статье В.Н. Токмакова «Тит Ливий как зеркало римской историографии», опубликованной в сборнике статей:
3
4
Древнее Средиземноморье: религия, общество, культура I Под ред. О.П. Смирновой, А.Л. Смышляева. М., 2005. С. 114-134.
5 Вейнберг И.П. Рождение истории. Историческая мысль на Ближнем Востоке середины I тыс. до н. э. М., 1993. С. 66 со ссылкой на литературу.
6 Oakley S.P. Livy and his Sources II Livy I Ed. J.D. Chaplin, C.S. Kraus. Oxford, 2009. P. 439, 446. Ливий отмечает время от времени отсутствие синхронных описываемым событиям свидетельств, подчеркивая важность для историка рассказов современников. Так, при описании II Пунической войны Ливий (22.7.4) придерживается Фабия, современника этой войны (aequalem temporibus huiusce belli). Рассказ о II Самнитской войне для Ливия (S.40.5) осложняется отсутствием свидетельств, исходящих от современников событий (nec quisquam aequalis temporibus illis scriptor exstat quo satis certo auctore stetur). Ср.: Полибий (1.14.3-5; 3.9.1-5) предостерегал читателя от доверия Фабию именно как современнику описываемых событий, обвиняя его в пристрастии к римлянам.
7 Впервые эта точка зрения была высказана в: Verbrugge G.P. On the Meaning of Annales, on the Meaning of Annalist II Philologus. 19S9. Vol. 133. P. 221 f. См. также: Chaplin J.D., Kraus C.S. Introduction II Livy I Ed. J.D. Chaplin, C.S. Kraus. Oxford, 2009. P. S.
8 Мы оставляем в стороне проблему использования в этих книгах Ливия неанналистических источников, в частности «Истории» Полибия, и встраивания его материала в анналистическую схему изложения. Подробнее об этом см.: Tränke H. Livy and Polybius II Livy. P. 476-495.
9 Liv. 2.1.1: liberi iam hinc populi Romani res pace belloque gestas, annuos magistratus, imperiaque legum potentiora quam hominum peragam. Ср.: Cic. de rep. 2.3.
10 Rich J. Srtucturing Roman History: The Consular Year and the Roman Historical Tradition II Livy.P. 126.
11 Liv. 2.S.5: apud quosdam veteres auctores non invenio Lucretium con-sulem; Bruto statim Horatium suggerunt.
12 Liv. 2.3.2-5.S. Анализ этого эпизода традиции см.: Сидорович О.В. Adu-lescentes nobiles в античной традиции о начале римской Республики II Классическая филология как компонент высшего гуманитарного образования. Вып. 347. Сборник научных трудов. М., 19S9. С. 10S-114.
13 Liv. 2.6.1-7.4. Liv. 2.7.5-S.1. В. Ине рассматривал П. Валерия Попликолу как преемника царей с диктаторской властью (Ihne W. Römische Geschichte. Bd. 1. Leipzig, 1SS3. S. 152). Такого же мнения придерживался и
14
А. Швеглер (SchweglerA. Römische Geschichte. Bd. II. Tübingen, 1870. S. 83, Anm. 2).
Liv. 2.34-39. Подробнее см.: Сидорович О.В. Гней Марций Кориолан: легенда и история // Античность Европы. Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. И.Л. Маяк, А.З. Нюркаевой. Пермь, 1992. С. 9-15.
Liv. 6.35.10. Подробнее см.: von Fritz K. The Reorganization of the Roman Government in 3666/7 y. B.C. and the so-called Licinian-Sextian Laws // Historia. 1950. Vol. 1. P. 3-44. Dionys. 6.49.1 = Liv. 2.33.5-9. Dionys. 7.19.3. Dionys. 7.67.1-3.
События 490 г., когда консулами были Квинт Сульпиций Камерин и Спурий Ларций Флав, протекают без участия Марция (Dionys. 7.68.1). В 489 г. до н. э. консулами были Гай Юлий Юл и Публий Пинарий Руф (Dionys. 8.1.1), а в 488 г. - Спурий Навций и Секст Фурий (Dionys. 8.16.1). Дионисий (8.59.1-4) говорит о смерти Марция от рук вольсков. Ср.: Liv. 2.40.11, где приводится иная версия со ссылкой на Фабия Пиктора, согласно которой Кориолан дожил в изгнании до глубокой старости.
21 У Дионисия Галикарнасского, как мы отметили (см. примеч. 20), эти два года имеют соответствующие пары консулов.
22 Liv. 3.7.6, 32.3. Сообщения датируются 463 и 453 гг. до н. э. Дионисий в соответствующих отрывках (9.67-68; 10.53.1-8) не упоминает о смерти жрецов, хотя подробно рассказывает о пандемии, охватившей Рим и его окрестности.
23 Liv. 2.40.14; 3.31.1; 6.5.7-8. Dionys. 5.56.1 "AllojmevoSvavtijápoxpflvúpélaPevaütotoKefálaiov eipeTv,6ticu11aßrovtou5metacx0vta5trovapopp»trovßou1eumatrovapeK-teivev,ró5Ó1ÍYh5toT5PpáYmaci8h1rócero58éov-éYro8eKait0vtpópovtÁ5 cu11»yero5trováv8províctopía5aXioveivaivomíca5eKpivam^pape10eTv,év9u-moúmevojotitoTjávaYivrácKoucitájíctopíajoüxÍKavóvéctiveíjroféleiav то téloj auto trov ppax9évtrov áKoúcai
Liv. 2.40.14: Consules T. Sicinius et C. Aquilius. Sicinio Volsci, Aquilio Hernici (nam ii quoque in armis erant) provincia evenit. Eo anno Hernici devicti. Cum Volscis aequo Marte discessum est. Liv. 3.31.1: Deinde M. Valerius Sp. Verginius consules facti. Domi fori-sque otium fuit; annona propter aquarum intemperiem laboratum est. De Aventino publicando lata lex est. Tribuni plebis iidem refecti. Dionys. 10.32.4: _65éctivévct»1vxalKÍYeYpammévo5,¿vávé9ecavévtro Auevtívro
24
28 Один из таких примеров - принятие законов Лициния и Секстия -исследован К. фон Фритцем (von Fritz K. Op. cit).
29 Об этом см.: Сидорович О.В. Анналисты и антиквары: римская историография конца III—I в. до н. э. М., 2005. С. 145-155.
30 Так, самый известный историк I в. до н. э. — Валерий Анциат — изложил историю Рима от основания Города до смерти Суллы в 75 книгах, тогда как родоначальнику анналистического жанра Л. Кальпурнию Пизону понадобилось 7 книг, чтобы изложить римскую историю от прибытия Энея до современных автору событий.
31 Dionys. 7.70.2.
32 Об интересе Дионисия к антикварной информации см.: Gabba E. Dionysius and the History of Archaic Rome. Berkeley, 1991. P. 118 f.
33 Это Лициний Макр, Элий Туберон, Валерий Анциат и Клавдий Квад-ригарий. Liv. 3.5.13; 4.7.12, 20.8, 23.2; 6.42.5; 7.9.4; 8.19.13; 9.5.2, 38.16, 46.3; 10.9.10, 37.13.
34 Liv. 2.40.11; 8.30.9; 10.37.14.
35 Liv. 2.32.3, 58.2; 9.44.3; 10.9.12.
36 Liv. 7.9.3—5.
37 Liv. 9.38.16.
38 Liv. 6.42.5—6.
39 Liv. 8.30.9: seu credere libet Fabio auctori (если верить рассказу Фабия). Liv. 9.44.3—4.
Уже Цицерону (de rep. 1.62; de leg. 2.10) были известны основные вехи римской истории: изгнание Тарквиния, возмущение народа, появление консулов, введение провокации, уход плебса из Рима. Г.С. Кнабе говорит о двух регистрах повествования в «Истории» Ливия — хроникальном и образном — и ориентации автора на второй из них (Кнабе Г. С. Историческое сочинение Тита Ливия и Рим его времени // Кнабе Г. С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 424 сл. Rich J. Op. cit. P. 131.
Подробнее об этом см.: Сидорович О.В. Анналисты и антиквары. С. 155.
Ando C. Imperial Ideology and Provincial Loyalty in the Roman Empire. London, 2000. P. 80.
Cic. Att. 13.6.4, 30.3, 32.2, 33.3, 4.1. Речь идет о десяти легатах Муммия. Plut. Cat. Min. 16—17.
Finley M.I. The Ancient Historian and his Sources // Finley M.I. Ancient History. Evidence and Models. London, 1985. P. 15. О состоянии архивов в Римской Республике см.: Сидорович О.В. Ана-листы и антиквары. С. 61—89 с указанием на историографию.
40
41
43
44
46
47
48
50
51
Сидорович О.В. Там же. С. 72-76.
В предисловии к своему сочинению Ливий дважды возвращается к мысли об эволюции Римского государства (Liv. Praef. 4: et quae ab exi-guis profecta initiis eo creverit ut iam magnitudine laboret sua; 9: per quos viros quibusque artibus domi militiaeque et partum et auctum imperium sit).
Подробнее о теории конституционного развития Полибия см.: Сидорович О.В. Pax Romana во «Всеобщей истории» Полибия // Новый исторический вестник. 2001. № 2. С. 26-30.
Дж. Рич считает, что для I декады вообще не существовало общепринятой формы погодного изложения (Rich J. Op. cit. P. 128).
52
53
